пить можно всем необходимо только знать расул гамзатов
Песня винной бутылки.
– Буль-буль, буль-буль!
Я знаю вас,
Я помню ваши речи.
С меня срывали всякий раз
Вы шапочку при встрече.
И опрокидывали всласть
Над нижнею губою,
Зато потом контроль и власть
Теряли над собою.
Я градом капелек, буль-буль,
Без лишних заковырок,
В башках у вас, как градом пуль,
Пробила сотни дырок.
– Буль-буль, буль-буль —
простой напев,
Его внимая знаку,
Вы то лобзались, захмелев,
А то кидались в драку.
Не пряча слез,
меня кляня,
К столу склонялись лбами
И становились для меня
Покорными рабами.
Звучал напев:
«Буль-буль, буль-буль»,
И жены уходили
Порой от вас не потому ль,
Что вы меня любили?
Я вам не раз в похмельный час
Огонь вливала в глотку
И отправляла многих вас
За трезвую решетку.
Буль-буль, буль-буль!
текло вино,
А мне какая горесть,
Что с кошельками заодно
Вы пропивали совесть?
Случалось, видели чертей
Вы с козьими рогами,
Ругали преданных друзей
И чокались с врагами.
Немало жертв,
летя с горы,
Унес поток жестоко,
Но унесла в тартарары
Я больше жертв до срока.
Буль-буль, буль-буль,
прошу налить.
Долой, что не отпето!
Меня любить — себя сгубить,
Но не страшит вас это.
Надписи на винных рогах.
Давайте пить, коль пьётся,
А повод пить найдётся.
Кто пил вино, ушёл, кто пьёт, уйдёт,
Но разве тот бессмертен, кто не пьёт?
Порой не знает даже бог
Того, что слышал винный рог.
Как хочешь пей – помалу иль помногу,
Но только к дому не забудь дорогу.
Мудрец порой глупеет, если пьёт…
Бывает, впрочем, и наоборот.
От дождика – трава,
От выпивки – слова.
Тот пьёт вино, кому запрещено,
И тот, кто запрещает пить вино.
Ты льёшь вино и пьёшь,
Как царь и повелитель,
Постой, ещё поймёшь,
Что ты его служитель.
Пить можно всем,
Необходимо только
Знать, где и с кем,
За что, когда и сколько.
Поделитесь с друзьями:
Смотрите также:
вино стихи
Комментарии:
Жизнью следует наслаждаться как превосходным вином, глоток за глотком с передышкой. Даже лучшее вино теряет для нас всякую прелесть, мы перестаем его ценить, когда пьем как воду.
Л. Фейербах
Этанол, вода, прокисший виноград. Отёчные морды, нарушенная координация, оскотинившееся люди. Это что по факту, без ложной поэзии.
Все это делают для одного и того же. Что бы в той или иной форме отключить себе мозги, совсем или частично.
А картинки со стихами не сочетаются:)) Картинки зовут пригубить)))А стихи наоборот. Но, все равно +
Алкоголь ведет к деградации личности, помните об этом
Жизнь приводит к смерти. И что?
Жизнь не приводит к смерти, жизнь ею кончается. К смерти приводит глупость и невежество.
Правильно!В хорошей кампаний не следят кто пьёт,а кто нет.
Но наливают всем!
Вода не утоляет жажды, я как то пил ее однажды
Но так неприятно смотреть на пьяных. Уж лучше или всей компанией пить или не пить совсем и всем
Закон вина, считающийся с тем
Кем пьется, много ли и с кем,
Когда соблюдены все эти оговорки
Пить признак мудрости, а не порок совсем.
Опять же наш Омар Хайям
Как всегда проблема в ответах на несколько вопросов:
Зачем? Что? Где? Когда? С кем? Сколько? Последовательность не слишком важна, важно не лгать самому себе. Проблема в том, что многие не знают меры, точнее у них своя «мера» и своё представление о приличиях. Поставила плюсики некоторым комментам, а посту ничего не дам, хотя люблю Гамзатова. Просто слишком много людей трактуют его слишком вольно, а потом «ухрюкиваются» (и добро бы просто спать шли!)
ооо. винооооо. вотка самогон, пиво, пьянство, секас с пьяными бабаме. крутааааа. пиво пить, тиолке давать. рашке хана.ыыыыыыыыыыыы
О Хайяме, Гамзатове и вине
Мне предложение поступило
Тут о шампанском написать.
Все блюда всякие хвалила.
Пора и о вине сказать.
Сейчас не злоупотребляю,
А раньше было доводилось.
Компания была такая,
Что пить там много приходилось.
Ну что тут вам могу сказать,
Вдруг захотелось мне цитату.
Вам предложить и написать,
О том, что было так когда-то.
«Пить можно всем,
Необходимо только,
Знать: где и с кем,
За что, когда и сколько?»
Такие мудрые слова
Изрек в стихах давно когда-то
наш замечательный поэт
Любимый наш Расул Гамзатов.
А вот что нам сказал Хайям:
«Пить можно всем,
необходимо только,
Знать: где, когда,
за что и с кем и сколько».
Звучит примерно одинаково,
Скорей всего поэт Гамзатов,
Немного фразу упорядочил,
Чтоб не звучала диковато.
И так вернемся мы к баранам,
Ведь пишем мы об алкоголе.
И было бы наверно странно,
Переходить в другое поле.
В России много водки пьют
И я пила, но не люблю.
Предпочитаю я вино,
Лишь полусладкое одно.
И больше люблю красное,
Ну, иногда шампанское.
Люблю вино французское,
Испанское, грузинское,
И даже вовсе русское,
Домашнее и чистое.
По праздникам и юбилеям
Шампанское я только пью,
А вот вино киндзмараули
Божественное так люблю.
В итоге, что могу сказать,
К Хайяму возвращаясь.
Ведь главное, лишь меру знать,
Пить можно, не спиваясь!
Пить можно всем необходимо только знать расул гамзатов
НАДПИСИ НА КИНЖАЛАХ
Для дружеской руки
Вот рукоять моя.
Для вражеской груди –
Сталь острия!
Приняв кинжал, запомни для начала:
Нет лучше ножен места для кинжала.
Хоть солнце будет жечь его огнем,
Кровь никогда не высохнет на нем.
Чтоб владеть кинжалом, помни, друг,
Голова куда нужнее рук.
Кинжал в руках глупца –
Нетерпелив.
В руках у мудреца –
Нетороплив.
Кинжал хоть не зурна,
И он две песни знает:
О гибели одна,
О вольности другая.
И жалко мне всегда того,
Кто мной уже убит,
И ненавижу тех, кого
Убить мне предстоит.
И глух кинжал твой, и незряч.
Он промахнулся – ты, брат, плачь!
Во всех земных краях
Известно с давших пор:
У храбреца в руках,
И ржавый, он остер.
Клянясь, за рукоять держись,
Но острием его клянись.
Для мести своей святой
Кинжал сирота кует.
Рожденный тем сиротой,
Кинжал рождает сирот.
Однажды где-то пролитая кровь
Кинжалы точит, чтоб пролиться вновь.
Помедли миг пред тем, как брать
Меня рукой за рукоять.
Кинжал горяч бывает,
Хоть холоден как лед.
Детей он не рождает,
Но создает сирот.
Он холоден как лед,
Но на одно мгновенье
Над кем-нибудь блеснет –
И в пламени селенье.
Кинжал тебе не нужен,
Чтоб сдаваться.
Ты вынь его из ножен,
Чтоб сражаться!
Уснем вблизи, и нас беда
В свой час разбудит.
Или ничто уже и никогда
Нас не разбудит.
Кинжал – его узоры и ножны –
Красивей дел, что им совершены.
Ты не хвались, джигита сын,
Своим кинжалом.
Ты обладаешь не один
Таким кинжалом!
Обиду кровь смывала,
Смывала кровь позор.
И только кровь с кинжала
Не смыта до сих пор!
Тем он страшен, тем он жуток,
Что не понимает шуток.
Когда не причинишь другим
Того, что сам терпеть не можешь,
Не будет у тебя причин
Меня вытаскивать из ножен.
Ты потерпел одно мгновенье,
Терпенью твоему хвала!
Еще мгновение терпенья,
И голова твоя цела.
Со мной поймешь ты наконец:
Иной труслив, хоть храбрым звался.
Другой действительно храбрец,
Хоть храбрецом и не считался.
Если я не быстр и туповат,
Ты, хозяин, в этом виноват.
НАДПИСИ НА ВИННЫХ РОГАХ
Наполни гостю рог
И раз, и два, и пять,
Чтоб высказать он мог
Все, что хотел сказать.
Порою делает вино
То, что и сабле мудрено.
Кто пил вино – ушел, кто пьет – уйдет.
Но разве тот бессмертен, кто не пьет?
В час пира нам веселье,
Нам слезы в час похмелья.
Хоть ты и сам себе налил
И, запершись, хлебнул,
А все равно о том, что пил,
Узнает весь аул.
Порой не знает даже бог
Того, что слышал винный рог.
Здесь не вода, не молоко, не чай –
Тех, кто не хочет, пить не заставляй.
Как хочешь пей – помалу иль помногу,
Но так, чтоб к дому не забыть дорогу.
Тот пьет вино, кому запрещено,
И тот, кто запрещает пить вино.
Мудрец порой глупеет, ваш пьет.
Бывает, впрочем, и наоборот.
Ты льешь вино и пьешь,
Как царь и повелитель,
Постой, еще поймешь,
Что ты его служитель.
Хвалю уменье пить вино.
Для жизни, может быть,
Ценней уменье лишь одно –
Совсем вина не пить.
Пить можно всем,
Необходимо только
Знать: где и с кем,
За что, когда и сколько?
За чье ни пил бы ты здоровье,
Свое щадил бы ты здоровье!
Пить можно всем необходимо только знать расул гамзатов
Куда от тревог тебе деться?
Стуча с незапамятных дней,
О, материнское сердце,
Других ты слабей и сильней!
Смелее других и пугливей,
То мягче, чем воск, то — алмаз,
Всех прочих сердец терпеливей
И беспокойней в сто раз.
Мы ссорились дождливым днем,
Мрачнели наши лица:
«Нет, мы друг друга не поймем!
Нет, нам не сговориться!»
И, подавляя стук сердец,
С тобой клялись мы оба,
Что это наконец конец,
Что мы враги до гроба.
Под дождь, летящий с высоты,
Не оглянуться силясь,
Направо я, налево ты Ушли и не простились.
Пошел, руки тебе не дав,
Я к дому своему…
Неважно, прав или не прав, —
… показать весь текст …
Был мне непонятен этот спор.
Что за блажь перепевать друг друга!
Сильному уступишь — не позор,
Слабого осилишь — не заслуга.
Мне все народы очень нравятся,
И трижды будет проклят тот,
Кто вздумает, кто попытается
Чернить какой-нибудь народ!
Напишите на своем кинжале ИМЕНА ДЕТЕЙ, чтоб каждый раз вспыльчивые люди вспоминали то, что забывается подчас. На ружейном вырежьте прикладе ЛИЦА МАТЕРЕЙ, чтоб каждый раз с осужденьем иль мольбой во взгляде матери смотрели бы на вас!
В одно окно смотрели двое…
Один увидел — дождь и грязь,
Она — листвы зеленой вязь,
Весну и небо голубое!
Стояли рядом, но казалось,
Он за окном, как за стеной,
Был скрыт немою пеленой.
Уже надежды не осталось!
Хотя, вот руку протянув,
Коснуться можно плоти дивной,
И дрожь в руках и сердца сильный
Стук возвестит — любовь вернуть
Мы сможем… был бы путь…
Третий мир
Когда я окажусь на свете том —
Отца и маму снова повстречаю!
Беседу не отложим на потом.
— Как на земле?
А я не отвечаю…
Как праведным поведать правду им.
Уж лучше бы родился я немым.
Когда я окажусь на свете том…
И встречу там войной убитых братьев:
— Ну, как страна? Как Родина? Как дом.
Впервые им захочется солгать мне.
Как павшим на полях большой войны
Сказать, что больше нет уж их страны.
… показать весь текст …
МНЕ КАЖЕТСЯ ПОРОЮ, ЧТО И СТРОЧКИ.
Мне кажется порою, что и строчки
Не о любви не напишу я впредь.
Я все свои стихи другие в клочья
Порву и брошу в печь, чтоб им сгореть.
Давно бежит с горы моя дорога,
Кто знает, сколько мне осталось дней.
Жизнь лишь одна, но было б жизней много,
На всё хватило бы любви моей.
И где б я ни был, что б со мной ни сталось,
Пусть лишь любовь живёт в моих стихах.
Не так уж много впереди осталось,
Чтобы писать о всяких пустяках.
… показать весь текст …
Пить можно всем,
Необходимо только
Знать, где и с кем,
За что, когда и сколько!
С любой дороги повернешь обратно,
И лишь дорога жизни безвозвратна.
Мгновенно всё, лишь ожиданье вечно…
Когда я был московским студентом, отец прислал мне денег на зимнее пальто. Получилось так, что деньги я истратил, а пальто не купил. На зимние каникулы в Дагестан пришлось ехать в том же, в чём уехал летом в Москву.
Дома я стал оправдываться перед отцом, на ходу сочиняя всякие небылицы, одну нелепее и беспомощнее другой. Когда я окончательно запутался, отец перебил меня, сказав:
— Остановись, Расул. Я хочу задать тебе два вопроса.
— Задавай.
— Пальто купил?
— Не купил.
— Деньги истратил?
— Истратил.
— Ну вот, теперь всё понятно. Зачем же ты наговорил столько бесполезных слов, зачем сочинил такое длинное предисловие, если суть выражается в двух словах?
Так учил меня мой отец.
Средь горцев поговорка не забыта,
Рождённая ещё в былые дни:
Чтоб выбрать лошадь — осмотри копыта,
Чтоб друга выбрать — в сердце загляни.
Запомни эту мудрость.
А, коль запомнил, вот тебе ещё одна:
Не поднимайся в гору, у которой
Вершина даже в полдень не видна.
Все мудрости в дороге пригодятся,
и третью заодно:
Не забирайся в озеро купаться,
Когда не знаешь, глубоко ли дно.
И, наконец, последний мой совет:
Ты не один на свете проживаешь,
… показать весь текст …
Бывает так. Живёшь — на свете.
Идёт весна — и словно в первый раз
Ты чувствуешь, как молод этот ветер,
И нов капели сбивчивый рассказ…
Красиво любить тоже нужен талант. Может быть, любви талант нужен больше, чем любовь таланту.
Воспеваю то, что вечно ново.
И хотя совсем не гимн пою,
Но в душе родившееся слово
Обретает музыку свою.
И, моей не подчиняясь воле,
Рвется к звездам, ширится окрест…
Музыкою радости и боли
Он гремит — души моей оркестр.
Но когда скажу я, как впервые,
Это Слово-Чудо, Слово-Свет, —
Встаньте, люди!
Павшие, живые!
… показать весь текст …
Как много нынче судей, прокуроров,
Сомнительных, жестоких приговоров…
Подумайте, нужны ли адвокаты,
Когда мы все пред Богом виноваты?!
— Радость, помедли, куда ты летишь?
— В сердце, которое любит!
— Юность, куда ты вернуться спешишь?
— В сердце, которое любит!
— Сила и смелость, куда вы, куда?
— В сердце, которое любит!
— А вы-то куда, печаль да беда?
— В сердце, которое любит!
Есть лишь любовь на свете.
Остальная жизнь — это ожидание любви.
Не торопись
…Я не зову к покою или спячке,
Я сам люблю дыхание грозы,
Но жизнь есть жизнь, а не бега, не скачки,
И в жизни добывают не призы…
Как говорил Расул.
Исполнилось 95 лет со дня рождения аварского поэта всероссийского значения. Чеканность мысли, точность характеристик, образность, сопряжение с таинственной и эпичной горской мифологией. А еще — ироничные тосты, притчи, афоризмы, моментально становящиеся «народной мудростью». «Культура» пообщалась с автором художественной биографии «Расул Гамзатов», вышедшей в серии «ЖЗЛ», писателем, драматургом, другом и переводчиком поэта Шапи КАЗИЕВЫМ.
культура: Гамзатова любили: власть, народ, коллеги. О лауреате Сталинской и Ленинской премий восторженно отзывались скупые на похвалы мэтры — Чуковский и Маршак, среди его переводчиков Наум Гребнев и Яков Козловский, Андрей Вознесенский и Юнна Мориц. Как это получилось?
Казиев: Думаю, Гамзатов — нечто большее, чем наше представление о нем. Литераторов, обласканных властью, хватало всегда, но вектор поменялся и многие оказались псевдокумирами. Потом взошла звезда диссидентов, но и из них далеко не все выдержали испытание временем. Гамзатов не покидал литературного олимпа. В любом творческом процессе очень важно чудо новизны. Не случайно антрепренер Сергей Дягилев говорил своим артистам: «Удиви меня». Это в полной мере относится к стихам Гамзатова — они удивляли, покоряли, очаровывали. Казалось бы, чем? Писал о чувствах, знакомых каждому, — любви, дружбе, привязанности к матери, о доме, о Родине. Но все это обретало у него новый, особенный смысл. Роман карандаша с бумагой рождает новую реальность, поэзия — это всегда тайна, тут недостаточно одного лишь мастерства. Как-то я спросил его: «В чем разница между талантом и бездарностью?» Поэт сложил пальцы и ответил: «Чуть-чуть».
культура: Песни на его стихи исполняли чуть ли не за каждым праздничным столом. А прославил его Марк Бернес, исполнивший «Журавлей»?
Казиев: Его песни пели и раньше, страна успела полюбить его творчество, но когда в 1969 году Бернес исполнил «Журавлей», популярность Гамзатова обрела поистине грандиозный масштаб. Песни вообще очень хорошо «продвигают» поэзию, если это хорошие песни. Взлет поэтической славы Гамзатова пришелся на 60-е. Тогда, судя по заявкам книготорговых организаций СССР, половина бумаги, выделявшейся на публикацию поэтических сборников, уходила на Гамзатова. Случались и казусы. Помню, учась во ВГИКе, собрался на каникулы домой, в Дагестан. Спрашиваю друзей, что привезти. Думаю, попросят икру, коньяк. Все как сговорились: томик Гамзатова. Его книг и на родине было не достать. Пошел искать. Смотрю, стоит огромная очередь за новой книгой Гамзатова, а в нагрузку — двухтомник Пушкина. Узнав об этом, Расул Гамзатович добился прекращения такого своего единения с «солнцем русской поэзии». Пушкина он чтил и любил почти сыновней любовью. И не считал «нагрузкой». А человеком он был влиятельным — высокие посты занимал.
культура: Вспоминают, что даже на официальных трибунах он блистал острословием.
Казиев: Почти каждая его речь разлеталась на афоризмы. До сих пор слышу сотни высказываний. В Дагестане невозможно посидеть за столом, чтобы не услышать: «Как говорил Расул. » Рассказывать он мог о чем угодно, но любая его история, притча, воспоминание превращались в блистательный образец остроумия, окрашенный юмором и мудростью. Например, на стенах в Пестром зале ЦДЛ сохранилось множество «посланий к вечности». Там, наподобие фресок, красуются писательские автографы разных лет, пародии, шаржи. Есть и знаменитый экспромт Гамзатова:
Пить можно всем,
Необходимо только
Знать где, когда и с кем,
За что и сколько.
А то про комсомольцев вдруг выскажется: «Удивительные ребята: работают, как дети, а пьют, как взрослые». В таком духе высказываний у него сотни. Гамзатова многие воспринимали как человека эпохи Возрождения, раблезианской полноты жизни. В нем сочетались завораживающе образная речь, мудрость, а вместе с тем — свежесть восприятия мира, юношеская чистота, озорство. «Сижу в президиуме, а счастья нет», — отправлял он телеграмму жене с очередного заседания. К своей политической карьере относился неоднозначно — терзали сомнения, что напрасно теряет время. Зато у него была возможность помогать людям. Он ведь был и членом комиссии по помилованию — многих спас. Немало сделал для Дагестана: строил дороги, открывал школы, воду проводил в села. Подарит министру книгу с автографом, и, как правило, проблемы решались. Как известно, хороший писатель — второе правительство. У нас таким был Расул Гамзатов. С ним невозможно было просто ходить по улицам, тут же окружали толпы поклонников. Заслышав шум, подходили милиционеры, но толпу не разгоняли, присоединялись, совали свои удостоверения: поставьте автограф. Он удивлялся: это же документ, менять придется. Они — ничего, удостоверение новое выдадут, а автограф когда еще удастся получить. Его это радовало. Он жаждал общения, любил людей. Даже когда болел, все равно рвался к людям.
культура: Что Вы можете сказать о его связи с национальной мифологией, эпосом, о значении творчества Гамзатова для дагестанской литературы?
Казиев: Он возвел национальную культуру в планетарный масштаб. Гамзатов расширил жанровые границы дагестанской литературы, сделал ее частью российского и мирового литературного процесса. Малым народам нужны большие поэты. Тем более Дагестану, который называют страной гор и горой языков. У нас более тридцати народов, и все говорят на своих языках. А были еще проблемы с алфавитами. Сначала письменность была на основе арабской графики, потом перевели на латиницу, затем на кириллицу. Все, что писалось раньше, попросту оставалось в архивах. Конечно, Гамзатов не был первым дагестанским литератором. Знаменитым поэтом был и его отец, богослов и шариатский судья Гамзат Цадаса, а вместе с тем — переводчик Пушкина на аварский. Его стихи были очень популярны, а сатира настолько едкой, что если кого «прославит», хоть из аула беги. Поэт Николай Тихонов, автор знаменитых строк «Гвозди бы делать из этих людей. », писал о Цадасе: «Это был самый острый ум современной Аварии, поэт, убивавший словом врагов нового, мудрец, искушенный во всех тонкостях народного быта, беспощадный ко всему ложному, смелый борец с невежеством, глупостью, корыстью». Среди предшественников Гамзатова был и Махмуд — яркий лирик, которого сравнивали с Блоком, и лезгинский поэт Сулейман Стальский. Кстати, со Стальским у Гамзатова произошел забавный случай в Литинституте, куда он пришел поступать после войны. Его спросили о Гомере. Но единственным, вспомнившимся Расулу о греческом сказителе, было то, что Горький называл Сулеймана Стальского Гомером XX века. Профессор, преподававший античную литературу, едва не заплакал. Но экзамен принял — ребята приходили прямо с фронта, где им было не до античной литературы. Яков Козловский, в дальнейшем один из главных переводчиков Гамзатова, пришел на экзамены на костылях.
культура: К вопросу о переводчиках. На аварском его стихи звучат по-другому. На русском они что-то теряют?
Казиев: Разумеется. Как и любые стихи в переводе, неважно, с аварского, английского или китайского. Потери неизбежны, но есть и приобретения. В аварской поэзии, кстати, нет рифм, но есть аллитерация. Кроме того, перевести образную систему напрямую не получится — приходится искать другие слова, образы, близкие по смыслу, понятные русскому читателю. Так произошло со знаменитыми «Журавлями» — в первоисточнике было написано «парни», или «сыновья», Гребнев перевел как «джигиты», а Бернес и Френкель решили, что значительнее прозвучат «солдаты». Казалось бы, неточный перевод, но стихотворение обрело новый масштаб. Расул, кстати, никогда не умалял роли переводчиков. У него даже есть на эту тему стихотворение:
Но больше, чем небесным летчикам,
Я благодарен переводчикам!
Спасибо вам, поэты мира,
Чьей щедрости благодаря
Узнала дальние края
И песня горская моя.
На языки своих поэзий,
Небес, равнин, лесов, морей
— Спасибо, что переводили/ Язык поэзии моей!
культура: Вы тоже один из переводчиков Гамзатова. В Вашем переводе вышла его последняя поэма «Времена и дороги», Вам же и посвященная. Сложно было над ней работать?
Казиев: Перевод — сложный процесс, но очень увлекательный. Для меня это было особенно интересно еще и потому, что я переводил без подстрочника — с родного аварского. Обычно ведь так: сначала делается подстрочник, максимально приближенный к первоисточнику, потом уже художественный вариант, порой далекий от оригинала, если сверять буквально. Тем, кто не переводил, это объяснить трудно. Гамзатов шутил по этому поводу: вот прихожу я к парикмахеру, он меня подстрижет, приведет голову в порядок и скажет: «Пришел как подстрочник, а ушел как перевод». А «Времена и дороги» — исповедальная поэма, он писал ее в свои последние годы. Было ощущение, что он торопился сказать все, что осталось недосказанным. Он очень тяжело переживал распад СССР, экономическую катастрофу и то бедственное положение, в котором оказались люди. К нему приходили с разными просьбами, в том числе и с денежными. Патимат, его супруга, печалилась — раньше просили на свадьбу сына или на покупку машины, а теперь все на лекарства и еду. А Расул добавлял: «Ко мне стучатся старые горцы, у которых высшим позором считалось что-то просить, и тоже просят на хлеб. До слез обидно».
культура: Вы дружили. Что вынесли из этого общения, как познакомились?
Казиев: Мы были дальними родственниками, мои родители общались с семьей Гамзатовых, а что касается меня, я лишь смотрел на него, как на какое-то чудесное явление, разница в возрасте тогда многое определяла. Сблизился с Расулом Гамзатовичем я уже в зрелые годы, когда чего-то добился в литературе. Я был главным редактором одного московского издательства, выпускал книги Гамзатова. Правда, небольшими тиражами, но тогда и они считались солидными. Он, конечно, привык к другому — к примеру, «Роман-газета» с его произведениями в советские годы выходила миллионами экземпляров. А в творчестве он научил меня главному — если за что-то взялся, постарайся писать так, чтобы после тебя было уже нечего сказать.
культура: Так вышло с Вашей книгой «Имам Шамиль», вышедшей в «ЖЗЛ» и выдержавшей множество переизданий. Закрыли тему?
Казиев: Эта тема слишком широка, книг о Шамиле написано много, и еще много будет написано. Успех меня удивил: в России к Шамилю отношение неоднозначное, да и кому вообще это теперь нужно. Но, оказалось, нужно. Хотя это уже другой разговор. Но когда в 2001-м вышла эта книга, Гамзатов пошутил: «Все, можешь отдыхать, бессмертие ты себе обеспечил». Я ответил: «Расул Гамзатович, не знаю, как насчет бессмертия, но на жизнь по-прежнему не хватает». А возвращаясь к гамзатовской творческой школе, должен сказать, что любое общение с ним было впечатляющим опытом. Полчаса послушаешь, будто курс Литинститута окончил. Он был глубоко предан своему призванию, работал до последнего дня, творил, забывая о предписаниях врачей, поэзия была его лучшим лекарем.