какое наслаждение уважать людей откуда фраза
Беседы с мудрецами А. П. Чехов
Сегодня, 29 января, день рождения великого русского писателя А. П. Чехова
(1860 – 1904 г. г.). Поэтому наш медиум мысленно вступил с ним в беседу:
М. – Уважаемый Антон Павлович! Прошел 161 год со дня Вашего рождения.
Люди по-прежнему читают и перечитывают Ваши книги. Меня всегда удивляло, что Вы устами Ваших героев предсказывали счастливое будущее через 100 – 200 лет. А как же современники – разве им счастья не положено?
А. Ч. – Счастья нет, не должно быть и не будет для нас. Мы должны только работать и работать, а счастье – это удел наших далеких потомков.
М. – Представьте себе, сколько поколений до Вас надеялись на счастье для своих детей и внуков. Почему Вы уверены, что грядущие поколения будут счастливы?
А. Ч. – Мы хлопочем, чтобы изменить жизнь, чтобы потомки были счастливыми, а потомки скажут по обыкновению: прежде лучше было, теперешняя жизнь хуже прежней.
М. – Да, многие мои современники считают, что лучше было в «России, которую мы потеряли». Причем о прошлом вздыхают люди, имеющие о нем весьма слабое представление. А ведь Вы в своих произведениях не приукрашивали окружающую Вас действительность. Напротив, она Вас возмущала.
А. Ч. – Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье. Из пятидесяти тысяч живущих в городе ни одного, который бы вскрикнул, громко возмутился. И такой порядок, очевидно, нужен; очевидно, счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча…
М. – Откуда же эта идеализация прошлого?
А. Ч. – Там хорошо, где нас нет: в прошлом нас уже нет, и оно кажется прекрасным.
М. – Это верно. А потому, может быть, прав поэт Саша Черный, который в стихотворении «Потомки» писал:
Нынче так же, как вовеки,
Утешение одно:
Наши дети будут в Мекке,
Если нам не суждено.
………………………
Я хочу немножко света
Для себя, пока я жив,
От портного до поэта –
Всем понятен мой призыв.
А потомки. Пусть потомки,
Исполняя жребий свой
И кляня свои потемки,
Лупят в стенку головой!
И мы исполняем свой жребий: в ХХ веке Россия пережила 2 мировые войны, социалистическую революцию, построение социализма, потом крах системы, развал страны.… На обломках бывшей великой державы построили новое общество, возможно, олигархический капитализм. Впрочем, суть и цели его мне не вполне ясны. И все это – ценой огромных жертв. Вот Вам и счастье для потомков. А в мире не прекращаются войны. Люди никогда не могли жить, не истребляя соседей по планете. Как говорил Ваш остроумный американский современник Амброз Бирс: «Мир: в международных отношениях – период обмана между двумя периодами кровопролития». Как Вы думаете, почему так происходит?
А. Ч. – Так называемые правящие классы не могут оставаться долго без войны. Без войны они скучают, праздность утомляет, раздражает их, они не знают для чего живут, едят друг друга, стараются наговорить друг другу побольше неприятностей, по возможности безнаказанно, и лучшие из них изо всех сил стараются, чтобы не надоесть друг другу и себе самим. Но приходит война, овладевает всеми, захватывает, и общее несчастье связывает всех.
М. – Да, на очень короткий срок. Отпраздновав победу или потерпев поражение, народ восстанавливает разрушенное войной и возвращается к нормальной жизни,
но сколько жизней загублено зазря!
А. Ч. – Зачем вообще люди мешают жить друг другу? Ведь от этого какие убытки! Какие страшные убытки! Если бы не было ненависти и злобы, люди имели бы друг от друга громадную пользу.
М. – Как ни странно, но ненависть и злоба иногда пересиливают соображения выгоды и целесообразности. Впрочем, «так называемые правящие классы» часто развязывают войны из алчности, зарабатывая на них огромные деньги. И для этого они тратят немалые средства на пропаганду через СМИ этой самой ненависти к «противнику», который еще вчера был «другом и братом». Как тут человеку не впасть в отчаяние или не поддаться всеобщей агрессивности?
А. Ч. – Если хочешь стать оптимистом и понять жизнь, то перестань верить тому, что говорят и пишут, а наблюдай сам и вникай.
М. – Но ведь мы приобретаем знания и составляем свою картину мира, в основном, читая и слушая других людей.
А. Ч. – Дойти до убеждений вы можете только путем личного опыта и страданий.
М. – Мне кажется, одного опыта мало – надо еще уметь сделать правильные выводы. Как писал В. Ключевский, «Жизнь учит только тех, кто ее изучает».
А все ли способны учиться у жизни?
А. Ч. – Умный любит учиться, а дурак – учить.
М. – Забавно, но мой любимый поэт Б. Окуджава с этого высказывания начал свое известное стихотворение:
Антон Палыч Чехов однажды заметил,
что умный любит учиться, а дурак учить.
Скольких дураков в своей жизни я встретил,
мне давно пора уже орден получить.
Вы согласны, что дураков мы встречаем в жизни больше, чем умных?
А. Ч. – На одного умного полагается тысяча глупых, и на одно умное слово приходится 1000 глупых, и эта тысяча заглушает, и потому так туго подвигаются города и деревни. Большинство, масса всегда останется глупой, всегда она будет заглушать; умный пусть бросит надежду воспитать и возвысить ее до себя; пусть лучше призовет на помощь материальную силу, пусть строит железные дороги, телеграфы, телефоны — и с этим он победит и подвинет вперед жизнь.
М. – А что такое эта материальная сила, как не достижения науки и техники?
А. Ч. – Наука – самое важное, самое прекрасное и нужное в жизни человека.
М. – Чтобы успешно заниматься научной деятельностью, надо получить высшее образование, развить свои способности. Но всегда ли человек с высшим образованием – умный человек?
А. Ч. – Университет развивает все способности, в том числе – глупость.
М. – Как Вы правы! Так же считал уже упомянутый Саша Черный:
Ослу образованье дали.
Он стал умней? Едва ли.
Но раньше, как осел,
Он просто чушь порол,
А нынче – ах, злодей –
Он, с важностью педанта,
При каждой глупости своей
Ссылается на Канта.
Бывает, что специалист в какой-то области деятельности – человек небольшого ума, но со своей работой успешно справляется. Особенно это касается гуманитарных наук. Но опасно, когда врач, которому пациент доверяет свое здоровье, не способен правильно мыслить. Вы как врач очень хорошо это знаете. Какими еще качествами должны обладать Ваши коллеги?
А. Ч. – Профессия врача – это подвиг, она требует самоотвержения, чистоты души и чистоты помыслов.
М. – Однако человек, обладающий такими высокими качествами, встречается реже, чем нам бы хотелось. Вы согласны?
А. Ч. – Доктора – те же адвокаты, с тою только разницей, что адвокаты только грабят, а доктора и грабят и убивают…
М. – Бывает и так. Как пошутил Ваш английский современник Д. Б. Шоу:
«Врачи ужасающе бедны. Любая категория людей, оказавшись в таком положении, тяготеет к категории разбойников, и врачи не составляют исключения». Но шутки в сторону: в наше нервное время многие люди страдают различными неврозами и депрессией, появилось и огромное количество дорогих препаратов. У Вашего поколения нервы были покрепче?
А. Ч. – Увеличилось не число нервных болезней и нервных больных, а врачей, способных наблюдать эти болезни.
М. – Это верно. И вот еще примета сегодняшнего дня: народ буквально помешался на всяких диетах, бесконечно рекламируются чудодейственные средства для снижения веса. Как, по-вашему, надо правильно питаться, чтобы не думать о том, как похудеть?
А. Ч. – Встав из-за стола голодным – вы наелись; если вы встаете наевшись – вы переели; если встаете переевши – вы отравились.
М. – Передам Ваш совет своим знакомым: некоторые из них, дожив до зрелого возраста, разговаривают с окружающими исключительно о своем здоровье, точнее, нездоровье.
А. Ч. – Человек любит поговорить о своих болезнях, а между тем это самое неинтересное в его жизни.
М. – Но когда у человека появляются различные заболевания, что ему остается?
А. Ч. – Вовсе не думать или думать пореже о недугах.
М. – Это не просто, когда что-то болит. Возможно, надо попробовать переключить свое внимание на какое-то дело, не быть праздным?
А. Ч. – От праздности происходит умственная и физическая дряблость.
М. – Дожив до пенсионного возраста, человек нередко стремится к покою,
а не к трудовым подвигам.
А. Ч. – Нет слаще покоя, покупаемого трудом.
М. – Не всякий труд приносит удовлетворение – многие работают исключительно ради денег. Иное дело – творческий труд.
А. Ч. – Кто испытал наслаждение творчества – для того всех других наслаждений не существует!
М. – Ну, может, и существуют в какой-то степени. Например, чтение хорошей книги. Впрочем, я замечаю, что с возрастом мне перестали нравиться современные стихи и проза.
А. Ч. – Когда я перестал пить чай с калачом, то говорю: аппетита нет!
Когда же перестал читать стихи или романы, то говорю: не то, не то!
М. – Наверное, Вы правы – дело во мне. И еще мне не нравится, что сейчас вошли в моду биографии известных и даже великих писателей, где приводятся компрометирующие факты из их жизни. Публика с удовольствием их обсуждает и осуждает.
А. Ч. – Какое наслаждение уважать людей! Когда я вижу книги, мне нет дела до того, как авторы любили, играли в карты, я вижу только их изумительные дела.
М. – Совершенно с Вами согласен. Почему люди так любят критиковать других – их жизнь и произведения? Пусть бы сами написали шедевры, если они знают, как надо?
М. – Как я знаю, Вам в свое время изрядно доставалось от этих людей, но Вы отделывались шутками. Это великое дело – уметь отшутиться от неприятностей!
Но многие шуток не понимают.
А. Ч. – Не понимает человек шутки – пиши пропало! И знаете: это уж ненастоящий ум, будь человек хоть семи пядей во лбу.
М. – Это верно. Вот выдающийся философ А. Шопенгауэр называет чувство юмора одним из главных условий счастья: «Из личных свойств непосредственнее всего способствует нашему счастью веселый нрав; это прекрасное качество немедленно же находит награду в самом себе. Кто весел – тот всегда имеет причину быть таковым; причина эта – его веселый нрав. Ничто не способно в такой мере заменить любое другое благо, как это свойство». Как Вы думаете, что еще способствует нашему счастью?
А. Ч. – Истинное счастие невозможно без одиночества. Падший ангел изменил богу, вероятно, потому, что захотел одиночества, которого не знают ангелы.
М. – Но большинство людей как раз больше всего боятся одиночества.
А. Ч. – Если боитесь одиночества, то не женитесь.
М. – Неужели? Именно в любви и браке люди ищут спасения от одиночества.
А. Ч. – В семейной жизни главное – терпение. Любовь продолжаться долго не может.
М. – Как это грустно! Обычно к одиночеству стремятся именно творческие люди.
Творчество – дело уединенное.
М. – Вы как врач знали свой диагноз, предвидели близость смерти.
М. – Многие философы не боялись смерти, во всяком случае, в своих рассуждениях. Мудрость делала их бесстрастными?
А. Ч. – Бог создал меня из теплой крови и нервов, да-с! А органическая ткань, если она жизнеспособна, должна реагировать на всякое раздражение.
И я реагирую! На боль я отвечаю криком и слезами, на подлость – негодованием, на мерзость – отвращением. По-моему, это, собственно, и называется жизнью.
М. – Понятно. И хочется ей распорядиться как можно лучше, но как?
Есть распространенное мнение, что каждый человек на земле рождается с каким-то заданием, которое он должен распознать и выполнить. Не думаю, что многие правильно понимают это задание, – иначе мы жили бы в раю. Как Вы считаете, в чем наше призвание?
А. Ч. – Призвание всякого человека в духовной деятельности – в постоянном искании правды и смысла жизни.
М. – И на этом пути его ждет счастье или, хотя бы, чувство удовлетворения от исполненного долга?
А. Ч. – Чем выше человек по умственному и нравственному развитию, тем он свободнее, тем большее удовольствие доставляет ему жизнь.
М. – Значит, Вы не согласны с Экклезиастом: «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь». Действительно, ведь энциклопедисты считали, что все человеческие беды – от невежества. Правда, сегодня невежества стало несколько меньше, чем в те времена, но до счастья большинству людей еще далеко.
Итак, через толщу лет, что Вы скажете на прощание потомкам?
А. Ч. – Пока молоды, сильны, бодры, не уставайте делать добро! Счастья нет и не должно его быть, а если в жизни есть смысл и цель, то смысл этот и цель вовсе не в нашем счастье, а в чем-то более разумном и великом. Делайте добро!
Воодушевившись этим призывом, наш друг медиум поблагодарил дух великого русского писателя и отправился обдумывать услышанное.
Хороший вкус
Литературная известность пришла к нему в 26 лет, а позже его узнали и за границей, издали во множестве переводов по всему миру. Многие его современники стали безвестны при жизни, он же обрел всемирную славу, которая не увядает до сих пор, спустя 156 лет. Уже в конце 19 века его фигура была светочем литературы, а имя стояло наравне с Толстым, Пушкиным, Гоголем, Достоевским, но он принимал этот дар со скромностью, не придавая значения своим писательским достижениям. Имя этого замечательного человека — Антон Павлович Чехов.
А. П. Чехов: «Какое наслаждение уважать людей!»
«Когда я вижу книги, мне нет дела до того, как авторы любили, играли в карты, я вижу только их изумительные дела»…
Как писатель, для большинства он остался в прошлом, где-то в списках школьной литературы, а сейчас стал просто именем одной из множества «известных личностей». Время стирает память о личности. Ее остается все меньше и меньше, до тех пор, пока она не начинает жить лишь на страницах биографий, очерков и произведений. Писатель же, как человек, мало кому известен.
Антон Павлович Чехов был Человеком с большой буквы.
Отзывчивость и доброта не позволяли ему отказывать бедствующим. Каждый, кто обращался к нему за советом и поддержкой, неизменно получал ее. Такая уж у него была натура.
«… Чехов относился с необыкновенной любовью и вниманием к каждому так называемому незаметному человеку и находил в нем душевную красоту. Люди любили его нежно и шли к нему, не зная его, чтобы повидать, послушать; а он утомлялся, иногда мучился этими посещениями и не знал, что сказать, когда ему задавали вопрос: как надо жить? Учить он не умел и не любил… Я спрашивала этих людей, почему они ходят к Антону Павловичу, ведь он не проповедник, говорить не умеет, а они отвечали с кроткой и нежной улыбкой, что когда посидишь только около Чехова, хоть молча, и то уйдешь обновленным человеком…» (О. Книппер)
Чехов с женой Ольгой Книппер, 1901 год
В Ялту, где долгое время жил Чехов, приезжало множество людей, больных, нуждающихся в средствах и лечении. Они бросали все и приезжали сюда только потому, что ходили слухи: Антон Павлович обязательно поможет. И он помогал. Находил средства, устраивал, делал все, что было в его силах.
Много и подробно в своих воспоминаниях пишет о Чехове его друг Максим Горький:
«Мне очень часто приходилось слышать от него:
— Тут, знаете, один учитель приехал… больной, женат — у вас нет возможности помочь ему? Пока я его уже устроил…
— Слушайте, Горький, — тут один учитель хочет познакомиться с вами. Он не выходит, болен. Вы бы сходили к нему — хорошо?
— Вот учительницы просят прислать книг…
Иногда я заставал у него этого «учителя»: обыкновенно учитель, красный от сознания своей неловкости, сидел на краешке стула и в поте лица подбирал слова, стараясь говорить глаже и «образованнее», или, с развязностью болезненно застенчивого человека, весь сосредоточивался на желании не показаться глупым в глазах писателя и осыпал Антона Павловича градом вопросов, которые едва ли приходили ему в голову до этого момента.
Антон Павлович внимательно слушал нескладную речь; в его грустных глазах поблескивала улыбка, вздрагивали морщинки на висках, и вот своим глубоким, мягким, точно матовым голосом он сам начинал говорить простые, ясные, близкие к жизни слова — слова, которые как-то сразу упрощали собеседника: он переставал стараться быть умником, от чего сразу становился и умнее, и интереснее…»
Перед Чеховым спадали маски. Удивительно, но его обаяние разрушало агрессию, бахвальство, пафос и обиды. Искренность очищала от фальши, и та слетала, подобно шелухе, под спокойным и мягким взглядом Антона Павловича.
«Мне кажется, что всякий человек при Антоне Павловиче невольно ощущал в себе желание быть проще, правдивее, быть более самим собой, и я не раз наблюдал, как люди сбрасывали с себя пестрые наряды книжных фраз, модных слов и все прочие дешевенькие штучки, которыми русский человек, желая изобразить европейца, украшает себя, как дикарь раковинами и рыбьими зубами. Антон Павлович не любил рыбьи зубы и петушиные перья; все пестрое, гремящее и чужое, надетое человеком на себя для «пущей важности», вызывало в нем смущение, и я замечал, что каждый раз, когда он видел пред собой разряженного человека, им овладевало желание освободить его от всей этой тягостной и ненужной мишуры, искажавшей настоящее лицо и живую душу собеседника. Всю жизнь А. Чехов прожил на средства своей души, всегда он был самим собой, был внутренно свободен и никогда не считался с тем, чего одни — ожидали от Антона Чехова, другие, более грубые, — требовали. Он не любил разговоров на «высокие» темы, — разговоров, которыми этот милый русский человек так усердно потешает себя, забывая, что смешно, но совсем не остроумно рассуждать о бархатных костюмах в будущем, не имея в настоящем даже приличных штанов.
Красиво простой, он любил все простое, настоящее, искреннее, и у него была своеобразная манера опрощать людей». (М. Горький)
Чехов, обладающий природным юмором, вольно или невольно рассеивал грязь обыденности вокруг себя. Пережив тяжелое детство, работая в бакалейной лавке отца, он повидал немало житейских ситуаций и всю жизнь негодовал из-за абсурдного несовершенства мира: самолюбивых и вертких чиновников, прикрывающихся броской внешностью франтов, простых людей, погрязших в бедности, озлобленности на мир и самих себя, ждущих лучшей жизни и при этом пребывающих в абсолютном бездействии. Своим творчеством Антон Павлович ненавязчиво выводил на поверхность болезни общества.
«Он был как-то целомудренно скромен, он не позволял себе громко и открыто сказать людям: «да будьте же вы… порядочнее!» — тщетно надеясь, что они сами догадаются о настоятельной необходимости для них быть порядочнее. Ненавидя все пошлое и грязное, он описывал мерзости жизни благородным языком поэта, с мягкой усмешкой юмориста, и за прекрасной внешностью его рассказов мало заметен полный горького упрека их внутренний смысл». (М. Горький)
Чехов был неконфликтным человеком. Оказавшись перед лицом ненавистной пошлости, выходил из ситуации с простотой и изяществом, остроумно и в то же время по-доброму.
«Однажды его посетили три пышно одетые дамы; наполнив его комнату шумом шелковых юбок и запахом крепких духов, они чинно уселись против хозяина, притворились, будто бы их очень интересует политика, и — начали «ставить вопросы».
— Антон Павлович! А как вы думаете, чем кончится война?
Антон Павлович покашлял, подумал и мягко, тоном серьезным, ласковым ответил:
— Ну, да, конечно! Но кто же победит? Греки или турки?
— Мне кажется — победят те, которые сильнее…
— А кто, по-вашему, сильнее? — наперебой спрашивали дамы.
— Те, которые лучше питаются и более образованны…
— Ах, как это остроумно! — воскликнула одна.
— А кого вы больше любите — греков или турок? — спросила другая.
Антон Павлович ласково посмотрел на нее и ответил с кроткой, любезной улыбкой:
— Я люблю — мармелад… а вы — любите?
— Очень! — оживленно воскликнула дама.
— Он такой ароматный! — солидно подтвердила другая.
И все три оживленно заговорили, обнаруживая по вопросу о мармеладе прекрасную эрудицию и тонкое знание предмета. Было очевидно — они очень довольны тем, что не нужно напрягать ума и притворяться серьезно заинтересованными турками и греками, о которых они до этой поры и не думали.
Уходя, они весело пообещали Антону Павловичу:
— Мы пришлем вам мармеладу!
— Вы славно беседовали! — заметил я, когда они ушли.
Антон Павлович тихо рассмеялся и сказал:
— Нужно, чтоб каждый человек говорил своим языком…» (М. Горький)
А. П. Чехов: молчаливое, скромное величие
Джон Голсуорси в 1928 году сказал: «Чехов обладает исключительным достоинством: он показывает нам душу великого народа, показывает ее, не прибегая к ложным эффектам и пафосу».
Несмотря на все свои достоинства, Антон Павлович не придавал значения своему вкладу в литературу и жизнь окружающих его людей. К своей славе и признанию публики он относился скептически, считая, что его позабудут уже через год после смерти.
«Сколько молчаливого, скромного величия таится в иронии, с какой он относится к собственной славе, в его скептическом взгляде на смысл и значение собственной деятельности, в неверии в собственную значимость». (Т. Манн)
Чехов с таксой Хиной
Отзывы критиков и статьи в газетах были противоречивыми, одни называли его «холодной кровью» и судили за отсутствие идеи, другие отмечали его незаурядный талант и оригинальность, особую мягкую грусть в произведениях и тонкую передачу образов своих героев.
Широкую известность Чехову принес сборник «Пестрые рассказы», который увидел свет в 1886 году. Критики видели в работах Чехова отголоски Достоевского и Толстого, его ставили в один ряд с Лермонтовым и Пушкиным. Все потому, что он с какой-то особенной добротой и бесхитростностью показывал простого человека — с его достоинствами и недостатками, страхами и надеждами, как он есть. И смешно, и грустно.
Друзья писателя замечали, что от его произведений, как и от него самого, веет легкой печалью. Тем не менее, большинство из них Антон Павлович воспринимал, как исключительно юмористические.
«О своих пьесах он говорил как о «веселых» и, кажется, был искренне уверен, что пишет именно «веселые пьесы». Вероятно, с его слов Савва Морозов упрямо доказывал: «Пьесы Чехова надо ставить как лирические комедии».
Но вообще к литературе он относился со вниманием очень зорким, особенно же трогательно — к «начинающим писателям». Он с изумительным терпением читал обильные рукописи Б. Лазаревского, Н. Олигера и многих других». (М. Горький)
Чеховские пьесы ставились в театрах по всей России. Первая реакция зрителей на постановки часто была неоднозначной: люди просто не знали, как реагировать на увиденное, но к концу выступления хлопали стоя.
Чтобы понять произведения Чехова, их нужно прочувствовать, на это нужно время. Чехов же, не встречая с первых пор поддержки зрителей, ужасно расстраивался; а затем, радостный, выходил на поклон под бурные овации. Многие его узнавали и многие желали с ним познакомиться. Вокруг Антона Павловича всегда было полно людей, но он не очень любил суету. Со всеми был приветлив, но сдержан.
Чехов читает пьесу «Чайка» актерам Московского художественного театра
«Случалось, что собирались у него люди самых различных рангов: со всеми он был одинаков, никому не оказывал предпочтения, никого не заставлял страдать от самолюбия, чувствовать себя забытым, лишним. И всех неизменно держал на известном расстоянии от себя.
Чувство собственного достоинства, независимости было у него очень велико».(И. Бунин)
Легкий характер и смешливость сочетались с вдумчивостью и серьезностью. Никто не знал по-настоящему, что творилось у Антона Павловича на душе. Для всех он был загадкой.
«Это часто бывало у него: говорит так тепло, серьезно, искренно и вдруг усмехнется над собой и над речью своей. И в этой мягкой, грустной усмешке чувствовался тонкий скептицизм человека, знающего цену слов, цену мечтаний. И еще в этой усмешке сквозила милая скромность, чуткая деликатность…» (М. Горький)
Воспоминания великих современников
Высокий, стройный, легкий в движениях, говорит оживленно, просто и кратко — так описывали Антона Павловича. Бунин пишет в своих воспоминаниях: «Он мало ел, мало спал, очень любил порядок. В комнатах его была удивительная чистота, спальня была похожа на девичью. Как ни слаб бывал он порой, ни малейшей поблажки не давал он себе в одежде. Руки у него были большие, сухие, приятные. Как почти все, кто много думает, он нередко забывал то, что уже не раз говорил.
Он на некоторых буквах шепелявил, голос у него был глуховатый, и часто говорил он без оттенков, как бы бормоча: трудно было иногда понять, серьезно ли говорит он».
Жизнелюбивый, с отличным чувством юмора Чехов любил острословить и порой озорничать. Никаким невзгодам было не под силу погасить яркости его ума и привычки шутить.
«Иногда он разрешал себе вечерние прогулки. Раз возвращаемся с такой прогулки уже поздно. Он очень устал, идет через силу — за последние дни много смочил платков кровью, — молчит, прикрывает глаза. Проходим мимо балкона, за парусиной которого свет и силуэты женщин. И вдруг он открывает глаза и очень громко говорит:
— А слышали? Какой ужас! Бунина убили! В Аутке, у одной татарки!
Я останавливаюсь от изумления, а он быстро шепчет:
— Молчите! Завтра вся Ялта будет говорить об убийстве Бунина» (И. Бунин)
«Наедине со мной он часто смеялся своим заразительным смехом, любил шутить, выдумывать разные разности, нелепые прозвища; как только ему хоть немного становилось лучше, он был неистощим на все на это. Любил разговоры о литературе. Говоря о ней, часто восхищался Мопассаном, Толстым. Особенно часто он говорил именно о них да еще о «Тамани» Лермонтова». (И. Бунин)
Перед Толстым Чехов испытывал особое благоговение. Много вечеров они проводили за разговорами, и Антон Павлович с готовностью выслушивал критику своих работ. Он считал Льва Николаевича писателем абсолютно другого, высшего порядка, до которого не дано дотянуться никому. Он называл Толстого «знаменитостью №1» (себе он выделил 877 место), и в сравнении с этим гигантом литературы чувствовал себя ребенком. Толстой же относился к Чехову по-отечески и никогда не ругал его произведения всерьез.
«— Боюсь только Толстого. Ведь подумайте, ведь это он написал, что Анна сама чувствовала, видела, как у нее блестят глаза в темноте!
— Серьезно, я его боюсь, — говорит он, смеясь и как бы радуясь этой боязни.
И однажды чуть не час решал, в каких штанах поехать к Толстому. Сбросил пенсне, помолодел и, мешая, по своему обыкновению, шутку с серьезным, все выходил из спальни то в одних, то в других штанах:
— Нет, эти неприлично узки! Подумает: щелкопер!
И шел надевать другие, и опять выходил, смеясь:
— А эти шириной с Черное море! подумает: нахал…» (И. Бунин)
Чехов с Л. Толстым и М. Горьким
За 25 лет творчества Чехов создал около 900 различных произведений. Он переписывался со многими писателями своего времени, многим послужил наставником в творчестве. Под влиянием Чехова писали Эрнест Хемингуэй (США), Эжен Даби (Франция), Хервуд Андерсен (США), Джозеф Хеллер (США), Иржи Марек (Чехословакия), пишет Петер Хандке (Австрия) и другие.
В человеке любил Человека
Благодаря врожденной склонности к острословию, он стал автором десятков цитат. Некоторые из них даже относят к «народной мудрости». Среди них:
В каждой из них — маленькая частичка Чехова. Он был прост, изящен, дерзок, он говорил то, что думал, оставаясь справедливым и деликатным в суждениях. Добрый и отзывчивый человек, он любил в человеке Человека и никогда не занимался «пустяками», создав множество прекрасных произведений, живых и искренних, вросших в саму природу русской литературы. Не умея учить, он был и остается отличным учителем.
«Однажды он сказал (по своему обыкновению, внезапно):
— Знаете, какая раз была история со мной?
И, посмотрев некоторое время в лицо мне через пенсне, принялся хохотать:
— Понимаете, поднимаюсь я как-то по главной лестнице московского Благородного собрания, а у зеркала, спиной ко мне, стоит Южин-Сумбатов, держит за пуговицу Потапенко и настойчиво, даже сквозь зубы, говорит ему: «Да пойми же ты, что ты теперь первый, первый писатель в России!» — И вдруг видит в зеркале меня, краснеет и скороговоркой прибавляет, указывая на меня через плечо: И он… » (И. Бунин)