Читайте популярную книгу На дорогах четырех королевств. Том 2 авторов Александр Воропаев прямо сейчас онлайн на сайте alivahotel.ru. Скачать книгу можно в форматах FB2, TXT, PDF, EPUB бесплатно без регистрации.

На дорогах четырех королевств. Том 2
Александр Воропаев

Сага о Восточном Пределе #5
У каждого героя своя дорога. Но наши обязательно сойдутся вместе. Ведь впереди их ждет главная битва Восточного Предела.

Александр Воропаев

На дорогах четырех королевств. Том 2

Карты

Том 2

13. Андрей Ганин

Андрей ушел в свою палатку, она стояла чуть выше ложбинки с родниковым ключом и в стороне от всей их стоянки, – Улишка специально попросила – завалился внутрь нейлонового полуцилиндра, и с треском закрыл вход, рискуя, между прочим, к чертям загубить молнию. Хотелось полежать бездумно, со спокойно бьющимся сердцем – конечно, ничего не вышло. В душе осталось ожесточение. Андрей умел разбираться в себе и понимал причину: он все еще не сумел избавиться от иллюзии, что дело как-нибудь само устроится, что прежний, понятный и уютный мир может еще вернуться.

В закрытом оранжевом пространстве это казалось возможным. А это неправильно.

Андрей протянул руку и открыл противоположный клапан.

Нужно видеть эти горы, эти пустынные холмы и альпийские луга, чтобы не оставалось ни малейшей надежды, что дела обстоят каким-нибудь иным образом. Что можно как-нибудь вывернуться из этих невероятных обстоятельств.

Ладно, пусть так. Пусть есть, как вышло. Счастливым случаем уже можно считать, что он не совсем один остался – с товарищем… хотя именно Серега своей деятельностью и выбесил основательно. Массаракш, умеет же дьявол! Не хватало еще между собой схлестнуться.

Но в сердце, на самом деле, уже не так кипело.

***

Грузии, с этой стороны Главного Кавказского хребта, ? не случилось. Что так и будет, уже стало понятно на Джантугане. Пока они спускались по ледяному ущелью, было время обсудить с приятелем, что же делать дальше. Решили, что нужно, пока не представится лучшего варианта, следовать за гномами. У них уже сложились более-менее доверительные отношения, ? совместное участие в драке здорово сближает, и находиться с ними в одной компании было сейчас самым разумным делом, да и слово за слово ? они узнавали от своих спутников все больше информации об этом мире. А что сейчас может быть важнее.

Были некоторые сомнения: Норландия, по словам гномов, – королевство людей. Может, и не надо было идти за тридевять земель, чтобы найти другое средневековое общество. Может, следовало попытаться вписаться в новые обстоятельства здесь.

Они думали об этом. Высокая крепость у горизонта манила к себе, приковывала взгляды. Но как заявиться к ее стенам? ? без рекомендаций, без знания, что сказать, и как сказать… Здесь же не игра: не засэйвишься, не попытаешься еще раз, и еще раз. Запросто убьют. А если и нет – кинут гнить странных чужаков в подвалы, или заделают холопами.

И еще оставалась надежда, что где-то в их дальнем путешествии в неизвестный Восточный Предел, они повстречают других «новых людей» ? своих современников. Или, хотя бы, они встретят кого-нибудь, кто слышал об их появлении. Тогда можно будет подумать.

Замок Рош таял за спиной.

В один из череды ясных дней Норланд сам догнал их.

Первыми увидела воинов Улишка. Она прижималась лицом к плечу Андрея и рассказывала, как она жила в детстве в деревне. Как училась сучить пряжу, как пасла гусей, как собирала грибы и ягоды, а зимой ? из под снега черемшу. И как в один совершенно обыкновенный день неожиданно обнаружила у себя свойство оборачиваться красным зверем. Как девушка поначалу маялась с этим, и как не знала, открыться ли родителям. По ее словам выходило, что ничего такого сногсшибательного в этом не было. Перевертыши могли случиться в любой деревне. А с ней это произошло потому, что когда мать носила Улишку под сердцем, то ее напугала выскочившая из под ног шальная лиса.

– А ты, милый, не бойся меня такой. Ты не пожалеешь. Я верная и незлобивая. Когда меня прогнали из деревни, я даже ни на кого не затаила в сердце. А ведь могла много чего понаделать после того, как меня приютил у себя Горнаг. Хоть птицу извести, или воду в ручье испортить. А попросила бы хозяина долины ? он бы деревню камнями раздавил, бураном задушил.

Глаза у Улишки светились на солнце зелеными хрусталиками. Андрей потянулся к ним губами. А Улишка вдруг обернулась через плечо и вскрикнула.

Обернулись и все остальные путники. Гном Грисам приложил козырьком руку над глазами. Они увидели на взгорке на другой стороне речки двух всадников.

– Бежим! ? крикнул Грисам. Путники сорвались с места.

Впереди виднелся небольшой бор. Был шанс, что их не сразу заметят, что всадников задержит речка. И все же очень скоро их нагнали.

Встреча получилась, мягко сказать, недружественной. Конных воинов оказалось не двое, а целый эскадрон. Их взяли в кольцо. Только Улишка успела ускользнуть лисой, хотя и ей в след мальчишка на белом коне послал стрелу.

Эта битва была бы последней в приключении попаданцев по волшебным мирам. Определенно. Ну, какие из них вояки против таких богатырей? Выручил случай.

Вдруг оказалось, что спутнику вождя норландцев (а главным там был именно белобрысый мальчишка) тоже нужно попасть в Восточный Предел. Этот рыцарь, потупив взор, выпросил у царственного подростка соизволение отправиться в дорогу прямо сейчас, и стать спутником этих пилигримов. И этим предотвратил бойню и спас их всех.

Так Ганин и Дежнев близко познакомились с первым представителем местной цивилизации. Гномы, орки и оборотни ? не в счет.

Рыцаря звали Ассандр Биорк. Он был мореходом и сыном знатного лендлорда. Носил титул эрла. Владения его отца лежали где-то с той стороны Драконьего хребта, как раз у них на пути. В этом для москвичей был шанс: с помощью местного дворянина войти в общество с правильной стороны ? даже через парадную дверь. Глаза у Сереги сразу загорелись. Приятель отрекомендовал себя и Андрея, как магистров географических и вообще всяческих наук, и, вдобавок, ? родовитых сквайров. Улучив момент, он попросил Ганина, чтобы тот не сплоховал и вел себя правильно.

Дело было за малым: чтобы попасть в обширное королевство Восточный Предел, нужно было преодолеть неприступную горную гряду. Как понял Ганин, ни эрл Биорк, ни остальные их спутники не имели представления, как это сделать. А если и знали, то помалкивали.

Не обошлось и без новых открытий в этом удивительном мире магии: спутником и оруженосцем у Ассандра Биорка был глиняный человек ? голем.

Это было настолько странное существо, и редкое, по всей видимости, что вызывало оторопь даже у гномов. Даже для них это было нарушением каких-то канонов. Несмотря на совместное путешествие, они старались держаться от него подальше, не заговаривали напрямую, а уж Грисам и вовсе не стеснялся поминать ходячую грязь, живых высморков, грязно-рукиных сынов и бормотать всякие другие непристойности… Хотя к Улишке они относились, как к делу обыкновенному: ну ведьма, ну оборотень вдобавок ? эка невидаль…

И тут же бешеная энергия и воображение Дежнева хлынули в это новое русло.

– Твою дивизию! Ты видал: он может говорить, делать, что прикажут и вообще… А сделан из обычной глины. И программирования не требуются. Ты представляешь себе, какие открываются возможности, ? говорил он, потребовав от Ганина соблюсти конфиденциальность и услать Улишку. ? Какие, к дьяволу сквайры! Мы можем налепить себе целую армию големов ? вспомни детскую классику! Сами заделаемся благородными лордами, нет ? королями!

Нечего и говорить, что голем Малыш тут же крепко попал в оборот. Сергей беспрестанно занимался его тестированием. Он даже разработал целую систему. Конечно же, научную.

Пыл его несколько поостыл, когда обнаружилось, что у големов есть некоторые уязвимые места. В частности, они очень чувствительны к содержанию влаги в их теле. Нужно было все время соблюдать баланс, иначе тело голема грозило или раскрошиться на куски, или расползтись бесформенной кучей. А кроме того выяснилось, что технология одушевления глины совершенно недоступна и ею владеют только высококлассные маги (маги! ну, конечно же, массаракш, здесь есть еще и маги!). И даже в их среде она всячески порицается. Моралите, понимаешь ли…

Беспокойный ум приятеля нашел себе новую цель. Конечно, Сергей не собирался так просто распрощаться с идеей, занять в этом мире достойную позицию. И образ армий, готовых послушно следовать за повелительно поднятой рукой, не оставил его воображение. Он переключился на Шарки. Стал дотошно собирать сведения, как устроено общество орков, какая там иерархия, нравы и как они формируют армию. Что нужно сделать орку, чтобы поднять над другими и побудить соплеменников взять в руки оружие? Какие идеи могут быть восприняты серо-зелеными с интересом? Масса вопросов, масса информации.

Рядом с Ганиным разворачивалась картина условно-славной истории Урукт-Хаев (пересказанная ограниченным языком Шарки). Гремели барабаны, древки копий стучали по камням дорог, ноги вздымали пыль. Блеял и мычал обозный скот, стонали захваченные в плен враги. Племенные штандарты несли покоренным кланам имя завоевателя…

Ганин представил себя во главе такого войска и неожиданно для себя вдруг взбеленился.

Он не стал при благородном и сдержанном Биорке набрасываться на завиральные идеи Сергея, в конце концов, этим бы он мог бы скомпрометировать их обоих, он просто категорически потребовал, чтобы его орк немедленно ? вот именно, немедленно ? вымылся в реке.

– Сил нет, как воняет от твоего приятеля, ? заявил Андрей. ? Как только ты делишь с ним палатку. Это же нужно умудриться исторгать такую густую вонь.

– Зато, никакие комары не страшны, ? попытался отшутиться Дежнев. ? Он, конечно, понял, что дело не в Шарки. Ганина трудно было вывести из себя, и уж вряд ли такую реакцию вызвал какой-то там запах.

Орк выразительно хрюкнул и перевел взгляд на своего благодетеля. Обычно подлое выражение лица (надо же – лица!), словно орк замышлял что-то гнусное и при этом подозревал, что все уже догадались о его планах, сменилось отчаянным недоумением ? ему лезть в воду? с какого?! Ганин махнул рукой и ушел к своей палатке.

Все же сердце успокоилось. Руки, плечи расслабились. Хотя вдоль позвоночника еще оставалось легкое напряжение. Вид за отогнутым в сторону клапаном палатки из благородно-киношного, эпического превращался в мультяшный. Андрей смотрел на это с каким-то сладострастным, даже мстительным удовольствием. Над зубчатой горной стеной, которою местные персонажи называли Драконьим хребтом, клубилось черное непотребство. Оно разлеглось поверху гор, отрезая эту часть мира от той идеальной линией. Лишь человек, напрочь позабывший, как выглядят нормальные облака и тучи, мог бы назвать это явление грозовым фронтом.

Как может устойчиво удерживаться такая ровная, длинная и высокая стена!? Она же верхним окончание уходит в стратосферу!

Вот и хорошо. Пусть будет настолько невозможно, насколько это возможно… Массаракш! Слов не хватает.

– Андрей, ? осторожно позвал Дежнев. ? Слышь? Местные говорят, нужно сворачиваться. Они такого раньше не видели…

Ганин не отозвался, но это, конечно, не помогло. Серега просто обошел палатку и встал возле открытого клапана.

– Ну, вот чего ты? – сказал он. – Ты думаешь, я не обалдеваю от этих фокусов? Еще как обалдеваю. Но что ты предлагаешь? Сложить лапки и прикинуться ветошью? Жить-то все-равно как-то надо. И знаешь, лучше жить хорошо…

– Ого, ? сказал Ганин. ? Сделал открытие. Долго думал?

Дежнев не собирался ссориться. У него на лице было написано, что Ганин может говорить, что угодно, любые шпильки ввинчивать, ? и все будет, как в кисель. Полные губы приятеля были сложены в терпеливую улыбку. Сергей, конечно, чувствовал свою правоту. Ведь он действовал рационально.

– А помнишь, когда мы финальные экзамены в Универе сдали, – спросил Дежнев вдруг, и Андрей не мог не посмотреть на него в недоумении ? чего это он вспомнил. ? Как мы радовались. Ты говорил, что вот же ? все, наконец, закончилось. Теперь никогда не нужно будет никому ничего доказывать.

– Это когда было, ? неохотно ответил Андрей. ? Давно стало понятно: все время какие-то экзамены случаются. Всю жизнь.

Дежнев ждал.

– Ладно… Что там они про эти тучи говорят?

Ганин выполз из клапана и поднялся.

– Что говорят? Да кипишуют… Магическое сознание. Они воображают, что все события происходят только в связи с их планами, ну или вопреки им. Теперь Грисам клянет каких-то сильва… риллов, ? кажется, это какое-то племя, у которых они гостили с Эриферном, ? и без конца ругается рваными чунями, недоделками и убивается об стену. Ага, еще вспоминают разных майр. Офигеть, какая у них сложная космология… Твоя Улишка, кстати, тоже того ? связывает эти атмосферные явления со своим побегом из долины Адылсу.

Он неловко споткнулся об кротовину.

– Да, чтобы сдать здесь экзамен, нужно ко всему этому здорово приспособиться. Нужно все это, как губка впитать… и под ноги поглядывать.

Андрей посмотрел на Дежнева. Приятель вываливал все это непринужденно, легко. Сразу было видно, что он не собирается больше рефлексировать на тему, что возможно, а что невозможно. Он будет узнавать и пользоваться.

– Только не понятно, какая оценка здесь хорошей считается, ? сказал Ганин Дежневу в спину.

– Ага.

– И может, стоит вовсе прогулять экзамен… Слушай, ну вот почему это случилось со мной. В смысле ? с нами? Почему жизнь устроена так, что вечно что-то происходит? А если я не согласен? Может, я хочу сидеть на даче и удить рыбу. Может быть, я хочу быть буддистом?

– Хочешь ? сиди буддистом… ? невпопад ответил Дежнев, а затем задумался и хохотнул. ? Кстати, это нечестно: из нас двоих именно я сидел на даче. Это тебя все устраивало, ты вписался в ту действительность чистогана, а значит, именно ты, а не я ? больший конформист.

Они спустились в ложбинку. Ганин сразу увидел, что Улишка вернулась с охоты. Ничего она и не дергалась из-за необыкновенных туч. Деловито свежевала какого-то пушистого зверька возле пологого камня, а неподалеку крутился орк, явно принюхиваясь.

Вот она ? привычная уже картинка последних дней.

– Я конформист? Может быть, и конформист. Зато теперь ты развернулся… Ты, в самом деле, собираешься подчинять себе дикие племена орков? К чему эта бурная суета? Серега, я тебя очень прошу, ? Андрей говорил все это и понимал, что ему совершенно не удается взять верный тон, найти правильные слова ? все у него выходило через пень колоду… Не хватало… легкости что ли, простоты… ? Очень прошу, правда. Дай нам осмотреться. Ты видишь, как все быстро происходит ? одно за другим. Не успели понять, что мир перевернулся, ? уже оказались за Кавказским хребтом ? или, как они говорят, за Ледяными горами. Вот нам бы составить карту, понять правила, и выработать правильную стратегию. К своим нужно идти, своих современников искать, а не мечтать об армиях гоблинов.

– Ты думаешь, что люди из нашего мира так и будут жить по старым правилам? ? повернул к нему лицо Дежнев. ? Выборы проводить, следовать уголовному кодексу? Еще и местных тянуть вверх к цивилизации? Так ведь не будет этого! Обстоятельства сильнее, обстоятельства диктуют правила! Как говорил Маркс, или, вернее, жена его ? Энгельс: «Бытие определяет сознание…»

Это если они сразу сориентируются и уцелеют. Не всем так повезет, как нам. Вполне возможно, я даже к этому склоняюсь, что проще будет у наших аборигенов достойное место занять. У них все понятно и регламентировано. Все устоялось. Их туда-сюда не шарахает от публичной демократии до личного абсолютизма. Не так ли, товарищ рыцарь? ? обратился он, плохо имитируя грузинский акцент, к Биорку.

Биорк, занятый делом, ? он развернул на плоском камне кусок тонко выделанной кожи, и с большим мастерством наносил на него повороты реки, возле которой они сделали временную стоянку, ? поднял на него умные глаза.

Он не стал опять поправлять Дежнева и объяснять, почему называть его рыцарем не совсем верно. Если новому человеку так удобно ? что ж…

– Я говорю своему другу, что ваше общество имеет устоявшиеся, древние традиции. Достойный человек с несомненными талантами, придерживаясь определенных правил, может выстроить себе хорошую карьеру. Как вы считаете, Ассандр?

– Достойный человек? ? повторил Биорк, относя руку со стилом в сторону от пергамента. ? С несомненными талантами… Вам сударь надо бы отправиться в столицу нашу: вы удивились бы, как много пустых людей толкутся подле места короля.

– А вы бывали при дворе? – цепко спросил Сергей. ? И, может быть, у вас остались связи? Что же вы не говорили нам об этом? Мой добрый эрл, да вы ? бесценный человек, вы можете отличную протекцию составить.

Ганин опять отметил, что манера Биорка говорить шекспировским речитативом, страшно прилипчива. Ассандр и сам объяснял, что подхватил ее, на манер ветрянки, пожив не такое уж продолжительное время у норландцев, а у этого сурового народа такая удивительная манера изъяснятся. Теперь ему приходилось делать усилие, чтобы не следовать некоторому ритму в речи. Так что принц, то говорил обычно, то, забываясь, опять переходил на своеобразный рэп.

– Сказать по правде, я знаю важных несколько персон у трона, ? пожал плечами Биорк. ? Но я, увы, не царедворец, а скромный мореход. Король мне показался благородным и мудрым повелителем, хотя его узнать успел я мало. Но он, бесспорно, ? умница и тонкий человек…

– Так у вас есть выход на самого короля! ? поразился Дежнев.

Ганин отметил, что гномы переглянулись, а Грисам с непонятным вызовом хмыкнул, и даже хотел что-то сказать, но его господин, гном Эриферн, остановил его жестом.

– Его я мало знал, ? повторил Биорк. ? Живу я морем. Бывал в столице лишь с оказией. Вот королева Альда ? с детства мне знакома. Она ? Фюргарт. Отец мой сенешалем служил великому их дому. Я вырос в твердыне Капертаума вместе со старшими детьми великого ярла Дерика. Его сын Эльгер ? наследник дома, и старшая его дочь ? Альда, со мною вместе первые науки постигали.

– Ого! ? сказал Дежнев, и Ганин понял, что на этом поле приятель посеял первые семена нового прожекта.

– Вот эта черная стена, закрывшая полмира, ? сказал Биорк, ? меня заботит. Я никогда подобного доселе не встречал. И если бы сейчас я был на палубе, то приказал свернуть все паруса, и быть готовым к страшному безумству моря. Впервые счастлив я, что «Утренняя» далеко и мне не нужно бояться за ее судьбу.

Биорк с прищуром, оценивающе смотрел на свинцовые тучи, поднимающиеся над далекими горами ? все еще далекими, хотя путники шли к ним от Джантугана уже около недели, ? а Ганин смотрел на него. Этот человек, говорящий время от времени стихами, в крепкой хлопковой куртке, в войлочной шляпе с поднятыми спереди полями, с мягкими серыми глазами и твердым, квадратным подбородком, со шкиперскими бачками, вызывал у него симпатию. Был интересен ему.

Видимо, потому, что капитан олицетворял собой ту детскую мечту Андрея, которая так и не состоялась. Мечту о дальних путешествиях, о голубых морях, о городах, спящих на чужих берегах. О свежем ветре, наполняющем тугие паруса… Все это так и осталось детскими мечтами, как и положено. Век открытий ушел, с ним ушли парусники, капитаны и боцманы, чадящие изогнутыми трубками, утихли крики матросов бегущих по вантам. Мир изменился безвозвратно. В нем уже не было места для морской романтики.

Но, оказывается, жизнь еще способна преподносить сюрпризы. У нее в мешке много еще чего припасено для повзрослевших детишек. Всегда жди их от нее в самое неподходящее время. Или не жди ? судьбе все равно.

– Вы, капитан, рассказывали об огненном столбе за Драконьим хребтом, ? Ганина впечатлила история Биорка о колдуне, которого подобрали на диких островах, о том, что Ассандр попал сюда, исполняя старый договор с каким-то волшебником. ? Мы не могли видеть его, находясь за Ледяными горами. А если эта необыкновенная грозовая стена ? явление того же порядка? Может быть, ваши спутники: мейстер Воон и этот злой колдун добрались до Чёрного властелина? С тем артефактом… И ваша родина уже захвачена его войсками?

Глаза Биорка потемнели:

– Но если это так, я лишь быстрее захочу домой вернуться. В королевстве так много осталось дорогих для меня людей. Нет колдовства, чьи чары не мог бы победить стальной клинок, что бьется на правой стороне. Зло не всесильно, я верно это знаю.

К ним подошел старший из гномов, сложил руки на груди, опустил подбородок на широкий бобровый воротник. Он слышал разговор. Его сотоварищ скоро собирал их вещи, и посматривал на своего господина.

– Я знаю верно, люди, – сказал Эриферн, – что наш священный город ? Нодгар свободен от любых врагов. Могу в этом ручаться. Значит, и вы можете надеяться, что земли ваших друзей еще не под пятой орков.

– Откуда же ты можешь это знать? ? спросил Дежнев. Гномы обращались ко всем на ты, и Сергей отвечал им тем же. Несмотря на то, что этот гном отличался особенной величавостью. ? Или у тебя налажена с вашей крепостью телефонная связь?

– Мой перстень говорит мне это. С тех пор как мне его вернули хозяева, у которых мы вынужденно гостили с моим верным Грисамом, камень в его оправе остается прозрачным. Это верный признак. Фамильный перстень не врет.

– Хм. Надо же, какая необычная сигнализация… ? заметил Дежнев, отвлекая Ганина от созерцания новой карты, которую создавал Биорк. ? Ваш мир тоже не лишен некоторых удобств.

Нужно сказать, это было одно из самых сильных впечатлений в этом мире для Андрея ? карты Биорка. Он мог бесконечно рассматривать пергамент с изображением Восточного Предела. Они будили его воображение. Горы, реки и моря, нанесенные иногда в проекции. И особенно то, что значительные области карты пустовали, и обычно там было честно и лаконично указано – «неизвестные пределы» ? Ассандр перевел ему надписи. Вот эти «неизвестные пределы» будоражили кровь.

– Где находится ваш Нодгар? ? спросил Биорк, предлагая жестом гному указать место на пергаменте.

Гном лишь бросил на карту взгляд и отвел глаза к чёрной грозовой стене.

– Глубоко под землей. В сердце горы, что зовется Одинокий Малыш.

– У его подножия с западной стороны находится Биоркдолл и дальше на юг ? земли Фортов, ? сказал капитан. ? Я слышал, что где-то в их владениях есть вход в древние развалины. По преданию, в них ушел майра Клорин. Когда он изгонял из Восточного Предела уруктаев… Это и есть ваш Нодгар?

– Нодгар. Многострадальная отчизна…

– Я знаю, что настоящими хозяевами Восточного Предела в древности были гномы, ? сказал Биорк. ? Выходит, мы станем соседями, надеюсь, ? добрыми соседями. Вот здесь находится крепость Закрытые Ворота. Ее ставили, чтобы защитить Восточный Предел от орков, огров и йотунов* с запада. Здесь есть перевал. Мы называем его ? Чейн-Туган. Не знаю насколько он преодолимый. Можно попробовать…

– Йотунов не существует, ? сказал Эриферн, отходя. – Это лишь человеческий миф.

(Йотуны* или Ётуны ? древние исполины в германо-скандинавской мифологии.)

Вещи были собраны. Путешественники ? готовы отправиться в путь. Больше не было необходимости нагружать тягловым животным орка Шарки. Все палатки, спальники и рюкзаки, набитые добром, позаимствованным на станции Попова, уложили в двухколесную тележку, которою тащила лошадь голема Малыша. Глиняный слуга Биорка теперь шел пешком, и его лошадь воспряла, освободившись от весьма внушительной и, вдобавок, пугающей ее ноши. Верхом в их походе ехал только Ассандр Биорк. Он первым и заметил опасность.

Они ушли от реки, возле которой разбивали лагерь, довольно далеко. Местность, по которой двигались путники, походила на степь. Временами ее ровные пространства разрезали овраги, иногда это были довольно глубокие балки, поросшие деревьями. Приходилось искать место, где можно было безопасно спуститься, не свернув шею и не порвав одежду ветвями, и затем ? найти пологий подъем, чтобы можно было выбраться с лошадьми.

Преодолевая одну из разверзшихся перед ними расщелин, они ушли на несколько километров к западу, (пугающая черная стена все время была у них перед глазами, не позволяя забыть о себе) и наткнулись на каменный мост ? очень древний, сложенный из огромных камней, покрытых мхами и разноцветными лишайниками. Его не так-то просто было обнаружить издалека: между плитами, и везде, где это возможно, росла высокая трава.

В минуту они оказались на другой стороне глубокой балки. Улишка бесстрашно взобралась на каменную ограду моста и перешла, ступая босыми ногами над самой бездной. Степной ветер развивал ее рыжие кудри, у Андрея обмирало за нее сердце, а ей было все нипочем. Она умиротворено улыбалась, подставляя личико солнцу, и заглядывала вниз в пропасть.

За мостом обнаружились остатки древней дороги. Было решено иди по ней, хотя она уходила немного южнее их маршрута. Может быть, следуя за ее поворотами, они выиграют время и силы, ведь впереди может быть еще не одно препятствие; передвигаться по целине не так легко, как кажется на первый взгляд.

– Здесь тоже когда-то жили люди, – сказал Дежнев, оборачиваясь на так удачно попавшийся им мост. – Или, извиняюсь, гномы, или еще какая-нибудь местная раса… Это наверняка было славное королевство. Вы что-нибудь слышали о нем?

– Да, это могли бы быть люди, – согласился Биорк. – Может быть, в древние времена Норланд был обширным государством, занимавшим все это нагорье – от края до края. Должен сказать, что я и вовсе не ждал найти людей за Драконьим хребтом. Наша историография не сохранила известий о них.

– Тут и говорить не о чем! Это исконные владения огнебородов! – не стерпел Грисам. – Нодгар в славные времена достигал Ледяных гор.

– Как же гномы могли располагать этими землями, если не озаботились заведением сюда надежного прохода из-под горы? ? спросил Биорк.

Грисам на это не ответил, только крякнул, а Эриферн как раз был занят тем, что смотрел из-под руки на грозовую стену.

– В междугорье много живет степной Урукт-Хай, – заявил редко подающий голос Шарки. Его речь за эти дни усложнилась, но грамматика все еще ему не давалась. – Сейчас… живет.

– Наверное, именно с ними ведут нескончаемую войну норландцы, – кивнул согласно Биорк. – Кунг Качемас рассказывал об их обычае: чтобы стать рыцарем у них – нужно принести голову узкоухого врага. – Невольно он посмотрел на орка, кособоко шагающего в своей ярко-красной куртке.

– Шарки хотел идти на большой битва, – опять сказал орк. – Он будет на широкий ратное поле, так сказал Властелин. Последний битва. Я хотел прославиться и стать, как мой отец. Меня отправил мой айбактин схватить гномов, я остался один и я стал раб Сергей Олегович. А тот и этот многие племена дикий – не подчиняется общему дыму, их не жалко… Пусть их бьет Норланд. Они прячутся от битвы, не хочет все идти за Драконий хребет. Подлый, трусливый и дикий…

Дежнев удивленно взглянул на свое подопечного. Он необычайно разговорился.

– Дикие!? – воскликнул Грисам. Его лукообразная прическа затряслась от смеха. – Разве остальные орки – не дикие?! А какие же вы?

– Мы знаем закон. Урукт-Хай следуем слову главный дым. И у нас есть путь. Я сказал где. А степной – нет. Степной разные кланы живет только голодом, что говорит их чресла и желудок. Потому мы и зовутся они – урукт хагэрлегты

– Если Урукт-Хаи не живут обычно оседло, – вмешался Дежнев, – и не строят централизованных государств, это еще не означает, что они погрязли в первобытном состоянии. Я-то уже знаю! – Он достал из нагрудного кармана сложенные листочки, потряс ими, и снова спрятал. – Я уже тут много чего изучил. У них сложно устроенное вертикально-структурированное общество. Не стоит недооценивать способности их цивилизации к самоорганизации.

– Ци-ви-ли-зации… – протянул презрительно Грисам. – Надо же! Это первый случай в истории, когда сборище трупоедов называют чем-то иным кроме Орды или Чёрного Нашествия.

– Разве гном не есть мяса? – возвысил голос орк. – Я видел… Женщина-лиса приносил. Человек есть, гном есть… Вот так – зубами. Немножко себе ножом помогать. А зеленый крепкий урукт-хай – нельзя есть?

Андрей отметил, что впервые за все время орк проявил такую сильную эмоцию. Видимо, их расе уже было вполне доступно понятие справедливости. Не зря ее считают одной из самых первичных социальных норм, даже примитивной. И ее очевидное попрание вызвало его гнев.

– Шарки тоже не дикий. Мы кладем мясо в огонь, – сказал он, ища глазами поддержки у спутников, и, конечно, в первую очередь находя ее у Дежнева. К нему он и обратился с горячей речью. – А степной урукт хагэрлегты – дикий. Сырой – ест, еще живой – ест. Большой Дым – не слушает!

Помяни черта… Биорк, ехавший верхом, встревоженно поднялся на стременах. Поднес руку к загнутой тулье шляпы.

– Айдук и его морские братья! – воскликнул Ассандр. – Уруктаи!

Все обратились в ту сторону, куда смотрел с лошади Биорк. Ганин увидел движение каких-то тяжелых животных – оливковый отблеск в желтеющей на холмах траве.

– Только двое, – сказал Биорк. – И они удаляются. На ящерах.

– Это могут быть разведчики, – обеспокоился Грисам. – Они могли нас заметить.

– Определенно заметили, – подтвердил капитан.

– Плохо, – сказал Шарки.

Ганин немедленно почувствовал, как у него заныла ушибленная в прошлой стычке рука. Холодок прошел по позвоночнику только от одной мысли, что сейчас снова придется отчаянно драться за свою жизнь. Что за мир! Нет, так долго они не протянут. Рано или поздно удача им изменит.

– Впереди какая-то башня, – указал Биорк рукой. – Стоит поторопиться. Может быть, мы найдем там укрытие.

Путники перешли на трусцу. Бежать по дороге, даже старой и заброшенной, было нетрудно, нужно было только смотреть под ноги, чтобы не угодить ступней в выбитый камень. Ассандр Биорк уже ускакал вперед, вертя головой во все стороны.

Ганин бежал легко: его рюкзак вместе с айсбайлем был тоже приторочен к лошади Малыша, а свой меч-кладенец, подаренный Улишкой, он вынул из петли на поясе и держал рукой под крестовину, чтобы он не мешался и не бил по ногам.

Девушка бежала рядом и весело посматривала на него. Андрей ждал, что она может вдруг превратиться в зверя: для удобства или инстинктивно. Он ждал этого и немного опасался. При нем ее перевертывание происходило уже дважды: первый раз – еще в долине Адылсу, обернувшейся грандиозным озером, и второй раз – когда их нагнал юный конунг с Биорком, но каждый раз Ганин упускал именно сам этот момент. Ключевой. Ему было любопытно, и все же он боялся, что это будет выглядеть неприятно. Как-нибудь… физиологически отталкивающе. А после он уже не сможет это «развидеть».

Но Улишка бежала, как ни в чем не бывало, – босые стопы смело впечатывались в плоские камни дороги, загорелые икры высоко взбивали пеструю юбку. А сзади на пару пыхтели Дежнев и Шарки.

Только гномы почти сразу начали отставать. Всё-таки для бегуна длина ног имеет значение. Голем находился еще дальше – он бегать вовсе не умел, и в его попечении была обозная лошадь с арбой.

– А это не может быть поселением уруктаев? – кинул Дежнев за спину вопрос. – А то прибежим как раз…

– Степные орки и правда – дикие, – ответил Грисам, пыхтя и гремя доспехами. – Они не станут жить в каменных стенах… Тем более строить их.

Скоро и остальные путешественники увидели башню. Она стояла на небольшом холме и была окружена каменной стеной. Чем больше они приближались к ней, тем яснее становилось, что это остатки какой-то древней крепости, построенной, видимо, в те же незапамятные времена, что и мост, и эта заброшенная дорога. Даже полноценной крепостью ее можно было назвать с трудом – так, небольшое укрепление, форпост. На старой стене росли искореженные деревья, каменные зубцы почти нигде не сохранились, а скоро стало видно, что и часть самой башни обвалилась, и удивительно, как это она совсем не рухнула.

Но до крепости было все еще далеко. Даже Биорк, давно ускакавший вперед, только теперь был у ее стен.

Ганин услышал, что Дежнев сзади перешел на шаг.

– Нет, не могу, – услышал он. – Давайте немного передохнем.

– Если орки застанут нас в чистом поле, – крикнул Эриферн, – наши кости вдоволь наотдыхаются под осенними дождями! Вперед! Вперед, воин!

Со стонами и руганью Сергей побежал дальше. Ганин взял бы его за рукав и помог бы немного, – у него-то самого сил было еще целый вагон, – но он знал, что Дежнев такую помощь не примет. Андрей оглянулся вокруг: покатые холмы уходили во все стороны до горизонта, только кое-где в низинках они оживлялись рощицами. Больше никого и ничего – лишь травы, и травы, и над ними дрожит крыльями одинокая птица.

– Из-под солнца заходят, – бросила Улишка. Ганин обернулся.

Он увидел на западе продолговатые горбатые прочерки. Если бы не знал куда смотреть – ни за что не заметил: черная грозовая стена успела сдвинуться на юг, солнце опустилось и било прямо в глаза. Орки ловко воспользовались этим. Их было много: два-три десятка, не меньше. Они держались пологого места между двумя возвышенностями и приближались быстро.

– Орки! – крикнул Грисам.

– Успеем! – залихватски ответила Улишка.

Они успели. Почти. Оставалось совсем немного: уже обрисовались небольшие ворота в стене, округлые сверху, с несколькими рядами фронтонов и арок, повторенными ступенями в глубину, как у церковного портала; перед ними находился заплывший от времени ров, а поверху лежала расколотая кособокая плита. Если проникнуть туда, в этот проход, то можно будет легко сдержать нападающих, а всадникам там будет и вовсе ловить нечего…

Еще немного – буквально сотню метров…

Первый орк, вырвавшийся от своих товарищей вперед, заверещал что-то и заранее замахнулся на бегущих путников раздвоенным, как вилка копьем. Люди казались ему такой легкой добычей – нужно было только нагнать.

Биорк развернул своего коня от стены и поскакал ему навстречу. Мимо Ганина, мимо гномов и Дежнева. Закричал и поднял меч над головой.

Орк не выдержал и бросил в Биорка свое двурогое копье. Биорк легко уклонился. Рыцарь пришпорил коня и, находясь уже чуть сбоку от противника, наотмашь ударил ящера обоюдоострым клинком по морде.

Варан (все же более всего эти твари напоминали огромных варанов) закричал птичьим голосом, замотал головой и понесся куда-то в сторону, не разбирая дороги и орошая кровью степную траву. Скоро его всадник не удержался на взбрыкивающей горбатой спине и соскользнул вниз.

Эта стычка создала необходимую задержку. Остальные враги уже не неслись на беглецов так безоглядно. Они стали осаживать своих варанов и прилаживаться, как сподручнее подступить к конному человеку.

Уже и Улишка впорхнула в спасительный проем в стене – только мелькнули быстрые лодыжки; и гномы, обгоняя Ганина, вбежали в стену; затем – сам Андрей; Дежнев и Шарки, закрывшись за гарцующим всадником, тоже подбегали. У стены оставались лишь глиняный Малыш, ведущий в повод груженую вещами лошадь, и Ассандр Биорк.

Голем, на взгляд Ганина, едва двигался. Он тяжело переступал мощными ногами и отмахивал в сторону синей рукой. На лице его застыла страдающая маска.

Преследователи (не меньше десятка) окружали Биорка со всех сторон, он отбивался и отступал к крепости. Еще другой десяток всадников устремился к голему. Очевидно, что арба, заваленная яркими оранжевыми баулами, притягивала их внимание. Орки стремились перекрыть синему человеку вход в крепость и заезжали от стены.

На арбе блеснул, отражая вечерние лучи, айсбайль Ганина – он был приторочен к его рюкзаку. Андрей вспомнил, как ловко и по руке сидел этот альпеншток в его руке… Эх, не успеют! Ганин пропустил мимо себя Дежнева и его зеленого товарища и бросился обратно к Малышу. До него оставалось каких-то два десятка метров, но между ним и Ганиным уже было препятствие – орк на варане, выскочивший из оврага у стены.

Ящер у него был неожиданно худым, быстрым и напоминал уродливую борзую: живот был подтянут и резко очерчены ребра грудной клетки. Эта тварь вдруг раззявила длинную пасть, явив на свет два ряда острых, загнутых назад зубов, и немедленно бросилась на Андрея.

Андрей только что и успел – выставить перед собой меч на манер свечи. Варан схватил оружие щучьими зубами, едва не оттяпав ему кисть.

Дальнейшее Ганин помнил сумбурно. Кажется, тварь боднула его головой, и он улетел в заросший ров. Во рту появился сильный вкус крови, а в бестолковой башке загудел повышающий трансформатор. Хороший такой, масляный, ампер так, на двести пятьдесят – не меньше…

Выбирался он из этой канавы на полусогнутых, дрожащих конечностях, а возле проема шла сталинградская битва местного масштаба. Здесь были и оба гнома и Дежнев, машущий налево и направо копьем, и Улишка сверкающая бешеными глазами. Ганин даже еще попытался в битве поучаствовать, по крайней мере, он сумел найти и подобрать свой меч. Меч был скользкий и весь измазан ярко-алой кровью. Видимо, и этой зубастой твари мало не показалось.

Но затем это как-то все сразу закончилось, Андрея грубо выдернули за шиворот из толчеи – он вдруг оказался за стеной, – а ему в лицо, брызгая слюной, кричал Дежнев:

– О чем ты думал!? Что за геройство! Ты хотел, чтобы я здесь один остался барахтаться!? В этом когнитивном диссонансе!?

Чего? В голове стало проясняться. Он увидел, встревоженные глаза Улишки, хищно изогнутый нож в ее руке. Биорка, соскакивающего с лошади… Ганин опустился на землю, переломился в поясе и его вытошнило. Наверное, поймал сотрясение: в голове глухо бабахало.

Сквозь слезы, навернувшиеся на глаза, Ганин увидел, что оба гнома и Шарки, взобрались по земляному склону на стену, и сверху сбрасывают в проем портала камни. Голем, двигаясь непривычно медленно, подобрался к выступающей из стены перемычке и схватился за нее своими синими лапищами, попытался раскачать, затем навалился на камни всем телом. Перемычка (она служила стене поперечной опорой) вдруг не выдержала и вся рухнула вниз, обвалом засыпая вход в крепость.

– Ты как? Живой? – требовательно спросил Андрея Дежнев. – Не ранен?

В воздухе столбом стояла известковая пыль. Ганин протер глаза.

– Живой…

Дежнев смотрел ему в глаза, словно делал плановую проверку какого-то капризного агрегата: для этого рукой он удерживал Андрея за плечо. Но глаза и в самом деле у приятеля казались испуганными.

За его спиной маячила Улишка. Она ждала, когда можно будет подойти: как ни странно, она побаивалась Дежнева.

– Все уже, – кивнул Ганин. – Все нормально. Прошло. Сегодня никто не умрет.

– Да? – с сомнением произнес Дежнев, поднимаясь и оглядываясь. – Так еще не вечер. Еще не вечер.

Улишка тут же бросилась к Андрею, так что ему даже стало неловко. Девушка встала на колени, ловко ощупала его всего пальцами – проверила, целы ли ребра, глубока ли царапина под прорехой на рукаве. Осталась довольна, и, ни на кого не обращая внимания, горячо поцеловала Ганина в ладошку.

Кажется, он действительно сглупил… но разве не нужно было помочь… этому синему? Или все не воспринимают его как своего полноценного товарища, и его потеря была бы воспринята, как вполне допустимая. Может и Андрею следовало смотреть на Малыша, как на робота? Но это довольно сложно, после того, как пообщаешься с ним. Говорит он бойко и совсем, как человек – лучше, чем Шарки. И всегда доброжелательный, и готов помочь в любом деле. Теперь вот все разошлись разведывать местность, гномы и Биорк поднялись на стену, а голема, не обсуждая, оставили на страже возле завала.

И все же Андрей чувствовал себя виноватым. Драка случилась из-за него. Он встал с помощью Улишки и оглянулся.

Вокруг царило запустение. Пространство внутри крепости заросло степной травой, ближе к стенам – колючим кустарником, всюду валялись камни. Теперь было видно, что страшная дыра в башне могла быть пробита каким-нибудь осадным орудием. Никто не побеспокоился с тех пор собрать ядра, восстановить повреждения, хотя тесаные камни из пролома лежали здесь же. Видимо, тот бой был для защитников последним.

Но все это было очень-очень давно. Все что могло сгнить – сгнило, и дерево и железо, теперь нельзя было найти даже следов лестниц, ведущих изнутри на крепостную стену. Но в некоторых местах к боевому ходу возле зубцов поднимались земляные валы.

Дежнев по одному из таких поторопился взобраться на стену. Как же, разве без него обойдется военный совет. Его душа требовала деятельного участия. Немедленного.

Ганин пошел следом. Подняться оказалось довольно просто. В земляном склоне были даже устроены каменные ступени, просто теперь они почти полностью заплыли и едва угадывались. Улишка помогала ему, – крепко держала за руку, – и он не возражал, хотя в этом больше не было необходимости.

Здесь наверху земляного вала оказалась широкая площадка, достаточная для того, чтобы там могла расположиться артиллерийская батарея. Но в этом мире, у людей не было огнестрельного оружия. То ли порох еще не был изобретен, то ли его еще не догадались применять в военном деле. Это еще предстояло выяснить.

Площадка бастиона поросла травой и в ней действительно, слабым контуром на земле, угадывались останки какой-то метательной машины. Неаккуратной пирамидой лежали каменные снаряды. Дальше начиналась крепостная стена.

Его спутники: Дежнев, Биорк, гномы, Шарки собрались в боевом проходе, за сохранившимися зубцами стены.

– Нас здесь заперли, – говорил Сергей. – Вон посмотрите вокруг. И уруктаи не сбираются упускать свою добычу.

Ганин подошел. Под стенами уже собралось небольшое войско. Оказалось, что те орки, с которыми они ввязались в драку, были только передовым отрядом. Теперь к ним поспели и их остальные узкоухие собратья. Сколько их там суетилось, трудно сказать – с полсотни, не меньше. Прибавить к этому табун огромных варанов, какие-то повозки, напоминающие их собственную арбу, шум – путников внизу дожидался целый табор.

Они не пытались пойти на штурм. Видимо, орки хорошо знали свойство этой заброшенной крепости. Несмотря на ее древность, она достаточно сохранилась, чтобы послужить убежищем. Увидев, что вход в твердыню надежно закрыт, враги разложили на небольшом расстоянии от стен костер, и уже разбивали шатер: устанавливали конусом жерди, раскладывали поверху шкуры. Явно готовились к длительной осаде.

Стены крепости окружали башню двумя полукругами: на плане это выглядело бы, как веки, обрамляющие зрачок. Задняя стена была невысокая, чуть выше человеческого роста, и во многих местах обрушилась. Но сразу за ней начинался резкий спуск, почти обрыв, а дальше лежало русло пересохшей реки. Теперь там, среди камней, угадывался лишь жалкий ручей. Подобраться к крепости снизу было почти невозможно, но так же трудно было уйти незамеченными в ту сторону. Особенно такой большой компанией, да еще и с лошадьми.

– Влипли! – сказал Дежнев.

– Да, – сказал Эриферн, внимательно все осмотрев. – Встряли мы надежно. Узкоухие нас просто так не выпустят. Потому они сильно и не наседали, знали, что мы в ловушку рвемся.

Грисам в досаде махнул кулаком, туда-сюда зашагал вдоль стены. Лицо его было сердито.

– Вот, клянусь своими старыми поршнями, нужно было идти только вдвоем, а не подбирать всех встречных-поперечных. Борода Эльве! Собрались в степи такой оравой, и как тут было не нарваться на неприятности! Конечно, вся степь узнала, что по ней идут чужаки – вот и кончились пироги да пышки, а пошли синяки да шишки!

Дежнев в удивлении воззрился на него. Он не мог стерпеть такой несправедливости.

– Эй-эй! Не газуй, Грисам! Между прочим, если бы мы с Андреем не вмешались, вас орки бы покрошили на мелкую капусту еще на Джантугане. Забыл что ли, камрад? Вы сами нас после уговорили пойти с вами.

– Вовремя вы рядиться начали, ? заметил Биорк.

Гном и Сергей разошлись по стене недовольные друг другом.

Шарки стоял у края, рассматривал своих степных собратьев, и лицо у него было сосредоточенное.

– Здесь два туменя, – сказал он.

– Что это значит? – Ганин подошел к нему.

– Два сайби под одной крышей ночевать не будет, – он указал на второй конус, который начали возводить напротив первого. – Значит, здесь два туменя – два рода.

– И что? – спросил Эриферн. Шарки пожал плечами, наверное, мысль, которую он хотел выразить, было донести довольно сложно.

– Начнут делить, чья мы добыча? Нам-то, что с этого? Вряд ли настолько поцапаются, что позабудут о нашем существовании, – сказал Дежнев. – Нужно думать, что делать. Как будем выворачиваться из ситуации. И, между прочим, что мы будем жрать.

– Есть – ладно, – сказал гном. – Что мы будем пить. Эта закавыка скорее насущной станет.

– А у кого осталась вода?

Путники стали смотреть свои запасы. По еде выходило не так страшно: у Ганина и Дежнева до сих пор сохранились консервы, концентраты и галеты, которые они брали с собой еще из Москвы, у гномов были сухари и сушеные полоски мяса, у Биорка ? зачерствевшая в камень лепешка. Даже у Улишки сохранился в тряпице пойманный и освежёванный кролик.

С питьем было хуже. Путешественники привыкли, что на плоскогорье, по которому они двигались последние дни, вдоволь хватало источников воды. И ключи, и стоялые озерца, из которых они даже старались не пить. Хватало многочисленных ручьев, бегущих с гор.

У Ганина была фляга, но вода плескалась на самом дне. У Дежнева она была вовсе пуста. Более запасливы были гномы: и у Эриферна и у Грисама на поясах висели бутылочки, формой напоминающей раздавленные груши. Это были какие-то древесные тыквы, и, в соответствии со всеми представлениями Андрея о гномах, они у них были полны. Но это на всю компанию.

– Я пойду, осмотрюсь, – сказала Улишка. Она пожала руку Андрею.

– Куда ты? К башне? Пойдем вместе.

– Тебе нужно бы отлежаться…

Ганин все же пошел с ней; он чувствовал себя в порядке. Они спустились со стены по склону. Андрей никак не мог привыкнуть, что нет необходимости помогать девушке. Она была, пожалуй, ловчее его, да и не понимала она этого; когда он протягивал ей руку перед препятствием она охотно вкладывала в нее свою узкую кисть, ей не приходило в голову, что он дотрагивается до нее по другой причине – не по романтической.

Голем стоял там, где они его оставили. У него в руках было копье Дежнева, но ему не пришлось им воспользоваться: орки не пытались разобрать завал. Малыш стоял истуканом, опираясь на это копье, как на костыль. Неподвижно. Только глаза двигались.

Андрей всмотрелся в его лицо. Что-то с ним было не так.

Улишка не задержалась, она прошла через траву дальше и уже заглядывала в проем, ведущий в башню. Если там когда-то были ворота – они уже давно сгнили.

– Что с тобой? Тебя не… повредили орки? – спросил Андрей. – Ты какой-то неповоротливый.

– Я каменею, – тягуче сказал голем. – …А лошадь ушла вниз…

– Каменеешь… что это значит?

Голем тяжело вздохнул.

– Связи останавливаются… Здесь такая сушь. В воздухе мало влаги, – тянул он с явной натугой. – Руки, ноги… Не могу двигаться.

– Тебе нужна вода, – понял Андрей. – Ты же не можешь совсем погибнуть?

Истукан двинул тяжелым подбородком.

– Подожди сейчас, сейчас… – Ганин испугался, что вот-вот будет поздно, и тогда уже ничего не сделаешь. Где там у него в глине прячется сознание? Он поспешно отщелкнул карабин и открутил крышечку фляги. – Куда тебе лучше?

Голем не отвечал.

Андрей приложил емкость к неплотно сомкнутым губам Малыша. Влага всосалась в несколько секунд.

– Так лучше?

Голем повернул глаза. Спустя несколько секунд чуть живее, чем ранее, но все же очень-очень тяжело, произнес:

– Лучше…

– Погоди минуточку. Ты только погоди, приятель. Вот же… сейчас я.

Улишки не было видно, наверное, нырнула в башню. Ганин собирался вскарабкиваться назад на стену по укосу. Придется объяснять спутникам, что срочно нужна вода… они же поймут.

– Найди, Ганин, мою лошадь, ? сказал голем. ? У седла – мех…

Андрей понял и побежал вниз за башню. Нужно было отыскать ушедшую кобылу.

В конце концов, все обошлось. Кожаный мешок был полон воды. Ганин помогал Малышу, придерживал его, пока голем жадно поглощал влагу. Струйки воды, не попавшие в его жадный рот, бежали по синей груди, и прямо на глазах всасывались в глину. Удивительное зрелище и даже жутковатое. Если встретить такое существо где-нибудь в одиночку, на пустыре… – скопытиться можно от страха.

Голем отвел от губ опустевшую емкость. Облегченно вздохнул.

– Благодарю тебя, Ганин. Ты спас меня. И ты пытался спасти меня там… от орков. Хотя тогда этого и не требовалось.

– Почему? Разве тебя нельзя ранить?

– Это трудно сделать. Мое тело очень адаптивно, главное поддерживать его в хорошем состоянии. А вот тебе следовало бы поберечься: чтобы прервать жизнедеятельность человека, может быть довольно небольшого повреждения в его оболочке. А я даже не чувствую боли, только некоторые неудобства из-за увеличения дисфункции. В следующий раз учитывай это, пожалуйста.

– Где это ты набрался таких слов? Впрочем, можешь не отвечать…

– Ты прав, мы много общались с Сергеем Олеговичем.

Хм… О чем? О снах андроидов и электронных овцах? О трех законах роботехники? – с Сереги станется… Ганин постоял несколько секунд. Нет, он никак не мог понять, как можно с помощью магии создать искусственного человека. Хотя если под магией подразумевать умение манипулировать энергией, распределять ее… как в йоге… Но разум, личность… Откуда это могло взяться. Нет, непонятно.

– Ты осознаешь себя? ? спросил Андрей.

– Определенно. Вот же я, ? истукан протянул вперед синие руки. ? Я – Малыш, я чувствую свою отделенность от других физических объектов. Но Сергей Олегович считает, что мои когнитивные функции недостаточно окрашены эмоционально.

– Что это значит?

– Он полагает, я только изображаю реакции человека, а мои действия строго рациональны. Я тоже это отмечаю. Мне бы хотелось, совершать незначительные логические ошибки, не влияющие на механизм принятия основных решений. Это бы помогло наладить более тесный контакт с остальными членами нашей группы. Но я боюсь разбалансировки.

– Ладно, как скажешь… Рад, что ты восстановился, ? Ганин собрался уходить. – И знаешь, Малыш, все же будет значительно лучше, если ты будешь говорить с нами человеческим языком ? зря ты набрался этой терминологии.

– Но ведь так точнее…

– Это тебе мой добрый совет. Даже просьба. Это все звучит нелепо.

Он оставил замершего голема переваривать эту идею и заглянул в башню. Ганин увидел, ступени, которые шли по внутренней стене вниз и вверх. Света была достаточно, чтобы все как следует рассмотреть. Улишки здесь не было. И делать здесь нечего ? ни подняться, ни спуститься было невозможно. Лестница была разрушена в обоих направлениях, в пролетах зияли такие провалы, что перескочить их человеку было не по силам.

Разыскивая Улишку, Андрей углубился в кустарниковые заросли в дальней части поляны. Здесь он неожиданно наткнулся на каменный желоб, неглубокий и пологий, идущий в сторону башни. Заинтересованно хмыкнув, Ганин пошел по нему, чтобы посмотреть, чем он кончится. И у стены нашел жерло колодца.

Чуть ниже стояло каменное корыто с выпуском, и желоб брал свое начало именно из него. Видимо, когда-то здесь был и подъемный механизм, и другие приспособления.

Ганин заглянул в колодец. Очень глубоко и темно. Кажется, на самом дне что-то отсвечивает далекой искоркой, но никаких гарантий, что вода там есть. И все же это уже кое-что, стоило вернуться сюда с трековой веревкой… Андрей начал беспокоиться, что не может найти Улишку.

Он продрался сквозь кусты и прошел вдоль нижней стены. Она все еще могла выполнять свою защитную функцию. Но вот в одном месте когда-то случился оползень и здесь стена обрушилась. Андрей схватился рукой за выступ, высунул голову. Внизу был голый и обрывистый склон. На красной глине не могли удержаться даже кусты. Где-то внизу торчали кочки с чертополохом.

Андрей вернулся на стену к спутникам.

Здесь, на траве бастионной площадки уже был разложен костер. На нем скворчал, роняя капельки жира в огонь, разделанный кролик. Управлял процессом Грисам. Тушка была нанизана на две стальные спицы, как на шампуры, гном как раз, взявшись двумя руками, переворачивал мясо на другую сторону. Все остальные спутники были здесь же, только Улишки не наблюдалось.

Андрей беспокойно оглянулся. Конечно, крепость была заброшена и здесь еще много было мест, где можно было укрыться… неужели она еще не возвращалась? Нужно было спросить, но Дежнев опять толкал речь и, к сожалению, с философским уклоном:

– …Да если бы оно так было – доверься человеку с двумя высшими образованиями. Мы живем сообразно не тому, как мир устроен, а как мы его себе представляем. И потому вы идете в этот ваш священный город. А зачем это вам? И почему это он священный?

– Не трещи, Дежнев, – попросил старший гном, морщась.

– Верно, тебе говорю, Эриферн Боордович! Вот смотри, за что ни возьмись, везде одно и тоже: например, земля круглая, а ходим мы по ней, словно она плоская…

– В каком это месте она круглая? – поинтересовался Грисам.

– Так, с тобой все ясно – это потом, – отмахнулся Дежнев и продолжил. – И живем мы так, словно век наш не ограничен на календаре жесткими датами, а будем мы жить вечно, иначе, как можно объяснить желание все вокруг перевернуть и обустроить по-новому. Зачем!? Ведь скоро все кончится! И вы, поэтому идете в этот ваш Нодгар за тридевять земель. А зачем вам это? Почему вам не жилось там, откуда вы пришли?

А Ганин вдруг некстати задумался, и вправду земля круглая? а может теперь она не круглая, а большой диск, и плывет сквозь вселенную на спинах слонов и гигантской черепахи… Ну нет, это было бы уже слишком.

– Ведь что такое материя? – продолжал вещать Дежнев. – Объективная реальность, данная нам в ощущении. Спасибо дедушке Ленину, за лаконичную формулировку. Теперь перейдем к консенсуальной реальности, или, по Чарльзу Тарту, к «обусловленной реальности», поскольку никто не спрашивает у нас согласия, хотим ли мы жить в общепринятой реальности, а грубо и непреложно приучают к ней путем «обусловливания» – то есть дрессировки социальных условных рефлексов в процессе взросления…

– Молот Гвааля мне на ногу! – вскричал Эриферн. ? Человек Ганин, вели своему товарищу прекратить это! У меня взорвется голова!

– Сергей, в самом деле… не грузи.

– И пусть он говорит на общем языке! ? грозно потребовал Грисам.

– Я только хотел сказать, что человек часто действует не в своих интересах, а руководствуясь ложными, навязанными представлениями, ? примирительно сказал Дежнев.

– Разве этого кто-нибудь еще не знает? – весело изумился Ассандр Биорк. ? Мы только этим всегда и занимаемся ? действуем, вопреки нашим интересам. Но разве мы такие одни? Вот возьми хотя бы нашего уруктая… ? в голосе рыцаря послышалась насмешка.

– Да, чувство товарищеского локтя не чуждо и нашему Шарки, ? гордясь подопечным сообщил Дежнев.

– Шарки? А что Шарки? ? спросил Грисам.

– Ради товарищей он готов рискнуть своей зеленой шкурой. Скажи им, приятель… Лучше я сам. Шарки говорит, что у этих степных уруктаев на тотемном шесте ? знак претендента. Возле их вигвамов. Значит, у них старый айбактин умер и они будут выбирать нового.

– И что? ? заинтересовался Ганин. ? Ты думаешь, они займутся этим прямо здесь? И это как-то поможет нам?

– Любой сайби может участвовать в играх… ? сказал орк. – И Шарки может.

– Сайби ? это у них типа вождь племени, ? пояснил Дежнев.

– Так ты, значит у нас не простой орк? Ты у нас из благородных? ? спросил Грисам с неприятной гримасой.

– Шарки ? сын когункана. А когункан правит всем жамбалом. Двадцать айбактинов у него в ногах.

– Вижу, куда вы клоните. Опасная затея, ? сказал Ганин.

– Еще раз, для тех, кто на бронепоезде ? мы здесь в ловушке! ? воскликнул Дежнев. ? Если мы ничего не предпримем, мы все передохнем.

На площадку выскочила Улишка. Запыхавшаяся и страшно довольная. Проказливая улыбка играла на ее губах.

– Я тебя потерял, ? сказал Ганин.

– А я воды принесла! ? воскликнула девушка, показывая мех. ? И еще могу принести. Сколько угодно.

– Где же ты взяла?

– А в ручье за стеной! Я себе дорожку нашла.

– И орки тебя не видели?

Ганин понял, что Улишка снова оборачивалась. Против своей воли он представил лисицу – несущую в пасти кожаный рукав, набирающую воду в ручье и снова поднимающуюся по крутому склону. Или она набирала, опять превратившись в девушку. И сидела голышом на корточках у воды… А вот что случается с ее одеждой, когда она меняется? Нет, одной физиологией здесь не обходится. Волшебство – штука сложная. У Улишки словно свернутое пространство в запасе. Как у компьютерного героя. Здесь должно быть какое-то рациональное объяснение. Несомненно. Может, как в квантовой механике: сколько там по теории суперструн у нас измерений? чуть ли не одиннадцать?

– Да, ну у нас и компания, ? сказал Дежнев, протягивая руку к емкости с водой. – В такой компании не пропадешь. Мы один другого стоим.

Улишка улыбалась, но не спешила отдавать ему мех. Ее милый Ганин еще не напился. Куда ты, рыцарь?

Чудеса на сегодня не закончились. В воздухе над ними раздался хлопающий звук. На сложенные грудой каменные ядра опустилась большая черная птица – огромный, отливающий иссиня-черным блестящим оперением ворон.

– Охренеть! ? закричал Серега. ? Это что еще за штука тут свалилась!

14. Ассандр Биорк

Той ночью было темно. Свет давали только звезды – смотрящие с неба и отраженные в море. Да еще призрачно мерцал посох мейстера Воона. Нехорошо мерцал, от его свечения в животе становилось пусто и тошнота подкатывала к горлу, словно Биорк снова был юнгой и его пробовала на зуб морская болезнь.

В том неверном свете трудно было хорошо рассмотреть птицу, и все же теперь Ассандр был уверен, что это тот самый ворон. А звали его…

Нет, имени птицы он не знал. Но это не важно. Ворон сам знает имена всех, к кому прилетает. Биорк шагнул вперед.

– Черный Шептун, – сказал он, и в его голосе прозвучал упрек, – наконец-то ты прилетел ко мне. Ты нашел ко мне дорогу даже сюда – за Драконий хребет. Хотя у меня к тебе и не осталось жгучих вопросов. А ведь я ждал тебя полжизни. Что же ты не появился раньше. Еще в Капертауме, когда Альда уезжала из Овечьих Холмов, когда ты так был нужен мне…

Ворон посмотрел на него одним глазом.

– А я прилетел в эту степь не для тебя, капитан! – каркнул он. – Не для тебя.

– Ого! – воскликнул Дежнев. – Что за новые чудеса! Что за кот ученый?!

Ассандр сжал зубы и оглянулся вокруг; все смотрели на него. Ему стало неловко. Он думал, что единственный здесь, кто знал о Черных Шептунах. О птицах, возвещающих хорошую судьбу, птицах, отвечающих на вопросы.

– Ты прилетел… к гномам? К новым людям? Мне нужно объяснить им твое предназначение?

– Я и сам справлюсь, Ассандр Биорк! А ты пока подумай, почему это у тебя не осталось вопросов. Ты уже уладил свои делишки с Биорком Ассандром?

Ассандр в смятении отступил.

– Подойди ко мне Шарки сын Грогла! – каркнул ворон. – Ибо я принес свои слова тебе!

Орк шагнул боком в сторону птицы и, недоверчиво глядя на нее, остановился.

– Сказал ты в сердце своем, смирюсь на время, – начал вещать Шептун, – никто не узнает о позоре моем. Потом вернусь. Но не пережидай плохие дни, Шарки, твои ноги уже на главной своей дороге. Взревновало сердце твое к силе Кипаги. Но разве не ест и не пьет он, и не заворачивается от ночной сырости в плащ, и разве не откидывает он тени, как и ты? Пределы ждут твоих шагов, – зачем еще асы послали тебе союзников. Или ты слеп?

Шарки выглядел озадаченным.

– Это что сейчас происходит? – спросил Дежнев. – Что это сейчас за акт? Пророчество? Скажи что-нибудь и нам. Только скажи хорошее.

– Серега! – негромко воскликнул его приятель.

– Новые люди нетерпеливы, – повернул ворон голову. – Но ваше время еще не пришло. Вы лишь пишите первые слова в истории Восточного и Дальнего Пределов, – ворон дернул крыльями и одним прыжком перескочил на зубец стены.

Биорк смотрел на него, стоя между торжественно застывшими гномами Эриферном и Грисамом.

– А тебе я все-таки скажу, хоть ты и не спрашивал, – известила птица капитана, – не загоняй Биорка Ассандра в дальний угол. Иначе он вырвется оттуда сильнее, чем был. И в самый неподходящий момент. Помни, что он – это тоже ты, и будь одним человеком. Когда научишься этому и найдешь свой меч – может быть, станешь счастливым.

– Между прочим, ты ошибаешься, – возмутился Ассандр. – Давно я научился быть счастливым – бескрайним морем, что…

– Прощай, Биорк-мореход! – ворон захлопал крылами и тяжело взмыл в вечернее небо.

Все стояли и провожали птицу взглядами, пока она не превратилась в точку и не скрылась из вида. Ассандр опустил глаза. Дежнев сложил руки на груди и ждал пояснений Биорка.

– Значит, это была вещая птица? – Ганин в этот раз опередил своего товарища.

Биорк растерянно перекладывал стило, которым до появления вестника вычерчивал на карте контуры крепости, из руки в руку. Слова Шептуна требовали осмысления. Нельзя было отмахнуться от напоминания о его двойнике – тени… а тут еще к чему-то добавился и меч Биорков.

– Судя по всему, этот источник считается авторитетным, – Андрей ждал от Ассандра ответа. – И я понял так, что вот эти замысловатые слова имели для тебя смысл.

– Он знает то, что знаю я один, и позабыть хотел бы навсегда… еще он мне загадку загадал… как можно разыскать фамильный меч, уплывший из родного дома… и почему же это будет важно для меня?

– Значит, еще и детерминизм, – сказал себе под нос Дежнев непонятное слово. – Этого нам, конечно, не доставало.

– Снова ты… – вскинулся Грисам.

– Предопределение. Судьба, – поспешил пояснить новый человек.

– Судьба – конечно, – сказал Эриферн. – Можешь не сомневаться. Но для этого нам не нужно разговаривать с птицей, мы и так знаем, что нас ждет – нас ждет возвращение домой и слава новой эры огнебородов! То, что должно, обязательно сбудется, но это не гарантирует тебе, что ты получишь все даром. Придется закатать рукава, чушка металла никогда не превратится сама по себе в боевой молот. Весь свой путь придется пройти самому. И никто не пообещает, что на нем у тебя ежедневно будет жаркое.

– Понял. Божественное великодушие все же оставляет нам свободу воли набить собственные шишки.

Дежнев повернулся к своему уруктаю:

– Ну что, дорогой Шарки, раз спасение осажденных, дело рук самих осажденных, то будем делать ставку на ваши традиционные ценности. Для начала нужно сделать тебе тотемный знак. Что-то птица-гамаюн об этом каркала.

Биорк вздохнул с облегчением. Дежнев займется своим чудовищем и даст ему подумать над тем, что произошло.

Ассандр вышел на стену. Черная туча, закрывшая днем Восточный Предел, опустилась, скукожилась и утратила значительную часть своей грозности. Красный шарик закатного солнца выглядывал в просвете между ее нижнем краем и зубцами Драконьего хребта. До границы родного мира оставалось два-три дня перехода. Как некстати они попали в эту ловушку. Еще бы чуть-чуть.

Но внизу под стенами крепости раскинулся лагерь степных уруктаев. Горели костры, раздавались варварские звуки. Рев варанов, гогот кочевников.

Если бы они были в море, Биорк знал бы, что делать. В такую ситуацию он бы не влетел. А здесь, на суше, – другие правила. И все же он верил, что они выберутся. Он выберется. Иначе, зачем прилетал шептун? Он каркнул, что к этому узкоухому – невероятно, немыслимо, неправдоподобно, зачем древним и мудрым существам благоволить мерзким созданиям, снисходить до их жалких судьбишек… но все же и ему он сказал на прощанье несколько слов. А значит, линия его жизни еще не прервется. Ведь так?

И что значит, обрести меч Биорков. Он знал, конечно, об этом печальном событии. Отец его Гедерик Биорк – ярл Биорк-Дола, в черную минуту отчаяния продал фамильный меч какому-то ловкому купцу. Продал, когда думал, что слава его дома закатилась. Он только поставил условие, чтобы Коготь Ворона не достался никому из мужей домов Восточного Предела. Ни великих домов, ни больших, ни малых. Он предпочел, чтобы меч урбантингов покинул эти земли и сослужил безвестную службу в далеких краях. Обрел новую славу в совсем чужих руках – благоволи, Создатель, оказаться ему в руках чистых и некровожадных.

Разве Ассандру придется покинуть Восточный Предел, разыскивая Коготь? В этом будет его счастье? жить на чужбине?

От костра раздался хохот, такой дружный, что уруктаи внизу на миг остановились, отвлеклись от своих дел и подняли узкоухие головы к зубцам крепости. Чему там радуется их будущая добыча?

Биорк вернулся к товарищам.

На траве было разложено пестрое содержимое нескольких баулов. Ассандр не понимал назначение большей части вещей: у этих новых людей много было необычных приспособлений – неожиданных и всегда полезных. Примус, например, палатки, спальные мешки – они оказались шутками очень удобными, в них даже неженка сможет спать под открытым небом, фонарики с холодным светом, которые они цепляли ночью на голову, раскладные стульчики, вот эти мягкие полосы, которые новые люди пристегивают к своему седалищу… – седушки. Да мало ли…

– Сейчас, Шарки, мы сделаем тебе такой тотем, – говорил Дежнев, ползая по траве и перебирая свертки, – что обзавидуются все вожди в округе. Будут писать в подгузники кипятком, а уж нижние челюсти им всем придется подвязывать в обязательном порядке. Толкнем дизайнерскую мысль вперед на пару-тройку столетий! Даешь угля стране!

Он еще много разных необычных девизов высказал, но выходило и вправду нечто необычное. За основу Сергей не пожалел отдать свое собственное копье. В верхней части особой липкой лентой уже было прикреплена какая-то круглая вещица, напоминающее золотое блюдо. Под самым наконечником была устроена перекладина и на нее навязаны пучки разноцветных полосок. Эти полоски Дежнев отрывал от всего, что попадалось на его глаза. Выбирал самые яркие.

– Герб нужен, – авторитетно посоветовал Грисам, отрываясь от своего куска крольчатины и тыкая в сторону золотого круга жирным пальцем. – У каждого уважающего себя засранца должен быть внушительный герб. И посмотрел, словно опомнившись, на своего господина. Биорк давно уже понял, что спутник его – гном очень непростой, очень…

– Лучше, что-нибудь страшное, – сказал Эриферн. Двусмысленность фразы Грисама он легко пропустил мимо своих благородных ушей. Он развалился в кресле и грыз крепкими зубами полоску сушеного мяса. – Что может напугать орка?

– Ничего! – клацнул зубами Шарки. – Мы хотел умереть! Мы – воины!

– Ну-ну, – поднял подбородок гном. – Это все говорят. Я помню, как ты хотел умереть за Ледяными горами. Не очень-то ты спешил подставить шею под меч Дежнева.

Уруктай насупился.

– Мыло и зубной порошок, – предложил Ганин. – Мойте руки перед… и зад. Банный веник, клизма.

– Глист в тюбетейке, противоракетный комплекс, – подхватил Дежнев. – АК-47, Лев Давидович, Че Гевара!

Уруктай смотрел непонимающе. Ассандр, честно говоря, тоже.

– Да… проблемка, однако. Разница менталитетов и нравственных ориентиров. Но ничего, еще три тысячи ведер и золотой ключик у нас в кармане. Так что рисовать будем? Вон, у Попова даже маркеры были припасены. И красный, и черный…

Дежнев задумался, раскупорил красный цилиндрик, поднял руку над золотым кругом:

– Что ж, придется обратиться к проверенным в кровопролитиях символам… к духовным, можно сказать, скрепам.

– Поосторожнее там, – посоветовал Ганин.

Биорку было любопытно, что там у них получится. Понятно, ребята веселятся. Тащат из своего мира что-то вызывающее усмешку, иронию. Тоже правильно: хуже нет, когда заранее голову ниже плеч повесил и согласен со своим поражением.

Подняли вертикально копье, превращенное в тотем, расправили ленты. Вышло неплохо. Внимание, по крайней мере, к себе притягивал. Вон, как уруктай ушами от удовольствия прядет, и ему знак понравился. Два перекрещенных окровавленных орудия – остроносый боевой молот и зазубренный серп. Впечатляюще.

– Герб прекрасный, этот засранец его не заслуживает. Но мне непонятно, зачем вы все это затеяли, – сказал Эриферн. – Надеетесь, что орк одолеет прочих претендентов и заполучит титул степного царька? Ну допустим, ему сильно повезет и его отчего-то не растерзают свои же собратья, сразу же после выхода из твердыни. Затем ему вдруг разрешат биться, и в битве удача повернется к его безносому лицу. Но нам-то какая с этого радость? Был у тебя, Сергей Олегович, вьючный раб, а теперь не станет. Неужели ты думаешь, Потрошитель, поднявшись над собратьями, останется верен своей клятве? С чего бы это?

– Шарки есть верный слову, – привычно рявкнул уруктай, не сводя утонувших во впадинах глазок от расфуфыренного копья. Он привык к наскокам гномов.

– И даже, если наш орк захочет нам помочь, – продолжил Эриферн. – Как мы выберемся из западни? Нам придется ждать здесь, чем кончится их состязание? Нас же живыми за стену не выпустят.

– Убейте меня об стену, орки будут очень довольны, если мы выползем из своей норы. Тут-то нас и порубят на бекон, – сказал Грисам. – Но такого удовольствия я им не доставлю. А если они решатся атаковать крепость, много узкоухих познакомятся с моим славным молотом. Не так жалко будет пропадать.

– А как же детерминизм, говорящий ворон? – напомнил Дежнев. – Нужно пробовать, последний бой от нас никуда не денется. Успеем еще.

Ассандр не мог довериться уруктаю и не очень верил в успех дела, но с этими словами был согласен. Действительно, схватка с узкоухими их не минует. Не сейчас, так позже. Пусть сначала враги займутся своим сородичем…

– Дадим Шарки в сопровождающие Малыша, – сказал он. – Пусть они нашего голема хорошенько рассмотрят. Может, они такого синего оруженосца еще не видели. Глядишь, стразу и не накинутся, а там уж слово за слово…

– Подождем утра? – спросил Ганин хмурясь. Биорк видел, что по какой-то причине ему не понравилось такое предложение, хотя он и не стал спорить.

– Зачем утро? – удивился уруктай. – Ночь хорошее. Урукт-Хай лучший время – ночь. Урукт-Хай ночью самый крепкий.

– Днем, если все пойдет не по плану, нам будет проще вмешаться, – объяснил Андрей. – Мы еще успеем вас отбить, а ночью, даже такой лунной, у нас меньше будет возможности.

Кого отбивать, не понял Биорк. Одного уруктая у других? Зачем? Гномы вон тоже переглянулись недоумевая. А-а-а… он опасается, что Потрошитель тут же перебежит на другую сторону. Ну, тут уж ничего не поделаешь. Скорее всего, так и выйдет. Или он беспокоится об истукане? Ничего ему не будет…

– Нужно еще все Малышу объяснить, – сказал Ганин. – Нашу задумку. Может, он еще не захочет в пекло лезть.

– Захочет, – сказал терпеливо Дежнев своему приятелю. – Ассандр скажет, и захочет. Ты неправильно на него смотришь. Не с той стороны. Он не человек… в смысле, не разумная личность, каким является хотя бы наш дорогой Шарки. Воспринимай Малыша, как бытовую технику. То, что он складно говорит, еще ничего не значит. Ты же не будешь беспокоиться за голосового помощника.

Все стали готовить уруктая к выходу за ворота. Он и так уже был в красной куртке (наверное, при той давешней атаке противника узкоухие степняки из-за такого необычного наряда даже не распознали в нем своего), а теперь на него надели мягкие штаны из такой же ткани, на голову натянули пеструю шапочку, пожертвованную Андреем. Мир еще не знал такого нарядного уруктая.

Помимо тотемного копья новые люди вернули ему тесак, отобранный у него раньше. Уруктай обрадовался ему, как старому приятелю. На пояс повесили еще и небольшой блестящий топорик.

Что ж все было готово. Лучше уже не сделаешь. Путники спустились вниз и стали все вместе разбирать завал у ворот. Наверху оставили только девицу Улишку – посматривать, не засуетятся ли раньше времени степняки.

– Пойдешь с нашим уруктаем за стену, – сказал Биорк Малышу. Голем разогнулся с камнем в руках, стал слушать. – Будешь ему как будто добрый оруженосец.

– Понял, – сказал истукан.

– Если что с уруктаем станется, постарайся обратно с боем пробиться. Мы со стены будем смотреть, – Малыш слушал и, конечно, никакого возражения или беспокойства на его лице не появлялось. – А если свои Шарки примут, то с ним дальше поедешь. Поедешь на уруктаевское ристалище и будешь там, пока его не убьют, или он тебя обратно не отошлет.

– Ты не против? – спросил голема Дежнев, со значением поглядывая на Ганина.

– Малыш готов услужить хозяину и его товарищам.

– Прекрасно. Мы тобой все очень довольны.

Завал разобрали. Шарки встал у выхода, скособочился и выглянул в проем с крысиным выражением на физиономии. Малыш ожидал за его спиной – ему поручили нести тотемное копье.

– Ох, халтура! – воскликнул Дежнев. – Ну что же ты так перекосился, друг мой Шарки! Расправь свои плечи и ступай, как подобает принцу крови. Все время помни, что ты не тварь дрожащая, а право имеешь! Говори внушительно, членораздельно – не мямли…

Грисам хмыкнул. Гномы, конечно, ожидали скорого представления.

– Вот они тебе встретят… будут все твои члены – раздельно, – с ехидцей сказал он.

– А знак претендента? – спросил Ганин, по-прежнему хмурясь.

Уруктай ткнул пальцем в подвешенную к наконечнику копья узкую змейку. Когда он успел ее поймать? Желто-черные полоски хорошо были видны при взошедшем серпе Селены.

– Э-э, ребята… – Шарки и голем повернулись к Андрею. – Удачи вам, берегите себя!

Уруктай смотрел не отвечая. Было ли в их среде такое напутствие? вообще, добрые пожелания?

– Да. Спасибо, – ответил Малыш за двоих. – Позитивные совпадения очень желательны.

Уруктай и голем вышли. Путники поспешили завалить камнями ворота. Чтобы это вышло ловчее, Малыш предусмотрительно составлял валуны высокими, неустойчивыми башенками; теперь их обрушили за несколько приемов. Очень хитро – Ассандр и не понял сразу, зачем он так делал.

Завалили и скорее поспешили наверх, на стену.

– Что думаешь, человек Дежнев, выйдет что-нибудь путное из этого? – спросил Грисам, выглядывая за зубцы. Внизу в сторону лагеря уруктаев двигались две фигурки. Шарки шел медленно, таким образом, видимо, последовав указанию Дежнева изображать значительность своей персоны; позади, шаг в шаг, ступал голем. Тотем в его руках сверкал золотом, искрился пестрыми ленточками.

Возле костров заворочались – степняки увидели процессию.

– Подожди… – Дежнев покусывал губу.

Враги повылазили все. От костра и из теней потянулись корявые фигуры. Они двигались крадучись, с согнутыми спинами, словно не веря своему счастью, боясь спугнуть глупую добычу, и медленно, но верно окружали Шарки и Малыша со всех сторон. Биорк, не отдавая себе отчета, затаил дыхание, каждую секунду он ждал, что уруктаи набросятся всем скопом и произойдет короткая бойня. Голем, конечно, в долгу не останется, но даже с его недюжинной силой с такой прорвой невозможно совладать. Круг сомкнулся, уплотнился…

В ночи тяжело ухнул барабан. Даже Грисам дернулся и выхватил из-за пояса топор. Было плохо видно, что происходит в центре круга. Хотя Селена и заливала пространство своим зеленоватым светом, тени переплетались с отблесками от костров, и ничего было невозможно понять. Неужели уже все кончено. Быть не может!

Полог ближайшего шатра откинулся в сторону. Оттуда кто-то вышел. Снова ударил барабан. Ждать было невыносимо.

– Эх вы! – вдруг сказала Улишка.

– Что? – спросил ее Грисам.

– Эх вы. Отравили своих товарищей уруктаям на угощение.

– Не хорони их раньше времени, – попросил Дежнев, он не сводил глаз с толпы возле костра. Ганин хотел что-то сказать, но промолчал.

Вдруг Ассандр увидел, как круг уруктаев зашевелился, и он явственно увидел синюю голову голема. Фигуры варваров, похожие издалека на чернильные кляксы, неохотно расступались перед ним. Потом из толпы отделилась еще одно пятно. Это наверняка был Шарки.

Оба их лазутчика неспешно направлялись к крепости.

– Идут! – воскликнул Дежнев. – Возвращаются! Скорее откроем им проход.

Улишка первая соскочила со стены и побежала вниз.

Едва они разобрали завал с одного края, как в отверстии появились сильные руки Малыша – с той стороны стены он спешил взять на себя побольше тяжелой работы.

Но первым в образовавшийся проход протиснулся Шарки. Физиономия его кривилась в усмешке.

– Ну, что, дружище! Как все прошло, – набросился на него Дежнев. – Получилось!?

– Сайби Шарки отправляется на игрище, – подбоченясь, сказал уруктай.

– Значит, прокатило. А куда это ты отправляешься? где это? далеко? Когда будут соревнования? Да ты толком расскажи!

– У хагэрлегты большой капище там, – махнул рукой Шарки в неопределенном направлении. – Очень сильный капище. Каждый тумень всегда там… хочет прийти, дым свой делать. Один раз круг солнца – обязательно хочет. Там игрища всякий, много будет. И все, который степь сайби будет, и другие, которые не степь – тоже будет. Очень эти два сайби туда хочет – быть айбактин, а тут нас крепость забраться…

– Ну, понеслось, вся грамматика в жопу! Поток сознания – ничего не понимаю! – воскликнул Дежнев.

– Я все слышал, все могу пересказать, – сказал голем.

– Окажи услугу! Избавь нас от мучений! – попросил Ассандр

– Но только без этих дежневских словечек, – предупредил Грисам.

– Уруктаи признали права Шарки на участие в выборах нового айбактина, – начал Малыш. – Всего его обнюхали, да и меня тоже, но согласились, что он может претендовать на должность военного вождя степных племен. Так сказал один сайби. Другой был недоволен, что чужак зариться на такое место, но должен был смириться. Только выразил надежду, что ему доведется сражаться с Шарки, и тогда он сделает из его головы трофей… Меня, похоже, уруктаи приняли за человека. Цвет моей кожи их не смутил…

– Почему же они тебя не тронули? – спросил Ассандр.

– Они уже видели людей. В большом количестве, – повернулся к нему Малыш. – Информации недостаточно, они не объясняли, но я понял, что-то большое затевается орками. Теми, что обитают за Ледяными горами. Что-то происходит. Недавно по степи от Драконьего хребта всадники гнали сотни людей. Большей частью – детей, но были среди них и взрослые. Вот поэтому степняки не очень удивились, что я сопровождал Шарки.

– Урукт-Хай давно тесно в старый место. Щедрый Властелин укажет лучший путь, – сказал уруктай.

– Кого это ты называешь Щедрым Властелином? – грозно спросил Эриферн.

– Так они называют Кипаги – объяснил Ассандр. – Не будем ссориться и терять время, мы сейчас на одной стороне. Боюсь я, что в Восточном Пределе случилась беда, иначе, откуда здесь за хребтом взяться людям, которых ведут уруктаи. Мое сердце рвется туда: удостовериться в целостности дорогих мне людей, уберечь их, защитить, спасти, – Рассказывай дальше Малыш – где будет сборище, выбирающее степного айбактина? Сможем мы безопасно все выйти отсюда с Шарки?

– Шарки сказал, вы все его слуги, – заявил уруктай.

– Как я понял, – сказал голем, с сомнением поглядывая на Шарки, – с людьми этот прием может пройти, но вот с детьми Аулы… Ведь место, где будут испытания нового вождя, находится не здесь. Я полагаю, это не менее десяти лиг пути – они говорили, что капище где-то в тех далеких холмах. И как же нам объяснить наличие гномов, сопровождающих уруктая…

– А мы и не собираемся изображать холопов орка, – рявкнул Эриферн. – Этому не бывать!

Грисам приподнял в ножнах клинок и с силой опустил его.

– Ни за что! Старый чунь мне в глотку, если я сдержусь и не ткну кинжалом какую-нибудь узкоухую сволочь, когда она полезет ко мне своим рылом!

– Что же делать? – спросил Ганин.

– Неужели вы не можете немного потерпеть? – удивился Дежнев. – Смирите характер – нам всем придется постараться.

– Никогда! – заявил Грисам. Он видел, что лицо его господина тоже остается непреклонным.

– Нам стоит поторопиться, – заметил Малыш. – Если мы сейчас не выйдем, уруктаи сами сюда нагрянут. И уж точно они обыщут крепость, когда мы ее покинем – укрыться в ней не удастся.

– Гномы спрятаться на арба, – показал Шарки в сторону двухколесной повозки.

Биорк пожалел, что не он нашел этот выход из положения. Из-за того, что это предложил уруктай, гномы могли опять заартачится. Эриферн уже вздернул в негодовании брови.

– Мы же не сможем, изображая покорных рабов Шарки, оставаться при оружии, орки этого не поймут, – сказал Ганин, – а у вас, если вы спрячетесь под брезентом, оно останется, и если что-то пойдет не так, то вы нас выручите.

– Военная хитрость… – добавил Дежнев.

В итоге полурослики согласились. Конечно, нельзя сказать, что их лица лучились счастьем, но они принялись готовить себе укромные местечки в арбе.

Ганин окликнул свою рыжеволосую подругу, а затем куда-то ее увел.

Да, вот же еще забота – никак нельзя показывать уруктаям девушку. Добром это точно не кончится. Хотя, думал Ассандр, вся эта затея, выдать людей за свиту узкоухого, весьма и весьма опасна. Это как ходить по рее в шторм без линя… Ну, кинжал он при себе все-равно оставит, спустит его за голенище в правый сапог. Погибать без боя он не собирается.

Ганин вернулся без Улишки.

– Попросил ее уйти через овраги, – объяснил он. Лицо у него было задумчивое, словно он увидел что-то необычное. – Не нужно ей в это предприятие ввязываться…

– Правильно, – одобрил Дежнев. – Что ей стоит – она же оборотень. Значит, роли распределили: Шарки у нас изображает благородного сеньора, путешествующего по своей надобности по степи, Малыш уже засветился в качестве его оруженосца, а мы втроем – челядь или рабы, или какое-еще движимое и бесправное имущество. Граждане огнебороды, при удачном раскладе, на сцене совсем не появляются.

Гномы, недовольно сверкая глазами, полезли в арбу. Биорк и сам очень сомневался, что у него выйдет безропотно изображать холопа уруктая. Он поднял воротник своей морской куртки, опустил пониже поля мягкой шляпы и взял из рук голема вожжи. Что может, он сделает – будет стараться смотреть в землю, и лишний раз не пялиться вокруг… Но если над ним будут насмехаться, или паче того, полезут к нему своими зелеными лапами, он за себя не ручается.

– Подождите, друзья, еще несколько минут! – воскликнул вдруг Дежнев. – Все готово, но мне срочно нужно отложить личинку. Такое дело – мало ли чего!

С этими словами он устремился куда-то за башню, к утонувшим в ночи зарослям кустов, а все оставшиеся – и Ассандр, и гномы, и Малыш, и даже Шарки вопросительно и удивленно воззрились на Ганина.

А Ганин пожал плечами, но ничего отвечать на общее недоумение не стал.

Биорк не знал, что и думать. Они же шутят? Или он опрометчиво принимал этих новых людей за таких же, как он сам – принадлежащих к роду человеческому. Они, конечно, говорили порою чудно, и вели себя странно, но ведь это и неудивительно: они же из другого людского мира, с другой судьбой и другими чаяниями, – они и были для него, словно из дальнего заморского королевства. Но если поверить в выскочившую бредовую мысль, что они перед опасностью откладывают личинки… словно жуки… или оводы… Стоит ли с ними идти одной дорогой? Ночевать рядом? Чего от них вообще можно ждать? Биорк, не отдавая себе отчета, помотал головой.

Вернулся Дежнев – определенно, довольный.

Гномы скрылись под пологом и все тронулись в опасное предприятие. Впереди костры узкоухих разгоняли ночной покров, остатки вечернего тумана, и прямо на глазах их огненные конусы приближались к путникам, а Ассандр все не мог выгнать из головы удивительные фантазии. Что и говорить, Биорк понимал, что это просто прилипчивый бред, но он невольно стал припоминать все необычное в поведении новых людей. Конечно, теперь все выглядело необычным. Что если на всем пути Ганин и Дежнев откладывали личинки? – куда они это делают, в землю? А потом из них вылупятся вот такие, похожие на людей, существа? Зачем тогда Ганину женщина, если они размножаются иначе? Бешеные тритоны! Улишка наверняка кишит изнутри личинками… Да что же это за наваждение!

Неожиданно ухнул барабан, эхо ударило в стену крепости, и вернулось путешественникам в спины, Биорк поднял голову. Лагерь степняков пришел в движение. Пока они готовились к выходу из своего временного убежища, с одного из шатров уже успели стянуть полог, обнажив ребра каркаса. Со второго тоже начинали снимать шкуры и полосы крепкой ткани. Уруктаи сновали по стойбищу туда-сюда. Все готовились отправиться в дорогу.

Бывают дни, когда все удается, даже самые безрассудные вещи. Ураганный ветер, грозивший потопить корабль, вдруг доносит его, бережно и не порвав несобранных парусов, в нужный порт и на несколько дней раньше срока. Купленный на дальнем острове бросовый товар, за неимением другого, чем можно было набить пустой трюм, вдруг взлетает в цене и расхватывается в другом месте в один день. И с узкоухими степняками вышло тоже удивительно.

Пока они добрались до лагеря, уже добрая половина его свернулась и тронулась в путь. А в суете сборов варвары мало внимания обращали на свиту Шарки. Вараны потянулись по степи в юго-западном направлении, как раз в сторону восходящего острого серпа Селены. Только одна тварь, еще страшнее чем Шарки, – совсем уж с лицом мертвеца, – заинтересовалась их арбой и поплелась навстречу.

Ассандр, не выпуская вожжей, пристроился на краешек арбы, еще ниже опустил поля своей мягкой шляпы. Шарки шел в двух шагах слева, следом за ним двигались Дежнев и Ганин – теперь он нес в руках штандарт со скрещенными молотом и серпом; Малыш шел справа, держал в повод лошадь Биорка.

Степняк, подошел ближе и уставился своими злобными глазками на арбу и на людей. Он был одет в меховую накидку, что за зверь отдал ради этого свою жизнь, понять было невозможно – шерсть давно свалялась и торчала во все стороны острыми космами. На плечах у уруктая, закрепленные ремешками, тускло поблескивали бляхи с металлическими шипами.

– Совсем урукт-хай за Ледяными горами нежный стал, – проскрипел степняк. – Колеса нет – из гнезда не идет, еда с собой возит, барахло всякий – целый арба. Рабы, лошадь – одна, другой… Больше, больше. Скоро совсем человек будет, даже пахнуть, как человек – кислым дымом.

Степняк остановился прямо на пути у Шарки и ткнул рукой в лошадь.

– Зачем тебе так много добро таскать!? Степь всегда кормит. Две лошадь – много. Отдай одну. Мой весь жумпал ест лошадь, а ты идешь куда хотел.

– Нет! – воскликнул Шарки. – Лошадь веду в дар мой отец когункан.

– Тогда отдай человек, – степняк указал на Дежнева. – Один толстый отдай. И иди.

– Нет. Он мой раб. Не отдам, – рявкнул Шарки.

– И-эх, жадный урукт-хай.

Степняк все не уходил. Он вдруг выкинул руку и схватил Дежнева за предплечье, словно пытаясь оценить его упитанность. Сергей набычился и качнулся в сторону, сбросил с себя грязную лапу. Шарки поспешил к ним, чтобы погасить конфликт, но Дежнев пересилили себя, сдержался, а степняк удачно отвлекся на сверкающий солнцем тотемный знак в руках Ганина. Он, похоже, произвел на него сильное впечатление: узкоухий далеко не сразу смог отвести от него глаза. Затем степняк заинтересовался арбой, обошел ее сзади, чтобы не попасть под большое катящееся колесо, полез мордой к джутовому пологу.

– Что набил в арба? Дай мне!

– Все мой. Ничего не дам. Уйди! Я буду биться за айбактин. Скоро стану твой повелитель! Велю, весь твой жумпал уши отрезать.

Это было лишнее. Степняк вдруг напружинился, крутанулся, переломился в поясе, а в лапе у него оказался секач. Злобно поблескивая глазками, уруктай пошел на Шарки. Биорк, недолго думая, полез ладонью за голенище, нащупал рукоятку кортика.

– Мой жумпал уши отрезать?! – взвизгнул варвар. Биорк украдкой глянул на кострище – не всполошил ли узкоухий своих товарищей. Они уже почти миновали стойбище, еще немного, они бы превратились просто в одну из теней, тянущихся друг за другом к северо-западу.

– Иди-иди, мужик, – сказал Дежнев и примиряюще поднял в сторону уруктая ладонь. – Чего ты прицепился?

– Мужик?! – взвизгнул узкоухий, захлебываясь слюной. – Ах ты, бледная немощь! Толстый слизняк! – И он замахнулся на Дежнева тесаком. Целил он при этом Сергею в шею.

Дежнев инстинктивно закрылся рукой, но уруктай не успел ударить – Шарки залепил сородичу затрещину. Степняк в одно мгновенье рухнул, как подкошенный; его оружие улетело куда-то в траву.

Не оглядываясь, отряд поспешил дальше, туда, где между холмов двигались тени уруктаевского каравана.

Кажется, стычка прошла незамеченной. Никто не явился к ним за сатисфакцией. Через четверть часа крепость скрылась за косой тенью одного из холмов, хотя на верхушке его, на ночной траве, еще можно было угадать отблески далекого костра; с остальных же сторон путников окружала ночная степь. Серп Селены сегодня был узенький, как острозаточенный боевой серп и блеклый, но небо вызвездило; просторы междугорья в этом неверном жемчужном свете выглядели необычно и покойно. Караван, растянувшийся длинной рваной цепочкой, плыл по травам, словно по спящему морю. Изредка доносились горловые звуки – их издавали вараны.

Ганин и Дежнев устроились рядом с Ассандром, на передке арбы, и тихо переговаривались. Хотя, как обычно, говорил больше Сергей (он опять затеял отвлеченный разговор), а его товарищ отпускал короткие междометья: он был чем-то обеспокоен и часто вскидывал голову – всматривался в проплывающие мимо тени.

– Удивительно, что роль религии в этом мире очень и очень незначительна, – говорил Дежнев. – Я ожидал, что общество, так сильно похожее на наше средневековое, все свое поведение будет выстраивать вокруг каких-нибудь догм.

– Угу.

– Наши спутники обязательно, непременно должны были вести идеологические споры – ведь у нас же здесь представители сразу трех местных рас (Малыша я в расчет не беру). Хотя бы заявлять свои позиции… Разве у вас не должны быть друг с другом непримиримые разногласия, дорогой принц, – обратился он к Биорку. Ассандр пожал плечами. – Вот я и говорю: удивительное равнодушие к чужим воззрениям на космологию. А ведь они еще и нас должны были агитировать в свою веру. Чего? – Из под полога донеслось какое-то бормотание. Это, наверное, Грисаму было что сказать. – Лежите, товарищи, тихо. Спите.

– Все потому, – ответил ему Ганин, озираясь, – что у них волшебное прямо вокруг них, им концепции изобретать не нужно. Вот и выходит, что у них не вера, а знание. Чувствуешь разницу?

– Да, похоже. Значит у них и не религия тогда вовсе, а наука. Познавание. Так скажем, естествознание и философия. Как у нас. А много у нас сограждане спорят о науке? …спорили, – поправился Сергей. – Совсем об этом не говорили. Вот и они… Да что ты все время головой крутишь?

Ганин действительно вел себя беспокойно, а теперь он даже соскочил с арбы и тревожно оглядывался во все стороны.

– Улишки не вижу…

– Да все нормально будет. Никуда она не денется. Она же сразу влюбилась в тебя. Втюрилась, как кошка. Даже завидно, – вздохнул Дежнев и откинулся на полог широкой спиной (снизу сразу возмущенно заворочались гномы). – В меня бы так кто… лучше, конечно, какая-нибудь принцесса. Эх, как звезд насыпало!

– Просто она знает толк в мужчинах, – сказал Ганин.

– Да. Наверное, ты прав – не любят меня девушки… но, между прочим, фраза твоя звучит сомнительно: словно она – эксперт какой… – и Дежнев шумно вдохнул воздух в свою богатырскую грудь. – Посмотрите же, дорогие мои товарищи, какие жемчуга над нами раскинулись! «Открылась бездна, звезд полна; звездам числа нет, бездне – дна*» – воскликнул Дежнев. – Красота какая!.. И ни одного, ни одного знакомого созвездия! Может мы и не на нашей Земле вовсе? (Сноска* – М.В. Ломоносов)

Биорк и Ганин тоже подняли головы.

– А я кроме Большой Медведицы ни одного и не знал… – сказал Андрей. – Ты уверен?

– Небо и у нас изменилось в ту самую ночь, – сказал Биорк. – Когда слияние случилось. А Земля эта та же самая, но только она – не наша и не ваша. Своя. Пройдут по ней расы, народы, сменятся короли, а она будет и дальше лежать здесь для новых жизней и событий.

– Да! – сказал Дежнев.

– На этой сцене Создатель будет вновь писать свои истории. Всегда новые, и всегда узнаваемые.

Биорком овладело философское настроение.

Они ехали всю ночь. Шарки тоже скоро устал шагать и осторожно пристроился на повозку сзади, вызвав очередное возмущенное движение под покровом. Малыш пристегнул к оглобле второю лошадь, чтобы арба катилась веселее. Поскрипывание колес напоминало корабельные звуки.

Биорк привык по необходимости держать ночную вахту. Все его спутники, кроме неутомимого голема, задремали, а он один бодрствовал на передке арбы. Хотя править лошадьми не было большой необходимости – Малыш держал пристежную за уздечку крепкой рукой.

Время от времени их начинала догонять группа уруктаев едущих за ними, – там была одна повозка и два ящера – тогда голем понукал лошадей идти быстрее; когда они сами слишком уж сильно приближались к впередиидущей группе уруктаев – пеших и верховых, – то придерживал их. Помощь ему не требовалась. Но Биорк все-равно не мог заснуть.

Небо за Ледяными горами начало сереть. Покатые холмы, в которые путники поднимались, как на морские волны, одну за другой, незаметно уположились почти до полного штиля. Среди травы, словно островки, стали появляться каменные глыбы. Как-то незаметно оказалось, что горы значительно приблизились. Сахарный клык, которым выглядел отсюда Одинокий Малыш, больше нельзя было прикрыть одной ладонью.

Справа по обочине медленно проплыла скальная глыба и за ней группка чахлых сосенок, а потом Биорк заметил на фоне темной зубчатой полосы Драконьего хребта какие-то бледные контуры. Цепочка степняков, совершая большой полукруг, поворачивала в ту сторону.

– Мой король, вы спите? – услышал Ассандр шепот Грисама. Правая сторона полога топорщилась.

– Тихо… тебя могут услышать.

– Мне кажется, я вижу стены Закаригарда…

Короткая энергичная возня под пологом и затем после целый минуты затишья, – видимо, Эриферн хотел хорошенько удостовериться, – раздался его голос, полный сдерживаемого волнения:

– Это он!

– Вы видите башню короля Гримау? Какая она величественная и высокая! – горячо зашептал Грисам. Его голос тоже переполняли чувства. – Прекрасные, благородные линии. Какое счастье, что мы все-таки добрались до нашего священного королевства… – раздался кашляющий или, скорее, квакающий звук.

– Ты плачешь, мой верный Грисам?

– Кхе-кхе… просто что-то попало мне в глотку…

Удивляясь, что один из их полуросликов оказался королем, Биорк вглядывался в далекие контуры, они с каждой минутой наливались краской, становились четче. Башня, которой восхищался гном, значительно возвышалась над окружающими ее стенами, была выполнена из какого-то очень светлого камня и напоминала очертаниями шахматную фигуру – белого ферзя.

На востоке, над стеной Ледяных гор, прорезался огненный краешек солнца. Блеклые предгорья мгновенно преобразились. По степи протянулись длинные синие тени, между ними трава окрасилась в золотой и алый. Серая дымка схлопнулась в один миг и попряталась за грудами камней. Воздух стал каким-то глубоким, как это выглядит по ту сторону зеркальной амальгамы. Стало видно далеко-далеко. Белая башня засверкала, как свежесваренная сахарная голова.

– Знаете вы это место? – негромко спросил Биорк. Он не хотел таиться, что ненароком подслушал разговор и узнал чужую тайну. Не в его характере это было. Полог возле дальнего края повозки шевельнулся. После небольшой задержки Эриферн ответил:

– Город завета с Аулой. По преданию в этих местах ас сотворил первого гнома. После здесь построили твердыню.

– Я не знал, что гномы строили такие большие города на поверхности. Разве вы не исконные подземные жители?

– Огнебороды построили Закаригард, чтобы торговать со вместе расами. В незапамятные времена. Когда-то на этом междугорье и дальше за Ледяными горами лежали сильные и многочисленные королевства людей. Теперь от них остался только огрызок Норланда. А за Железными хребтом (гном из под полога указал рукой на юг, на череду остроконечных гор) обитали эльфы. Город должен был стать удобным для всех. Те времена давно ушли…

– Хорошо. Но теперь лежите неподвижно, – торопливо предупредил Биорк. – Нас нагоняет большой отряд верховых уруктаев. И, по всей видимости, мы скоро приедем.

Трава под ногами превратилась в выбитую многими ногами и лапами проезжую дорогу и начала пылить. С арбой поравнялся варан, на его спине в богатом седле, покачиваясь, ехал высокорослый уруктай. На голове у него покоилась своеобразная корона, украшенная вместо зубцов оленьими рогами. В руке, поставив основание древка в стремя левой ноги, всадник держал массивный двузубец, весь украшенный шкурками пестрых змеек. За этим уруктаем двигалась большая свита: не меньше дюжины воинов – все на варанах, вооруженные секирами, дротиками и копьями. Дальше катились разнообразные повозки: большие, громоздкие, и совсем легкие тачанки – еще меньше чем их собственная арба, на одной оси.

С той стороны проезжающего мимо отряда, на обочине дороги, Биорк увидел цепочку пленников – людей! Они семенили, связанные друг с другом за шеи длинной веревкой. Порою их подгонял длинной пикой верховой надсмотрщик, и тогда несчастные пленники прибавляли шаг, веревка натягивалась и дергала отставших.

Уруктай в рогатой короне, внимательно рассматривал выдуманный Дежневым тотемный столб: его закрепили вертикально на арбе. Затем его взгляд опустился на Ассандра и на его морде проявилось удивление – узкий лоб сморщился, нижняя губа и убегающий к горлу подбородок поползли вниз.

Он уже проехал вперед и все оборачивался на их арбу, словно не веря своим глазам.

– Шарки, просыпайся! – прикрикнул Биорк. – А то к нам прицепятся. Ганин, Дежнев, слазьте с арбы! Дальше пешком – кажется, приехали…

Он и сам соскочил с передка, и пошел справа от повозки, совсем близко, почти прижимаясь к лошадям. Не стоило привлекать внимания.

Движение вокруг их арбы становилось все плотнее. Люди поглядывали с опаской на все увеличивающуюся прорву уруктаев, старались оставаться под прикрытием лошадей. Даже Дежнев не балагурил, как обычно, и не подначивал Шарки. Все притихли, и как будто скукожились. Предчувствие надвигающейся неумолимой беды вползло в сердце Ассандра. Куда они лезут? В самое сердце гадюшника…

Только Шарки не видел беды в том, что теперь его сородичи были везде, куда не глянь – сотни узкоухих, десятки повозок. Расстояние до стен Закаригарда быстро сокращалось, и также быстро улетучивалась возможность свернуть в сторону. Нужно было пытаться ночью. Теперь им пришлось бы двигаться поперек движения, и этим они, несомненно, привлекли бы к себе всеобщее внимание.

Тоскливая неуверенность все росла. Биорк подбадривал себя мыслью, что если уж их навестил недавно Черный Шептун, то все должной обойтись, – тем более, и ему досталась небольшое пророчество: про тень, и про меч, – но здравый смысл говорил, что нужно же еще и свою голову на плечах иметь, и не лезть добровольно в самое пекло. А то никакое доброе предсказание не поможет…

Тем временем стена крепости выросла перед их глазами, заслонив все вокруг. Сложена она была из огромных тесаных блоков, и так давно, что они уже проросли друг в друга своими каменными корнями и превратились в цельный монолит.

Окруженные толпой, неумолимо несомые ею, как морским течением, путники влились в появившиеся, откуда-ни возьмись, широкие ворота. Сквозь движущуюся толпу варваров Биорк видел просторную площадь, которая лежала сразу за стеной. Некогда это был, наверное, грандиозный рынок, самый большой в известном мире. Площадь была правильной круглой формы, вымощенная светлым камнем, и с высоким обелиском посередине. По ее краям, ближе к внешним стенам, в арочных нишах, находились пространства для купцов: лавки, лабазы, подвальные магазины, стойла для лошадей и место для гостевого постоя. Все сделано добротно, надежно, из камня и карагачевых балок.

Выше, к крепостным стенам, уступами поднимался сам город. Череда широких лестниц через равные промежутки рассекали амфитеатр. Никогда еще Биорк в своих плаваньях не встречал такого необычного города. Размах и величие его заставляли думать, что нынешние обитатели пределов никогда уже не поднимутся до грандиозных свершений предков; золотой век показывал свое непревзойденное мастерство. В ясных линиях архитектуры, чистой нотой звучала открытость помыслов и надежда на незыблемость разумного мира…

Но все это было в глубокой древности; груз веков и владычества варваров оставили свою тяжелую печать на всем: застарелыми кострищами, разрушенными закопченными памятниками. Степняки вливались в покинутый город гномов, гремяще, оруще, привычно, как в свое исконное место, безраздельно принадлежащее только им. И эти сотни, тысячи чужаков, собравшиеся со всего междугорья, не могли заполнить великолепное пространство полностью.

– Какое грандиозное сооружение! – восхищенно проговорил Ганин. – Смотри, Серега, вот они – забытые цивилизации, сон тысячелетий…

– Колизей отдыхает, – согласился Дежнев. – Но ведь это тоже все – наше прошлое, наша история, если верить теории о Воссоединении. А нам достались только пирамиды… Учебник истории на свалку. Эх! Стакан чёрного кофе бы! Убил бы за кофе…

Биорк увидел, что уруктаи спешат занять самые удобные ниши. Они загоняли под арки тягловых животных прямо с повозками – высота и глубина позволяли это делать, не распрягая их. Сразу разводили костры, ставили над ними котлы. Некоторые места, видимо, были уже для них, как свои коронные, – на них прочие прибывшие не претендовали, за другие – случались короткие стычки.

Шарки на это все смотрел спокойно, и вел свой отряд дальше по кругу, туда, где толпа уруктаев редела. Это была правильная тактика: их варвар выказывал неожиданную сметливость.

Наконец они нашли место еще никем не занятое – далеко, почти напротив ворот, через которые они въехали в город. Рядом с их нишей оказалась одна из широких лестниц. Через несколько последовательных пролетов она вела вверх в город, в высокое здание, состоящее сплошь из одних лоджий. Вдоль парапета этой лестницы был проложен каменный водосток, и по нему бежала струйка воды, а внизу у ниши стояла каменная чаша. Она была до краев наполнена. Можно было утолить жажду самим и напоить лошадей.

Голем первым оказался возле источника воды; он прильнул к чаше жадным ртом и вдобавок по плечи опустил в нее свои синие руки.

Распрягли лошадей и поставили арбу поперек, так, чтобы она прикрыла от чужих взглядов их стоянку. И вовремя. Они недолго оставались без соседей: скоро справа от них расположился уруктай, который приехал один, без всякого сопровождения. Он слез со своего тощего варана, и скинул на каменную плиту небольшую котомку. Ящер у него был совершенно необычного, серого цвета, глаза, словно затянуты молочной пленкой. Биорк решил, что это от старости.

Узкоухий равнодушно глянул на рассматривающего его человека, снял с пояса мешающий ему огромный продолговатый тесак, и склонился над своими пожитками.

– А в соседях у нас Д’Артаньян, – вполголоса сказал Дежнев своему приятелю. – В рваных штанах, но верхом и с верной шпагой – искатель военного счастья.

– Угу, похож, – согласился Ганин, глянув исподлобья. – Не светись здесь, а то шевалье прицепится. Надо бы еще и палатки поставить, чтобы больше отгородиться.

Они принялись ставить свои палатки.

В центре площади, возле обелиска, начала собираться толпа. Их сосед встрепенулся и тоже пошел туда, предварительно проверив узел на поводе, которым он привязал к каменному столбику свою костлявую клячу.

– Я тоже идти, узнавать, – сказал Шарки, глядя, как в ту сторону со всех краев площади потянулись кособокие фигурки. – Вы все осторожно. Не смотрите в глаза никакому, даже старый и хилый.

На боку их уруктай приладил меч Ганина.

– Так точно, мой зеленый группенфюрер, – с готовностью осклабился Дежнев. – Не извольте беспокоиться, шагайте себе на здоровье. Штандарт свой не возьмешь для представительности?

Уруктай подвигал маленьким подбородком, видимо, идея выглядела привлекательной, – Шарки очень нравился его тотемный знак, он, пожалуй, даже относился к нему с трепетом, – но отбыл все же без своего символа значимости.

Биорк прошел к арбе, поправил джутовый покров, и справился у гномов, как они себя чувствуют. В ответ он получил серию возгласов про рваные чуни и плодовитых людей, чадолюбиво рожающих ежиков.

– Потерпите еще немного, – попросил их Ассандр. – Пусть все стойбище наконец устроится и мы выпустим вас размять кости.

Он прошел за арбу вглубь ниши. После площади, ярко залитой солнцем, в глубокой тени он не мог ничего рассмотреть. Когда глаза немного пообвыклись, он обнаружил, что их прибежище тянется дальше под аркой на добрые сорок шагов, и свод ее медленно опускается к дальнему концу. Каменные плиты хранили ночную прохладу и даже были слегка влажные. Пахло трюмом старого корабля. В голове всплыл образ глухой ниши, куда загонял его двойник, вызванный к жизни злым гением Касипа… б-р-р…

Ассандр поспешил вернуться к входу в арку и к слепящему солнцу и здесь его ждал неприятный сюрприз. Слева от них, за подъемом широкой лестницы, обосновались новые соседи.

Это был именно тот уруктай, который запомнился своей шапкой с оленьими рогами. Его сопровождала тогда очень большая свита, и вся эта компания теперь расположилась в следующих двух или трех больших нишах. Одних только варанов Биорк насчитал одиннадцать штук, а еще между ними выделялись иссиня-черный вол и две низкорослые лошади гнедой масти. Наверняка, захваченные у людей.

Были тут и сами люди: те пленники, что тогда шли цепочкой с другой стороны дороги. Их оставили ближе к лестнице и скотине, и теперь Ассандр смог их рассмотреть хорошенько. Среди них были в основном отроки и девицы, еще он заметил двух женщин. Мужчин не было вовсе.

Люди уселись на плитах и наслаждались отдыхом. Веревки с них все же сняли.

– Бедные дети, – горько пробормотал Ганин.

Детей Биорк не увидел – всем пленникам было, несомненно, больше солярного круга или они к нему по возрасту приближались, – но поправлять Андрея он не стал. Наверное, тот подразумевал, что дети не смогли пережить изнурительное путешествие и погибли по дороге.

– Вот поэтому и нужна армия, – горячо проговорил Дежнев товарищу. – Потому, что иначе, ты бессилен помочь слабому. Даже женщинам и детям. Сами в любой момент можем оказаться в таком же положении.

При этом смотрел он из-под руки в сторону обелиска в центре площади. У Биорка сложилось ощущение, что Дежнев даже не заметил пленников по соседству. Просто мысли его всегда, похоже, крутились вокруг одного и того же. Этот человек не упустит шанс, при случае подняться повыше – энергии и амбиций ему не занимать. Ассандр знавал таких, не мало их было близ трона Виннов… хотя, для придворных интриг, он слишком прямолинеен.

Через некоторое время они увидели возвращающегося Шарки.

– Ну что, хлопчик, – спросил его Дежнев, – что слышно в славном королевстве варваров? Когда начнется олимпиада молодых талантов?

Оказалось, что сегодня. Через пень колоду объяснений Шарки стало понятно, что ристалище, то есть выборы нового айбактина, начнутся, когда солнце уйдет за Драконий хребет и разожгут большой костер в центре площади. Игрища будут состоять из нескольких этапов, и продолжаться всю ночь, а может быть и следующую. В первом туре предстоит незамысловатое испытание: всякий подавший заявку будет сражаться один на один с противником выпавшем по жребию. Выходит, сразу количество претендентов на повелителя междугорья уменьшится вдвое. Биться для экономии времени будут все сразу – каждый в своем кругу.

– А этот, который одел олений корона, – сказал их уруктай. – Будет драться с дряхлый старик. Совсем нет храбрость, только хитрость. Где-то купил много люди-рабы, а сам на большой ратный поле не идет! Боится!

– О какой большой битве ты все говоришь? – спросил Ассандр.

– За Драконий хребет, в одну или две луну пути от священный город Нодгар на запад, есть ратный поле. Я не видел, никакой Урукт-хай не видел – все слишком молодой, даже старики. Но все знает! – торжественно сообщил Шарки. – Там люди победил и земля Урукт-Хай стала ваша. Злой колдун Клорин помог людям. Теперь нет Клорин. Мы туда придем, и твои люди будет разбит все в одном месте, потому что глупый, а умный побегут на лодки и уплыть все, кто выжил…

И Биорк и новые люди озадачено смотрели на уруктая. Ассандру было непонятно, как узкоухий сочетает свое повиновение Дежневу и крепко вбитые мечты о реванше над людьми. Нет, рано или поздно это закончится плохо.

– А сейчас Шарки крепко будет отдыхать, – объявил уруктай.

С этими словами он забрался в палатку, которую обычно делил с Дежневым.

– Ага, а мы будем мух отгонять, – сообщил ему в спину Сергей.

Приплелся к своему месту и уруктай, которого новые люди нарекли Д’Артаньяном. Он тоже сразу устроил себе незамысловатое ложе и завалился спать. Похоже, этому же последовали и все узкоухие вокруг. Постепенно на площади установилась относительное затишье. Только изредка раздавался голос какого-нибудь варана, схожий с протяжным скрипом заржавленного воротка на лебедке.

– Не сдаст нас в удобную минуту твой зеленый друг? – спросил Ганин Дежнева.

– К тому идет, – присоединился к его сомнениям и Ассандр. – Совсем другим голосом он с нами теперь заговорил.

– Надеюсь, что нет, – ответил Дежнев. – У него уже сто раз такая возможность была. Приходиться надеяться на его слово. А что еще делать? Детерминизм побеждает. Как по колее катимся – хрен выскочишь.

– Что делать? Ноги нужно срочно делать, – сказал Андрей.

Биорк обвел глазами площадь и поднимающиеся над ней многочисленные здания города. Словно гигантский каменный улей.

– Согласен, – вздохнул Дежнев. – Вот ночью и попробуем. Когда они друг друга убивать начнут.

Ассандр решил, что теперь можно попробовать потихоньку выпустить гномов. Малыша поставили у лестницы, предупредить о незваных гостях.

Сдавленно охая и ахая огнебороды выбрались из-под полога. Эриферн был мрачнее обычного, в волосах и в бороде у него застряли травинки, какие-то перышки и прочий мусор. Его спутник без конца шептал проклятия и разминал ноги.

Биорк новыми глазами смотрел на Эриферна. Грисам назвал его королем. Он не мог обронить это в шутку, в этом нет никаких сомнений.

Царственный гном расправил встречи и почувствовал этот особый взгляд моряка, направленный на него. Он понял, что Биорк знает.

Король, думал Ассандр. Король, возвращающийся из дальних краев в свою природную вотчину. Он должен горячо желать возрождения своего королевства. Значит, и остальные гномы уже могли проведать эту новость, и теперь все они попытаются вернуться в свое древнее лоно у подножия Одинокого Малыша. Чем кончится для людей это возвращение? Они живут на землях гномов уже давно и привычно: большой дом Фортов – ближе к Гнилым зубам, большой дом Биорков – в твердыне Красного Зубца. Не потребуют ли огнебороды, чтобы люди полностью покинули их пределы? Не начнется ли новая война?

– Ночью будем искать пути, как отсюда сбежать, – сказал он гномам. Огнебороды переглянулись. Биорку показалось, что Эриферн сейчас что-то скажет.

– Нужно будет сделать основательную вылазку, – вмешался Дежнев. – Разделимся и поищем выход. Мне хочется подняться по лестнице: она выглядит очень внушительно и находится у нас прямо под носом. Куда-то она же должна вести.

Ассандр смотрел на Эриферна и ждал.

– Мы согласны, – наконец сказал тот неохотно. – Мы можем посмотреть здесь понизу… нужно бежать, пока нас не раскрыли, или пока наш ручной орк сам не проболтался своим узкоухим сородичам.

– Между прочим, – добавил Грисам, – если нашего витязя убьют, то на его собственность сразу найдутся охотники. И первым, шершень ему в глотку, будет его соперник. Ждать исхода поединка – самое распоследнее дело…

– Вот вечно ты со своим пессимизмом, – вздохнул Дежнев. – Мыслить нужно позитивно, дорогой товарищ. Как ты себе это представляешь? Мы отправим товарища за нас отдуваться на смертный бой, а сами потихонечку смоемся?

– Нет. Начнем ежей рожать! – Грисам заинтересованно поглядывал в глубину ниши, спорить с глупым человеком он больше не хотел.

– Нет, ты подожди…

Биорк вернулся к своему голему.

Малыш, как и было ему велено, стоял на страже (вернее будет сказать – сидел). Чтобы не привлекать внимания узкоухих, он укутался в плащ и низко натянул капюшон на голову. Ему было хорошо – вода из чаши тихонько бежала на камни и лужицей разливалась возле бедра голема.

У соседей за лестницей тоже все улеглись спать. В ближайшей нише, спрятавшись от дневного зноя в тень, вповалку лежали пленники. Только возле лестницы, на самом солнцепеке остался светловолосый мальчуган. В отличие от остальных людей, его не развязали. У него на шее лежало тусклое металлическое кольцо, за него был привязан недлинный кожаный ремешок; другим концом он крепился к самой нижней балясине лестницы. Одет парнишка был в сильно изодранные штаны и рубашку. Ноги его были истоптаны.

Несмотря на жару и на усталость он пытался заговорить с Малышом. Наверное, он заметил синие руки голема и в силу неутомимого любопытства, свойственного этому возрасту, пытался понять, что это за существо сидит рядом с ним.

– Эй, синелапый, чего молчишь? Так кто ты есть? Уруктай синей породы или может водяной человек? Может ты – тритон, и тебя выловили из моря? Я видел, как ты плескался в чаше. Покажи лицо. Оно у тебя такого же голубичного цвета? Может ты все-таки человек, и просто очень много пьешь огненной раки? Знавал я одного любителя раки, только у него синим был один только нос и еще немного щеки…

Малыш не считал нужным отвечать на оскорбления.

Увидев Ассандра, мальчонка широко распахнул глаза и даже попытался вскочить на ноги. Ремень не позволил ему это сделать.

– Милорд, вы человек?! – воскликнул парнишка.

– Не кричи, приятель, – попросил его Биорк и оглянулся вокруг. Кажется, все было спокойно. – Конечно, человек. Разве ты уже забыл, как выглядят люди? И зачем ты пристаешь к моему голему?

– Что еще за голем?!

– Это глиняный слуга, такая оживленная заклятьями кукла.

– Вот дела! А я пытался его разговорить… Но почему вы не связаны и ходите спокойно. Хотя вы мужчина! Ведь вы – мужчина?

– И снова ты прав…

– Но всех мужчин они убивают: одних сразу, других – когда проголодаются в дороге. У нас вот никого не осталось из мужчин. А вы… вы им служите? Почему они вас не трогают? – требовательно спросил мальчуган. Голос у него был хриплый.

Биорк отчего-то почувствовал смутную вину. Он достал свою тыкву с водой и за спиной у голема потянулся к мальчугану. Паренек взял у него фляжку, но было в его движении, что-то снисходительное, и он не спешил к ней приложиться, он все еще ждал ответа на свои вопросы.

– Это быстро не объяснить: так вышло, – сказал Биорк. – Мы не чаяли попасть в такую ситуацию, но теперь пока ничего не поделаешь. Ты уже не дитя и должен понимать, что стихия обстоятельств бывает сильнее. Человек тогда должен использовать не силу, а хитрость. Порою нужно следовать за бурей, а не иди наперекор ей.

– Это называется – рациональное поведение, – сообщил парнишке голем.

– Ты смотри, твоя кукла вдруг заговорила! И даже пытается меня учить. Значит, вы выжидаете? А пока что задружились с одним из узкоухих?

– Что-то вроде того…

– А я ни за что не стал бы вылизывать им задницы, – сообщил парнишка. – Они уже хорошенько узнали это и этой ночью они меня съедят. Слизняк обещал.

– Кто?

– Главаря этого вонючего клана зовут Слизарки или как-то там. Оленьей пиявкой.

– Вот как… Поэтому всех остальных пленников развязали, а тебя оставили в узде и на солнце? – спросил Биорк.

– Потому, что я ударил одного из рыбьемордых ножом, – гордо сказал парень. Теперь они меня боятся и никогда не развязывают. Они бы и в плен меня никогда не взяли. Я бы не дался. Просто мне нужно было отвести уруктаев подальше от моей маленькой сестренки. Вот они меня и схватили.

– Как тебя зовут, приятель?

– Ты сам не представился…

– Я сквайр Ассандр Биорк.

– Биорк? А ты не врешь? Биорк из большого дома Биорков?

– Ты знаешь Биорков?

– Конечно! Как мне не знать соседей?

Мальчик не мог встать, но прежде чем назвать свое имя он выпрямил спину, положил руку на бедро, словно там висел кинжал, и гордо посмотрел на Ассандра.

– Имею честь представиться, милорд. Урожденный эрл дома Несельграде, граф Ченемгеда и Сюисса, Себастьян Несельграде.

15. Анна Нойманн

Места эти носили имя Чигирь. Так сказал Пенча Чернота, а он оказался единственным, кто смог определить, куда их унесло. Река быстро теряла свое полноводье, возвращалась в прежнее русло. Низкий берег, в который уткнулся носом паром, после ухода воды оказался непролазным болотом. Его капрал тоже называл Чигирем.

Лагерь разбивать не стали. Воздух был влажный и ознобистый; поднявшееся неохотно солнце весь день едва пробивалось сквозь желтую, низкую пелену. Русские таскали вещи с корабля на каменистую стрелку: здесь было чуть ли не единственное место, где в грязи не вязли ноги. Все кашляли, шмыгали носами, ходили, подняв плечи, сгорбившись. Вещи валились из рук. Ни у кого и в мыслях не было, оставаться в этом гиблом месте. Анна и сама себя чувствовала продрогшей вороной: вороной с вороненком – под плащом пряталась от сырого воздуха Герда.

Предводитель русских, насупившись, смотрел из под козырька морской фуражки на свой табор. Толстые щеки, бушлат, руки в карманах – бегемот-бегемотом… Женщина толстяка, миловидная блондинка, сидела на бауле у его ног, в руках она сжимала ружье.

– Если вы идете с нами, придется бросить вещи, – сказал старпому Баррион. – Выбраться из Лехордского леса – это уже удача. Нам повезло, что ваш капрал сможет быть проводником.

Бегемот тяжело кивнул головой. После утреннего налета орков спорить не приходилось: власть старпома снова закачалась.

Это был даже не налет. Анна уже знала военную манеру узкоухих. Они любили строй, слаженность, любили подавлять численностью. Их барабаны задавали темп сражения, заставляли особым языком передвигать когорты, перестраивать ряды, заходить с флангов.

Тот отряд, который выскочил на лагерь новых людей, был слишком малочисленным – наверняка, это были разведчики, идущие впереди большого войска. Выбежав на открытый галечный берег, они ввязались в бой потому, что не сразу заметили у себя за спиной большую часть людей. Узкоухие слишком поздно поняли, что оказались в западне. Между молотом и наковальней.

Но они наделали большой переполох. Люди с парома еще не видели орков, они вообще не видели ничего: небольшой отряд Сонетров, почти сразу, как русские обосновались на своем месте, угодивший к ним в ловушку, можно было не брать в расчет.

Бой был быстротечный. Орков расстреляли из ружей.

На берегу остались лежать ужасные создания. Даже трудно определить в каком состоянии они выглядели поганее: в живом или мертвом. Нет, не трудно – в раненом и осознающем скорый конец. Одна тварь еще дышала.

Возле орка, лежащего у воды, обезоруженного, зажимающего лапой кровоточащий бок, собрались все люди. Они толкались и заглядывали друг другу через плечо.

Мерзкая бугорчатая голова, бледно-зеленая морда, злобные налитые кровью глаза, дрожащий рыбий рот, издающий скулящие звуки. Это было почище любого триллера. Такое зрелище никого не может оставить равнодушным. Анна в который раз содрогнулась от чистого физиологического неприятия. Враг был нагляден, страшен и мерзок. Он не вызвал ничего кроме желания поскорее убить его.

– И вот эти идут на нас, старпом? – спросил кто-то из вооруженных мужчин. – О них говорил тот колдун? Он же нас предупреждал, Яныч!

– А Великанкин-то оказался прав! – крикнул кто-то за спинами.

Старпом тяжелым глазом поискал горлодера, но ропот шел отовсюду. Лучше было сейчас предводителю русских не высказывать угрозы. Впрочем, он это и сам осознавал.

– Я Бруно Лобанов обещаю: когда выйдем в безопасное место, устроим новые выборы. Тогда все смогут высказаться, – крикнул глухим голосом старпом. – Были ошибки. И с моей стороны тоже были, но сейчас не устраивайте бузу. Ради своих семей не устраивайте. Я договорился и нам предоставят убежище.

Женщина бегемота стояла за его спиной и напряженно сжимала в руках охотничью двустволку.

Орка прирезал Утес. Встал ему коленом на грудь и деловито, без эмоций, загнал кинжал снизу под ребра. Когда он этим же кинжалом стал отрезать узкоухому голову, Анна отвернулась.

Это не помогло. Оруженосец Фюргарта привязал трофей у своего седла, и теперь Нойманн все время натыкалась на безобразную голову глазами. Даже когда она не смотрела на нее, графиню преследовал смрадный запах. Уже не понятно, воображаемый или нет.

Они ехали на запад. Окончательную точку в выборе направления движения всей их большой оравы поставил Чернота. В сторону Капертаума (а значит и Пархима), по его словам, идти было чистое самоубийство, и даже хуже, потому что именно в той стороне лежат Запретные Курганы, – губы Утеса при упоминании этой местности превратились в жесткую складку, было очевидно, что и он не стремится туда попасть, – а единственная, знакомая, хоженая капралом дорога ведет в Крево.

– А Крево – это дикобразы, – пояснил Баррион для Анны. – Их земли – это уже почти медведи.

Баррион хотел попасть к медведям – так звали Бернов, вассалов Фюргартов. Анна знала это. По словам «нового» Чарли, там находился отец Барриона король Дерикси там было все, что осталось от войска Капертаума. Оруженосцы Барриона: Утес и Риард Хонг, – конечно, последуют за ним. Анне тоже ничего не оставалось, как ехать к медведям. Если она желала вернуться в Пархим (а она желала?) то ей следовала держаться своих спутников и дальше.

Некоторое время они двигались по бечевнику вдоль реки и во главе всего отряда ехал Чернота, а с ним – вся их компания и из русских – старпом, затем, ориентируясь на неясные приметы, капрал свернул на нечеткую тропу, уходящую в лес. Они, понятно, последовали за ним.

Дорожка была влажная, черная и мягкая, как ковер. Деревья, едва они немного отъехали от реки, придвинулись ближе; их широко расставленные ветви закрыли небо и склонились над всадниками, словно рассматривая их и прислушиваясь, о чем говорят люди. Звуки стали глухими, неясными и быстро гасли в ближайших стволах.

– Не нравиться мне этот лес, – громко сообщил Утес и пригнулся от звука собственного голоса. Вот уж никогда нельзя было поверить, что грозный воин может чего-то бояться. Да еще какого-то там леса.

– Лес, как лес, – пожала плечами Анна и снова наткнулась глазами на оскаленную голову у ноги воина.

– Если бы так, – недовольно озираясь, пожаловался Утес. Его желтые волосы намокли от тумана и свисали на плечи сосульками. То и дело наверху, на листьях деревьев, набухала очередная капля, и тяжело падала на проезжающих внизу людей. На головы, на плечи, за шиворот. Люди ежились и поднимали отвороты курток. – Это не просто лес, – гудел Утес, – это Лехордский Лес. А это, графиня, не на много лучше Запретных Курганов. Гиблое место для человека. Здесь же даже дышать трудно. Разве вы не чувствуете, какой спертый здесь воздух, – как на гнилом болоте? И посмотрите, деревья все время качают ветвями.

– На то они и деревья, – заметила Нойманн.

– Нет. Деревья в Лехордском Лесу живые, скажи им, капрал. Они нас и слышат и видят. Глядите, ветра нет, а они шевелятся.

Невольно все стали озираться по сторонам, даже Анне стало жутковато. Впереди на них как раз надвигалось особенно толстое дерево – то ли вяз, то ли бук; потеки на его стволе, бугристая кора причудливо складывались в угрюмую физиономию. Всматриваться в черты не хотелось. Что-то схватило девушку сзади за плечо, она стремительно обернулась, грубо дернув Веспу уздечкой, – и длинная корявая ветка закачалась перед самым лицом, конец ее изогнулся предостерегающим пальцем.

«Какая-то паранойя!» – подумала Анна. – «Лес, как любой другой; не может здесь быть ничего: у страха тысяча глаз…» Но она некстати вспомнила, как, вопреки холодку по спине, открыла дверь незнакомцу, постучавшемуся из ночи, – тогда, когда они ходили к береттеям и заночевали в брошенном доме. Открыла, потому верила, что чудовища живут только в блокбастерах. Незнакомец и его черный длинногривый конь… Она только на секунду отвернулась, чтобы поднять амбарную щеколду, юноша положил влажную руку ей на запястье. Аннна еще успела удивиться: какой быстрый, чуть увидел женщину и сразу к делу; опустила глаза и замерла – пальцы незнакомца были удивительно длинные, узловатые в фалангах, и беспрестанно двигались, словно пульсировали.

Анна подняла голову; лицо юноши, вдруг каким-то образом обернулось девичьим, и прямо на ее глазах начало удлиняться; подбородок пополз вниз, открывая длинный провал рта… от ужаса и недоумения Анна не могла пошевелиться. А потом эта тварь плюнула ей прямо в лицо. Чем-то мерзким и липким.

Бр-р-р… не к месту она начала это вспоминать. Нойманн обернулась через плечо и всмотрелась в дорогу за спиной.

Выглядело она завораживающе и знакомо, словно виденная в каком-то фильме. Тропа позади уходила, изгибалась и терялась среди деревьев и высокой травы; по ней, далеко растянувшись, брели людские фигуры, с мешками в руках и за плечами. Словно дети, следующие за волшебным крысоловом.

Рядом возник Баррион. Внимательно посмотрел ей в лицо фиолетовыми глазами. Герда потянулась к ней с его лошади, – она захотела ехать с Фюргартом, – схватилась ручками за поясной ремень, тихонько засмеялась тонким колокольчиком.

– Пойдешь ко мне, куколка?

– Я не куколка, а живая девочка. Нет, я поеду с рыцарем! – Герда проказливо встряхнула светлыми кудряшками и откинулась назад, на грудь Барриона.

– Ладно… Я давно заметила, Фюргарт, дети тянутся к красивым людям…

Баррион задумался на миг, кивнул согласно головой. Он не кокетничал. Именно так. В нем совсем не было ничего напускного, никакой позы. После того, как рыцарь пришел в себя, он вообще вдруг оказался отличным собеседником и товарищем. И, если признаться честно, чуть ли не идеалом мужчины. Именно такими представляют себе девочки будущих избранников: мужественными, отважными и верными… и красивыми.

– Почему ты сворачиваешь с дороги!? – воскликнул Утес.

Пенча Чернота, ехавший в двадцати метрах впереди, на несколько мгновений задержался на изгибе тропы, – путь ее дальше пролегал между двумя раскидистыми дубами-близнецами – и вдруг поехал в сторону, по топкой и кочковатой поляне. Уже на середине ее он и обернулся.

– Езжайте след в след за мной. Тропы в этом лесу ненадежны.

Утес пожал плечами, но спорить не стал. Они все друг за другом пересекли открытое место. Последним из их передовой группы проехал старпом Лобанов. Тусклое солнце смотрело на людей сквозь пелену желтым глазом.

– Почему нельзя было проехать между деревьев? – спросила на другой стороне поляны Анна. – Мы же по дуге вернулись вновь на ту же тропу.

– На ту же, да не на ту. Всмотрись… – ответил Чернота, указывая рукой на дубы. Анна обернулась.

Деревья были все те же, она не видела ничего в них особенного. Прекрасные мощные лесные патриархи, которые послужили бы украшением любого парка в Германии. Лет по пятьсот им, не меньше – быстро посчитала Анна по кольцевым узлам ветвей – отец еще в детстве научил. Но больше ничего такого особенного она не видела… тропы! – между исполинов не было видно тропы. С той стороны она была, а с этой – чисто: густая девственно-нетронутая трава. Что за натюрморт?

– Так-то, – пробормотал Чернота, увидев по лицу Анны, что она заметила несуразицу. – Нельзя верить. Все дороги в Лехордском лесу ведут к его хозяину.

– Если бы мы поехали туда, то прямиком попали к нему в болото? – Утес откуда-то извлек красный шнурок и в несколько оборотов накрутил на запястье левой руки.

– Лучше и не знать. Здесь все время нужно быть начеку, смотреть, как ложатся тени от деревьев, не меняют ли своего места камни за спиной.

Анна не захотела расспрашивать, о чем это говорят капрал с Утесом. Спросил русский.

– Что за чертовщина здесь творится! – подал голос старпом. – Что еще за хозяин леса? что за ползающие камни? А как мы будем смотреть на тени, когда стемнеет?!

– До темноты нам нужно добраться до Бранного Поля. Это не так далеко. А Хозяина давайте лишний раз поминать не будем, – проговорил Чернота, озираясь. – Не здесь.

Тропа разделилась на две и побежала в разные стороны. Одна уходила к молодому осиннику, который трепетал под ветерком рябью листьев, за ним, не шевелясь, нависала черная стена леса. Вторая – направлялась мимо наклонившегося под большим углом камня и взбиралась на невысокие оплывшие холмы. Эта тропа казалась сухой, надежной, здесь было больше света, а сегодняшний день и без того глядел безрадостно. Анна предпочла бы, чтобы они двигались туда.

Чернота задержался на развилке дольше, чем в прежний раз.

– Ну что, что? – спросил его нетерпеливо Утес. – Верхняя дорожка как раз поворачивает на Запад. Бранное поле во владениях дикобразов.

Капрал с сомнением посмотрел на бледную тень от камня, под углом пересекающую тропу, на густую траву, из которой выступали округлые лбы белых валунов. Затем перевел взгляд к поджидавшей их рощице. Провел двумя пальцами по усам.

– Поедем по этой, – указал он к холмам. Но в голосе его уверенности Анна не услышала.

– Хорошо! – воскликнул Утес.

Трава под ногами была удивительно густая и сочная, длинные пряди ее колыхались, как буйное лесное море. Казалось, что шевелится она сама, а не от прикосновения ветра. Чудилось: изумрудные пальцы ищут вокруг себя, хотят прижаться к путнику, взять у него силы, впитать тепло тела. Тропа уже едва угадывалась, влажная земля только иногда выглядывала между травяных косм, и она удивляла своей глубокой сытой чернотой. Лошади шли по ней все тяжелее, с растяжкой, по-журавлинному переставляя мохнатые ноги.

Капрал Пенча вглядывался в траву, наклонялся над ней, словно прислушивался, потом вовсе соскочил с седла и пошел, ведя коня в повод. Возле большой разлапистой ольхи остановился. Ольха закрывала над ними полнеба, она была огромная, как дуб или вяз, и каждый листочек на ее изогнутых ветках дрожал кроличьим хвостом.

Но дорога шла вверх и становилась суше. Когда путники поднялись над развилкой и наклонившимся камнем, Нойманн повернулась чтобы посмотреть, как далеко растянулся их караван. Люди как раз плотным гуртом выходили из-под деревьев к перепутью, сзади их теснили несколько всадников из старпомовских людей. Оттуда доносились крики. Кто-то призывно махал рукой.

– Что там у них? – спросила Анна.

– Кто-нибудь свернул с тропы, – предположил капрал. – А я особо всех предупреждал, проехал перед поворотом в лес вдоль цепи: идти друг за другом, в чащу не соваться.

– Я посмотрю, – буркнул бегемот, разворачивая лошадь и съезжая в сторону.

– Нельзя, Бруно Янович! – остановил его Чернота. – Вернись. Идти можно только вперед: возвращаться, кружить – это угодить в ловушку Хозяина.

– Да кто этот Хозяин!? Там моя Маша!

– Пусть нагоняют, – настойчиво повторил капрал. – Кто свернет, отстанет, повернет обратно – тот пропал.

– Гангут в Лехордском лесу сидит в чащобе, – сказал Риард Хонг.

– Кто?

– Страшное чудовище. Сам огромный, как древний исполин. Распластался в трясине – лежит, выжидает. Это он всех путает. Руки и ноги у него, как змеи, вместо волос и бороды тоже змеи извиваются, а кто говорит – это у него щупальца. Как у морского гада. Глаза по всей голове злым огнем горят. Один раз взглянешь на него и остолбенеешь. Гангут тебя и схватит… щупальцами обовьет, и кровь из жил высосет.

– Жуть какая, – поежилась Анна, безотчетно стараясь держаться между Утесом и Фюргартом. – Неужели такие твари бывают?

– Я его не видел, – ответил Чернота. – Лесовики как-то живут здесь. Просто нужно уметь. При нужде можно ходить и через Лехордский лес.

– А ты как научился, капрал? – повернул к нему длинное лицо Утес.

– Военную лямку я тянул у палещуков, а пришлось однажды прямиком идти на Баксидку…

– А зачем? Почему не по королевскому тракту?

– Это длинная история…

– Так расскажи нам, до вечера я совершенно свободен. И хочу знать своего проводника. Может ты и не капрал уже, а слуга Гангута… слышал я такие россказни. Шагнул с тропы, вернулся и уже не человек, а подлая тварь, заманивающая в западню, ждущая удобного часа, чтобы накинуться сзади…

– Ну, тут уж либо вести, либо байки сказывать, – капрал нахмурился, осматриваясь вокруг. Место как раз было чистое, удобное.

Деревья здесь росли отдельно друг от друга, как в ухоженном ландшафтном парке, и солнце впервые за целый день пробилось сквозь желтую пелену. Хотя тропа, что их вела, теперь почти не угадывалась, они поехали веселее. Впереди виднелся лоб холма, после лесной угрюмой стесненности, хотелось подняться на него, оглядеться и дождаться остальных. Место было широкое, можно было, ожидая, устроить и привал.

Так и поступили. Поднялись, разожгли костер. Разнуздали лошадей, уселись на плащи, Фюргарт стянул с головы кольчужный капюшон. Лобанов остался стоять: он все высматривал свою Машу.

– Ну, – подтолкнул Черноту Баррион. Анна услышала в его голосе металл. – Как раз время пока люди подтягиваются: рассказывай, какого айдука тебя кругом мотает.

Фюргарту капрал возражать не стал.

– Отец мой – однодворец, вассал бургграфа Нюрба, владел домом и двумя стадиями земли на берегу Баксидки, – начал Пенча Чернота.

– В землях Форта многоженца? – спросил Утес. Он улегся, вытянув ноги к костру, облокотился локтем на травяную кочку и засунул в рот полоску сушеной конины, – устроился удобно, – и собирался вкусно, с удовольствием послушать чужую историю, вслух покомментировать ее.

– В землях Фортов, – подтвердил капрал. – А Форты, все знают, своим обычаем заводить гаремы, связали кровью все малые дома в округе. В любом дворянине к северу от Баксидки и к югу, и во многих мелких поместьях земель Биорковских воронов, и восточных окраинах Стимов, и дальше при желании можно найти линию, восходящую к Фортагу Сидящему на Камнях. И, конечно, любой, нацепивший меч на бедро, считает себя дворянином. Все кругом благородные: последний голодранец, прозябающий в дырявой хижине на горе, кичится своим именем. Все, что он знает и любит: точить сталь и искать, кому не спустить за неосторожное слово.

– Фортантинги – такие, – согласился Утес.

– Нанять пастуха на отару в наших краях – не такая простая задача. Мост посчитать и построить через горный ручей, плотника найти добротного, каменщика – все сами готовы нанимать, но чтобы только не заниматься подлым ремеслом… хотя и денег-то ни у кого не водится. Но гордость дороже. Вот и выходит: я – Фортантинг, ты – Фортантинг, а кто коня будет чистить? Да, так у нас… От этого в некоторых головах появляются сладкие мысли: почему не он заправляет из горного замка? – ведь он такой же родовитый. И вот они уже видят себя в Форт-Роке, в шелковых одеждах, с золотым обручем на голове и дорогим оружием на поясе. Вот и мой прадед пошел за одним из таких звонкоголовых, поставил все свое влияние и все свои деньги, чтобы его сеньор смог сидеть на стуле, покрытым реиндольским ковром, а сам видел себя при нем полновластным стюардом… В результате всего этого предприятия очередной гордый Фортантинг лишился головы, его дочери пополнили гарем ярла, многие соратники неудачного претендента бежали, а другие были схвачены и поплатились. Моему деду каким-то образом удалось сохранить свою жизнь, но он потерял титул маркграфа и от наших обширных владений осталась лишь маленькая и дальняя крепостишка, на которою не позарился назначенный ярлом попечитель. Моему отцу, в свою очередь, уже пришлось платить за осколок фамильной вотчины ренту Нюрбам. Но откуда брать деньги, если все твои вассалы да работники – твои же домочадцы? Отец смирил гордость: стал служить бургграфу лесником.

– Сегодня один поднялся, завтра второй упал, – заметил Утес, оторвав от полоски мяса очередной кусок. – Неудача прибавляет ума.

– И все же мой отец не оставил надежду выкупить и возродить старый фамильный дом, – продолжил капрал. – Островерхие башенки крепости всегда были перед глазами, они ждали с той стороны реки, на кедровом холме. В это свое предприятие отец вложил своих сыновей – единственное, чем он мог теперь располагать. Своего первенца, моего старшего брата, он отправил служить к Сонетрам, среднего – в Каллендию. А меня – к Фюргартам. Рано или поздно, говорил отец, великие дома схватятся за оружие и тогда один из вас обязательно окажется среди победителей. Пусть он будет тем, кому достанется наша вотчина.

– Почему же он не поставил на Виннов? Он оказался таким прозорливым?

– Вепрь уже правил. Подняться возле крепко стоящего на ногах – это особое искусство: нужно уметь идти по головам, интриговать. Черноты не таковы, мы все служаки. Воинскую лямку и я начал примерять на себя с младых ногтей.

– Начало своей службы можешь пропустить, – сказал Баррион. – Я о нем знаю. Тебя определили пажом к Роду Трентону. Большая удача. Попасть в услужение к оруженосцу ярла юнцу с фортовской Баксидки довольно непросто.

– Трентон – предатель! – выплюнул гневно Утес. – Если бы он подло не открыл ворота Рыбьей башни, Сонетр обломал бы об Капертаум свои зубы!

Фюргарт нахмурился.

– Не знаю, что его сподвигло на это, – сказал он спустя время. – Никогда не мог бы предположить… Но если даже Род был к тебе несправедлив, Чернота, а ты честно нес свою службу, отец заметил бы тебя. Ярл Дерик всегда присматривался к своим юнцам – они вырастают очень быстро и становятся воинами. Но только возле фюргартовского льва ты отчего-то не прижился, и пошло тебя мотать по свету: к палещукам занесло, затем еще куда-то, а теперь к новым людям.

– Битый осел бежит быстрее лошади, – заметил Утес мимоходом.

– Кто здесь битый осел? – спросил Чернота очень спокойным голосом и посмотрел на свои руки, сложенные на коленях.

Анна услышала сдержанную угрозу в его словах и приготовилась остановить капрала ударом ноги, если тот вдруг вскочит с оружием. Огромный Утес взглянул на проводника с удивлением, но ответил миролюбиво.

– Не прыгай на меня, капрал. Я такой же, как ты перекати поле. У тебя дно черное, сказал котел котлу. Только у тебя в детстве перед глазами был фамильный замок, пусть хоть и за рекой, а у меня – лишь торная дорога после ночевки в стогу на задах корчмы. Отец считал непростительным расточительством тратить серебро на что-нибудь кроме выпивки. Рассказывай дальше, сделай милость. Не кочевряжься.

– Я не бегу и не боюсь, – проговорил капрал, опуская плечи. – Ни тогда, и ни сейчас. Были времена, когда у меня на поясе висел добрый меч и кошель с монетами. А теперь что? Что сорвет ветер с голой скалы? Пучок травы? Меня занесло к палещукам не потому, что я не мог стерпеть кулака Трентона – какой паж не получал пинки и затрещины. Меня сманила рассказанная в трактире легенда о сокровище короля Матюша. Купец протрезвел и уехал, а мне его байка крепко запала в голову. Еще бы, одним разом решить все фамильные невзгоды – найти клад и выкупить замок. Заслужить одобрение отца. Я был очень юн, мне было так легко поверить в простые пути.

– Хм… А я никогда не был дитем, – громко сказал Утес. И обернулся вокруг, ища глазами, кто мог бы в этом усомниться.

– Это с первого взгляда было понятно, – заверила его Анна. – Продолжай, капрал. Как же ты мальчишкой не пропал в чужом краю? один? Говорят, что это страшная глухомань, и хотя лежит она и с этой стороны Эльде, но места там дикие и болотистые. Да и мир ваш суров к детям.

– Может быть, я и пропал бы… Недолго думая, я пристал к обозу, уходящему на запад. Купцы не гнали меня, но всю дорогу мне пришлось пройти пешком, и только один возница разрешил мне положить свой узелок на подводу. В трактире перед Гатью, у которого на роздых остановился обоз, ко мне подсел человек в плаще и надвинутым на лицо капюшоне. Он стал меня расспрашивать, кто я, и что я. Я поначалу тишился, не отвечал, но незнакомец велел трактирщику накормить меня; я опьянел от тепла и сытости, и слово за слово, выложил все. Себя этот человек называл дорожником и охотником, слушал, кивая каждому моему слову, и узнав, что я совсем один и никому в целом свете нет до меня дела, предложил ехать вместе.

– Ага… – сказал Утес. – Есть такие охотники.

– Да, наверное, он был из таких – кто знает? Если он хотел меня только ограбить, добыча его была бы небогатой. К счастью, он не успел меня увести. На соседней лавке сидел сквайр с молодой женой, она слышала наш разговор и велела мужу подозвать меня. Хотя сквайр, как мне показалось, был со мной недружелюбен. Я потом узнал, что причиной его угрюмости была неудачная поездка в Эдинси-Орт и Капертаум. Чета искала лекаря для своего неходячего сына, и вышло так, что они не застали королевского чародея в столице, а мейстер Верн не смог им помочь. Всю дорогу сквайр Громада и его жена проделали вместе с больным сыном и малолетней дочерью; они сильно утомились в дороге, и членами и духом, и все было напрасно. Никто не смог поднять расслабленного с постели.

Несмотря на свои беды, чета Громада взяла меня с собой. В дороге я развлекал больного отрока, а его звали Овлур и он был мне ровесником, и мы сошлись близко и стали, словно братья. Бедный парень даже не мог сам слезть со своего ложа на подводе и его забавляли мои истории о Баксидке и Овечьих Холмах. Он видел мир моими глазами, потому что его глаза видели не так много, а его рука не могла твердо удержать и кинжала.

Мы приехали в их маленькую крепость на Эльде. Сквайр Громада через своего сына полюбил и меня, а его жена Явора стала мне словно мать. Дочь же их Беата смотрела на меня, как на старшего брата и всюду ходила за мной. Но дети растут быстро, и когда начались зимние месяцы, она уже засияла своей первой красотой. Такая красота будит в людях вокруг самые нутряные вещи: хорошего человека она поднимает, а плохого делает еще хуже…

– Так это будет любовная история? Скучно, – зевнул Утес.

Он вдруг вскочил одним прыжком на ноги и отошел от костра. Капрал сбился.

К холму подтянулись отставшие пассажиры. Начались разговоры и подсчеты: кого-то не могли найти, и одни кричали, что нужно вернуться и поискать их, а другие поминали предостережение Черноты, что возвращаться в Лехордском лесу нельзя. Обеспокоенно поднялся Фюргарт. За ним – Хонг. Возле костра остались только капрал и Анна. Нойманн отчего-то очень захотелось узнать, что там дальше вышло, хотя история не обещала быть со счастливым концом, иначе Пенчу Черноту не занесло бы под Лехорд.

– Наверное, благодетелям твоим не понравилось, что их дочь привязалась к безвестному сироте? – спросила графиня.

Глаза капрала подернулись дымкой, он снова был в другом месте и времени:

– Прошлая зима выдалась на редкость суровая, графиня, на Эльде стал лед, и по нему однажды из Чёрного леса прокралась огромная стая седых волков. Они ворвались в посад, резали по овинам скот, накидывались из пурги на прохожих. Это были настоящие исчадия Кипаги, они несли смерть и разрушение, лютовали словно армия беспощадных грабителей. Разорив все вокруг, они стоптали стражу у открытых ворот и ворвались в саму твердыню… А на ту пору ярла Громады дома не было. Он и его жена – пани Явора, по случаю праздника Середины Зимы гостили у брата сквайра. С ними были и их слуги. Замок был почти пуст.

Я услышал крики привратников, вой и рычание, но не встал с постели: у меня на груди спала несравненная Беата. Она, как в детстве любила послушать мои истории и не уходила к себе, пока не получала перед сном желаемое. В эту ночь не было кому прикрикнуть на нее и отправить в свою светелку, и сон застал ее в моей комнате. Пальцы ее были в моих волосах, как рыбы в сетях, ее сладкое дыхание смешалось с моим, и я не хотел тревожить ее видения, ради того, чтобы посмотреть в окно и узнать, что происходит внизу в детинце…

Анна затаила дыхание. Она видела эту картинку. Молодой Пенча Чернота (если он говорит, что это было зимой, то по-человечески значит, что с той поры прошло уже шесть или семь лет – каждый месяц здесь что-то около года), юная и смелая в своей невинности принцесса спит у него на груди: золотые кудри разметались, щеки горят в неге; дверь прикрыта, но не заперта, чтобы прислуга не заподозрила недозволенного между названными сестрой и братом; приглушенный рык за оконным провалом; звуки когтей по каменным ступеням лестницы. Беззащитная, не ждущая беды парочка и смертельная угроза.

– Я увидел в дверном проеме волчью морду, в оскаленной пасти блестели зубы…

Рассказ прервал раздавшийся за спиной крик. Звали Черноту. Капрал вскочил, поднялась с сожалением и Анна.

Кричали с лесистого края холма. Перед Нойманн и капралом люди расступались. У русских все-таки была налажена строгая дисциплина, военная иерархия. Человеку в доспехах, с оружием полагались привилегии.

Выйдя под сосны, она увидела своих: Утеса, Барриона, Хонга – они рассматривали курган, лежащий напротив, через ложбину.

Это было странно. Когда они поднялись на холм, когда разбивали костер, Анна успела осмотреться вокруг. Сзади и по левую руку тянулся лес, из которого они только что выбрались. В другой стороне блестела на блеклом солнце извилистая речушка: частые повороты ее русла покрывали всю широкую и ровную долину по правую руку. А с этой стороны она раньше видела распростертое до самого горизонта поле. Правда оно было затянуто легким туманом,… оно и сейчас утопало в его серебристой зыби, но теперь из него выступала череда круглых одинаковых холмов. У подножия первого цепочкой стояли камни.

Камни были белесыми с плоскими вершинами. То, как они были расставлены, их костяной цвет, напоминало что-то неприятное.

– Мне кажется, капрал, что мы идем не в том направлении, – сказал Фюргарт. Чернота остановился возле него и молча вгляделся в правильную округлость холмов.

– Разве вот это уже не Бранное Поле? – спросил его Утес, указывая на пространство за речной лентой.

Анна услышала в голосе оруженосца Барриона недоумение, даже подозрительность. Предводитель русских – старпом, тоже посмотрел на своего капрала вопросительно.

– Выглядит это именно так, – наконец ответил Пенча. – Вот та светлая полоска должно быть Кольцевые Гряды. Но я никогда не видел их с этой стороны. Мы вышли в другом месте.

– Значит, нужно идти к ним напрямую! – воскликнул Утес. Он явно не горел желанием снова заходить в слишком живые дебри.

Чернота посмотрел влево на стену леса. Тропа шла между ней и островками ольховника, забежавшими кое-где и в холмы. Уже через сотню метров дорожка угадывалась лишь полосой тумана, висевшей над ней.

Затем капрал перевел глаза на ближайший курган, на камни у его подножия.

– Ну?! – поторопил его Утес.

– Я могу ручаться только за те тропы, по которым уже ходил, – сказал Чернота. – Я теперь не один, чтобы рисковать, а мы и так уже сбились. Что-то мне говорит, что это не случайно. Я говорил: в Лехордском лесу даже деревья служат хозяину. Гангут уже учуял, что мы на его земле. Это он нас крутит…

– Поэтому плюнем и пойдем через холмы!

– А если это и есть могильные курганы? – спросил его капрал. – Будем тревожить покой усопших?

Все теперь смотрели вдаль на подымавшиеся из тумана плосковерхие холмы. Они были очень ровные, очень похожие друг на друга. Один ряд, второй такой же ряд (только один холм повыше других), снова почти такой же ряд, как и первый…

– Что за могильники? – спросил басом старпом.

– Тише, – предостерег его Фюргарт.

– Какие еще могут быть курганы возле ратного поля, – ответил Чернота. – Павших в той древней битве.

Курганы, словно ждали чего-то. Как будто молчаливо смотрели в ответ на людей. Хотя, так часто бывает вечером, подумала Анна. Ты смотришь на природу, которая ждет прихода ночи, а она смотрит на тебя. И все-таки было жутковато. Люди за их спинами (как их там? …пассажиры) тоже встревоженно переговаривались. Слово «могильники» таким муторным днем никого не ободрит.

– Тогда пойдем дорогой, что ты знаешь, капрал, – заключил Фюргарт. – И поспешим.

Путники прошли сквозь сосняк и спустились с холма в туманную ложбинку. К лесу. Впереди снова был Чернота. Анна подождала немного, поравнялась с едущим Фюргартом, улыбнулась клюющей носом Герде и оглянулась: ей чудилось, что кто-то пристально смотрит ей в спину. Кто? Кто-то из русских? Люди Лобанова, большей частью пешие, спускались, поскальзываясь на влажной траве; всадники с ружьями и пиками (среди них где-то был и старпом со своей женщиной) ехали теперь сзади. Чтобы больше никто не потерялся.

Нойманн не поймала ничей пристальный взгляд. Она посмотрела ниже, на округлый курган. Теперь он поднялся и нависал над ними. Цепочка белых камней отсюда снизу выглядела зубами в чьем-то открытом рту.

Неприятное зрелище. Хотелось скорее оставить круглый холм позади.

Путники двигались по петляющей тропинке вдоль леса. День длился очень долго, но ночь все не наступала. Пасмурное небо иногда показывало желтое пятно вместо светила, тогда становилось веселее. Но это было в середине дня, а сейчас все выглядело совсем блекло и угрюмо. И холмы и лес сливались с низким небом.

У Анны были наручные часы, она за большие деньги раздобыла себе механические – другие и не могли теперь работать, – но сутки в этом большом мире длились двадцать шесть часов с какими-то минутами. Каждое утро нужно было их вручную подкручивать. Иногда она забывала. А уж в последние дни, после этого потопа, что устроил Чарли, и подавно. Так что серый день все тянулся и тянулся… и грозился обернуться внезапными потемками.

Тропа стала совсем узкой. Нойманн ехала за Фюргартом, сразу за ней – Хонг. Под ногами у Веспы отчетливо хлюпало. Все-таки явно стало темнее: что-то привлекло внимание Анны на тропе – Нойманн наклонилась, но не смогла рассмотреть даже мохнатых бабок* своей кобылы. Только какое-то движение, неясное и неверное. То ли замысловатая игра теней, то ли что, но ей почудилось, словно вместо прядей травы под ногами у кобылы слажено шевелятся длинные слепые черви, круглые и жирные. (бабка* – нижняя часть конечности лошади и других животных, также отдельная кость, используемая в азартных играх)

Девушка отпрянула, приподнялась на стременах. Дернула плечами – все это глупые страхи.

Просто это мир пронизан сказками и эти сказки вовсе не добрые. Вот ей и мерещится. Она слишком много наслушалась их. От Утеса, от Хонга, еще раньше от Сутока… (бедный, бедный Суток) теперь новый рассказчик – Пенча Чернота. Тот еще нагнал страху со своими… как там… седыми волками. Но интересно, что там случилось у него с принцессой. Спас он ее? Привал кончился, и Шахерезада окончила дозволенные ей речи. Продолжение будет?

Анна вспомнила, как рассказывал капрал – он словно напевал слова. Хотя никакой рифмы не было. Он смотрел в костер пристально, как будто видел стены далекой твердыни, что стала ему новым домом.

Теперь ей пришло в голову, что глаза Черноты очень похожи на отцовские. И вообще, он очень напоминает ее отца. Если у капрала убрать эту бороду… Когда они расстались, отец сильно постарел и как-то… осел. А раньше, в детстве… Она помнит, как они ехали всей семьей к морю. В электричке. Мать еще была с ними.

Отец тогда выглядел совсем иначе. Анна помнит его всегда улыбающимся, веселым. Вот они на станции, отец идет по платформе, в руках его – бумажные коробки с сосисками и солеными претцелями, он смеется и что-то говорит матери. Отец идет слишком близко к платформе, а сзади на него набегает локомотив…

Анна увидела, как впереди шарахнулась лошадь. Всадник пытался ее обуздать крепкой рукой, а сам потрясенно смотрел в сторону леса. Это был капрал Чернота. Звук приближающейся электрички все нарастал. Аккуратная вереница путников расстроилась, смешалась… кони испуганно ржали… Электричка?!

Анна очнулась от дремоты. Гул не пропал. Он шел густой полосой откуда-то из лесной гущи… Кто-то сзади включил карманный фонарь. Его луч шарахнулся к деревьям; длинные тени упали на траву и протянули свои черные пересеченные руки к людям. Раздался громкий свист и тут же затрещали деревья. Нойманн увидела у их верхушек силуэт огромной головы. Два багровых пятна, а ниже… будто поднимающиеся плечи.

Потом стремительное движение из-за стволов. Что-то хлесткое, извивающееся бушевало в подлеске, мелькали острые, загнутые назад кончики. Словно змеи, бьющиеся в агонии…

Сзади начали стрелять. Бух! Бух! Не было времени оглянуться: огромная неясная фигура продолжала двигаться – прямо на Анну. Впереди ее движения, упреждая его, в траве изгибались слепые плети. Одна из них поднялась дугой, замерла, и вдруг выстрелила вперед. В первый момент показалась, что плеть летит прямо в лицо, но потом Анна поняла, что она ударила далеко впереди. По ее спутникам.

Люди разбегались в стороны, падали в траву, в темноту и исчезали. Плети на мгновенье показывались из травы, распрямлялись. На глазах у Анны одно из щупалец наткнулось на всадника, он взмахнул над головой сталью и не успел его опустить: плеть обвилась вокруг его руки, сжалась, а затем одним движением вырвала его из седла. Мелькнуло бледное перекошенное лицо, и всадник пропал.

Лошадь его встала на дыбы, неслышно заржала, вытягивая шею, и рухнула, как подкошенная. Из темноты на мгновенье возникла ее нога, она пыталась лягнуть воздух.

Непослушными руками Анна вытащила меч Биорков, подняла гарду к лицу. Беспрестанный гул вдруг пропал, и мгновенно прорезались все остальные звуки: оглушающие выстрелы сзади, крики людей, свист стали в воздухе и страшный треск и стон падающих деревьев. Анна повернула голову к этому стону.

Чудище поднимало плечи и разворачивалось. За плечами тянулись не руки – какие-то темные и блестящие отростки… упругие, бесконечные… но все было неясным, неправдоподобным. Одни тени тошнотворно перемещались внутри других, даже в противоположные стороны… На фоне этого непостижимого ужаса возник светлый силуэт лошади – животное скакало прочь от леса. Глаза Анны уцепились за понятное и знакомое движение. Лошадь неслась к холмам.

Это была лошадь Фюргарта. Пригнувшись к ее шее, вцепившись руками в гриву, на ней боком висела Герда… И вдруг Анне, как прожектором ударило в глаза оранжевым пронзительным светом – вечернее солнце вырвалось из-за туч, у самой земли. Нойманн почти ослепла. И в это мгновенье лошадь Барриона скрылась в холмах. Анна, не задумываясь, послала Веспу за ней в погоню. Наугад. За спиной разражалась катастрофа: беспрестанно трещали деревья, кричали люди, продолжали звучать оружейные выстрелы, а Анна искала глазами движение, что-нибудь светлое: она не видела больше Герду и не могла думать ни о чем другом. Холмы надвигались, как лабиринт: тени, проходы, склоны…– куда повернуть?

– Mutti*! – раздался вскрик справа. Анна дернула повод, ударила кобылу каблуками в бока. (Mutti* – мамочка (нем.))

Один поворот, ложбинка, снова поворот, развилка… Куда теперь?!

– Туда! – крикнули сзади. Анна оглянулась. Она не одна погналась за ошалевшей лошадью Барриона. Риард Хонг тоже увидел, что девочка попала в опасность. – Туда! Туда! – показывал он рукой в проход между двумя одинаковыми ровными курганами и, не дожидаясь, отправил свою лошадь вперед.

Нойманн стала разворачивать Веспу, та пятилась неуклюже задом. Анна нетерпеливо дергала ее, кусала губы. Хонг уже ускакал.

– Герда! – крикнула Анна.

Справа что-то отозвалось. Словно кто-то тяжело и протяжно вздохнул.

– Герда!

– Сюда… – раздалось из тумана.

Анна дернула уздой. Веспа сбито закрутилась. Спуталась. Всадница стала яростно бить ее ногами в бока. Лошадь сделала рывок вперед по ложбине, еще рывок. Поскакала, изогнув дугой шею, закусывая удила. Анна увидела впереди два камня по сторонам от прохода, чуть выше ложбинки, на поднимающихся склонах. Белые, конические, один – обломан у вершины. Словно больной зуб… Веспа заржала, вдруг упала на колени; Анна вылетела из седла и полетела через ее голову вперед. Падение смягчило то, что она крепко схватилась за уздечку двумя руками. Она отпустила ее, только упав в траву.

Лошадь унеслась назад. В одно мгновенье. Не было даже слышно удалявшихся копыт.

Герда! Анна вскочила на ноги и побежала. Вперед между камнями. Через секунду она оказалась в густом тумане. Она расставила руки, боясь сослепу налететь на что-нибудь, и неверно шагнула. Воздух бы густой и влажный. Анна позвала Герду.

Звук прозвучал глухо и, казалось, затих уже в десятке метров.

Ладони наткнулись на что-то мягкое и живое. Анна отдернула руки. Она вспомнила шевелящуюся червями тропу под Веспой.

Снова потянулась – в другую сторону, наткнулась коленом. Тоже мягкое. Нет, все же это только трава. Густая и влажная от тумана. И справа – тоже самое, словно склон поднимается перед ней. Поэтому трава так высоко, перед самым лицом…

А где же проход между холмов?

Анна ступила обратно, развернулась, не будучи уверенной, что не крутится на месте, и ее руки снова утонули в траве. Глаза ничуть не помогали. Вокруг было что-то белесое и неясное.

Время уходило. Девушка всхлипнула. Наклонилась и оперлась руками на влажное.

Ей было ужасно страшно. Страшно за Герду и за себя. Нужно было спешить, а она ничего не могла сделать. Она находилась в какой-то ловушке и была совершенно беспомощна.

Анна схватилась за пряди травы и полезла вверх. Где-то там наверху проклятый туман должен кончиться. Она поднимется на курган и посмотрит сверху.

Туман лез ей в лицо, в рот, за шиворот; ноги скользили, она падала на колени; трава, порой, выдиралась с корнем, оставалась в сжатых кулаках, и Анна могла каждую секунду полететь кубарем вниз. Она прилагала все силы, чтобы не сорваться.

Но вот она почувствовала, что склон превратился в покатый лоб. Анна оттолкнулась руками от влажной травы, рывком, попыталась с четверенек вскочить на ноги… и провалилась в глухую темноту.

Она лежала в неярком и чистом свете, словно на нее светило октябрьское скупое солнце. Было холодно и сухо. Руки были тяжелые. Ног она не чувствовала. Но чувствовала, что лежит на спине, вытянувшись во весь рост.

Анна не понимала, что с ней происходит.

– Где я? – спросила она себя вслух.

Над ней со всех сторон, начинаясь где-то на периферии зрения, поднимался хрустальный купол. Она как будто лежала внутри гигантского глаза.

– Я умерла?

– Открой глаза, – произнес чей-то голос.

Она никого не видела. И не понимала смысла слов. Кто ей ответил? Анна попыталась моргнуть, веки ее дрогнули… и она открыла глаза.

Она опять лежала. Но теперь она обнаружила вокруг себя темноту. Анна замерла, вглядывалась в эту темноту, чувствуя, что в ней что-то есть, и темнота стала рассеиваться и превратилась в сумрак.

Девушка находилась в закрытом помещении. Над ней снова был свод. Но теперь он был не хрустальный, а низкий и тяжелый. Пахло землей и дождевыми червями. Она скосила глаза. Под ней было каменное прямоугольное ложе. Жесткое и холодное. Руки девушки лежали вдоль тела; кисти и пальцы были побиты и исцарапаны, а вместо кольчуги на своих руках она увидела рукава платья. Ткань была легкая и полупрозрачная. Анна перевела глаза.

На ней было надето длинное нарядное одеяние. Блестел белый шелк; под прозрачной кисеёй она видела свою грудь в тугом шелковом лифе. Газовые фонарики на плечах, ленточки на оторочке, жемчужины, замысловатая серебристая вышивка… Свадебное платье?

Анна увидела свои босые ноги. Они выглядели в слабом свете восковыми. Как у покойницы. Она попыталась пошевелиться. Ее тело не слушалось.

– Где я? – снова спросила она.

– Это могильник, – ответил ровный голос. – Воинов, павших в последней великой битве за Восточный Предел. Смотри.

Анна обнаружила, что может повернуть голову. Она посмотрела слева от себя и увидела еще одно ложе. Оно было такое же большое, мраморное, приподнятое над землей – девушке пришла в голову ассоциация с операционным столом… На широком камне лежал ребенок. Девочка.

Она тоже была облачена в белое длинное платье. Ткань блестела жемчужным светом. На голове – венчик из серебристых листьев, на светлых волосах – полупрозрачная ткань, стянутая золотыми нитями.

Герда.

Глаза у нее были закрыты, губы сжаты, руки сложены на груди. Лицо бледного, воскового цвета.

– Девочка моя…

У Анны покатились слезы по щекам. Она закрыла глаза и очутилась снова под высоким светлым небом.

Она смогла оглянуться. Анна находилась на возвышении – казалось, на каком-то холме: вдаль уходили осенние поля, и по краю виднелась светлая полоса, а над ней бледно-синяя. Чудилось, что там море. Северная Померания?

– Кто разговаривал со мной? Что происходит? – слезы продолжали бежать по холодным щекам Анны.

– Это выбор, – ответил над ней голос. – Ты попала в смертельную западню. Сейчас ты лежишь в древнем склепе. Этого не должно было произойти, но произошло. Поэтому тебе дается возможность выбрать. Редкий случай.

– Это ты смотрел на меня с холмов? Кто ты? – спросила Анна.

– На тебя смотрел курган. Он тебя ждал.

– И Герду? – Анна снова моргнула, открыла глаза, и через некоторое время справа во мгле проявился белый камень и профиль девочки. Она лежала все так же без движения; Анна ждала, вглядывалась, и ей показалось, что она уловила слабое движение груди девочки.

– Она жива…

– Еще жива. Но скоро вы обе умрете, – бесстрастно произнес голос. – Выбирай. Ты можешь вернуться в ту ночь, когда шум птиц в саду и свет новой Селены разбудил тебя. Сна не будет – ты его не запомнишь. Хотя, может быть, я оставлю тебе его спутанные обрывки. Но ничего, что произошло тем утром после – не будет. Просто включится радио, и ты поедешь на работу.

Глаза Анны привыкли и замечали все больше деталей. Склеп был узкий и длинный, как пенал. За каменным ложем Герды обозначилось еще одно, дальше угадывалось тень от следующего. Целая череда… но только на ближнем можно было что-то разглядеть… желтый череп, остов грудной клетки.

Дальний конец могильники был погружен в ажурную тень. В этой тени зияла вертикальная угольная пустота. Ничто. Тень тени. Она не шевелилась, но выглядела выжидающей.

Едва Анна обратила на нее свое внимание и стала вглядываться в ее очертания, тень начала расти.

– Поторопись… – сказал голос.

– А Герда?

– Никто не вспомнит о тебе. И о Герде… разве что ее брат. Она была еще жива – жива так долго – потому, что ты спасла ее в Несельграде. Теперь все будет иначе. Твои спутники и все кому положено поедут к Бранному Полю и тебя это не будет касаться. Но если ты выберешь могильник, для тебя это тоже не будет иметь значения. Понятно почему? Они не найдут вас. Вы обе останетесь здесь. Это не просто тень – это лич заманил тебя.

– Это нечестно…

Тень медленно, но неумолимо росла. Анна Нойманн смотрела на лицо Герды; детское личико очень ярко светилось в сумраке склепа. Но откуда исходит этот свет?

Анна подняла глаза. Свод над ней мерцал серебром. Сияние исходило… от ее правой руки.

Рядом с беспомощной кистью девушки лежала рукоятка меча. На его навершии взлетали и парили птицы. Коготь ворона. Меч Биорков.

Анна попыталась взять его, но пальцы ее не послушались.

– Так нечестно, – яростно крикнула она безжалостному голосу. – Это не выбор! Я не могу бросить Герду! – голос молчал – А еще есть Себа! Ему тоже нужна моя помощь. Ему же… еще нужна моя помощь?

Голос больше не отвечал. Но Анна услышала глухие удары – с того дальнего конца, в котором росла тень лича. Свод дрогнул. В полосе бледного свечения заплясали пылинки. Черный силуэт отступил в сторону, распластался по наклонной стене.

– Я всем здесь нужна… – прошептала девушка.

На пол посыпались камешки. Удары следовали один за другим. Становились все громче. Вот выпал из свода и ударился о землю первый булыжник; внутрь склепа ударил настоящий солнечный свет; вот поддались и посыпались вниз еще камни. Анна затаила дыхание, кто-то шел ей на помощь.

Зловещая тень была здесь. Она словно затаилась и ждала. Она не желала отдавать свою добычу, тень подстерегала новую жертву.

А неизвестный спаситель уже пробил в стене брешь. Появились его руки, они орудовали боевым молотом. Едва проход стал шире, человек протиснул в него свои плечи; камни и кирпичи загремели ему под ноги. Спаситель встряхнул черными блестящими волосами. Это был Хонг!

Риард вскочил в склеп, и взгляд его упал на фигурку Герды.

Он замер в изумлении, увидев ее подвенечный наряд, затем ринулся вперед. Тень двинулась за ним.

Анна хотела закричать, предупредить героя, но спазм перехватил ей горло. Слабый голос девушки утонул в звуке падающих камней.

Чернота вдруг распласталась в огромную кляксу: словно огромная птица расправила крылья. Затем она набросилась на Риарда – сверху вниз. Юноша упал.

Анна в отчаянии снова попыталась схватить свой меч. И ей это удалось, рука послушалась ее! Но сил вскочить у нее не было. А ее спасителю самому требовалась помощь, лич терзал его на полу усыпальницы, и Анна не могла ничего сделать.

Девушка с величайшим трудом наклонилась на бок, с усилием перевалилась через край. Рухнула вниз на камни. Она ударилась всем телом, но удержала в руке меч Биорков. Он светился в темноте живой ртутью.

Анна на локтях поползла к бушующему клубку. Мимо ложа Герды. Ее ноги беспомощно волочились за ней по камням.

Невозможно было разобрать в этом переплетении на полу, где находится враг, а где друг. Анна долгие секунды удерживала слабой рукой оружие. Затем она услышала хрип и, боясь опоздать, ударила. Ударила острием клинка в самое черное пятно, которые смогла разглядеть.

Раздался страшный скрежещущий звук – словно ее клинок прошел по стеклу, и в следующий момент девушку с силой отбросило в сторону. Она ударилась о покатую стену. В глазах потемнело. Анна боялась, что от боли отключится, и остатки своих сил бросила на то, чтобы удержаться в сознании.

– Авессалом сейчас! – воскликнул кто-то от пролома.

Девушка увидела силуэт человека в капюшоне. Кажется, в его руке был посох. С навершия посоха ударил яркий свет. Анна прикрыла глаза пальцами. Она боялась зажмурить глаза и вновь очутиться под сводом хрустального купола.

На полу завозились.

С большим трудом с него поднимался Хонг. Новый участник события шагнул к нему и помог встать.

Риард смотрел себе под ноги. На полу лежало что-то бесформенное. Словно обрывки огромной летучей мыши. Черно-бархатной, а местами – блестящей, как антрацит.

– Лич мертв, – сказал человек с посохом. Это был не Чарли… и не Суток. Другой чародей. – Все кончено. Но не следует оставаться в могильнике больше необходимого.

Анну отчего-то не замечали.

Хонг поднял голову и шагнул к ложу Герды. Заглядывая в ее бледное личико, он бережно взял девочку двумя руками. Анна смотрела на все это, но ничего не могла сделать: ни позвать, ни пошевелиться. Силы вновь покинули ее.

Риард развернулся и понес ребенка к пролому. Когда они оказались в солнечном свете, свадебный убор на девочке потускнел; листья венца на голове осыпались прахом; ткань превратилась в паутину и ее ошметки хлопьями полетели вниз.

Человек в капюшоне двинулся за Хонгом.

– А меня… – прошептала Анна и не услышала собственного голоса. Сейчас ее оставят здесь и она навсегда сгинет.

Чародей обернулся.

Они шли по полю за фигурой в капюшоне. Хонг нес Герду. Анна пришла в себя. На это потребовалось время, но теперь она была в порядке.

Риарду пришлось выносить Анну из склепа на руках. Их положили на траву рядом: Герду и Анну. Незнакомый чародей разжег костер. Он горел прямо в траве, пламя у него блистало синими и зелеными сполохами, и от него шла горячая волна. Она вливалась в кровь и силы возвращались.

Девочка пришла в себя первой. Щеки ее раскраснелись, она открыла глаза. И увидев возле себя Анну, прижалась к ней всем телом. И это согрело лучше любого волшебного костра.

Скоро появился Хонг. Он уходил, чтобы привести лошадей.

Теперь они шли через поле к его краю. Анна вела Веспу в повод и не спрашивала Хонга об остальных путниках, не спрашивала, откуда взялся незнакомый чародей. Она видела впереди большую палатку и думала, что это русские поставили ее. Там и будут все ее друзья. Ночь прошла, наступил новый день. Все это время Анна пробыла в могильнике. Что с ней происходило… С кем она разговаривала?

Или это ей только почудилось?

А вчера? на них же напало чудовище?… Это все было? Точно было. Герда унеслась в курганы на лошади Барриона… А Баррион жив?

Она сейчас все узнает.

Они приблизились к палатке. Это был островерхий шатер. Кто-то взял из ее рук уздечку. Анна отпустила.

Воин в шлеме с оранжевым пучком, выпущенным из высокого шишака, смотрел ей в глаза. На нем было одето сюрко в оранжевых и красных цветах. Красные львы на оранжевом поле. В лапах – обоюдоострый клинок.

– Лев поднимает меч, – сказала Нойманн девиз Фюргартов.

– Лев поднимает меч, леди Ченемгед, – ответил воин. Ее узнали.

Анна оглянулась. У шатра было много воинов. Красно-оранжевые цвета короля Дерика, черно-белые полоски Бернов (вассалов Фюргартов), незнакомые зеленые с красным… Но своих спутников она нигде не видела.

– Пойдемте со мной, графиня, – тихо сказал чародей.

Анна вдруг отчего-то обратила внимание на его руки. Ладошка, сжимающая посох была совсем маленькая, почти детская. Странно… И вся фигура колдуна утратила грозную силу, даже словно умалилась в росте. А в склепе он выглядел таким внушительным. И после тоже…

Они прошли за шатер, воины расступались перед ними. Анна увидела в сотне шагов три фигуры. Они стояли на возвышении. Чародей вел графиню к ним.

Чем ближе они подходили, тем шире открывалась перед Анной даль. Это был высокий берег реки. Внизу лежали ее повороты, а за рекой простирались обширные луга. Новый день обещал быть не таким пасмурным, как предыдущий. Через разорванные ветром облака солнце бросало вниз густые снопы лучей. Яркие пятна бродили по травяному морю.

Фигуры приблизились. Анна увидела, что это – три мужчины. Двое из них в возрасте, а третий значительно моложе. На плечах у него – плащ в зеленых и красных цветах. Один из седоголовых стоял спиной к подходившим, но Нойманн без труда узнала его – это был король. Дерик Фюргарт.

Второй, судя по круглой меховой шапке на голове, и по полосатому плащу, был из Бернских медведей.

– В последней битве армия четырех королей стояла по этому берегу, мой король, – говорил медведь. – Союзная ставка находилась возле вот той излучины. Теперь там старица. А на этом месте, где мы стоим, курил свою трубку господин Клорин.

Анна по знаку чародея остановилась. Молодой мужчина обернулся на них, кивнул спутнику девушки. Лицо у него было жесткое и недовольное. Черные усы, с загнутыми вверх кончиками, и острая бородка, делали его похожим на пирата.

– Уруктаи снова, как и тогда, значительно превосходят нас в силах, лорд Реин, – сумрачно произнес Дерик. – Бранное Поле для них удобно. Они могут свободно выстроить свои когорты на этом пространстве.

– Тогда люди шли в атаку, а теперь мы вынуждены будем обороняться. Высокий берег будет в нашу пользу. Пусть узкоухие форсируют Сазавку. Мы обрушим на них дождь из стрел.

– Что думаешь ты, лорд Руфин? Это твои вотчины, ты знаешь здесь все тропы.

– У нас нет, как у наших предков, четырех армий, мой король, – ответил «пират». – И нет в союзниках могучего майры. Биться стенка на стенку, в чистом поле… не знаю…

– Это все так. И все же у нас нет выбора, мы должны дать бой. Другой возможности у нас не будет… Никто не сможет пересидеть в своих крепостях, и твои дикобразы теперь будут следующими, на кого обрушится удар врага. Но ты уверен лорд Медведь, что уруктаи будут здесь? Что они не обойдут нас и не ударят по беззащитным твердыням, пока наши армии будут ждать их здесь.

– Разведчики докладывают, что орда идет через Лехордский лес, – ответил Берн. – Их тьма, с ними осадные орудия, баллисты, катапульты, прочие их хитроумные машины, обозы. Они обязательно выйдут возле Кольцевой гряды.

– Севернее – Запретные Курганы и Щавелевая Гать, южнее нас – топкие берега Сазавы и Орлицы… Можно не бояться, что они протащат свои машины с фланга, – задумчиво сказал Дерик. – Ведь так?

– Да, мой король, – неохотно подтвердил Дикобраз.

– Значит, тебе придется потерпеть наше присутствие, лорд Руфин. Для твоего Крево это тяжелая повинность, и она станет еще тяжелее. Армию будем собирать здесь. Но я все запомню, лорд. Вот твой сеньор – ярл Берн, будет тому свидетелем. Когда гроза минует, я возмещу твои чрезмерные убытки. Сегодняшнее бремя выйдет прибытком.

Фюргарт обернулся, несколько секунд он смотрел на чародея, словно пытался разглядеть под низко опущенным капюшоном лицо.

– Мой дед изгнал чародеев из Капертаума. Может быть напрасно. Это старая история и, наверное, пришла пора закрыть по ней счета. Ты сумеешь наложить заклятье на Сазавку? Как это было сделано с Эльдой.

– Такой силой я не обладаю, мой господин…

Человек в капюшоне наклонил голову ниже. Голос чародея был словно скрип пробитого молнией дерева. Странно: рука, сжимающая посох казалась почти детской.

– Жаль…

Король отвернулся к пространству, лежащему за его плечами.

– А может, ты знаешь что-нибудь о господине Клорине? Этот страшный ливень, потоп, что накрыл Элендорт, – это не его рук дело?

– Мне ничего об этом не известно. Ходят слухи, о новом могучем волшебнике… кто-то считает его майрой, кто-то слугой Кипаги, но нельзя ничего сказать определенно.

– Что ж, значит, не будем полагаться на чудесную помощь, – король повернулся. – Решено, мои рыцари. На Бранном Поле будет новая битва. Может последняя. Нужно разослать птиц во все стороны, во все дома – в большие и малые. Пусть все знают. Здесь будет вновь решаться судьба людей. Король Дерик Фюргарт зовет их. Но это не значит, что они станут моими вассалами. Они будут сражаться под своими флагами, за свои жизни. За жизни своих детей. Они покроют себя непреходящей славой. Но пусть поспешат. Враг близко…

Теперь король смотрел Анне в глаза.

– Графиня Нессельграде, я рад, что вы с нами в эту знаменательную минуту. Хороший знак. Хотя и не ожидал, что так скоро увижу вас. Значит, это ваш отряд заплутал за могильниками? Чародей Гусул почувствовал это и отправился на помощь прямо из-за стола. Надеюсь, вы не растеряли своих людей?

Анна не знала что сказать. Там у леса на них набросилось чудовище. Может быть, пресловутый Гангут – хозяин леса. Баррион мог… погибнуть. Она сама чуть не погибла в курганах… Говорить ли королю, что его сын был жив, чтобы он тут же узнал, что снова его потерял? После всех его потерь…

– Не думал, что снова буду обращаться к помощи Пархима, но сейчас мы все в одной лодке – нечего рядиться, – сказал Фюргарт, не дождавшись ответа Анны. – Оправим послание и к Великому Герцогству. Как вы думаете, ответят они на зов чести?

Нойманн все молчала. Дерик всматривался куда-то вдаль, свежий ветер с реки шевелил серебряные пряди у него на голове. Затем король удивленно взглянул на Анну, шагнул вперед, мимо нее.

От шатра, ему навстречу быстро шел рыцарь. Голова его была непокрыта. На груди пылал красный лев. Баррион.

Дерик протянул руки, лицо его исказилось. Ветер выбил из прищуренных глаз быструю слезинку.

– Мальчик мой! – проговорил король. – Как?!

Баррион опустился перед ним на колени. Дерик обхватил его склоненную голову ладонями, бережно прижал к своей груди.

– Отец…

– Мальчик мой! Ты жив…

16. Узона Винн

Попробуй тут угадай, на какой диковинный трофей можно нарваться, едва выехав на ближайшие холмы.

Облавщики гнали зверя, собравшись длинной цепью и уже не сторожась. То и дело с холмов выше доносились звуки охотничьего рожка, а уж голоса трещеток и шумелок среди деревьев не умолкали ни на мгновенье. Это означало, что дело скоро идет к концу.

Королева ехала впереди на белой горячей кобыле. Она ловко управляла ею, сидя на широком одностороннем седле. Бархатное зеленое платье укрывало круп лошади и, словно невзначай, показывало на коротком стремени алую атласную туфельку. Таким же ярким румянцем горели щеки королевы. Она была очень оживлена мероприятием.

Конечно, рядом с королевой Альдой ехал ее неизменный кавалер и лендлорд местных угодий – Ромул Моугест.

– Веселка клянется, что в этот раз он загонит в ловушку настоящего оленьего царя, – говорил черноусый красавец. – И он знает, что на охоте со мной шутить не стоит, иначе шкуру могут спустить с него самого…

– Это было бы прекрасно, но не будь таким привередливым, виконт, – отвечала королева, – Я буду рада любой добыче. Так славно выбраться из каменных стен на простор. Как прекрасно все: движение, лесные запахи. Если бы ты знал, как это напоминает мне мое детство и Овечьи Холмы. Помнишь, я рассказывала тебе: у меня был преданный рыцарь – Ассандр Биорк, на охоте мы всегда были рядом. Вот эти тревожные звуки рожка так много всего во мне вызывают…

Моугест нахмурил густые брови, посмотрел на нее с прищуром, судя по всему, он был недалек от того, чтобы взревновать к романтическим воспоминаниям своей королевы.

– …И я так благодарна тебе, дорогой, – украдкой оглядываясь назад на свиту, добавила Альда, – что, несмотря на все заботы, связанные с письмом отца, ты решил порадовать меня этой забавой.

За королевой и ее спутником следовали рыцари в легких охотничьих костюмах. Самым блистательным среди них по праву был герцог Фокк. У него был самый дорогой наряд, великолепный каллендийский конь; черты лица всадника выдавали благородного и умного человека.

Рядом с ним ехал рыцарь Цветов, мейстер королевской стражи. Теперь он тоже сменил воинские доспехи на охотничий наряд. Зеленая остроносая шапочка с фазаньим пером выгодно оттеняла рыжую шевелюру маркиза ДеВуа. Этот славный дворянин сделал при нынешней ипостаси королевского двора прекрасную карьеру, а ведь еще совсем недавно он больше был известен под именем сквайра Куки Мифуна, да и известен он был не так уж и широко. Вся его слава ограничивалась Обещанной Пустошью и берегами Рожайки.

Ближе к королеве скакал чей-то безусый паж. На нем была бархатная курточка и огромный берет, закрывающий пол-лица. Альда несколько раз с улыбкой вглядывалась в черты юного всадника: что-то очень уж знакомое чудилось ей в этом вздернутом носике и твердо сжатых губах…

Остальная охота растянулась на добрую сотню шагов позади передового отряда. Большей частью здесь находились воины из личной охраны королевы, но присутствовали и приглашенная удачливым соседом, приютившем в своем замке саму вдовствующую королеву Винн, местная нетитулованная знать, видные мещане, а также их взрослые дети и даже, порою, и жены, ну и их слуги и прочая и прочая…

– Прошло уже два дня, как я получила послание от отца, – королева задумчиво склонила голову к плечу. Завиток ее пшеничных волос выбился из-под бархатной шапочки. – Я не предаю его широкой огласке и ни на что не могу решиться сама… Но тянуть с ответом больше никак нельзя. Что ты мне посоветуешь, мой друг?

– Неужели королева желает знать мое мнение? – сердито отвечал виконт. – Надо же… Я думал, что недостаточно умен для государственных дел. А может быть, недостаточно знатен. Еще бы! Куда мне до герцога Фокка, он же приходится двоюродным братом Вильгельту. Его имения лежат у самого Королевского холма. А я-то всего лишь провинциальный сквайр. Все знают, что титул виконта я приобрел лишь благодаря твоему расположению.

– И он заслужен тобой по праву, – мягко сказала Альда. – Ты спас свою королеву, спас принцессу, обеспечил короне убежище и защиту. Сюда, в твое имение, по твоему слову, пробирались мои уцелевшие слуги. Только благодаря своему верному рыцарю, я не попала в плен к железным баронам. Что бы тогда было с королевским троном Виннов? Как ты думаешь, предки нынешних носителей громких титулов получали свои привилегии и земли? За услуги монарху. И не всегда они были такими очевидными, как твои. Ловкие постельничные, стряпчие и сокольничие обеспечили будущее своим фамилиям. Ты сделал несравненно больше!

– Когда ты так говоришь, я начинаю в это верить, – голос виконта смягчился. – Но я-то ничего не знал о том, кто ты. Клянусь! Я спасал свою любимую женщину!

Альда оглянулась, юный всадник в берете был слишком близко. Он мог разобрать слова виконта. Но ее Ромул, конечно, никогда не уделял должного значения тому, кто его слушает и для чего. Он не намеревался присматриваться, говорить в полголоса и жить в полголоса. В этом он был весь.

– А какова ты показалась мне там, в таверне… камеристка Карина – ты сразу запала в самое сердце. Ты помнишь? В простом платье, в чепце, с испуганной улыбкой, – виконт смотрел Альде в глаза.

– Как не помнить – ужасные дни. Это страшное братство, разнузданность лавочников, патрули в мерзких палевых куртках, повешенные на воротах, смрад, постоянное ожидание разоблачения, страх за Узону, ее нетерпеливое непослушание…

– Да, она была настоящим сорванцом: я не мог бы и подумать, что она окажется принцессой. А Крепкое Братство… – настоящая чума. Торжествующее отребье. Но я помню и другое: твои синие глаза, нежную беззащитность, твое горячее плечо, прижимающееся ко мне. Как мы несемся в моей кибитке по Эдинси-Орту, а кругом по улицам маршируют солдаты железных баронов. И ведь вырвались из города! Вырвались!

– Ты спас нас, Ромул, спас меня и мою девочку. И ты был так галантен – увез меня в этот тихий уголок. Как было устоять…

– Но теперь – ты королева. И правишь. И повелеваешь.

– И по-прежнему ценю своего рыцаря… Но так что ты скажешь о письме отца, Ромул?

– Если ты хочешь мое мнение: тут и рассуждать не о чем! – воскликнул Моугест. – Нужно бросить все силы, собрать все рыцарство. Как делали наши славные предки. Они бы не стали рядиться, если бы на них опять шел извечный враг. Они бы снова дали ему бой и окончательно уничтожили темную силу. И я знаю, почему ты все медлишь с ответом. Чьи советы ты слушаешь охотнее моих.

– Ты прав в том, что я прислушиваюсь к герцогу. Я не ответила королю только по его настоянию… но посуди сам: дать бой врагу, ты говоришь, а как быть с игом железных баронов? Они и есть наши заклятые враги. Нойон Бодончар, его офицеры, ходят сейчас по мрамору большого королевского зала – там, где я провинциальной дебютанткой танцевала с принцем Вильгельтом. Где играла в мяч маленькая Узона, – королева искала взгляд своего кавалера. – Как можно это сносить? А Эгесс Фокк говорит, что земля начинает гореть у захватчиков под ногами, они переполнили чашу терпения моего народа. И теперь наступил решительный час…

– Да, да… Вот этот рожок говорит мне, что стадо оленей уже гонят по проходу! – воскликнул Ромул Моугест. – Пришпорь своего коня, моя королева, мы должны быть у старой мельницы первыми! Царь оленей предназначается только для тебя, и клянусь, ты его получишь! Никто из этих лоботрясов не знает, где мой егерь устроил засаду. Вот туда, моя дорогая!

Виконт схватил лошадь королевы за уздечку, и они бок о бок поскакали в лощину по тропе, укрытой гибкими арками орешника. Паж ударил пятками своего мула, он не желал отставать.

Всадники пронеслись по лесной дорожке. Скоро она кончилась и перед ними заблестела лента горной речушки. На другом ее берегу, за скользкими камнями, в которых пенилась нетерпеливая вода, лежали руины старой мельницы.

Стены ее покрылись розовым и серым лишайником, водяное колесо сгнило и сломалось, черепичную крышу последней зимой раздавил снег.

– Ловушка устроена возле затона, – указал виконт горячей рукой. – Зверя гонят с тех холмов. Поторопимся скрыться в загородке. Олений царь будет впереди… Вы все! – обратился Моугест грозно к нагоняющим его и королеву охотникам, – не вздумайте испортить Ее Величеству удовольствие. Маркиз, остановите, ради Создателя, эту толпу. Если вы хотите участвовать, станьте во второй флешине. Вам все будет видно. Пробирайтесь за нами стороной.

– Надо же какой наглец! – сказал герцог Фокк, поворачивая своего коня к ивовым зарослям. – Он смеет мне указывать, где мне находиться и как вести себя.

– Виконт в горячке охоты, милорд, – отвечал ему рыцарь Цветов, – простите ему запальчивость.

– Это я как раз понимаю: и его юность и горячность, я даже понимаю, почему королева могла увлечься этими чертами, – отвечал герцог рыжему маркизу. – Но юного наглеца стоит кому-нибудь поучить, и лучше раньше, чем позже, иначе он обязательно плохо кончит, клянусь его будущей могилой… Если только он не обыкновенный дурак: а дураков, как известно, не сеют и не пашут. Впрочем, мне нет до него никакого дела: я нахожусь в его вотчинах только ради интересов короны. А раз мы, маркиз, лишь только нежеланные гости новоиспеченного виконта, то пока последуем его указаниям.

Герцог повернул к укрытию, а маркиз ДеВуа пожал плечами и направил коня обратно, чтобы успеть увести в сторону спускающихся из лощины.

Паж в берете, немедля, поскакал за королевой и ее кавалером. Ему непременно нужно было находиться поблизости с ними.

Лошади королевы и виконта стояли в засаде рядом, голова к голове.

– Я припас для моей королевы чудесный самострел гентской работы, – говорил Моугест. В руках у виконта сверкал начищенной сталью изящный арбалет. – Видите, вот здесь предохранительная скоба, а здесь спусковой крючок, но будьте осторожны, оружие очень мощное: с нескольких шагов оно способно пробить живую плоть навылет.

Королева, сняв замшевую перчатку, трогала пальчиками узкие листочки плакучей ивы. Свисающие вертикально ветви казались застывшими струями зеленого дождя. Свита была совсем рядом и все же эти гибкие нити создавали иллюзию уединения.

– Славное оружие, – заметила Альда.

– Да. И по истине, бесценное. Через одного ушлого купца я смог достать только один экземпляр. Если бы у меня было достаточно влияния и средств, я бы желал экипировать такими самострелами целый отряд. Говорят, уруктаи хитры в изготовлении смертельных механизмов. Хотя, все равно на Бранном Поле победителем будет тот, кто, отринув всякий страх, ринется в драку. Безудержная храбрость – черта истинного рыцаря Вашего Величества. Надеюсь, что бездельники, что собрались в моем имении, не разучились держать меч в руках.

– Но разумно ли будет, отправить всех этих верных мне людей навстречу неминуемой смерти, – сказала королева. – Они пробирались в Гест, чтобы изгнать баронов из Эдинси-Орта и всех земель Эдингарда.

– Да. Чтобы затем стать новой элитой, занять место поближе к трону, и в свою очередь шаркать балетными туфлями по мрамору королевского зала… Смотри, Альда, – началось!

С горы раздались голоса загонщиков, они приближались. Верхушки деревьев над лощиной закачались, по узкой тропе шло большое стадо и в тесноте ломало подлесок. Птицы поднялись в воздух; еще выше, над холмами и рекой в предчувствии хорошей поживы кружили коршуны.

В прогалину между деревьев выскочил первый олень и остановился, тревожно прядя ушами. Через мгновенье рядом с ним появился главный самец – олений царь. Он шел, горделиво подняв голову, украшенную прекрасными рогами. За ним двигалось все стадо.

Охотники приготовились.

– Не спеши стрелять, моя королева, – прошептал Моугест, не отрывая глаз от оленя. – Твой выстрел будет первым. Никто не посмеет опередить тебя. И подпусти красавца поближе.

Королева подняла сверкающий арбалет.

Царственный олень не видел угрозы. Выйдя из леса, он чувствовал себя в безопасности. Загонщики с их криками и трещотками остались позади, впереди был камыши, простор и свобода. Он вывел свое стадо из беды…

– Теперь стреляй. Целься в шею, – прошептал Моугест.

Альда наклонила голову к оружию.

Раздался свирепый рык и над зубцом прицела королева увидела круп мощного зверя. Расталкивая оленье стадо, он мчался по тропе. Это был вепрь. Но что это был за вепрь! Размерами он не уступал взрослому быку!

Зверь выглядел настоящим лесным чудовищем: весь он, от копыт до горбатого загривка, порос жестким волосом; огромное вытянутое рыло ощерилось двумя загнутыми клыками – каждый, как небольшой меч; в желтых глазах – бесстрашие и ярость. Весил этот вепрь никак не меньше двух всадников с лошадьми, а несся вперед с грозной легкостью. Словом, зверь предстал именно таким, каким его изображают герольды на гербах и стягах Виннов – королевским вепрем.

Королева Альда не удержалась и издала изумленный возглас. И остальные охотники в удивлении опустили оружие. А вепрь стремительно пронесся по тропе, расталкивая и сбивая с ног других зверей, и олени в ужасе бросились от него в камыши, спеша уступить дорогу. И царственный вожак-олень – тоже.

Только Ромул Моугест не позабыл себя от созерцания такого чудного зверя, и не потерял охотничьего азарта.

– Стреляй, о моя королева! – вскричал он.

А когда рыцарь увидел, что Альда остается в изумлении, схватил чье-то воткнутое в землю копье, и послал своего коня в погоню за зверем. Через несколько мгновений они оба: вепрь и охотник – скрылись в болотных зарослях.

Охота была расстроена. Испуганные олени выбегали из лощины и устремлялись мимо людей на простор. Охотники, не обращая на них внимания, вскакивали на своих лошадей, поворачивали их к тому месту, где погрузились в стену камыша горячий виконт и королевский вепрь. Всем хотелось увидеть, чем окончится погоня.

На секунду они задержались, когда вдруг снова услышали рык вепря, а затем поспешили с удвоенным рвением.

Королева тоже мчалась туда на своей белой лошадке. Безымянный паж и маркиз ДеВуа скакали впереди Альды, окриками и угрожающими жестами заставляя придворных очистить для нее дорогу.

Через сотню шагов метелки камышей вдруг раздвинулись, открывая вид на небольшое болотце. Охотники в одно мгновенье увидели виконта Моугеста и преследуемого им зверя.

Каким-то образом вепрь угодил в небольшое болотце, в самую его трясину; черная вода качалась возле его косматых боков. И это не было бы для такого гиганта осложнением: он одним рывком вырвался бы из ямы, но только охотник, воспользовавшись заминкой, уже ударил, ранил зверя, всадив в него своим оружием, и теперь готовился ударить еще раз, и теперь наверняка. Копье было поднято над головой всадника.

Огромный вепрь грозно фыркал, ворочался в ряске, а по плечу его стекала густая кровь.

– Ты его догнал, Ромул! – крикнула восторженно королева.

Виконт обернулся.

Альда подъехала ближе и с широко раскрытыми глазами рассматривала удивительного зверя.

– Какой он огромный! Как гора! Какой необыкновенно красивый! – говорила она восхищенно. – О! Но ты его ранил…

Моугест протянул руку в замшевой перчатке, словно приглашая королеву на танец:

– Посмотри, какие у него клыки, Альда, – словно острые клинки. Его голова станет самым лучшим трофеем в нашем каминном зале, там, где висит щит с пестрой гадюкой… Не удивительно ли, голова лесного Винна будет украшать замок Моугестов! Прошу тебя, дорогая, пусти стрелу из своего самострела. Зверю будет лестно – сама королева заканчивает его жизнь.

Вепрь, и в самом деле что-то почувствовав, смотрел в глаза женщине. Альда держала арбалет двумя руками, оперев его на высокую луку седла.

– Чего же ты ждешь? Стреляй!

Альда медлила. На глаза Ромула набежала тень.

– Мне не хочется, – сказала королева. – Может быть ты сам? Или лучше: позволим ему уйти.

– Сама ты не хочешь… Почему? Что останавливает тебя? Потому, что знак дикой свиньи носил твой муж? Ты все еще не можешь забыть его?

Эгесс Фокк выехал вперед и загородил зверя крупом своей лошади.

– Прошу прощения, но не следует этого делать, Ваше Высочество.

– Герцог смеет указывать своей королеве? – зловеще спросил Моугест. Фокк не удосужил его вниманием, он искал синий взгляд королевы, и она виновато взглянула на него.

– Такой небывалый вепрь, конечно, сам королевских кровей, – продолжил герцог. – Уверен, что Винны поместили его на свое знамя не случайно. Он покровитель и живой оберег великого дома. Этот выстрел будет иметь символическое значение.

Королева перевела взгляд на разъяренное лицо своего кавалера.

– Я не хочу, мой друг…

– О, тысяча айдуков! – взревел Моугест. Вепрь вдруг заворочался и одним мощным рывком выскочил на другую сторону болотца. Виконт яростно дернул своего коня за повод, заставляя развернуться. Закачались камыши, скрывая за собой мускулистый зад и ноги вепря. Моугест поднял копье и поскакал за зверем.