Ты знаешь что я не корчу чувствительность
Ты знаешь что я не корчу чувствительность
И, наконец, в июле 1825 года он писал своему другу Н. Н. Раевскому: «. у меня буквально нет другого общества, кроме старушки няни и моей трагедии («Борис Годунов».- А. Г.)».
«Родионовна принадлежала к. благороднейшим типам русского мира,- писал первый биограф Пушкина П. В. Анненков.- Соединение добродушия и ворчливости, нежного расположения к молодости с притворной строгостью оставили в сердце Пушкина неизгладимое воспоминание. Он любил ее родственной, неизменной любовью и в годы возмужалости и славы беседовал с нею по целым часам».
В другом дошедшем до нас письме, от 6 марта 1827 года, Анна Вульф писала Пушкину из Тригорского под диктовку Арины Родионовны: «. вы у меня беспрестанно в сердце и на уме, и только, когда засну, то забуду вас. Ваше обещание к нам побывать летом меня очень радует. Приезжай, мой ангел, к нам в Михайловское, всех лошадей на дорогу выставлю.
Прощайте, мой батюшка, Александр Сергеевич. За ваше здоровье я просвиру вынула и молебен отслужила, поживи, дружочек, хорошенько, самому слюбится. Я слава богу здорова, цалую ваши ручки и остаюсь вас многолюбящая няня ваша
Аринна Родивоновна
Кучер Пушкиных в Михайловском рассказывал литератору К. А. Тимофееву, посетившему в 1859 году старый михайловский домик няни:
«Любил ли Пушкин Арину-то Родионовну? Как же еще любил-то, она у него тут вот и жила. И он все с ней, коли дома. Чуть встанет утром, уж и бежит ее глядеть: «здорова ли мама»,- он ее все мама называл. А она ему, бывало, этак нараспев (она ведь из-за Гатчины была у них взята, из Суйды, там эдак все певком говорят): «Батюшка ты, за что ты меня все мамой зовешь, какая я тебе мать?» «Разумеется, ты мне мать: не то мать, что родила, а то, что своим молоком вскормила». И уж чуть старуха занеможет, так что ли, он уж все за ней. «
Впечатления от встреч со слепцами и странниками у ворот Святогорского монастыря, поговорки, пословицы, присказки, не сходившие с языка няни, питали музу Пушкина. Весь сказочный русский мир, тьма русских обычаев, поверий, песен и былин были известны Арине Родионовне, и все ее рассказы пропитаны были «русским духом».
Не сохранилось, к сожалению, ни одного портрета Арины Родионовны, но в поэтических произведениях Пушкина отражен живой облик его няни. В стихотворении «Сват Иван, как пить мы станем» Арина Родионовна предстает перед нами как живая:
Мастерица ведь была
И откуда что брала!
А куды разумны шутки,
Приговорки, прибаутки,
Небылицы, былины
Православной старины.
Слушать, так душе отрадно.
И не пил бы и не ел,
Все бы слушал да сидел.
Кто придумал их так ладно?
В книге: Гессен А. И.» Все волновало нежный ум…» Пушкин среди книг и друзей. М., Художественная литература, 1983.
А. С. Пушкин в Прямухине. Часть II
Дополнительная глава к моей книге «Пушкин – Тайная любовь. – М., АСТ, 2017
4. «ХОТЕЛ УБЕДИТЬ ЕЕ ВЫЙТИ ЗА МЕНЯ»
Татьяна (русская душою,
Сама не зная, почему)
С ее холодною красою
Любила русскую зиму… (VI, 98) (1)
Этот рисунок появился в тетради ПД 835, л. 80 (см. в коллаже) именно здесь, потому что на тот момент это был единственный уцелевший после прочисток «опасных» декабристских мест «зимний» кусок романа, рождавшийся зимой 1825-1826 года.
Текст в линиях этого изображения такой: «Мать-Бакунина все еще не знаетъ, что я мужъ ея дочки. Я у…ъ ея 25 Маiя, потому моя царевна стала злюка и кусака. Она забыла меня. Я накину уздечку на эту упрямаю лошадку. Я ея люблю и буду мужемъ ея къ Iюню. Я на ихъ дачу приеду къ 25 Маiя. Я буду просить ея руку у матери ея въ Царскомъ Селе. Столь долгая разлука мне показала, что я люблю Екатерину по-настоящему. Я очарованъ ею съ пятнадцатаго, а люблю ея съ 17 года. Я люблю Екатерину еще съ лицея. Тогда же я и у…ъ ея, а мать ея напрасно думаетъ, что я не могу быть мужемъ ея дочке и ея зятемъ. Поскольку я еще съ лицея любилъ и люблю ея, то думаю, что въ конце концовъ я все равно буду ея мужемъ. Я думаю взять свою злюку, кусаку и капризу, какъ и 25 Маiя, когда я ея у…ъ, дружбой, сочувствiемъ къ ея авантюрамъ и уваженiемъ къ ея горю.
Я, какъ дуракъ, дежурилъ у дома ея дяди въ Торжке. Отъ ея дядюшки я узналъ, что ея рана не опасна для здоровья, чему я былъ очень радъ. Тамъ я и сказалъ ему, что хочу жениться на его племяннице Екатерине Бакуниной. Дядюшка ея убедилъ меня не сразу по приезде въ именiе просить руку ея, такъ какъ съ Маiя у нея идетъ трауръ по ея благодетельнице Елизавете Алексеевне. Я тогда сказалъ ему, что люблю Екатерину еще съ лицейскихъ временъ, но мать ея не хочетъ, чтобы я сталъ ея зятемъ. Я уже предлагалъ ей свою руку въ 1817 году. Поскольку я по-настоящему люблю ея, я прошу у него руку ея вместо ея матери.
Я къ 25 Декабря ездилъ къ Бакунину въ его именiе Прямухино. Я ездилъ в Прямухино къ ея любимому дядюшке Бакунину, но не говорилъ съ нею из-за ея упрямства. Моя злюка и кусака живетъ въ Прямухине как будто въ замке безъ входа и выхода. Я, какъ дуракъ, ездилъ въ Прямухино къ ней три раза. Из-за траура по Елисавете она такъ и не вышла изъ ея комнаты, и я не могъ говорить съ ней.
Я думалъ, что я уговорю эту злюку и упрямицу. Я былъ уверенъ, что смогу убедить ея въ своемъ желанiи ея спасти. Я такъ и сказалъ ея дядюшке. Она сказала, что не выйдетъ замужъ за меня, потому что я младше ея младшаго брата Александра. Эта разница въ возрасте для меня не важна, но она существуетъ въ воображенiи безглазой красавицы Екатерины Бакуниной. Ея мать и въ свои 45 выглядитъ на 37, но ея отношенiе къ браку со мной ея дочки отрицательное, несмотря на то, что я предлагалъ ей не бракъ, а простую бумажку для защиты отъ враговъ.
Когда, черезъ день, я приехалъ в Прямухино безъ приглашенiя, для моей красавицы неожиданно, она гуляла съ чернымъ котенкомъ въ рукахъ въ парке. Она сразу узнала меня и убежала въ домъ. Я приезжалъ в Прямухино, чтобы говорить съ ней самой, но она убежала отъ меня. Не дав кучеру замерзнуть, я уехалъ.
Время излечитъ меня отъ любви, и я забуду ея мученья. Зря я мнилъ, что я ея мужъ. Зря думалъ, что женюсь на ней. Зря мучался какъ любовникъ. Зря въ Царскамъ 25 Маiя у…ъ ея. Зря, дуракъ, у ея кровати радовался тому, что ея завоевалъ.
Я надеялся, что время вылечитъ ея гордынюшку и она скажетъ матери, что она уже замужемъ за мной. Я думалъ, что мать ея узнаетъ обо мне и заставитъ меня обвенчаться съ ея дочкой. Но она утаила, что я ея мужъ, и забыла обо мне и думать Ея мать не знаетъ, что я зять ея, и пытается выдавать дочку замужъ за разныхъ богатыхъ моральныхъ уродовъ.
Я решилъ, что буду къ 25 Маiя у нихъ въ доме въ Царскомъ просить руку у самой Екатерины. Я думалъ, что когда я буду ея женихомъ, я буду иметь право вызвать на дуэль убiйцу ея князя Уманскаго въ его именiи въ Умани».
На соседнем листе ПД 835, л. 79 об. (см. в коллаже), при профиле с бакенбардами и даже усами (для пущей взрослости в глазах Бакуниной?) разговор, по сути, о том же. Профиль Пушкина здесь серьезен, неулыбчив. Брови напряженно сведены на переносице. Губы сжаты.
Текст в линиях рисунка таков: «Я еду къ 25 Маiя къ матери Екатерины свататься. Я ея зять съ 25 Маiя. Я вместо ея матери ездилъ просить ея руку у ея дядюшки-Закона Бакунина въ его Прямухино. Я хотелъ убедить Екатерину выйти замужъ за меня хотя бы фиктивно ради спасенiя ея репутацiи въ свете. Но моя любимая сама не хотела говорить со мной о замужестве. Бакунинъ сказалъ, что у нея трауръ по ея благодетельнице-императрице и посоветовалъ поговорить съ ней позже. Я три раза ездилъ къ ней и уехалъ въ Москву безъ нея въ ужасномъ разочарованiи ея отказомъ. Как мужъ ея, я хотелъ ехать на Украину, въ Умань, и вызвать на дуэль ея убiйцу князя Уманскаго».
5. «БУДУ ЖДАТЬ ЕЕ ДОМА»
С Н О С К И :
1 – Здесь и далее цитаты из произведений А.С. Пушкина приводятся по его Полному собранию сочинений в 16 томах — М., Л., АН СССР, 1937–1959. В скобках римской цифрой обозначается том, арабской – страница.
2 – Сысоев В.И. Анна Керн. Жизнь во имя любви. – М., «Молодая гвардия», 2010, с. 125
Глава 1. Невенчанная жена Пушкина
Глава 1. Невенчанная жена Пушкина
«Мороз и солнце; день чудесный!».
Как часто после дождливых осенних дней, когда ударяют первые морозы и выпадает снег, мы повторяем эти строки из стихотворения А.С. Пушкина «Зимнее утро», выученное нами еще в третьем классе. Мы восхищаемся, как просто, как изумительно точно и великолепно передана русская природа. Стихотворение поэт написал в селе Павловском 3 ноября 1829 г., Старицкого уезда, Тверской губернии, в имении Прасковьи Александровны Осиповой (по первому мужу Вульф). Поэт заехал навестить уважаемую им хозяйку усадьбы Тригорское, свою соседку в Михайловском, и ее детей. 12 октября он выехал из Москвы, а 15 октября уже был в Малинниках, где проживало семейство Вульф. Гостеприимные хозяева его всегда приветливо встречали. В селе Павловское, которое находилось недалеко от Малинников, многое напоминало ему родное Михайловское: и дом в родной рощице, и жившие там тригорские барышни с их милым радушием, и долина реки, и холмы, и леса. Удивительно спокойная жизнь в провинции резко контрастировала с теми бурными событиями, которые происходили на Кавказе. Эту тихую, такую мирную атмосферу бытия не мог не отразить в стихах поэт. 2 ноября было готово стихотворение «Что делать нам в деревне?»
Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю
Слугу, несущего мне утром чашку чаю,
Вопросами: тепло ль? утихла ли метель?
Пороша есть иль нет? и можно ли постель
Покинуть для седла, иль лучше до обеда
Возиться с старыми журналами соседа?
Пороша. Мы встаем, и тотчас на коня,
И рысью по полю при первом свете дня;
Арапники в руках, собаки вслед за нами;
Глядим на бледный снег прилежными глазами;
Кружимся, рыскаем и поздней уж порой,
Двух зайцев протравив, являемся домой.
Иду в гостиную; там слышу разговор
О близких выборах, о сахарном заводе;
Хозяйка хмурится в подобие погоде,
Стальными спицами проворно шевеля,
Иль про червонного гадает короля.
Тоска! Так день за днем идет в уединенье!
Но если под вечер в печальное селенье,
Когда за шашками сижу я в уголке,
Приедет издали в кибитке иль возке
Нежданная семья: старушка, две девицы
(Две белокурые, две стройные сестрицы), —
Как оживляется глухая сторона!
Как жизнь, о боже мой, становится полна!
Сначала косвенно-внимательные взоры,
Потом слов несколько, потом и разговоры,
А там и дружный смех, и песни вечерком,
И вальсы резвые, и шепот за столом,
И взоры томные, и ветреные речи,
На узкой лестнице замедленные встречи;
И дева в сумерки выходит на крыльцо:
Открыты шея, грудь, и вьюга ей в лицо!
Но бури севера не вредны русской розе.
Как жарко поцелуй пылает на морозе!
Как дева русская свежа в пыли снегов!
Приезд девиц и их матери всколыхнул воспоминания, поэт унесся в прошлые годы, туда, в родную деревню, в Михайловское, к тем чувствам, которые там испытывал, и за одну ночь был создан шедевр. А внимательному читателю подсказал, какие просторы и какой пейзаж он описывал:
Скользя по утреннему снегу,
Друг милый, предадимся бегу
Нетерпеливого коня
И навестим поля пустые,
Леса, недавно столь густые,
И берег, милый для меня.
Михайловское было для Пушкина родным, единственным домом. В Москве и Петербурге у него не было домашнего крова, он ютился по гостиницам или останавливался у друзей.
А была ли реальная Муза в это время рядом с Пушкиным, которая своим присутствием создавала ту атмосферу, в которой легко творилось? Была, и именно ей посвящено стихотворение «Зимнее утро»:
Уже взошло солнца, а красавица дремлет в его комнате, она нежится и не торопится вставать.
Разъяснение слову «нега» находим в словаре С. И. Ожегова
1. Полное довольство. Жить в неге.
2. Блаженство, приятное состояние. Предаться неге.
Навстречу утренней заре поэт умоляет ее встать и предстать перед ним (явись) во всей красе звезды всего Севера. Красавицы на севере были русоволосыми, с длинными косами, с пылающим румянцем на белоснежной коже. Его восторг и восхищение сохранившегося образа даже через четыре года вызвал бурю эмоций, которые вылились в изумительное описание русской природы зимой.
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит.
И снова его мысль возвращается туда, в небольшую комнату, где трещит затопленная печь, и ему «приятно думать у лежанки».
«Лежанка – место для лежания, сна. Часто в русской избе устраивалась лежанка на невысоком выступе (на уровне современной кровати) у русской печки, на котором, греясь, отдыхали или спали».
Предлог «у» здесь удивительно многозначен. Не написал автор «на лежанке», что совершенно спокойно вписывалось в строку, а этим предлогом уточнил свое место расположения: не у окна, не на диване, не в кресле, не за столом, а около лежанки, на которой, как надо догадываться, находилась красавица. И именно здесь, у лежанки, в обстановке душевного спокойствия и блаженства хорошо думалось и творилось.
Вся комната янтарным блеском
Озарена. Веселым треском
Трещит затопленная печь.
Приятно думать у лежанки
Но знаешь: не велеть ли в санки
Кобылку бурую запречь?
А дальше для читателя начала XIX века становилось понятным, кем была для поэта красавица
Скользя по утреннему снегу,
Друг милый, предадимся бегу
Нетерпеливого коня
Я вас любил: любовь ещё, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим.
Ноябрь 1829
Кто же была эта красавица, которая коротала дни ссылки в Михайловском?
Женщин (из дворян), с которыми общался поэт в Михайловском, было немного. Кроме матери Надежды Осиповны Ганнибал была лишь владелица соседнего имения Тригорское, Прасковья Александровна Осипова (Вульф), сестра которой, Елизавета, вышла замуж за Якова Исааковича Ганнибала (двоюродного брата Надежды Осиповны). Пушкин приходился Прасковье Александровне дальним родственником по линии матери.
Ты прав: что может быть важней
На свете женщины прекрасной?
Улыбка, взор ее очей
Дороже злата и честей,
Дороже славы разногласной.
Поговорим опять о ней.
Хвалю, мой друг, ее охоту,
Поотдохнув, рожать детей,
Подобных матери своей;
И счастлив, кто разделит с ней,
Сию приятную заботу».
Слухи о похождениях Керн шлейфом тянулись за ней и доходили до Михайловского. Когда она приехала навестить в Тригорское свою тетку Прасковью Александровну, то ее привлекательность и доступность была тем притягательным моментом, который не давал покоя поэту, сводил его с ума, и он грезил, представляя ее в своих объятиях. Пушкин часто, почти ежедневно появлялся в Тригорском, слушал, как она пела, читал ей свои стихи. Он пытался ее покорить, но она предпочла его другому, Алексею Вульфу, сыну Прасковьи Александровны, который поехал за ней в Ригу, где служил комендантом супруг Анны, генерал Е Ф. Керн. Александр Сергеевич в письме к Алексею Вульфу задал язвительный вопрос: «что делает вавилонская блудница Анна Петровна?» Связь ее с Алексеем продолжалась четыре года. От мужа она через некоторое время уехала в Петербург, оказалась в обществе литераторов и композиторов. Список оказавшихся в постели с ней, как перечисляют пушкинисты, оказался внушительным, двузначным. Среди побывавших был и сам Пушкин, и Глинка, и брат Пушкина, Лев, и Соболевский, и барон Вревский, будущий муж Зизи, и многие другие.
Восприятие Пушкиным Анны Керн в Михайловском были далеки от того романтического высоконравственного образа «гения, чистой красоты», которому и посвящены эти стихи. Идеалом красоты в представлении поэта оставалась императрица Елизавета Алексеевна, которую он впервые увидел в лицее.
Шедевр этот «Я помню чудное мгновенье» не о земной женщине, он – о божественной женщине, которая покорила его сердце с юношеских лет, и которой он был предан всю жизнь.
Что стало причиной появления «видения»? Вполне вероятно, до Михайловского дошла информация, что императрице стало плохо. К лету 1825 г. состояние здоровья императрицы настолько ухудшилось, что лейб-медики Виллие и Штофреген настойчиво рекомендовали императрице не оставаться на осень и зиму в Петербурге, а отправиться на лечение в страны с более мягким и теплым климатом. Врачи единодушно высказывались за поездку в Италию или на юг Франции.
На рисунке Пушкина профиль женщины поражает изяществом, женственностью линий, именно такой была императрица.
Портрет императрицы Елизаветы Алексеевны. М.-Л.-Э. Виже-Лебрен, 1801 г.:
Виже-Лебрен Э.-Л. Портрет императрицы Елизаветы Алексеевны, 1798
А у Анны Петровны Керн был совсем другой профиль, другая красота.
А.П. Керн в 40-х годах.
Некоторые «пушкинисты» утверждают, что у Пушкина были интимные связи с тригорскими девицами: Анной Николаевной, Анной Ивановной, Анной Петровной и Зизи, а также с владелицей имения Прасковьей Александровной, при этом никакие доказательства не представляются, а всего лишь они потчуют читателя своими размышлениями и предположениями. Прасковья Александровна строго следила за девицами, и в тех случаях, когда любовные игры заходили за опасную черту, увозила их в Тверскую губернию. Прасковья Александровна надеялась, что поэт сделает предложение одной из них, и ждала, сохраняя их девичью честь. Анна Николаевна, Зизи и Прасковья Александровна его любили, и они это не скрывали. Пушкина в этих забавах, признаниях, поцелуях, и нежных прикосновениях все забавляло. Он вовлекался в эту чехарду, чистосердечно переживал, влюблялся то в одну, то в другую, но от дальнейших смелых действий его останавливало неизбежное объяснение с Прасковьей Александровной, которую он уважал, и более того, он понимал, что за всем этим должно было последовать обязательно предложение руки и сердца. А он не был готов к женитьбе.
«В 4-й песне Онегина я изобразил свою жизнь»,- признавался Пушкин Вяземскому:
Прогулки, чтенье, сон глубокий,
Лесная тень, журчанье струй,
Порой белянки черноокой
Младой и свежий поцелуй,
Узде послушный конь ретивый,
Обед довольно прихотливый,
Бутылка светлого вина,
Уединенье, тишина:
Вот жизнь Онегина святая.
В строфе XLI четвертой песни «Евгения Онегина», написанной в декабре 1825 г., встречается образ девы:
В избушке распевая, дева
Прядет, и, зимних друг ночей,
Трещит лучинка перед ней.
Когда в 1828 г. четвертая и пятая главы романа вышли в свет отдельным изданием, столичные критики недоумевали, «как можно было назвать девою простую крестьянку, между тем как благородные барышни, немного ниже, названы девчонками».
В 1825 г. была напечатана поэма Баратынского «Эда», которая очень понравилась Пушкину. О своей героине Баратынский писал:
Отца простого дочь простая,
Красой лица, красой души
Блистала Эда молодая.
Прекрасней не было в горах:
Румянец нежный на щеках,
Летучий стан, власы златые
В небрежных кольцах по плечам,
И очи бледно-голубые,
Подобно финским небесам
Во время очередного визита студента Алексея Вульфа в середине декабря 1825 г. в село Тригорское, Пушкин сообщил другу о своих отношениях с Ольгой. Вульф в ответ стал подшучивать над сентиментальностью поэта.
В Михайловском жила вместе с ним милая и добрая крестьянская девушка, подарившая и девичью честь, и все свое чувство человеку, для нее необыкновенному. И любовные отношения с девушкой, невинной, как агнец, были совсем свободны от приторных особенностей великосветских романов. Никогда он не работал с таким творческим увлечением, необычайно радостно. Окончив «Бориса Годунова», он веселился, как ребенок бил в ладоши и кричал: «Айда Пушкин, айда сукин сын!». Создание «Бориса Годунова» требовало особенных условий для творчества: сосредоточения и погружения в тему, которые при его характере могли возникнуть только при отсутствии возбуждающих моментов и при спокойном, целеустремленном состоянии духа. С Ольгой Пушкин познал счастье семейной жизни, к которому он будет стремиться все годы в других условиях, но ему не удастся уговорить свою жену приехать сюда и начать спокойную сельскую жизнь вдали от мишуры дворцов.
8 сентября 1826 г Пушкина фельдъегерем доставили в Москву к Николаю I, который после разговора с Пушкиным в Чудовом монастыре, заявил Блудову: «”Знаешь, что нынче говорил с умнейшим человеком в России?» На вопросительное недоумение Блудова, Николай Павлович назвал Пушкина». Умнейший человек не мог не думать о будущем его отношений, и к своему горькому сожалению, понимал, что у него с Ольгой нет будущего.
Население России в пушкинские времена было расслоено по сословному, национальному и религиозным признакам. Смешанные браки не приветствовались средой, обществом, подвергались гонению, наказанию. К несчастью, большинство таких браков заканчивалось трагически. Особенно высокие непреодолимые барьеры возникали перед влюбленным дворянином в крепостную крестьянку, желавшим с ней венчаться. Несовпадение сословных статусов жениха и невесты приводило, как правило, к тому, что «кратковременные любовные шашни на том и кончались» (Г. Р. Державин). Женщина низкого происхождения, рассуждал дворянин М. В. Данилов, «которая в любовницах, хотя, кажется и приятна, в женах быть не годится за низостью своего рода». История тех времен сообщает всего о единственном браке подобного рода, графа Шереметева со своей крепостной, актрисой Прасковьей Ковалевой-Жемчуговой.
Возможность продажи крестьянина без земли и с разделением семейства было бесспорным свидетельством уже не крепостной зависимости, а рабского состояния крестьян. К этому времени, к двадцатым годам XIX века, систему социальных отношений в России признавалась всеми образованными людьми рабством.
Воззрение на крепостных крестьян как на бесправных рабов оказалось столь сильно укорененным в сознании помещиков, что любые попытки крестьян пожаловаться на невыносимые притеснения со стороны владельцев подлежали наказанию, как бунт. По закону 1833 г. владелец имел право употреблять «домашние наказания и исправления» по своему усмотрению, лишь бы только не было увечья и опасности для жизни.
Большие и маленькие Троекуровы. населявшие дворянские усадьбы, охотились, кутили и насильничали. Дворовые девки становились наложницами. В усадебном доме среди дворовых людей, ничем не отличаясь от слуг, жили внебрачные дети хозяина или его гостей и родственников, оставивших после своего посещения такую «память». Дворяне не находили ничего странного в том, что их собственные, хотя и незаконнорожденные, племянники и племянницы, двоюродные братья и сестры находятся на положении рабов, выполняют самую черную работу, подвергаются жестоким наказаниям, а при случае их и продавали на сторону. Встречая гостей у себя в усадьбе, владелец имения, по-своему понимая обязанности гостеприимного хозяина, непременно каждому на ночь предоставлял дворовую девку для «прихотливых связей», как деликатно сказано в материалах следствия.
В первой четверти XIX века в стране получил широкую известность генерал-лейтенант Лев Дмитриевич Измайлов. Он прославился как своими подвигами во славу Отечества, потратив огромные средства, миллион рублей, на вооружение Рязанского губернского ополчения в 1812 году, так и своим самодурством и многочисленными выходками. Число наложниц Измайлова было постоянным и по его капризу всегда равнялось тридцати, хотя сам состав постоянно обновлялся. В гарем набирались нередко девочки 10–12 лет. Впоследствии участь их всех была более или менее одинакова: Любовь Каменская стала наложницей в 13 лет, Акулина Горохова в 14, Авдотья Чернышева на 16-м году.
Некоторые помещики, не жившие у себя в имениях, а проводившие жизнь за границей или в столице, специально приезжали в свои владения только на короткое время для осмотра подросшего поколения. В день приезда управляющий должен был предоставить помещику полный список всех крестьянок, достигших половой зрелости, и тот забирал себе каждую из них на несколько дней: «когда список истощался, он уезжал в другие деревни, и вновь приезжал на следующий год». Все это не было чем-то исключительным, из ряда вон выходящим, а, наоборот, носило характер обыденного явления, нисколько не осуждаемого в дворянской среде.
Существовавшие традиции не позволяли Пушкину узаконить свои отношения с Ольгой. С точки зрения дворянского сословия: одно дело – наслаждаться любовью крепостной девки, и совсем другое – позволить ей считать себя им равной. Пушкин понимал, что венчаться на Ольге он не может, более того, он как ссыльный не имел никаких доходов, чтобы содержать семью, и его положение оставалось неопределенным, особенно после выступления декабристов. Он ожидал, что со дня на день его вызовут в Петербург, вынесут приговор и отправят в Сибирь.
Казалось бы, связь Пушкина с крепостной была явлением обычным для того времени, и не могла вызвать каких-то осуждений. Все как обычно, как у всех, и так, к удивлению, считали все пушкинисты, считая его связь с Ольгой чисто физиологическим влечением. И, несмотря на то, что Ольга для поэта была не наложницей, что она была для него не рабыня, а жил с ней как с женой, но невенчанной, его продолжала мучить бесперспективность их отношений, и прежде всего, дальнейшая судьба Ольги. Именно, эта тема – судьба влюбленных из разных сословий, из разных родов по знатности и богатству стала доминирующей в произведениях, которые были начаты в Михайловском.
Драма «Русалка» была задумана Пушкиным в начале 1826 г. в Михайловском, к ней он вернулся в ноябре 1829 г., по возвращении в Петербург из поездки на Кавказ и из села Павловского, когда он написал стихотворение «Зимнее утро». Вновь вернулся к сюжету драмы «Русалка» в апреле 1832 г. в Петербурге.
Князь: «Я весел
Всегда, когда тебя лишь вижу…
Она: Когда ты весел, издали ко мне
Спешишь и кличешь: где моя голубка,
Что делает она? а там целуешь
И вопрошаешь: рада ль я тебе
И ожидала ли тебя так рано.
А нынче: слушаешь меня ты молча,
Не обнимаешь, не целуешь в очи,
Ты чем-нибудь встревожен, верно?
Она:….. вспомнила: сегодня у меня
Ребенок твой под сердцем шевельнулся
Князь: Несчастная! как быть? хоть для него
Побереги себя; я не оставлю
Ни твоего ребенка, ни тебя.
Со временем, быть может, сам приеду
Вас навестить. Утешься, не крушися.
Дай обниму тебя в последний раз.
Князь оставляет мешок золота, ожерелье, расшитую повязку и уезжает. Жить дальше дочь мельника без любимого не могла, и она утопилась в Днепре.
Если заменить в тексте всего лишь два слова: князь – на Пушкин, а Она – на Ольгу, то, во-первых, мы много узнаем об отношении поэта к возлюбленной, а во-вторых, что поэт, как и князь, был счастлив и любим.
Пушкин кроме трагической развязки в своих отношениях с Ольгой ничего не видит, страшится и грезит, что свершится чудо и все закончиться благополучно. В одном из вариантов он предположил, что встретится с ней (русалкой) вновь и будет рад последовать за ней:
Как счастлив я, когда могу покинуть
Докучный шум столицы и двора
И убежать в пустынные дубровы,
На берега сих молчаливых вод.
О, скоро ли она со дна речного
Подымится, как рыбка золотая?
Как сладостно явление ее
Из тихих волн, при свете ночи лунной!
Опутана зелеными власами,
Она сидит на берегу крутом.
У стройных ног, как пена белых, волны
Ласкаются, сливаясь и журча.
Ее глаза то меркнут, то блистают,
Как на небе мерцающие звезды;
Дыханья нет из уст ее, но сколь
Пронзительно сих влажных синих уст
Прохладное лобзанье без дыханья.
Томительно и сладко — в летний зной
Холодный мед не столько сладок жажде.
Когда она игривыми перстами
Кудрей моих касается, тогда
Мгновенный хлад, как ужас, пробегает
Мне голову, и сердце громко бьется,
Томительно любовью замирая.
И в этот миг я рад оставить жизнь,
Хочу стонать и пить ее лобзанье —
А речь ее… Какие звуки могут
Сравниться с ней — младенца первый лепет,
Журчанье вод, иль майской шум небес,
Иль звонкие Бояна Славья гусли
В 1825 г Василий и Сергей Львовичи Пушкины направили отца Ольги, Михаила Калашникова, из Михайловского в Болдино управлять нижегородским имением. Не исключаются, что братья Львовичи что-то узнали о связи Александра с Ольгой, и во избежание неприятностей (поведение, по их мнению, Александра было непредсказуемым) направили семейство в Болдино. Переезд Калашниковых на новое место жительства был запланирован на весну 1826 г. Когда высохли дороги, перед отъездом Ольга сообщила возлюбленному поэту, что она беременна.