Философия это нечто такое что касается каждого м хайдеггер
Задания студентам для самостоятельной работы.
Ответ: Мы живём в социуме, и взаимодействуем с людьми, мы мыслим и задумываемся над какими-либо вопросами, мы изучаем разные науки. А это и есть философия.
2. В чем вы видите трагизм философии в нынешнем мире, выраженной в формуле: ”Никогда еще не было такой острой необходимости в философском разуме, и никогда еще наш разум (обыденное сознание, политика) не был так далек от философского умонастроения?
Ответ: Автор высказывания хочет сказать, что мы перестали думать, стали иррациональными, безнравственными, неэтичными, расточительными и т.д. И как лекарство от всего этого – философский разум.
3. В чем сходства и различия между тремя кругами в философии: античным, средневековым и новоевропейским?
Ответ: Различия между тремя кругами в том, что в античном господствовал разум, в христианском – вера, в новоевропейском – наука.
Сходства:
-В пределах каждого круга уменьшалось значение этики.
-В конце круга происходило снижение творческого потанцевала.
-Завершение научного круга характеризуется пессимизмом и скептицизмом.
4. В каком смысле можно говорить о прогрессе философии?
Ответ: О прогрессе философии можно говорить:
-Потому что идёт накопление знаний как образов мира.
-Преемственность знаний.
5. Каково соотношение разума и веры в развитии философии?
Ответ: Вера – это позиция разума. Те убеждения, которые мы принимаем на веру.
Философия прошла 3 круга: 1й круг прошел от мифологической веры к разуму, 2й круг – от разума к религиозной вере. 3й – был возвращением от веры к разуму. 
1. Прокомментируйте высказывание Гегеля: ”философия есть современная ей эпоха, постигнутая в мышлении”.
2. Проанализируйте приведенные ниже высказывания о предмете философии. Определите, какие современные философские направления нашли в них отражение.
а) Философия – это сжатое изложение науки своего времени (О. Конт)
Ответ: Т.к. философия «собирает плоды наук», из этого можно сделать вывод, что всё, что изучается в науке – находит отражение в философии.
б) Предмет философия – это логический анализ языка науки (Л. Витгенштейн)
в) Главный вопрос философии – это вопрос о том, стоит ли человеку жить. (А. Камю)
3. Как соотносится предмет и метод исследования?
Ответ: Предметом исследования философии являются:
Дата добавления: 2014-12-15 ; просмотров: 84 | Нарушение авторских прав
Эссе философия. Хромова НМТ-291804 эссе философия. Философия есть нечто такое, что касается каждого
«Философия есть нечто такое, что касается каждого. Она не привилегия какого-то одного человека. В этом, пожалуй, не приходится сомневаться. Но повседневное сознание делает отсюда молчаливый вывод: что каждого касается, до каждого должно доходить. Оно должно быть само собой каждому доступно. Это «само собой» означает: все должно быть непосредственно ясно. Непосредственно – значит любому человеку с улицы, без всяких дальнейших затрат для здравого и четкого рассудка. Чтобы такого рода вещь усвоить, требуется минимальная затрата человеческой субстанции, если вообще требуется. Подобные общезначимые истины мы понимаем, вовсе не рискуя нашим человеческим существом в его основе. Это понимаю я, это понимает вообще всякий человек, будь он ученый или крестьянин, джентльмен или мошенник… Философская истина, именно поскольку она каждого касается, должна доходить до каждого, в согласии с повседневным критерием доходчивости» (М. Хайдеггер).
Согласны ли Вы с повседневным представлением о доступности философии для каждого? Какие усилия требуются от человека для постижения или усвоения философских истин?
Отправной точкой суждений Хайдеггера является утверждение, что философия касается каждого. Тоже самое можно сказать, например, и про воздух, которым мы дышим. Но это не значит, что каждый человек знает или вообще задумывается о химическом составе воздуха. Другими словами, отношение ко всем и потребность каждого – это немного разные вещи.
С цитатой философа можно согласиться, если следовать общему настроению, что любое человеческое существо потенциально может для себя открыть философию. Но это ведь не соответствует действительности. Хайдеггер сам себе «роет могилу», когда говорит, что «Философская истина, именно поскольку она каждого касается, должна доходить до каждого, в согласии с повседневным критерием доходчивости». Возьмем любого первого попавшегося «крестьянина, джентльмена или мошенника» и дадим ему прочитать Гегеля или Ницше, Хайдеггера или Камю. И что мы получим? Я думаю, что, скорее всего, независимо от страны, где такой эксперимент будет проводиться, мы получим один и тот же результат: люди или не смогут прочитать эти книги, или прочитают, но не смогут даже изложить, о чём они.
Поэтому я не совсем согласна с известным философом, чья цитата стала поводом для данного эссе. Дело в том, что способ понимания Хайдеггером исходного феномена философской истины состоит в том, чтобы постараться прояснить способ существования самого познания. То есть Хайдеггер движется не от истины, а от механизмов её уяснения. Но ведь это тоже самое, как указывать на Луну пальцем и вместо размышлений о Луне, думать о пальце и его направлении.
На мой взгляд, философия – это своеобразное элитарное явление, которое не касается (как, например, наука) предметов и их закономерного соотношения, а она касается только самой истины и путей её постижения. Философия элитарна «до мозга костей». Она как классическая музыка, её дано услышать и насладиться далеко не каждому. Слушать классическую музыку могут все – это верно. А вот услышать её и проникнуться ею – это уже магия, доступная далеко немногим.
Вот почему Хайдеггер выдвигает философской истине, на мой взгляд, совершенно невыполнимое требование: «все должно быть непосредственно ясно». Непосредственно ясно, как молоток забивает гвоздь, но «молотом не философствуют», им забивают гвозди. И с тезисом, что философия «не привилегия какого-то одного человека» я тоже не совсем согласна. Постановка вопроса здесь неверна. Что значит привилегия? Как может способность к размышлению быть привилегией? Она дана всем! Но ведь не все хотят тратить время на размышления о смысле жизни! Вот почему философские идеи доступны когнитивно, но недоступны содержательно.
В своей ведущей книге «Бытие и время» М. Хайдеггер сам настаивает на том, что человеческая реальность представляет собой «заброшенность в мир», вызывающую постоянное беспокойство. Поддельность постоянных попыток уклониться от того, кто мы такие есть, составляет движущую силу развития человека. Но при этом философия видится ему как нечто, требующее доступности и здравого смысла. Я думаю, в этом скрыто противоречие, касающееся самого автора и его концепции.
Что же касается мыслей о доступности философии и усилий, которые требуются от человека для постижения философских истин, то на мой взгляд, в бескрайнем мире поиска истины человек всегда будет забывать о своей истинной сущности и своей духовной судьбе. Другими словами, к философии люди будут обращаться только в связи с постигшими их бедами, странными ситуациями и из природной любознательности. Из-под палки стараться что-то осознать и сформулировать собственные принципы, познать чужие философские системы крайне непродуктивно.
Да, человек живёт в мире свободы, в мире познания, в мире саморазвития, но это абстрактный мир и идеальный человек. Реальность иная. Стремление глубоко осмыслить своё положение в мире есть, наверное, только у детей, которые всегда открыты философии как младенцы для классической музыки. И мне кажется, что тезис «Философская истина, именно поскольку она каждого касается, должна доходить до каждого, в согласии с повседневным критерием доходчивости» касается именно несовершеннолетних, так как они обладают умом, который ещё не замусорен формальной логикой и богатым бытовым опытом.
Интуитивность мышления и его открытость для столкновений с противоречиями существует в одинаковой мере не у всех. И философское познание требует самых разных трудов. Один уяснит дух Ницше или афористичность Шопенгауэра с первых же строк, а другой будет читать всю жизнь и так ничего и не поймёт. Как гласит буддистская притча, смотря в какой сосуд будет наливаться сок, таким и получится вино. Если сосуд изначально загрязнён или прохудился, то вино прокиснет или выльется. Вот почему философия – это удел немногих, хотя она и доступна всем. В этом её собственная диалектика.
Я не думаю, что «любому человеку с улицы, без всяких дальнейших затрат для четкого и здравого рассудка» можно и нужно «на пальцах» разъяснять категорический императив Канта. Это человек должен сделать сам, то есть напрячься и поработать своим сознанием, мышлением.
Философия это нечто такое что касается каждого м хайдеггер
Текст одного из наиболее значительных трудов Мартина Хайдеггера впервые предлагается русскому читателю в полном объеме. Вступительная его часть была опубликована в 1989 году в журнале «Вопросы философии» в совместном переводе В. В. Бибихина и А. В. Ахутина и уже тогда вызвала огромный и совершенно оправданный интерес. Теперь проблемы, которые в начальных главах были только поставлены великим немецким философом, получают подробное рассмотрение и развитие.
DIE GRUNDBEGRIFFE DER METAPHYSIK
ГЛАВА ПЕРВАЯ 1. ОБХОДНЫЕ ПУТИ К ОПРЕДЕЛЕНИЮ СУЩЕСТВА ФИЛОСОФИИ (МЕТАФИЗИКИ) И НЕОБХОДИМОСТЬ УВИДЕТЬ МЕТАФИЗИКУ В ЛИЦО
§ 1. Несравнимость философии
а) Философия — ни наука, ни мировоззренческая проповедь
b) К сущностному определению философии не ведет окольный путь сравнения с искусством и религией
с) Подход к сущностному определению философии путем историографической ориентировки как иллюзия
§ 2. Определение философии из нее самой по путеводной нити изречения Новалиса
а) Ускользание метафизики (философствования) как человеческого дела в темноту существа человека
b) Ностальгия как фундаментальное настроение философствования и вопросы о мире, конечности, отъединенности
§ 3. Метафизическое мышление как мышление в предельных понятиях, охватывающих целое и захватывающих экзистенцию
ГЛАВА ВТОРАЯ. ДВУСМЫСЛЕННОСТЬ В СУЩЕСТВЕ ФИЛОСОФИИ (МЕТАФИЗИКИ)
§ 4. Двусмысленность в философствовании вообще: неуверенность, является или нет философия наукой и мировоззренческой проповедью
§ 5. Двусмысленность в нашем философствовании здесь и теперь в позиции слушателей и преподавателя
§ 6. Истина философии и ее двусмысленность
а) Выдавание себя философией за нечто всех касающееся и всем доступное
b) Выдавание себя философией за предельное и высшее
α) Философская истина под видом абсолютно достоверной истины
β) Пустота и необязательность аргумента о формальном противоречии. Укорененность философской истины в судьбе человеческого вот-бытия
γ) Двусмысленность критической установки у Декарта и в новоевропейской философии
§ 7. Борьба философствования против непреодолимой двусмысленности своего существа. Самостояние философствования как основное событие внутри нашего вот-бытия
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 3. ОПРАВДАНИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ПРЕДЕЛЬНЫХ ВОПРОСОВ О МИРЕ, КОНЕЧНОСТИ, УЕДИНЕНИИ КАК МЕТАФИЗИКИ. ВОЗНИКНОВЕНИЕ И ИСТОРИЧЕСКИЕ СУДЬБЫ СЛОВА «МЕТАФИЗИКА»
§ 8. Слово «метафизика». Значение φυσικά
а) Прояснение слова «фюсика». «Фюсис» как самообразующееся владычество сущего в целом
b) «Логос» как извлечение владычества сущего в целом из утаенности
с) «Логос» как сказывание неутаенного (άληθέα). «Алетейа» (истина) как добыча, которую надлежит вырвать у утаенности
d) Два значения «фюсис»
α) Двойственность основного значения «фюсис»: владычество в его властвовании. Первое значение «фюсис»: φύσει οντα, как понятие особой сферы сущего (в противоположность τέχνη οντα)
β) Второе значение «фюсис»: властвование как таковое, как существо и внутренний закон вещи
§ 9. Два значения «фюсис» у Аристотеля. Вопрос о сущем в целом и вопрос о существе (бытии) сущего как двойное направление постановки вопросов πρώτη φιλοσοφία («первой философии»)
§ 10. Образование школьных дисциплин — логики, физики, этики — как распад подлинного философствования
§ 11. Превращение технического значения приставки «мета» в слове «метафизика» в содержательное
а) Техническое значение «мета»: после (post).
Ь) Содержательное значение «мета»: через (trans). Метафизика как содержательное обозначение и истолкование «первой философии»: наука о сверхчувственном. Метафизика как школьная дисциплина
§ 12. Внутренние пороки традиционного понятия метафизики
а) Овнешнение традиционного понятия метафизики: метафизическое (Бог, бессмертная душа) как наличное, хотя и высшее сущее
b) Запутанность традиционного понятия метафизики: сцепление двухфазных видов внеположности («мета») сверхчувственно сущего и нечувственных бытийных характеристик сущего
с) Беспроблемность традиционного понятия метафизики
§ 13. Понятие метафизики у Фомы Аквинского как историческое свидетельство трех моментов традиционного понятия метафизики
§ 14. Понятие метафизики Франсиско Суареса и основные черты новоевропейской метафизики
§ 15. Метафизика как имя основной проблемы самой метафизики. Результат предварительного рассмотрения и требование начать заниматься метафизикой изнутри захваченности метафизическим вопрошанием
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 29. ПРОБУЖДЕНИЕ ФУНДАМЕНТАЛЬНОГО НАСТРОЕНИЯ НАШЕГО ФИЛОСОФСТВОВАНИЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЗАДАЧА ПРОБУЖДЕНИЯ ФУНДАМЕНТАЛЬНОГО НАСТРОЕНИЯ И УВЕДОМЛЕНИЕ О СКРЫТОМ ФУНДАМЕНТАЛЬНОМ НАСТРОЕНИИ НАШЕГО СЕГОДНЯШНЕГО ВОТ-БЫТИЯ
§ 16. Предварительная договоренность о смысле пробуждения фундаментального настроения
а) Пробуждение: не констатация наличного, но давание спящему возможности стать бодрствующим
b) При-сутствие и не-присутствие настроения не уловимо через различение осознания и бессознательности
с) При-сутствие и не-при-сутствие настроения на основании бытия человека как вот-бытия и от-бытия (бытия-отсутствующим)
§17. Предварительная характеристика феномена настроения: настроение как основной способ (мелодия) вот-бытия; как то, что наделяет вот-бытие постоянством и возможностью. Пробуждение настроения как схватывание вот-бытия как вот-бытия
§18. Удостоверение нашего сегодняшнего положения и господствующего в нем фундаментального настроения как предпосылка пробуждения этого настроения
а) Четыре толкования нашего сегодняшнего положения: противоположность жизни (души) и духа у Освальда Шпенглера, Людвига Клагеса, Макса Шелера, Леопольда Циглера
b) Основная ницшевская противоположность между дионисийским и аполлоническим как источник четырех толкований нашего сегодняшнего положения
с) Глубокая тягостная скука (die Langeweile) как сокрытое фундаментальное настроение культурно-философских толкований нашего положения
ГЛАВА ВТОРАЯ. ПЕРВАЯ ФОРМА ТЯГОСТНОЙ СКУКИ: ПОСКУЧНЕНИЕ ОТ ЧЕГО-ЛИБО
§ 19. Спорность тягостной скуки. Пробуждение этого фундаментального настроения как давание-быть-бодрствующим, как предохранение от усыпления
§ 20. Фундаментальное настроение тягостной скуки, ее отношение ко времени и три метафизических вопроса о мире, конечности, отъединенности
§21. Интерпретация скуки из скучного. Скучное как удерживающее и оставляющее пустым. Сомнительность трех обычных схем толкования: отношение причины—следствия, внутри-душевное, перенос
§ 22. Методическое наставление для истолкования поскучнения (Gelangweiltwerden): избегание установки на анализ скуки как данного в сознании; сохранение непосредственности повседневного вот-бытия: толкование скуки из времяпрепровождения как непосредственного к ней отношения
§ 23. Поскучнение и времяпрепровождение
а) Коротание времени как подгоняющее время изгнание скуки
b) Коротание времени и смотрение-на-часы. Поскучнение как парализующая озадаченность медленным течением времени
Философия
На этой же странице:
На следующих страницах:
Что это такое — философия?*
Вопросы философии. 1993, № 8, с. 113-123
Своим вопросом мы касаемся одной темы, весьма широкой, что называется, пространной. Так как тема широкая, она остается неопределенной. Так как она неопределенна, мы можем подходить к ней с самых разных точек зрения. При этом мы постоянно будем наталкиваться на что-то правильное. Однако поскольку при обсуждении столь широкой темы перемешиваются самые различные мнения, нам угрожает опасность того, что наш разговор останется без надлежащего средоточия.
Поэтому мы должны пытаться определить вопрос точнее. Таким образом мы
придадим разговору устойчивое направление и он выйдет на некоторый путь. Я говорю: некоторый путь. Тем самым мы признаем, что этот путь, безусловно, не является единственным. Должно даже остаться открытым, поистине ли тот путь который я хотел бы указать в дальнейшем, позволяет нам поставить вопрос к получить ответ.
Но если мы допустим, что могли бы найти путь более точного определение вопроса, то немедленно возникнет серьезное возражение против самой темы нашей беседы. Спрашивая: что это такое — философия? — мы говорим о философии. Таким образом, мы явно пребываем над философией, т.е. вовне. Однако цель нашего вопроса — войти в философию, обосноваться в ней, вести себя в согласии с нею, т.е. «философствовать». Ход нашей беседы поэтому не просто должен иметь ясное направление, но ее направление должно одновременно гарантировать, что мы движемся внутри философии, а не вне ее и не вокруг.
Наш разговор, следовательно, должен идти по такому пути и в таком направлении, чтобы то, о чем говорит философия, относилось к нам самим, задевало нас, причем именно в нашей сути.
Но не станет ли тогда философия делом склонностей, эмоций и чувств?
«И с прекрасными чувствами люди создают плохую литературу». Эти слова Андре Жида распространяются не только на литературу, но еще более на философию. Чувства даже самые прекрасные, не имеют отношения к философии. Чувства принято считать чем-то иррациональным. Философия же, напротив, не только представляет собой нечто рациональное, а является подлинной держательницей разума. Но утверждая это, мы неожиданно для себя вынесли решение о том, что такое
философия. Мы уже предварили свой вопрос неким ответом. Всякий признает правильным высказывание, что философия есть дело разума. Может быть, однако, это поспешный и необдуманный ответ на вопрос: Что это такое — философия? Ведь мы можем сразу противопоставить этому ответу новые вопросы. Что такое — разум ( die Ratio, die Vernunft )? Где и кем было решено, что такое разум? Сам ли разум сделал себя господином философии? Если «да», то по какому праву? Если «нет», то откуда он получил свое назначение и свою роль? И если то, что считается разумом, впервые утвердилось лишь благодаря философии и в ходе ее истории, тогда нехорошо заранее выдавать философию за дело разума. Однако как только мы подвергаем сомнению характеристику философии как некоего рационального поведения, становится сомнительным равным образом и то, относится ли философия по ведомству иррационального. Ибо тот, кто хочет определить философию как иррациональное, берет в качестве критерия разграничения рациональное, и сущность разума снова считается чем-то само собою разумеющимся.
С другой стороны, когда мы указываем, что философия способна касаться и задевать нас, людей, в самой нашей сути, эта способность может не иметь никакого отношения к тому, что обычно называют эмоциями и чувствами, одним словом, иррациональным.
Из сказанного мы заключаем пока только одно: требуется величайшая тщательность, когда мы отваживаемся начать разговор на тему «что это такое —
философия?»
Прежде всего мы пытаемся вывести вопрос на четко направленный путь, дабы не плутать в произвольных и случайных представлениях о философии^ Однако как нам найти тот надежный путь, на котором мы определим свой вопрос?
Слово φιλοσοφία говорит нам, что философия есть нечто такое, что впервые определило существование греческого мира. И не только — φιλοσοφία определяет также глубинную черту нашей западноевропейской истории. Часто употребляемое выражение «западноевропейская история» на самом деле есть тавтология. Почему? Потому, что «философия» является греческой в своей сущности, — «греческой» здесь означает: сама сущность философии коренится в том, что она завладела сначала греческим миром, и только им, чтобы развернуть себя в нем.
Однако исконно греческая сущность философии в новоевропейскую эпоху своего господства стала направляться и управляться христианскими представлениями. Господство этих представлений устанавливается в средние века. И все же нельзя сказать, что тем самым философия стала христианской, т.е. делом веры в Откровение и авторитет Церкви. Положение «философия по своей сути является греческой» означает одно: Запад и Европа, и только они, в глубинном ходе своей
114
истории изначально «философичны». Об этом свидетельствует возникновение и господство наук. И поскольку науки происходят из глубин западноевропейского — т.е. философского — течения истории, сегодня они в состоянии наложить своеобразную печать на историю человечества по всей земле.
Однако греческое происхождение имеет не только то, что стоит под вопросом — философия, но также и тот способ, каким мы спрашиваем; тот способ, каким мы спрашиваем еще и сегодня, является греческим.
Когда мы вникаем в полный и изначальный смысл вопроса «что это такое —
философия?», наше вопрошание, через свой исторический исток, обретает направление исторического будущего. Мы нашли путь. Сам вопрос и есть путь. Он ведет из греческого мира к нам, если не далее, через нас. Мы идем — если твердо держимся вопроса — по четко направленному пути. Однако у нас еще нет гарантии, что мы в состоянии сразу правильно следовать этому пути. Мы даже не можем определить, в каком месте пути стоим сегодня. Вопрос о том, что есть нечто, обыкновенно характеризуют как вопрос о сущности. Он просыпается, когда то, о сущности чего спрашивается, затемнилось и запуталось и, одновременно с этим, отношение человека к спрашиваемому стало нетвердым, когда оно поколеблено, даже подорвано.
Наш вопрос касается сущности философии. Если он возникает из некоторой потребности и не должен остаться лишь мнимым вопросом, заданным для поддержания разговора, то под вопросом должна оказаться философия в качестве философии. Так ли это? А если да, то почему философия стала для нас таковой? Очевидно, однако, что мы можем указать на это, только если уже прозрели в философию. Необходимо», чтобы мы заранее прозрели в то, что это такое — философия. Так что нас странным образом гонят по кругу. Похоже, сама философия является этим кругом. Если мы и не можем немедленно вырваться из круга, нам все же дано увидеть его. Куда должен быть обращен наш взгляд? Греческое слово φιλοσοφία указывает направление.
Все сущее есть в Бытии. Для нашего слуха это звучит тривиально, если даже не обидно. Ведь о том, что сущее принадлежит Бытию, никому не надо заботиться. Весь мир знает: сущее таково, что оно есть. Что еще остается сущему, как не быть? И все же именно то, что сущее пребывает собранным в Бытии, что сущее появляется в свете Бытия, изумило греков, прежде всего их, и только их. Сущее в Бытии, — это стало для греков самым удивительным.
Аристотель называет это «первые основания и причины», а именно — сущего. Первые основания и причины составляют Бытие сущего. Спустя два с половиной тысячелетия самое время задуматься над тем, что же общего у Бытия сущего с этими «основанием» и «причиной».
В каком смысле понимается Бытие, если «основание» и «причина» оказываются способны наложить печать и завладеть сущим-Бытием сущего?
Однако сейчас мы обратим внимание на другое. Упомянутое выше положение Аристотеля говорит нам, куда держит путь то, что со времен Платона называют «философией». Это положение сообщает нам, что такое философия. Философия есть некая состоятельность, позволяющая охватить сущее взором, причем усмотреть, что оно есть, поскольку оно есть сущее.
На вопрос, который должен придать нашему разговору плодотворное беспокойство и живость и указать ему направление пути, на вопрос «что есть философия» Аристотель уже ответил. Стало быть, наше обсуждение ни к чему. Оно подошло к концу, еще не начавшись. Нам, конечно, немедленно возразят, что высказывание Аристотеля о философии никак не может быть единственным ответом на наш вопрос. В лучшем случае это один ответ из множества других. С помощью аристотелевской характеристики философии можно, правда, представить и истолковать и мышление до Аристотеля и Платона, и философию после-аристотелевского времени. Однако нам с легкостью укажут на то, что сама философия и тот способ, каким она представляет собственную сущность, в последующие два тысячелетия многообразно изменялись. Кто станет это отрицать? Но мы не можем не упомянуть также, что философия от Аристотеля до Ницше именно на основании этих изменений и в них остается тою же. Ибо превращения служат залогом родства.
Этим мы вовсе не утверждаем, что аристотелевское определение философии имеет абсолютную значимость. Уже в ходе истории греческого мышления оно являет собою лишь одно определенное истолкование греческого мышления и того, что ему задано. Аристотелевская характеристика философии ни в коем случае не может быть обращена назад, на мышление Гераклита и Парменида; напротив, аристотелевское определение философии есть вольное следствие и завершение раннего мышления. Я говорю «вольное следствие», поскольку нельзя думать, будто отдельные философии и эпохи философии происходят друг из друга в смысле неизбежности некоего диалектического процесса.
————————-
Appartenan се — принадлежность (фр.) — Прим. перев.
Что следует из всего сказанного для нашей попытки обсудить вопрос «что это
такое — философия?» Прежде всего одно: мы не должны придерживаться единственно лишь определения Аристотеля. Из этого заключаем другое: надо иметь представление и о более ранних и позднейших определениях философии. А затем? Затем, с помощью сравнительной абстракции, мы выявим общее во всех определениях. А затем? Затем окажемся предельно далеки от ответа на наш вопрос. Почему все пришло к этому? Потому что, следуя только что упомянутому методу, мы чисто исторически собираем имеющиеся определения и растворяем их в некой общей формуле. Все это при наличии большой эрудиции и правильных установок действительно можно выполнить. При этом нам совсем не надо входить в философию, раз-мышлять о ее сущности. Мы приобретаем таким образом разносторонние, основательные и даже полезные познания о том, какие представления складывались о философии в ходе ее истории. Но по этому пути мы никогда не дойдем до подлинного, т.е. достоверного ответа на вопрос «что это такое — философия?» Ответ может быть только философствующим ответом, ответом, который как от-зыв, как ответное слово философствует в себе. Как же мы должны понимать это положение? Каким образом ответ, и именно как от-вет, как от-клик, может философствовать? Я попытаюсь сейчас предварительно прояснить это с помощью нескольких замечаний. То, что я имею в виду, будет в нашем разговоре постоянным очагом беспокойства. И даже пробным камнем, позволяющим судить, может ли наш разговор стать истинно философским. Последнее же — никак не в нашей власти.
Одно дело констатировать и описывать мнения философов, и совсем другое — говорить с ними о том, что они традиционно обсуждают, о чем они повествуют.
Положим, к философам обращается Бытие сущего, чтобы они рассказали, что
такое сущее как сущее: тогда и к нашему разговору с философами тоже должно обращаться Бытие сущего. Мы сами, с помощью своего мышления, должны пойти навстречу тому, на пути к чему находится философия. Наша речь должна соответствовать тому, что взывает к философам. Когда это со-ответствование удается нам, тогда мы в подлинном смысле отвечаем на вопрос «что это такое — философия?» Немецкое слово » antworten » («отвечать на») означает собственно то же, что » ent-sprechen » («со-ответствовать»). Ответ на наш вопрос не исчерпывается высказыванием, устанавливающим, что следует понимать под «философией». Ответ есть не ответное высказывание ( n’est pas une r éponse ), а скорее со-ответствие ( la correspondance ), которое со-ответствует Бытию сущего. Возможно, нам сразу захочется знать, что характеризует ответ в смысле соответствия. Однако в том-то и дело, что мы попадаем в соответствие прежде, чем выстраиваем соответствующую теорию.
наш вопрос, только если продолжаем разговор с тем, во что нас предает, т.е. высвобождает, философская традиция. Мы находим ответ на наш вопрос о философии не в почерпнутых из истории определениях философии, а в разговоре с тем, что было передано нам традицией как Бытие сущего.
Путь к ответу на наш вопрос является не разрывом с историей, не отрицанием истории, но — усвоением и преобразованием того, что передает традиция. Такое отношение к истории имеется в виду под «деструкцией». Смысл этого слова ясно изложен в «Бытии и времени» (§ 6). Деструкция означает не разрушение, а упразднение, разбор, от-странение накопившихся в истории высказываний об истории философии. Деструкция означает: раскрыть свои уши, освободить слух для того, что говорит нам в традиции как Бытие сущего. Внимая этому зову, мы попадаем в соответствие.
Это поистине так. А если так, то мы не можем более говорить, что должны c начала попасть в соответствие. И все-таки говорим мы это по праву. Ибо хотя мы всегда и всюду пребываем в соответствии с Бытием сущего, зову Бытия мы внимаем редко. Соответствие с Бытием сущего остается нашим постоянным местопребыванием. Однако специальной и проводимой нами установкой поведения оно становится лишь изредка. Только когда это происходит, мы впервые собственно соответствуем тому, с чем имеет дело философия, держащая путь к Бытию сущего. Соответствие бытию сущего и есть философия, однако же тогда, и только тогда, когда это соответствие осуществляется, а тем самым раскрывается и расширяет свое раскрытие. Это соответствие осуществляется по-разному, в зависимости от того, как говорит зов Бытия, услышан ли он или нет, высказывается ли услышанное или замалчивается. Наш разговор может дать повод подумать об этом.
Но указание на сущностную настроенность соответствия не является неким современным изобретением. Уже греческие мыслители, Платон и Аристотель, заметили, что философия и философствование принадлежат тому измерению человека, которое мы называем настроением (в смысле на-строенности и рас-положенности).
Казалось бы, мы ставим лишь исторические вопросы. На самом же деле мы размышляем о будущей сущности философии. Мы пытаемся вслушиваться в голос бытия. В какой настрой приводит он сегодняшнее мышление? На этот вопрос едва ли можно ответить однозначно. Вероятно, какой-то основной настрой сегодня господствует. Однако пока он остается для нас сокрытым. Это следует считать признаком того, что сегодняшнее мышление еще не нашло своего единственного пути. Мы наблюдаем лишь разного рода настрои мышления. Сомнение и отчаяние, с одной стороны, и слепая одержимость непроверенными принципами, с другой, противостоят друг другу. Опасение и страх перемешаны с надеждой и уверенностью. Зачастую мы думаем, что мышление, имеющее характер рассуждающего представления и исчисления, совершенно свободно от всякого настроя. Но и холодность расчета, и прозаическая трезвость плана суть приметы некоей настроенности. И не только; даже разум, стремящийся быть свободным от всякого влияния страстей, настроен, будучи разумом, на уверенность в логико-математической постижимости своих принципов и правил.
Именно принятое на себя и проводимое нами соответствие, которое отвечает на зов Бытия сущего, и есть философия. Мы узнаем и знаем, что такое философия, лишь когда испытываем как, каким образом философия существует. Она существует в мелодии соответствия, настраивающеся на голос Бытия сущего.
И поскольку поэзия, если сравнить ее с мышлением, находится на службе у языка совершенно иным и особым образом, наше размышление о философии с необходимостью приводит к обсуждению соотношения мышления и поэзии. Между мышлением и поэзией царит сокровенное родство, ибо они, будучи на службе у языка, ходатайствуют за него и бескорыстно расходуют себя. В то же время, однако, между ними зияет бездна, ибо они «обитают на отдаленнейших вершинах».
Теперь с полным правом можно было бы требовать, чтобы наш разговор ограничился вопросом о философии. Но это ограничение было бы возможным и даже необходимым лишь в том случае, если бы в ходе разговора оказалось, что философия не является тем, в качестве чего она была сейчас истолкована, —
соответствием, которое приводит зов Бытия к речи.
Другими словами, наш разговор не ставит своей целью развернуть жестко заданную программу. Однако мне хотелось бы привести присутствующих к собранности, в которой к нам обращается то, что мы называем Бытием сущего. Называя это, мы думаем о том, что сказал уже Аристотель: «Сущее-Бытие выходит к свету многими путями».
Перевод с немецкого Е.В. Ознобкиной
Васильева Т. В. Комментарии к курсу истории античной философии. М., 2002, с. 7-10.
Слово «философия» возникло в языке Древней Греции и случилось это, как считают строгие ревнители терминологической точности, задолго до того, как появилась сама философия — по теперешним понятиям — учение об общих принципах бытия и познания, наука о всеобщих законах развития природы, общества и мышления, форма мировоззрения, рационально обосновывающая свои положения в их взаимосвязи.
Такая философия берет начало, скорее всего, только от мудрецов древней Элей (Южная Италия, V в. до н.э.) и окончательно оформляется лишь в стенах платоновской Академии и отделившегося от нее аристотелевского Лицея (Афины, IV в. до н.э.). Однако уже за столетие-два до этого в разных точках античного круга земель стала зарождаться молва о выдающихся своей мудростью мужах, чьи глубокомысленные изречения — «гномы» — афористично и точно выражали фундаментальные принципы общественного сознания своего народа и своей эпохи (например, «ничего слишком», «большинство — зло», «знай всему пору», «лучшее — мера», «в усердии — все» и т.п.). Античное предание именовало подобных мужей мудрецами («софой»), время от времени составляя из легендарных имен семерку наипервейших («семь мудрецов»). Сами же мудрецы благоразумно полагали, что мудрость — божественный удел, и для себя предпочитали имя «философов» или «любомудров».
Свойственный греческому языку обычай корнесложения позволил в одном имени соединить корни двух слов: «софия», обозначающего умудренность ученого, искушенность мастера и вообще мудрость человека, способного принимать правильные решения или подавать благотворные советы, и «филия», подразумевающего дружественную привязанность, расположение, искреннее прилежание, — что вместе стало обозначать любовь к мудрости, наклонность к умствованию, приверженность к истине и, как следствие, отрешенность от мелочных и низменных забот повседневности, житейскую беспристрастность и беспомощность, возвышенное умонастроение, способность внимать божественным глаголам и провещать высокие истины неумудренным и непосвященным. До конца античности философ в глазах современников оставался блаженным чудаком, умницей и простофилей одновременно, существом когда полезным, а когда и зловредным; философам ставили памятники или выносили смертные приговоры, а иногда и то, и другое.
Место философов в общественной жизни со временем менялось, одно оставалось неизменным — признанная или не признанная властями, популярная или непопулярная, философия служила человеку, она была чутким барометром духовных запросов современности и ее безупречным компасом, трепетно-подвижная стрелка которого всегда указывала одно и то же направление — Благо, благо всех и каждого, благо мироздания и художественного творения, человеческого волеустремления и божественного провидения.
Итак, философия=филия + софия. Филия, правда, означает для грека не просто дружескую привязанность, но и прочный союз двух или более людей со взаимными обязательствами. Вступая в такой союз с мудростью, философ как бы обязуется не только пользоваться от щедрот софии, но и по мере сил содействовать ее благополучию и процветанию. Что же касается самой софии, то есть у этого слова еще один глубинный древний смысловой пласт, уже не
——————————————
1 Топоров В.Н. Еще раз о др.греч. ΣΟΦΙΑ : происхождение слова и его внутренний смысл / Структура текста. М., 1980, С. 148-173.