какое каменное животное в рассказе к паустовского растрепанный воробей сидело у ворот

какое каменное животное в рассказе к паустовского растрепанный воробей сидело у ворот

Название произведенияРастрепанный воробей
АвторКонстантин Паустовский
ЖанрСказка
Год написания1948

Главные герои

Сюжет произведения

Машина мама трепетно берегла брошку в виде букетика из стекла, которую ей подарил Машин папа и попросил надеть, когда она будет исполнять роль Золушки в театре. Этот долгожданный день должен был вскоре настать, и мама попросила Машу не трогать хрупкую вещь. Однако не девочка стала причиной пропажи букетика. В ларьке возле дома жила старая ворона, которая не только воровала вещи из Машиной квартиры, но и враждовала с воробьями. Однажды во время драки с ней чуть не погиб воробей Пашка. Его спас милиционер и отдал Маше, сказав, чтобы она выходила птицу. Пашка хотел отблагодарить свою спасительницу и время от времени приносил ей в клюве обратно вещи, которые украла ворона.

Как-то ворона залетела в квартиру и унесла с собой стеклянный букетик. Когда Машина мама узнала об этом, то очень сильно расстроилась. Пашка услышал о пропаже и решил вернуть брошь обратно. Вместе с другими воробьями он затеял драку с вороной. Их поединок прекратил тот же милиционер. Во время спектакля, где Машина мама играла Золушку, воробей залетел в залу театра и вернул украденную брошь. Все были счастливы, а мама Маши плакала от радости и благодарила Пашку за подаренное чудо.

Источник

Литературное чтение. 3 класс

Конспект урока

Литературное чтение, 3 класс

Урок 35. К.Г. Паустовский. «Растрепанный воробей» Часть 2

Перечень вопросов, рассматриваемых на уроке:

Средства художественной выразительности

Подробный пересказ эпизода сказки

Рассказ — это литературное произведение небольшого объема, в рассказе описываются реалистичные события, непродолжительные по времени

Сказка — это произведение о вымышленных героях и событиях; сказка бывает народная и авторская

Литературная сказка, вымысел, сюжет, герой произведения, средства выразительности: эпитет, сравнение, олицетворение, подробный пересказ.

Основная и дополнительная литература по теме урока:

На уроке мы узнаем, какие художественно-выразительные средства использовал писатель в сказке

Научимся находить их в тексте

Сможем подготовить пересказ эпизода

Предыдущий урок по сказке К. Паустовского «Растрепанный воробей» был посвящен обсуждению характеров и поступков героев. Мы составили характеристику, вспомнили содержание сказки, перечитали эпизоды. На этом уроке над предстоит выяснить, какие средства выразительности использует писатель, чтобы создать удивительный волшебный мир.

Описанный в сказке Константина Паустовского мир читатель видит глазами девочки Маши. Давайте перечитаем фрагменты и постараемся понять, в чём необычность и сказочность этого мира. А также определим, с помощью каких выразительных средств писатель создаёт образы.

Перечитаем начало сказки: «На старых стенных часах железный кузнец ростом с игрушечного солдатика поднял молот. Часы щёлкнули, и кузнец ударил с оттяжкой молотом по маленькой медной наковальне. Торопливый звон посыпался по комнате, закатился под книжный шкаф и затих.

Кузнец ударил по наковальне восемь раз, хотел ударить в девятый, но рука у него вздрогнула и повисла в воздухе»

Железный кузнец на часах ведёт себя как живое существо: он «хотел ударить», «рука вздрогнула».

Прочитаем дальше. Есть ли ещё в сказке ожившие предметы?

«Театр был огромный, с каменными колоннами. На крыше его взвивались на дыбы чугунные лошади. Их сдерживал человек с венком на голове — должно быть, сильный и храбрый. Ему удалось остановить горячих лошадей у самого края крыши. Копыта лошадей висели над площадью. Маша представляла себе, какой был бы переполох, если бы человек не сдержал чугунных лошадей: они сорвались бы с крыши на площадь и промчались с громом и звоном мимо милиционеров»

Чугунные лошади будто только на секунду замерли на крыше театра и в любой момент могут сорваться и с грохотом и звоном помчаться по мостовой. Скульптура человека в воображении Маши тоже наделяется характером:он «должно быть, сильный, смелый и храбрый».

Исполнение музыки в театре для Маши также подобно волшебству: ведь музыка печалится и радуется, весело и громко поёт о счастье, а скрипки, гобои, флейты и тромбоны будто живые, добрые существа.

Представьте себе маленькую девочку, с восторгом глядящую на сцену театра!

Кроме предметов, сама природа предстает в сказке как живое, доброе существо: зима не спит, а сыплет с неба тихий снег; ночь входит в комнату и приказывает всем спать.

Перечитаем эти фрагменты:

«Маша смотрела за окно, отопление тихонько пищало свою тёплую песню, а зима всё сыпала и сыпала с неба тихий снег. Он летел мимо фонарей и ложился на землю»

«А потом, у себя в доме, когда погасили свет и поздняя ночь вошла в комнату и приказала всем спать, Маша сквозь сон спросила маму. »

Всё вокруг живое и волшебное благодаря фантазии и доброте Маши. Она наделяет все предметы душой и характером. Это удивительная девочка, восприимчивая к красоте.

Олицетворение — это художественный прием, изображение неодушевлённого как живого существа.

Перечитайте отрывок и назовите олицетворения:

«Было так тихо, что казалось, всё спит кругом: весь дом, и сад за окнами, и каменный лев, что сидел внизу у ворот и всё сильнее белел от снега. Не спали только Маша, отопление и зима. Маша смотрела за окно, отопление тихонько пищало свою тёплую песню, а зима всё сыпала и сыпала с неба тихий снег»

Проверьте: Спал дом, спал сад, спал каменный лев, не спали отопление и зима, отопление пищало песню, зима сыпала снег.

Выражение «не спала Маша» не является олицетворением, так как приём применяется только к неодушевленным предметам и явлениям.

Писатель использует и другие средства выразительности:

Эпитеты: тихий снег, седая ворона.

— о воробье — как маленький пушистый снаряд;

— счастливые сны и сказки сыплются на людей, как снег.

«И мама подумала, что вот так же, как снег, сыплются на людей счастливые сны и сказки»

Контраст: чёрное небо — белый снег

Во всех этих выражениях слова используются в переносном значении.

Вспомним, как значение слова называется прямым, а какое — переносным.

Значение слова — это то, что слово обозначает. Например, слово «рукав» обозначает деталь одежды.

Прямое значение слова прямо указывает на предмет значение (признак, действие). Как в нашем примере: в прямом значении слово «рукав» обозначает деталь одежды.

Переносное значение слова как бы переносит частичку прямого значения на другой предмет (признак, действие) по какому-либо сходству. Например, рукав реки. В этом примере слово «рукав» употребляется в переносном значении и обозначает «отдельное русло реки, вновь впадающее в ту же реку ниже по течению». Действительно, рукав реки похож на рукав платья, потому что отделился от главного русла.

Перечитаем еще раз примеры средств выразительности:

Ворона кажется седой, потому что серый цвет ее оперения напоминает седину. И писатель называет ее старой.

Тихий он потому что улица пуста, Маше не слышно ни звука, и кажется, будто снег действительно старается не шуметь, чтобы не разбудить нянюшку и не отвлечь Машу.

Слова «седая» и «тихий» использованы в переносном значении, так как обозначаю признак не прямо, а в сравнении с другим. А вот сочетания слов «каменные колонны», «медная наковальня», «стеклянный букет» употребляются в прямом значении, потому что обозначают предмет и материал, из которого он сделан.

Итак, средства выразительности помогают писателю изобразить обычный мир как сказочный и так показать душевные качества Маши, потому что именно её глазами читатель видит всё, что происходит в сказке.

Разбор типового тренировочного задания

Вспомните имена героев сказки, установите соответствия:

Источник

Растрепанный воробей — Паустовский К.Г.

На ста­рых стен­ных часах желез­ный куз­нец ростом с игру­шеч­ного сол­да­тика под­нял молот. Часы щелк­нули, и куз­нец уда­рил с оттяж­кой моло­том по малень­кой мед­ной нако­вальне. Тороп­ли­вый звон посы­пался по ком­нате, зака­тился под книж­ный шкаф и затих.

Куз­нец уда­рил по нако­вальне восемь раз, хотел уда­рить в девя­тый, но рука у него вздрог­нула и повисла в воз­духе. Так, с под­ня­той рукой, он и про­стоял целый час, пока не при­шел срок про­бить по нако­вальне девять ударов.

Маша сто­яла у окна и не огля­ды­ва­лась. Если огля­нешься, то нянюшка Пет­ровна непре­менно проснется и пого­нит спать.

Пет­ровна дре­мала на диване, а мама, как все­гда, ушла в театр. Она тан­це­вала в театре, но нико­гда не брала с собой туда Машу.

Театр был огром­ный, с камен­ными колон­нами. На крыше его взви­ва­лись на дыбы чугун­ные лошади. Их сдер­жи­вал чело­век с вен­ком на голове — должно быть, силь­ный и храб­рый. Ему уда­лось оста­но­вить горя­чих лоша­дей у самого края крыши. Копыта лоша­дей висели над пло­ща­дью. Маша пред­став­ляла себе, какой был бы пере­по­лох, если бы чело­век не сдер­жал чугун­ных лоша­дей: они сорва­лись бы с крыши на пло­щадь и про­мча­лись с гро­мом и зво­ном мимо милиционеров.

Все послед­ние дни мама вол­но­ва­лась. Она гото­ви­лась впер­вые тан­це­вать Золушку и обе­щала взять на пер­вый же спек­такль Пет­ровну и Машу. За два дня до спек­такля мама вынула из сун­дука сде­лан­ный из тон­кого стекла малень­кий букет цве­тов. Его пода­рил маме Машин отец. Он был моря­ком и при­вез этот буке­тик из какой-то дале­кой страны.

Потом Машин отец ушел на войну, пото­пил несколько фашист­ских кораб­лей, два раза тонул, был ранен, но остался жив. А теперь он опять далеко, в стране со стран­ным назва­нием “Кам­чатка”, и вер­нется не скоро, только весной.

Мама вынула стек­лян­ный букет и тихо ска­зала ему несколько слов. Это было уди­ви­тельно, потому что раньше мама нико­гда не раз­го­ва­ри­вала с вещами.

— Вот, — про­шеп­тала мама, — ты и дождался.

— Чего дождался? — спро­сила Маша.

— Ты малень­кая, ничего еще не пони­ма­ешь, — отве­тила мама. — Папа пода­рил мне этот букет и ска­зал: “Когда ты будешь в пер­вый раз тан­це­вать Золушку, обя­за­тельно при­коли его к пла­тью после бала во дворце. Тогда я буду знать, что ты в это время вспом­нила обо мне”.

— А вот я и поняла, — ска­зала сер­дито Маша.

— Все! — отве­тила Маша и покрас­нела: она не любила, когда ей не верили.

Мама поло­жила стек­лян­ный буке­тик к себе на стол и ска­зала, чтобы Маша не смела дотра­ги­ваться до него даже мизин­цем, потому что он очень хрупкий.

В этот вечер букет лежал за спи­ной у Маши на столе и поблес­ки­вал. Было так тихо, что каза­лось, все спит кру­гом: весь дом, и сад за окнами, и камен­ный лев, что сидел внизу у ворот и все силь­нее белел от снега. Не спали только Маша, отоп­ле­ние и зима. Маша смот­рела за окно, отоп­ле­ние тихонько пищало свою теп­лую песню, а зима все сыпала и сыпала с неба тихий снег. Он летел мимо фона­рей и ложился на землю. И было непо­нятно, как с такого чер­ного неба может сле­тать такой белый снег. И еще было непо­нятно, почему среди зимы и моро­зов рас­пу­сти­лись у мамы на столе в кор­зине крас­ные боль­шие цветы. Но непо­нят­нее всего была седая ворона. Она сидела на ветке за окном и смот­рела, не мор­гая, на Машу.

Ворона ждала, когда Пет­ровна откроет фор­точку, чтобы про­вет­рить на ночь ком­нату, и уве­дет Машу умываться.

Как только Пет­ровна и Маша ухо­дили, ворона взле­тала на фор­точку, про­тис­ки­ва­лась в ком­нату, хва­тала пер­вое, что попа­да­лось на глаза, и уди­рала. Она торо­пи­лась, забы­вала выте­реть лапы о ковер и остав­ляла на столе мок­рые следы. Пет­ровна каж­дый раз, воз­вра­тив­шись в ком­нату, всплес­ки­вала руками и кричала:

— Раз­бой­ница! Опять чего-нибудь уволокла!

Маша тоже всплес­ки­вала руками и вме­сте с Пет­ров­ной начи­нала тороп­ливо искать, что на этот раз ута­щила ворона. Чаще всего ворона тас­кала сахар, пече­нье и колбасу.

Жила ворона в зако­ло­чен­ном на зиму ларьке, где летом про­да­вали моро­же­ное. Ворона была ску­пая, свар­ли­вая. Она заби­вала клю­вом в щели ларька все свои богат­ства, чтобы их не раз­во­ро­вали воробьи.

Иной раз по ночам ей сни­лось, будто воро­бьи про­кра­лись в ларек и выдалб­ли­вают из щелей кусочки замерз­шей кол­басы, яблоч­ную кожуру и сереб­ря­ную обертку от кон­фет. Тогда ворона сер­дито кар­кала во сне, а мили­ци­о­нер на сосед­нем углу огля­ды­вался и при­слу­ши­вался. Он уже давно слы­шал по ночам кар­ка­нье из ларька и удив­лялся. Несколько раз он под­хо­дил к ларьку и, заго­ро­див­шись ладо­нями от света улич­ного фонаря, всмат­ри­вался внутрь. Но в ларьке было темно, и только на полу белел поло­ман­ный ящик.

Одна­жды ворона застала в ларьке малень­кого рас­тре­пан­ного воро­бья по имени Пашка.

Жизнь для воро­бьев при­шла труд­ная. Мало­вато было овса, потому что лоша­дей в городе почти не оста­лось. В преж­ние вре­мена — их ино­гда вспо­ми­нал Паш­кин дед, ста­рый воро­бей по про­звищу Чич­кин, — воро­бьи­ное племя все дни тол­ка­лось около извоз­чи­чьих сто­я­нок, где овес высы­пался из лоша­ди­ных торб на мостовую.

А теперь в городе одни машины. Они овсом не кор­мятся, не жуют его с хру­пом, как доб­ро­душ­ные лошади, а пьют какую-то ядо­ви­тую воду с едким запа­хом. Воро­бьи­ное племя поредело.

Иные воро­бьи пода­лись в деревню, поближе к лоша­дям, а иные — в при­мор­ские города, где гру­зят на паро­ходы зерно, и потому там воро­бьи­ная жизнь сытая и веселая.

“Раньше, — рас­ска­зы­вал Чич­кин, — воро­бьи соби­ра­лись ста­ями по две-три тысячи штук. Бывало, как вспорх­нут, как рва­нут воз­дух, так не то что люди, а даже извоз­чи­чьи лошади шара­ха­лись и бор­мо­тали: “Гос­поди, спаси и поми­луй! Неужто нету на этих сорван­цов управы?”

А какие были воро­бьи­ные драки на база­рах! Пух летал обла­ками. Теперь таких драк нипо­чем не допустят…”

Ворона застала Пашку, как только он юрк­нул в ларек и не успел еще ничего выко­вы­рять из щели. Она стук­нула Пашку клю­вом по голове. Пашка упал и завел глаза: при­ки­нулся мертвым.

Ворона выбро­сила его из ларька и напо­сле­док карк­нула — выбра­ни­лась на все воро­бьи­ное воро­ва­тое племя.

Мили­ци­о­нер огля­нулся и подо­шел к ларьку. Пашка лежал на снегу: уми­рал от боли в голове и только тихонько откры­вал клюв.

— Эх ты, бес­при­зор­ник! — ска­зал мили­ци­о­нер, снял варежку, засу­нул в нее Пашку и спря­тал варежку с Паш­кой в кар­ман шинели. — Неве­се­лой жизни ты воробей!

Пашка лежал в кар­мане, мор­гал гла­зами и пла­кал от обиды и голода. Хоть бы склю­нуть какую ни на есть крошку! Но у мили­ци­о­нера хлеб­ных кро­шек в кар­мане не было, а валя­лись только бес­по­лез­ные крошки табаку.

Источник

Константин Паустовский — Растрепанный воробей: Рассказ

На старых стенных часах железный кузнец ростом с игрушечного солдатика поднял молот. Часы щелкнули, и кузнец ударил с оттяжкой молотом по маленькой медной наковальне. Торопливый звон посыпался по комнате, закатился под книжный шкаф и затих.

Кузнец ударил по наковальне восемь раз, хотел ударить в девятый, но рука у него вздрогнула и повисла в воздухе. Так, с поднятой рукой, он и простоял целый час, пока не пришел срок пробить по наковальне девять ударов.

Маша стояла у окна и не оглядывалась. Если оглянешься, то нянюшка Петровна непременно проснется и погонит спать.

Петровна дремала на диване, а мама, как всегда, ушла в театр. Она танцевала в театре, но никогда не брала с собой туда Машу.

Театр был огромный, с каменными колоннами. На крыше его взвивались на дыбы чугунные лошади. Их сдерживал человек с венком на голове – должно быть, сильный и храбрый. Ему удалось остановить горячих лошадей у самого края крыши. Копыта лошадей висели над площадью. Маша представляла себе, какой был бы переполох, если бы человек не сдержал чугунных лошадей: они сорвались бы с крыши на площадь и промчались с громом и звоном мимо милиционеров.

Все последние дни мама волновалась. Она готовилась впервые танцевать Золушку и обещала взять на первый же спектакль Петровну и Машу. За два дня до спектакля мама вынула из сундука сделанный из тонкого стекла маленький букет цветов. Его подарил маме Машин отец. Он был морякрм и привез этот букетик из какой-то далекой страны.

Потом Машин отец ушел на войну, потопил несколько фашистских кораблей, два раза тонул, был ранен, но остался жив. А теперь он опять далеко, в стране со странным названием «Камчатка», и вернется не скоро, только весной.

Мама вынула стеклянный букет и тихо сказала ему несколько слов. Это было удивительно, потому что раньше мама никогда не разговаривала с вещами.

– Вот, – прошептала мама, – ты и дождался.

– Чего дождался? – спросила Маша.

– Ты маленькая, ничего еще не понимаешь, – ответила мама. – Папа подарил мне этот букет и сказал: «Когда ты будешь в первый раз танцевать Золушку, обязательно приколи его к платью после бала во дворце. Тогда я буду знать, что ты в это время вспомнила обо мне».

– А вот я и поняла, – сказала сердито Маша.

– Все! – ответила Маша и покраснела: она не любила, когда ей не верили.

Мама положила стеклянный букетик к себе на стол и сказала, чтобы Маша не смела дотрагиваться до него даже мизинцем, потому что он очень хрупкий.

В этот вечер букет лежал за спиной у Маши на столе и поблескивал. Было так тихо, что казалось, все спит кругом: весь дом, и сад за окнами, и каменный лев, что сидел внизу у ворот и все сильнее белел от снега. Не спали только Маша, отопление и зима. Маша смотрела за окно, отопление тихонько пищало свою теплую песню, а зима все сыпала и сыпала с неба тихий снег. Он летел мимо фонарей и ложился на землю. И было непонятно, как с такого черного неба может слетать такой белый снег. И еще было непонятно, почему среди зимы и морозов распустились у мамы на столе в корзине красные большие цветы. Но непонятнее всего была седая ворона. Она сидела на ветке за окном и смотрела, не моргая, на Машу.

Ворона ждала, когда Петровна откроет форточку, чтобы проветрить на ночь комнату, и уведет Машу умываться.

Как только Петровна и Маша уходили, ворона взлетала на форточку, протискивалась в комнату, хватала первое, что попадалось на глаза, и удирала. Она торопилась, забывала вытереть лапы о ковер и оставляла на столе мокрые следы. Петровна каждый раз, возвратившись в комнату, всплескивала руками и кричала:

– Разбойница! Опять чего-нибудь уволокла!

Маша тоже всплескивала руками и вместе с Петровной начинала торопливо искать, что на этот раз утащила ворона. Чаще всего ворона таскала сахар, печенье и колбасу.

Жила ворона в заколоченном на зиму ларьке, где летом продавали мороженое. Ворона была скупая, сварливая. Она забивала клювом в щели ларька все свои богатства, чтобы их не разворовали воробьи.

Иной раз по ночам ей снилось, будто воробьи прокрались в ларек и выдалбливают из щелей кусочки замерзшей колбасы, яблочную кожуру и серебряную обертку от конфет. Тогда ворона сердито каркала во сне, а милиционер на соседнем углу оглядывался и прислушивался. Он уже давно слышал по ночам карканье из ларька и удивлялся. Несколько раз он подходил к ларьку и, загородившись ладонями от света уличного фонаря, всматривался внутрь. Но в ларьке было темно, и только на полу белел поломанный ящик.

Однажды ворона застала в ларьке маленького растрепанного воробья по имени Пашка.

Жизнь для воробьев пришла трудная. Маловато было овса, потому что лошадей в городе почти не осталось. В прежние времена – их иногда вспоминал Пашкин дед, старый воробей по прозвищу Чичкин, – воробьиное племя все дни толкалось около извозчичьих стоянок, где овес высыпался из лошадиных торб на мостовую.

А теперь в городе одни машины. Они овсом не кормятся, не жуют его с хрупом, как добродушные лошади, а пьют какую-то ядовитую воду с едким запахом. Воробьиное племя поредело.

Иные воробьи подались в деревню, поближе к лошадям, а иные – в приморские города, где грузят на пароходы зерно, и потому там воробьиная жизнь сытая и веселая.

«Раньше, – рассказывал Чичкин, – воробьи собирались стаями по две-три тысячи штук. Бывало, как вспорхнут, как рванут воздух, так не то что люди, а даже извозчичьи лошади шарахались и бормотали: «Господи, спаси и помилуй! Неужто нету на этих сорванцов управы?»

А какие были воробьиные драки на базарах! Пух летал облаками. Теперь таких драк нипочем не допустят…»

Ворона застала Пашку, как только он юркнул в ларек и не успел еще ничего выковырять из щели. Она стукнула Пашку клювом по голове. Пашка упал и завел глаза: прикинулся мертвым.

Ворона выбросила его из ларька и напоследок каркнула – выбранилась на все воробьиное вороватое племя.

Милиционер оглянулся и подошел к ларьку. Пашка лежал на снегу: умирал от боли в голове и только тихонько открывал клюв.

– Эх ты, беспризорник! – сказал милиционер, снял варежку, засунул в нее Пашку и спрятал варежку с Пашкой в карман шинели. – Невеселой жизни ты воробей!

Пашка лежал в кармане, моргал глазами и плакал от обиды и голода. Хоть бы склюнуть какую ни на есть крошку! Но у милиционера хлебных крошек в кармане не было, а валялись только бесполезные крошки табаку.

Утром Петровна с Машей пошли гулять в парк. Милиционер подозвал Машу и строго спросил:

– Вам, гражданочка, воробей не требуется? На воспитание?

Маша ответила, что воробей ей требуется, и даже очень. Тогда красное, обветренное лицо милиционера вдруг собралось морщинками. Он засмеялся и вытащил варежку с Пашкой:

– Берите! С варежкой. А то удерет. Варежку мне потом принесете. Я с поста сменяюсь не раньше чем в двенадцать часов.

Маша принесла Пашку домой, пригладила ему перья щеткой, накормила и выпустила. Пашка сел на блюдечко, попил из него чаю, потом посидел на голове у кузнеца, даже начал было дремать, но кузнец в конце концов рассердился, замахнулся молотком, хотел ударить Пашку. Пашка с шумом перелетел на голову баснописцу Крылову. Крылов был бронзовый, скользкий – Пашка едва на нем удержался. А кузнец, осердясь, начал колотить по наковальне – и наколотил одиннадцать раз.

Пашка прожил в комнате у Маши целые сутки и видел вечером, как влетела в форточку старая ворона и украла со стола копченую рыбью голову. Пашка спрятался за корзину с красными цветами и сидел там тихо.

С тех пор Пашка каждый день прилетал к Маше, поклевывал крошки и соображал, чем бы Машу отблагодарить. Один раз он принес ей замерзшую рогатую гусеницу – нашел ее на дереве в парке. Но Маша гусеницу есть не стала, и Петровна, бранясь, выбросила гусеницу за окно.

Тогда Пашка, назло старой вороне, начал ловко утаскивать из ларька ворованные вещи и приносить их обратно к Маше. То притащит засохшую пастилу, то окаменелый кусочек пирога, то красную конфетную бумажку.

Должно быть, ворона воровала не только у Маши, но и в других домах, потому что Пашка иногда ошибался и притаскивал чужие вещи: расческу, игральную карту – трефовую даму – и золотое перо от «вечной» ручки.

В этот вечер Петровна что-то долго не просыпалась. Маше было любопытно посмотреть, как ворона протискивается в форточку. Она этого ни разу не видела.

Маша влезла на стул, открыла форточку и спряталась за шкафом. Сначала в форточку летел крупный снег и таял на полу, а потом вдруг что-то заскрипело. Ворона влезла в комнату, прыгнула на мамин стол, посмотрелась в зеркало, взъерошилась, увидев там такую же злую ворону, потом каркнула, воровато схватила стеклянный букет и вылетела за окно. Маша вскрикнула. Петровна проснулась, заохала и заругалась. А мама, когда возвратилась из театра, так долго плакала, что вместе с ней заплакала и Маша. А Петровна говорила, что не надо убиваться, может, и найдется стеклянный букетик – если, конечно, дура ворона не обронила его в снег.

Утром прилетел Пашка. Он сел отдохнуть на баснописца Крылова, услышал рассказ об украденном букете, нахохлился и задумался.

Потом, когда мама пошла на репетицию в театр, Пашка увязался за ней. Он перелетал с вывесок на фонарные столбы, с них – на деревья, пока не долетел до театра. Там он посидел немного на морде у чугунной лошади, почистил клюв, смахнул лапой слезинку, чирикнул и скрылся.

Вечером мама надела на Машу праздничный белый фартучек, а Петровна накинула на плечи коричневую атласную шаль, и все вместе поехали в театр. А в этот самый час Пашка по приказу Чичкина собрал всех воробьев, какие жили поблизости, и воробьи всей стаей напали на вороний ларек, где был спрятан стеклянный букет.

Сразу воробьи не решились, конечно, напасть на ларек, а расселись на соседних крышах и часа два дразнили ворону. Они думали, что она разозлится и вылетит из ларька. Тогда можно будет устроить бой на улице, где не так тесно, как в ларьке, и где на ворону можно навалиться всем сразу. Но ворона была ученая, знала воробьиные хитрости и из ларька не вылезала.

Тогда воробьи наконец собрались с духом и начали один за другим проскакивать в ларек. Там поднялся такой писк, шум и трепыхание, что вокруг ларька тотчас собралась толпа. Прибежал милиционер. Он заглянул в ларек и отшатнулся: воробьиный пух летал по всему ларьку, и в этом пуху ничего нельзя было разобрать.

– Вот это да! – сказал милиционер. – Вот это рукопашный бой по уставу!

Милиционер начал отдирать доски, чтобы открыть заколоченную дверь в ларек и прекратить драку.

В это время все струны на скрипках и виолончелях в театральном оркестре тихонько вздрогнули. Высокий человек взмахнул бледной рукой, медленно повел ею, и под нарастающий гром музыки тяжелый бархатный занавес качнулся, легко поплыл в сторону, и Маша увидела большую нарядную комнату, залитую желтым солнцем, и богатых уродок-сестер, и злую мачеху, и свою маму – худенькую и красивую, в стареньком сером платье.

– Золушка! – тихо вскрикнула Маша и уже не могла оторваться от сцены.

Там, в сиянии голубого, розового, золотого и лунного света, появился дворец. И мама, убегая из него, потеряла на лестнице хрустальную туфельку. Было очень хорошо, что музыка все время только то и делала, что печалилась и радовалась за маму, как будто все эти скрипки, гобои, флейты и тромбоны были живыми добрыми существами. Они всячески старались помочь маме вместе с высоким дирижером. Он так был занят тем, чтобы помочь Золушке, что даже ни разу не оглянулся на зрительный зал.

И это очень жаль, потому что в зале было много детей с пылающими от восторга щеками.

Даже старые капельдинеры, которые никогда не смотрят спектакли, а стоят в коридорах у дверей с пучками программок в руках и большими черными биноклями, – даже эти старые капельдинеры бесшумно вошли в зал, прикрыли за спиной двери и смотрели на Машину маму. А один даже вытирал глаза. Да и как ему было не прослезиться, если так хорошо танцевала дочь его умершего товарища, такого же капельдинера, как и он.

И вот, когда кончился спектакль и музыка так громко и весело запела о счастье, что люди улыбнулись про себя и только недоумевали, почему у счастливой Золушки на глазах слезы, – вот в это самое время в зрительный зал ворвался, поносившись и поплутав по театральным лестницам, маленький растрепанный воробей. Было сразу видно, что он выскочил из жестокой драки.

Он закружился над сценой, ослепленный сотнями огней, и все заметили, что в клюве у него что-то нестерпимо блестит, как будто хрустальная веточка.

Зал зашумел и стих. Дирижер поднял руку и остановил оркестр. В задних рядах люди начали вставать, чтобы увидеть, что происходит на сцене. Воробей подлетел к Золушке. Она протянула к нему руки, и воробей на лету бросил ей на ладони маленький хрустальный букет. Золушка дрожащими пальцами приколола его к своему платью. Дирижер взмахнул палочкой, оркестр загремел. Театральные огни задрожали от рукоплесканий. Воробей вспорхнул под купол зала, сел на люстру и начал чистить растрепанные в драке перья.

Золушка кланялась и смеялась, и Маша, если бы не знала наверное, никогда бы не догадалась, что эта Золушка – ее мама.

А потом, у себя в доме, когда погасили свет и поздняя ночь вошла в комнату и приказала всем спать, Маша сквозь сон спросила маму:

– Когда ты прикалывала букет, ты вспомнила о папе?

– Да, – ответила, помолчав, мама.

– А почему ты плачешь?

– Потому что радуюсь, что такие люди, как твой папа, бывают на свете.

– Вот и неправда! – пробормотала Маша. – От радости смеются.

– От маленькой радости смеются, – ответила мама, – а от большой – плачут. А теперь спи!

Маша уснула. Уснула и Петровна. Мама подошла к окну. На ветке за окном спал Пашка. Тихо было в мире, и крупный снег, что падал и падал с неба, все прибавлял тишины. И мама подумала, что вот так же, как снег, сыплются на людей счастливые сны и сказки.

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *