какое значение имела христианизация урала
Какое значение имела христианизация урала
Христианство пришло на уральскую землю с северо-запада, по тем же дорогам, которые издревле избрали новгородские ушкуйники и московские рати для обирания племен Перми (коми), вогулов (манси) и югры (остяков-хантов).
Но следует отметить: миссионерская деятельность шла впереди фактической колонизации края. Приуралье было в основном окрещено до того, как сделалось полноправной частью Московского княжества. Прежним владетелям этих краев, новгородцам, никакого дела не было, кто и как управлял уральскими племенами, в каких богов те верили. Лишь бы было что с них урвать. Новгородцы, если удавалось во время набегов, обдирали югру и пермяков и, довольные (тоже, если удавалось), уходили восвояси.
Несколько другое отношение к соседним землям было у московских князей.
Пожалуй, именно они первыми осознали, что церковь по сути представляет уникально организованный аппарат, который может проводить в соседних княжествах подготовительную работу, готовящую «почву» для их присоединения к Москве. В уже христианизированных славянских землях эта работа прикрывалась собиранием всех православных общин в русских княжествах под единое митрополичье управление. В землях «идолопоклонников» московские владетели всячески поощряли обращение в христианство. Это ведь далеко не случайно — именно когда московские князья порешили оттяпать у Новгорода пермские, югорские, печорские земли и основали в 1207 году на пути от этого города к Уралу свой форпост, Великий Устюг, одной из первых строек в новом городе стал монастырь — для распространения среди инородцев веры Христовой. Недаром именно тогда, в 1212 году, инок Киево-Печерской лавры Кукша был благословен идти с проповедью Христовой к обитателям уральских лесов и болот. Но обращение в новую веру пермяков и вогуличей не форсировалось. Когда Кукша сгинул в дебрях печорской тайги, это не стало поводом ни для репрессий, ни для резкого наращивания числа миссионеров. Церкви и монастыри Великого Устюга ставили неспешно, терпеливо укореняя бастионы новой веры. Великолепие культовых зданий, красота православного богослужения, яркие рассказы об истории Спасителя и деяниях святых апостолов и угодников тоже призваны были убеждать аборигенов в преимуществе Христовой веры. Не могла также не оказать влияния на отношения коми и вогуличей к новым святым простая и здравая мысль: боги народа, берущего дань, наверняка сильнее богов народа, дань дающего. Недаром им воздают честь столь роскошно и величаво. Среди инородцев, жителей Великого Устюга, появилось немалое число прихожан христианских церквей. Съезжавшиеся на торговлю в город окрестные аборигены тоже с любопытством захаживали в храмы и приглядывались к идущим там службам, восхищались иконами и резьбой алтарей.
Но радикально дело обращения идолопоклонников-коми в «истинную веру» сдвинулось с места только во времена Дмитрия Донского.
Этот великий князь Московский был и великим воином, и столь же великим политиком. Замыслив сокрушить татар, он прозорливо наметил пути достижения задуманного. Главным было объединить усилия русских князей. Их уже объединяла вера, на нее и следовало опереться. Показывая себя набожным сыном церкви, Дмитрий исподволь превращает ее в один из «отделов» своего обширного хозяйства, в котором он вправе поддерживать нужный ему, владетелю, порядок. Не понравился митрополит, направленный византийским патриархом, — не принимает его, назначает собственного. Церковь отнюдь не противится власти Московского князя, ибо Дмитрий щедро дарит монастырям земли, уменьшает им налоги, устанавливает многие другие льготы. И тем делает церковь своим верным союзником. Могущество церкви прирастает числом ее приверженцев, и в этом князь Московский ей помощник.
Политическая мудрость Дмитрия Донского проявилась и в том, что он приближает к себе, делает близким советником монаха Сергия Радонежского, фанатичного сторонника объединения русских земель, который пользовался большим моральным авторитетом среди православных церковников.
От этого крепкого союза князя Московского с церковью заметно увеличивались мощь и самоуважение их обоих. Видимо, не случайно именно в пору, когда Дмитрий стал уже настолько уверен в себе, что записал в договоре с побежденным им князем Михаилом Тверским (в 1375 году): «Будем ли мы в мире с татарами это зависит от нас… Если же мы пойдем на них, то и тебе с нами идти…» В среде русского священства начинает вызревать истовая убежденность в великом предназначении и русского народа, и его православной веры. Эта убежденность вскоре отлилась в чеканной формуле «Москва — Третий Рим»!
Именно в XIV веке в окрепшем русском монашестве появилась традиция ставить монастыри в «пустынях» — не обжитых христианским миром местах, куда они уходили от мирской суеты (до того все почти монастыри на Руси ставились в крупных городах либо возле них и основывались на деньги и при помощи князей и бояр, обслуживая в общем-то их личные интересы). Монахи осознали свою роль хранителей веры. Одновременно они несли в «пустые» места, куда приходили, и культуру землепользования, земледелия — чем-то жить надо! Монастыри-«пустыни» становились, таким образом, и островками окультуренной земли, пригодной для успешного земледелия в глухих необжитых местах. Постепенно они обрастали «мирскими» поселениями, часто — язычников, постепенно принимавших христианство.
Воспитанный в традициях греческой церкви, Дмитрий накрепко усвоил и один из главнейших постулатов византийских правителей: народ, принявший веру из рук твоих подданных, непременно становится твоим вассалом. Поэтому Дмитрий Московский всячески поощрял Сергия Радонежского, лично основавшего немало монастырей в «пустынях» и благословлявшего на такое дело многих своих учеников. Всего ими было открыто около двух десятков монастырей. И они не зависели ни от князей, ни от бояр — только от митрополита московского и, естественно, от Московского великого князя.
Политика Дмитрия Донского дала мощный импульс массовой христианизации Урала. Непосредственного и ярого исполнителя этого труднейшего предприятия великий князь Московский нашел в кругу друзей Сергия Радонежского. Особенно привлек внимание князя ростовский монах Стефан — честолюбивый, широко образованный, жаждущий высокого церковного подвига. Стефан возводится в сан иеромонаха, снабжается всем необходимым, а главное — охранными грамотами великого князя Московского, гарантирующими ему помощь устюжского гарнизона, и отправляется на великий церковный подвиг — ставить монастыри в «пустынях» и крестить приуральских язычников.
Так началась одна из самых значительных в истории православной церкви проповедническая миссия подвижника веры Христовой Стефана Пермского, причисленного впоследствии к лику святых.
Начало христианизации Урала и христианизация Перми Великой
Миссионерская деятельность Стефана Пермского подробно изложена в его «Житии», написанном Епифанием Премудрым в конце XIV в. Деятельность Стефана началась на Нижней Вычегде, затем он переместился в Усть-Вымь, где в дальнейшем была обоснована резиденция пермских иерархов. В Усть-Выме начинается церковное строительство, Стефан, для обеспечения доступности православного учения местным жителям, переводит церковные книги на коми-язык, используя составленную им же азбуку, готовит кадры местного духовенства. В «Житии» отмечена духовная борьба с коми-языческой традицией и ее носителями (одним из центральных эпизодов повествование является противостояние Стефана и «Пама – сотника»), отмечаются и случаи вооруженной конфронтации (нападение язычников на «владычный город Усть-Вымь»). С 1383 г. Стефан начинает возглавлять вновь созданную Пермскую епархию. Этот момент обычно считают временем закрепления земель Перми Вычегодской в составе Московского государства.
В эпоху удельной раздробленности Устюг Великий являлся своеобразным опорным пунктом, из которого шел процесс колонизации окраинных территорий. В 1364 г. «князь великий Дмитрей Иванович всзверже гнев на князе на ростовского Костентина и взял от тово Ростов и Устюг и пермские месты устюгские». Вероятно, деятельность созданной устюгской наместнической администрации распространялась и на вычегодские земли: в «Житии» Стефана есть прямое указание на «дани тяжкие и насильства, и тивуни, и доводщицы, и приставници», распространяемые русскими на зырянские земли. Противоборец Стефана Пам имеет приставку «сотник», что косвенным образом может свидетельствовать не только о его месте в системе местной родовой знати, но и в системе привнесенных административных отношений. Естественно, за небольшое количество лет, прошедших с момента попадания Вычегодских земель в систему Московского государства, до начала миссионерской деятельности Стефана, выстроить стройную систему административных отношений и вписать колонизируемые земли в систему социально-экономическую, характерную для Московской Руси, было невозможно. Территориальные земляческие объединения коми-зырян, существовавшие до середины XV в., перед Москвой представляли выходцы из местной родовой аристократии, получившие статус «сотников». И только в условиях династической войны перед Василием II возникла необходимость централизовать систему управления Перми Вычегодской, что и привело к постановлению на Пермь Вычегодскую в качестве московского наместника Ермолая с сыном Василием.
Обретя во второй половине XIV в. статус полусветско-полудуховной пограничной марки, Пермская епархия создала условия для вовлечения местного населения в экономические, социальные и религиозные отношения, характерные для Московского государства, важным моментом в этот период было привлечение на Вычегодские земли русских поселенцев: в XIV–XV вв. на Вычегодских землях появляются русские и смешанные коми-русские поселения. Начинается процесс активного переноса не только религиозной, но и хозяйственно-бытовой культуры русских: археологические данные фиксируют на вычегодских памятниках жилые и хозяйственные постройки древнерусского типа, русскую гончарную посуду, железные серпы, косы-горбуши, русские украшения и нательные крестики.
Создание Пермской епархии в Перми Вычегодской стало одной из предпосылок дальнейшего распространения христианства на земли Перми Великой. Был наработан опыт миссионерской деятельности в среде населения коми, была создана церковная инфраструктура, обладающая достаточным экономическим и политическим потенциалом для поддержания процесса собственного роста и расширения.
Это в дальнейшем найдет отражение на уровне народного сознания: в фольклорной традиции Стефан Пермский станет крестителем не только Перми Вычегодской, но и Перми Великой.
Первый официальный этап христианизации Перми Великой связан с деятельностью духовных наследников Стефана Пермского – Питирима и Ионы.
Ермолай, назначенный наместником в Пермь Вычегодскую с сыном Василием, и «отпущенный» в Пермь Великую Михаил Ермолич имеют православные имена. Если принять за основу тезис об их пермском происхождении, встает вопрос о времени и обстоятельствах их крещения.
Существующие источники позволяют представить две версии этого крещения. Первая предполагает, что они приняли христианство по уже установленной традиции в землях Перми Вычегодской; вторая предполагает их крещение епископом Питиримом в середине-второй половине 40-х гг. XV в. После рукоположения Ионы в митрополиты Киевские и всея Руси в 1448 г. Питирим «поставлен бысть епискапом Велицей Перми». До этого, с 1444 г. Питирим имел титул епископа Пермского: «лета 6952 поставлен бысть в епискупы Пермские епархия архимандрит Питирим Чудова монастыря. Владыко Питерим привел к святой вере пермяков удоренов на Вашке реке, игуменов и попов им дал, святей храмы тамо создвиг».
За годы епископства Питирим не проводил акта крещения коми-пермяков, кроме поездки 1455 г., которая завершилась гибелью святителя; однако он назван епископом Перми Великой. Вероятно, этот титул он мог получить только в одном случая – крестив князя Великопермских пермяков. Крещение семьи пермских князей прошло накануне назначения Ермолая и Василия наместниками и «отпускания» Михаила в Пермь. Крещение могло выступать знаком преданности пермских князей московскому князю Василию. Быть может, с актом крещения пермских князей связана и поездка Питирима в Москву в 1452 г.: крещение открывало перспективы дальнейшего христианского освоения Перми Великой, что требовало решений на уровне митрополита.
Есть соблазн объяснить титул «епископ Велицей Перми» существованием в границах Перми Великой к концу 1440-х гг. русских поселений: Анфалова городка (возникшего между 1401 и 1409 гг.) и Соликамска (возникшего, по свидетельству В. Берха, в 1430 г.), однако, во-первых, отсутствуют какие-либо сведения о существовании в этих населенных пунктах церквей (однако религиозные нужды здесь как-то справлялись; уже в состав отряда новгородской дружины во время похода на Югру 1193 г. входил священник; но вероятнее предположить существование в этих населенных пунктах часовен и отсутствие регулярных церковных служб), во-вторых, основанием возведения Питирима в сан епископа Перми Великой была его миссионерская деятельность: «обрати на веру».
Письменные известия о событиях 1450-х – 1460-х гг. в Перми Великой скудны. Вычегодско-Вымская летопись сообщает, что «лета 6963 (1455) приездил владыко Питерим в Великую Пермь на Чердыню крестити к святой вере чердынцов. Тово лета шли на Пермь безвернии вогулечи, Великую Пермь воевали, Питерима идущее с Перми поимали и убили в месте зовемый Кафедраил на реке на Помосе». В исторической науке закрепилось мнение, что поход Асыки 1455 г. был реакцией пелымских князей на мирное присоединение Перми Великой к Русскому государству; в церковной историографии тот же поход показан реакцией на христианизацию края. Как бы то ни было, начиная с этого момента северо-восточная окраина Русского государства подвергается регулярным набегам вогул.
В 1462 г. «поставлен бысть в епискупы Пермские земли владыко Иона. Того же лета владыко Иона добавне крести Великую Пермь, постави им церкви и попы и княжат Михайловых крести». Здесь впервые упоминается о начале церковного строительства в Перми Великой. В это время строятся церкви в Чердыни и возводится Богословский монастырь.
После официального принятия крещения Пермью Великой начинается второй этап христианизации коми-населения, характеризующийся становлением православного культа, борьбой с языческими верованиями коми-пермяков и расширением церковного строительства. Верхняя хронологическая граница этого периода определяется концом XVI в.
Ярчайшим документом, характеризующим этот период, является послание митрополита Симона духовенству, мирянам, князю Матвею Михайловичу «да и всем пермичем». Послание содержит наставления, направленные на искоренение языческих пережитков в обрядовой и бытовой сторонах жизни населения Перми Великой и является очередным посланием такого рода в ряду аналогичных посланий епископа Филофея, управлявшего Пермской епархией в 1471–1501 гг. (о них говорится в самом послании Симона: «Да и прежде деи сего Пермьский епископ Филофей неединова посылал к вам свои грамоты о том же»).
В Послании отмечается справление в Перми Великой прежних языческих культов и вплетение в быт и ритуал языческих обрядов. Языческим остается брак, не соблюдаются посты и церковный ритуал. В Послании отмечено, что и священнослужители не придерживаются православного обычая.
Завершение второго этапа иллюстрируется миссионерской деятельностью Трифона Вятского в землях Перми Великой.
Его деятельность известна нам достаточно подробно благодаря «Житию и жительству и отчасти чудеса Преподобного и Богоносного отца нашего Трифона, просиявшего в постных подвизех в странах Вятских во обители Успения Пресвятая Богородицы во граде Хлынове», написанному в период между 1690 и 1764 гг.
Трифон Вятский(до пострижения – Трофим Дмитриевич; ок. 1540, с. Малая Немнюжка Пинежского у. – 08.10.1612, Успенский монастырь близ г. Хлынова), преподобный, месточтимый святой русской православной церкви. Родители – отец Дмитрий и мать Пелагея – крестьяне. По достижении совершеннолетия отправляется в странствия, в Усюге встречается с иереем церкви Св. Афанасия Иоанном, ставшим Трифону духовным наставником. Далее отправляется на Урал, в земли Строгановых, в Орел-городок. В течение года он вел здесь жизнь юродивого, ходил в рубище, ночевал на церковной паперти. Проявил дар исцеления. В возрасте 22 лет в Пыскорском Преображенском монастыре принимает постриг и имя Трифона. Занимается миссионерской деятельностью среди языческого населения Прикамья. В устье р. Мулянки срубает остяцкое идоложертвенное дерево, растущее на языческом капище, чем по официальной церковной версии способствует обращению язычников-остяков в православие. После этого возвращается в Пыскорский монастырь, где молитвами восстанавливает иссякшие соляные ручьи, занимается исцелением больных. Отправляется на р. Чусовую, основывает близ Нижних Чусовских городков Успенский монастырь. Случайно поджигает дрова, заготовленные для строгановских солеварен. По преданию, после этого случая Трифон был пойман людьми Григория Строганова и закован в цепи. Однако сам Григорий впадает в царскую немилость, и только молитва Трифона утихомиривает царский гнев. Вероятно, в «Житии» нашли отражение события, связанные с опалой Семена Аникиевича Строганова. После описанных событий Трифон отправляется на Вятку, где основывает Успенский монастырь (1580). Постриг в монахи Григория Отрепьева. В результате интриг был вынужден бежать из монастыря (1600), основал в г. Слободске Богоявленский монастырь. Вернулся в Хлыновский Успенский монастырь незадолго до смерти в 1612 г. В 1684 состоялось обретение мощей преподобного.
Из «Жития» пр. Трифона явствует, что православная церковь начинает вести миссионерскую работу среди иного этнического населения Перми Великой – остяков (хантов).
В ходе третьего этапа христианизации (рамки которого мы определяем концом XVI – первой четвертью XVIII вв.) происходит отказ от политики целенаправленного искоренения языческих рудиментов в верованиях официально христианизированного населения коми; христианизация этого этноса идет по пути замещения культур, происходящих вследствие процесса ассимиляции коми-пермяков русскими; в то же время активно продолжается христианизация территорий как сопутствующий элемент их колонизации в виде расширения и разветвления церковной инфраструктуры, церковного и монастырского строительства, реализации прежде всего экономических интересов церкви во вновь осваиваемых территориях.
Этапы и состав христианизации Перми Великой напрямую связаны с характером колонизационных процессов и общей политической ситуации в стране. В период, когда основным населением края оставалось коренное коми-пермяцкое, процессу христианизации уделялось особое внимание, о котором свидетельствует не только сам ход ранней христианизации и участие в нем епархиальных епископов, но и явный контроль со стороны митрополита (послания Симона). Переход колонизационной инициативы в руки Строгановых, приведший к массовым миграциям русского – христианского – населения в Пермь Великую, вкупе с потерей религиозной инициативы со стороны епархии, привел к прекращению целенаправленной христианизации коми-пермяцкого населения, что создавала основу для существования и развития коми-пермяцкого двоеверия.
Дата добавления: 2015-04-16 ; просмотров: 14 ; Нарушение авторских прав
Русская колонизация Урала
Захват монголо-татарскими феодалами Ср. Поволжья и Нижнего Прикамья привел к переселению на Урал русского и нерусского населения. В XIV в. борьба за приуральские земли между Новгородской землей и Московским княжеством стала частью борьбы за формирование территории Русского государства.
В начале XV в. в верховьях Камы появились первые русские поселения. В 1451 Василий II назначил в Пермь Великую своего наместника и вскоре началась христианизация и монастырская колонизация (строительство монастырей) Урала. В 1472 Иван III пресек сепаратистские тенденции великопермских князей походом русской дружины. Верхнее Прикамье было закреплено в составе России.
История Урала в XVII в. остается еще во многом «белым пятном» в современной историографии. Даже в весьма серьезных исследованиях уральских историков Урал XVII в. называют «почти полностью пустынным краем». Вообще, создается впечатление, что история Урала началась только с основанием первых крупных металлургических предприятий в начале XVIII в. Исследованиями более раннего периода занимаются в основном археологи, изучающие Урал до его колонизации русскими. Причины подобной ситуации носят чисто источниковедческий характер. Наиболее старые документы, хранящиеся в Государственном архиве Свердловской области относятся к 1719 г., году основания Сибирского вышнего горного начальства. Отдельные документы сохранились в фонде Уктусского завода с 1705 г. Основная же масса письменных источников формировалась после основания г. Екатеринбурга в 1723 г.
В течение XVII и в начале XVIII в. Урал с его обширным колонизационным фондом земель привлекал переселенцев из других местностей Российского государства. Как установлено в исторической литературе, преобладающей выступала крестьянская колонизация. В Зауралье наибольшее число колонистов осело в Верхотурском и Тобольском уездах, где находились наиболее крупные месторождения железных руд. На Западном Урале быстро шло заселение Кунгурского уезда, также богатого железом.
C самого начала освоения Урал привлекал государство не только как перспективный край с точки зрения развития земледелия, но как территория, богатая полезными ископаемыми. В 20-х годах XVII в. на Григоровой горе предпринималась попытка добычи медной руды. В Государственном архиве Свердловской области сохранился интересный рассказ очевидца об этих событиях:
«1722 года ноября в 14 день явился на Григорьевской горе крестьянин Микита Белкин. Оной сказал, что от роду ему 111 лет. Когда на оной горе добывали медную руду, тогда он был [. ] в приставах или в разсыльщиках тому назад 98 лет. В его время при той работе было иноземцев человек с 15, воевода был Юрья Телепнев. Руду добывали штольнями и шахтами, и было руды много. Шахтами доставали в разных местах в глубину сажен в глубину сажен по десяти и по двенадцати. Слышал он тогда, что в шахте нашли руду в поларшина толщиною, но вода работать не допустила. А где оной шахт, того указать не может. Он же слышал, что за ручьем был шахт сажен 15 глубины, токмо руды обрести не могли. Руду промывали на речке при оной горе, а плавили при Пыскорском монастыре. Колко руды выплавлено, того не знает, токмо слышал, что несколько пушек в Москве вылито. За чем оное дело остановилось, того он не слыхал».
Основание Пыскорского завода в исторических трудах относится к 30-м годам XVII в., однако очевидец говорит о действии завода еще в 20-х годах. Разумеется, необходимо принимать во внимание почтенный возраст рассказчика и почти век, прошедший со времени описываемых им событий. Как бы то ни было, точная дата основания завода остается спорной. Во всяком случае, это был первый медеплавильный завод в России. По данным Д. Кашинцева, правда, весьма приблизительным, завод выплавлял до 600 пудов меди в год.
На протяжении XVII в. центральной властью неоднократно предпринимались попытки розыска медных руд на Урале. Вообще, Москву в этот период больше интересовала именно медь, а не железо. В начале 1654 г. по царскому указу тобольскому воеводе В. Хилкову было велено «в Тобольску и Тобольского разряду во всех городах и острогах сыскати медные руды. А что сыщеца, то те медные руды и той руды опыты присылати к Государю к Москве. И. тотчас послати в Тобольской уезд дворян и детей боярских добрых да с ними рудознатцов и иных мастеровых людей хто медную руду знает во многие места. Да с ними же посылать иноземцов, татар и бухарцов и остяков добрых которые к тому делу приличны и руду знают же по скольку человек пригоже». Нашедшему медную руду было обещано государево жалование. При находке медной руды предписывалось присылать в Тобольск, а оттуда в Москву образца найденного, с подробным описанием «сколько тое медныя руды и в которых местах и сколько далече от Тобольска сыщетца, и много ли того места где руда сыщетца в длинну и поперег и в глубину будет. ».
Тобольскому воеводе также предписывалось дать соответствующие указания воеводам на Верхотурье, в Пелыме, в Туринске и Тюмени. Однако, несмотря на неоднократные мероприятия казны, сколько-нибудь серьезной добычи меди на Урале в XVII в. так и не было организовано. Розыски меди, более ценного металла представлялись казне более рентабельными, в то время как железо представляло интерес более для местных жителей и властей. Медь должна была добываться главным образом для отправки в Москву, железо же было необходимо для нормального функционирования местного хозяйства и дальнейшего освоения Урала. В результате розысков, предпринятых в Верхотурском уезде 1654 г. было найдено несколько месторождений меди и железа. Руководивший розысками П.С.Перхуров доносил на Верхотурье, что медная руда была найдена в четырех местах в Невьянской слободе, наиболее перспективным из которах является меторождение близ деревни Ереминой. Кроме того в Арамашевкой слободе было найдено месторождение железной руды.
В июле 1654 г. П.С. Перхуров организовал копку медной руды в районе деревни Ереминой. Приказчику Невьянской слободы А.Е.Зяблово по верхотурской памяти было велено «сыскать в Невьянской слободе гулящих людей дватцать человек, а сыскав, послал их к Панкратию Перхурову для отыску и копанья медной руды в работники, а за тое работу давал им, гулящим людем на корм на хлеб из государевых невьянских доходов по четыре денги на день». Однако в результате в распоряжение П.С.Перхурова было прислано только десять человек гулящих людей без какого бы от ни было жалования, денежного или хлебного. С разработкой железного месторождения в Арамашевской слободе дело пошло несколько дальше. В августе 1654 г. в верхотурской памяти указывается, что П.С.Перхуров «в Арамашеве слободе изготовил руды железной и укладной, ис которой руды опыт учинен железной уклад родил бы». В связи с этим было принято решение «в Арамашеве остроге плавить на Государя железную и укладную руду гулящими людьми, а ковать то железо и уклад с волостей кузнецам».
Колонизация Южного Урала была наиболее поздним периодом освоения русскими Урала, поэтому города там начали возникать лишь в первой половине XVIII века.
Орск (Первый Оренбург)
Основателем крепости стал известный ученый-географ первой четверти 18-го века Иван Кириллович Кириллов. Он считал, что освоение природных богатств окраин России имеет не менее важное значение, чем открытие европейцами Америки.
В 1734 году была создана экспедиция, названная в последствии «Оренбургской», которую Кириллов и возглавил. В апреле 1735 года экспедиция отправилась к устью реки Ори, где по проекту намечалась постройка города-крепости. Помимо геодезистов, переводчиков, лекаря, аптекаря и прочих, Кириллов включил в свою экспедицию и живописца. Примечательно, что в качестве бухгалтера-делопроизводителя был принят Петр Иванович Рычков (1712–1777 гг.), известный впоследствии бытописатель Оренбуржья. 6 августа, спустя пятнадцать с половиной недель, прибыла экспедиция к месту назначения. И уже 15-го числа заложили крепость «о четырех бастионах», как писалось в отчетах и рапортах. Протяженность крепости с севера на юг «купно с цитаделью» составляла чуть более полукилометра. 30 августа в крепость ввели солдат, а 31 торжественно с большим церемониалом после службы и проповеди священника при выстреле из тридцати одной пушки был заложен и сам город. Правда, работы по строительству были оставлены до следующего года, но и в следующем году возобновить их помешало разрастающееся восстание в Башкирии. А в апреле 1737 года умер Иван Кириллов. Вновь же назначенный начальник экспедиции В.Н. Татищев в Оренбургскую крепость прибыл только летом 1738 года. Крепость находилась в плачевном состоянии: «Оплетена хворостом и ров в полтора аршина, а сажен на 50 и рва не было, так что зимою волки в городе лошадей поели». Меры были приняты немедленно, и крепость «регулярною работой и рвом уфортифицирована».
Спустя 4 года после основания, 20 августа 1739 года, вышел указ, где было сказано о том, что город Оренбург необходимо строить на другом месте, а «прежний Оренбург именовать Орская крепость».
Оренбург
Основанный ещё в 1735 году при впадении Ори в Урал, Оренбург продержался там только шесть лет и был заложен вновь на берегу Яика, на том месте, где в наши дни стоит село Красногор Саракташского района. В 1743 году город снова перенесли, 19 апреля он был заложен на современном месте. Видный историк тех лет Петр Иванович Рычков писал, что это «место весьма способное и всеми к жительству надлежащими способностями довольное». Здесь стояла уже Бердская крепость, созданная в 1736 году. Пришлось ей перебраться на левый берег Сакмары.
Более тысячи человек строили крепостные сооружения Оренбурга. Проект крепости разработали военные инженеры капитан Галафеев и прапорщик Тельной. К осени были выполнены все фортификационные работы — вырыт ров глубиной почти четыре метра, отсыпан земляной вал тоже почти четырехметровой высоты с выдвинутыми вперед десятью бастионами и двумя полубастионами. Крепостные сооружения, имевшие форму многогранника общей длиной более пяти верст, со всех сторон прикрывали новый город. У крепости было четверо ворот — Сакмарские на севере, Орские — на востоке, Чернореченские — на западе и Яицкие или Водяные — на юге. 25 улиц, проложенных строго прямолинейно, крестнакрест разбивали город на кварталы.
Весной 1744 года новый город стал центром вновь созданной Оренбургской губернии, которая раскинулась на огромной территории. В нынешних границах она занимала всю Башкирию, Оренбургскую и Челябинскую области, часть Свердловской, Пермской и Куйбышевской областей, почти всю Татарию и значительную часть Казахстана (до Каспийского и Аральского морей).
Главную улицу города назвали Губернской. Центральная площадь Оренбурга, именовавшаяся «Лобным местом», была довольно крупной, располагалась там, где находится нынешний театр драмы и школа № 30.
Бугуруслан
В конце 1748 года Оренбургская губернская канцелярия издала указ, по которому предписывалось селить в Бугурусланской слободе людей, «не помнящих родства и племени». Это было первое документальное упоминание, и поэтому эту дату стали считать годом рождения Бугуруслана. Кстати, и в XVIII, и даже в XIX веке это название писали по-разному: чаще «Богорослан», иногда «Богуруслан». И только во второй половине XIX столетия установилось современное написание.
Какой была новоявленная слобода, представить трудно: документальных и изобразительных материалов о ней не сохранилось. Вероятнее всего, поселение из вытянувшихся вдоль крутого берега изб окружал земляной вал или какое-либо надежное ограждение для защиты от нападений кочевых племен, случавшихся в те годы нередко.
Свое название слобода, а затем и город получили от протекающей неподалеку реки Бугуруслан.
Бугурусланцы участвовали в Крестьянской войне под предводительством Емельяна Пугачева. Так, Александр Сергеевич Пушкин в «Истории Пугачева» отмечал, что «Ульянов, Давыдов и Белобородов действовали между Уфой и Казанью».
Гаврила Давыдов — один из видных сподвижников Пугачева — крестьянин Бугурусланской слободы, человек интересной судьбы. Он был одним из немногих крестьян, избранных в состав Большой комиссии для пересмотра законодательных актов летом 1767 года. Давыдов, которому земляки наказывали молить государыню о смягчении их участи, вернулся в Бугурусланскую слободу ни с чем. «Блаженство» осталось только на медали, которую с любопытством разглядывали и ощупывали мужики.
Когда весть о великом мятеже на Яике дошла до берега Большого Кинеля многолюдный сход постановил послать к Пугачеву Гаврилу Давыдова «для поклона и объявления верноподданнического усердия».
Обласканный Пугачевым и назначенный им комендантом Бугуруслана, Давыдов вернулся домой и создал тут большой отряд для борьбы с правительственными войсками.
2. В начале XVIII в. начались массовые миграции с Северного Уала с суровым климатом и малоплодородными почвами на Южный (Иньвенско-Обвинское, Сылвенско-Иренское, Тулвинское поречья) и в лесостепное Зауралье.
3. К концу XVII в. правительство сократило льготы, пытаясь прекратить переселение извне, стимулируя внутреннее расселение в пределах Урала.
4. К началу XVIII в. основная часть Ср. Урала была заселена и созданы предпосылки для дальнейшего экономического развития региона.
5. В XVIII в. продолжалось заселение и освоение Ср. Урала, ставшего основным горнозаводским центром России.
6. Благодаря созданию военно-оборонительных линий началась массовая колонизация Юж. Урала.
7. К концу XVIII в. русские на Урале составляли более половины всего населения.
Гудков Г.Ф. Из истории южноуральских заводов XVIII–XIX вв. Ч. 1 /Г.Ф. Гудков, З.И. Гудкова. Уфа: 1985.
История Урала с древнейших времен до 1861 г. Т.1. М.: Просвещение, 1983.
Сидорченко С.А. Южный Урал в составе России в период феодализма (XVII – первая половина XIX вв.). Ч.1. М.: Просвещение, 1981.
Тарасов Ю.М. Русская крестьянская колонизация Южного Урала. 2 пол. XVIII – 1 пол. XIX вв. М.: 1984.