Фантастичнее вымысла чак паланик о чем

Фантастичнее вымысла, Чак Паланик

Фантастичнее вымысла чак паланик о чем

Про Паланика как-то сразу понятно много, но ничего хорошего. Лютый, беспросветный нигилизм, чернейший юмор, железная стойкость путешественника в самые пугающие глубины человеческих душ, ледяное спокойствие перед лицом самой невероятной жестокости – понятно, что на прогулку с подобным человеком отважатся только самые бесстрашные исследователи, привыкшие бродить по всяческим темным закоулкам массовой культуры. Меж тем, не факт, что всё это понимание что-то значит в данном случае – «Фантастичнее вымысла» серьёзно отличается от всех предыдущих вещей Паланика. Хотя бы по одному, но основополагающему признаку – это вообще-то non-fiction, сборник различных эссе, статей, интервью и очерков, написанных им в разное время для разных изданий.

Диапазон представленных в этом сборнике вещей довольно широк – от интервью с людьми известными (актриса Джульетт Льюис, Мэрилин Мэнсон) и не очень (редактор журнала New Republican Эндрю Салливан) до собственных воспоминаний и писем к восхищающим автора писателям. Ясное дело, что при таком разбросе эта подборка вершков и корешков читается довольно неоднородно – потому что тут смешно, тут страшно, тут непонятно, а вот здесь невероятно занудно (а вот кому 30-страничный очерк о людях, строящих своими силами собственные замки в современной Америке? Цитируя блестящий фильм «Странные дни» – я храпел). Впрочем, против этакой неоднородности есть одно средство, причём очень простое – все эти вещи нужно читать по отдельности, не перескакивая с одной на другую в тот же момент, как дочитаешь последнюю строчку. Пусть отлежится, устроится в голове, как следует. Иначе получается поездка на американских горках со скоростью в восемь раз медленнее привычной – здесь вверх, здесь вниз, тут резкий поворот, а тут петля и висим вниз головой, но никакой стремительности, только скрип колёсиков по рельсам (т.е. глазок по строчкам).

По частям же (как и положено) складывается совершенно другая история. Паланик оказывается отличным эссеистом – остроумным и проникновенным, отрешённым и праведным, с тонким нюхом на абсурдное в повседневном и безрассудно-храброе в абсурдном. Сфера его интересов чрезвычайно широка – в одном тексте он повествует о ежегодной схватке сельскохозяйственных комбайнов на выживание в одном крохотном городке, в другом рассказывает о быте солдат-подводников в трехмесячном походе, в третьем пускается в довольно откровенные воспоминания о собственных экспериментах с анаболиками. В «Фантастичнее вымысла» есть, что почерпнуть даже с точки зрения обычной эрудиции – вы будете знать, что правда, а что вымысел в фильме «Бойцовский клуб», что нужно делать подводникам на ядерной подлодке в случае пожара, что скрывается за вывеской «Фестиваль яиц», что ежегодно проходит в Монтане (это только после 18-ти лет) и каково это – ходить в костюме далматинца по Сиэтлу.

В вестибюле Музея Искусств Сиэтла нам продали входные билеты по четырнадцать баксов. Нам рассказали об экспонатах, о портретах Джорджа Вашингтона, которые привезли в Сиэтл из столицы США. Нам пояснили, где находятся лифты, дали план музея, но в ту минуту, когда мы нажали на кнопку лифта, нас выбросили на улицу. Деньги за билеты нам не вернули. Расслабляться не следует. Налицо всеобщее неодобрительное покачивание головами и новые правила, согласно которым медведи и собаки могут покупать входные билеты, но любоваться произведениями искусства не имеют права. Пройдя квартал от здания музея, мы обнаружили, что охрана следует за нами по пятам. А возле следующего здания эстафету перехватила следующая группа охранников. Ещё один квартал вдоль Третьей авеню, и нас взялась пасти полицейская машина.
(«Моя собачья жизнь», самый, пожалуй, проникновенный и печальный номер в этом сборнике)

И самое интересное тут вот что – постепенно, деталь за деталью, из этих совершенно разных по тематике и интонации текстов, посвященных часто совершенно конкретным реальным лицам, вырисовывается в конце концов портрет именно самого автора, человека яркого и незаурядного, остроумного и страстного. Классная штука получается – будто складываешь паззл, в котором не только общую картинку можно сложить, но и каждый кусочек интересен сам по себе. Главное, как уже говорилось выше, не торопиться. Не глотать сразу. Есть по кусочкам.

Источник

Чак Паланик «Фантастичнее вымысла»

Фантастичнее вымысла

Stranger Than Fiction: True Stories

Язык написания: английский

Авторский сборник включает в себя наброски романов, статьи, эссе и интервью, написанных автором в разное время.

«Каждый рассказ в книге посвящен пребыванию среди людей. Моей персоне среди людей. Или же тому, что собирает людей вместе».

В произведение входит:

Обозначения: Фантастичнее вымысла чак паланик о чемциклы Фантастичнее вымысла чак паланик о чемроманы Фантастичнее вымысла чак паланик о чемповести Фантастичнее вымысла чак паланик о чемграфические произведения Фантастичнее вымысла чак паланик о чемрассказы и пр.

Наверное лучшее, что было в этом сборнике — это вступление. Остальное — ерунда какая-то, в самом деле. Воспоминания одни, а это, имхо, может быть интересно только заядлому фэну Паланика, коим я, увы, не являюсь. Стоит ли это читать? Да, пожалуй нет. Потеряю я что-либо, не прочитав сей сборник? Увы, тоже нет.

Нет, мне конечно понравились пару произведений отсюда — «Жестянка с людьми», «Почти по-калифорнийски», что-то еще, но они выделяются лишь на фоне остальных рассказов, и всё.

Я не большая поклонница Паланика, но признаю, что писатель он талантливый, харизматичный, умеющий захватить внимание читателя и держать его до конца книги. Зная всё это, не могла пройти мимо этого сборничка, в котором автор раскрывает тайны своего мастерства.

Читать было интересно, правда не всегда, поэтому придумала свою систему: читала рассказы через один, потом возвращалась. Что сказать? То, что Паланик рассказывает о себе, произвело впечатление. Я поняла, откуда все эти жуткие подробности, вся эта грязь человеческой души и тела, все эти странные сюжеты. Они из действительности: это всего лишь то, что собрал автор, будучи волонтёром в хосписе, беседуя с девушками из «секса по телефону», посещая сеансы для страдающих повышенной половой возбудимостью. Везде он был внимателен, сосредоточен и думал, какая история из этого может получиться. Здесь в нём соседствовали писатель и журналист: фантазия и факт. Из этого и состоит его, Паланика, жизнь:

«Мой личный жизненный цикл выглядит так: Факт. Вымысел. Факт. Вымысел.»

Мне было интересно то, как Паланик относится к писательству вообще. В книге я нашла интересный ответ. Автор считает, что современный человек слишком уж много времени уделяет вымыслу. Он, освобождённый от тяжёлого труда, стал выдумывать истории, делиться ими с окружающими и погряз в фантазии настолько, что реальность отошла на второй план, а это очень опасно. Приводит Паланик и довольно полный список причин, заставляющих людей брать в руки перо:

Но книга эта не только о писательстве, она ещё, как и все книги Паланика, об одиночестве. В книге много действующих лиц, известных и неизвестных, но автор всегда один. И кажется сбываются его самые страшные опасения:

Для него действительность — это только канва для написания книг. А дальше, как в одном из очень понравившихся мне рассказов:

А после этого что будет, если автор предложит совершенно новую историю? Новый образ жизни, перед которым невозможно устоять и…

Извините, но ваши семь минут истекли.

P.S. Читать только тем, кто интересуется Палаником, журналистикой и секретами писательского мастерства. И то не всё понравится. Но мне было интересно.

Не то чтобы очень хорошо, но весьма и весьма интересно. Паланик, по сути, рассказывает о том, где он берёт сюжеты, как он работает — и многие вещи, которые вызывают вопросы в его романах, становятся просты и понятны. Нам кажется: Паланик придумывает всех этих фриков и безумцев — но нет, вовсе нет. В «Фантастичнее вымысла» он показывает, что осталось за кадром. Он рассказывает о том, как берёт интервью у различных людей, рассказывает о своём личном опыте и наглядно демонстрирует, как из прозаической, мрачной, непростой жизни сделать книгу. Правда, многовато упора сделано на «Бойцовский клуб», который я считаю далеко не лучшим его романом, но всё равно интересно. Некоторые приёмы Паланика имеет смысл взять на вооружение. Вы хотите написать про наркотики? Сходите в притон и поговорите там с наркоманами и врачами. И вы напишете про наркотики хорошо. Такой вот рецепт.

Сборник нехудожественных вещей Паланика. Рекомендуется только для поклонников его творчества.

«Жизнь — увлекательнее самого изощренного вымысла.

Жизнь — страшнее самого потрясающего романа «ужасов».

Добро пожаловать в реальный мир!

В мир легендарной «культуры поколения «X».

В мир уютного ада хосписов, блеска и нищеты бодибилдеров и маленьких трагедий «больших парней» — рестлеров.

В мир, многогранность которого превосходит самые смелые ожидания!»

Броская анотация на книге зазывает нас купить эту книгу, что я и сделал, думая что это художественные рассказы. Сборник разделен на 3 части.

В первой собраны различные статьи и эссе о людях, их хобби, увелечениях, работе, праздниках. Например, мы встречаем описание «Фестиваля яиц» (с детальным описанием всех эротических конкурсов) и соревнований на экскаваторах, о подводниках, архитекторах-любителях и грекоримских борцах.

Во второй части сборника мы встречаем различные интервью и знаменитых людей, и заметки автора о своих любимых писателях. Так например, мы встречаем интервью с Мэрилином Менсоном, Джульетт Льюис («Прирожденные убийцы», «От заката до рассвета») и рецензии Паланика на творчество любимых авторв Эми Хемпель и Айра Левин.

Третья часть, автобиографическая. В ней Паланик вспоминает о своей жизни, детстве, обстоятельствах убийства отца, о юнных годах. когда он работал на заводе и в хосписе. Также очень много материалов по роману «Бойцовский клуб».

Как мы видим сборник очень своеобразный по содержанию и абсолютно не годится для первого знакомства с автором. Только для фанатов. Я могу себя к ним отнести, после прочтения пяти его художественных романов, поэтому читалось местами очень любопытно. собенно понравилась третья часть, а также материалы о Мэнсоне и Левине.

Буду ли я когда-нибудь это перечитывать — врядли?!

Ну, что я могу сказать? Неприкрытые биографические истории. Некоторые из них утомляют. Некоторые вызывают эмоции, при которых принято говорить «потрясающе». Пожалуй, еще одной категории выделить нельзя.

Книга содержит рассказы. Истории. Причем на первый взгляд они не связаны между собой.

«Минималистский роман строится как последовательность композиционно аморфных, внешне не связанных между собой “мгновенных зарисовок”, “клипов”, связь между которыми должен придумать, увидеть или обнаружить читатель и соединить их в одну сюжетную линию. В определенном смысле автор выступает перед читателем как режиссер, предлагая ему не только роль пассивного зрителя, но и роль соавтора и актера.» (http://magazines.russ.ru/voplit/2007/2/li6.html)

Ключ к пониманию книги лежит во введении «Факт и вымысел. Введение».

Фантастичнее вымысла чак паланик о чем eugene444, 19 сентября 2008 г.

Насколько Паланик потрясающий романист, настолько он плох в малой форме. Из рассказов нет ни одного гениального, да и хороших не так уж и много. Наравне с «Беглецы и Бродяги» худшая книга Паланика.

В сборнике Ч. Паланика собраны статьи, интервью, путеевые заметки, наброски уже бывших и будущих романов. Было занятно полистать: что-прочел, что-то просмотрел — Паланик человек наблюдательный, язвительный и далеко не бездарный. А вот поклонникам автора — чтение в обязательную программу..

Получил огромнейшее удовольствие.Хотя мой друг(гораздо более ярый и давний поклонник творчества мастера) остался недоволен.Читайте обязательно!

Довольно своеобразный сборник рассказов. Чем больше и дальше читала, тем более находила свой «мир» похожим на то, что Чак описывает в этой книге. Жизненно и удивительно!

Полюбите Паланика, полюбите свою жизнь со всеми ее глупостями и недостатками.

Источник

Фантастичнее вымысла чак паланик о чем

Факт и вымысел. Введение

Вы, наверное, уже заметили, что все мои книги посвящены одиноким людям, которые ищут, к кому бы им прибиться.

В некотором роде это полная противоположность Американской Мечте, состоящей в том, чтобы разбогатеть и возвыситься над толпой, над всеми, кто катит сейчас куда-то по фривею и, не дай бог, в автобусе. Нет-нет, Американская Мечта – это большой дом где-нибудь на отшибе. Например, пентхаус, как у Говарда Хьюза. Или замок на вершине горы, как у Уильяма Рэндольфа Херста. Этакое гнездышко, упрятанное подальше от посторонних глаз, куда время от времени можно пригласить тех представителей плебса, которые симпатичны лично вам. Чтобы общаться с ними на своей территории, где жизнь течет согласно вашим правилам. Где вы полновластный хозяин.

Будь то ранчо где-нибудь в Монтане или подвальная квартирка, в которой имеется с десяток тысяч DVD и скоростной доступ в Интернет, – особой разницы нет. Главное, что там вы один и никто не мешает. И тогда вам становится одиноко.

После того как мы немного пострадаем – как, например, рассказчик из «Бойцовского клуба» или же рассказчица из «Невидимок», изолированная от мира благодаря собственному прекрасному лицу, – мы разрушаем наше милое гнездышко и заставляем себя вернуться в окружающий мир. В некотором роде именно так и пишутся романы. Вы составляете план и ищете материал. Какое-то время проводите в полном одиночестве, отгородившись от мира, строя собственный прекрасный мирок, в котором вы полновластный, ну совершенно полновластный хозяин. Вы не берете телефонную трубку. В вашем электронном почтовом ящике копятся груды писем. Вы остаетесь в вымышленном мирке, пока не настанет момент его разрушить. После чего вы возвращаетесь к людям.

Если ваша книжка продается, причем неплохо, то вы отправляетесь в рекламное турне по градам и весям. Вы раздаете интервью. Вы по-настоящему общаетесь с людьми. С огромным количеством людей. Вокруг вас люди, люди, люди. Вскоре вам становится муторно. И вас снова подмывает бежать от них куда-нибудь подальше, например, в…

В очередной прекрасный вымышленный мирок.

И так до бесконечности. Один. В толпе. Один. В толпе.

Вполне возможно – коль вы читаете эти строки, – что сей цикл вам хорошо знаком. Чтение – не групповой вид деятельности. Тут вам не кино и не концерт, где собираются сотни людей. Нет, на этом конце спектра царит одиночество.

Каждый рассказ в книге посвящен пребыванию среди людей. Моей персоне среди людей. Или же тому, что собирает людей вместе.

Для любителей возводить замки это рассказ о том, как гордо реет каменный флаг – такой огромный, что под него стекаются все, кто живет той же мечтой, что и вы.

Для любителей крушить комбайны это рассказ о том, как можно найти себе подобных, социальную структуру, в которой для каждого найдутся правила, цели и роли, и тогда несложно обрести собратьев по духу, разнося вдребезги допотопную сельхозтехнику.

Для Мэрилина Мэнсона это рассказ о мальчишке со Среднего Запада, который не умеет плавать и вдруг неожиданно переезжает во Флориду, где общение с себе подобными протекает в водах Атлантики. И тем не менее мальчишка не оставляет попыток найти себе подобных.

В книге собраны зарисовки и эссе, которые я набросал в перерывах между романами.

Мой личный жизненный цикл выглядит так: Факт. Вымысел. Факт. Вымысел.

У писательского ремесла есть один существенный недостаток – одиночество. Сидишь и пишешь. Где-нибудь один, в мансарде. Народ считает, что в этом и заключается разница между писателем и журналистом. Журналист, газетный репортер, вечно куда-то торопится, вынюхивает сенсации, встречается с людьми, его вечно поджимают сроки. Он вечно в толпе и вечно куда-то спешит. Жизнь его полна приключений – всем на зависть.

Журналист пишет, чтобы открыть вам окно в большой мир. Он посредник.

Другое дело писатель. Любой, кто сочиняет повести и рассказы, – одиночка, по крайней мере в глазах других. Наверное, потому, что литература соединяет вас с голосом всего одного человека. Возможно, потому, что чтение – одинокое занятие, вид досуга, который отгораживает нас от других людей.

Журналист, прежде чем взяться за перо, производит расследование. Романист предается игре воображения.

Интересно, сколько времени романист вынужден проводить в обществе других людей, чтобы создать этот самый одинокий голос? Свой обособленный мир?

Мои произведения с трудом подходят под определение «вымысел».

Ведь я пишу в основном благодаря тому, что в прошлом раз в неделю встречался с другими людьми. Это был своего рода мастер-класс, который проводил один писатель, а именно Том Спэнбауэр, за кухонным столом вечером по четвергам. В то время почти все мои друзья так или иначе обитали в непосредственной близости от меня – соседи или коллеги. Таких людей знаешь только потому, что каждый день оказываешься рядом с ними.

Самая забавная из моих знакомых, Ина Геберт, как-то раз назвала коллег «воздушной семьей».

Проблема с такими друзьями состоит в том, что они часто куда-то исчезают. Например, их увольняют или они увольняются сами.

Лишь начав посещать писательский мастер-класс, я сделал для себя открытие, что друзей может объединять общая страсть. Такая, к примеру, как написание книг. Или театр. Или музыка. Или какие-то идеи. Некие общие поиски истины, которые будут удерживать вас рядом с другими людьми, уважающими, как и вы, это непонятное, с трудом поддающееся описанию мастерство. Подобная дружба не зависит от того, уволили вас или, к примеру, выселили из дома. Кухонные посиделки вечером по четвергам стали единственным стимулом, заставившим меня взяться за перо в годы, когда за книгу я не получал и ломаного гроша. Том, Сьюзи, Моника, Стивен, Билл, Кори и Рик. Мы сражались друг с другом и превозносили друг друга. И этого было достаточно.

Моя любимая теория насчет успеха «Бойцовского клуба»: книга понравилась потому, что костяк истории – рассказ о том, что сводит людей вместе. Людям интересно узнать, какие еще существуют способы найти родственные души. Вы только посмотрите на книги типа «Как сделать настоящее американское лоскутное одеяло», или «Божественные секреты женской дружбы», или «Клуб любителей удачи». Все эти книги есть не что иное, как описание структур общения – смастерите лоскутное одеяло или научитесь играть в какую-нибудь экзотическую игру, – то есть все то, что сводит людей вместе и дает возможность поделиться собственным жизненным опытом. Все эти книги по сути своей рассказы, объединенные общим видом деятельности. Да, забыл сказать, это преимущественно женские рассказы. В них нам почти не встретить новых моделей социального взаимодействия мужчин. У мужчин есть спорт. Есть выпивка. Этим список, пожалуй, и исчерпывается.

А еще есть бойцовские клубы. Хорошо это или плохо.

Еще до того как я приступил к работе над книгой с названием «Бойцовский клуб», я работал волонтером в одном хосписе. Моя работа состояла в том, чтобы привозить людей к врачам и на встречи групп взаимной поддержки. Они собирались где-нибудь в церковном подвале, сравнивали симптомы своих болезней и делали упражнения по системе «Нью-Эйдж». Эти встречи постоянно причиняли мне дискомфорт, потому что остальные считали, что я страдаю тем же самым заболеванием, что и они. Я же был лишен возможности тактично объяснить людям, что я не более чем сторонний наблюдатель, этакий турист, который просто ждет, когда все закончится, чтобы отвести подопечного обратно в хоспис. И мне ничего не оставалось, как придумать собственную историю о том, как один человек посещает встречи смертельно больных людей, чтобы только избавиться от гнетущего чувства никчемности своей собственной жизни.

В некотором отношении подобные места вроде групп взаимной поддержки постепенно начали выполнять функции, ранее свойственные организованной религии. Раньше мы ходили в церковь, чтобы признаться в своих самых нелицеприятных секретах, покаяться в наших самых тяжких грехах. Рассказать наши истории. Быть принятыми. Обрести прощение. Заслужить искупление и заново влиться в ряды себе подобных. Это был своеобразный ритуал, призванный помочь нам достучаться до других, снять мучившую нас тревогу, чтобы не удалиться слишком далеко от рода людского, не стать для него окончательно потерянными.

Источник

Фантастичнее вымысла чак паланик о чем

Факт и вымысел. Введение

Вы, наверное, уже заметили, что все мои книги посвящены одиноким людям, которые ищут, к кому бы им прибиться.

В некотором роде это полная противоположность Американской Мечте, состоящей в том, чтобы разбогатеть и возвыситься над толпой, над всеми, кто катит сейчас куда-то по фривею и, не дай бог, в автобусе. Нет-нет, Американская Мечта – это большой дом где-нибудь на отшибе. Например, пентхаус, как у Говарда Хьюза. Или замок на вершине горы, как у Уильяма Рэндольфа Херста. Этакое гнездышко, упрятанное подальше от посторонних глаз, куда время от времени можно пригласить тех представителей плебса, которые симпатичны лично вам. Чтобы общаться с ними на своей территории, где жизнь течет согласно вашим правилам. Где вы полновластный хозяин.

Будь то ранчо где-нибудь в Монтане или подвальная квартирка, в которой имеется с десяток тысяч DVD и скоростной доступ в Интернет, – особой разницы нет. Главное, что там вы один и никто не мешает. И тогда вам становится одиноко.

После того как мы немного пострадаем – как, например, рассказчик из «Бойцовского клуба» или же рассказчица из «Невидимок», изолированная от мира благодаря собственному прекрасному лицу, – мы разрушаем наше милое гнездышко и заставляем себя вернуться в окружающий мир. В некотором роде именно так и пишутся романы. Вы составляете план и ищете материал. Какое-то время проводите в полном одиночестве, отгородившись от мира, строя собственный прекрасный мирок, в котором вы полновластный, ну совершенно полновластный хозяин. Вы не берете телефонную трубку. В вашем электронном почтовом ящике копятся груды писем. Вы остаетесь в вымышленном мирке, пока не настанет момент его разрушить. После чего вы возвращаетесь к людям.

Если ваша книжка продается, причем неплохо, то вы отправляетесь в рекламное турне по градам и весям. Вы раздаете интервью. Вы по-настоящему общаетесь с людьми. С огромным количеством людей. Вокруг вас люди, люди, люди. Вскоре вам становится муторно. И вас снова подмывает бежать от них куда-нибудь подальше, например, в…

В очередной прекрасный вымышленный мирок.

И так до бесконечности. Один. В толпе. Один. В толпе.

Вполне возможно – коль вы читаете эти строки, – что сей цикл вам хорошо знаком. Чтение – не групповой вид деятельности. Тут вам не кино и не концерт, где собираются сотни людей. Нет, на этом конце спектра царит одиночество.

Каждый рассказ в книге посвящен пребыванию среди людей. Моей персоне среди людей. Или же тому, что собирает людей вместе.

Для любителей возводить замки это рассказ о том, как гордо реет каменный флаг – такой огромный, что под него стекаются все, кто живет той же мечтой, что и вы.

Для любителей крушить комбайны это рассказ о том, как можно найти себе подобных, социальную структуру, в которой для каждого найдутся правила, цели и роли, и тогда несложно обрести собратьев по духу, разнося вдребезги допотопную сельхозтехнику.

Для Мэрилина Мэнсона это рассказ о мальчишке со Среднего Запада, который не умеет плавать и вдруг неожиданно переезжает во Флориду, где общение с себе подобными протекает в водах Атлантики. И тем не менее мальчишка не оставляет попыток найти себе подобных.

В книге собраны зарисовки и эссе, которые я набросал в перерывах между романами.

Мой личный жизненный цикл выглядит так: Факт. Вымысел. Факт. Вымысел.

У писательского ремесла есть один существенный недостаток – одиночество. Сидишь и пишешь. Где-нибудь один, в мансарде. Народ считает, что в этом и заключается разница между писателем и журналистом. Журналист, газетный репортер, вечно куда-то торопится, вынюхивает сенсации, встречается с людьми, его вечно поджимают сроки. Он вечно в толпе и вечно куда-то спешит. Жизнь его полна приключений – всем на зависть.

Журналист пишет, чтобы открыть вам окно в большой мир. Он посредник.

Другое дело писатель. Любой, кто сочиняет повести и рассказы, – одиночка, по крайней мере в глазах других. Наверное, потому, что литература соединяет вас с голосом всего одного человека. Возможно, потому, что чтение – одинокое занятие, вид досуга, который отгораживает нас от других людей.

Журналист, прежде чем взяться за перо, производит расследование. Романист предается игре воображения.

Интересно, сколько времени романист вынужден проводить в обществе других людей, чтобы создать этот самый одинокий голос? Свой обособленный мир?

Мои произведения с трудом подходят под определение «вымысел».

Ведь я пишу в основном благодаря тому, что в прошлом раз в неделю встречался с другими людьми. Это был своего рода мастер-класс, который проводил один писатель, а именно Том Спэнбауэр, за кухонным столом вечером по четвергам. В то время почти все мои друзья так или иначе обитали в непосредственной близости от меня – соседи или коллеги. Таких людей знаешь только потому, что каждый день оказываешься рядом с ними.

Самая забавная из моих знакомых, Ина Геберт, как-то раз назвала коллег «воздушной семьей».

Проблема с такими друзьями состоит в том, что они часто куда-то исчезают. Например, их увольняют или они увольняются сами.

Лишь начав посещать писательский мастер-класс, я сделал для себя открытие, что друзей может объединять общая страсть. Такая, к примеру, как написание книг. Или театр. Или музыка. Или какие-то идеи. Некие общие поиски истины, которые будут удерживать вас рядом с другими людьми, уважающими, как и вы, это непонятное, с трудом поддающееся описанию мастерство. Подобная дружба не зависит от того, уволили вас или, к примеру, выселили из дома. Кухонные посиделки вечером по четвергам стали единственным стимулом, заставившим меня взяться за перо в годы, когда за книгу я не получал и ломаного гроша. Том, Сьюзи, Моника, Стивен, Билл, Кори и Рик. Мы сражались друг с другом и превозносили друг друга. И этого было достаточно.

Моя любимая теория насчет успеха «Бойцовского клуба»: книга понравилась потому, что костяк истории – рассказ о том, что сводит людей вместе. Людям интересно узнать, какие еще существуют способы найти родственные души. Вы только посмотрите на книги типа «Как сделать настоящее американское лоскутное одеяло», или «Божественные секреты женской дружбы», или «Клуб любителей удачи». Все эти книги есть не что иное, как описание структур общения – смастерите лоскутное одеяло или научитесь играть в какую-нибудь экзотическую игру, – то есть все то, что сводит людей вместе и дает возможность поделиться собственным жизненным опытом. Все эти книги по сути своей рассказы, объединенные общим видом деятельности. Да, забыл сказать, это преимущественно женские рассказы. В них нам почти не встретить новых моделей социального взаимодействия мужчин. У мужчин есть спорт. Есть выпивка. Этим список, пожалуй, и исчерпывается.

А еще есть бойцовские клубы. Хорошо это или плохо.

Еще до того как я приступил к работе над книгой с названием «Бойцовский клуб», я работал волонтером в одном хосписе. Моя работа состояла в том, чтобы привозить людей к врачам и на встречи групп взаимной поддержки. Они собирались где-нибудь в церковном подвале, сравнивали симптомы своих болезней и делали упражнения по системе «Нью-Эйдж». Эти встречи постоянно причиняли мне дискомфорт, потому что остальные считали, что я страдаю тем же самым заболеванием, что и они. Я же был лишен возможности тактично объяснить людям, что я не более чем сторонний наблюдатель, этакий турист, который просто ждет, когда все закончится, чтобы отвести подопечного обратно в хоспис. И мне ничего не оставалось, как придумать собственную историю о том, как один человек посещает встречи смертельно больных людей, чтобы только избавиться от гнетущего чувства никчемности своей собственной жизни.

В некотором отношении подобные места вроде групп взаимной поддержки постепенно начали выполнять функции, ранее свойственные организованной религии. Раньше мы ходили в церковь, чтобы признаться в своих самых нелицеприятных секретах, покаяться в наших самых тяжких грехах. Рассказать наши истории. Быть принятыми. Обрести прощение. Заслужить искупление и заново влиться в ряды себе подобных. Это был своеобразный ритуал, призванный помочь нам достучаться до других, снять мучившую нас тревогу, чтобы не удалиться слишком далеко от рода людского, не стать для него окончательно потерянными.

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *