обои можно я умру
Таблетки — способ суицида?
Лучшие способы самоубийства: отравление таблетками
Как выбрать медикамент для отравления?
Можно закончить фармацевтический факультет, проштудировать справочники, даже сдать анализы, но не учесть главного – организм каждого человека уникален, и как поведет себя химия в нем, никто предсказать не может. То, что сработало у другого – у вас вызовет совсем другую реакцию.
Масса тела, соматическое, психологическое состояние, резистентность, хронические и скрытые заболевания, особенности рефлексов и множество других пунктов влияет на конечный результат. Человеческий организм имеет огромные ресурсы выживания – даже абортированные на 4-5 месяце младенцы длительное время остаются живыми. Все в нас создано для того, чтобы выжить в любых условиях.
Сильнейший рвотный рефлекс – вот ответ тела на отравление медикаментами. Противорвотные средства, принятые через рот, не помогут. Спросите у больных раком, проходящих химиотерапию – их рвет, и остановить это порой не могут даже опытные онкологи, вводящие противорвотный препарат внутривенно. Что уж говорить о тех грамотеях, кто рассчитывает запить одно другим и уснуть навсегда, оставив родным горячий привет в виде трогательного письма.
Смешивание различных лекарств без точного знания их взаимодействия может дать неожиданный эффект: например, один препарат полностью нейтрализует или сильно ослабит действие другого. Или эффект может наступить гораздо позже, чем вы рассчитываете.
Реальное наследие, которое чаще всего оставляют выбравшие этот способ суицида как лучший – себя-инвалида.
Каких таблеток наглотаться, чтобы умереть? Снотворное
Впавшие в последние два состояния чаще всего ощущают боль, все чувствуют гипертрофировано, 5 минут кажутся им годом. При этом организм постепенно умирает.
Нейролептики – тоже плохая идея
Смерть (если получится) на 2-3 сутки, когда человек уже ощутил все «прелести» интоксикации и передумал умирать. Эффект от их передозировки наступает спустя 6-30 часов. Гарантирована тошнота и рвота, далее все зависит от степени интоксикации:
Мало кто представляет, что такое кома на самом деле – а между тем, это частый итог многих способов суицида. У обывателя она ассоциируется с бразильским сериалом, где красивый актер лежит на белоснежной простыне, а вокруг любимая в слезах, родные и заботливый персонал. Потом он открывает глаза, у всех слезы счастья и хэппи энд.
Реалии жизни и российской медицины в частности несколько иные.
Кормление через зонд, пролежни до костей, запахи, утка, рядом другие умирающие люди – кто-то кричит и стонет, кого-то собрали по частям после ДТП… Никаких свиданий и ночевки около койки, реанимация – филиал ада на земле, а не место отдыха.
Таков примерный вариант развития событий.
Если же вы вовремя обратились за помощью, вас вытащили, то о происшествии будут напоминать нарушения психики (тяжелые депрессии, галлюцинации), гормональной системы, головные боли, паралич мышц мочевого пузыря, частичная потеря памяти, непроходимость кишечника, болезни почек и печеночная недостаточность. Простыми словами: вы больше не сможете кушать и пить «вкусненькое», вести привычную жизнь, нормально работать и соображать. Долгое, изматывающее, дорогое лечение, полное изменение образа существования и сожаление о глупом поступке, за который придется платить.
Первая помощь тем, кто наглотался таблеток
При способе суицида отравление бригада скорой или медперсонал больницы проводят следующие мероприятия:
Нужно ли вам все это?
Может, стоит совершить «унизительный» поход к психологу, психиатру, священнику, чем валяться в собственной рвоте, сойти с ума, стать инвалидом?
Искать смысл жизни и пути решения проблем, а не добавлять себе новые в виде ужасных последствий?
Бесплатная линия доверия 8(800)700-36-01
Инструкция: как помочь человеку, если он говорит, что не хочет жить
Россия входит в тройку государств с самыми высокими показателями самоубийств на душу населения. Но эта тема все еще стигматизирована, а людям в трудной ситуации сложно найти поддержку. Мы поговорили с экспертом о том, как помочь близкому, если он рассказывает вам, что не хочет жить.
Клинический психолог Mental Health Center, кандидат психологических наук, специалист по диалектической поведенческой психотерапии
Что такое суицидальное поведение и как его распознать?
Это аутоагрессивное поведение, которое обусловлено явным или скрытым намерением умереть. Оно может проявляться в виде фантазий, мыслей, образов или действий, которые направлены на причинение себе вреда или самоуничтожение.
Если человек рассказывает вам о том, как здорово было бы умереть, уснуть и не проснуться, или в принципе о том, что все бессмысленно, безнадежно, и ничего не поменяется — это маркер суицидального поведения. Есть еще несколько признаков:
Фраза, что настоящие суициденты делают все молча, — это заблуждение. Часто они сначала жалуются на нежелание жить, прежде чем перейдут к действиям. Все начинается с мыслей, это некий стартовый крючок. Но должно пройти время, прежде чем человек на самом деле это сделает.
Почему возникает суицидальное поведение?
Первый важный момент: при суицидальных мыслях и поведении всегда есть внутреннее психологическое неблагополучие, негативный эмоциональный фон. Второй — психогенные факторы.
Частая причина — продолжительная депрессия. Бывает, что человек задумывается о смерти из‑за того, что чувствует себя обузой: ему кажется, что он всем в тягость, что из‑за него у окружающих возникают проблемы. Влияет и отсутствие чувства принадлежности — мысли, что человек никому не нужен и неинтересен, когда он ощущает себя оторванным от всех и не идентифицирует себя ни с одним из сообществ.
Кто находится в группе риска?
По статистике, среди таких людей чаще встречаются завершенные суициды. Человек может вернуться к этой затее, если столкнется со стрессовой ситуацией.
Это люди с психическими расстройствами — в основном с депрессией, биполярным аффективным расстройством, расстройствами личности (в частности, с пограничным расстройством), а также пациенты с шизофренией, которые могут слышать императивные голоса, приказывающие что‑либо с собой сделать.
У них возникает ощущение невозможности пережить это состояние. Оно ложится на человека тяжелым бременем, и не все могут его вынести.
Как правило, это возраст от 14 до 24 лет: в этот период активно созревают системы мозга. Соответственно, на этом фоне возрастает импульсивность, которая может провоцировать радикальные мысли и решения.
Резкая смена привычного уклада жизни зачастую вызывает у них стресс. Это время, когда здоровье начинает ухудшаться, человек теряет энергию, он не может работать так же продуктивно, как раньше, и уже не так востребован в профессии.
Пребывание в зонах боевых действий почти всегда сопровождается развитием посттравматического стрессового расстройства. Это тяжелое состояние, которому в нашей стране уделяется недостаточное внимание. Людям, побывавшим в горячих точках, обязательно нужен курс реабилитации, в том числе психотерапии.
Человек с посттравматическим стрессовым расстройством будто не живет в настоящем, его психика постоянно возвращает в прошлое, заставляя вновь переживать болезненные события. Это бывает настолько невыносимо пережить, что человек начинает прибегать к дезадаптивным способам — алкоголь, наркотики, суицидальное поведение.
Могут ли антидепрессанты привести к суицидальному поведению?
С одной стороны, они уменьшают выраженность депрессии, за счет чего суицидальный настрой может также снизиться. С другой, у многих антидепрессантов в побочных эффектах указан риск развития суицидального настроения.
Здесь есть определенная практика: врачи назначают препараты с осторожностью и наблюдают за человеком. Ему рекомендуют ежедневно писать, что происходит во время приема лекарств, чтобы скорректировать лечение, если возникнут проблемы.
Как часто люди с суицидальными мыслями обращаются за помощью к специалистам?
Сложно оценить, как часто люди обращаются за помощью, — многие предпочитают скрывать суицидальное поведение, потому что боятся госпитализации, так как, по нашим законам, если есть угроза жизни, то это повод для лечения в психиатрической больнице. Поэтому эта проблема может случайно обнаружиться спустя долгое время работы со специалистом.
Люди боятся стигматизации вследствие того, что в нашей стране не очень высокий уровень психообразования. Еще бывает, что психотерапевты просто об этом не спрашивают.
Возможно ли помочь себе самостоятельно?
Если это пассивные суицидальные мысли в ответ на затянувшуюся стрессовую ситуацию, то они могут уйти, если вовремя обратиться за поддержкой к друзьям или родственникам. Также может помочь интересное дело, которым вы поглощены. Справиться с такими мыслями самостоятельно можно, когда есть опора на другие ценности в жизни. Но если, например, мысли не проходят, а только нарастают и превращаются в активные («хочу умереть», «всем будет лучше, если меня не станет»), то это крайне тревожный знак.
И, к сожалению, даже госпитализация и препараты не всегда лечат суицидальные настроения — они всегда завязаны на качестве жизни, поэтому обязательно нужно идти к психотерапевту.
Человек говорит, что не хочет жить, но уверяет, что не будет ничего с собой делать. Можно ли ему верить?
С одной стороны, сегодня он не совершит суицида, но через некоторое время у него может появиться триггер к действию — неудача или сильный стресс. Большая ошибка считать, что человек за один день решает умереть и сразу это делает. Обычно принятие такого решения занимает дни, недели, месяцы или даже годы.
Как помочь близкому, если он говорит, что не хочет жить?
Если вы заметили у близкого признаки суицидального поведения, то это сигнал SOS — ему нужна помощь специалиста. Мысль о нежелании жить, скорее всего, будет развиваться и укрепляться у него по мере нарастания проблем, что может привести к необратимым последствиям.
Если вы увидели, что близкий применяет по отношению к себе аутодеструктивные действия, то это основание для недобровольной госпитализации. Человек с активным суицидальным поведением нуждается в психиатрической помощи.
Госпитализация особенно важна в случае незавершенного суицида, когда человеку помешали. Если он получил травмы, его отвезут к врачам, а после направят в психиатрическую больницу. И если по какой‑то причине этого не случилось, вы все равно должны отвезти близкого к психиатру, потому что это не шутки.
Что нельзя делать?
Что нельзя делать однозначно, так это осуждать человека с суицидальными мыслями. Говорить: «Ты так хорошо живешь, мы же стараемся, а ты, неблагодарный, думаешь о смерти». Переубеждать его словами «да ладно, это пройдет», «посмотри, как я справляюсь с проблемами». Нельзя игнорировать человека, думая, что настоящие суициденты совершают все молча. К сожалению, многие абсолютно не понимают, с чем имеют дело.
Не стоит оставлять близкого с суицидальными мыслями в одиночестве, важно проводить с ним больше времени, обеспечить его социальной поддержкой. Но при этом ни в коем случае не брать на себя функции психотерапевта, не проводить ежедневные беседы о том, как здорово жить. Те причины, которые помогают вам, не обязательно откликнутся собеседнику. А это сильно инвалидизирует, и человек замыкается в себе.
Если вас затапливают идеями о смерти, то нет смысла сидеть и наблюдать, нужно отправить близкого к специалисту — потратить все силы на то, чтобы уговорить его обратиться за помощью.
Куда можно обратиться за помощью?
Экстренная медико-психологическая помощь: +7 (499) 791 20 50, круглосуточно
Московская служба психологической помощи населению: +7 (499) 173 09 09, пн-вс 9.30–21.00
Телефон горячей линии психологической помощи МЧС России: +7 (495) 989 50 50
Независимая психиатрическая ассоциация: + 7 (495) 625 06 20, круглосуточно
Психологическая помощь: с городского телефона (бесплатно) 051; с мобильного телефона (МТС, «Мегафон», «Билайн», Tele2, услуги оператора связи оплачиваются по тарифам на исходящие звонки) +7 (495) 051
Личный опытЯ объездила 25 стран, но всё равно хотела покончить с собой
Лилия Маринова о жизни с клинической депрессией и суицидальных мыслях
Большое депрессивное расстройство, или клиническая депрессия, — это расстройство настроения, при котором последовательные депрессивные эпизоды (подавленное настроение, апатия, чувство безнадёжности) могут продолжаться от нескольких недель до нескольких лет. Депрессия играет роль в половине попыток самоубийства, а риск самоубийства у пациентов с депрессией, которой не занимаются специалисты, составляет по крайней мере 20 %. Лилия Маринова рассказала нам о жизни с депрессией, суицидальных мыслях и о том, что помогло ей с ними справиться.
Внимание, текст содержит описание селфхарма и суицидальных мыслей.
Текст: Лилия Маринова
Детство
Когда мне было четырнадцать лет, умер дедушка, с которым мы были близки. Мне кажется, тогда я испытала первый депрессивный эпизод. Я лежала на кровати, не выходила гулять и залпом смотрела фильмы ужасов. Меня завораживали истории о призраках, а вид человеческих крови и плоти вызывал странное удовлетворение. Тогда ещё я не занималась селфхармом — но с наслаждением смотрела, как пытают других.
Как я не выходила из комнаты год
Со временем увлечение жестокими фильмами прошло. У меня появились друзья и интересы. Я окончила школу и поступила в университет далеко от родного города — пошла изучать международные отношения, потому что всегда хотела уехать за границу. Для этого я активно изучала иностранные языки: английский, немецкий, испанский и польский.
Около шести лет, в старших классах школы и на младших курсах университета, моё настроение оставалось стабильным. Но на четвёртый год обучения в университете наступил один из самых мрачных для меня периодов. Требовательные преподаватели советской закалки только усугубляли ощущение безнадёжности: на нас кричали, нам давали невыполнимые объёмы работы и критиковали за неспособность с ней справиться. Задания были бесполезными и далёкими от реальности — например, нужно было выучить устав ООН на английском языке.
Я перестала вести социальную жизнь. Университет находился в одном здании с общежитием, поэтому можно было не выходить на улицу. Когда заканчивались продукты, за ними выходила моя соседка. Я не красилась, носила растянутые свитера и красила волосы в тёмные цвета. Гора немытой посуды на балконе росла и росла. Когда начались морозы, остатки еды стали примерзать к вилкам и тарелкам. Мне было всё равно, пока не заканчивались чистые чашки.
Сейчас я понимаю, что тогда подсела на кофеин. Энергии ни на что не было, а бесконечная тревога заставляла ночами сидеть над переводами политологических текстов десятилетней давности. Писала, кстати, я всё в тетрадь от руки — такое было требование. Отлично помню, как в конце зимних каникул у меня болело запястье из-за того, что пришлось исписать переводами целую тетрадь формата А4.
Когда начались морозы, остатки еды стали примерзать к вилкам и тарелкам. Мне было всё равно, пока не заканчивались чистые чашки
Сил не хватало даже на то, чтобы высидеть три пары в день. Занятия превратились в бесконечный цикл страданий и унижений. Во время лекций я либо спала дома, либо читала какую-то мрачную книгу — в тот период я предпочитала французских экзистенциалистов (Камю и Сартра), битников (Керуака и Берроуза) и немецких романтиков (Гессе и Ремарка). Любви к жизни это отнюдь не добавляло — как и мой плейлист, состоявший из Placebo вперемешку с Joy Division.
Английский вызывал приступы тревожности, с которыми я не могла справиться самостоятельно. Утро воскресенья я часто начинала в слезах: представляла, как преподавательница будет кричать на меня за неверный перевод. А угодить ей было просто невозможно: ну не понимала я тонкой лингвистической разницы между «бурчать» и «бормотать»! К семинарам же я не готовилась, так как практически ничего не могла запомнить. Прочитанное не откладывалось в моей голове, а словно утекало сквозь пальцы. Каждый день одногруппницы смеялись над моими ответами за моей спиной. Мне хотелось навсегда исчезнуть.
Я постоянно беспокоилась из-за оценок. Мне казалось, что если я получу четыре, то навсегда останусь бедной — никогда не поступлю учиться за границу. Моей единственной, многолетней мечтой было бежать от родителей, от чернухи и советского менталитета. Но моя мама словно поселилась у меня в голове. В детстве она критиковала меня за любую оплошность и говорила, что мне светит только торговать на рынке или мыть полы. Сейчас же у меня не было права на ошибку из-за требовательных преподавателей.
В тот период моя самооценка будто уходила в минус, была ниже нуля. На месте моих друзей я бы с собой не общалась. В университетские годы из-за низкой самооценки я манипулировала парнями и травила других девушек. Например, могла соблазнить чужого парня просто потому, что он не принадлежал мне. Мне это было важно, я так самоутверждалась. На моей совести далеко не одни чужие отношения. Одна приятельница до сих пор не знает, что её парень был со мной. Я же лицемерно поздравляла её с днём рождения с пожеланиями «крепкой любви». Кое-кто замечал, что я веду себя непоследовательно — конечно же, я всё отрицала, но внутри ощущала себя мерзко.
Селфхарм
Поскольку я выросла в бедной семье, где конфликты на почве денег случались еженедельно, то я очень боялась бедности. Поэтому я начала искать стажировки в международных компаниях раньше, чем мои однокурсники. К моменту окончания университета мне удалось побыть стажёром целых четыре раза, однако никто не стремился принимать меня на постоянную работу. После каждого отказа тревога росла, а шансы переехать за границу уменьшались.
Первый эпизод селфхарма случился, когда мне было двадцать два. Я в очередной раз не прошла собеседование в успешную компанию. Отчаяние было слишком велико: мне казалось, что та работа была единственным шансом выбраться из бедности. Под руку попалась картофелечистка. Уже потом я прочла, что адреналин, выделяющийся при селфхарме, действительно помогает ненадолго унять эмоциональную боль.
Тем временем дела пошли в гору: спустя девять месяцев непрерывных поисков я получила работу в Польше и наконец переехала за границу. Мне казалось, что теперь-то я заживу успешной и радостной жизнью, но не тут-то было. Второй эпизод селфхарма случился через неделю после переезда. Из-за изоляции и одиночества депрессия становилась всё сильнее, а травмы я себе наносила всё чаще. Но теперь у меня были хорошая работа и высокая зарплата. Я ощущала острую необходимость держать лицо и скрывать своё состояние. Ведь я больше не была бедной и получила возможность путешествовать сколько влезет! Отчего же мне быть в отчаянии?
Приходилось отшучиваться и разнообразно лгать — о разбитом дверном стекле или о неудачных падениях с велосипеда. Селфхарм стал для меня своеобразным ритуалом. Я наказывала себя за собственные промахи: «неестественно» повела себя в присутствии парня, не вовремя выполнила задание по работе, доверилась лицемерному человеку.
Мне казалось, что теперь-то я заживу успешной и радостной жизнью, но не тут-то было. Второй эпизод селфхарма случился через неделю после переезда
Одновременно с этим я начала активно путешествовать: Ирландия, США, Франция, Германия. За первые два года жизни в Польше я посетила филиалы своей компании в двадцати пяти странах. Работа давалась мне легко, а руководству нравились мои идеи. У меня появились деньги на брендовые вещи, дорогую технику и ужины в ресторанах. В какой-то момент я вообще перестала готовить — в этом не было необходимости. Кроме этого, в офисе были спортзал, бесплатный массажист и косметолог. Я жила как у бога за пазухой. К примеру, посетила все знаменитые музеи Нью-Йорка, побывала в тематическом парке Гарри Поттера в Лос-Анджелесе, каталась на верблюде в Марокко, праздновала двадцатипятилетие в Вене, ездила на шопинг в Милан.
Но у меня не было друзей. Мне так и не удалось преодолеть языковой и культурный барьеры. Коллеги относились ко мне доброжелательно — только их дома ждали близкие, а я каждый вечер плакала из-за одиночества. Мне снова стало очень плохо — всё держалось лишь на дурацком инстинкте самосохранения. Не то чтобы у меня не было причин жить — просто они не казались мне значительными. Борьба с депрессией строилась на том, что каким-то образом я уверовала, будто жизнь — приятная штука. Ведь теперь я работала в престижной компании, у меня внезапно начали сбываться мечты. Во-вторых, я пообещала себе, что буду цепляться за любую ерунду, которая потенциально может сделать мне лучше. Я услышала эту мысль в видео Ани Консервы. Странно, но до этого мне и в голову не приходило, что мне в принципе может быть лучше.
Во время кризиса я не чувствовала необходимости бороться за счастье. Я думала, что быть счастливой — значит предать себя. Желание радоваться казалось неестественным. Во мне словно сосредоточилась боль сотен жизней. Я лежала в темноте, свернувшись в клубок, и старалась сохранять рассудок. Я не ходила на работу, а затем целый день плакала у себя в постели. Мне было грустно, и я никого не хотела видеть. Было тяжело думать. Всё время хотелось только спать.
Как я начала планировать самоубийство
В Японии у подножья горы Фудзи находится лес Аокигахара. Он печально известен тем, что очень популярен среди тех, кто хочет совершить самоубийство. В целях безопасности отдалённые участки леса оградили проволокой, а при входе развесили жизнеутверждающие таблички и телефоны доверия.
Впервые я услышала об Аокигахаре, когда жила в Польше. Мне казалось, что туда очень сложно добраться: какой-то глухой лес на другом краю света. Но никогда не говори никогда: спустя полтора года мне открыли японскую визу. После пары дней чтения форумов я внесла лес в план поездки. Вопрос, вернусь ли я оттуда, оставался открытым.
Отлично помню день, когда после бранча с понравившимся парнем я пошла в строительный магазин, по сути, вопрос моей жизни решался в тот самый момент, в том магазине. Я очень целеустремлённый человек: купи я тогда подходящее приспособление, обязательно довела бы задуманное до конца. Не поймите меня неправильно — не то чтобы мне хотелось умирать. Просто перестать страдать мне хотелось гораздо больше.
Единственное, что удержало меня на плаву, — это любопытство. Суицидальные мысли эпизодически присутствовали у меня с четырнадцати лет, но никогда не заходили так далеко. Но если бы моя жизнь закончилась тогда, я бы никогда не узнала, как много я способна добиться. Пускай больше половины времени я ощущаю себя на дне, но в моменты просветления я могу путешествовать, работать, любить, заниматься творчеством, покупать дорогую одежду, бегать и есть вкусную еду. В детстве я о таком и мечтать не смела. Наверное, в этом и заключается трагедия клинической депрессии: помнить, что такое «хорошо», но быть неспособной это ощутить. Завидовать людям, которые смеются и радуются, пока ты неловко молчишь. Плыть на кораблике по озеру у подножья горы Фудзи и не чувствовать ничего.
Я всё же вышла из «леса самоубийц». Это зловещее, навевающее тревогу место. Указатель гласил, что тропинка займёт всего лишь пятнадцать минут, но по ощущениям я шла час — вдоль колючей проволоки мимо упавших деревьев. Под конец тропы ещё и пошёл снег, хотя дело было первого апреля. Вышла я с непередаваемым чувством облегчения. Там было настолько жутко, что мне потом всю ночь снились кошмары с умершими родственниками.
«Нормальное состояние»
Прилетев обратно в Польшу, я обратилась к участковому врачу, который сразу же выписал мне антидепрессанты. Обычно их выписывает психиатр, но мне «повезло»: в моём случае всё было настолько плохо, что дополнительные этапы бюрократии обошли меня стороной.
Примечательно, что психотерапия в Польше оказалась для меня неэффективной. Раньше я занималась с хорошим психотерапевтом, но из-за переезда мне пришлось его сменить. И оказалось, что европейские врачи не понимают моего контекста. Им невдомёк, почему может быть тревожно не иметь семьи и недвижимости в двадцать пять лет. Они не знакомы с бытовой агрессией и эмоциональным пренебрежением в советских и постсоветских семьях. Мне оставалось пить антидепрессанты и заниматься самолечением.
Где-то месяц я мучилась от побочных эффектов — тахикардии, сонливости, запоров и геморроя, — пока не произошло невообразимое: мне стало лучше. Впервые за десять лет я ощутила собственную ценность, поняла свои желания, почувствовала спокойствие и прониклась эмпатией к близким.
Наладились даже отношения с мамой. На протяжении многих лет для неё словно не существовало моих достижений: «Смотри, мам, я нарисовала картинку!» — «У неё руки кривые»; «Вот такой костюм я купила!» — «А где твой педикюр?»; «Мама, я сняла отличную квартиру в Варшаве!» — «Ну, это съёмная. Теперь нужно свою»; «Ты меня не жалеешь!» — «Я люблю тебя. Конечно, есть промахи в воспитании». Нет, чуда не произошло и мама не стала вести себя иначе. Просто теперь у меня появился внутренний стержень. Её слова больше не способны задеть меня настолько сильно: я научилась отшучиваться. Кроме того, я перестала винить её во всём, что со мной произошло. Хотя мне и не хватало моральной поддержки, без маминой финансовой помощи я бы вряд ли оказалась там, где я сейчас.
Опросник Гамильтона, который диагностирует депрессию, спустя четыре месяца после начала приёма антидепрессантов впервые выдал результат — «нормальное состояние».