100 историй об омске
100 историй об Омске: №18 «Строго по генплану»
Застройка улиц Омска происходила вдоль улиц, как это было в Америке или Англии, а не кварталами
На протяжении всего 2016 года историк Сергей НАУМОВ рассказывал на страницах газеты «Коммерческие вести» о событиях, происходящих в Омске за его 300-летие. Прошел год 300-летия и проект завершился. И теперь мы решили на сайте «КВ» напомнить читателям все эти газетные истории. 100 дней подряд: каждое утро – по одному рассказу из прошлого нашего города:
Период 1820-х годов примечателен и тем, что именно тогда процесс формирования городского пространства принял системный характер. После того как в 1825 году в Омск был переведен совет Главного управления Западной Сибири, город получил «столичный» статус. Облик города должен был меняться теперь в соответствии с этим положением. К тому же в конце XVIII века традиции регулярной планировки городов уже сложились.
Датой начала официальной застройки города следует считать 28 января 1829 года, когда императором Николаем I был утвержден генеральный план Омска, ставший на несколько десятилетий руководящей основой архитектурно-планировочного развития города. В городской системе застройки доминирующую роль играла «форштадтная» система, характерная для многих городов того времени (форштадт – это предместье (или слободка), поселение, находящееся вне города или крепости и примыкающее к ним). Проект 1829 года предусматривал увеличение городских площадей почти в четыре раза, создание в форштадтах больших территорий под постройку церквей, торговых помещений, вокруг крепости создавалась замкнутая эспланада, упразднялся выгоревший во время пожара 1823 года Подгорный форштадт.
Постепенно застраивался периметр войсковой площади. В 1826 году на западной ее стороне было выстроено двухэтажное здание воинской канцелярии. В 1827 году началось возведение двухминаретной каменной мечети, которую решено было построить по инициативе Петра Капцевича. Сооружение мечети, по задумке генерал-губернатора, должно было продемонстрировать лояльность и заботу Российской империи в отношении колонизируемого населения.
Город менялся на глазах. Ярким примером «столичного стиля» стал, известный, пожалуй, всем омичам, возведенный по проекту архитектора Василия Стасова в 1840 году казачий Никольский собор. Вероятно, эти монументальные преобразования позволили Ипполиту Завалишину впоследствии написать о нашем городе: «Любуясь этим прекрасным, оживленным Омском, воинским станом передовой Руси у обетованной земли солнца, мы вышли на Никольскую площадь и… окинули взглядом пространство, нашему кругозору представившееся, и все, что уже говорили в этом популярном описании края о будущности нашей славной России, в связи с нею далекой Сибири, явилось тут нам доказательно и осязательно».
При подготовке полосы использованы материалы публикаций Петра Вибе, Николая Вехова, Александра Лосунова
При поддержке и с использованием рисунков передачи «Удивительное рядом. Омская версия» телеканала «Продвижение».
Первая публикация — в газете «Коммерческие вести» от 16 марта 2016 года. Если Вам есть чем дополнить или уточнить эту историю — пишите в комментариях. Продолжение завтра.
100 историй об Омске: №19 «Худой, желчный, тиран по натуре, тиран потому, что всю жизнь служил на военной службе»
Столица Западной Сибири и ее первый губернатор
На протяжении всего 2016 года историк Сергей НАУМОВ рассказывал на страницах газеты «Коммерческие вести» о событиях, происходящих в Омске за его 300-летие. Прошел год 300-летия и проект завершился. И теперь мы решили на сайте «КВ» напомнить читателям все эти газетные истории. 100 дней подряд: каждое утро – по одному рассказу из прошлого нашего города:
В прошлых публикациях мы уже обращали внимание на то, что в истории Омска немало незаслуженно забытых имен. Сегодня очевидно, что вклад многих земляков, которыми по праву могут гордиться омичи, порой сильно принижен. Но есть в омском краеведении и люди, чьи фамилии вполне сознательно вписаны в исторические летописи густыми черными красками. Больше других досталось сибирским генерал-губернаторам. Если вдуматься, то фактически вся политико-административная история Сибири XIX века описана в фундаментальных краеведческих изданиях советского периода сплошь негативными характеристиками. «Типичный представитель царской администрации» — это клише, которое приклеивали советские историки почти всем сибирским управленцам дореволюционного периода. Штамп всегда сопровождался однотипными характеристиками: «сатрап», «тиран», «ретивый администратор». В этих тенденциозных описаниях совершенно терялись личности, и получилось, что такие значимые фигуры сибирской истории, как Петр Капцевич, Густав Гасфорт, Николай Казнаков, упоминались только в негативном контексте. Другие и вовсе упоминались косвенно или не упоминались вообще.
Так, в свое время не повезло с исторической памятью генерал-губернатору Западной Сибири в 1822 – 1828 годах Петру Капцевичу. А ведь когда-то нынешняя улица Красный Путь носила его имя и называлась улица Капцевичева. За Капцевичем, в соответствии с устоявшимся каноном, была закреплена характеристика, данная ему Александром Герценом: «Худой, желчный, тиран по натуре, тиран потому, что всю жизнь служил на военной службе, беспокойный исполнитель – он проводил все во фрунт и строй, объявлял максимум на цены, а обыкновенные дела оставлял в руках разбойников». В 1990-е годы, когда начался гораздо более серьезный этап осмысления сибирской истории, специалистам стало ясно, именно это описание меньше всех остальных соответствует реальности. Самым интересным оказалось то, что опровержение подобной трактовки личности генерала Капцевича порой кроется в тех же источниках, что служат основанием для ее построения.
В 1819 году Петр Капцевич был назначен командиром Сибирского корпуса, а в 1822 году, после очередной административной реформы, разделившей Сибирь на два генерал-губернаторства, стал первым генерал-губернатором Западной Сибири. Гражданский губернатор в Тобольске Дмитрий Бантыш-Каменский, лично знакомый с Капцевичем, описывал его так: «Был неустрашим на бранном поле, взыскателен по службе, строг, не терпел малейшего отступления от порядка; но всегда справедлив, почтителен к властям, хороший Христианин, добрый семьянин. «Не мне писать Законы, — говорил он, — но и не мне учиться служить верно Царю. Совесть моя спокойна».
Иван Словцов писал, что «период управления Западной Сибирью Петра Михайловича Капцевича составляет самую блестящую страницу в исторической хронике Омска». Многие инициативы генерал-губернатора действительно нельзя не оценить по достоинству. При Капцевиче в 1826 году образованное в 1813-м Войсковое казачье училище было преобразовано в Омское училище Сибирского линейного казачьего войска. Также им было отправлено в Государственный совет ходатайство об отпуске средств на содержание Омского войскового казачьего училища из государственного казначейства. И оно было одобрено. Именно Петр Капцевич впервые поднял вопрос о создании в Сибири университета. Но, к сожалению, эту задумку ему воплотить в жизнь не удалось.
Уже современники отмечали значительный вклад Капцевича в развитие сельского хозяйства Сибири. Внесший не меньшую лепту в развитие земледелия в Сибири начальник Омской области генерал Семен Броневский говорил: «При сильном влиянии Петра Михайловича Капцевича хлебопашество получило нарочитое развитие». В Западной Сибири при Капцевиче было заведено овцеводство, основан конный завод. Поощрял губернатор и хозяйственную деятельность народов киргизской степи. Некоторым известным старейшинам были подарены инструменты, семена и даны указания, как кочевникам организовать хлебопашество, которым они ранее никогда не занимались.
В советской историографии Капцевичу непременно вменялось в вину создание в Омске в 1822 году первого крупного промышленного предприятия – войсковой суконной фабрики. Дескать, созданная (по выражению, заимствованному из записок Ивана Словцова) «без отягощения казны» она отягощала рядовых казаков, обрабатывающих «общественные пашни» и обогащала «войсковых воротил». У Словцова этот сюжет описан так: «По мысли генерала Капцевича, заведено было в казачьем войске общественное хлебопашество, на пустопорожних землях, в казачьих поселениях. Избытки от урожаев хлебов казаки представляли в казну и из полученных денег половину удерживали в свою пользу, другую половину вносили в общественную сумму Войсковой канцелярии. Сумма эта была настолько значительна, что позволила в 1822 г. устроить и содержать суконную фабрику». Справедливости ради стоит сказать о том, что именно создание суконной фабрики позволило производить собственное сукно и отказаться от не отличавшегося высоким качеством и дорогого привозного сукна.
Конечно, многим запомнился генерал Капцевич и своим суровым нравом, бескомпромиссностью, нетерпимостью к любой недисциплинированности. «Наказания, которые налагал сам Капцевич, всегда отличались строгостью. Офицерам он назначал арест с содержанием на хлебе и воде, а нижним чинам чаще всего телесные наказания. Однако эту строгость Капцевича едва ли можно объяснить его жестокосердием; скорее всего следует допустить, что в данном случае сказывалось влияние аракчеевской школы, главный принцип которой – порка – господствовал во всей армии» — сообщается в журнале «Сибирский архив» за 1915 год. К тому же, при всей безусловной строгости генерала, за все годы своего правления он не вынес ни одного смертного приговора.
После службы в Сибири в 1828 году Капцевич был назначен командиром Отдельного корпуса внутренней стражи. Умер Петр Капцевич в 1840 году и был похоронен в селе Никольском под Оренбургом.
При подготовке полосы использованы материалы публикаций Петра Вибе, Николая Вехова, Александра Лосунова
При поддержке и с использованием рисунков передачи «Удивительное рядом. Омская версия» телеканала «Продвижение».
Первая публикация — в газете «Коммерческие вести» от 16 марта 2016 года. Если Вам есть чем дополнить или уточнить эту историю — пишите в комментариях. Продолжение завтра.
100 историй об Омске: №77 «Некоторые видят в котлах с молоком, кипятком и холодной водой, где искупался Иван, аллюзию на муромцевские «пять озер»
Сибирские мотивы в сказке Петра Ершова «Конек-Горбунок»
Впрочем в русской литературе XIX века образ Омска создавался не только Достоевским. По крайней мере, так гласят легенды. Некоторые из них связаны с Петром Ершовым, одним из самых загадочных русских классиков.
Биографические сведения о жизни автора бессмертного «Конька-Горбунка» неточны и противоречивы. Не сохранилось ни черновиков рукописи его подлинно народной сказки, ни дневниковых записей, ни архива как такового. Удивительно, но одно из самых знаменитых произведений в отечественной литературе было написано 19-летним студентом Ершовым от скуки во время лекций в университете. Сам Ершов, так и оставшийся, фактически, автором одного произведения, признавался, что его сказка – произведение народное, взятое из уст рассказчиков, от которых он его слышал и только привел в более стройный литературный вид. Но где же автор черпал вдохновение? По одной из версий, в Сибири и, в частности, в Омске, где прошли его детские годы.
Уже в детстве Петр Ершов много ездил по Сибири. Сначала из села Безрукова, в котором родился, в Петропавловск, а затем – в Омск, где его отец Павел Ершов служил исправником. Семья Ершовых жила на территории Омской крепости, затем в Кадышевском форштадте. Ершов гостил у своего дяди в Тобольске, а затем возвращался в Омск. В бесконечных переездах он общался с торговыми людьми, чьи караваны ходили до долин Тянь-Шаня для торговли с азиатскими купцами. Разговаривал он также и с сослуживцами по Бухтарминской таможне Филиппа Ефремова, прошедшего всю Центральную Азию и побывавшего на Тибете и в Индии. Из услышанных от странников и купцов рассказов, рождались кони, несущиеся по небу, Жар-птицы, рыбье царство, Царь-девица, дочь Месяца и сестра Солнца, сундучок с перстнем на дне «моря-окияна», а уж «чудо-юдо рыба-кит», которое «поперек его лежит» и вовсе якобы является трансформацией детского впечатления от увиденного в Тобольске зрелища, когда на берег реки (уж непонятно как) выбросило кита. На этот «аттракцион» ходил смотреть весь Тобольск, а юному Петру картина запала в душу и ожила позднее в сказке.
В иных легендах связь Петра Ершова и Омска еще более тесная. Некоторые исследователи усматривают в мотивах «Конька-Горбунка» пейзажи ныне знаменитого омского туристического бренда – деревни Окунево. Отдельные авторы видят в трех котлах с молоком, кипятком и холодной водой, в которых искупался Иван, после чего стал писаным красавцем, аллюзию на широко известные «пять озер». Впрочем, легендами и мифами овеяна вся личная и литературная биография Петра Ершова.
Так, например, ряд литературоведов утверждают, что истинным автором «Конька» является Александр Пушкин. В канонической же версии биографии Петра Ершова, Александр Сергеевич, прочитав сказку, лестно заметил: «Теперь этот род сочинений можно мне и оставить». В любом случае омские улица и проезд Ершова названы так не зря, а прочитать и перечитать сказку «Конек-Горбунок» авторства Петра Ершова предстоит еще многим поколениям во всем мире.
При подготовке полосы использованы материалы публикаций Александра ЛОСУНОВА
При поддержке и с использованием рисунков передачи «Удивительное рядом. Омская версия» телеканала «Продвижение».
Первая публикация — в газете «Коммерческие вести» от 21 сентября 2016 года. Если Вам есть чем дополнить или уточнить эту историю — пишите в комментариях. Продолжение завтра
100 историй об Омске: №76 «Вокруг Сибири за восемьдесят дней», или Таинственный Омск»
Что связывает Жюля Верна со столицей Прииртышья?
В прошлом номере мы вспоминали Омск Достоевского – самый известный образ нашего города, отображенный в художественной литературе. Но, конечно было бы обидно, если бы Омск знали в мире только как мрачный город каторги и кандалов, город «Мертвого дома». К счастью, это не так и миллионам читателей Омск знаком как город опасных путешествий и захватывающих приключений (пусть этот Омск, в отличие от Омска Достоевского, абсолютно фантастический). Роман Жюля Верна «Михаил Строгов: курьер царя», в отличие от других его произведений, в России известен мало, в то время как в Европе и Америке это одно из популярнейших произведений приключенческого жанра, многократно переиздававшееся и экранизированное десятки раз. Впрочем можно объяснить этот феномен тем, что по сложившейся традиции мы уж слишком серьезно относимся к родной истории и оберегаем ее от любого, как нам кажется, ироничного взгляда. При таком подходе «Михаил Строгов» действительно оставляет много вопросов.
Действие романа, написанного в 1875 году, происходит в России 1860-х. Тридцатилетний блестящий офицер фельдъегерского корпуса Михаил Строгов по личному приказу императора отправляется в Иркутск под именем купца Николая Корпанова, чтобы предупредить генерал-губернатора Восточной Сибири, брата царя о готовящемся против него заговоре и государственной измене Ивана Огарева.
Огарев по крови наполовину татарин, бывший офицер, бывший каторжник, прощенный императором, а ныне один из предводителей масштабного антироссийского восстания татар, казахов и бухарцев, возглавляемого бухарским эмиром – ханом Феофаром. Почему же именно Строгову поручается это ответственное задание в далекой Сибири? Дело в том, что молодой офицер не только бесстрашный герой (автор упоминает его службу в кампаниях на Кавказе), но и сибиряк. Более того, омич. Детство и юность его прошли в столице Прииртышья. Покойный отец был охотником и обучил сына стрельбе, а старуха-мать по имени Марфа осталась в Омске.
По пути в Сибирь Строгов знакомится с девушкой Надей Федоровой, которая тоже едет в Иркутск навестить своего отца – политического ссыльного, а также европейскими корреспондентами – англичанином Гарри Блэнтом и французом Альсидом Жоливе. Блэнт и Жоливе едут в Сибирь как в горячую точку в поисках журналистских сенсаций почти той же дорогой, что и Михаил и постоянно пересекаются с ним на протяжении всего романа.
Чтобы вызывать меньше подозрений и заодно помочь девушке Михаил выдает Надю за свою сестру, и они решают ехать до Иркутска вместе. По закону жанра между ними постепенно зарождается чувство.
Несмотря на вольное обращение с историческим антуражем, Жюль Верн весьма точен во всем, что касается географии и описаний местности (вероятно потому, что консультантами у него были Петр Кропоткин и Иван Тургенев). В романе встречаются названия: Ишим, Томск, Красноярск, Колывань, Иртыш, Ангара, Забайкалье. Причем правильно указываются даты оснований городов, численность их населения на тот момент. Конечно же, нам интересно описание Верном Омска. Оно дается в 14 главе первой части:«Омск, один из главнейших городов Западной Сибири, разделялся в это время на два квартала: в одном помещались присутственные места и сам губернатор, другой был населен коммерсантами. Город был окружен небольшой стеной с башнями по углам, но эта защита была незначительна». Когда Строгов и Надя переправлялись через Иртыш, на них напали бухарцы, тяжело ранили Михаила, а девушку похитили. Строгов выживает (его спасает местный крестьянин) и оказывается в Омске. Город уже почти захвачен отрядами Огарева. Михаил направляется в «торговую часть Омска», в которой «теперь распоряжались бухарские войска. Город был на военном положении; везде видны были отряды татар, а главные их силы расположились биваком на площади, готовые двинуться дальше по первому приказанию. Только высокая часть города, лучше укрепленная, чем торговый квартал, не была еще взята мятежниками».
Далее события становятся все драматичнее. На почтовой станции Омска Михаила узнает мать и таким образом случайно выдает его. Строгову удается бежать, а Марфу Строгову пленят татары, и в плену она, разумеется, знакомится с Надей. Чтобы спасти мать и возлюбленную Михаил выдает себя Огареву. По приговору хана Феофара Строгова, как шпиона, оставляют в живых, но, в соответствии с татарскими законами, ослепляют, проведя ему по глазам раскаленной саблей. Надя, которой удается в толпе пленных скрыться от татар, решает бежать, ведя за собой слепого Михаила.
Вдвоем они покидают Западную Сибирь и, преодолев еще множество испытаний, с помощью одного из сибирских крестьян все-таки добираются до Иркутска и успевают предупредить губернатора.
Заканчивается роман полным хеппи-эндом. Строгов в поединке убивает Огарева, и тут читатель узнает, что благодаря чудесной случайности он не ослеп.
Отец Нади Федоровой помилован, как искупивший свою вину кровью в боях за Иркутск. Войска хана Феофара разбиты подоспевшими русскими войсками. Михаил и Надя женятся, селятся в Санкт-Петербурге, живут долго и счастливо и иногда приезжают в Омск навестить Марфу Строгову, которой тоже удалось спастись. Блэнт и Жоливе, подробно описав эти приключения, отправляются в Китай.
Вот такую удивительную историю рассказал нам Жюль Верн. В России роман «Михаил Строгов» был опубликован с 25-летним опозданием, в 1900 году, а широко начал издаваться лишь в 1990-е. И возможно, книга еще ждет своего читателя не только среди высокопоставленных омских чиновников (о том, как его впечатлил этот роман Жюля Верна, пару лет назад поведал в своем Instagram нынешний губернатор Омской области), но и среди простых омичей. Ведь несмотря на наше столь серьезное отношение к истории, такой «фантастический Омск» тоже имеет право на существование.
При поддержке и с использованием рисунков передачи «Удивительное рядом. Омская версия» телеканала «Продвижение».
Первая публикация — в газете «Коммерческие вести» от 21 сентября 2016 года. Если Вам есть чем дополнить или уточнить эту историю — пишите в комментариях. Продолжение завтра
100 историй об Омске: №70 «На что мне вечность, милые, без вас?»
В прошлом году исполнилось 85 лет со дня рождения Вильяма Озолина
17 августа 2016 года в Омске отметили юбилей известного сибирского поэта Вильяма Озолина. В этот день ему могло бы исполниться 85 лет. Вильям Озолин умер девятнадцать лет назад – 16 августа 1997 года за несколько часов до своего 66-го дня рождения, а родной город покинул навсегда за 25 лет до смерти. Но, несмотря на это, омичи хранят память о выдающемся земляке. В 2006 году в музее Кондратия Белова состоялась серия памятных вечеров, открыта экспозиция с фотографиями и стихами поэта. В 2011 году на Аллее Литераторов на бульваре Мартынова торжественно открыт памятный камень в честь Озолина, а в нынешнем году в Омском литературном музее имени Достоевского создана экспозиция, посвященная сразу двум Озолиным – Вильяму и Яну – отцу и тоже известному в 1930-е годы поэту.
Сегодня, читая биографию Вильяма Озолина, на каком-то бессознательном уровне понимаешь, что этот человек мог стать только поэтом. Все в нем было поэтично вплоть до мелочей – от родословной до внешнего облика, от тематики творчества до шуток и причуд. Однажды, отвечая на вопрос журналиста, стал ли он поэтом в результате случайности или осознанно, Озолин ответил: «Наверное, не случайно, ведь мой отец поэт…». Вильям Озолин родился 17 августа 1931 года в семье поэта Яна Озолина, расстрелянного в 1938 году по «латышскому делу». Долгие годы за Вильямом тянулось клеймо «сына врага народа», поэтому свои первые стихи в омской периодике он подписывал фамилией матери — Гонт. Дебора Гонт работала художником-оформителем и помогла сыну устроиться на работу в омский медицинский институт, где он зарабатывал на жизнь рисованием «наглядной агитации». Но будущему поэту было тесно в стенах институтской мастерской, все его естество стремилось в неведомые края и дальние странствия. Вильям поступил матросом на пароход, который ходил по Иртышу до Обской губы, работал на Сахалине. Именно суровая романтика северных морей стала основной темой первых книг Озолина. Об этом периоде своей жизни Вильям Озолин потом иронически напишет: «Много я бродил по свету. / Было дело – кочевал! / …Даже как-то на дрезине / сон увидеть довелось. / А вот дома на перине, / врать не буду, / не пришлось!»
Впрочем в том, что Вильям Озолин стал «профессиональным поэтом», есть все же немалая доля случайности. По его собственному рассказу дело было так: «Приехал в Москву получить рекомендацию в загранплавание – такой порядок был. Шел по Тверскому бульвару и укрылся от дождя в каком-то здании. Оказалось – Литинститут. В вестибюле познакомился с молодыми людьми: Робертом Рождественским, Николаем Старшиновым, Владимиром Морозовым. Разговорились. Они послушали мои стихи: «Почему не поступаешь?» И я решился».
В Литературном институте имени А. М. Горького Озолин стал одним из любимых учеников Ильи Сельвинского. Живя в Москве, много общался с Леонидом Мартыновым – земляком и другом отца. А на совещании-семинаре молодых писателей в Кемерове в 1966 году произошел почти невероятный по тем временам случай: молодой поэт Вильям Озолин был принят в Союз писателей по сверстанной рукописи первой книги. Без всяких согласований с омским партийным и литературным руководством. Первая книга Озолина «Окно на север» вышла в 1966 году и почти сразу же была полностью раскуплена. То же произошло и со второй книгой «Песня для матросской гитары» (1972 год), тираж которой разошелся буквально за несколько дней.
Шесть лет литературного успеха между первой и второй книгами стали для Вильяма Озолина временем больших надежд и одновременно испытаний. Начиная с триумфа в Кемерове, Озолин с каждым годом все больше «напрягал» различного рода функционеров. Омские литературные руководители не любили его за неукротимость, бескомпромиссность и необузданный нрав. Его дружба с полуопальными художниками – Николаем Третьяковым, Николаем Брюхановым, Геннадием Штабновым плюс подозреваемая неблагонадежность вызывали неодобрение писательского начальства и сигналы со стороны местного КГБ. Официально Озолина никто не преследовал, но к 1972 году обстоятельства сложились так, что Вильяму пришлось уехать из любимого города. Уехать в никуда. Конфликт с руководством отделения Союза писателей не сулил ничего хорошего. Однако почти потеряв в Омске заработок и перспективы профессионального роста, Вильям Озолин получил любовь всей жизни. До этого официально женатый четыре раза поэт обрел семейное счастье с пятой попытки. Его будущая жена Ирина на тот момент была замужем за перспективным комсомольским работником, но, бросив все, ушла почти к нищему Озолину. Вместе они переехали в Читу, где родился их сын, затем в Барнаул. Сегодня Ирина Озолина вспоминает о муже: «Вообще годы, прожитые рядом с Вилей, были непростые, тревожные. Что меня держало? Ну да, большая любовь, о которой можно книжку написать. Но жизнь, безусловно, больше любви. Просто, знаете, мне с этим человеком было очень интересно».
Связи с родным городом Вильям Озолин никогда не порывал. Мать и отчим со временем тоже переехали в Барнаул, но в Омске осталось много друзей. Озолин приезжал на творческие вечера, читал свои стихи и исполнял песни (именно за это его называли «сибирским Окуджавой»), много выступал на омском радио, телевидении, бывал на литературном празднике «Омская зима» и Мартыновских чтениях в 1980-1990-е годы. За 25 лет «после Омска» издал еще пять сборников стихов, работал в прозе, печатался в столичных журналах и объездил почти весь Советский Союз.
Поэта Вильяма Озолина помнят не только в Омске, но и в Чите, и в Барнауле. Наверное, потому, что Озолин помимо литературного дара обладал другим редким талантом – талантом дружбы. И сегодня для омских литераторов он остается человеком, о котором лучше всего скажут его же строки: «Я за жизнь свою / Не накопил деньжат. / То, что было, – / Не воротишь, не вернешь. / Деньги – что. / Они на улицах лежат. / Ну а друга – / Так вот, просто, не найдешь. »
При подготовке статьи использованы материалы публикаций Александра ЛЕЙФЕРА
При поддержке и с использованием рисунков передачи «Удивительное рядом. Омская версия» телеканала «Продвижение».
Первая публикация — в газете «Коммерческие вести» от 17 августа 2016 года. Если Вам есть чем дополнить или уточнить эту историю — пишите в комментариях. Продолжение завтра