Уолт уитмен листья травы о чем
Уолт уитмен листья травы о чем
«Листья травы» творческая история, смысл заголовка
Сборник «Листья травы» была впервые напечатана в 1855 г. и состояла из 12 стихотворений, которые не имели названий. Так поэт подчеркивал нероз
При жизни поэта книга переиздавалась девять раз, в последней редакции содержится уже 400 различных по жанрам поэзии: от небольших стихов до значительных по объему поэм, таких как «Песня о себе», «Песня открытого пути», «Песня о топоре» и др.
Название сборника написано немало. Слова, употребленные в заголовке, в английском языке являются многозначными. Так, слово « grass », которое означает «трава, пастбище», неоднократно обыгрывается в тексте («О, наконец, я осознал: трава говорит назліченними языками»), Показателен отрывок, где поэт дает волю своей бурной фантазии, индивидуально-авторским ассоциациям:
спросила. Что я отвечу ребенку? Я же боне больше нее знаю об этом. Может, это флаг зеленый нрава моей, сотканный из раВНОтравья надежд.
Может, это платочек Бога,
Подарок душистый, на память умышленно брошен,
С именем владельца где-то в уголке, чтобы мы наблюдали и размышляли,
растительное. Перевод С. Хмиля
Книга стихов «Листья травы» увидела мира 1855 году и при жизни Уолта Уитмена, постоянно дополняясь и изменяясь, переиздавалась в 1856, 1860, 1867, 1871, 1872, 1876, 1881, 1889, 1891 годах.
Обложка сборника стихов «Листья травы». Уитмена
Титульная страница сборника стихов В. Уитмена «Листья травы», м. Филадельфия, 1900 г.
Следовательно, нежные листочки травы, пробивающиеся сквозь земную твердь навстречу солнцу, прикрытые зимой снегом, каждую весну заново возрождаются. Возможно, через эту ассоциацию они и стали для поэта символом бесконечности жизни, его вечной цикличности (преобразование материи на другие виды, ее неуничтожимость, вечное обновление мира).
Название сборника отразила поетове мировосприятия: трава (неистребима, как и сама жизнь) стала метафорой, которая наиболее точно передает пафос его творчества. Так многозначность слов, употребленных в заголовке сборника стихов Уолта Уитмена, вызывает мысли о многозначность смыслов самого произведения. Да и поэтический дар поэта когда-то напоминал маленький росток будущего могучего дерева, который прячется в траве, ничем не отличаясь на ее фоне. Однако пришло время, когда он стремительно поднялся вверх, достигая верхушками небес.
Уолт уитмен листья травы о чем
Свободы Уитмен «Листья травы»
Родился Уолт Уитмен в рабочей семьи, и поэтому в 11 лет уже работал «мальчиком на побегушках» у местного юриста бесплатно, только за то, что юрист давал ему книги из библиотеки. Дальше работал наборщиком в типографии, журналистом. В 1846 году он стал редактором в В «демократической газете», но уже в 1852 году расстался с журналистикой и начал заниматься литературной деятельностью.
Его главная книга «Листья травы» по жизни автора выходила шесть раз, при каждом переиздании, включая в себя новые циклы стихотворений, оставалась единым поэтическим произведением, в котором содержится многогранный и целостный образ Америки, где восторжествовала идея демократии. В XX веке «Листья травы» признаны одним из важнейших литературных событий, знаменовали собой революцию в поэзии, связанную с появлением свободного стиха (верлибра), новаторской стихотворной системы, пионером которой выступил Уитмен.
Извещая, что для него на земле не существует ничего чужого и что ему одинаково близки все люди, независимо от их социального статуса, расы, пола, конфессии и т.п., Уитмен предстает поборником социалистической идеи в наиболее обобщенном формулировке. Вместе с тем он осознает себя и мистиком, который предусматривал эпоху, когда все конфликты, противоречия и различия исчезнут, так что жизнь станет бесконечно сложным, изменчивым, но целостным организмом, «электрическим телом», как сказано в одном из его стихов. Телесность, вещественность, интерес к материальному, который никогда не ослабевает, физическая внешность явлений и упорное неприятие всего умозрительного составляют важную особенность поэтического мира «Листья травы».
Эта личность, намеренно лишена в «Листьях травы» уникальности, носит имена «Уолта Уитмена» или «сына Манхэттена». В действительности лирический герой книги представляет собой обобщенный портрет американца, для которого характерны предельная демократичность взглядов, неомрачимым оптимизм, способность устанавливать доверительные, родственные отношения с всеми людьми, которые встречаются на его пути, и сохранять восхищение перед жизнью во всех ее видах.
Вера Уитмена в предназначение Америки, которая должна явить пример для всего человечества, став обществом победила социальной справедливости и триумфов духа, пошатнулась после окончания Гражданской войны, когда он убедился во всевластии «дракона наживы» и с тревогой писал об угрозе, создаваемой плоским меркантилизмом, которому подверглись соотечественники (книга публицистики «Демократические дали», 1871). Однако в целом оптимистическое мироощущение Уитмена не претерпело существенных изменений до конца его жизни.
Выраженное Вітменом новое мироощущение потребовало нетрадиционных художественных средств. Самым радикальным нововведением в «Листьях травы» был свободный стих, что в большой степени определило неуспех книги в современников, которые считали, что поэзия невозможна без правильных размеров и системы рим, обязательных в классической лирике. Верлибр Уитмена, в котором отсутствуют эти компоненты, представлял собой сложный синтез фольклорного и библейского стиха, синтаксического параллелизма, что отличает ораторскую прозу, ритмически однородных пассажей-перечислений («каталоги»), внутренних аллитераций и ассонансов, которые придают завершенность строках и всей строфе.
Считая, что его стих должен быть естественным, как дыхание, Уитмен решительно отмел канонические поэтические формы, на которых, как он считал, лежит следует неживой літературності, и заложил основы новой поэтики, которая получила исключительно интенсивное развитие в течение XX века, особенно в англоязычных странах. В честь Уитмена назван кратер на Меркурии.
Сборник Уитмена «Листья травы» увидела свет в 1855 году. До ее первого издания вошло двенадцать стихов и поэм без названий: отсутствие названий в произведениях имела подчеркнуть целостность и наскрізність поэтического замысла. Не менее весомой, чем сами стихи, была предисловие, в котором поэт выразил свои философские, эстетические, политические и литературные взгляды. Сборник «Листья травы», в дальнейшем постоянно дополняясь, начало качественно новый период в истории американской поэзии.
Воспевая жизнь, природу, каждую пересекаемую человека, его труд, Уитмен стремился создавать простые, доступные по своей форме стихи. В поисках новых приемов он отказывается от традиционных поэтических размеров и выразительных средств, которые, по мнению поэта, мешали четкому высказыванию мнений. Избегая рифмы, поэт придал особого значения ритма своих стихотворений.
Создавая широкую панораму жизни страны, обращаясь к большой аудитории, Уолт Уитмен часто использует приемы ораторского искусства. Однако поэт стремится простоты языка и четкости мыслей. Уитмен обогатил поэтический язык смелым использованием в произведениях разговорных слов и высказываний. В его произведениях часто встречаются вопросительные предложения, которые чередуются с ответами от лица автора, что придает поэзии разговорного характера. Уитмен также использует многократные повторы с целью подчеркнуть какое-то положение. Часто поэт начинает несколько строк анафорою:
. Для людей спрашиваю найщедрішої, самой тесной дружбы,
Спрашиваю, чтобы стебельки предстали словом, делом, живыми существами,
Людьми с осяяною солнцем душой открытой, новой, широкой, искренней,
Людьми, которые прокладывают первые пути, ступая уверенно, гордо и свободно,
Людьми отваги негасимой, людьми здоровых, красивых и чистых тел,
Людьми, беззаботно смотрят в лица президентов и губернаторов.
(«Идя травой степной», пер. М. Тупайло)
Вся дальнейшая творчество Уитмена была связана главным образом с переработкой и дополнением сборника «Листья травы». Менялась композиция книги, но название ее оставалась постоянной. Известно, что Уитмен набирал свою книгу в типографии собственноручно. Она вышла в зеленой переплете, на которой было відтиснуте листья травы. Имени автора нет на обложке, ни на титульной странице не указывалось. К книге прилагался портрет ее автора: это был мужчина с бородой, в шляпе набекрень, в расстегнутой на груди рубашке. Фамилия автора можно было обнаружить лишь где-то на двадцать девятой странице, одна из строк начинался таким образом:
Композиция сборника «Листья травы» своеобразная. Она открывается стихами, которые Уитмен называет «Посвящениями». Но современный читатель, открывая сборник, знакомится со стихотворением «Себя я воспеваю»:
Основной мыслью сборника «Листья травы» есть философская мысль о естественном равенстве всех людей. Поэт обращается к образа травы как символа всеобщего равенства.
Тематика стихов раВНОобразна. Цикл «Дети Адама» представляет интимную лирику. Сюда входит поэма «Я пою о тело электрическое», стихи «Из омута нуртівного океана», «Женщина ждет меня», «Я вас слышал, торжественно-мелодичные трубы органа» и т.д.
В «Песни о широкий путь» Уолт Уитмен говорит, что широкий путь мудро учит «никого не подносить, никого не приумножать». Таким образом поэт устанавливает величие равенства.
Уитмен воспевает также паровозы, фабричные трубы, домны, станки. Эта поэзия была поэзией города, поэзией будущего, новой индустриально-технической эры:
Свой поход зато начинай, индустрия!
Выводи свои бесстрашные армии, Технико!
Уитмен считается основателем урбанистической поэзии нашего времени, предшественником таких выдающихся поэтов-урбанистов, которым были Эмиль Верхарн, Валерий Брюсов, Владимир Маяковский.
Тема жизни и смерти является ведущей в стихи «От колыбели, что колеблется всегда неутомимо» (цикл «Морское течение»). Композиция стихотворения своеобразная. В нем поэт пытается воплотить свой старый замысел: создать поэтическое произведение по законам музыкального искусства подобно симфонии.
Есть у Уитмена произведение, в котором имеются все главные темы его поэзии нашла выражение основная идея его творчества,- это поэма «Песня о себе». Именно в ней утверждается чувство собственного достоинства человека, человека с большой буквы; именно в ней ведущей является мысль о единстве всех людей на земли. Поэма состоит из 52 разделов и является триединой по композиционным строением.
Кем бы ты ни был, я руку тебе на плечо возлагаю.
Чтобы ты стал моей песней, тебе шепчу к уху:
Скольких женщин и мужчин любил я, а тебя люблю я больше.
И себя, и свою поэзию Уитмен рассматривает прежде всего как часть этой огромной единства.
И что приемлемо для меня, примете и вы,
Ибо каждый атом, принадлежащий мне, и вам предстоит.
Понятие демократии у Уитмена ни в коем случае не сводится к реалиям буржуаВНОй парламентской республики и практике буржуаВНОй демократии в США. Это мечта об идеальном общественном устройстве, в котором не будет места классовому неравенству, эксплуатации, бедности и голода, что перекликается с идеями утопического социализма.
В основе этого человеческого братства у Уитмена лежат не социально-политические категории, а призыв к людям любить друг друга пылкой и восторженной любовью.
Без этой любви любой общественный устройство является безжизненным, а «тот, кто идет от без любви хоть минуту, на похороны свои он идет, завернутый в собственный саван». И в самом себе поэт превыше всего ценит именно способность к искренней, деятельной любви.
Мечтая об идеальной демократии будущего, Уитмен видел ее зародыши в современной ему Америке простых тружеников. Эту Америку поэт нередко противопоставляет европейским странам, где сохранились реакционные режимы. В то же время он не закрывает глаза на пороки, которыми уязвленное американское общество.
В послевоенные годы особую тревогу Уитмена вызывает духовный и моральный упадок в его родной стране, сосредоточенность американцев на «купли-продажи», их погоня за наживой. Хотя социальный критицизм Уитмена является глубоким и порой горьким, все же вера автора «Листья травы» в конечное торжество добра и демократии остается незыблемой. Недостатки и уродство окружающей его жизни он оценивает как нечто внешнее и чуждое здоровой сущности демократического строя и человеческой природе. Уитмен горячо верит, что высшим законом жизни является добро.
Поэт, американец в третьем поколении, имеет право говорить от имени всех потому, что чувствует себя неотъемлемой частью родной земли: «Мой язык, каждый атом моей крови созданы из этой земли, этого воздух. ». Будучи патриотом своей страны, часто говоря от имени «среднего американца», Уитмен же время абсолютно далек от национального шовинизма в любых его формах. Уитмен выходит за рамки чисто американской тематики и горячо поддерживает в своих стихах революционную борьбу европейских народов. К ним он обращается в стихах «Испания. 1873-1874», «Европа», «О Францию заря» и др.
Анализ сборника Уитмена “Листья травы”
С двенадцати Стихов и поэм в совершенно новом стиле Уолт Уитмен составил сборник с таким же, как и сами стихи, противоречивым названием: “Листья травы”. Кто никогда не видел на траве листьев, может, просто плохо смотрел в природу, не слился с ней в такой мере, чтобы и самому стать лишь листком травы? Ведь листья травы – реальность “трансцендентная” …
Конечно, и набирать, и издавать такую книгу автору пришлось самостоятельно (здесь пригодились рабочие навыки, полученные в юности). В июле 1855 Уитмен изготовил 800 экземпляров книги.
Я славлю себя, я воспеваю себя… И то, что подумаю я, подумаешь ты. Так как каждый атом, принадлежащий мне.
Так же принадлежит и тебе.
Лирический герой “Листья травы” отличается от типичных для Романтизма героев – одиноких, разочарованных, погруженных в интимные переживания. Уитмен изображает своего героя во всей полноте не только частной жизни, но и в общественных и политических подробностях. Поэт проявляет глубокий
В лирическом герое нового типа воплощена и личная судьба, и судьба нации, и огромный исторический опыт человечества.
Книгу встретили громкой бранью. Ее называли “смесью напыщенности, самохвальства, глупости и пошлости”. Писатели, которым Уитмен в подарок присылал книгу, возвращали ее с гневными записками, один из них даже бросил ее в огонь.
Только Эмерсон прислал Уитмену горячее письмо поддержки: “Только слепой не увидит, каким драгоценным подарком является “Листья травы”. Мудростью и талантом книга выше всего еще созданного Америкой. Я счастлив, что читаю эту книгу, потому что большая сила ее всегда дарит нам счастье”.
К сожалению, хвалебное письмо Эмерсона ничем не помогло. Спрос на книгу был мизерный, а критики все больше ругали ее. Единственным человеком, который верил в счастливую судьбу книги, был ее автор. Но понемногу в разных концах Америки начали, появляется единичные сторонники “Листья травы”.
Они провозгласили Уитмена своим учителем и сплотились вокруг него.
Во время гражданской войны в Америке 1861-1865 годов Уитмен занимался общественной деятельностью: в Вашингтоне бесплатно выхаживал раненых, не боясь ни тифа, ни оспы, ни смертей. В одном из госпиталей с Уитменом произошел досадный случай: он неосторожно коснулся гангренозной раны больного, и вся рука поэта распухла и пылала огнем. Воспаление вскоре прошло, но этот случай пагубно повлиял на здоровье поэта: в 1873 году его парализовало. Друзья ухаживали за поэтом.
Англичане собрали для него небольшой капитал, достаточный для безбедного существования. Больной, без надежд на будущее, поэт наперекор всем оставался жизнерадостным и светлым. Старость и болезнь не преодолела его оптимизма.
Related posts:
ТУРГЕНЕВ И ЛЕВ ТОЛСТОЙ О «ЛИСТЬЯХ ТРАВЫ»
ТУРГЕНЕВ И ЛЕВ ТОЛСТОЙ О «ЛИСТЬЯХ ТРАВЫ»
В 1872 году И. С. Тургенев настолько увлекся поэзией Уолта Уитмена, что сделал попытку перевести на русский язык несколько его стихотворений. Когда в том же году редактор «Недели» Е. Рагозин обратился к Тургеневу с просьбой о сотрудничестве, Иван Сергеевич: решил послать ему свои переводы из Уитмена. Об этом он извещает своего друга П. В. Анненкова:
«Рагозину я вместо отрывка из „Записок охотника“ пошлю несколько переведенных лирических стихотворений удивительного американского поэта Уальта Уитмана (слыхали Вы о нем?) с небольшим предисловием. Ничего более поразительного себе представить нельзя» (письмо от 12 ноября 1872 года).[40]
Эти переводы не появились в «Неделе», о чем, конечно, можно пожалеть: подкрепленный авторитетом Тургенева, Уитмен вошел бы в русскую литературу на 40 лет раньше, и кто знает, какое влияние оказал бы он на русскую поэзию. В письме от 26 ноября 1872 года Анненков просил Тургенева прислать «хоть черновые переводы ваши Уайтмана», но болезнь помешала Тургеневу исполнить эту просьбу приятеля; 8 декабря 1872 года он пишет Анненкову:
«Переводы мои из Уитмана (не Уайтмана) тоже сели на мель, и потому я Вам ничего пока послать не могу».[41]
Считалось, что от этого увлечения американским поэтом в тургеневском литературном наследии не осталось никакого следа.
Но вот — через 94 года — одна из рукописей Тургенева, хранящихся в парижской Национальной библиотеке, была опознана как черновик перевода известных стихов Уолта Уитмена, написанных в самом начале Гражданской войны (1861).
Честь этого открытия принадлежит сотруднице Пушкинского дома Академии наук СССР И. С. Чистовой (Ленинград). Она опубликовала тургеневский перевод в журнале «Русская литература» (1966, № 12).
Текст этого тургеневского перевода такой:
Бейте, бейте, барабаны! — Трубите, трубы, трубите!
Сквозь окна, сквозь двери — врывайтесь, подобно наглой силе безжалостных людей!
Врывайтесь в торжественный храм и развейте сборище богомольцев;
Врывайтесь в школу, где ученик сидит над книгой;
Не оставляйте в покое жениха — не должен он вкушать счастье с своей невестой,
И мирный земледелец не должен вкушать тишину радости мира, не должен пахать свое поле и собирать свое зерно —
Так сильны и нагло ужасны ваши трескучие раскаты, о, барабаны, — так резки ваши возгласы, о трубы!
Бейте, бейте, барабаны! — Трубите, трубы, трубите!
Заглушайте торговый шум и суету — грохот колес по улицам!
Готовы ли постели в домах для сонных людей, желающих отдыха ночного?
Не должны спать эти люди в своих постелях,
Не должны купцы торговать днем — ни барышники, ни аферисты — хотят ли они продолжать свое ремесло?
Хотят ли говоруны говорить? Хотят ли певцы пытаться запеть?
Хочет ли законник встать в Палате, чтобы защищать свое дело перед судьею?
Гремите, трещите быстрее, громче, барабаны, — трубы, трубите резче и сильнее!
Бейте, бейте, барабаны! — Трубите, трубы, трубите! Не вступайте ни в какие переговоры, не останавливайтесь ни перед каким законом;
Пренебрегайте робким — пренебрегайте плачущим и молящим,
Пренебрегайте стариком, умоляющим юношу;
Пусть не слышатся ни голоса малых ребят, ни жалобы матерей;
Пускай потрясаются столы, трепещут лежащие на них мертвецы в ожидании доски.
Оттого сильны и пронзительны ваши удары, о грозные барабаны, так громки ваши возгласы, о трубы!
И. С. Чистова вполне правильно уведомляет читателей, что это стихотворение — «призыв к гражданам северных штатов отказаться от будничных дел, забот, удовольствий и наслаждений во имя борьбы с рабовладельцами Юга».
Тургеневский текст — черновик, или, вернее, подстрочник. У нас нет никакого права предъявлять к нему строгие требования. Можно ли сомневаться, что в окончательной версии многие строки зазвучали бы более динамическим ритмом и, конечно, звуки барабана не были бы названы «наглыми» и «нагло ужасными», так как для Уитмена это — благородные звуки, зовущие к битве за правое дело.
И вряд ли Тургенев сохранил бы в окончательном тексте слова: «развейте сборище богомольцев». Богомольцами чаще всего называли тех странников, что бросали родные места и отправлялись молиться далеким святыням. Уитмен имел в виду не этих бродячих паломников, а постоянных прихожан «величавого храма», что и обозначено у него точным термином congregation.
Слово «сборище» здесь тоже не подходит, так как в нем есть оттенок порицания и даже презрения, отсутствующий в подлинном тексте.
Можно думать, что в дальнейших строках Тургенев отказался бы также от таких жеманных и слащавых словечек, как «вкушать счастье с своей невестой», «вкушать тишину радости мира», потому что такие «вкушения» чужды и враждебны поэтике Уитмена.
Да и невесты здесь нет никакой: и bride-groom и bride — молодожены.
Не сомневаюсь также, что Тургенев исправил бы одну свою словарную ошибку. Уитменское stop for no expostulation вовсе не значит «не останавливайтесь ни перед каким законом». Подлинный смысл этой фразы такой: «не останавливайтесь для пререканий, для доказательств своей правоты».
И конечно, в окончательном тексте Тургенев попытался бы приблизиться к ритмическому строю переводимого текста.
Возьмем хотя бы первую строку:
Beat! beat! drums! blow! bugles! blow!
В ней всего семь слогов и оттого она звучит энергично и нервно. А в тургеневском переводе — шестнадцать.
Бейте, бейте, барабаны! — Трубите, трубы, трубите!
В своем переводе того же стиха я попытался довести количество слогов до самого крайнего минимума:
Бей! Бей! барабан! — Труби! труба! труби!
Вместо шестнадцати слогов стало одиннадцать, и я надеюсь, что на фоне русского долгословия они воспринимаются ухом как английские семь. Но возможно, что я ошибаюсь. Во всяком случае, для меня несомненно, что Тургенев в своем переводе нашел бы подлинный эквивалент этой лаконичной и отрывистой дикции.
Вторая строка — самая трудная. Тургенев перевел ее так:
Сквозь окна, сквозь двери — врывайтесь подобно наглой силе безжалостных людей.
Если перелистать современные издания Уитмена, там не найдете никаких «безжалостных людей». Но это отнюдь не отсебятина переводчика. Дело в том, что Тургенев пользовался одним из старинных изданий «Листьев травы», где говорится именно о безжалостных людях (force of ruthless men).[42] Тургеневу новый — окончательный — вариант остался неизвестен, но мы в своем переводе должны, конечно, воспроизвести именно этот вариант.
Дальнейшая работа Тургенева над переводом стихов Уолта Уитмена до сих пор остается неизвестна исследователям. Очевидно, он не продолжал этой работы. Через два года он уже стал говорить об американском поэте, как о былом фаворите, увлечение которым позади.
Беседуя в Париже в 1874 году с молодым американским писателем Хьяльмаром Бойезеном (Boyesen) о разных литературных явлениях, Иван Сергеевич сказал, между прочим, что некоторое время его очень интересовали произведения Уолта Уитмена: он думал, что среди куч шелухи в них имеются хорошие зерна. Уолту Уитмену были известны произведения Тургенева, и он сочувственно отзывался о них. В статье «Наши именитые гости» он выразил сожаление, что в Соединенных Штатах не пришлось побывать «благородному и грустному Тургеневу».
1 февраля 1889 года Льва Толстого посетил английский отставной офицер Д. Стюарт. Толстому он не понравился. «Дикий, вполне англичанин», — неодобрительно отозвался о нем Лев Николаевич в своем дневнике. Толстой беседовал с ним о душе. Стюарт сказал, что для него душа — это тело, ибо вне материи не существует души.
При этом он сослался на Уолта Уитмена.
Такая философия была враждебна Толстому, и он с раздражением записал в дневнике:
«„Красота тела есть душа“. Уитмен ему сказал это. Это его поэт».
Очевидно, Стюарт из разговора с Толстым обнаружил, что Толстой не читал Уолта Уитмена, и через несколько месяцев выслал ему «Листья травы».
11 июня 1889 года Толстой записал в дневнике: «Получил книги: Уитмен, стихи нелепые». Никакого интереса к этим «нелепым стихам» Толстой не проявил — может быть, оттого, что их рекомендовал столь чуждый ому человек. Но через несколько месяцев, в октябре того же 1889 года некий ирландец Р. В. Коллиз (R. W. Gollis) прислал ему из Дублина лондонское издание избранных стихотворений Уолта Уитмена с предисловием Эрнеста Риза (Rhys). Коллиз еще раньше писал Толстому, что толстовские идеи во многом совпадают с идеями Уитмена, и выслал Льву Николаевичу «Листья травы». Толстой на этот раз отнесся к творчеству Уитмена очень внимательно. Читая его книгу, он отчеркнул карандашом те стихи, которые показались ему наиболее ценными. Это раньше всего «Приснился мне город», которое цитирует в своем предисловии Риз.
Толстого это стихотворение, несомненно, привлекло своим призывом к безграничной любви, которая придаст человечеству несокрушимую силу:
Приснился мне город, который нельзя одолеть, хотя бы напали на него все страны вселенной,
Мне снилось, что это был город Друзей, какого еще никогда не бывало,
И превыше всего в этом городе крепкая ценилась любовь…
Конечно, это одно из наиболее «толстовских» стихотворений Уитмена. Должно быть, такие стихи и имел в виду Коллиз, когда посылал Толстому книгу своего любимого автора.
Вслед за этим Льва Николаевича заинтересовали стихи, которые совершенно далеки от Толстого-моралиста, но близки Толстому-художнику:
Читая книгу, биографию прославленную,
И это (говорю я) зовется у автора человеческой жизнью?
Так, когда я умру, кто-нибудь и мою опишет жизнь?
(Будто кто по-настоящему знает что-нибудь о жизни моей…)
Для меня несомненно, что именно об этом стихотворении Толстой тогда же записал в дневнике от 27 октября 1889 года:
«Читал опять присланного мне Уолта Уитмена. Много напыщенного, пустого; но кое-что уже я нашел хорошего, например, „Биография писателя“. Биограф знает писателя и описывает его! Да я сам не знаю себя, понятия не имею. Во всю длинную жизнь свою, только изредка, изредка кое-что из меня виделось мне».
В последних строках этой записи дан пересказ вышеприведенного стихотворения Уолта Уитмена.
Дальше Толстой отчеркнул стихотворение «Европа»:
Вдруг из затхлой и сонной берлоги…
Возможно, что в этом революционном стихотворении его больше всего привлекли те строки, где с таким сочувствием говорится о раскрепощенном народе, по-толстовски отказавшемся от мести врагам:
Народ, захвативший власть, не отомстил никому…
Вообще Толстой отчеркивал те произведения Уитмена, где находил свои собственные чувства и мысли.
В стихотворении «Я не доступен тревогам» («Ме Imperturbe») он опять-таки увидел свою излюбленную мысль о независимости души человеческой от каких бы то ни было внешних событий и отчеркнул те строки, где эта мысль выражена с наибольшей рельефностью:
Где бы ни шла моя жизнь, — о, быть бы мне всегда в равновесии, готовым ко всяким случайностям,
Чтобы встретить лицом к лицу ночь, ураганы, голод, насмешки, удары, несчастья,
Как встречают их деревья и животные.
Эти строки не могли не быть родственно близки писателю, который в огромную семью своих героев ввел и старый дуб, учивший мудрости князя Андрея, и кобылу Фру-Фру, и Холстомера, и то дерево, что рубят в «Трех смертях», и упрямо-живучий репейник, напомнивший ему судьбу Хаджи-Мурата. Кое-кого из этих животных и растений Толстой ставил в пример людям. Это тоже приближало его к Уитмену, который в «Песне о себе» говорил о животных:
…они мне сродни, и я готов принять их,
Знаменья есть у них, что они — это я…
Разочарованных нет между ними, нет одержимых бессмысленной страстью к наживе,
Никто ни перед кем не преклоняет колен, не чтит подобных себе, тех, что жили за тысячу лет.
Замечательно, что, хотя Толстой в то время работал над «Крейцеровой сонатой» и проблема половых отношений волновала его с особенной силой, сексуальные стихотворения Уитмена, насколько можно судить по тому экземпляру «Листьев травы», который был в руках у Толстого, не заинтересовали Льва Николаевича. В цикле «Дети Адама» не отчеркнута ни одна строка. Зато с несомненным сочувствием он отметил такое стихотворение Уитмена:
О вере, о покорности, о преданности;
Я стою в стороне и смотрю, и меня глубоко изумляет,
Что тысячи тысяч людей идут за такими людьми, которые не верят в людей.
Есть основания думать, что Толстой имеет в виду именно вышеприведенные стихи Уолта Уитмена, когда пишет в своем дневнике, что нашел в его книге «кое-что хорошее».
Это «хорошее» он считал полезным сообщить и русским читателям. Через несколько месяцев (21–22 июня 1890 года) он послал «Листья травы» толстовцу Льву Никифорову, бывшему нечаевцу (переводившему для «Посредника» Мопассана, Рескина, Мадзини), рекомендуя произведения Уитмена в таких выражениях: «…книжечка весьма оригинального и смелого поэта Уолта Уитмена. Он в Европе очень известен, у нас его почти не знают. И статья о нем с выборкой переведенных его стихотворений будет, я думаю, принята всяким журналом („Русской мыслью“, я уверен, — тоже могу написать)…»
Возможно, что Толстой хотел, чтобы главным образом были переведены именно те стихи, которые он отметил карандашом в посылаемом им экземпляре. Может быть, он для того и отмечал эти стихи, чтобы их перевел Лев Никифоров.
Во всяком случае, ясно, что отношение к Уитмену было у него в ту пору далеко не враждебное. Он признавал и оригинальность и смелость американского поэта и считал необходимым (как в свое время Тургенев) пропагандировать его произведения в русской печати. Но стихам Уитмена не довелось появиться в России. Это была третья попытка познакомить с ним русских читателей, и она осталась такой же бесплодной, как и две предыдущие.
В 1894 году — через два года после смерти Уитмена — одна американская писательница, Элизабет Портер Гоулд (Gould), прислала Толстому из Бостона составленный ею сборник под претенциозным заглавием: «Жемчужины из Уолта Уитмена» (Филадельфия, 1889).
Толстой, должно быть, не рассматривал этих «Жемчужин», так как на книге (она сохранилась в библиотеке Толстого) нет никаких читательских помет.
Мнения Толстого о поэтах вообще очень часто менялись в зависимости от того, в какой полосе душевного развития находился в данный период Лев Николаевич. Известны отрицательные его отзывы о Некрасове после того, как он называл некоторые стихотворения Некрасова «превосходными самородками» и заучивал их наизусть. Поэзию Фета он почти тридцать лет любил особенной, я бы сказал — братской, любовью, потом, под влиянием тех новых требований, которые он, Толстой, стал предъявлять к искусству в последние годы, он назвал Фета «сомнительным поэтом» и отрекся от своей прежней любви.
Отчасти такая же судьба постигла спустя некоторое время и Уитмена. Толстой, как бы зачеркивая то «хорошее», что он нашел в «Листьях травы», сказал об Уолте Уитмене своему английскому переводчику, известному толстовцу Эльмеру Мооду (Maude):
«Ошибки и недосмотры ясно сознающего человека могут быть более полезны, чем полуправды людей, предпочитающих оставаться в неопределенности… Во всех отношениях и по всякому поводу выражение ваших мыслей таким образом, что вас не понимают, плохо. Главный недостаток Уолта Уитмена заключается в том, что он несмотря на весь свой энтузиазм не обладает ясной философией жизни. Относительно некоторых важных вопросов жизни он стоит на распутье и не указывает нам, по какому пути должно следовать…»[43]
Можно опасаться, что Эльмер Моод в своем пересказе толстовского мнения незаметно для себя самого несколько усилил отрицательный отзыв Толстого, так как сам питал антипатию к Уитмену. По крайней мере, когда Толстой 21 июня 1900 года передал через английского писателя Эдуарда Гарнетта приветствие американскому народу, он в «блестящую плеяду, подобную которой редко можно найти во всемирной литературе», включил и Уолта Уитмена.
Так как Толстой не стал бы включать Уитмена в эту плеяду из одной только международной учтивости, несомненно, что в 1900 году он продолжал признавать в «Листьях травы» то «хорошее», что он нашел в них при первом чтении, в 1889 году.
Наше предположение, что Моод не совсем верно передал отзыв Толстого об Уитмене, косвенно подтверждается подлинной записью Льва Николаевича, где тот же самый отзыв изложен совершенно иначе. Вот эта запись:
То, что многие люди, огромное большинство людей, называют поэзией, это только неясное, неточное выражение глубоких мыслей (Уолт Уитмен и др.)»
Это совсем не то, что говорится у Моода. Во-первых, в неясности Толстой упрекает здесь не одного Уолта Уитмена, а очень многих других поэтов, во-вторых, он и здесь признает, что Уитмену были свойственны глубокие мысли.
Толстому не могло оставаться неведомым, что в американской критике его неоднократно сближали с Уолтом Уитменом. Один из наиболее видных заокеанских толстовцев, Эрнест Кросби, в своей книге, посвященной Толстому, подтверждал многие идеи Толстого цитатами из «Листьев травы» (см: Эрнест Кросби, Толстой и его жизнеописание, перевод с английского, издание «Посредника», 1911).
Одно время сближение творчества Льва Толстого с поэзией Уолта Уитмена вошло в обиход и в России. В год смерти Уолта Уитмена один из петербургских журналов так и озаглавил свой некролог, посвященный автору «Листьев травы»: «Американский Толстой» («Книжки Недели», 1892, 5, стр. 167).
Конечно, подобные сближения бесплодны. Они основаны на схематическом понимании искусства. Столь различны художественные индивидуальности обоих писателей, что видеть в них каких-то близнецов могут лишь те отвлеченные люди, которые совершенно слепы к живой, конкретной поэтической форме.
Но крайне знаменательным остается тот факт, что Толстой еще в эпоху «Крейцеровой сонаты» и «Плодов просвещения» с несомненной симпатией отнесся к творчеству Уолта Уитмена и даже пытался пропагандировать его среди русских писателей.
Уитмену были известны некоторые произведения Толстого. «В нем далеко не все привлекает меня, — говорил он Хорссу Траубелу. — Многое даже отталкивает, например его аскетизм. И все же он — огромный человек, и путь его — верный путь». (См. также запись Хорога Траубела от 3 апреля 1889 года в четвертом томе его книги об Уитмене. Philadelphia, 1953, р. 481.)
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРес
Читайте также
ЛЕВ ТОЛСТОЙ Лев Николаевич, граф 28. VIII(9.IX).1828, Ясная Поляна Тульской губернии — 7(20).XI.1910 — станция Астапово (ныне ст. «Лев Толстой» Липецкой области)
ЛЕВ ТОЛСТОЙ Лев Николаевич, граф 28. VIII(9.IX).1828, Ясная Поляна Тульской губернии — 7(20).XI.1910 — станция Астапово (ныне ст. «Лев Толстой» Липецкой области) Льва Толстого, конечно, странно причислять к деятелям культуры Серебряного века. Он — классик из XIX века, реалист золотой
«Из новейших одобрялся несомненно один Тургенев…» (К теме И. С. Тургенев и Н. С. Лесков)[*]
«Из новейших одобрялся несомненно один Тургенев…» (К теме И. С. Тургенев и Н. С. Лесков)[*] Его стихи, конечно, мать Велела б дочери читать. А. С. Пушкин. «Евгений Онегин» (гл. 2, XII; вариант) 1«Таинственные» повести Тургенева быстро стали мишенью не только журнальной
И. С. ТУРГЕНЕВ *
И. С. ТУРГЕНЕВ * Двадцать второго августа 1883 года русская литература и русское общество понесли скорбную утрату: не стало Тургенева.В современной русской беллетристической литературе нет ни одного писателя (за исключением немногих сверстников покойного, одновременно с
И. С. ТУРГЕНЕВ
И. С. ТУРГЕНЕВ ОЗ, 1883, № 9, вкладная страница, с особой нумерацией 1–2 (вып. в свет после 16 сентября). Без подписи. На основании анализа текста авторство установлено Я. Е. Эльсбергом, в сообщении «И. С. Тургенев. Неизвестная статья М. Е. Салтыкова-Щедрина» («Лит. газета», М. 1939,
И. С. Тургенев
И. С. Тургенев Племянница Роман, соч. Евгении Тур… [449]…Бывают таланты двоякого рода: таланты сами по себе, независимые, как бы отделенные от личности самого писателя, и таланты, более или менее тесно связанные с нею. Мы не хотим этим сказать, чтобы таланты,
Глава IV Тургенев. — Толстой
Глава IV Тургенев. — Толстой Тургенев: Главные черты его искусства. — «Записки охотника». — Пессимизм его ранних повестей. — Ряд повестей, изображающих руководящие типы русского общества; Рудин; — Лаврецкий; Елена и Инсаров;— Базаров. — Почему «Отцы и дети» не были
И. С. Тургенев
И. С. Тургенев Двадцать второго августа 1883 года русская литература и русское общество понесли скорбную утрату: не стало Тургенева.В современной русской беллетристической литературе нет ни одного писателя (за исключением немногих сверстников покойного, одновременно с
НА ПОДСТУПАХ К «ЛИСТЬЯМ ТРАВЫ»
НА ПОДСТУПАХ К «ЛИСТЬЯМ ТРАВЫ» 1. Уолт Уитмен и Ральф Эмерсон Я ужо упоминал о том письме, которым знаменитый американский философ Эмерсон приветствовал неведомого наборщика Вальтера Уитмена, только что издавшего свою первую книгу. Привожу ото письмо целиком: «Конкорд,
2. Уолт Уитмен в год появления «Листьев травы»
2. Уолт Уитмен в год появления «Листьев травы» Едва Уитмен издал свою книгу, его, по совету Эмерсона, посетил молодой журналист — бывший методистский священник Монкюр Дэниэл Конуэй. Это было 17 сентября 1855 года. Уитмен жил тогда вместе с матерью на своем родном Долгом
И. С. Тургенев
И. С. Тургенев 28. Конфликт теории и жизни в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети» Роман И. С. Тургенева «Отцы и дети» содержит в себе большое количество конфликтов в целом. К ним относятся любовный конфликт, столкновение мировоззрений двух поколений, социальный конфликт и