Фабрика грез что это
Как «Фабрика грез» выпустила инструкцию к реальной революции
Голливуд на глазах меняет культурный код целой нации, а то и всего мира. Этот сегодняшний коллективный Карл Маркс жаждет новой мировой революции. Поджигать Америку, петь музыку революции, «видеть мир в огне» и ввергать его в хаос.
«Фабрика грез» – так обычно именуют Голливуд. Когда-то, много десятилетий назад, так оно, вероятно, и было. С тех пор многое изменилось. И Голливуд обратился не только в мощнейшую машину пропаганды неолиберальной идеологии, но – в настоящего революционного вождя масс. Символом сегодняшней американской «революции масок» стал «Джокер» – фильм 2019 года представляет собой, по сути, краткий ее синопсис.
Впрочем, и это не новость. Революция 60-х, прямым сиквелом которой является нынешняя, также во многом кристаллизовалась в зрительных залах студенческих киноклубов. Не секрет, что бунт студентов парижской Сорбонны мая 1968-го в течение нескольких лет вызревал в студенческих киноклубах под фильмы Жан-Люка Годара, в то время пламенного революционера-маоиста: «На последнем дыхании» (1960), «Маленький солдат» (1960), «Карабинеры» (1963), «Безумный Пьеро» (1965), «Китаянка» (1967). Все они славили одинокого героя-бунтаря и формировали идеологию будущей революции…
Нечто подобное происходило в то время и в Голливуде, кишащем леворадикалами, но еще находящимся под прессом «кодекса Хейса». Именно 60-е освободили Голливуд от навязчивой опеки, превратив фабрику грез в министерство пропаганды и агрессивного промывания незрелых мозгов щелочами и кислотами нового культурного кода.
Мы уже писали о фильме «Малефисента», переформатирующем сознание подрастающего поколения и утверждающем в качестве базового кода уже не просто мультикультурализм, но прямой, беспримесный сатанизм: черные эльфы с рогами как символ нового чудного мира, идущего на смену проклятому христианскому (который символизирует злая королева-мать).
Обласканный прессой «Джокер» 2019 г. – символ и знамя нынешнего бунта – фильм откровенно слабый, предсказуемый, транслирующий бесконечные штампы и ходульные образы и планомерно разворачивающий одну-единственную идею – вставай, бунтуй, убивай. Фильм-плакат, фильм-призыв. Не «Броненосец Потемкин», конечно, но, как и тот – чистейшая агитка.
Особенно умилительно читаются сегодня рецензии, в которых утверждалось, что главная мысль фильма – «нужно быть внимательней к окружающим людям». Как видим, взрослые детишки-маргиналы, к которым обращался фильм, все считали правильно.
Это то, что называется, на поверхности. Теперь чуть глубже. Где происходит действие «Джокера»? Что это за контекст? Это символическая Америка Бэтмена, запечатленная в комиксах. Своего рода иконография американского духа. Бэтмен – герой-одиночка, благородный рыцарь, из чистого альтруизма стоящий на страже законности и порядка. Его антиподом является Джокер, князь преступного мира (Clown prince of crime) и воплощенное зло.
«Джокер» 2019 года – первый голливудский фильм, в котором Джокер становится главным действующим лицом. Бэтмена здесь нет вовсе. Сам же Джокер из запредельного инфернального зла, каким он предстает в «Темном рыцаре» (2008), обращается (что принципиально важно) в маргинала-неудачника. Обычного чудика, которым может ощутить себя каждый. Таков главный посыл фильма, чем, понятно, вызван и выбор режиссера, снявшего перед тем «Бората» и «Мальчишник в Вегасе». Перед нами фаст-фуд, который способен переварить любой с тремя извилинами (больше и не надо) в голове.
В «Джокере» инфернальное зло, не теряя своего обаяния, растворяется в тысяче ликов. Символом чего становится маска клоуна. Надень маску – почувствуешь себя Джокером. В течении фильма неудачник первых кадров становится все сильнее, свободнее и круче с каждым новым совершенным им убийством.
А вот и главная цель – государство, которое символизирует избирающийся мэр Гетхэма, Томас Уэйн (в котором мы, конечно, сразу узнаем Трампа): богатый белый мерзавец, соблазнивший когда-то мать Джокера и упрятавший ее в психушку. Убийство мэра – логическая точка фильма, его главный контрапункт. За которым следует триумф Джокера, которого несет на руках бунтующая толпа, превращая его в икону протеста.
Такова непосредственная Инструкция Революции. Но давайте заглянем еще глубже. В «Темном рыцаре» показан классический американский мир: твердая государственность, стоящая на крепких добропорядочных людях, которой противостоит организованная преступность. Плюс классический американский герой – Бэтмен, из чистого альтруизма помогающий профессионалам справиться с этим понятным и привычным злом.
И вот в этот понятный консервативный мир вторгается чистое инфернальное зло. Джокеру плевать на деньги, плевать на выстраивание и защиту своих мирков (в этом смысле что обыватель Готэма, что полиция, что мафия – схожи), его влечет сама энергия зла, на волне которой он доводит ситуации до возможного предела и ставит людей перед последним этическим выбором…
Причем народ Готэма с честью выходит из этой ситуации: даже преступники отказываются пожертвовать заложниками, чтобы спасти себя (мораль: демократия – добро). А вот власть обнаруживает свою теневую сторону. Блестящий окружной прокурор Харви Дент (гетеросексуальный, благородный, белый – олицетворение мужского начала, традиционной Америки и американской государственности), прозванный Белым рыцарем, оказывается Двуликим и обращается ко злу (мораль: власть двулика). Это вообще еще одна классическая мантра Голливуда последних лет: герой, идущий до конца, обращается злом (мораль: классический белый герой – опасен). Так что и сам Бэтмен, поставленный перед фактом крушения традиционного закона и порядка, получает новое имя Темного рыцаря и уносится на своем бэтмобиле в какие-то неведомые нам дали.
Теперь обратимся к Джокеру. Джокер «Темного рыцаря» – это, как мы выяснили, инфернальное зло, «агент хаоса», как он сам себя называет. В фильме 2019 года «агент хаоса» растворяется в безликом море бунта, беснующейся в клоунских масках толпе. Что ж, революция масок, понятно. Но почему клоун?
Для американской поп-культуры клоун – важная фигура. Особенно – клоун злой. Не считая культового «Оно» Стивена Кинга, всевозможных клоунов-маньяков можно считать десятками. В культуре нового времени образ злого клоуна берет начало в рассказе Эдгара По «Прыг-скок», в котором карлик-шут мстит обидевшим его королю и его свите, хитростью заманивая их в ловушку и сжигая, живьем подвесив к пылающей люстре бального зала…
Клоун – зловещая, вообще-то говоря, фигура. Современные словари расскажут вам, что слово это происходит, возможно, от английского clowne, cloyne в значении «деревенщина».
Все здесь, однако, далеко не так безобидно. Голливуд совсем не случайно ставит сегодня всевозможных клоунов-маньяков на поток. И тот, кто ощущает в фигуре клоуна нечто демоническое, будет скорее прав. Слово это обрело популярность в XVII веке, вскоре после казни Кромвелем короля Англии Карла Первого. Именно тогда в английских цирках появляется фигура клоуна (clown), изображающая убитого короля, что, с одной стороны, весьма веселило пуританскую публику, а с другой – несколько растворяло культурный шок (сгущай и растворяй – написано на руках демона Бафомета, к которому мы еще вернемся). Ведь для традиционного христианского сознания убийство короля – тягчайшее преступление, по сути – покушение на самого Бога («Не прикасайся к помазанникам моим» – говорит Библия).
Само слово clown обыгрывает crown (корона), намекая на голову казненного монарха, которая катится с эшафота по мостовой, теряя корону (даже графически это подчеркнуто: в англ. языке буква l подобна перевернутой r). Подобные зловещие игры издревле практиковалось в среде враждебных Церкви и Короне тайных обществ. Достаточно вспомнить образ Бафомета, которому поклонялись духовно переродившиеся рыцари-тамплиеры… Или образ «соломенной вдовы», под которой в среде фрондирующих рыцарей-трубадуров при дворе Алиеноры Аквитанской понималась Католическая церковь.
С началом Реформации, то есть всеохватывающей революции против традиционного мира, подобные образы стали повсеместно внедряться в массовое сознание. Настоящую же широкую популярность слово clown обрело уже после французской революции и казни короля Франции Людовика XVI. Итак, перед нами, в сущности, символ современного мира, смыслом которого являются уже не Церковь и Царство (истина и добро), а их духовные перевертыши – Circus и Сlown.
После того, как фигура истинного Царя устраняется, на историческую сцену выходит клоун, подхватывая корону казненного монарха и напяливая ее на себя. Функция клоуна – переворачивать смыслы вверх ногами, делать белое – черным, высокое – низким. Клоун – это тень короля, дверь в инферно…
Теперь нам становится более понятен титул Джокера – сlown prince of crime, то есть крон-принц, князь тьмы, антихрист. Инфернальный смех клоуна – торжество демона, которому удалась его очередная проделка. Этого инфернального смеха очень много в «Темном рыцаре», и, пожалуй, еще больше в «Джокере», где он прорывается из бессознательного как неконтролируемый симптом нервной болезни.
В «Темном рыцаре» Джокер в разговоре с Бэтменом подчеркивает свою схожесть с ним: он ведь тоже своего рода альтруист. Он – за чистое зло. Его не интересуют деньги, золото, даже власть, он просто хочет «видеть мир в огне». И вот, агент хаоса и антихрист «Темного рыцаря» становиться в «Джокере» анархистской революционной армией. Джокер – это Бэтмен сегодня, Бэтмен наоборот, Бэтмен, которым может стать каждый. Джокер – опознавательный знак, тотем погромщика, агент армии хаоса, армии Антихриста…
Такова очередная смена культурного кода, проделанная Голливудом, этим сегодняшним коллективным Карлом Марксом новой мировой Революции. В эти жаркие июньские дни каждый американский шкет, надев маску (не обязательно клоунскую) и выйдя на улицу, гордо олицетворил себя с Джокером и проникся его целью – поджигать Америку, петь музыку революции, «видеть мир в огне» и ввергать его в хаос…
Владимир Можегов, ВЗГЛЯД
Обязательно подписывайтесь на наши каналы, чтобы всегда быть в курсе самых интересных новостей News-Front|Яндекс Дзен, а также Телеграм-канал FRONTовые заметки
«Фабрика грёз»: Рецензия Киноафиши
История любви актера массовки и французской танцовщицы на главной киностудии Германии.
ГДР, 1961 год. Только что демобилизовавшийся из армии Эмиль (Деннис Мойен) по протекции старшего брата попадает на студию ДЕФА – главную съемочную площадку Восточной Германии. Он становится актером массовки на проекте, в котором играет французская дива Беатрис Морэ. Однако внимание юноши привлекает вовсе не она, а ее дублерша, танцовщица Милу (Эмилия Шюле). Эмиль влюбляется в нее с первого взгляда. Дела на работе не ладятся – из-за нескольких промахов подряд его увольняют со студии. Зато ему удается договориться о свидании с Милу. Но в день назначенной встречи происходит неожиданное событие. В Берлине начинается возведение стены, и военные перекрывают путь из западной части города, где живет девушка, в восточную, где находится ДЕФА. Танцовщица улетает в Париж вместе с другими французскими кинематографистами. Эмиль грустит, но не сдается. Он решает остаться на студии и осуществить грандиозный проект, который позволит вернуть в Берлин Беатрис Морэ, а вместе с ней и Милу.
Выражение «фабрика грез» обычно употребляют по отношению к Голливуду, но в фильме Мартина Шрайера подразумевается совсем не он. Речь идет о немецкой студии Бабельсберг. Это место с легендарной историей, и оно, между прочим, всего на пару лет младше своего американского конкурента. Первая студия на территории Лос-Анджелеса начала строиться в 1909 году, первая студия под Берлином – в 1911-м.
Бабельсберг повидал и немецких экспрессионистов, и пропагандистов Третьего рейха (Лени Рифеншталь монтировала здесь «Триумф воли»). После Второй мировой студия оказалась на территории ГДР и была переименована в студию ДЕФА. Здесь производились знаменитые истерны про Чингачгука с Гойко Митичем, фильмы про лидера немецких коммунистов Эрнста Тельмана и очень популярные в Советском Союзе детские сказки. После падения Берлинской стены Бабельсберг стал любимой базой голливудских режиссеров. Тут снималось огромное количество оскароносных картин, от «Пианиста» Романа Полански до «Бесславных ублюдков» Квентина Тарантино.
«Фабрика грез» в этом контексте – проект знаковый. Это первый за двадцать лет самостоятельный фильм студии: наконец-то Бабельсберг выступает не площадкой для воплощения чужих идей, а отдельным игроком и производителем. Тем удивительнее отказ авторов от богатейшего фактологического материала. Картина, несмотря на синопсис, ничего не рассказывает ни об истории студии, ни о трагедии, связанной с возведением Берлинской стены. Лишь в одной из сцен главного героя карикатурно поколотят люди в серой форме, и на этом вся рефлексия о гдровском режиме закончится.
Фильм не соприкасается с реальностью и в описании кинопроцесса. Эмиль, который толком не умеет обращаться даже с печатной машинкой, вдруг по щелчку создает полноценный сценарий, а потом еще и берется за съемки масштабного пеплума, где вся его режиссерская роль сводится только к крикам «Камера! Начали!» Даже если посчитать, что авторы картины ориентировались в первую очередь на детей и подростков, для кино о кино это какое-то непростительное упрощение.
Ближе всего, как ни странно, «Фабрика грез» оказывается не к историческим драмам, на которых выстроен позитивный международный имидж немецкого кинематографа, а к тем самым сказкам студии ДЕФА, на которых выросло не одно поколение советских граждан. Это тоже ход – очистить сюжет от веса большой истории, от документальности и второстепенных линий и оставить только лав-стори и визуальный китч в виде массовки в римских одеяниях и летящих в камеру розовых лепестков. Смотрится это эффектно, но оригинальностью даже не пахнет. Грим и костюмы превращают красавчика Денниса Мойена в молодого ДиКаприо времен «Титаника» (зачем, если немец чертовски хорош и так?), а в качестве проекта мечты его герою дают «Клеопатру», которую, как известно всем киноманам, на самом деле в те же годы снимали совсем другие люди и по другую сторону Атлантики. В итоге фильм выглядит как красочный промо-ролик, демонстрирующий технические возможности студии Бабельсберг. Фабрика тут однозначно есть, а вот грез отчаянно не хватает.
Дж. Г. Баллард «Фабрика Грез Unlimited»
В «Фабрику грёз» я влюбилась с первой страницы. Конечно, эта книга не обычная, на любителя. Но уж «любители»-то должны быть в восторге.
Дальше всё развивается вроде-бы тривиально. Он едет в больницу, размышляет о том, как избежать полиции (самолёт-то краденый), заигрывает с врачихой.
Но почему он физически не может уйти из этого провинциального городка? Почему этот город такой приторно-идеальный? Зачем дети собирают останки самолёта и хоронят их? Кроме того, он пробыл под водой более десяти минут, и по всем законам природы должен быть мёртв.
Эта книга о жизни, как основном проявлении бытия, о созидании и плодородии. О воздухе, воде, земле и огне. Автор размышляет о том, как изменится человек, сумей он получить власть над всем сущим? Станет он любящим творцом или злобным узурпатором?
Интрига в романе держится до конца. Автор постоянно подбрасывает главному герою, да и читателю, немало загадок. Но здесь нет пустого «потока сознания». Каждое «ружьё» обязательно «выстрелит». Странная могила для самолёта, скелет крылатого человека, искажение пространства и множество других деталей стоят маленькими знаками вопроса. Но ответ будет.
Сам текст необычайно красив и стилистически выдержан. Множество великолепных метафор не отягощают его, но придают неповторимый колорит, даже цвет каждому событию, каждой мысли героя.
Книгу советую абсолютно всем, даже любителям исключительно реалистичной прозы. Стоит лишь осилить первые двадцать страниц, позволить роману «поглотить» вас, как уже не захочется из него «выныривать».