АтакА & Исключительная читать онлайн

Книга 1: “АтакА”.

?

Аннотация:

Лето 2094-го года приносит на Землю испытания, грозящие уничтожить не только целые цивилизации, но всё человечество. Пока одна часть света терзается вирусом, носящим название “Сталь”, в другой части света распространяются Атаки, способные истреблять не только людей, но и человечность в них. В центре событий оказывается необычная компания, пытающаяся выжить на скрытой в канадских лесах ферме. Некоторые из этих людей предполагают, будто могут повлиять на исход уже случившейся трагедии, однако никто из них не знает наверняка, как справляться с тем, что? уже свершилось. Они просто пытаются пережить свои первые Атаки, первые битвы, первородный страх и первую зиму. От того, как эти герои проведут свои первые бои, будет зависеть вся дальнейшая судьба человечества. Но они пока ещё не знают о первостепенной важности своих ролей в этой истории. Никто не догадывается о том, что будет дальше…

Книга 2: “Исключительная”.

Аннотация:

В стремлении остановить терзающие канадскую землю Атаки, обитатели фермы Агилера решаются на серьёзный риск, способный возродить или разрушить всё, что поставлено на кон. Гарантий на успех, сохранение целостности и жизней на рискованном пути нет, в то время как безопасный путь даёт гарантию на спокойствие, приправленное сожалением, а потому каждый должен сделать свой собственный выбор и заплатить за него самую высокую цену.

Anne Dar

АтакА & Исключительная

Посвящается N.

Книга 1

АтакА

Часть 1

Последние и первые часы

Глава 1

2094.07.31.

Ночная смена в Центре Технологий Нового Поколения подходит к концу. Так как дома меня никто не ждёт, а за ночные часы платят больше, чем за дневные, я, в отличие от своих обременённых семьями коллег, предпочитаю смены с одиннадцати часов ночи до семи часов утра. В качестве приятного бонуса: ночью меньше людей, больше тишины и в целом намного более спокойная обстановка, нежели днём. Хотя и при свете дня в этом мрачноватом местечке редко бывает чрезмерно людно.

В ЦТНП прогрессивные учёные-техники занимаются разработкой продвинутого оружия, работающего на основе лазера, а также разработкой уникальных маскировочных систем и сверхмощных систем безопасности. Я, конечно, не из этих заумных ребят.

Уже два года, как я состою в штате охраны этого золотого рудника. Все среднестатистические штатские считают это место золотым по умолчанию, и причина не только в том, что ЦТНП отстроился с голого кратера меньше чем за один год, но и в том, что здесь даже обыкновенным охранникам платят больше, чем телохранителям ведущих политиков Канады. Мы здесь охраняем лучшие умы нашей процветающей страны. Или их разработки. Я не уверена в том, что именно в этом месте ценится больше: люди или их достижения. Да и мне, откровенно говоря, всё равно. Я просто пью свой горячий кофе, слежу за исправной работой камер видеонаблюдения на находящемся под моим контролем периметре и витаю в собственных мыслях. Этим же занят Гершель в комнате напротив, и еще тридцать охранников, несущих свою вахту в разных концах здания.

Большинство моих коллег – мужчины старше сорока лет. Все женатые или разведенные и практически все с детьми, так что количество общих тем для поддержания теплых бесед в такой компании у меня сведено к минимуму. Если бы я была из болтливых, такой расклад наверняка мог бы разочаровывать меня, но я всегда предпочитала чрезмерной болтливости благоразумное молчание, так что можно сказать, что здешняя обстановка подходит мне как нельзя лучше.

Я не планирую оставаться в службе охраны до конца своих дней. Хотя у меня и нет претензий к этой непыльной работе, за исключением того, что, подписав трудовой контракт, я согласилась на риск быть застреленной при исполнении своего долга, то есть в случае проникновения на территорию ЦТНП посторонних вооруженных и, очевидно, агрессивно настроенных сил, всё же я не вижу себя на этом месте через десять лет. Откровенно говоря, я не вижу себя здесь уже через четыре месяца. Первого декабря мне исполнится двадцать пять лет – отличный повод, чтобы уйти в отставку в последний день осени. У меня хорошая работа, да, но я хочу больше свободы и, несомненно, в первую очередь меня интересует развитие. К тому же, я не просто знаю, чем на самом деле хочу заниматься – параллельно с ночными сменами в ЦТНП я уже занимаюсь по-настоящему интересующим меня делом и уже имею некоторый доход со своей увлеченности. Всё, что мне нужно – это открытый доступ в интернет и свободное время. С первым проблем нет, а второе запросто можно подкорректировать увольнением с нудной работы…

Видеокамера №33 показывает появление в коридоре возле моего кабинета трёх неотёсанных молодых учёных в белых халатах. Я не знаю, как их зовут, но знаю, что они прекрасно знают, как зовут меня: у редких обитающих здесь заучек имеются девушки, но каждый первый из них хотел бы состоять в отношениях если не с мисс Вселенной, тогда хотя бы с соблазнительной охранницей. Обычно я не подслушиваю чужие разговоры, но я уже три часа торчу здесь без развлечений, на циферблате два часа ночи, а эти трое остановились в двадцати метрах от моего кабинета и слишком уж размахались руками – вдруг эти доходяги хотят опробовать новоизобретенный ими лазер в не предназначенном для этого мероприятия месте? Нужно бы проверить…

Пока я незаинтересовано зевала в левый кулак, палец правой руки сам нажал кнопку включения звука. Стоило мне только сделать это, как я сразу же услышала своё имя:

– Да у Диандры Рокс мускулов больше, чем фишек “WM” в твоей коллекции!

– Напомни, сколько тысяч фишек в твоей коллекции?

Задроты в чистом виде: коллекционируют фишки по вселенной фильмов, книг и комиксов, о девушках могут только мечтать…

– Вы видели её задницу? Должно быть, крепче кокоса. А этот её третий размер груди… А эти длинные ноги… А шелковисто-шоколадные волосы – интересно, каким шампунем она пользуется?..

– Мы серьёзно, Винсент, – обратился к интересующемуся моим шампунем и длиной моих ног самый долговязый парень, которого звали, вроде как, Оливер, – если сможешь пригласить Диандру Рокс на свидание, мы обещаем перестать называть тебя ботаником.

– Да, начнём звать механиком, – глуповато захихикал самый низкий.

Эти трое недотёп являются друзьями. Но двое из них – долговязый и короткий – вроде как, постоянно подначивают над парнем среднего роста, которого, как я сейчас поняла и что наверняка скоро успешно забуду, зовут Винсент. Ладно, можно и поразвлечься. Заодно, может, помогу самому затюканному и оставлю неизгладимое впечатление в чьей-то жизни.

Выключив звук, я бодро встала со своего кресла, в котором уже чуть не отсидела свою “кокосовую” задницу, поправила на голове резинку, привычно высоко фиксирующую мой длинный хвост, неизменно укладываемый крупными от природы волнами, и, сделав размашистый шаг вбок и резко распахнув дверь своего кабинета, вышла в коридор привычным мне, уверенным шагом. Стоило мне только материализоваться на пути технических гениев, как они сразу же резко замерли, как могут замирать мышки перед кошкой. В любом другом случае я просто прошла бы мимо, сделав вид, будто не замечаю их замешательства, чтобы не вводить бедняг в еще более густую краску, но в этот раз – вообще впервые, – я, как заскучавшая кошка, не прочь поиграть со своей случайной добычей. И поэтому я просто стою напротив этой компании стеснительных грызунов и, не моргая, почти незаинтересованным взглядом обвожу их начинающие розоветь лица.

Вдруг долговязый – Оливер – почти незаметно толкает в спину Винсента, явно призывая его к действиям. Меня это забавляет, но одновременно мне жаль парня – он делает три шага в моём направлении, будучи уверенным в том, что сейчас его позорно отошьют на глазах у его друзей, после чего те будут пожизненно припоминать ему его неудачу с неприступной охранницей и решительно ни разу не припомнят ему его смелость, в эту минуту позволившую ему при свидетелях обратиться к птице не своего полёта.

– Послушай… – парень остановился напротив меня. – Привет. Доброй ночи.

– Доброй, – в ответ слегка прищурилась я.

– Я Винсент… Винсент Санчес. Я работаю здесь с друзьями, – он зачем-то указал большим пальцем за свою спину, словно я могла до сих пор не замечать его прекративших дышать коллег. Нервно поправив очки на относительно симпатичном лице, отображающем добрый нрав своего носителя, парень внезапно избрал самый лучший из всех доступных ему путей, что вызвало у меня некоторое уважение – он решил говорить правду: – Если я приглашу тебя на свидание, мои друзья перестанут называть меня ботаником.

– Хм… А ты не ботаник?

– Нет, конечно! Конечно, нет… Я механик, знаешь ли…

– Механик почетнее ботаника?

– Да, несомненно да… – вдруг закивали за спиной жертвы другие мышки.

Смешно. Механики думают, будто они круче ботаников, а ботаники, должно быть, в свою очередь думают ровным счетом наоборот.

– Так что, достаточно просто пригласить меня на свидание?

– Ну, как бы, да, но… Если ты еще и согласишься – это будет… Это было бы… Ну, знаешь… Знаешь, тебе лучше отказаться! – внезапно не выдержав нервного напряжения, резко выпалил парень. – Чтобы тебя не стали считать предпочитающей таких…

– Каких? – резко наладив зрительный контакт с относительно смелой мышкой, я слегка наклонила голову вправо. От только что услышанного писка мне совсем не хотелось улыбаться, а вот чувство жалости начало брать верх.

– Чтобы никто не стал думать, – растерявшись, заново начал парень, – что ты можешь предпочитать таких, как я.

– То есть умных? По-твоему получается, что мне подходит предпочитать тупых? – я неосознанно немного разозлилась. На то, что кто-то пусть и не специально, но открыто уничижает себя, да еще и делает это за мой счёт.

– Нет, я не… Вовсе не то имел в виду, – подняв руки перед собой, парень начал делать резкие отрицательные жесты.

– Сегодня в двадцать один ноль-ноль в баре “Апельсин”, – сделав шаг вперед, я дважды уверенно хлопнула своего нервного собеседника по плечу и, развернувшись, отправилась в соседний коридор, в сторону кофейного аппарата. Великие канадские умы тем временем остались стоять пригвожденными шоком к полу.

Глава 2

Ровно в семь ноль пять я выхожу на пустующую парковку и, вдыхая прохладный рассветный воздух, расправляю плечи. Приятно сменить лишенную свободного кроя форму охранника на тянущиеся джинсы, легкую майку и распахнутую рубашку, а новые, и оттого не очень удобные ботинки, на кроссовки с мягкой подошвой. Я люблю наслаждаться мелочами. Например, выходя из сырой тени здания ЦТНП на асфальтированную парковку, залитую оранжевыми, но еще не согревающими воздух лучами солнца, я предвкушаю погожий день, большую часть которого, впрочем, я проведу во сне – тягучем, однако наливающем моё тело силой.

Мой шевроле, на первый взгляд не такой уж и подержанный, всю ночь верно прождавший моего возвращения, бойко отзывается на призыв сильно потёртого брелка, покоящегося в моей руке. Сегодня, как и обычно после моих ночных смен, мы с моим верным железным другом первым делом отправимся в магазин: необходимо купить продукты для себя, для матери и для её лучшей подруги.

С началом моей ночной жизни и вытекающим из нее дневным сном, я стала сначала незаметно, но вскоре всё же явно пропускать некоторые события, разворачивающиеся в обществе. К примеру, недавно я заметила, что с полок магазинов стали пропадать самые обыкновенные товары: туалетная бумага, соль, консервы. С момента моего первого замечания этого странного феномена прошло не больше двух недель, а я только сейчас засекаю, насколько сильно усугубилась ситуация, и-то обращаю на это своё внимание только по причине того, что не заметить подчистую опустошенный бакалейный отдел попросту невозможно. В итоге попрощавшись с идеей приготовить на этой неделе спагетти в винном соусе, я толкаю пустую продуктовую тележку дальше, в более-менее сохранивший своё достоинство молочный отдел. Наверняка мать и в этот раз не заметит того, что я не купила ей нори. А вот мимо острого обоняния Пегги любой пробел в оформляемой мной для них продуктовой корзине определённо точно не промелькнёт мимо.

У меня было непростое детство. Биполярное расстройство у матери выявили спустя месяц после того, как состоялся её развод с моим отцом, хотя наличие у неё этого яркого диагноза было очевидно задолго до развода – общая картина была ясна даже пятилетнему ребёнку. Скорее всего, это началось у неё ещё до моего рождения, потому что я не помню её другой в психическом плане – во всех моих воспоминаниях биполярка матери всегда имела запущенную форму, благо что усугублялась она гораздо более медленно, чем могла бы: мать была против лечения, против старения, против того, чтобы я называла её мамой, и в принципе против всего, что не было связано с тем вымышленным миром, в котором она обитает. Даже не знаю, как она до сих пор умудряется держаться на плаву окружающего её со всех сторон реального мира.

Бриджит Сеймур родила меня в возрасте пятнадцати лет, моему отцу, Джерому Роксу, на тот момент было всего лишь девятнадцать. Дальше в этой истории чуда не произошло: молодые родители не стали лучшей парой – они лишь разрушили свою юность преждевременным рождением незапланированного ребёнка. И тем не менее, они, как истинные камикадзе, конечно, пытались быть вместе. Когда матери исполнилось восемнадцать, они официально поженились, устроив в честь этого неблагоразумного события громкую хиппи-вечеринку, которую запомнила даже я, но уже спустя два года, спустя неделю после моего пятого дня рождения, эта изначально обреченная на провал парочка, после долгих и мучительных для всех сторон разборок, официально развелась и окончательно разбежалась в разные стороны. Основная причина расставания: психическое состояние Бриджит. Джером предпринимал кажущиеся мне теперь несерьёзными попытки вытянуть свою вторую половину из того безумного мира, в котором она уверенно обосновалась, но у него ничего из этого не вышло, что вполне естественно при условии его тогдашнего неумения доводить дела до конца, да и как можно вытащить из ямы того, кто не имеет ни малейшего желания никуда вытаскиваться? Биполярка похуже никотиновой и даже алкогольной зависимостей – в этой сфере нужны особенные, почти ювелирные работы. Именно такой работой отец в то время и занялся: стал посещать группу психологической поддержки, чтобы справиться со своими серьёзными проблемами обуздания агрессии – он активно крушил посуду, мебель и даже двери, и однажды при мне едва не ударил мать. На занятиях групповой психотерапией он и познакомился с Шайлин Пирсон, которая являлась ведущим психологом его группы. Шайлин была красивой молодой женщиной, имеющей собственный небольшой домик в отдалённой деревушке, любимую, стабильную и к тому же относительно престижную работу в городе, в который она ездила на собственном синем пассате, но самое важное – она была абсолютно адекватной.

Отцу было двадцать четыре, а Шайлин двадцать восемь, когда у них завязались отношения – спустя всего лишь несколько месяцев после того, как он оставил Бриджит, а заодно и меня, далеко на перевёрнутых страницах книги своей жизни, а если говорить точнее – в городе покрупнее, лежащем в двадцати милях севернее его новой, почти идеальной жизни.

Шайлин не просто вылечила моего отца от агрессии, а заодно и от депрессии – она в буквальном смысле вытащила его со дна болота, отряхнула, взбодрила и дала ему мощный толчок в новую, сияющую чистотой, опрятностью и здоровьем жизнь: спустя год с момента старта их бурных отношений они официально поженились, а уже спустя месяц после их скромной свадьбы у них родилась дочь, которую они назвали загадочным именем Томирис. Отец любитель многозначительных имён, чего только стоит имя Диандра…

Мне было шесть, когда у отца появилась новая, более важная дочь, так что он позволил себе более-менее благополучно подзабыть обо мне: мы стали видеться только во время моих школьных каникул. Четыре раза в год, как по часам, он брал меня с ночёвками в лесной домик егеря, чтобы вместе со мной порыбачить в горных реках и поохотиться на перелётных птиц. Не без труда заполучив должность помощника егеря – главным егерем он стал намного позже, – отец начал увлекаться и охотой, и рыбалкой, а так как сыновей у него не было, он стал разделять своё увлечение с дочерьми – с каждой отдельно. Так продолжалось вплоть до моего четырнадцатилетия, после которого всё изменилось в последний раз.

Мой отец, сколько его помню, всегда был нелюдимым – скорее всего, свой сдержанный нрав я и унаследовала от него, – и потому Шайлин отлично подходила ему. Хотя я с ней практически не общалась, всё же я смогла запомнить только положительные её качества – она была доброй, весёлой и очень внимательной женщиной. Её не стало внезапно, в возрасте тридцати семи лет. С учётом того, как сильно отец страдал от этой утраты, он не иначе как при содействии чуда в итоге смог собраться с духом и не спился: стал с достоинством в одиночку справляться с воспитанием восьмилетней Томми. Все его силы теперь уходили на этого ребёнка, а потому мы предсказуемо стали реже встречаться. Когда же мне исполнилось восемнадцать, мы оба просто забыли о том, что нам нужно видеться или хотя бы поддерживать общение без встреч. Что касается Томирис… Она весьма неплохая, заметно бойкая и симпатичная девчонка, с которой я никогда особенно не контактировала. Из общего у нас только отец, доставшаяся от него внешность, да бойцовский характер. У нас не было особенно времени и возможности узнать друг друга, так что мы просто молча знаем о нашем существовании – на этом моя связь с единокровной и одновременно единственной сестрой полностью исчерпывает себя. Так что сейчас из забот у меня только полоумная мать, да её непутёвая подруга.

…Кассир начал пробивать мой небольшой улов: один литр любимого яблочного сока матери, тостовый хлеб, слайсерные ветчина с сыром, зелень и упаковка риса, забытая кем-то в мясном отделе и случайно замеченная мной.

Кассир, парень заметно моложе меня, почти позволил себе бросить улыбку в мою сторону. Раскрывая свой кошелек, я ухмыльнулась в ответ:

– Хорошие продажи? Пустые прилавки.

– Паникёры всё остановиться не могут: вчера разобрали даже влажные салфетки.

– С чего паника на сей раз?

– А-то не знаешь, – ухмыльнувшись, парень отвлёкся, принимая из моих рук сотку, а я отвлеклась на жевательные резинки, выставленные на стойке подле кассы – их разнообразие всё ещё оставалось богатым – так что бессмысленный диалог успешно исчерпал себя.

Выбрав упаковку резинок с малиновым вкусом, я решила, что раз уж мне не светит сегодня спагетти в винном соусе, значит, можно утешить себя хотя бы приличным завтраком в кафетерии. Но для начала всё же стоит закончить с доставкой продуктов.

Глава 3

– Ну наконец-то! – возбужденно хлопает в ладоши Пегги, стоит мне только приблизиться к дому, обшитому давно выцветшей вагонкой, – она встречает меня на пороге, в одном халате и старых тапочках, надетых поверх длинных носков. – Тебя трое суток не было! Мы уже всерьёз начали переживать, не позабыла ли ты про своих старых подруг!

Пегги берется за пакет с продуктами до того, как я успеваю его протянуть ей, и сразу же, не закрывая за мной двери, ретируется по длинному тёмному коридору в сторону кухни. Пегги всегда голодна. Так что я даже не сомневаюсь в том, что всё, что я сейчас принесла в этот дом, будет съедено не позднее чем в течение суток – ни крошки не останется.

Пегги Хог – лучшая подруга Бриджит ещё со времён их совместных школьных лет. Время и природа наградили эту женщину невзрачной внешностью: посеревшая и тусклая кожа, привычно взъерошенные, короткие и уже начавшие седеть волосы, немного хитрый взгляд, но при этом добрая душа, и всё это великолепие подчёркнуто неизменно неопрятным видом, являющимся её своеобразной визитной карточкой. Бездетная, бывшая пьяница, безработная, перебивающаяся на жалкое пособие, она живёт во внешней комнате на чердаке дома, который достался моей матери от её родителей. Повезло, что моя мать была единственным ребёнком в семье – в противном случае, дедушка с бабушкой наверняка переписали бы всё своё имущество на любого другого своего ребёнка. Бабушку я уже совсем не помню, а вот деда немного припоминаю. Он был порядочным человеком и, хотя обожал меня, со своей дочерью не ладил. Пока он был жив – первые шесть лет моего детства – я не знала, что такое голодный желудок. Когда его не стало, мы с мамой переехали из ржавого трейлера, стоящего в лесу в миле отсюда, в его скромный дом, который, по сравнению с нашим прежним жилищем, представлялся мне настоящим дворцом, но холодильник этого дома сразу же потерял всё своё волшебство – в нём повесилась мышь, которая висит там по сей день. Благодаря этому фактору я и начала рано самостоятельно зарабатывать на собственный кусок хлеба – с четырнадцати лет. Приличные деньги у меня появились в восемнадцать – достаточно приличные, чтобы иметь возможность съехать от матери и при этом более-менее сытно питаться два раза в сутки, – однако чувство голода у меня до сих пор ассоциируется если не со всем моим детством, тогда конкретно с этим домом. Впрочем, никаких психологических травм, которые могли бы вызывать у меня брезгливость или, чего хуже, страх при приходе в это место, у меня нет. Поэтому два-три раза в неделю я с относительной лёгкостью переступаю порог этой мрачной обители своеобразного сумасшествия и практически спокойно захожу в его неизменно тёмный, пахнущий сыростью коридор.

Дом, в котором прошло моё детство… Стоит мне войти в него, как я сразу же вижу зарубки моего роста, которые Бриджит выцарапывала отвёрткой на дверном косяке моей бывшей спальни, отошедшей под хранение запасов глины уже спустя неделю после того, как я съехала на свою первую съёмную комнату – снимать отдельную квартиру я смогла позволить себе только спустя ещё целых два года. Миновав зарубки на дверном косяке, я сравниваюсь с вмятиной в тонкой стене, обшитой потемневшей от времени, деревянной вагонкой: когда мне было десять, мать подралась с одним из своих быстро появляющихся и так же быстро исчезающих бойфрендов, и в процессе той бури запустила в него одну из своих скульптур, которая по-случайности чуть не зашибла меня – в самую последнюю секунду я успела отскочить вбок, благодаря чему скульптура врезалась не в моё мокрое от слёз лицо, а в многострадальную стену. Мать очень сильно испугалась тогда, но не настолько, чтобы сразу порвать свои очередные токсичные отношения – понадобились ещё пара склок и вытекающих из них драк, несколько синяков на её теле, один вызов полиции и одна угроза лишения её родительских прав. Вот этой, последней угрозы она действительно сильно испугалась, потому что, в конце концов, она всегда любила меня. По-своему, конечно, очень своеобразно, но всё же любила, и всё ещё любит…

Пройдя по коридору, я зашла в захламленную маленькую прихожую с выходом на прогнившее деревянное крыльцо. Если и есть смысл искать Бриджит где-то вне шумных хиппи-вечеринок и дешевых баров, так это на этом крыльце, на краю которого стоит старинное и жутко скрипучее кресло-качалка, когда-то принадлежавшее её матери – она обожает проводить своё время в этом кресле.

Я не ошиблась и в этот раз: она действительно нашлась на своём привычном месте – закутанная во флисовый плед, дырявый от соприкосновения с окурками, она спала, опрокинув голову на грудь. Подойдя чуть ближе, я вдруг совершенно внезапно заметила, что моя мать, отличающаяся склонностью к продолжительной молодости, начинает стареть. Россыпь её мимических морщинок вокруг глаз как будто стала глубже, а длинные и завитые на мелкие кудри волосы, в прошлом бывшие тёмными, но теперь выкрашенные в ярко-красный цвет, вдруг проявили неожиданную седину у отросших корней. Я не только по своему внутреннему строению, но даже внешне совсем не похожа на эту женщину. Как будто природа взяла эту жизнь за основу, чтобы слепить из её частички её полную противоположность. “Пошла в своего красавчика-отца”, – так всю мою жизнь выражалась Бриджит обо мне и однажды, пару лет назад, выразилась о Томирис, случайно увидев её в местном торговом центре. После той мимолётной встречи, при которой я не присутствовала, она сказала мне следующее: “И не скажешь, что вас разные женщины родили, такие сильные мужские гены вам передались”.

Слегка нагнувшись, я коснулась утомлённой материнской руки, безвольно выглядывающей из-под пропахшего сигаретным дымом пледа. Она сразу же открыла глаза и одарила меня присущим ей, растерянным взглядом.

– Как ты? – попробовала улыбнуться я, уже отнимая свою руку от неё.

– О, Диа! – мгновенно взорвалась громкими нотами она и, резко сбросив с себя плед движением бодрого человека, сразу же начала подрываться с места. – Посмотри, что я сотворила! Ты срочно должна увидеть это! Это восьмое чудо света! – она схватила меня своими цепкими пальцами за запястье левой руки и поволокла за собой назад в дом, словно матёрый паук неопытную мошку…

Не вырывая своей руки из знакомой железной хватки, я шла за ней след в след: подошва кроссовок привычно липла к грязному голому полу, и чем глубже в дом мы продвигались, тем сильнее ощущалось неладное под ногами. Наконец мы впритык приблизились к источнику сырости, липкости и общего хаоса – прошлая приличная гостиная, ныне своевольно переделанная под грязную мастерскую. Именно в этой комнате, выкрашенной в мрачно-зелёный оттенок сикоморы и вместо ковров устланной бумажными номерами газет давно минувших десятилетий, моя мать занимается своим творчеством, очень далёким от истинного искусства. Она всю свою жизнь называла себя скульптором, но при этом до сих пор у нее недурно удаются только лишь тарелки, которые она, в отличие от своих недооцененных “шедевров”, терпеть не может и делает исключительно ради хоть какого-нибудь заработка – иногда она может спихнуть красиво раскрашенные глиняные тарелки на ярмарках или блошиных рынках и тем самым немного подзаработать. Её же скульптуры, способные вызывать моментальную депрессию у смотрящих на них, совсем не пользуются спросом… Вот и сейчас, наконец отпустив мою руку, мать бросилась к какой-то гигантской, на первый взгляд кажущейся бесформенной статуе, стоящей в центре комнаты и лишь очень отдалённо напоминающей голема. Размер статуи, однако, воистину огромен – с двух взрослых мужчин в ширину и в высоту не менее чем в два метра. Это сколько же килограмм глины она потратила для того, чтобы изваять эту несуразицу! И, главное, кто и каким образом теперь вытащит эту тяжесть из дома, чтобы с извинениями вернуть природе милостиво выделенный ею материал, над которым так беспощадно надругалась эта женщина…

Зная, что Бриджит сразу же бросится допрашивать меня о моём мнении относительно этого “восьмого чуда света”, я поспешила направиться к окну, чтобы она не смогла прочитать правду в моих глазах: я презираю враньё, а потому, в случаях крайней необходимости, неумело пользуюсь ложью.

– Тут нужно проветрить, – начала с правды я, уже отвешивая заляпанные глиной шторы и открывая мутное окно нараспашку. Своими активными действиями я едва не сбросила с подоконника изъеденную желтыми пятнами газету, служащую матери и Пегги пепельницей, которую уже давно пора было бы почистить – окурков больше, чем букв в статье на первом развороте.

– Ну как тебе?! – воодушевлённым тоном врезалась в мою спину мать.

– Эммм… Как всегда необычно, – уклончиво отозвалась я.

Наконец покончив со спасительным открытием окна, я обернулась, скрестила руки на груди, после чего облокотилась на относительно свободный от пыли, грязи и сигаретного пепла подоконник, почувствовала, как свежий воздух врывается в комнату, аккуратно обтекая мою спину, почесала указательным пальцем бровь, но больше так и не нашла что сказать.

– Ну как тебе? – повторила без восклицательной интонации вопрос матери Пегги, только что вошедшая в комнату со шлепающим звуком липнущих к полу тапочек.

– Она в восторге! – необоснованно счастливым тоном отозвалась вместо меня Бриджит, при этом громко шлепнув в ладони и полностью исказив мой вариант правды.

Пегги заботливо принесла для Бриджит бутерброды, сделанные из продуктов, которые я только что доставила в этот дом, и счастливая скульпторша с решительностью приняла первый из двух предложенных ей подношений.

Я благодарна Пегги за то, что она присматривает за Бриджит. Она, конечно, бесплатно живёт в этом доме и безвозмездно питается из моего кармана, но она единственная не бросила мою непутёвую мать и действительно искренне привязана к ней, и готова слушать её бредни сутками напролёт… Может быть поэтому она когда-то и скатилась в запой, из которого еле выкарабкалась.

Окинув взглядом комнату и помимо голема увидев с десяток новых скульптур уродливых форм, я тяжело вздохнула, тем самым невольно напомнив о своём присутствии двум чокнутым подругам.

– Что ты видишь, смотря на это изваяние, вылепленное из чистой глины? – рухнув со своим бутербродом в глубокое кресло с лопнувшей обивкой, снова пристала ко мне Пегги.

– Голем?.. – незаинтересованно повела одной бровью я.

– Голем?! – как всегда громко воскликнула Бриджит, при этом размашисто взмахнув своим бутербродом. – Как вторично, дорогая! Как неоригинально! Нет-нет-нет!.. Никаких големов в моём пространстве! Устрашись, потому что перед тобой… – она почти сорвалась на восторженный писк, после чего бурно выпалила: – Сам Блуждающий!

– Блуждающий? – не поняла я. – И что это значит?

– Не знаю, мне так пришло… А как пришло, так и слепила. Вот, смотри, ты видишь здесь человека? – она начала водить рукой вокруг верхней части голема. – А вот здесь, – она резко перевела руку вниз, – волк!

И вправду, сверху скульптура была зауженной и могла напоминать человеческую фигуру, а снизу было не пойми что.

– Волк? – вяло поинтересовалась я, зная, что ради позитивного настроения этой женщины мне стоит задать хотя бы пару-тройку вопросов, чтобы её батарея необоснованного счастья продержалась как можно дольше, прежде чем она неизбежно впадёт в истерику, вызванную севшей на её глину мухой – однажды она расколотила все свои тарелки, гоняясь за комаром, которого в итоге так и не прибила.

– Да! Да! Волк! Бо-о-ольшой чёрный волк! Чёрный Страх!

– Человек на волке… – я пыталась “словить волну”, но прекратить вздыхать не получалось. – Может, оборотень?

– Оборотень! Голем! Ты ещё вампиров упомяни! Всё это так изъезжено, так предсказуемо! Перед тобой Блуждающий верхом на Чёрном Страхе! Это не хоть бы хны! За этим – будущее! А ты мне о прошлом! Прекрати это! – она вгрызлась зубами в бутерброд, а глазами в дорогую её сердцу и ещё не успевшую просохнуть скульптуру. В этот момент мне могло бы стать не по себе, если бы я не знала о том, что эта страсть – её персональная норма. Как пустая болтовня для Пегги. Кстати, пора бы уже перейти к этому пункту и благополучно финишировать – слишком долгое нахождение в этой сумасшедшей компании чревато последствиями, а я хочу нормально выспаться сегодня.

– Как у вас в целом дела? – наконец начала брать быка за рога я.

– О-о-о!.. – как всегда бурно отреагировала Бриджит, продолжив разбрасывать по сторонам отлетающие от её бутерброда куски. – У меня хорошо дела, моя дорогая! У меня дела просто отлично! У меня появился новый ухажёр! На целых три года младше меня, представляешь?! Он заинтересован мной, словно мальчишка! А как он страстен, когда дело доходит до постели!

Нет! Я не хочу этого слышать!

– Пегги, а у тебя что? – я резко перевела взгляд на уже доедающую свой первый бутерброд и неаккуратно облизывающую свои пальцы женщину.

– Всё вроде ничего, вот только есть постоянно хочется, – решительно отозвалась Пегги. – В следующий раз будь настоящим другом, привези побольше сочного мяса, угоди старушке.

– Тебе всего тридцать девять, – замечаю я вслух, а на полях своих мыслей делаю отметку о том, что, хотя она и ровесница моей матери, на самом деле она выглядит на целых пятнадцать лет старше своего реального возраста. Казалось бы, на фоне чокнутой Бриджит Сеймур выглядеть красоткой проще простого, но нет, моя мать хотя и одевается, словно павлин на карнавал, для своих лет выглядит очень свежо, в чём ей, несомненно, помогает хорошая генетика – стройная фигура всегда была её козырем. Пегги же никогда не обладала симпатичными чертами лица, ближе к сорока годам её фигура начала расплываться, да к тому же на внешний вид повлияли её серьёзные проблемы с печенью, связанные с оставшейся в прошлом алкогольной зависимостью. Проблемы эти достаточно серьёзные, чтобы я уже сейчас начала понимать, что в будущем ей может понадобиться операция, оплатить которую, судя по всему, могу захотеть и в принципе смочь только я одна. Я уже начала откладывать некоторые сбережения…

Бриджит, смачно облизавшая свои пальцы по примеру своей меланхоличной подруги, начала подходить ко мне, при этом вызывающе качая бёдрами и размахивая руками:

– Хочешь себе сестрёнку или братика? – с азартной улыбкой, эта неугомонная женщина, не изменяя себе, выдала самое неожиданное.

– Мам, нет, – я едва сдержалась, чтобы не закрыть своё лицо ладонью.

– Что?! Мне ещё нет и сорока! У меня ещё вся жизнь впереди! Я всё ещё прекрасна и вполне могу забеременеть от знойного красавца! Причём могу произвести на свет красотку похлеще тебя!

Внутри меня всё моментально замерло: появление младшего брата или сестры – мой персональный детский страх. Как будто для общего букета неприятностей мне до сих пор только этого и не хватало. Откровенно говоря, за все годы моделирования себя в ситуации, в которой эта женщина привносит в мир ещё одно дитя, я так и не смогла представить своего поведения. До сих пор не знаю, умыла бы я руки или… Или что бы я сделала?

Я положила свои крепкие руки на вздернутые плечи подошедший впритык ко мне и продолжающей вызывающе улыбаться Бриджит:

– Пообещай мне, что ты не залетишь.

– Больше не залечу. Уточняй, моя дорогуша, – она привычно наслаждалась своей вызывающей развязностью. – Так и скажи, что хочешь навсегда остаться для своей мамочки единственной и неповторимой малышкой.

– Ну всё, на сегодня достаточно, – даже не понимая, что произношу свои мысли вслух, я отстраняю от матери руки и, под её громкий смех и возгласы о том, какой её новый парень страстный в постели, ухожу из сырой гостиной, прохожу по тёмному коридору, мимо вмятины на стене и засечек на дверном косяке, открываю входную дверь, переступаю порог… Наполняю свои лёгкие свежим утренним воздухом…

Отлично. Я продолжаю справляться. Без чьей бы то ни было помощи. Мне не нужна помощь… Отлично.

Глава 4

Кафетерий “Инди” начинал работать с девяти часов утра – ровно в девять ноль-ноль я и оказалась на его пороге. Владелец кафетерия, большой чернокожий мужчина с ярким именем Джо Джонс, работает здесь и за кассира, и порой за официанта, так что я не удивилась тому, что он сам принял у меня заказ. Близко мы не знакомы, но я захожу сюда пару раз в неделю, так что при встрече взглядами мы привычно обмениваемся приветственными кивками.

…Я уже доедала свой горячий омлет с ветчиной и мелко нарезанным свежим салатом, когда в кафетерий вошел сероволосый мужчина в пыльной рабочей куртке строителя и, заняв столик напротив, заказал двойной гамбургер, после чего попросил Джонса включить громкость подвешенному в углу у потолка телевизору, по которому в этот момент крутились кадры серьёзных беспорядков, происходящих в США.

– Снова у них неспокойно, – закачал головой Джонс, поддавая звука старому телевизору.

– В новостях не говорят, но люди болтают, будто за канадской стеной начал распространяться какой-то странный вирус, – прохрипел в ответ посетитель. – Ну б его на фиг. Хорошо, что у нас есть эта непробиваемая стена, да, Джо?

– Вчера в новостях крутили какую-то белиберду про то, что не только русские пытаются вывести вакцину от всех вирусов. Говорят, будто наши учёные в этом вопросе тоже далеко продвинулись.

– И ты веришь этой демагогии?

– Я верю только людям, входящим в состав моей семьи. А моя сестра, две последние недели отдыхавшая в Сан-Франциско, говорит, будто у наших беспокойных соседей и вправду какая-то эпидемия завелась – с завтрашнего дня они закрывают все свои аэропорты. Она успела купить последний билет на сегодняшний рейс, а так бы неизвестно когда смогла бы вернуться в Канаду.

– И зачем она вообще выбиралась за стену в такие беспокойные времена, да еще и в США?

– Ну, знаешь, у нас там половина родственников живёт, отец-то наш родом из США.

– У тебя умный отец, раз переехал в Канаду.

– А-то! Я с сестрой еще даже не родились, когда он с матерью перебрались в этот благоухающий уголок земного шара. Старику на днях исполнится восемьдесят, ему бы о спокойствии думать, а он только и говорит, что об этом вирусе за стеной…

Положив на стол двадцатку и поверх нее сыпанув пригоршню мелочи в качестве чаевых, под громкий шум кадров с горящими автомобилями и протестующими людьми в США, я вышла из кафетерия и, остановившись напротив своей машины и провернув на пальце отдающий прохладой брелок автомобильных ключей, непроизвольно осмотрелась по сторонам. В провинции Канады царило кажущееся обыкновенным спокойствие, но вдруг оно показалось мне не таким, каким являлось обычно. В воздухе как будто разлилось и теперь отчётливо витало невидимое напряжение. Разве в этот час на улицах не больше людей? Где все велосипедисты, любители утренних пробежек, в конце концов, собачники и молодые родители с колясками, которых в нашем городе пруд пруди? В парк напротив входят только две старушки, у супермаркета справа через дорогу забита парковка, но также нет ни души, на перекрестке стоит всего трое подростков – и на этом всё. Хм… Как-то действительно напряженно. Тихо… Но, пожалуй, подумаю об этом, когда хорошенько просплюсь.

Уже спустя десять минут оказавшись в своей съемной квартире, я почти ощутила, как с моих плеч спало неестественное напряжение. В эту квартиру я переехала чуть больше года назад: двухкомнатная, на первом этаже, с выходом в личный садик, она обходится мне в тридцать пять процентов моей заработной платы. Дорогое удовольствие, но стоящее своей цены: квартира с хорошим ремонтом, в новом доме, новая мебель и утопающий в цветущей зелени садик, за которым я слежу в счет десяти процентов от арендной платы.

Полив голубые, розовые и белые кусты гортензий, пышущие буйными цветами и ярко выраженными ароматами, под припекающими лучами солнца я окончательно расслабилась и забыла о переживании. Закончив с лёгким поливом сада, я быстро ополоснулась под прохладным душем и с удовольствием завалилась в чистую постель. Прикроватные часы показывали 10:35. Я поставила будильник на 18:00.

Глава 5

Псевдосвидание с ботаником из ЦТНП было заведомо провальной идеей, так что я не удивилась тому, что ровно в двадцать один ноль-ноль я была в баре “Апельсин”, а Винсента Санчеса в нём всё ещё не было. Впрочем, он опоздал не намного – всего на четыре минуты, – и сразу же нашёл меня сидящей за предпоследним столиком в самом тёмном углу заведения. Был бы свободен самый последний столик, находящийся за ширмой, расположенной за моей спиной, я бы заняла его, но когда я пришла, на том месте сидела пара влюблённых подростков, которая ушла только после того, как Винсент опустился на диванчик напротив меня. Парень выглядел неважно: под глазами залегли тени, на лбу проступила испарина, тёмно-оливковая кожа как будто побледнела.

К нам подошёл официант – темноволосый парень лет тридцати, симпатичный на лицо и спортивного телосложения. Он поинтересовался у нас, готовы ли мы сделать заказ. Я заказала себе пиво, Винсент заказал себе воды, на что официант отреагировал кривой ухмылочкой, в мгновение ока лишившей его в моих глазах всей его холеной симпатичности. В этот же момент мимо нашего стола, к столику за ширмой позади меня, прошло двое мужчин, которые мгновенно перетянули на себя моё внимание и внимание официанта, последовавшего за ними. Я знала их: Сомерсет Гриффин и Тимоти Линклетер – первому лет сорок, второму лет тридцать пять. Их имена я знаю только по одной причине: они оба – ведущие учёные ЦТНП! Вот ведь!.. Только этого не хватало. Терпеть не могу сплетни… Но они, как будто, не заметили нашего присутствия.

Я бросила взгляд на Винсента, желая понять, заметил ли он, что его начальство только что расположилось за ширмой позади меня, но неожиданно вместо беспокойства прочла на лице парня выражение физической боли.

– У тебя всё в порядке? – откровенно напряжённым тоном поинтересовалась я, заранее зная ответ – у него точно не всё в порядке.

– Кажется, креветки…

– Какие ещё креветки? – не поняла я, сразу же вспомнив, что он заказал только воду.

– У нашего лаборанта был последний рабочий день… Мы решили проводить его… Было заказано много креветок на обед… Видимо, я сильно переел… Прошу прощения, мне нужно отлучиться…

Прежде чем парень успел договорить свою путанную историю, он уже спешил в сторону уборной. Я почти испытала испанский стыд от произошедшего: я, конечно, знала, что всё будет плохо, но чтобы настолько…

За столиком позади озвучили заказ: два двойных виски. По голосам заказывающих стало резко понятно, что они оба уже изрядно пьяны.

Заказы оформили быстро: уже спустя минуту на наш столик были поставлены пиво и вода, а на столик позади – два двойных виски. Стоило официантке ретироваться из нашего тёмного угла, как Линклетер заговорил весьма обеспокоенным, заметно пьяным тоном, и достаточно громко, чтобы его слова могла расслышать сидящая по другую сторону ширмы я, но не могли бы расслышать люди, расположившиеся дальше:

– Но это же слишком опасно!

– Не опаснее, чем Большой адронный коллайдер: один промах – и человечества больше нет, – резко-уверенным и не менее пьяным тоном отозвался Гриффин. – Но мы – учёные, а это значит, что мы не можем бояться ошибок. Грядёт новый мир, и наша великая страна должна быть готова к нему. Канада станет оплотом спасения для всего человечества. Сталь уже началась…

– Значит, это не слухи, – перебил старшего товарища явно испуганный учёный.

– Наши СМИ замалчивают критическую массу достоверной информации, но шила в мешке не утаишь: ещё пара дней, и ситуация со Сталью окончательно всплывёт наружу.

– Канадская стена как нельзя вовремя достроена, – нервно заметил Линклетер.

– На протяжении всего своего существования человечество в разных концах света возводило знаковые стены: Великая Китайская стена, вал Адриана в Великобритании, стена Аврелиана в Риме, Авила в Испании, Эс-Сувейра в Марокко, Саксайуаман в Перу, Кастильо-Сан-Фелипе-де-Барахас в Колумбии, в конце концов, Израильская стена. Почему, ты думаешь, в конце двадцать первого века мы вдруг оказались за стеной? Потому что её ворота скоро захлопнутся, если уже не захлопнулись.

– Как мышеловка…

– Но тут-то мышкам будет хорошо, а тем, кто снаружи… – при этих словах Гриффин сделал гулкий глоток из своего бокала.

– Ультразвуковые волны действительно могут стать спасением?

– Только если их правильно настроить. Уже проведены эксперименты. Всё указывает на то, что ультразвук способен негативным образом влиять на вирус.

– Разрушать его?

– Нет. Только вводить его в состояние стресса.

– Что же это будет…

– Проект “Атака”: в целях обезвреживания прилегающих к Канадской стене зараженных земель, ультразвуковые волны, в дальнейшем именуемые Атаками, будут распространяться, как… – он пьяно икнул и немного сбился. – Атаки, как противоядие от природы Стали, – наконец путанно заключил Гриффин, явно сделав еще один глоток. – Но это только один вариант, – он совершенно неожиданно, как-то нехорошо ухмыльнулся, отчего у меня по коже вдруг пробежался холодок, в этот момент показавшийся мне необоснованным. – Послушай, – внезапно громко зашептал Гриффин, явно придвинувшись к сидящему напротив него Линклетору, – Ультразвук ведь будет распространяться не только на примыкающие к стене извне земли – Атаки будут покрывать и территорию за стеной…

– Чтобы предотвратить появление вируса на защищённой территории, – понимающим тоном откликнулся Линклетер. – Для человека ультразвук не страшен, но как же животные…

– Не тот случай, Тимоти. Как раз на животных Атаки не будут действовать…

– Погоди-ка… Ведь на людей не должно действовать.

– Да, не должно. Но, послушай, можно же и поэкспериментировать.

– О чём ты толкуешь? – явно непонимающим тоном отозвался младший учёный.

– К примеру, можно выбрать определённую группу людей, на которых Атаки будут действовать.

– Как?

Я замерла, на сей раз осознав оправданность холодка, беспрестанно бегающего по моей коже. Линклетер, как истинный ученый, поинтересовался у своего явно более сумасшедшего коллеги не о том, зачем тому выбирать группу людей для хотя и гипотетического, но явно антигуманного эксперимента, а как это возможно сделать…

– Что вчера магия и мифы, то сегодня чистая наука, – неприятным тоном хмыкнул в ответ Гриффин, которому явно пора было прекращать налегать на выпивку. – Прежде люди верили в плоскую Землю, но стоило учёным показать им фотографию нашей планеты из космоса, как все сразу же уверовали в шаровидную форму нашего общего дома. Сейчас происходит похожий перелом в научном мире… Что вчера астрология и нумерология, то сегодня чистая математика. Вот я, к примеру, терпеть не могу свою бывшую тёщу и бывшую жену. Тёща у меня по знаку зодиака близнецы, а бывшая жена – весы. К примеру, у меня есть доступ к установке, которая будет распространять Атаки… Беру, ввожу данные, по которым, к примеру, все воздушные знаки зодиака, а это у нас близнецы, весы и водолеи, будут подвержены Атакам не меньше, чем пораженные Сталью организмы. Весь кайф в том, что за корчащихся от боли никто не заступится – все сочтут их зараженными, а значит, захотят их изолировать и даже уничтожить. И никто не заподозрит, что дело совсем не в зараженности организма, а в математике, основанной на астрологии. Единственная проблема: изменить параметры так просто не получится, что ввёл однажды, то получится исправить очень нескоро – слишком долго запрос обрабатывается на спутнике, находящемся на земной орбите, а после слишком долго возвращается на Землю… И всё потому, что учёные цифрового отдела промахнулись в…

– Подожди-подожди, – Линклетер тяжело вздохнул. – Твои “наметки” звучат, как заметки сумасшедшего маньяка…

Заплетающиеся языки обоих мужчин указывали на то, что они оба уже пьяны в стельку. В дополнение к доказательству сильного опьянения Гриффин вдруг рассмеялся гнусавым смешком:

– Да это только шутка, гипотеза… Но представь, на пороге чего мы стоим!.. И что доступно моим рукам! Спутник в космосе будет передавать на Землю, на территорию современной Канады, рандомно звучащие сигналы, чтобы зараженные Сталью не смогли вникнуть, когда именно Атаки будут звучать…

– А они смогут вникнуть? Ведь вроде как, зараженным предрекают крайнюю степень безумия…

– Мы думаем, что вирус будет мутировать, а значит, обучаться, так что гипотетически, зараженные смогли бы изучить график Атак, если бы таковой существовал, но такового существовать не будет – Атаки будут покрывать территорию всегда в разное время и разное количество раз в сутках…

– И где будет храниться пульт управления от установки, связывающей Землю со спутником?

– В надёжном месте. Одна военная база под горой.

– И что же, изменить параметры Атак действительно так сложно и долго?

– Изменить команду можно будет только при помощи ключа, но даже введя новые параметры, их обработка займёт очень много времени…

– Речь о годах?..

Гриффин проигнорировал этот вопрос:

– Территория Канады должна полностью освистываться ультразвуком, но не чувствительным для человеческого слуха – это своеобразное обеззараживание на случай, если Сталь всё же сможет пролезть через стену – чтобы она сразу же была поражена без возможности распространения. Один серьёзный минус: рискует заглохнуть вся техника.

– Не понимаю. С чего бы технике глохнуть, если ультразвук даже для человека будет слабым?

– Да я тебе говорю про то, что если вдруг какой-то сумасшедший решит проштормить определённые группы людей внутри стены… Так вот, в таком случае Атаки будут достаточно сильными, чтобы встала вся техника. Не сразу, конечно, но большое количество таких волн подряд добьют всю серьёзную технику, за исключением той, которая работает от определённого рода заряда… – он ещё раз громко икнул, и сразу же перескочил на новую тему. – Есть ещё кое-что… Что-то более потрясающее.

– Что?! – затаив дыхание, Линклетер, кажется, совсем опьянел.

– Тема сверхчеловека…

– Я немного слышал об этом…

– Металлическая вакцина – детище Стали. Выведена из вируса. Русские её уже получили, получил ещё кое-кто и мы тоже… Достаточно обратить одного человека в Металл, чтобы он смог обратить всех остальных…

– Это как это?..

Гриффин вдруг пьяно рассмеялся:

– Всё-то тебе расскажи! А вот и тайна…

– Значит, не скажешь и куда вы засунули эту вакцину.

– Конечно нет. Но по-дружески могу подсказать, всё равно ведь на краю конца человеческой цивилизации стоим, так что найти и не успеешь: в надёжном сейфе. А код от сейфа, к примеру, можно было придумать таким: первые дни зодиакальных созвездий, которые я хотел бы “прочистить”.

От того, как неожиданно резко рухнул напротив меня позеленевший на лицо Санчес, я непроизвольно вздрогнула и даже едва не подпрыгнула на месте. Этот недотёпа сразу же заговорил чрезмерно громким голосом, что моментально заставило Гриффина с Линклетором заткнуться:

– Извини, мне, кажется, совсем дурно… Мне неловко просить тебя об этом, но не могла бы ты подбросить меня до дома? Ты ведь на машине…

За столиком позади меня разлилась гробовая тишина. Сжав зубы, я бросила на стол десятку и, поспешно встав, направилась к выходу. Недотёпа поспешным шагом последовал за мной…

На улицу я не вышла, а буквально вырвалась. Стоило мне ступить на тротуар, как мою кожу сразу же обдало приятной после душного бара свежестью. Вечерние сумерки уже сгустились в плотную темноту, на чистом небе начали загораться первые далёкие звёзды. В округе царило спокойствие, нарушаемое только пьяницей, дерущимся с пивным автоматом, стоящим у соседнего здания.

…Они просто чокнутые, пьяные учёные, несущие ересь про масонские заговоры, природные козни, сверхлюдей и массовый геноцид вкупе с отравлением креветками. Никогда больше меня не дёрнет связываться с подобным контингентом! Не стоило и пробовать…

Глава 6

Ночь прошла беспокойно: нервные мысли не давали заснуть до трех часов, впрочем, после дневного сна переходить на ночной режим всегда сложно. Да и зачем? Сегодня мне снова выходить в ночную смену…

Проснувшись раньше обычного – в восемь часов – я принялась делать зарядку и в итоге не заметила, как всё закончилось пятьюдесятью приседаниями, двадцатью пятью подтягиваниями на дверном турнике и занятиями с резинкой. Но даже усиленная физическая тренировка не помогала мне выбросить из головы мысли о вчерашнем походе в бар, которые настойчиво разбавляли воспоминания о пустых прилавках магазинов.

Глобальные природные катаклизмы начались на нашей планете ещё до моего рождения, так что я не из паникёров, и всё же на сей раз всё как будто по-другому. Град размером с куриное яйцо? Огненные торнадо в Африке? Цунами и наводнения в прибрежных городах? Массовый сход снежных лавин в горах? Землетрясения, влекущие громадный тектонический разрыв и, как следствие, образование нового материка? Все эти планетарные телодвижения давно понятны моему поколению, так что же не так в этот раз? Привычные беспорядки в США? Обыденно напряженные новости из Европы? Установление тоталитарного режима в Дилениуме? Достроенная Канадская стена? Всё как будто связывается в один тугой клубок…

С удивлением отметив, что всерьёз поддаюсь общему паническому настроению, я с размаха отбросила гимнастическую резинку в дальний угол комнаты. Позже разберусь, чему я поддаюсь, а чему нет. А сейчас нужно бы затариться самым необходимым, и ещё…

Сама не понимая, что и зачем делаю, я, не переодеваясь, отправилась в спальню, открыла шкаф с одеждой и начала комплектовать тревожную сумку с вещами первой необходимости: от зажигалки и воды до батончиков и иголки с ниткой.

Уже спустя пятнадцать минут отставив полностью укомплектованную сумку в сторону, я, не задумываясь, продолжила необоснованные сборы. Ежегодный поход в горные леса, который я по обыкновению совершаю во время отпуска, в этом году у меня планируется только через две недели, но я зачем-то решила собрать походный рюкзак прямо сейчас, причем стала укладывать в него самые неожиданные вещи: лишние пары трусов, джинсы и кофту, которые в походе совсем не нужны… Со стороны могло показаться, будто я оправдываю свои внезапно инициированные сборы предстоящим походом, до которого еще слишком далеко. Так оно и есть. Я и вправду пытаюсь оправдать непонятные даже для меня самой собственные действия притянутыми за уши причинами…

В итоге я не заметила, как полностью укомплектовала тревожный чемоданчик и походный рюкзак, и второй забила совершенно странными вещами, которые могут понадобиться мне даже сегодня: футболки, которые я ношу каждый день, спортивный костюм, перчатки для спортивной стрельбы…

Меня отвлёк, а может быть и вовремя остановил, входящий звонок на домашний телефон. Выйдя в коридор, я услышала сообщение, оставляемое на автоответчик Винсентом Санчесом: “Доброе утро, Диандра… Я хотел извиниться за вчерашнее. Мне очень неловко… Ужасно получилось. Может быть, попробуем ещё раз? Сходим в “Индиго”, например. Обещаю на сей раз не есть креветок”, – неловкий смешок. – “Перезвонишь мне?”. Гудок – конец сообщения.

Я непроизвольно запрокинула голову и уставилась почти раздраженным взглядом в белоснежный потолок у себя над головой. На что этот парень вообще позволяет себе рассчитывать? Ясно ведь, что я просто выручила его перед его друзьями, и-то чтобы развеять собственную скуку. Так он ведь ещё и жестко облажался по итогу! Неужели так сложно понять, что между нами в принципе ничего не может быть? Даже несмотря на то, что я теперь знаю, где именно он живёт, ведь я всё же согласилась подбросить его до дома, закрыв глаза на все свои опасения по поводу чистоты салона своего автомобиля – до сих пор его было позволено заблёвывать только Бриджит… И откуда у него мой номер телефона?..

Мысли о неприятном вечере, случившемся накануне, неожиданно приятно облегчили мои утренние переживания. Приняв прохладный душ и тщательно просушив волосы, я завязала высоко на затылке привычный густой хвост, впрыгнула в любимую одежду – белая футболка, синие джинсы, новые кроссовки, – и, взяв кошелек с ключами, вышла из дома с целью вернуться через час, как минимум с месячным запасом продуктов.

Сев в автомобиль, я первым делом включила любимую радиоволну: хорошая музыка умеет успокаивать меня. Под песенные слова: “Всё будет хорошо, даже если без нас”, – спокойно выехала на улицу, отмечая её запустение и сразу же оправдывая его – десять часов утра, окраина города с населением всего в пятьдесят тысяч человек, с чего бы этим улицам быть оживленными?

Ближе к центру города то тут, то там начали появляться люди: велосипедисты, бегуны, родители с детьми, почтальоны… Ну вот, и стоило накручивать себя?

Я уже почти подъехала к перекрестку, когда радио начало барахлить. Слова песни начали обрываться, из колонок вперемешку с мелодией полились помехи. Начав щелкать кнопками на встроенном магнитофоне, я решила остановиться на желтом свете светофора, хотя могла бы успеть проехать до того, как зажёгся бы красный свет… Стоило мне остановиться, как помехи начали усиливаться: слов песни стало практически не слышно, теперь их почти полностью перекрывал поток белого шума. Не в силах заставить радио прекратить шипеть, я с непониманием ситуации провернула громкость на минимум и затем полностью выключила колонки. Оторвать взгляд от приборной панели меня заставило оживление на улице: около пятнадцати пешеходов, ожидавших красный свет для перехода дороги, начали оглядываться по сторонам. Присмотревшись, я поняла, что они растерянно разглядывают светофоры с двух концов улицы, и сама бросила взгляд на тот, впритык к которому остановилась. В этот момент я и увидела неладное: светофор мигал разными цветами, словно никак не мог определиться, какой именно цвет ему выбрать. Барахление светофоров случилось одновременно на всей улице… Я напряглась. Со мной встретился взглядом мальчик лет десяти, стоявший ближе всех к моей машине. Кроме моего автомобиля на дороге больше никого не было, мальчик сделал жест рукой, как бы показывая, что он собирается перейти дорогу, на что я отреагировала взмахом руки в сторону, как бы говоря ему проходить. На это моё телодвижение отреагировали сразу все пешеходы – стоило им увидеть мой взмах, как все сразу же ступили на пешеходную зебру… Они были почти на середине дороги, когда случилось Это.

Не меньше пятнадцати человек, все как один, обрушились ничком на асфальт… Они именно обрушились!

Я не поняла, что именно произошло… В жизни никогда не чувствовала себя настолько растерянной!..

Неужели… Флешмоб? Дурацкий розыгрыш?!..

…Молодые люди, дети и даже старики – почему они упали и обеими руками заткнули уши?!

…Почему остались стоять с растерянными выражениями лиц только двое: молодая девушка с годовалым ребёнком на руках и парень в студенческой форме?!

…Что происходит?!

…Они что, кричат?!

Но…

Они не просто кричат – они же вопят!!!

Моя рука машинально дёрнулась к дверной ручке: я что, сумасшедшая?! В эту секунду я действительно хотела выйти из машины?! Но я ничего не успела предпринять…

Сбоку, прямо в мою дверь, с ужасным грохотом и душераздирающим скрежетом, въехала машина, приблизившаяся ко мне по соседней полосе сзади!

Глава 7

Окно моей двери покрылось белой паутиной трещин, сама дверь настолько сильно вмялась внутрь салона, что едва не врезалась в моё левое бедро. Во второй раз в жизни я испытала настолько мощный шок. Первый раз был в детстве, когда я стала свидетельницей того, как наш бывший сосед обстреливал из охотничьего ружья дом, в котором остались жить его бывшая жена с двумя их общими сыновьями подросткового возраста. Одному парню сильно задело руку осколками, отлетевшими от разбившейся вазы…

Мою руку задело. Видимо, незаметный кусочек стекла всё же откололся от окна и полоснул моё левое плечо, по которому теперь струилась тонкая полоска крови. Шок быстро сменился паникой: в машине, врезавшейся в мою, за рулём находилась женщина – она отчего-то корчилась в пугающих конвульсиях, орала во всю силу горла и зачем-то рвала на себе волосы. Точь-в-точь так же вели себя продолжающие лежать посреди дороги люди, только оставшаяся на ногах девушка с ребёнком стала убегать, пока ошарашенный студент продолжал оставаться недвижимым… Человеческие крики с каждой секундой только усиливались. Мне понадобилось больше десяти секунд после случившейся аварии, чтобы прийти в себя и начать предпринимать действия. Когда же я наконец поняла, что всё происходящее – никакой не флешмоб и совсем не шутка, я резко обернулась и, в следующую секунду с великим облегчением не найдя на своей полосе других автомобилей, мгновенно включила заднюю передачу и на полной мощности, скрипя голыми шинами и металлическим скрежетом кузова, продолжающего соприкасаться с соседней машиной, рванула свой автомобиль назад. Пока я разворачивалась, я увидела еще одного человека лежащим на обочине в позе эмбриона и зажимающего свои уши обеими руками – его ладони были окровавлены: неужели у него идет кровь из ушей?!

…На соседней улице картина оказалась ещё хуже: чей-то автомобиль, переехав газон, врезался в частный дом и протаранил собой входную дверь – он въехал по самое лобовое окно. И на этой улице также нашлись валяющиеся прямо на земле, и редкие стоящие на ногах люди…

Какой-то огромный чернокожий амбал попытался выбежать на дорогу, явно желая остановить мой автомобиль, но я вовремя повела рулём вправо, тем самым выехав на соседнюю полосу… Повезло, что ехавшая мне навстречу машина была достаточно далеко, чтобы я смогла вовремя вернуться на свой участок дороги. Прежде чем я успела сравняться с ехавшим мне навстречу автомобилем, он врезался в фонарный столб – за рулём отключился мужчина, на пассажирском сиденье неистово размахивала руками женщина, на заднем сиденье были дети…

Мама…

Мобильный телефон матери, который обычно отвечал на втором-третьем гудке, на сей раз не реагировал на входящий звонок… Пока я на недопустимой скорости мчалась сквозь жилой массив, я раз за разом пыталась дозвониться до одного-единственного номера, но трубку никто не поднимал: ни мать, ни Пегги. Я не заметила, как в голове начало крутиться одно-единственное слово: Атака. Перед глазами всплыл образ вдрызг пьяных, явно сумасшедших учёных ЦТНП… Ну не может того быть! Нет, не может!..

Стоило мне въехать на самую захудалую, крайнюю улицу города, как я сразу же увидела человеческий силуэт, лежащий ничком на неухоженном газоне перед домом моей матери. Сердце мгновенно попыталось выпрыгнуть через горло, но не успело – я с душераздирающим скрипом тормозных колодок затормозила напротив дома, зачем-то заехав прямо на газон, и поняла, что валяется без чувств вовсе не Бриджит…

Из машины не получилось выйти через искаженную водительскую дверь – она заклинила, так что пришлось поспешно вытаскивать себя через пассажирскую…

Пегги лежала у подножия крутой лестницы, ведущей на её чердачный этаж. Подбежав к ней на едва гнущихся ногах, я резко нагнулась, приложила два пальца к её сонной артерии и сразу же обнаружила полное отсутствие пульса. У меня не было времени понять, что именно с ней произошло: то же, что и с другими людьми в городе, или она случайно кубарем скатилась вниз по лестнице и сломала себе шею? За последний вариант говорили её разбросанные в разные стороны тапки: правый балансировал на одной из верхних ступенек лестницы, левый валялся на газоне, в противоположном ногам направлении. Её уже невозможно было спасти. И всё равно я машинально начала набирать номер неотложной помощи, который сразу же начал отвечать мне короткими гудками… Неотложка недоступна?! Разве такое возможно?!

Уже приближаясь к дому, я на ходу повторно набрала экстренный номер… Дрожащей рукой резко отворила никогда не бывшую запертой входную дверь. В следующую же секунду врезалась краем двери в чьё-то голое тело. Я сразу поняла, что это не мать, но растерянность заставила меня остолбенеть: кто это?! Незнакомый и совершенно голый мужчина! Лежит на животе, на голом полу, в луже крови, которая, предположительно, вытекла из его ушей… Это что?! Труп?!.. Ещё один?!

Я не пожелала проверять его пульс… В приложенном к уху мобильном раздались очередные рваные гудки, оповещающие о сорванном звонке… Вызов завершился автоматически, а я всё никак не могла оторвать телефон от уха… Не знаю, сколько бы я так простояла, ошарашенно пялясь на голый труп незнакомца, если бы из глубины дома вдруг не начали раздаваться сжатые возгласы…

– Мама?.. – не своим голосом вдруг прохрипела я. – Мама!

Едва не перепрыгнув, но вовремя обойдя по кругу труп незнакомца, я бросилась в сторону гостиной-мастерской, из которой доносились душераздирающие всхлипы…

Она сидела на полу, забившись в дальний угол комнаты, с поджатыми ногами и прижатыми к ушам предплечьями. Я за секунду оказалась напротив нее и сразу же начала трясти её за плечи:

– Мама! Мама, ты как?!

– Я ведь говорила тебе не называть меня мамой! – следующие слова она почти прорычала с присущей её биполярному расстройству злобой: – Я тебе Бриджит!

– Бриджит, что с тобой?! – я оторвала её руки от ушей и, к своему облегчению, сначала не заметила на них крови, но уже через мгновение увидела свежее бордовое пятнышко на правом рукаве её белой блузки, надетой под растянутую и распахнутую старую тунику. – Уходим!

– Нет!

– Идём! Сейчас же! – мне пришлось насильно поднимать её, дергая за обе руки. В итоге она всё-таки встала и относительно быстрым шагом потащилась вслед за мной.

– Он был таким страстным… – шагая за моей спиной неровным шагом, Бриджит вдруг неожиданно жалостливо всхлипнула, и её руки потянулись в сторону коридора, в котором лежал труп мужчины, мимо которого я не собиралась проводить её – мы шли к чёрному ходу, через прохудившееся крыльцо и мимо её любимого кресла-качалки.

– Его не спасти!

– О-о-о не-е-ет! – из её горла вырвалась безумная горечь.

– Идём! Идём! – я буквально насильно вытолкала её на улицу, но стоило нам оказаться на газоне, как её сразу же накрыла новая волна истерики.

– Пегги! Нет! Нет! Нет!!! Пегги!!! – она бросилась к трупу Пегги, и на сей раз я не смогла бы остановить её, но вдруг… Она резко и как-то по-детски неуклюже завалилась набок. Сначала я подумала, что она споткнулась, но, услышав её истошный крик, поняла, что дело в другом: Это снова началось!

Глава 8

Вторая волна продлилась около минуты, по истечению которой мать едва не сорвала себе горло, так сильно она кричала…

Валяясь на газоне, я обнимала её за плечи, но от моих объятий ей не было легче: казалось, ещё чуть-чуть, и она не выдержит муки, которая терзает её уши – она всё пыталась заткнуть свои уши! Я никак не могла оценить общую обстановку – на сей раз Это происходит только с ней или снова со всеми? – потому что дом матери стоит на отшибе, и соседей у неё практически нет – всего один жилой дом по соседству, и тот, в большинстве случаев, пустующий.

Как только её отпустило – она так резко прекратила кричать, что я испугалась того, не умерла ли она от разрыва сердца или разрыва ещё чего-нибудь! – я перевернула её на спину. На сей раз из её правого уха текла заметная струйка крови. Стоило ей замолчать, и я сразу же услышала, как гулко колотится сердце в моей грудной клетке, и пульсирует кровь в моих ушах… Она лежала, смотря в небо почти пугающим, пустым взглядом.

– Эй! Бриджит! Эй! – я встряхнула её, на что она отреагировала, один раз моргнув.

– Нужно вернуться в дом… – её дыхание стало надрывным. – Домой… Там должно быть безопаснее…

– Нет… Нет, там не безопаснее, – поднимаясь с колен, я пыталась выбросить из памяти образ голого мужского трупа, лежащего посреди тёмного коридора дома, в который теперь я ни под каким предлогом не захочу войти повторно. – Ты ведь первый раз в доме кричала, помнишь?.. – я потянула её за левую руку, заставляя встать. Она слабо поддавалась. – Ну же, вставай… Нам нужно идти… – в этот момент я увидела машину, припаркованную возле нашего дома: пикап старого образца. В голове непроизвольно всплыли безумные слова Сомерсета Гриффина: “Один серьёзный минус: рискует заглохнуть вся техника… Не сразу, конечно, но большое количество таких волн подряд добьют всю серьёзную технику, за исключением той, которая работает от определённого рода заряда…”.

Я бросила взгляд на свой электрический автомобиль с искореженной в хлам водительской дверью – эта машина долго не прослужит. Аккумуляторы старых образцов надежнее…

– Чья это машина? – закидывая руку матери себе за шею и придерживая её за талию, громко поинтересовалась я, отчего Бриджит сразу же поморщилась. Она ответила потерянным голосом человека, как будто только что вышедшего из криосна:

– Машина моего нового бойфренда… Я тебе уже говорила, какой он страстный?..

Прежде чем она договорила, я уже бежала – вернее, передвигалась максимально доступным мне быстрым шагом, – в сторону пикапа, заставляя Бриджит вторить моей скорости. Мне пришлось буквально грузить её обмякшее тело в ржавый пикап её мужика. Наконец, с металлическим лязгом закрыв пассажирскую дверь, я, оглядываясь по сторонам и не находя вокруг ни души, обежала машину спереди и запрыгнула на водительское место. Ключи нашлись сразу же – предсказуемо покоились в поднятом солнцезащитном козырьке. Вонь от табака, насквозь пропитавшая салон этой рухляди, заставила меня наполовину приоткрыть своё окно. Пристегнув Бриджит ремнем безопасности и уже пристегиваясь сама, я с раздражением стряхнула старым обрывком газеты с пассажирского сиденья окурок сигареты и сразу же обнаружила на полу целую стопку таких же докуренных до основания бычков. Поджав губы, я с первой попытки завела мотор старой клячи, и это смогло сгладить моё негодование относительно её эстетического состояния.

– Куда мы едем? – мать устало заворочала языком, при этом начав массировать свои виски пальцами.

– На работу, – пытаясь обуздать нервную дрожь, я начала разворачивать машину.

– Зачем тебе на работу?

– За оружием.

– Ты разве работаешь днём?

В этом вся Бриджит: получив серьёзную травму, она не требует немедленно отвезти её в больницу – вместо этого задаёт ничего не значащий для неё вопрос, а получая ответ, игнорирует его посредством озвучивания нового вопроса, ответ на который так же решительно проигнорирует, если получит его.

Что делать?.. Что делать?.. Что мне с ней делать?..

Мобильный телефон окончательно перестал реагировать на мои попытки сделать исходящий вызов. Сейчас мне нужны были два номера: неотложной помощи и Гершеля, который сегодня должен быть в дневной смене охраны ЦТНП. За всю свою жизнь ни разу не видевшая свой мобильный телефон бесполезным куском сплава металла с пластиком, я никак не могла поверить в то, что он так пугающе просто может являть собой само олицетворение беспомощности.

До ЦТНП не получилось добраться без неприятностей. В городе развернулся настоящий хаос: машины выезжали на тротуары, люди выбегали на проезжую часть, группа байкеров затеяла драку с более крупной группой велосипедистов – и откуда только взялись все эти сумасшедшие люди? Самое ужасное, подозреваю, творилось в центре: пока ещё я не видела разбитых витрин магазинов, но уже заметила двух бегущих по тротуару человек, несущих в своих руках огромные коробки с телевизорами. Мародерство – один из ярчайших признаков того, что нечто крайне важное катится в тартарары.

На парковке ЦТНП, обычно наполовину пустующей и никогда не бывающей оживлённой, неожиданно воцарился не меньший хаос: люди в белых халатах, в форме охранников и даже в штатском разбегались по машинам, врезались друг в друга, что-то кричали и сильно жестикулировали – все они стремились поскорее уехать прочь, наверняка в надежде найти своих близких и укрыться с ними в своих незащищенных домах.

Из-за затора, образовавшегося по причине двух столкнувшихся автомобилей, мне пришлось отказаться от идеи подъехать прямо к центральному входу и остановиться в ста метрах от цели.

– Сиди здесь, ясно?! – я вцепилась в предплечье Бриджит стальной хваткой, так как знала, что только мощный физический контакт может заставить её сфокусироваться на словах говорящего с ней серьёзным тоном. – Ты поняла меня?!

– Да… Да, не переживай… Иди, хорошенько поработай. Мамочка подождёт тебя здесь… Я устала, всю ночь не спала из-за того, что у тебя резались зубы. Мне нужно поспать и привести себя в порядок.

Что это с ней? Она что, только что перемешала настоящее время с прошлым?.. Такого с ней прежде не случалось, такое поведение не свойственно биполярному расстройству и ближе к шизофрении… Надеюсь, она просто запуталась. Всё равно разбираться некогда…

Резко дернув поломанную дверную ручку, я буквально выпрыгнула из машины и, громко хлопнув дверцей, сразу же сорвалась на бег.

Вход в здание ЦТНП возможен только по двухфакторной биометрической аутентификации: отпечаток ладони плюс сканирование сетчатки глаза. У меня редкая гетерохромия – вокруг зрачков радужная оболочка ярко-коричневая, отдающая оранжевым оттенком, переходит в зелёный, который затем перетекает в голубой, из голубого в тёмно-синий, который в итоге заканчивается границей лимба чёрного цвета. Незнакомые со мной люди считают, будто я ношу контактные линзы ради украшения, но это не так. Из-за этой генетической особенности мне, в отличие от остальных входящих в здание ЦТНП, приходится сканировать оба глаза – по-другому система не воспринимает меня всерьёз.

Общая раздевалка со шкафчиками и сейфами, хранящими оружие, находится на первом этаже, по соседству с кабинетом, в котором я провожу свои караульные ночи. Мне необходимо добраться именно до раздевалки…

В коридоре, лишенном окон, люминесцентные лампы нервно моргают неровным светом, чего прежде за ними не наблюдалось. Днём по этому коридору обычно ходят туда-сюда учёные-разработчики в своих пафосных белых халатах, но на сей раз здесь никого нет – только на полу валяются предупреждающие о неладном, беспорядочно разбросанные бумаги, на которых виднеются капли крови, которые я предпочла бы не заметить.

На полной скорости я буквально пронеслась через длинный коридор и влетела в раздевалку. Сразу же прилипнув ладонями к прохладной металлической двери своего шкафчика, начала поспешно вводить пароль: 2069-12-01+bull – полная дата моего рождения плюс символ животного, в год которого, согласно восточному календарю, я родилась. В шкафчике хранилось немногое: униформа, фонарик, дубинка, наручники, табельное оружие… Я сразу же закрепила на поясе кобуру с оружием, затем, с привычной ловкостью, пристегнула к поясу наручники и фонарик, напоследок, подумав только секунду, взяла дубинку. Один раз убедившись в том, что точно закрыла свой опустевший шкафчик, я со всех ног бросилась назад, желая успеть вернуться к матери прежде чем она успеет выкинуть какое-нибудь сумасшедшее действие, но стоило мне выбежать из раздевалки, как я сразу же резко затормозила, отчего чуть не проскользила вперед по отполированному покрытию пола. В коридоре слева, то есть в стороне, в которой располагается мой кабинет, развернулась пугающая картина: семь людей в белых халатах валяются без чувств на полу! Среди валяющихся я внезапно узнала Винсента Санчеса. Я знаю, что я прошла бы мимо. Я уже собиралась продолжать бежать к выходу, но этот парень, плечами упирающийся в стену, вдруг повернул свою голову в моём направлении и заметил меня… Я уже сделала шаг прочь, но не успела – он поднял руку в моём направлении и душераздирающе-жалобно застонал. Стиснув зубы и кулаки, я едва сдержалась, чтобы не выругаться вслух, и, вместо того, чтобы пойти на выход, бросилась к этому несчастному. Все люди, которых мне пришлось переступить, чтобы приблизиться к Санчесу, были или без чувств, или мертвы – я предпочитала думать, что верным вариантом является первый. У трёх обморочных уши были заметно окровавлены.

Присев на корточки напротив знакомого парня, я и у него увидела следы ушной крови, уже успевшие запектись на его смуглой шее.

– Эй… – неожиданно осевшим голосом начала я и, коснувшись его плеча, продолжила: – Знаешь, что происходит?

– Возьми… – парень вдруг протянул мне свой браслет-пропуск.

– Зачем?

– Третий кабинет с конца коридора – мой, – тяжело дыша и явно не находя в себе сил подняться, он указал вправо от меня, вглубь коридора. – Это ключ… За репродукцией “Звёздной ночи” увидишь сейф… Код: 128456. Найдёшь там новый образец портативного продвинутого оружия… И возвращайся за мной…

Левой рукой приняв ключ-карту от кабинета, правой я сильнее сжала его плечо:

– Я вернусь! – уверенно отчеканила я и сразу же подскочила на ноги, которые, наверное, только благодаря чуду всё ещё не начали выдавать дрожь.

Продвинутое оружие – это слишком хорошо… Нельзя упустить.

Ключ-карта сработала с первой попытки, хотя я и приложила её кривовато из-за того, что, уже подбежав к двери, вновь слегка заскользила на отполированном полу. В итоге я оказалась в просторном кабинете, заставленном всевозможной механической хренотенью. Увидев на стене справа от входа репродукцию картины “Звёздная ночь”, я машинально отложила свою дубинку на ближайший стол. Поспешно развернувшись, сняв со стены “ночь” и установив её на пол, я и вправду обнаружила в стене тайный сейф.

Мои пальцы, в отличие от ног, уже вовсю дрожали – это открытие стало для меня неожиданным, я заметила тремор только начав вводить код: один, два, три… Вот ведь! Сбилась! Очистить… Заново… Один-два-восемь-четыре-пять-шесть… Отлично. Подтвердить. Принято. Щелчок – и в следующую секунду дверца сейфа отъезжает в сторону, и передо мной предстает странный полупрозрачный пистолет, в два раза крупнее моего, упакованный в не менее странную, прозрачную кобуру. Недолго думая, я схватила его и, ничего больше не найдя в сейфе, ловкими движениями профессионала закрепила новое оружие на свободной стороне ремня. Всё, пора вернуться за Винсентом, заставить его подняться на ноги, возможно, на собственных плечах дотащить его до оказавшегося в моём распоряжении прокуренного пикапа и наконец убедиться в том, что за время моего отсутствия Бриджит не выкинула ничего непоправимого: главное, чтобы она не сбежала в неизвестном направлении! Внезапные побеги – одна из характеризующих её биполярное расстройство черт.

Я не выбежала в коридор до конца – я только наполовину высунулась, благодаря чему моё тело успело своевременно отреагировать на визуальную опасность и вовремя нырнуть назад в кабинет: с противоположной стороны в коридор входили люди в камуфляжной форме! Военные?! Но что здесь делать военным?!.. Прежде чем я успела придумать варианты ответов на этот вопрос, в коридоре начали раздаваться неожиданные, оглушительные выстрелы! Стоя у двери, краем глаза я увидела, что? именно? начало происходить: люди в камуфляже в упор расстреливают валяющихся в коридоре! Лучше бы я этого не видела, но увиденного уже было не отменить: один из военных, высокий и широкоплечий блондин с короткой стрижкой, всадил пулю прямо в грудь Винсента Санчеса!..

Адреналин ударил в голову, вызвав мгновенный шок… Паника разлилась по венам и начала туманить мозг, словно морфий…

Я могла бы попробовать сбежать через окно, но оно может оказаться запертым на ключ, не принадлежащий Санчесу, и тогда я наверняка попадусь, а раз они зачищают периметр, значит, при таком раскладе я наверняка словлю пулю, если только сама не решусь отстреливаться. Нет, в этот момент окно – слишком долгоиграющий, а значит, слишком опасный вариант. Поэтому я рухнула на четвереньки и за десять секунд до того, как выстреливший в Санчеса военный переступил порог кабинета, всем телом залезла под широкий лабораторный стол.

Уже спустя пятнадцать секунд ноги вошедшего оказались прямо у меня перед глазами, всего лишь на расстоянии двух вытянутых рук! Он медленно зашел, как будто подозревал, что здесь может скрываться живой человек. Приблизился к стене с открытым сейфом… Медленно переступил с ноги на ногу… Возможно, провел по внутренностям сейфа ладонью, потому что послышался соответствующий такому телодвижению шорох. Я почти перестала дышать, но моё сердце при этом никак не успокаивалось – как будто стремилось выдать меня своим громогласным боем.

Военный развернулся на низких каблуках своих отполированных чёрных сапог и… И… Стал уверенно подходить напрямую к скрывающему меня столу!..

Мой палец, до сих пор лежавший на кобуре с привычным ему табельным пистолетом, уловимо дрогнул… Я смогу – я смогу – я смогу!..

Он остановился. Взял что-то тяжеловесное со стола… Опустил это вниз так, что я смогла увидеть, что? именно его заинтересовало: забытая мной дубинка! Следующее, что он сделает: либо резко врежет ею по столу, с целью вызвать во мне испуг, либо резко нагнётся, чтобы встретиться со мной взглядом… Что бы он ни выбрал – он пожалеет, потому что я не поддамся!..

Моя рука была готова – ещё одно его резкое движение, и ему конец! Но… Вдруг… Носки его сапог развернулись прямо напротив моих глаз и уверенно зашагали в сторону коридора, в котором в этот же момент послышались ещё чьи-то шаги.

Оставаясь недвижимой, я проследила за ногами уходящего и увидела, как по коридору идут другие пары точь-в-точь таких же сапог… Я насчитала десять человек, но их было больше. Все двигались в восточную сторону здания, в которой располагался головной центр ЦТНП. Военные прибирают к рукам новейшие разработки продвинутого оружия и делают это крайне агрессивным способом… Именно в этот момент, прячась под столом, я поняла, что ничто уже не будет прежним. Что бы это ни было – стихийное бедствие, проделки сумасшедших учёных-маньяков или военный переворот, – здесь теперь небезопасно. Не только в этом городе. Во всей Канаде. Необходимо выбираться отсюда…

Дождавшись стихания эха шагов, долетающего из коридора, под громкий бой собственного сердца, я наконец позволила себе вылезти из-под стола и сразу же бросилась к окну. Мне повезло: ключ-карта Санчеса сработала при соприкосновении с оконной ручкой, которая сразу же повернулась против часовой стрелки. Дернув ручку вниз, я аккуратно распахнула затемненное окно и, таясь, выглянула на улицу: никаких вооруженных военных и вообще никого снаружи не оказалось… Однако, вооруженные люди могут стоять у входа в здание. Впрочем, у меня не такой уж большой выбор – мне по-любому необходимо добраться до Бриджит.

Распахнув окно настежь – я не могла подозревать, что в будущем именно это распахнутое окно впустит дикую природу внутрь этого здания, – я поспешно перегнулась через край стальной рамы и спрыгнула на недавно стриженый газон: пришлось единожды сделать кувырок через спину, так как даже первый этаж находится на приличной высоте – будь я на втором этаже, я точно не смогла бы позволить себе провернуть подобный трюк.

Опасаясь быть замеченной из окон, я интуитивно пригнулась и, стараясь держаться поближе к стене, быстро разогналась на пути к парковке, но перед поворотом, открывающим главный вход в здание, притормозила: если бы у входа стояли вооруженные люди, моя диверсия могла бы закончиться весьма плачевно для обеих сторон. Однако у входа никого не оказалось. Путь был свободен. Я со всех ног бросилась вперёд, но, уже подбегая к верно ожидающей меня машине, почувствовала, как моё сердце обрушивается в пятки: внутри салона зияло пустотой место Бриджит!

Глава 9

Стоянка опустела: осталось от силы с десяток гражданских автомобилей и две большие военные машины. Не знаю, чего больше я боялась, на полной скорости подбегая к пустому ржавому пикапу: того, что Бриджит сбежала, или того, что её “зачистили” проходившие мимо военные. Сердце бешено колотилось, пульс предупреждающе отбивал набатом в ушах, рука, открывшая водительскую дверь, почти не тряслась от сковавшей всё тело боязни увидеть простреленный труп матери валяющимся прямо на сиденьях…

Стоило мне дернуть дверь, как растянувшаяся на двух сиденьях мать поморщилась и, потянувшись, заставила себя сесть… Я почти не верила своим глазам, в это своё неожиданное счастье – она не сбежала и жива!

– Что ты делала?! – уже запрыгивая за руль, почти без раздражения выпалила я.

– Решила прилечь, а-то голова разболелась… А ты чего так быстро? – стоило этому вопросу прозвучать, и у меня перед глазами сразу же всплыл простреленный труп Винсента Санчеса. – Разве ты не должна отработать полный рабочий день до поздней ночи? – наверняка она до сих пор жива лишь потому, что прилегла и её не заметили… – Ты снова не купила нам с Пегги нори. Мы же тебя просили… И не рассказывай мне про пустые прилавки в магазинах – имей достоинство и признайся, что просто забыла. Жевательные резинки у тебя снова с малиновым вкусом, – она начала растягивать резинку из своего рта и наматывать её на указательный палец. – Терпеть не могу малину, ты ведь знаешь…

Мы уже выезжали с территории ЦТНП – шлагбаум был кем-то снесен и теперь валялся на обочине, – когда я бросила случайный взгляд в боковое зеркало заднего вида и увидела страшное: снайпер, на втором этаже ЦТНП, целился нам в спину! Я была уверена в том, что он выстрелит… Была уверена в том, что если он не сможет попасть по нам – сможет пробить колёса… Но он не выстрелил. Я просто ещё сильнее придавила педаль газа к полу и просто скрылась за углом парка… Нас только что едва не убили так, как убили тех несчастных учёных в узком коридоре! Зачем?.. За что?.. Если бы я могла знать, во что мне станет обретение оружия, я бы, возможно, трижды подумала, прежде чем сунулась на своё рабочее место вне рабочего времени, и определённо точно не привезла бы сюда Бриджит. Впредь нужно быть намного аккуратнее, обдумывать все свои телодвижения и перемещения…

– Куда мы? – вяло поинтересовалась Бриджит, явно не испытывающая восторга от нашего незапланированного путешествия.

– К отцу.

– К твоему отцу?! – а вот теперь она не поскупилась на эмоцию. – Зачем к нему?!

– Не знаю… Больше не к кому.

– Что это значит?!

– Это значит, что у нас больше никого нет! – я практически прорычала эту жестокую истину, которую предпочла бы не произносить вслух.

– Но, дорогая, зачем нам ещё кто-то? Нам и нас всегда вполне хватало друг другу, и Пегги с нами… Бедняжка Пегги, ты видела её сегодня? С чего бы ей валяться лицом в газон? Неужели она снова начала выпивать, – при этих словах она поцокала языком, опустила солнцезащитный козырёк и, глядясь в зеркало, начала пальцами поправлять свою потекшую тушь.

Попытка дозвониться до отца не увенчалась успехом – мобильный телефон продолжал выдавать короткие гудки, наглядно демонстрирующие бессилие современного человека перед лицом глобальной катастрофы.

В последний момент я решила откорректировать маршрут. Мы припарковались напротив дома, в котором я снимала квартиру. Улица была абсолютно безлюдной, но в пятистах метрах впереди произошло что-то страшное: три столкнувшиеся машины, одна из них грузовая, ещё одна – перевернутая на крышу… И ни души. Ужасное, но действенное предупреждение соблюдать предельную осторожность на дороге.

Оставив Бриджит охранять машину – да какой из неё охранник?! – я забежала в дом и, к своему ужасу, обнаружила отсутствие у меня ключей от квартиры: я забыла их в своём автомобиле! Пришлось выбегать из дома и оббегать его по кругу, чтобы попробовать проникнуть внутрь через задний двор. Пока я бежала, сразу из нескольких открытых квартирных окон вылетали и пугающе кружили над моей головой человеческие стоны: неужели, снова началось? Но… Почему я ничего не чувствую?

Это был первый раз, когда я задалась этим вопросом.

Запасной ключ лежал под мраморным кашпо, украшенным лепниной в виде цветущих бутонов роз. Открыв стеклянную дверь, ведущую на кухню, я начала ещё быстрее торопиться, опасаясь того, что Бриджит сейчас может корчиться в машине в полном одиночестве…

Я схватила только укомплектованный тревожный чемоданчик и уже сложенный рюкзак, по пути забежала в ванную комнату и забрала большой органайзер со всеми самыми важными гигиеническими средствами и инструментами. Всё, больше ничего не взяла. В холодильнике было пусто, но можно было бы тряхнуть бакалейные запасы – у меня была припасена пара упаковок круп и несколько банок консервов, – но я так сильно боялась опоздать к нестабильной, а значит ненадёжной Бриджит, что упустила этот момент. Проверив закрытое состояние всех дверей и окон, я выбежала на улицу с громадным рюкзаком и чемоданчиком наперевес, спрятала ключ назад под кашпо и побежала назад к машине.

Я выбежала на тротуар как раз в момент, когда на него же, только в двухстах метрах от меня, выбежало двое рослых чернокожих мужчин, один из которых держал в руках бейсбольную биту. Уже забрасывая вещи в салон пикапа под громкий протест матери на тему того, что я могла бы забросить сумки и в прицеп, а не совать их ей на колени, я боковым зрением увидела, как оба незнакомца одновременно указали руками в нашу сторону и, в следующую секунду, двинулись в нашем направлении сначала быстрым шагом, а затем и всерьёз перешли на бег. Всем своим естеством ощутив острую опасность, я с грохотом захлопнула материнскую дверь и, приказав ей заблокироваться, бросилась к своей. Один из мужчин закричал мне в спину, стоило мне только нырнуть в салон:

– Эй! Эй, подожди!

– У неё работающая машина! – закричал второй.

– Эй, ты подвезёшь меня и моего друга!

Им оставалось меньше ста метров до нас, когда я провернула ключ в замке зажигания и… Вместо желанного звука откликающегося на мой призыв мотора услышала глушащую тишину…

Машина не завелась!!!

Глава 10

Всё произошло настолько быстро, что я не сразу поняла, что у меня всё же получилось пробудить зажигание: я только услышала, как край дубинки самого быстрого мужчины коснулся левой задней фары – он всерьёз разбил её, красные осколки стекла полетели на асфальт! – и в следующую же секунду машина рванула вперёд с диким визгом, вырывающимся из-под стёртых шин. Но нам пришлось разворачиваться: впереди был затор из-за аварии, которую никто не спешил разбирать… Развернувшись впритык к самому пострадавшему автомобилю, я на полной скорости промчалась мимо мужчин, ради блефа выбежавших на дорогу, но всё же побоявшихся бросаться под колёса – они вовремя поняли, что я не нажму на тормоза.

Тяжело дыша, я бросила поспешный взгляд на Бриджит, недовольно откинувшую к себе под ноги мой тревожный чемоданчик, очевидно, мешающий ей:

– Ты как? Пока я отсутствовала, новых Атак не было?

– Пффф… Новых чего? – она действительно не поняла.

Я всё ещё пыталась контролировать своё нервное напряжение и потому пояснила сдержанным тоном:

– Новых приступов ушной боли… Их не было?

– Нет, не было, – вялым и каким-то разочарованным тоном, наконец дала ответ Бриджит, продолжая сосредоточенно смотреть в боковое зеркало заднего вида. – Почему ты не захотела подвезти этих красивых парней? Они такие горячие на первый взгляд… Я бы взяла себе того, что помельче, а тебе оставила бы покрупнее…

– Прошу, прекрати! – сквозь сжатые зубы процедила я, вдруг начав осязаемо быстро терять контроль над своим терпением.

– Да ты вся на нервах… – сумасшедше хихикнув, собеседница попыталась коснуться моего плеча, но я резко отбросила её руку ещё в полёте.

Дальше мы поехали молча. И это могло бы облегчить моё нервное напряжение, если бы не картины трагедий, которые вскоре начали разворачиваться на нашем пути: пять машин, съехавших в кювет; четыре машины, протаранившие столбы и здания; две машины, вылетевшие в лесополосу… Много людей. Раненных, целых, идущих, стоящих, лежащих… Помимо нашей машины на дороге встретилось ещё два автомобиля “на ходу” – оба ехали в противоположную нашей сторону. Одна женщина с подростком лет семнадцати бросились к нашей машине на крутом перекрёстке. Я не остановилась. И позже не пожалела. В зеркале заднего вида я увидела, что эти двое были не одни: за перевёрнутой машиной, съехавшей в кювет, пряталось трое мужчин.

В этот день мне не один раз очень сильно повезло. На дороге, протяженностью в двадцать миль, я не уперлась ни в один серьёзный затор, и ничто не преградило мне путь – я не без препятствий, однако всё же уверенно добралась до своей первой точки назначения, чтобы ещё более уверенно двигаться дальше.

Сельская местность, в которой живёт мой отец, давно начала впадать в захудалое состояние, но ему, всегда нелюдимому, будто было мало этого – он забрался в один из домов, стоящих за чертой поселения. Не знаю, о чём он с Шайлин думали, когда обосновывались здесь с ребёнком… Может быть, считали, что природа ребёнку нужнее, чем городской комфорт. Может быть, они по итогу и оказались правы. Без понятия.

Припарковав машину лицевой стороной к скромному одноэтажному дому с прямой крышей, я не без опаски выключила зажигание с целью экономии бензина, которого в баке оставалось только двадцать пять процентов от допустимого максимума.

– Когда Джером успел переехать? Да ещё и в такую дыру, – подала осуждающий тон до сих пор прилежно молчавшая Бриджит.

– Он давно переехал… И ты об этом знаешь, – не выходя из машины, я начала осматривать выцветшую жёлто-коричневую вагонку дома.

– У его единственного соседа вон какие приличные хоромы, – Бриджит бросила взгляд вправо, в сторону облупившегося сизой краской, но зато двухэтажного дома, стоящего в ста метрах от жилища её бывшего мужа. – И почему Джером не построил себе приличный дом?

В моей голове мгновенно промелькнули картины комнат её собственного дома – ничего приличного так и не показалось. Я тяжело вздохнула:

– Сиди здесь. Жди моего возвращения и никому не открывай. Понятно?

– Да куда уж понятнее… У тебя жевательные резинки еще остались?

– Ты терпеть не можешь малину.

– Я передумала. Теперь я её просто-напросто обожаю.

Металлический почтовый ящик с выцветшим именем Джерома Рокса предлагал забрать из него прессу. Недолго думая, я вытащила газету и первым делом посмотрела на дату: сегодняшнее число. Очень хорошо. Значит, почту здесь и выписывают, и своевременно забирают.

Мой взгляд невольно зацепился за первый разворот газеты, на котором была размещена странная фотография, изображающая массовые беспорядки в США. Статья кричала неожиданно громким для меланхоличной канадской прессы заголовком: “Разоблачение правительства: что известно про Сталь, связанную с ней панику за стеной, и почему канадцам не говорят правду?!”. Ни слова об Атаках… Какая-то призрачная Сталь. Вот ведь жалость: следя за горизонтом, не видят того, что разворачивается прямо у них под носом! Идиоты…

Свернув газету в плотную трубочку и оставив её в правой руке, я продолжила крадущимся шагом приближаться к дому. Со стороны, должно быть, мои движения были очень похожи на охоту за мухой: свернутая газета, перебежка на полусогнутых, тихое прикосновение к дверной ручке… Надо же! Дверь оказалась открытой! Сначала я обрадовалась, но в следующую секунду напряглась: склонный к тщательному предохранению Джером, в отличие от легкомысленной Бриджит, никогда не оставлял двери своего дома открытыми… Может быть, конечно, за последние годы, в которые мы практически не общались, в его характере произошли серьёзные перемены, о которых я не могу подозревать, но с чего бы…

Я вошла на кухню: солнечно-жёлтые стены, небольшой деревянный стол, три стула, гарнитур – всё скромно, но очень чисто, не в пример подобию кухни Бриджит… Тихо прикрыв за собой дверь, я продолжила аккуратное продвижение вперёд. Раз дверь открыта, значит, дома кто-то должен быть…

– Джером?! Томирис?! – я нервно стукнула всё ещё свёрнутой в трубку газетой по левой ладони. Главное сейчас – не увидеть их мёртвыми. О, пожалуйста-пожалуйста, только не такое… – Есть кто?!

Мне оставался всего шаг до порога, за которым лежала затемнённая гостиная, как вдруг из-за угла вынырнула девушка с охотничьим ружьём в руках – дуло было направлено прямо на меня. Я не сразу узнала её, ведь теперь она была почти одного роста со мной, но я сразу же подняла свои руки вверх, ведь она весьма впечатляюще удерживала в своих руках реальное оружие.

– Воу! Спокойнее! – самоуверенным тоном выдала я. – Это я, Диа…

Ей понадобилось около пяти секунд, чтобы смекнуть…

– Диандра? – её ружье заметно дрогнуло.

– Именно.

Мои руки опустились, и только после этого было опущено её ружьё. Теперь я имела возможность рассмотреть её получше: на пару дюймов ниже меня, густые волны свободно распущенных волос длиной почти до локтей на пару тонов темнее моих, кожа чуть светлее моей, большие серые глаза, пухлые красные губы почти бантиком, курносый нос – в целом, очевидное внешнее сходство со мной.

– Что происходит? – её голос звучал с вызывающей силой, но одновременно выдавал внутреннее переживание своей владелицы.

– Лучше давай начнём с чего-то попроще, – предложила я, упершись руками в бока, но в следующую секунду поняла, что Джером до сих пор так и не появился, что может – только не это! – значить, что готовый сорваться с моего языка вопрос может оказаться даже сложнее того, который был только что задан не мной. Поэтому я решила немного оттянуть этот момент: – У вас здесь тоже неладно?

– Я была в центре города, когда всё началось.

– Вот как… – мои брови непроизвольно сдвинулись к переносице. – Что делала?

– Покупала учебные пособия.

Понятно. Грызёт гранит науки. Хочет пробить потолок. Похоже на меня. Я повела бровью, она продолжила:

– Я возвращалась домой, когда это началось, – вот оно! “Началось”, а не “случилось”. А что имеет начало, то имеет и продолжение… И завершение. Надеюсь. – Беспорядки начались практически сразу. Люди взялись за мародёрство. На моих глазах коп выстрелил в подростка из-за украденной им из магазина упаковки муки.

Я нервно сглотнула, осознав, что потянула достаточно, но Джером так и не появился.

– Где отец? – наконец произнесла я.

– В гараже. – Услышав это, я с облегчением выдохнула, но ружьё в руках девушки вдруг опустилось ещё ниже и сразу же неестественно скособочилось. – Кажется, он мёртв… – неожиданным шёпотом добавила она.

Я замерла, глядя своими округлившимися глазами в широко распахнутые глаза собеседницы.

Глава 11

Через черный ход Томирис отвела меня на задний двор, оттуда довела до пристройки, которую обозначила гаражом, и вот я уже стою на одном колене перед телом Джерома, лежащим лицом в бетонный пол, и, наигранно уверенно протянув руку вперед, двумя пальцами касаюсь его сонной артерии.

Его кожа оказалась холодной, как сам бетон, пульс категорически отсутствовал…

Я медленно отстранила свои неспособные ничего исправить пальцы и отвела в сторону беспомощную руку, и только после этого наконец позволила себе дышать. Позади меня стояла Томирис, но я не знала, какие слова ей сказать, а потому не спешила поворачиваться.

– Я уже проверяла, – неожиданно первой заговорила она. – Пульса нет.

Не вставая с колена, я обернулась и через плечо посмотрела на девушку, всё ещё крепко удерживающую в своих руках охотничье ружьё. Она проверяла?.. Не побоялась, значит. Наверняка следующим вопросом, всплывшим в моей голове, стал бы вопрос о том, что? этот подросток может сейчас испытывать, ведь она, насколько мне известно, была дружна с обоими своими родителями, но этот вопрос не успел до конца сформироваться в моих мыслях. Нас отвлекли… Во дворе за домом раздались громкие крики.

Стремглав бежа в сторону машины, в которой я оставила Бриджит, даже не видя происходящего за домом, я знала, что причина не в очередной Атаке: Бриджит вступила с кем-то в потасовку. Это было понятно по характерным выкрикам, и это неожиданно сильно пугало: сколько напавших?! Томирис бежит за мной?! Она не забыла взять с собой ружьё?! Да у меня же два пистолета на поясе!

Когда мы выбежали из-за угла дома, Бриджит, держась за голову обеими руками, уже валялась на нестриженном газоне вместе с моим рюкзаком и тревожным чемоданчиком, а двое парней газовали на нашем пикапе задним ходом. Не до конца отдавая отчёт своим действиям, я достала из кобуры своё табельное оружие и прицелилась… Я была в секунде от того, чтобы продырявить лобовое окно… Но нет, я этого не сделала. Я позволила им забрать рабочую машину. Мать, громогласно требующая от меня выстрела, так и не поняла, почему я не расстреляла хотя бы колёса. Ответ был прост: потому что в таком случае машина не досталась бы никому, зато мы получили бы в своё распоряжение двух крепких парней, с которыми нужно было бы что-то делать. Она не поняла и этого ответа. Снова свела всё к пошлой шутке. Даже разбитая голова не вставила её мозг на положенное ему место.

Наступила первая ночь после Первой Атаки. Плотно занавесив все окна, но по глупости, присущей новичкам, забыв занавесить дверь, имеющую декоративные окошечки, мы собрались на маленькой кухоньке, выкрашенной в солнечный цвет, наверняка должный придавать комнате больше света. Электричество всё ещё присутствовало, однако нет-нет, да и помаргивало: тусклая кухонная люстра привлекла к себе большого ночного мотылька, который, казалось, гипнотизировал своим безумным танцем откровенно вымотанную Бриджит. Установив на зарядку все имеющиеся в нашем распоряжении электронные устройства и собравшись в одной комнате, мы начали заниматься делами, которые определили себе сами: Томирис пыталась настроить старый радиоприёмник отца, которым тот пользовался, когда надолго уходил в лес с другими егерями; Бриджит, слабо моргая, наблюдала за бархатнокрылым мотыльком; я принялась проверять скрипучие кухонные шкафчики.

– Запасов еды нет, – послышался за моей спиной голос Томми, сосредоточенной на своём приёмнике. – Придется перебиться остатками из холодильника.

Джером никогда не отличался запасливостью, так что я не удивилась тому, что на его кухне не нашлось ничего, кроме ингредиентов на бутерброды. И как Томирис питалась все эти годы после потери матери? Чем он её кормил? Не на бутербродах же одних она выросла…

Взявшись за хлеб, ветчину, два вида сыра, вымытый салат и помидоры, я начала оформлять бутерброды: на сегодня каждому по три и на завтра каждому по три – и на этом весь запас продуктов полностью исчерпает себя.

Услышав, что Томирис пытается набрать короткий номер неотложной помощи, я, не оборачиваясь, спокойно проговорила:

– Связи нет, никуда не дозвонишься.

– Предпочитаю не прекращать попыток до тех пор, пока они не утратят всякий смысл, – явно сохраняя холодную голову, отозвалась девушка, и я в третий раз за прошедшие несколько часов отметила некоторую схожесть между нами. – Что это было?

Я непроизвольно сдвинула брови в понимании страха перед тем, что могу знать ответ на этот вопрос.

– Что бы это ни было, надеюсь, что оно больше не повторится, – второй бутерброд был готов, я перенесла его на тарелку к первому. – Ты ведь родилась двадцать восьмого января?

– Верно. А что?

– Ничего, – я неосознанно нахмурилась ещё сильнее, начав перебирать в своей голове известные мне факты.

Томирис водолей. Это резко противоречит тому, что я услышала в баре от сумасшедшего учёного. Он говорил следующее: “К примеру, у меня есть доступ к установке, которая будет распространять Атаки… Беру, ввожу данные, по которым, к примеру, все воздушные знаки зодиака, а это у нас близнецы, весы и водолеи, будут подвержены Атакам не меньше, чем пораженные Сталью организмы”. И еще он говорил: “Весь кайф в том, что за корчащихся от боли никто не заступится – все сочтут их зараженными, а значит, захотят их изолировать и даже уничтожить. И никто не заподозрит, что дело совсем не в зараженности организма, а в математике, основанной на астрологии”.

Что, если эта злосчастная спутниковая установка и вправду существует? Что, если какой-то сумасшедший и вправду имел или имеет доступ к ней? Что, если он напутал параметры, в результате чего Атакам подвержены все, кроме воздушных знаков зодиака? Что я уже видела? На пешеходном переходе рухнули все, кроме одного студента и молодой девушки с ребёнком. Знать бы, кто они по знакам зодиака… Впрочем, я ведь владею другими данными. Мать – дева, отец был овном… Оба не входят в стихию воздуха и оба подверглись Атакам. Томирис водолей, принадлежит к стихии воздуха, Атаке не подверглась. Но… Я стрелец, как и отец, принадлежу к стихии огня. Ведь к стихии огня? Не уверена. Но, кажется, да… В любом случае, я не подверглась Атаке, хотя не являюсь воздушным знаком зодиака. Итого: водолеи и стрельцы вне зоны риска? Или… И наша защищённость неоднозначна и не гарантирована? Что-то не сходится… Очевидно, что Атаки на кого-то действуют, а на кого-то нет, и что действуют они на абсолютное большинство, но каким образом происходит отбор?

“Единственная проблема: изменить параметры так просто не получится, что ввёл однажды, то получится исправить очень нескоро – слишком долго запрос обрабатывается на спутнике, находящемся на земной орбите, а после слишком долго возвращается на Землю… И всё потому, что учёные цифрового отдела промахнулись в…”, – он недоговорил. В чём они промахнулись?! Вообще, говорил ли он правду?! Сомерсет Гриффин и вправду маньяк, способный совершить геноцид?! И, если всё правда, тогда насколько долго происходит обработка на спутнике – как скоро всё исправится и прекратится?!.. В голову закралась мысль, дрожащая пламенной надеждой: а вдруг всё уже исправили, вдруг уже успели отключить или изменить команду на спутнике, вдруг всё уже закончилось?.. Я покосилась взглядом через плечо на спокойно сидящую мать, продолжающую гипнотизировать порхающее насекомое. Не помню, чтобы она хоть раз за всю ту жизнь, которую я знаю её, была такой тихой.

Томирис снова щелкнула приемником, и мои мысли машинально перескочили на неё: что теперь с ней делать? Хм… Да ничего. Девчонке восемнадцать лет в этом году исполнилось, так что нянчиться с ней не придётся. А если бы пришлось, едва бы я впряглась в эту телегу. И всё же лучше уточнить. На минимум помощи я всё же могу раскошелиться, если вдруг это понадобится.

– Какие у тебя планы на жизнь? – не оборачиваясь, обратилась к совершенно незнакомой девушке я. – Старшую школу в этом году ведь окончила?

– Я поступила в университет.

– Университет – это сильно. Можно гордиться.

Когда-то я мечтала о высшей степени образования, но на эту мою мечту, как и на все остальные, ни у Бриджит, ни у Джерома не нашлось ни средств, ни желания, ни внимания. Видимо, для младшей дочери Джером решил постараться…

Взяв тарелку с бутербродами, я подошла к столу и установила её в центре. Чай, приготовленный мной перед этим, уже остывал в чашках. Заняв свободный стул, я оставила Бриджит по правую руку, а сестру – по левую.

Мы с Томирис сразу же приступили к скромному ужину, но Бриджит к бутербродам не притронулась:

– Этот пластырь щиплет, – она резко содрала с раны на голове обеззараживающий пластырь. Её ударили тупым предметом по левой части лба, достаточно сильно, чтобы рассеклась кожа, которая теперь сияла запекшейся кровью и зеленкой, оставленной от лейкопластыря. Может даже со временем останется шрам.

Мы с Томирис продолжили спокойно есть, не реагируя на её раздраженное настроение, по которому я, исходя из многолетнего и многострадального опыта, могла предвидеть надвигающуюся бурю, способную разразиться в любую секунду.

– Джером, где он? – голос этой неспокойной женщины взял высокие нотки, неестественные для тихой обстановки скромной кухоньки. Несколько часов назад я попросила Томирис молчать про Джерома в присутствии Бриджит, а так как она была осведомлена относительно общего психического состоянии этой женщины, она молча согласно кивнула и не стала углубляться в суть моей просьбы, за что я была ей тайно благодарна. Тем временем Бриджит не собиралась останавливаться: – И где эта стерва Шайлин?

Это было слишком круто. Я сразу же бросила взгляд на Томирис, резко переставшую жевать. Бриджит знала, что Шайлин умерла десять лет назад, однако она периодически путалась в своих воспоминаниях, но даже если взять в учёт путаницу фактов в её черепной коробке, всё равно было крайней грубостью называть стервой мать девушки, напротив которой она сейчас сидит в качестве гостьи. Имея такую мать, я научилась одним взглядом просить прощение у задетых ею людей. Как только Томирис посмотрела на меня, я сделала именно это: без слов, одним взглядом и лёгким наклоном головы вбок попросила у неё прощение за поведение этой женщины, на что она, к моему удивлению, произвела очень похожий на один из моих жестов – слегка покачала головой с отстранённо-прохладным взглядом, говорящим слова вроде: “Всё в порядке, можешь не извиняться”. Надо же, как похожа…

Радиоприёмник, стоящий на столе впритык к стене, вдруг издал резкий звуковой плевок. Томирис сразу же усилила звук. Это была трансляция канадских новостей! Я узнала её по вступительной мелодии – первые ноты гимна… Мы замерли в напряжении, и мужской тембр, прорываясь сквозь сильные помехи, наконец заговорил: “…Европа пала от… Сталь-и… В эти непростые… Свирепствует… Сталь… <сильные помехи, Томирис стукнула приёмник> Большие жертвы… Траур наций… Комендантский… Не выходить из своих домов… Не покидать… Хоронить умерших по мере их появления, не дожидаясь специалистов… Позже будут произведены эксгумаци-и… И… Экспертизы… Повтор информации… Хоронить умерших по мере их появления, чтобы снизить уровень опасности распространения чум… Заражения…”. Приёмник резко заглох, категорично давая понять, что никакие шлепки его уже не воскресят.

– Он сказал про опасность заражения?! – округлившиеся глаза Томирис впились в меня. – Это заразно?!

В моих мыслях зазвучало пугающее эхо вчерашней давности: “…за корчащихся от боли никто не заступится – все сочтут их зараженными, а значит, захотят их изолировать и даже уничтожить…”. Я нервно сглотнула, предчувствуя опасность для Бриджит:

– Нет… Не думаю, что это может быть заразным. Скорее всего, он имел в виду эпидемии, способные возникнуть при несвоевременном захоронении останков.

– Они боятся начала чумы или чего-то вроде, а значит, жертв очень много, – быстро сообразила моя собеседница. – И при этом ни слова не сказали о природе происходящего. – Я заметила, как сжались её кулаки.

Радиоприёмник неожиданно снова ожил, только на сей раз громким писком – Томирис быстро крутанула громкость, чтобы заглушить неприятный звук, и в следующую же секунду Бриджит, истерично схватившись за уши, упала со стула на пол и, крича диким зверем, забилась в угол!

Томирис резко вскочила на ноги и, отпрыгнув от стола, остолбенела, а я сразу же бросилась к матери. Я держала её в своих объятиях на протяжении пятидесяти пяти секунд, которые длилась эта Атака, но ей никак не помогали мои объятия, от которых она пыталась отбиться не меньше, чем от глушащего её ультразвука…

Когда всё закончилось, я не почувствовала облегчения. Я почувствовала самое худшее из всего, что могла почувствовать в это время – беспомощность.

У Бриджит вытекала кровь из ушей, и я уже знала, что это не в последний раз…

Обшарив подвал и одну из примыкающих к дому пристроек, теперь я с Томирис сидели в гостиной, напротив деревянного журнального столика, на котором было разложено всё имеющееся у нас оружие: один стандартный и один продвинутый пистолет (вторым ещё неизвестно, как пользоваться), одно охотничье двуствольное ружьё, одна вскрытая коробка всего лишь с двадцатью патронами, три ржавых капкана, пара добротных охотничьих ножей. Неплохо. Особенно с учётом того, что Джером, как подтвердилось, не только меня всерьёз обучал стрельбе из ружья и метанию ножей – Томирис он тоже, исходя из её слов, хорошо поднатаскал: десять из десяти попаданий по пустым банкам на расстоянии пятидесяти метров, попадание в цель ножом на расстоянии двадцати шагов.

Мы всё пересчитали, всё почистили и, наконец, надо всем этим замерли, не желая представлять, в каких случаях и с какими целями нам может всё это пригодиться. Тишина оглушала. Казалось, ещё чуть-чуть, и я услышу не только тиканье старых часов в прихожей, но и сопение Бриджит в соседней комнате. Мы уложили её на постель Джерома – она сразу же отключилась, стоило только её голове соприкоснуться с подушкой. Мне на эту ночь доставался диван, а за Томирис оставалась её спальня. Что ещё мы не решили или не учли? Да практически всё. Может быть сегодня даже не стоит пытаться думать об этом бесконечном списке нерешенных проблем и задач ближайшего будущего. Но об одном конкретном пункте я никак не могла прекратить размышлять: что, если и вправду начнутся облавы на тех, кто подвержен Атакам? И без того уязвимая перед этой ультразвуковой пыткой Бриджит окажется в смертельной опасности. Значит, её уже сейчас нужно спрятать.

– Как обстоят дела с автомобилем отца? – неожиданно даже для себя самой прервала тягостную тишину я.

– Я была на машине в центре города, когда это начало происходить. Машину у меня угнал прохожий громила, – совершенно спокойным тоном выдала Томирис.

– Не пострадала?

– Он разбил окно водительской двери у меня на глазах – я только бежала к машине, так что он меня не тронул и даже не заметил. На него, как и на меня, не действовала Атака, – после этих слов она немного помолчала, а потом вдруг решила поинтересоваться: – Почему ты называешь происходящее Атакой? Нас кто-то атакует? Это война?

– Я не знаю, что это… Но я знаю, что нам нужны продукты. И лекарства. Значит, нам нужно в город…

– Отсюда три с лишним мили, назад три с лишним мили, плюс ещё намотаются мили по городу…

– Есть велосипеды?

– Есть вариант получше. Соседи, семья Агилера, занимаются коневодством: у них конюшня с дюжиной лошадей. Можем попробовать одолжить у них пару коней.

Больше десяти лет назад я с отцом каталась на лошадях этой фермы, так что я знала о её существовании, хотя с течением времени и позабыла о её обитателях. Уже в своём городе, на протяжении одного года – с четырнадцати до пятнадцати лет, – я занималась конной ездой, тогда бывшей доступной для меня только благодаря стараниям благотворительного фонда, спонсирующего занятия детей из малоимущих семьей, а повзрослев и собственноручно сколотив себе финансовую безопасность, пару раз в год я выбиралась на длительные конные прогулки, так что в седле я держусь более чем уверенно. Спрашивать Томирис о том, как себя в седле чувствует она, было не к чему: она утверждает, что умеет стрелять и, судя по тому, как она обращается с ружьём, это чистая правда, и она же сама предложила вариант с верховой ездой. Эта девчонка не пропадёт. По крайней мере, я очень на это надеюсь.

– Завтра с утра пораньше пойдём к соседям, – уверенным тоном заключила я. – Поставь будильник на шесть часов. И постарайся поспать. Нас ожидает сложный день.

Глава 12

И я, и Томирис проснулись ровно в шесть. У меня получилось заснуть до полуночи, Томирис призналась, что ворочалась до часа ночи – мы обе проспали меньше положенного, но при этом обе были настолько бодры, что после пробуждения совсем не испытывали сонливости. По очереди поспешно умывшись и почистив зубы, мы позавтракали остатками бутербродов и выпили по кружке чая, запасов которого в этом доме, к моему удивлению, оказалось предостаточно: целых пять упаковок по пятьдесят пакетиков, все разных сортов.

Закончив с завтраком, я зашла в спальню, чтобы проверить состояние Бриджит. Ночью она не корчилась от Атак и ни разу не просыпалась. Значит ли это, что Атаки случаются только днём? Или, быть может, вчера всё же была последняя волна…

Ей что-то снилось. Во сне она бормотала про свои уникальные скульптуры и, кажется, общалась с образом Пегги. Бедняжка Пегги, неужели её тело всё ещё лежит на газоне перед нашим домом, и никто не собирается хоть что-то сделать с этим?.. Выходя из спальни, я аккуратно прикрыла дверь. На часах было шесть тридцать – не самое удачное время для похода в гости. Так было прежде. Теперь же: чем раньше или чем позже – тем лучше, потому что безопаснее.

Направляясь к ферме семьи Агилера, мы с Томирис, не сговариваясь, двигались быстро, чуть ли не на полусогнутых ногах. Чтобы никого случайно не напугать, охотничье ружьё, вместе с холодным оружием, мы спрятали в подвале, в тайнике, встроенном в кирпичную кладку стены, а с собой взяли только малогабаритные пистолеты: на свой пояс я повесила привычное мне оружие, а Томирис отдала продвинутое. Я заметила, как она “на всякий случай” аккуратно припрятала один из охотничьих ножей под своей лёгкой чёрной толстовкой на молнии. Моя уверенность в том, что эта девчонка не пропадёт, продолжает прогрессировать.

Стоило нам завернуть за первый угол соседского дома, как мы сразу же наткнулись на серьёзную неприятность: труп молодого парня, лежащий прямо за крыльцом дома. Судя по тому, как поморщилась Томирис, обыкновенно предпочитающая сохранять хладнокровное выражение лица, она знала этого человека… В стороне, за небольшой горкой колотых дров, неподвижно лежал ещё один человек. На третьего указала Томирис, ткнув пальцем в сторону лошадиного загона, подле которого тот валялся.

– Это работники фермы, – констатировала она. – Не хозяева.

Мы стояли во дворе между домом и конюшней: в десяти шагах слева – крыльцо и вход в дом; в пяти шагах справа – незапертые ворота конюшни.

Томирис уже дернулась в сторону дома, когда я остановила её, резко вытянув перед ней руку таким образом, что девушка от неожиданности уперлась в нее. Встретившись со своей напарницей красноречиво серьёзным взглядом, я произнесла:

– Идём в конюшню.

– Но мы не можем взять без спроса…

– Мы вернём.

На сей раз она всё поняла. Когда она наконец согласно, хотя и с поджатыми губами, кивнула, я опустила свою руку и направилась в сторону приоткрытых ворот. Томирис без лишних слов последовала за мной.

Стоило нам перешагнуть порог конюшни, как в нос сразу же ударил терпкий запах навоза и лошадиного пота. Кони, увидев нас, сразу же взволнованно зафыркали. Я подошла к первому стойлу, но Томирис остановила меня:

– Погоди. Не того выбираешь. В первых стойлах лошади постарше. Нам нужны кони из последних стойл – они покрепче.

Дойдя до последних стойл, я взялась за красивого жеребца соловой масти, а Томирис взялась за вороного, стоящего напротив. Сняв амуницию со специально оборудованных стен внутри стойл, мы в полном молчании и с ощутимым нервным напряжением начали снаряжать выбранных лошадей. Я уже закрепляла седло, когда из стойла напротив вдруг донесся голос Томми:

– Их нужно похоронить.

Я резко затянула под животом жеребца ремень седла, в этот же момент представив, каково это – копать могильную яму собственными руками:

– Для начала давай начнём с Джерома, – наконец предложила я.

Молчание. Она осознаёт, что? нам предстоит…

– Может, для захоронения нужна судмедэкспертиза?

У нас даже нет гроба, не говоря уже о доступе к крематорию…

– Не думаю…

– А если нужна? – она упирается, потому что в полной мере осознаёт тот ужас, который нам предстоит пережить.

– Тогда откопают. Послушай, – упершись руками в бока, а глазами в пол, я тяжело выдохнула, чувствуя облегчение уже только оттого, что сейчас не вижу свою собеседницу, занятую снаряжением своего коня. – Лучше сделать это сейчас… – я осеклась, так как не имела в виду “прямо сейчас”. – Сегодня. Прежде чем тело подвергнется разложению, – а оно обязательно начнёт разлагаться, если уже не начало, при такой-то высокой температуре воздуха.

– В обращении по радиоволне ясно дали понять, что? делать с умершими, – неожиданно трезво заключила она, и сразу же перепрыгнула на не менее важную тему. – Нужно перегнать всех лошадей в уличный загон. Если они стоят здесь запертыми больше суток – это уже нехорошо. В загоне у них хотя бы есть трава, и вода автоматически подается в специально оборудованные поилки.

Об этом должны были позаботиться хозяева этих лошадей. Но они не позаботились, что сразу наводит на мысли о том, что они также уже могут быть мертвы. Томирис же говорила с осознанием двусторонней опасности: она опасалась участи этих животных в случае, в котором у нас не будет возможности вернуться, чтобы освободить их. В случае, в котором мы выпустим их, они хотя бы протянут до зимы – загон внушительных размеров, с миниатюрным прудом, так что травы и воды им должно хватить, – а с приходом зимы они, может, додумаются перепрыгнуть через ограждение или сломать его…

Через вторые ворота, противоположные входным, мы начали выводить лошадей в загон: десять спокойных животных, сразу же отправившихся к поилкам – очевидно, они и вправду были заперты со вчерашнего утра. Выведя последнюю пару в проход конюшни, мы поставили перед выбранными нами для поездки лошадьми по ведру овса и ведру воды, которые нашли в одном из свободных стойл. Лошади оказались голодными: и пили, и ели с заметной жаждой.

Совершенно неожиданно на улице раздался звучный собачий лай. Переглянувшись, мы сразу же решились проверить обстановку и украдкой вышли на улицу. Из будки, стоящей справа от задних ворот конюшни, появился крепкий и очень рослый кобель белого окраса, крупной породы алабай. Он выглядел весьма бодро и, увидев Томирис, сразу же радостно завилял хвостом.

– На животных, видимо, Атаки не влияют, – сдвинув брови, заметила Томми и, подойдя к псу впритык и присев напротив него на корточки, стала с силой гладить его массивную спину, на что пёс реагировал радостным поскуливанием. – Его тоже нужно отпустить. Ты не будешь против? Он не агрессивный. Его автоматическая кормушка установлена возле загона.

– Я не боюсь собак, – спокойно взмахнула рукой я.

Было время, когда со мной под одной крышей жило странное существо – помесь немецкого дога с ирландским волкодавом. Мне было всего восемь лет, когда Бриджит приволокла это чудище в наш дом: пёс был крупнее меня и при этом обладал крайне добрым нравом, но прожил с нами недолго, меньше четырех лет, после чего умер от старости. Бриджит слепила в честь него целую серию странных скульптур, ничем не передающих псовый образ.

Стоило Томирис отпустить пса с цепи, как тот сразу же рванул мимо нас, но отчего-то вдруг, миновав угол конюшни, резко остановился и, опустившись на задницу, довольно гавкнул, после чего гулко забил своим крупным хвостом по голой земле, тем самым поднимая в воздух вихри пыли.

Мы с Томирис в который раз за это утро красноречиво переглянулись и, не сговариваясь, решили проверить. До угла конюшни было всего десять шагов, миновав которые мы наконец увидели то, что привлекло внимание пса. Вернее, не то, а того… Это был ребёнок. Миловидная девочка лет десяти, метиской внешности – наверняка в её жилах присутствовала мексиканская кровь: смугловатая кожа, ровные чёрные волосы чуть ниже плеч, ровно очерченные брови-домики, большие чёрные глаза. Одета прилично – в чистые джинсы светлого цвета и розовую футболку, на шее красуются мелкие разноцветные бусы. Она стояла всего в трех шагах напротив нас, правой рукой держась за стену конюшни, и выглядела откровенно испуганной – явно пряталась здесь с целью подсматривания за нами… Я заметила, что взглядом она сразу же впилась в Томирис.

– Ты кто такая? – упершись руками в бока, не ходя вокруг да около, сразу решила выяснить я.

– Это Кайя Агилера, – вместо девочки ответ выдала Томми, – племянница владельцев фермы.

– Зачем вы отпустили лошадей и Тормуда? – явно сильно переживая, смотря на нас широко распахнутыми глазами, девочка одной рукой указала на выдавшего её пса.

– Ну, животным нужно есть, – ответив, поджала губы я, уже начиная предвкушать проблемы, которых я очень сильно хотела бы избежать. – Где твои родители?

– Мама в Оттаве. Она оставила меня у дяди и его жены на летние каникулы.

Вот ведь!.. Нехорошо. Оттава отсюда за тридевять земель.

Напряжение внутри меня продолжало уверенно нарастать: что может быть хуже, чем возиться с ребёнком во время развернувшегося вокруг тебя постапокалипсиса? Конечно же я знаю, что может быть хуже! Переживать за подверженную Атакам мать, страдающую биполярным расстройством! Ну и зачем мне собирать в кучу эти букеты неприятностей?..

– Что с твоими дядей и тётей? – я не спросила где они, я спросила именно что? с ними, потому что желала услышать слова о том, что с ними всё в полном порядке и они сейчас придут настучать мне с Томми по головам за их отпущенную живность, а заодно продолжат нести ответственность за этого ребёнка.

– Они в своей спальне… Спят.

– Спят? – вопрос Томирис прозвучал откровенно напряжённо.

– Ещё вчера не проснулись… – девочка сильно поморщилась от неожиданно резко подступивших к её глазам слёз. И в этот момент я поняла две вещи: первое – ни я, ни Томирис не из тех, кто умеет переносить чьи-либо слёзы (хотя Томми и сделала неуклюжую попытку, слегка похлопав заплакавшую девочку по плечу); второе – я от этой ноши уже не отверчусь (не оставлять же ребёнка одного посреди разбросанных вокруг трупов!).

Глава 13

Первое, что мы решили сделать – зайти в дом с целью осмотреть дядю и тётю Кайи.

Первый этаж оказался просторным: одна комната, представляющая собой квадратную гостиную, совмещённую с кухней, плюс большая ванная комната слева от входа. На втором этаже расположилось много спален. Со слов Томирис я узнала о том, что у четы Агилера не было своих детей, так что наличие приличного количества спален было обусловлено их агротуристическим бизнесом: сдача комнат в деревенском доме посреди оживлённой фермы городским туристам, желающим забраться в захолустье ради конных прогулок по дикому лесному массиву. Неплохая и вполне прибыльная идея для бизнеса, недавно начавшая набирать обороты популярности во многих канадских деревнях.

Спальня владельцев фермы располагалась в самом конце коридора второго этажа. Оставив Кайю сидеть на стуле в коридоре, в комнату зашли только я и Томирис. Мне не нужно было касаться этих тел, чтобы понять, что в них нет жизни: поблекшая, словно ставшая восковой кожа трупов, в воздухе витает неприятный, отдающий тошнотворной сладостью на языке запах разложения. Так быстро… Нужно сегодня же захоронить останки Джерома, пока это возможно сделать без усугубившихся последствий.

При рассмотрении этих трупов в первую очередь в глаза бросалось даже не то, что из ушей обоих умерших вытекло и застыло на белых наволочках значительное количество крови. В глаза бросались их руки – пара держалась за руки с такой силой, что можно было различить их до предела напрягшиеся в предсмертной хватке жилы… Я не сомневалась в том, что нам этих рук не расцепить, если вдруг мы решимся найти в себе физическую силу и силу духа, чтобы захоронить и их тоже.

Я снова начала думать о природе происходящего: кто-то умирает сразу, как Джером и чета Агилера, а кто-то продолжает держаться, как Винсент и Бриджит. В чём причина? В физиологической переносимости? В индивидуальной стойкости? В состоянии здоровья организмов?

Томирис, сильно поджимая губы от неприятного запаха, гулко вздохнула. В ответ я кивнула ей – пора уходить отсюда.

Выйдя в коридор и плотно закрыв за нашими спинами дверь, я подошла ко всё ещё сидящей на стуле Кайе, беспокойно ищущей наших взглядов. В том, что девочка в курсе того, что её дядя с тётей мертвы, я не сомневалась – наверняка она слышала их предсмертные вопли, а заодно и вопли тех ребят, что сейчас валяются вокруг этого дома… Встав на одно колено перед девочкой, всё ещё не находя в себе сил посмотреть в её большущие чёрные глаза, я уперлась взглядом в её грудную клетку, облаченную в материю наивного розового цвета, и коснулась её оголённой руки чуть выше локтя.

– Ты пойдёшь с нами, – наконец произнесла неприятные для себя слова я: я не смогу должным образом позаботиться о ребёнке, ведь я совсем несовместима с детьми! Мой опыт общения с этими непонятными существами равняется уверенному нулю! – Сколько тебе лет?

– Десять.

– Когда у тебя день рождения?

– Третьего февраля.

Ещё один водолей, не подверженный Атакам: заходя в дом, девочка сказала, что в течение прошедших суток физически чувствовала себя нормально, только испытывала чрезмерный страх, отчего у неё тряслись коленки, и она пару раз плакала…

– А когда дни рождения у твоих дяди и тёти? – мне необходимо было знать…

Я услышала, как Томирис, стоявшая позади меня по мою правую руку, перемялась с ноги на ногу: за прошедшие сутки я не могла не заметить, что она весьма проницательна – наверняка в этот момент она задаётся вопросом о том, почему меня заинтересовала подобного рода информация.

– Дядя родился четырнадцатого декабря, а тётя – тридцатого апреля.

Он был стрельцом, а она… Овен или телец? Я не так хорошо разбираюсь в подобного рода информации. Но мистер Агилера точно был стрельцом! Как я! И он не пережил первую же Атаку! Значит ли это, что я тоже однажды… Нет. Только не паника. У меня и других дел по горло.

– Кайя, а теперь внимательно, – я чуть сжала тонкую руку ребёнка, – в этом доме или на ферме имеются запасы еды?

К моему великому облегчению, девочка положительно и весьма уверено закивала головой:

– Запасы есть. Дядя с тётей покупали много всего, потому что верили слухам про Сталь. Они складывали все покупки в подвале и кладовой.

От слов этого ребёнка с моих плеч как будто тяжеловесный булыжник начал сваливаться.

– Покажешь? – всё ещё напряжённым тоном поинтересовалась я.

– Да, – ни секунды не сомневаясь, уверенно выдала положительный для меня с Томирис ответ ныне единственная наследница фермы Агилера.

Уже спустя три минуты мы втроём стояли посреди просторного подвала, освещённого одной-единственной, голой лампочкой. Комната предстала передо мной пещерой, хранящей в себе несметные богатства, которые вдруг обрели большую ценность, нежели все деньги мира: двадцатилитровые бутыли с водой, настоящие залежи консервов и круп, спички и зажигалки, фонарики, солнечные батареи, целая стойка с туалетной бумагой, прокладками и тампонами, мылом и антисептиками, ящик с медицинскими инструментами и ещё один похожий ящик с медикаментами…

– Это ещё не всё, – вдруг пропищала стоящая позади меня Кайя. Я обернулась, и девочка продолжила: – Наверху есть кладовая. Там дядя с тётей складировали запасы новой одежды и белья. Там в основном всё зимнее, потому что они боялись суровой зимы…

Я замерла, не заметив, как непроизвольно сжала кулаки. Зима?.. Это ведь не может продлиться так долго. Нет, не должно…

– У твоего дяди есть машина?

В который раз положительный кивок этой девочки принёс мне облегчение невообразимых масштабов. Впрочем, конкретно это облегчение продлилось недолго.

Закрыв подвал на массивный амбарный замок и прикрыв вход в него тяжелым деревянным табуретом и персидским ковром, я отдала старинный ключ на хранение Томирис, после чего мы отправились в гараж, в котором нашли практически новый, но всего лишь двухместный пикап. Мы пытались его завести в течение получаса, но все наши усилия были тщетны – автомобиль при полном баке и идеальном внешнем состоянии отказывался заводиться. Я немного пошарила под капотом, насколько это позволяли мои не очень-то сильные познания в этом деле, но и эти действия не принесли никаких плодов – только кажущийся полезным автомобиль оказался всего лишь грудой отполированного металлолома, сдвинуть с места которую нам не помогло бы даже наличие у неё огромных колёс.

Наконец смирившись с тем, что желанный автомобиль нам не помощник, мы втроём без особого энтузиазма отправились назад в конюшню.

Глава 14

Мы вернулись к дому Джерома с тремя лошадьми: одна для меня; одна для Томирис; одна для Бриджит, которая плохо умеет ездить верхом, и Кайи, которая утверждает, будто верховая езда для нее так же проста, как и езда на роликах. Вот только я ни разу не видела эту девочку ни на роликах, ни верхом на коне. Впрочем, Томми подтвердила уверенность девочки в её силах, сказав, что пару раз видела её скачущей верхом на взрослой кобыле.

Уже приближаясь к дому, я думала о том, не будет ли лучше на время разделиться: оставить Кайю с Бриджит дома, а Томирис взять с собой на вылазку в город. Я даже успела прийти к выводу о том, что это лучший вариант, так как в нём мне не придется возиться с растерянным ребёнком и разбираться с непредсказуемыми капризами психически неустойчивой Бриджит. К тому же если Атака повторится, и кто-то посторонний увидит Бриджит корчащейся от боли, это может плохо отразиться на её будущем – вдруг и вправду начнутся облавы на уязвимых? Вдруг и вправду сочтут уязвимых заразными?.. Что тогда? Как я смогу защитить мать от обезумевшей от страха толпы?

Эти вопросы отпали сами собой беспощадно быстро: лучше бы я как можно дольше продолжала задаваться ими, переживать о них, продумывать план обороны, трястись над выкрутасами той, которая обязала меня не называть её моей матерью…

Я заметила человеческую руку лежащей на пороге, выглядывающей из дома на улицу через щель приоткрытой двери чёрного хода, к которому мы приближались. Бросив удила, которые сразу же подхватила Томирис, я, не осознавая своих действий, бросилась к ней… Бриджит…

В ушах внезапно запульсировало, дыхание сбилось, мне резко стало дурно, но я всё равно нашла в себе силы попробовать найти пульс в её теле: запястье молчало, яремная вена молчала, сердце молчало… Отстранившись от уже успевшего остыть тела – сколько прошло с тех пор, как мы ушли, не предупредив её и не взяв с собой?! полчаса?! час?! – я села прямо на пороге и, облокотившись спиной о дверной косяк и поджав колени, уперлась лбом в оба своих кулака, совершенно не задумываясь о том, что в этот момент за мной внимательно наблюдают две пары испуганных глаз, только из-за моего старшинства считающих меня их главной опорой.

…Бриджит была ужасной матерью. Но она была единственной… Моей.

Горло сжалось от странной, до сих пор не бывшей известной мне внутренней боли… Я прикусила один из своих кулаков, чтобы перебороть это безжалостное удушение… Я не пролила ни слезинки. Но издала несколько громких, рычащих криков, которые мне почти не помогли… Ааааа!.. Ааааа!..

ААААА!!!..

Глава 15

Томирис провела Кайю в дом через парадную дверь. Она дала девочке остатки бутербродов и сделала ей чай, расправившись с которыми та должна была тихо дожидаться нашего возвращения, не покидая безопасных пределов дома: она изнутри затворила на замок обе двери и открыть должна была только нам, и никому другому. На случай чрезвычайной ситуации, Томирис прихватила с собой запасную пару ключей.

Мы отвели лишнюю лошадь назад на ферму, вместе распрягли её и выпустили в загон к остальным. Дальше было сложнее. Нужно было копать могилы, а так как никто из нас прежде не занимался ничем подобным, мозоли мы заработали моментально и с задачей справились только спустя целый час. Хоронить решили под стеной гаража, смотрящей на дом – переносить тела дальше было бы тяжело не только физически, но и морально. Единогласно решили устраивать два отдельных захоронения, так что Томирис копала яму для Джерома, а я для Бриджит. Тяжёлая земля поддавалась плохо, и всё же у меня выходило углубляться чуть быстрее, чем у Томирис. Работали в полном молчании, чтобы случайно не сорваться на истерические слёзы. Когда обе ямы стали нам по бёдра, я предложила остановиться. Да, не так глубоко, как положено, но смысл закапывать глубже, если эксгумация неизбежна?..

Сначала мы взялись за Джерома, потому что он лежал уже сутки, и, как и в ситуации с четой Агилера, от его останков уже начало исходить трупное зловоние. Вооружившись перчатками, откровенно побледневшие и пытающиеся скрывать нервную дрожь, мы молча принялись за дело. Не переворачивая труп, мы взяли его за руки (я) и за ноги (Томирис), и переложили на широкий льняной плед, который Томми заранее вынесла из дома. Вместе с пледом и уложили в яму. Бриджит ушла в могилу тоже вместе со льняным полотном, только другого цвета. Закапывали их трясущимися руками и с неудержимыми слезами, которые пытались скрыть, стоя спиной друг к другу и остервенело работая лопатами…

Мы закончили ровно в девять часов утра, а я не верила в это… Как будто после пробуждения не три часа прожила, а двое суток, между которыми где-то потеряла ночи, способные приносить облегчение.

Одинаково опираясь на лопаты и тяжело дыша, мы стояли напротив свежих земляных насыпей и пытались отдышаться. Слёзы, катившиеся в самом начале работы, неожиданно высохли, на плечи вдруг навалилась нечеловеческая, титаническая усталость… Не ожидая от себя слов, я внезапно спросила, не поворачивая головы к Томми:

– Тяжело было, когда Шайлин не стало?

Она немного помолчала, прежде чем дала ответ:

– Мне было восемь. Она ушла мгновенно и не при мне… Тяжело было не во время её ухода – после. – Мы помолчали с минуту, каждый думая о своей пустоте, после чего Томирис вдруг снова подала голос: – Что вообще происходит? – Я не ответила. Да и что я могла ответить? Спутник, какая-то станция под какой-то горой, бред учёного в захудалом баре?.. Не дождавшись от меня ответа, она решила продолжать спрашивать: – Что будем делать с трупами на ферме?

А вот на этот вопрос у меня найдётся ответ:

– Организуем одно общее захоронение. Не сегодня. Завтра.

– В таком случае, какой будет план действий на сегодня?

Уверенный тон. Будь она старше меня или хотя бы моей ровесницей – точно не стала бы интересоваться моим планом и огласила бы собственный.

– Отправимся в город. Если получится, пополним запасы продуктов и медикаментов, – я поймала её взгляд и добавила, – какими бы запасы фермы Агилера ни казались нам внушительными, рано или поздно они всё равно иссякнут.

– Считаешь, всё это ещё долго продлится?

– Хотела бы я сказать, что думаю обратное, но я не знаю…

Нам не к кому идти. Нам нужно выбираться из Канады? А если за канадской стеной действительно бушует некая Сталь?.. Вакцина сверхлюдей в потерянном сейфе с туманным паролем… Что я знаю? Да, по сути, сплошной бред. Но…

– Главная цель вылазки будет не добыча продуктов.

– Наверняка мародёры уже всё смели подчистую, – понимающе подтвердила Томми. – Что же главная цель?

– Библиотека. Нам нужны… – я сдвинула брови, пытаясь ничего не пропустить. – Бумажный атлас дорог Канады и… И мировых дорог. Книги по медицине. Особенно по народной медицине. Что-нибудь о выживании в условиях дикой природы. И ещё, бумажный справочник с адресами и телефонами.

– Такие ещё выпускают?

– Очень на это надеюсь.

– Значит, основная цель – библиотека?

– Удивляет?

– Нисколько. Кто владеет знаниями – тот владеет миром.

Как похоже на меня…

– Основная цель всё же не библиотека. Мы в глуши, полностью отрезаны от внешнего мира, не знаем, как обстоят дела в целом и что происходит прямо сейчас… Эта вылазка ради получения информации. Мы должны проверить обстановку, понять общее положение… Вдруг городским жителям уже что-то известно – вдруг были какие-то правительственные заявления, достаточно важные, чтобы они могли спасти нам жизнь, но из-за отсутствия связи мы их пропустили?

– Опасно, – в ответ слегка прищурилась моя неожиданная напарница, – но, очевидно, этот риск необходим.

Отстранившись от лопаты, я сняла со своего пояса прозрачную кобуру с продвинутым оружием и протянула её собеседнице.

– Похоже на продвинутое, – сдвинув брови, заметила она, уже приняв дар из моих рук. – Массивное, но лёгкое.

– Это оно и есть: продвинутое оружие.

– Уверена, что хочешь отдать его мне?

– Пока я не разобралась, как им пользоваться, мне с моим комфортнее, – я похлопала ладонью по своему табельному, висящему на поясе. – Крупногабаритное ружьё Джерома не будем брать, на всякий случай припрячем его в подвале.

– А что будем делать с Кайей?

– У тебя есть предложения? – повела одной бровью я.

– Она может стать нашей уязвимостью точно так же, как и нашим скрытым преимуществом. Предлагаю выяснить, во что она в итоге обратится.

Толковое предложение. Жаль, что основано на чрезмерно высокой степени риска.

Глава 16

Мы скакали быстро: кони были крепкими и рвущимися в бег, так что даже приходилось притормаживать их. Томирис с Кайей были на вороном коне, я на гнедом. Благодаря знаниям местности Томирис, мы въехали в город не с главной дороги, а с прилегающей, и без проблем добрались до расположившегося на самой окраине города здания библиотеки. Даже здесь, на самом краю цивилизации были видны последствия хаотичного мародёрства: магазин бытовой техники, расположенный напротив библиотеки, зиял разбитыми витринами и чернел пустыми, перевёрнутыми стеллажами. Бытовая техника – вот что действительно бесполезно в условиях, когда электроприборы выходят из строя, а тебе в это время нечего есть… Однако оценить степень разрушенности города по одному лишь его краю не было возможным, а продвигаться вглубь мы не стремились, так что, спрыгнув с лошадей и крепко привязав их к погнутому фонарному столбу, мы поспешили внутрь здания библиотеки, которое, в отличие от магазина, выглядело совершенно целым. Это депрессивно-серое здание из железобетона встретило нас незапертой дверью, что уже было хорошо – мне не хотелось бить окна, в конце концов, неизвестно, когда получится починить всё уже разрушенное людьми…

На первом этаже располагался детский зал. Нас он не интересовал, так что мы сразу же взбежали на второй этаж по широкой лестнице, обитой глушащим наши беспокойные шаги ковром. Я взяла на себя информационный отдел, а Томирис с Кайей, которая, кажется, окончательно прилипла к ней, отправились к стеллажам с медицинской литературой. Вскоре забыв про двух своих вполне самостоятельных помощниц, я погрузилась в поиск полезных пособий и совершенно случайно наткнулась на то, что забыла добавить в список необходимой литературы, но что может считаться важнейшим пунктом – карманный астрономический календарик с указанием порядка знаков зодиаков и их периодов!

Томирис начала собирать со стола и рассортировывать по трём нашим рюкзакам все находки, в которых мы признали ценность:

– Две книги по традиционной медицине, один атлас дорог Канады, один атлас дорог всей Северной Америки, три книги по народной медицине, энциклопедия о выживании в дикой природе, пособие по дикорастущим травам, пособие по охоте и рыбалке… Ты уверена, что нам нужен этот кирпич? – при этих словах она уткнулась взглядом в увесистый справочник с адресами и телефонами нашего штата, который, удерживая открытым в своих руках, я продолжала сверлить настойчивым взглядом.

– Да, мы возьмём его… – ни на секунду не отрываясь от поиска внезапно заинтересовавшего меня имени, пробубнила себе под нос я.

– Вот ещё, – детским голоском отозвалось наше “скрытое преимущество”, перетянув внимание Томирис на себя, – три солнечные батарейки, леденцы от першения в горле, зубная нить и маникюрные ножнички… Нашла это в тумбочке стола библиотекаря.

В этот момент я так резко ткнула пальцем в центр справочника, что едва не проткнула ногтем имя Тимоти Линклетера и сразу же привлекла к себе всеобщее внимание. Искать Сомерсета Гриффина в местном справочнике было бесполезно, ведь он был приезжим, но Линклетер был из местных! И он оказался единственным Линклетером, носящим имя Тимоти! Ну или ещё есть вариант, в котором я наткнулась на его полного тезку… Неужели я и вправду начинаю попытку найти… Найти что?.. Я даже не знаю, что? именно? хочу найти!..

– Тимоти Линклетер? – подойдя впритык к моему правому плечу, хмыкнула Томирис, прочтя имя под моим ногтем. – Кто это? Твой друг?

Перед глазами всплыл туманный образ пьяного безумца-учёного из прокуренного бара…

– Нет. Это не друг. Но он может знать что-то о том, что? именно? происходит.

– Откуда?

– Он учёный.

– Улица роз… Это почти в центре. Мы что, отправимся по этому адресу? – Томми заглянула в мои глаза с беспокойством, никак не связанным со страхом – она была готова к новой дозе адреналина.

– Давай попробуем, – утвердила я, гулко захлопнув справочник и в следующую секунду засунув его в её открытый рюкзак.

Бросив мимолётный взгляд на Кайю, я отметила, что девочка также не проявила признаков страха, хотя при её возрасте и в том беззащитном положении, в которое он её ставит, идея вылазки в центр города должна была хотя бы немного припугнуть её…

На улицах провинциального города не было ни единой живой души – только битое стекло, жжёная резина, помятые автомобили и трупы, начинающие подавать признаки скоротечного разложения. Среди погибших присутствовали и дети. Я заметила, как Кайя, сидящая на коне позади Томирис, зажмуривалась, чтобы не видеть этого ужаса, но его было настолько много, что не увидеть хотя бы какую-то его часть было просто невозможно. И хотя мы двигались быстро, кони под нами начали переживать – то ли из-за вида трупов, то ли из-за занимающегося зловония…

Дом Линклетора оказался частным, что уже облегчало задачу: в подъезд многоэтажки было бы сложнее пробиться. Привязав лошадей к тонкому столбу флагштока, флаг на котором поник от полного отсутствия ветра, мы втроём быстрым шагом направились к идеалистично белоснежному домику, решив попробовать достучаться до его владельца через парадную дверь. Пока я гулко тарабанила в дверь, Томирис с Кайей были настороже: они оглядывались по сторонам, но замечали движение только в окнах соседних домов – на улице всё ещё продолжало царствовать запустение. Что это? Комендантский час? Обыкновенный страх? Что именно заставило всех затаиться?.. Неужели всё, что можно было украсть из магазинов, уже украдено?.. Затишье, походящее на страшного предвестника неизбежной бури, начинало серьёзно нагнетать…

Так и не получив ответа на свои настойчивые стуки, я решила действовать решительнее. Взяв в руки садового гнома тридцати сантиметров, стоявшего на крыльце справа от входа, я врезала им по витражному стеклу двери и таким образом в мгновение ока получила доступ к внутреннему дверному замку.

– Ты что творишь?! – мгновенно выдала первую реакцию Томирис.

– А ты против? – хладнокровно отозвалась я, продолжая возиться с внутренним замком аккуратно, чтобы случайно не повредить запястье битым стеклом.

– Да нет, вообще-то, не против, – неожиданно одарила меня кривой ухмылкой сестра, чем в очередной раз продемонстрировала мне свой бунтарский характер. Отлично, при таких началах у нас имеются все шансы неплохо поладить…

Наконец замок поддался, и мы вошли в коридор, при этом перепрыгивая битое стекло.

– Соседи из дома напротив заметили, что? мы сделали, – бойко перепрыгнув через кучку осколков, отрапортовала Кайя, уже наблюдая за тем, как я поспешно закрываю за её спиной дверь.

– Ничего страшного, – сжато выдала я и сразу же сама захотела поверить в это своё сомнительное утверждение.

– Он здесь, – произнесла каким-то обыденным тоном Томирис, прошедшая чуть вперед и остановившаяся напротив входа в гостиную. – Если это, конечно, он, – засунув руки в карманы штанов, подытожила она.

Я уже была уверена в том, что её спокойствие связано с тем, что мы наткнулись на очередной труп, и это даже вызвало у меня неприятные мурашки – неужели к такому зрелищу возможно привыкнуть?! – но всё оказалось иначе: Тимоти Линклетер оказался жив, однако его общее состояние откровенно оставляло желать лучшего.

Глава 17

Я остановилась напротив сидящего на полу, упирающегося спиной в кожаный диван Линклетера, и попыталась оценить степень адекватности, на которую я могла бы рассчитывать в диалоге с этим человеком. Он пьян. В дым. В правой руке сжимает практически опустевшую бутылку виски, рядом валяется ещё одна, совершенно пустая… Однако это не всё: сильно разбита левая бровь, и видно, что из ушей у него недавно текла кровь, которая теперь остановилась и запеклась.

Тяжело выдохнув, я присела напротив несчастного на корточки. Он поднял на меня блуждающий взгляд, с трудом пробивающийся через мутное стекло овальных очков, и сразу же заговорил категорично заплетающимся языком:

– Кто ты… Кто ты такая?

– Ты меня не знаешь…

– Я знаююю… Я знаю тебя! Охранница…

Неужели я настолько была заметной для всех этих недоделанных ботано-механиков?

– Накануне первой Атаки ты пил в баре с Сомерсетом Гриффином.

– Атаки! – он резко дернулся и уверенно обдал меня своим перегаром, что сразу же заставило меня отстраниться. – Я не знал! Не знал, что это может быть… Правдой! Я ничего не знаю! Ничего! Нет! Я сам страдаю от них! От Атак! – с этими словами он указал рукой, в которой удерживал почти пустую бутылку, на своё окровавленное ухо. – Вот! Видишь?! Это кровь! Я не стал бы!.. Не стал бы!.. Это ведь геноцид!

– Как это остановить?!

– Я не знаю!

– Кто, если не ты, может знать?!

– Сомерсет! Это всё он! Он бредил этим… Я ему не верил! Ни единому его слову не верил! И вот… – он снова начал указывать на свои уши.

– Соберись! – я взяла пьяного за шкирки и хорошенько встряхнула его. – Где искать этого человека?!

– Он уехал отсюда! Ещё позавчера ночью! – он на удивление охотливо выдавал информацию, словно нашкодивший мелкий хулиган, пойманный за руку.

– Куда он уехал?!

– Вот!.. Сейчас!.. Отпусти же!.. – он резко оттолкнул мои руки и сразу же начал предпринимать попытки подняться. Только с третьего раза у него получилось встать на ноги. В итоге он каким-то чудом сумел добраться до каминной полки, с которой взял чёрный матовый блокнот, из которого вынул крохотную визитку, которую в итоге протянул мне сильно дрожащей рукой. – Это телефон и адрес его лаб… оратории…