какое было лето в 1941 году

03.01.202412.09.2022 admin 0 Comments

Лето 1941 года: Ошибки, которых нельзя было избежать

Почему Красная армия не смогла справиться с Вермахтом в начале войны

22 июня трагический день в истории нашей страны. Все последние уже 77 лет, начиная с далекого 1941 г., раннего воскресного утра. Когда враг, как сообщил наркоминдел товарищ В.М. Молотов, атаковал наши границы и подверг бомбардировке наши города.
И все эти 77 лет страна ищет и так и не может найти однозначный ответ, почему, несмотря на огромную подготовительную работу по созданию мощной промышленной базы и не менее мощных вооруженных сил, начало боевых действий было крайне неудачным для советской страны. Почему противник, уступая в количестве танков, самолетов и многих других видов вооружений, сумел не только навязать в первые дни и месяцы войны свою волю, но и фактически разгромить два наших фронта — сначала Западный, а затем и Юго-Западный.

У антисоветских историков есть на все это только один ответ — народ, мол, не хотел воевать за сталинский режим и чуть ли не массово дезертировал, а то и откровенно предавал свою страну. Но это опровергается даже не десятками и не сотнями, а тысячами и десятками тысяч примеров мужества и героизма наших бойцов уже в начале войны. Даже первый воздушный таран был произведен в первые ее часы. Совершил его, как считается, советский летчик с удивительно символичными фамилией, именем и отчеством — Иванов Иван Иванович.

Так что же на самом деле помешало встретить врага во всеоружии и не допустить тех кошмарных поражений, которые потом исправлять пришлось ценой огромных усилий и потерь?

Ключевая, по мнению многих историков и военных специалистов, ошибка — промедление с началом развертывания советских частей и соединений — была обусловлена политикой, которую вело советское руководство — не дать противнику оснований для оправдания возможной агрессии.

Опрометчивое решение царского правительства о начале массовой мобилизации летом 1914 г. позволило кайзеровской Германии объявить тогда войну России. Повторять эту трагическую ошибку И.В. Сталин никоим образом не хотел и поэтому сдерживал, как мог, прыть своих военачальников.

К сожалению, сдерживал даже тогда, когда ситуация уже явно требовала принятия срочных мер. Поэтому вместо четкой отмашки для войск, расположенных на западной границе, о переводе их в полную боевую готовность была направлена, да и то с опозданием довольно расплывчатая директива.

За это И.В. Сталина, С.К. Тимошенко и Г. К. Жукова не критиковал разве что ленивый историк, но другого варианта у них не было и быть не могло. Если бы формулировка была такой, как требовала реальная обстановка, то это и стало бы зацепкой для нацистов, чтобы как-то оправдать свою агрессию. Мол, ничего такого не замышляли, только моторы прогревали, а тут из-за такого «пустяка» большевики с нами войну затеяли.

Так что если промедление и расплывчатость приказа и считать за ошибку, то она была вынужденной. Впрочем, нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов рискнул отдать тот самый приказ — и формальным поводом для атаки нацистов он не стал. Так что мера предосторожности армейского командования, может быть, была и излишней, но, повторю, вполне объяснимой.

Не успели создать новую «линию Сталина»

Отсрочка с началом войны, полученная благодаря пакту Молотова-Риббентропа, позволила отодвинуть западную границу СССР километров на 500 на запад. У этого перемещения была масса плюсов (трудно даже представить, куда мог продвинуться враг в противном случае), но был у нее и один жирный минус — нужно было создавать новую систему укрепрайонов.

Стратегия прикрытия границы в 1930-е гг. строилась на основе опыта Первой мировой войны на мощных оборонительных рубежах. Так появились у Франции линия Мажино, у Финляндии Маннергейма. Был свой аналог и у СССР под условным названием «линия Сталина». Представляла она собой цепь укрепленных районов (так называемых УРов), состоящих из множества ДОТов, ДЗОТов и прочих фортификационных сооружений. Занимать позиции в них должны были специально выделенные войска.
Продвижение границы на запад поставило советское руководство и командование Красной армии перед дилеммой — продолжать заниматься старой цепью этих самых УРов или попробовать успеть создать новую.

В итоге пошли по второму пути. Сейчас мы понимаем, что это, скорее всего, была ошибка, ведь за два года трудно было создать полноценную и эшелонированную систему обороны. Теперь мы понимаем, что целесообразно было бы дорабатывать старую «линию Сталина», но это мы сейчас понимаем, а тогда, несмотря на всеобщее тревожное ожидание войны, никому и в голову не могло прийти, что противник сможет так глубоко продвинуться вглубь советской территории и так быстро. Собственно, и уверенности, что боевые действия начнутся в 1941 г. не было, а к 1942 и тем более к 1943 г. возведение фортификационных сооружений на новой границе во многом было бы завершено.

Не исключено, что спешка гитлеровцев с началом агрессии была вызвана не их ожиданием мнимого превентивного удара РККА, а именно возможным созданием настоящего вала перед ними, преодолевать который пришлось бы им с куда большими трудностями и потерями, чем в состоянии далеко не полной готовности.

Начальник Генштаба в предвоенный период и в начале Великой Отечественной Г. К. Жуков категорически отвергал версию о том, что старые УРы были свернуты. Скорее всего, их действительно никто в целом не трогал, но именно что не трогал — все недоделки в «линии Сталина» так, судя по всему, и остались недоделками. Поэтому на одних ее участках удалось довольно долго и успешно сдерживать наступающие гитлеровские танковые армии, а на других они, увы, обходили наши УРы через оставшиеся прорехи.

Получилось, к сожалению, все как в известной русской поговорке: ни два ни полтора — не удалось ни новую оборонительную линию возвести, ни старую до ума довести. А поскольку гитлеровский Вермахт еще и продвигался, к сожалению, очень быстро, в ряде мест даже занять укрепления войсками советское командование не успело. Именно так случилось с Минским УРом, так как противник занял столицу советской Белоруссии буквально на шестые сутки войны.

В некоторых случаях войска из старых укрепленных районов слишком поспешно перебросили в новые. В итоге там они попали в окружение, а старые участки, которые они занимали, были фактически оголены.

Не было плана преднамеренного отступления

Наверное, ни одна когда-либо вступавшая в боевые действия армия не планировала при этом сразу же отступать. Но по разным причинам многим приходилось это делать. Так, в 1812 году русская армия буквально от самых западных границ отходила к Москве. Причем преднамеренно. Более того, в отличие от РККА в 1941 г., оставила даже ее. И тоже преднамеренно. Но и тогда эта преднамеренность была вынужденной. Согласно плану Фуля одна армия России должна была ощетиниться в Дрисском лагере, а другая тем временем стала бы атаковать неприятеля на его коммуникациях. Так примерно случилось, но намного восточнее, у Тарутино.

Красная же армия вовсе не планировала отсиживаться в обороне, говоря о себе прямо как о самой наступающей в мире. И трудно упрекать тогдашних военных руководителей — стратегически это было верно, и именно так действовал Вермахт.

Советские войска к отходу никто не готовил. Да, был план эвакуации, вариант, при котором враг сможет прорваться на советскую землю предусматривался, несмотря на пропагандистское шапкозакидательство. Но вот бойцов и командиров, чтобы, видимо, не внушать им пораженческие настроения, никто не учил, как отходить, а не спасаться в ряде случаев бегством, как иной раз приходилось.

Отсутствие плана и обученности частей грамотному отступлению на первых порах сыграли свою роковую роль. Глубокие прорывы противника сеяли панику. В этой ситуации даже при массовом героизме организовать по-настоящему стойкую оборону было практически нереально. Тем не менее, советским командующим удалось это сделать на флангах огромного фронта, а с середины июля 1941 г. и в центре. Правда, враг к этому времени смог дойти аж до Смоленска.

Но это не значит, что войска не учились обороняться. Очень даже учились — именно в обороне предполагалось встретить «Барбароссу» и, только остановив противника, самим нанести мощные контрудары.

Сегодня в нашей стране — День памяти и скорби, день начала Великой Отечественной войны

И этот план, кстати, сработал в 1941 г., но только не в июне, а в декабре и не у границы, а в Подмосковье. К этому времени Красная армия уже была научена горьким опытом поражений, как надо откатываться от одной линии обороны к другой, нанося беспрерывно удары по танковым колоннам гитлеровцев. А за полгода до этого его не было, и взяться ему неоткуда было.

Сугубо внешние предпосылки

Говоря о внутренних причинах неудач, оказавшихся, к счастью, временными, не стоит забывать и о внешних. Во-первых, увязыванием Вермахта на Восточном фронте не воспользовались и, весьма вероятно, и не спешили воспользоваться западные союзники. Второй фронт во Франции они открыли тогда, когда все неудачи, которые вообще могла потерпеть Красная армия, она уже потерпела. И действительно могла уже обойтись и своими силами.

Читайте новости «Свободной Прессы» в Google.News и Яндекс.Новостях, а так же подписывайтесь на наши каналы в Яндекс.Дзен, Telegram и MediaMetrics.

За фасадом могущества израильской военной машины кроются проблемы

Почему через 160 лет после отмены крепостного права находятся публицисты и чиновники, которые оправдывают рабовладение?

Общество, основанное на солидарности, на первых порах неизбежно будет неуютным, угловатым и устраивающим не всех

Источник

Страшное лето 1941 года

Как Сталин «проворонил» начало самой кровавой войны

…Как могло случиться, что такая мощная и по своему численному составу и в техническом плане военная сила, как Рабоче-Крестьянская Красная Армия, не только не смогла сдержать наступление противника, но в короткие строки сдала ему Прибалтику, Белоруссию, Украину, Крым, позволила окружить Ленинград и вплотную подойти к Москве.

Традиционные объяснения о «внезапности нападения», численном превосходстве германской армии и ее союзников, «отсталости» советской военной техники и авиации, не выдерживают никакой критики и не соответствуют историческим фактам. Эти мифы были призваны объяснить советскому народу причины кровавой трагедии 1941 г.

Между тем, если мы посмотрим на расстановку сил накануне 22 июня 1941 г. на западной границе Советского Союза, то мы увидим, что ситуация вовсе не была столь удручающей для Красной Армии, во всяком случае, она не могла являться причиной такого страшного ее поражения в летне-осеннюю кампанию 1941 г.

Таким образом, мы видим, что Красная Армия уступала противнику только в живой силе. Но не будем забывать, что это были войска только «первого стратегического эшелона», всего согласно плану боевого развертывания Красной Армии, их было два. Второй «стратегический эшелон» (из семи армий) должен был быть приведен в полную готовность за один-два дня. Более того, предполагалось развертывание ещё и третьего стратегического эшелона, но реально оно началось уже в ходе войны.

Не будем преувеличивать и якобы огромное превосходство в боевом опыте, который вермахт якобы имел над Красной Армией. В ходе Второй Мировой войны до нападения на СССР германская армия участвовал в Польском походе, который длился 1 месяц и 5 дней (с 1 сентября по 6 октября 1939 г.), в разгроме Норвегии около 2 месяцев (9 апреля по 6 июня), в разгроме Франции почти месяц (с 21 мая по 22 июня 1940 г.). Помимо этого, германская армия участвовала во второстепенных для неё военных конфликтах: в Греции (оказывала помощь итальянцам) и Югославии (апрель 1940 г.)…

Однако потери Красной Армии, физические и морально-политические, превосходили все ее достижения. РККА потеряла убитыми, ранеными, умершими от обморожения, пропавшими без вести 208 тыс. 653 чел. Но ещё тяжелее был урон, нанесённый военному и политическому авторитету СССР, который был исключен из Лиги Наций, как «агрессор». Гитлер по итогам «Зимней войны» назвал РККА «колоссом на глиняных ногах»… У. Черчилль свидетельствовал, что «неспособность советских войск» вызывала в общественном мнении Англии «презрение»; «в английских кругах […] слишком поспешно заключили, что чистка погубила русскую армию и что все это подтверждало органическую гнилость и упадок государственного и общественного строя русских. Этих взглядов придерживались не только в Англии. Можно не сомневаться, что Гитлер со всем своим генералитетом глубоко задумался над финским уроком и что это сыграло большую роль в формировании его намерений ».

Однако Сталин не сделал должных политических выводов из прошедшей войны и прибывал в опасных иллюзиях. Выступая на совещании начальствующего состава 17 апреля 1940 г., он отметил: «Мы победили не только финнов, мы победили ещё их европейских учителей — немецкую оборонительную технику победили, английскую оборонительную технику победили, французскую оборонительную технику победили. Не только финнов победили, но и технику передовых европейских государств Европы, мы победили их тактику, их стратегию». То есть Сталин сделал выводы, ровно обратные тому, какие сделали в Берлине, Париже и Лондоне. Это самоупоение и самоуспокение от весьма сомнительных итогов «Зимней войны» гипнотизировали Сталина вплоть до мая 1941 г., заставляя его совершать одну роковую политическую ошибку за другой…

…То, что случилось летом 1941 г., нельзя объяснять только превосходством германской армии в технике и живой силе. Более того, это обстоятельство не является даже первостепенным.

Гораздо важнее была идеологическая и организационная слабость РККА. Изначально советское политическое руководство ставило перед армией задачу ведения не отечественной, а революционной войны. Вероятные государства-противники рассматривались советским руководством как слабые звенья, которые в случае войны, рухнут из-за восстания собственного пролетариата, не желающего воевать с «родиной рабочих и крестьян». В 1927 г. Сталин утверждал, что главной задачей советской внешней политики: «бить тревогу во всех странах Европы об угрозе новой войны, поднять бдительность рабочих и солдат капиталистических стран и готовить массы, неустанно готовить к тому, чтобы встретить во всеоружии революционной борьбы все и всякие попытки буржуазных правительств к организации новой войны»…

Таким образом, в военную доктрину Советского Союза была заложена идея не отечественной, а интернациональной войны. Этот важнейший фактор мы должны постоянно учитывать, когда говорим о внешней политике сталинского руководства особенно в предвоенные годы. В своих внешнеполитических построениях Сталин думал о расширении социалистической системы, укреплении своей власти, интересах III Интернационала, но ни в коем случае не о национальных интересах России. Это вовсе не означает, что справедлива бредовая версия В. Резуна о том, что Сталин хотел напасть на Германию… Сталинская военная концепция вплоть до 3 июля 1941 г. строилась на том, что в случае агрессии против СССР ему на помощь должен был прийти пролетариат стран-агрессоров, и война приобретала освободительный (для пролетариата Европы) характер, который должен был привести к краху ее капиталистической системы.

Как известно, эта опасная и ни на чем не основанная иллюзия дорого стоила нашей армии сначала в советско-финской кампании, а затем в июне 1941 г.

В январе 1941 г. начальник Главного Политического управления РККА А. И. Запорожец написал объемную докладную записку на имя наркома обороны маршала Советского Союза С. К. Тимошенко, в которой, характеризуя настроения красноармейцев, отмечал: «Глубоко укоренился вредный предрассудок, что будто бы в случае войны население воюющих с нами стран обязательно и чуть ли не поголовно восстанет против своей буржуазии, а на долю Красной Армии останется лишь пройтись по стране противника триумфальным маршем и установить Советскую власть»…

. Заключив пакт с Германией, Сталин был убеждён в том, что фюрер и германская политико-промышленная верхушка крайне заинтересованы в поддержании добрых отношений с СССР по политическим и экономическим причинам. 19 августа 1939 г. одновременно с «Договором о ненападении» подписанном между СССР и Германией в Москве, в Берлине заместителем торгпреда Е. И. Бабариным и заведующим восточноевропейской референтурой политико-экономического отдела МИД Германии К. Шнурре, было подписано советско-германское торгово-кредитное соглашение, предусматривающее предоставление рейхом Советскому Союзу кредита в размере 200 млн. рейхсмарок, сроком на семь лет из 5% для закупки германских товаров в течение двух лет со дня подписания договора. Соглашение предусматривало также поставку советских товаров Германии в тот же срок, то есть в течение двух лет на сумму 10 млн. рейхсмарок. Список товаров, подлежащих поставке из СССР на основе подписанного соглашения, состоял из кормового хлеба (22 млн. марок), леса (74 млн. марок), платины (2 млн. марок), марганцевой руды (3,80 тыс. марок), хлопка-сырца (12,30 млн. марок), фосфатов (13 млн. марок), бензина (1, 20 тыс. марок), щетины (3, 60 тыс. марок) и др. В свою очередь, Германия должна была поставлять в Советский Союз токарные, револьверные, производственные станки, химические товары, красители, предметы вооружения, насосы, заготовочные и строительные машины, краны, различных модификаций, прокатные станы, оборудование для пороховых и химических фабрик, компрессоры, оборудование для угольной промышленности, буксиры, турбины и др…

Сталин полагал, что такое выгодное военно-политическое сотрудничество в ближайшие несколько лет не позволят Гитлеру начать не то что войну, но даже политическую конфронтацию с СССР. Сам вождь собирался строить с Германией отношения «всерьёз и надолго»…

…В самом преддверии войны советское руководство сделало несколько заявлений, которые оказали самое вредное воздействие на внутреннюю обстановку в стране и армии. 5 мая 1941 г., выступая перед выпускниками военных академий, Сталин сказал, что «с точки зрения военной в германской армии ничего особенного нет и в танках, и в артиллерии, и в авиации. Кроме того, в германской армии появилось хвастовство, самодовольство, зазнайство. Военная мысль Германии не идёт вперёд, военная техника отстает не только от нашей, но Германию в отношении авиации начинает обгонять Америка».

…Нападение Гитлера на СССР стало для многих советских граждан полной неожиданностью. После того, как немецкие бомбы упали на советские города, многие простые люди недоумевали: «как же так, ведь сам „ТАСС“ говорил, что не будет войны». Публицист Б. С. Горбачевский, к началу войны только что закончивший школу, передаёт свои мысли 22 июня 1941 г.: «Я, как и многие мои сверстники, сразу не мог в полной мере осмыслить происшедшее, тем более что почти два года власть и печать убеждали народ в том, что Германия — наш лучший друг, а вот «американские плутократы и английские вероломщики» — злейшие враги. Что же случилось? Всего неделю назад ТАСС опровергало якобы ложные слухи, будто Германия собирается напасть на нас… И вдруг?».

Но ещё страшнее, что это нападение психологически стало совершенно неожиданным для Красной Армии. Начальник штаба Верховного командования сухопутных сил Германии (ОКH) генерал-полковник Ф. Гальдер писал в дневнике 22 июня 1945 г.: «Наступление наших войск, по-видимому, явилось на всем фронте полной тактической внезапностью. […] О полной неожиданности нашего наступления для противника свидетельствует тот факт, что части были захвачены врасплох и в казарменном положении, самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезентом, а передовые части, внезапно атакованные нашими войсками, запрашивали командование о том, что им делать. Можно ожидать еще большего влияния элемента внезапности на дальнейший ход событий в результате быстрого продвижения частей, для чего в настоящее время есть полная возможность. Военно-морское командование также сообщает о том, что противник, видимо, застигнут врасплох».

Между тем, к середине июня 1941 г. для Сталина неизбежность войны стала почти очевидной. Однако по-прежнему войска не были приведены в полную боевую готовность. Пресловутая «директива» («телеграмма»), которую Сталин якобы направил в войска 18 июня 1941 г. с приказом о приведении их в боевую готовность до сих пор остаётся лишь мифом. Ни её подлинника, ни даже копии до сих пор не найдено. Вождь до самого последнего момента надеялся на дипломатическое решение вопроса.

Таким образом, руководство страны, против которой готовилась невиданная по своей подлости и цинизму агрессия, унижено выгадывало, в чем оно провинилось перед этим агрессором! Что это давало советскому правительству? Ровным счетом ничего. Шуленбург ушел от ответа на заданные Молотовым вопросы, сославшись на то, что не располагает необходимой информации.

Можно с уверенностью утверждать, что директива 22 июня сыграла самую негативную, можно сказать, губительную роль для Красной Армии, особенно для ее авиации, которая в отличие от сухопутных войск, вступила в бой сразу в полном составе. Так, в Прибалтике еще 19-20 июня советские самолёты были постоянно готовы к взлету по тревоге в течение 5-10 минут. Но это вполне нормальное состояние было нарушено в ночь с 21 на 22 июня печально известной «директивой № 1», которую передали в войска около часа ночи 22 июня. Там было указано, что при нападении в бой не ввязываться, до открытия огня самолётами противника огня ответного не открывать. Это очень сильно сбило настрой советских командиров и пилотов.

Таким образом, подводя итоги предвоенной политики советского руководства, можно утверждать, что она привела к тому, что к моменту нападения вермахта и его сателлитов на СССР, у него ни на Западе, ни на Востоке не было ни одного союзника; Красная Армия была не готова к нападению, ни психологически, ни организационно; политическое руководство страны до конца не было уверено в неизбежности самого факта войны с Германией. Нельзя не согласиться с доктором ист. н. В. К. Волковым, который писал: «Цена политико-стратегического просчёта Сталина оказалась фантастически высока. Для крупного политического руководителя необходимо умение анализировать не только факты, но и всю сумму фактов, а также различные комбинации этих сумм. Только на такой основе можно построить прогноз будущего развития событий. Искусство руководить — это прежде всего искусство предвидеть. Однако прогнозистом Сталин не был. Об этом свидетельствует вся его политическая биография. Его можно назвать неплохим тактиком, но стратегом он был плохим. Расчёты Сталина строились на простой арифметической логике, тогда как для переломных моментов истории требуется по меньшей мере алгебраическое мышление. Последним он не владел, хотя часто употреблял слово «диалектика». В условиях тоталитарной системы просчёт вождя обернулся трагедией для страны. Поэтому за таким просчётом стояли не просто личные недостатки Сталина как руководителя, а пороки, сложившиеся в Советском Союзе тоталитарно-бюрократической системы, которая и вознесла Сталина на вершину административной пирамиды».

По материалам книги П.В. Мультатули и А.А. Музафарова «Великая Отечественная война. Победа духа и традиции».

Петр Мультатули, Александр Музафаров

Источник

Горькое лето 41-го!

Советские военнопленные под присмотром эсэсовцев засыпают землей участок Бабьего Яра, где лежат расстрелянные. Фото сделано через 10 дней после падения Киева немецким военным фотографом Иоганнесом Хеле, служившим в 637-й роте пропаганды.

Матка, яйка, млека тафай!!

Телега с расстрелянными солдатами красной армии.

Т-26 с погибшим экипажем.

СС-овцы у дотов «линии Сталина», которые были снова введены в действие в начале войны. Скорее всего это на центральной Украине.

Советский средний танк Т-34 №524-4, подбитый в поле. Машина выпуска весны-лета 1941 года.

К 25- 26 июля 1941 года немецко-румынские войска вышли к нижнему течению Днестра и к Днестровскому лиману, захватив Аккерман (Белгород-Днестровский) и Затоку, оказавшись в 40 км от Одессы.

Красноармеец сдается в плен.

Немецкий легкий танк Pz.Kpfw. II Ausf. C проезжает мимо колонны советских военнопленных и немецких тыловиков.

Судя по характерным признакам, танк прошел модернизацию и имеет дополнительное бронирование

Советские пленные солдаты разделывают лошадь на мясо

Советские пленные солдаты под конвоем немцев переносят ящики в Днепропетровске.

Группа советских военнопленных в Минске.

Группа советских военнопленных ремонтируют дорогу в оккупированном Выборге!

Красноармейцы с поднятыми руками проходят мимо колонны вермахта и лежащих в канаве немецких солдат.

Одетый в комбинезон немецкий солдат перевязывает лицо раненому пленному красноармейцу.

Трое пленных красноармейцев с поднятыми руками на пшеничном поле.

Старшая медсестра хирургического отделения госпиталя Брестской крепости Прасковья Леонтьевна Ткачева с женами и детьми командиров РККА в окружении немецких солдат.