Ультраправые взгляды что это
Кто такие ультраправые?
Ультраправые – слово из политического лексикона. Является определением для групп, движений и лиц, находящихся в правом спектре политического поля на крайне консервативных позициях. Реакционные, экстремистские взгляды являются характерными для ультраправых.
Идеология ультраправых
Идеология ультраправых опирается на нацизм, расизм и ксенофобию. Они разделяют людей на «высших» и «низших», достойных и недостойных. Такое разделение преподносится как врождённая характеристика для конкретных людей, как объективная реальность. Отрицается социальное равноправие.
В наиболее радикальных течениях проводится пропаганда угнетения и геноцида групп людей на основании их национальности, религиозной или языковой принадлежности, предполагаемой неполноценности.
Как распознать ультраправые взгляды
Принято характеризовать как ультраправые:
В качестве примеров ультраправых групп можно привести неонацистов, наци-скинхедов, агрессивных футбольных хулиганов, так называемую «правую сцену» (музыкальные группы с националистическим репертуаром), субкультуру стритейджа (пропаганда здорового образа жизни и национал-социализма).
Видео — Ультраправые движения Европы
Ультраправые — кто это
Какие принципы поддерживают ультраправые?
Их общим ядром является ориентация на этническую принадлежность, вопрос о юридическом равенстве людей, а также антиплюралистическое, антидемократическое и авторитарное социальное понимание.
Это находит политическое выражение в усилиях нацеленных на национальное государство в авторитарном «национальном сообществе».
Правый радикализм относится к политическому движению патриотических сил, которые хотят решать и преодолевать социальные и политические проблемы отечества с национальной политической точки зрения и ответственности.
Правые занимаются фундаментальной трансформацией преобладающих обстоятельств, иногда возвращаясь к традиции, даже без полного исключения нигилистического акта «феникса из пепла» как отчаянного предельного отношения, в крайнем значении слова, которое порой именую « правым экстремистом », что не всегда отвечает действительности.
Оправдывают меньшую ценность и правовой статус отдельных лиц и групп по этническим, культурным, духовным и биологическим различиям.
Не все иностранцы отвергаются, а скорее некоторые этнические, расовые и / или культурно чуждые группы, которые отклоняются от своей собственной, обычно не точно определяемой, нормы.
Различают положительные (приветственные) и отрицательные (нежелательные) инородные этносы и активное исключение второй группы.
Каждая ассимиляция происходит в два этапа: во-первых, ассимилянт чувствует себя частью новой культуры, используя новое ученое поведение.
По его внешности он едва ли узнаваем как чужой. Но только на втором этапе ассимиляционной работы это удается пройти путь от незнакомца до полноправного члена новой культуры, поскольку она только теперь потеряла всю память о странных предках и поэтому больше не может чувствовать себя обязанным этой древней культуре из-за ее отсутствия.
Поскольку образование и ассимиляция, то есть перевоспитание ребенка, всегда являются наиболее эффективными, он предоставляет соответствующие учреждения — школы для перевоспитания.
По всем другим различиям они подчеркивают естественную принадлежность человеческих групп к народу или нации, понимаемым как этническая принадлежность или раса.
Люди характеризуются биологическим происхождением, а также настолько культурно обособленными, что невозможно мирное, равное и самоопределяющееся сосуществование разных этнических групп в государстве.
Так что чрезмерный национализм именуют шовинизмом. Это возвышение собственного народа по отношению к другим народам и этносам.
Чтобы оправдать это, по-прежнему относятся к расовым теориям, что расистские аргументы должны служить очевидной научной объяснительной основой.
Их форма может варьироваться и зачастую имеет относительно четкие характеристики. «Люди» не всегда четко определены «расово», но часто описываются как имеющие этнопланетризм, который подчеркивает индивидуальные особенности народов, чтобы отличать их собственную линию от других народов и этнических меньшинств и предотвращать последствия концепции мультикультурализма.
Вместо превосходства своей нации эта концепция подчеркивает частичное превосходство своей культуры и имеет претензии к главенству.
В социальном дарвинизме принуждение к национальному самоутверждению постулируется как внутренне, так и внешне.
Правые активисты не видят возможности мирного сосуществования разных интересов и взглядов в государстве. Социальные конфликты и разногласия считаются вредными для общества.
Причина социальных конфликтов проявляется в неравенстве людей. Поэтому плюралистические политические институты должны быть заменены авторитарными.
Верховенство закона считается «подрывным» учреждением в качестве национального сообщества и его основ, как парламентской системы, демократической оппозиции и предоставление тех же фундаментальных прав, легитимности и / или усилий по интеграции людей другого происхождения и концепции мультикультурного общества также отвергаются и порочатся как «преступления против собственного народа».
Правые хотят заменить национальное государство авторитарным национальным сообществом.
Это характерно для авторитарных, иерархических и централизованных структур под руководством националистов, элита, ориентированная на понимание политики. Индивидуальное самоопределение и равные возможности борются за социальное единство.
Во внешнеполитических условиях, в зависимости от конкретной ситуации в стране, обычно следуют политика демаркации, военной и экономической власти, этнические «чистки» и / или территориальная экспансия, усиленная милитаризация.
Общими объединительными чертами радикалов является фанатичная вера в свою исключительность, превосходство над другими, злобная ненависть по отношению к тем, кого они не понимают и даже не стараются понять, страсть к дешевому популизму и безнадежная интеллектуальная бедность.
Определение
Крайне правые радикалы или ультраправые – это общепринятое название лиц, находящихся в правом крыле политической сферы. Идеология, политические взгляды правых отличаются крайней пестротой и беспорядочностью.
Ультрас в одной и той же стране могут придерживаться совершенно противоположных взглядов и люто ненавидеть представителей соседнего лагеря, однако есть между ними нечто общее.
Крайне правые политики считают непреложным фактом, что люди не рождаются равными и свободными в своих правах. По их мнению, самой природой предопределено превосходство одних групп людей над другими, исходя из этого, не может идти никакой речи о социальном равенстве внутри одного государства. Причины этого превосходства могут быть совершенно разными – раса, национальность, вера, язык, культура.
Поэтому ультраправые взгляды особенно популярны среди людей, считающих себя в чем-то обделенными, несостоявшимися в жизни и страстно желающими возложить на это ответственность на «инородцев», «жидов», «черных» и прочих не похожих на них.
Точки опоры
Крайне правые политики часто придерживаются взглядов разделения людей по группам, необходимости изоляции «высших» созданий от «низших». Дальними предками этих людей были, видимо, те, кто фанатично верил в то, что солнце и вся Вселенная вращаются вокруг них – «венцов творения» создателя.
Соответственно, активно эксплуатируется инстинктивное, подсознательное недоверие обычного человека к «чужаку», то есть представителю другой расы, национальности, религии. Исходя из этого, даже те, кто не знает, что значит «ультраправый», гармонично вписываются в их среду благодаря своим антииммиграционным, ксенофобским воззрениям.
Для слабых духом людей весьма соблазнительно принимать за бесспорную данность свое превосходство над другими исключительно по факту рождения в той или иной высшей касте. Не нужно работать над собой, учиться чему-то новому, совершенствоваться, чтобы превзойти конкурента, который по определению стоит на более низшей ступени.
Неонацизм как воплощение ультраправых взглядов
Временем всплеска радикальных взглядов в Европе были тридцатые годы, когда практически на половине континента к власти пришли более или менее откровенные фашисты и шовинисты, причем сделали это при общенародной поддержке.
Главный выразитель ультраправых взглядов, которым по прихоти истории стал истеричный, неудавшийся художник из Австрии, решил объединить весь мир под властью «избранной расы» и организовал страшную бойню. Все завершилось полным разгромом нацистской машины и кажущимся крахом ультраправых идей.
Побежденным никто не сочувствует, ультраправые партии и организации были дискредитированы и распущены, казалось, что сама идея возрождения нацистской идеи просто физически невозможна. Однако, спустя пару десятилетий стали понемногу поднимать голову представители крайне правого крыла. В ФРГ наиболее типичным представителем неонацизма стала Национально-демократическая партия Германии.
Маскируясь под невинными символами, используя дешевую демагогию, подобные политики стали снова играть на недовольстве людей существующим положением, предлагать готовые быстрые решения проблем, возлагать ответственность на «чужаков».
Ультрас Европы
Последние десять лет стали серьезным испытанием для общеевропейского дома. Глобальный кризис, чувствительно задевший своей тенью Евросоюз, стал мощным катализатором для расцвета ультраправых партий. Чем хуже для власти – тем лучше для оппозиции. Организации и движения, считающиеся глубоко маргинальными, неожиданно обрели вес и стали получать возрастающую поддержку в обществе.
Они стали играть на самых больных струнах – проблемах миграции и адаптации выходцев из Африки и Азии, экономическом кризисе, социальных проблемах. Балансируя на грани дозволенного, в парламенты, региональные представительства своих стран стали пробиваться ультраправые организации многих государств континента. Во Франции – Национальный фронт, в Греции – «Золотая заря», в Венгрии – «Йоббик», в Великобритании – Британская национальная партия.
Идеи и лозунги этих партий включали в себя крайний евроскептицизм, призыв к возвращению к своим национальным границам и демонтаж Евросоюза, жесткая политика по отношению к мигрантам, упор на национальные особенности и возвращение к традиционным ценностям.
Российские ультрас
Конец восьмидесятых годов прошлого века стал временем расцвета ультраправой идеи в России. Сама мысль отцепить от себя относительно «отсталые» республики Средней Азии и Закавказья и отправиться налегке в свободное плавание стала выражением радикализации всего российского общества.
В этих условиях разного рода ультраправые в России подняли голову, националистические организации стали расти, как плесень в сыром и затхлом подвале.
Самым мощным и влиятельным из неонацистских движений России стало Русское Национальное Единство, возглавляемое фюрером местного пошиба Александром Баркашовым. РНЕ даже не скрывало своих неонацистских взглядов, их символика до боли походила на нацистскую свастику, а Баркашов с дрожью в голосе говорил о Гитлере.
К концу девяностых годов из-за кризиса жанра в руководстве РНЕ возникли непреодолимые разногласия, движение распалось на несколько независимых частей и сегодня не имеет практически никакого влияния на общество.
Крах «Эдички»
Остальные ультраправые партии России не пользовались авторитетом и поддержкой населения, рождались и исчезали словно бабочки-однодневки.
Ультраправые – это общее название для разных групп людей, исповедующих такой широкий спектр идей и взглядов, что в лагере ультраправых могут оказаться самые злейшие враги по отношению друг к другу.
Ультраправые молодеют: почему подростки становятся радикальными и чем это грозит
В последнее время в СМИ все чаще появляются истории о подростках, которые увлекаются крайне правыми движениями. Например, анонимная мать на ресурсе Washingtonian рассказывает о том, как ее 13-летний сын подружился и даже получил авторитет в ультраправых группах на Reddit и 4Chan. Это произошло после того, как его шутку, сказанную в кругу школьных друзей, девушки восприняли как харассмент. Он нашел единомышленников в группах, где во всем обвиняли девушек, чернокожих или мигрантов — типичных «врагов» для американских праворадикалов.
Другая мать и колумнистка Джоанна Шредер опубликовала тред в Twitter, который набрал более 180 тысяч лайков — она рассказала, как Интернет и социальные сети склонили ее сына-подростка в сторону ультраправых взглядов.
По ее мнению, внимание подростков сначала привлекают с помощью сексистских, расистских или гомофобных мемов, которые кажутся им смешными и веселыми. Но когда окружение — учителя, родители, друзья, девушки — развенчивают эти шутки, ребятам становится стыдно. В результате они злятся, а единомышленников находят в праворадикальных движениях.
«Часто это ребята из семей с прогрессивными или умеренными взглядами, но нередко [родители] не обращают достаточного внимания на их поведение и привычки в онлайне», — считает Шредер.
Колумнистка Петула Дворак из The Washington Time считает, что виной всему — интернет, потому что там все чаще появляются крайне правые группы, а подростков легче заинтересовать через соцсети. «Да, ваши дети учатся быть расистами прямо у вас дома», — пишет Дворак.
Почему подростков интересует идеология ультраправых организаций и что они ищут в таких движениях? Какие последствия это может иметь и стоит ли родителям бить тревогу, когда их ребенок проявляет интерес к таким темам? Об этом — читайте в материале hromadske.
«Это похоже на религиозную секту»
«Историей я начал интересоваться лет с шести. Меня это все заинтересовало, особенно — кресты на немцах», — рассказывает 14-летний Роман (настоящее имя героя скрытое по его просьбе из соображений безопасности). Он из обычной семьи из центральной Украины, ходит в школу, у него есть друзья — и до недавнего времени он был связан с местными ультраправыми движениями.
«Частично меня затянула идеология, у меня был к этому интерес. Также не хватало какого-то движа — ходить на разные группы, марши, встречи, акции. А с другой стороны — хотелось иметь друзей, которые с тобой в одной организации и смогут постоять за тебя, защитить», — рассказывает парень.
Он считает, что из-за того, что сейчас молодежь большую часть времени проводит в Интернете, где циркулирует куча ссылок, групп или сайтов об истории, нацизме, правых или ультраправых движениях, подростки находят себе друзей там. А ультраправые, в свою очередь, уже занимаются «вербовкой» тех, кто проявил интерес.
«Они пишут много постов в группах о национал-социализме и тому подобном. Когда встречаешь их, то они ненароком начинают всевозможные разговоры, говорят, что все правильно. Это похоже, на то, как ты приходишь в религиозную секту и тебя понемногу вербуют», — вспоминает Рома.
Через некоторое время ему перестало нравиться то, что происходит в организации. Парень рассказывает, что, несмотря на то, что члены ультраправых движений пропагандируют здоровый образ жизни, закрашивают адреса telegram-каналов с наркотиками на стенах, они сами употребляют алкоголь. Хоть и называют себя националистами, на самом деле они «чистые фашисты и нацисты, которые прикрываются патриотизмом, чтобы бить других».
Рома так говорит, потому что недавно его друг и еще несколько ребят напали на людей другой национальности, потому что они, по его словам, «портят чистую украинскую кровь». Поэтому сейчас парень отошел от ультраправых, пытается вытащить оттуда своих друзей и отговаривает тех, кто хочет к ним присоединиться. Хотя прямо и не заявляет, что больше участвовать в ультраправом движении не хочет.
«Когда мы увидели его увлечение, нас это смутило. Но мы мягко его корректировали, старались не быть категоричными, чтобы он не замкнулся сам в себе во всех этих увлечениях и не потерял доверие к нам», — говорит отец Романа. Он не поддерживает предпочтений сына, но не пытается ему что-то запрещать, вместо этого — с помощью аргументов и доказательств пытается объяснить, почему не стоит слепо верить в определенную идеологию.
Сейчас Роман признается, что уже не так интересуется нацистской символикой. Все вещи с ней, которые он коллекционировал, планирует продать, а взамен — сосредоточиться на истории Украины. Говорит, что он «правильный националист».
Вот — правый поворот. Кого в Европе называют наследниками Гитлера и почему из-за них общество оказалось на грани раскола
В 1989 году в странах Восточной Европы пали коммунистические правительства. Их народы с энтузиазмом начали свой путь к демократии, который привел их в Евросоюз. Концепция единой Европы восторжествовала. Однако новых союзников вскоре начали критиковать за консерватизм и отказ от европейских ценностей. В Брюсселе это объясняли наследием коммунистического прошлого, но затем и в старых западных демократиях начали набирать популярность консерваторы с правыми идеями. Их объединила нелюбовь к мейнстримной политической повестке, мигрантам и либеральным ценностям. Теперь центральные европейские медиа клеймят их как «наследников Гитлера», а в парламентах все громче звучат заявления о том, что правые политики и их сторонники стали главной угрозой европейским ценностям. «Лента.ру» в рамках проекта «Проблемы первого мира» разбиралась, в чем причина роста популярности ультраправых в Европе и почему их успех привел к расколу в европейском обществе.
Уклон вправо
В 1992 году американский философ Фрэнсис Фукуяма выпустил книгу «Конец истории». В ней обозначалось окончательное завершение главного противостояния второй половины ХХ века — холодной войны. Причем противостояние это было не только геополитическим, но и идеологическим: столкнулись две системы, два образа жизни. Фукуяма считал, что в холодной войне победили не только Соединенные Штаты, ставшие единственной сверхдержавой, — победил сам жизненный уклад Запада, который для американского философа олицетворяла либеральная демократия. Мог ли он знать, что спустя 30 лет Европа вновь станет ареной идеологических столкновений, а ее либеральные ценности подвергнутся жесткой критике.
После падения коммунистических правительств в 1989 году к власти в странах бывшего соцлагеря пришли ориентированные на западные ценности либералы. Но ненадолго. Вскоре их сменили махровые консерваторы. Премьером Венгрии стал Виктор Орбан, добавивший в конституцию упоминания Бога и христианства, а в Польше — партия «Право и справедливость», законодательно ограничившая аборты и права ЛГБТ.
Тогда в Брюсселе это списали на «политическую незрелость» восточноевропейцев, недавно избавившихся от коммунистической диктатуры. Однако вскоре правые политики — или, как их часто называют, популисты (апеллирующие к мнению широких народных масс) — начали набирать популярность и в Западной Европе. Для правящих политических элит это стало тревожным сигналом, а новых правых начали называть ни много ни мало наследниками Гитлера.
«Шведские демократы», «Австрийская партия свободы» и французский «Национальный фронт» стали третьими по популярности партиями в своих странах; «Альтернатива для Германии» победно прошла региональные выборы, а ее союзники из «Пегиды» (Patriotische Europäer gegen Islamisierung des Abendlandes — «Патриотичные европейцы против исламизации Запада») собирали многотысячные демонстрации в крупных немецких городах. В Великобритании евроскептикам удалось добиться выхода страны из ЕС, а в Италии правые популисты из «Лиги Севера» вошли в правительство.
Западная Европа, долгие годы остававшаяся бастионом толерантности и либеральных ценностей, поддалась «правому поветрию». Все то, что определяло облик региона последние 30 лет, подверглось яростной критике.
Правда, надо отметить, что система ценностей, опираясь на которую тысячи избирателей критикуют свои правительства, довольно эклектична. Однако у всех европейских правопопулистских движений есть общие родовые черты, которые объединяют их сторонников от Лиссабона до Варшавы.
Разочарование масс
Главный тезис современного правого популизма — необходимость защиты «простого народа» от коррумпированной элиты, оторванной от своих корней. При этом, как отмечает Бритта Шелленберг, доцент мюнхенского университета имени Людвига и Максимилиана, лидеры популистских партий сознательно выносят за скобки определение, кто именно является «народом». По ее словам, это делается для того, чтобы обойти тот факт, что интересы разных социальных групп зачастую противоречат друг другу. В качестве примера она привела «Альтернативу для Германии», которая отложила вопрос публикации социально-экономической программы партии перед региональными выборами в 2016 году, чтобы не сужать электоральную базу.
Базовое положение популизма — существование народа как некоего целого, некоего единого политического тела
Противостоит народу, разумеется, элита, которую лидеры популистов видят такой же гомогенной. По их мнению, вся политическая жизнь нынешней Европы — это лишь имитация. Политики из «системных» партий изображают борьбу между собой, хотя на самом деле представляют один политический класс и имеют единые интересы, заключающиеся в сохранении собственной власти. Причем та же «Альтернатива для Германии» не стесняется в выражениях для обличения такого положения дел. К примеру, она обвиняет ведущие СМИ страны в сговоре с элитами и использует термин Lügenpresse («лживая пресса»), который активно употреблялся нацистами. Критика «некомпетентного политического класса», провалы которого СМИ защищают «потоком лжи», характерна и для Марин Ле Пен из французского «Национального фронта».
Причем такие взгляды в Европе высказывают не только популисты, но и серьезные исследователи. К примеру, профессор Кристофер Лэш в книге «Восстание элит и предательство демократии» пишет, что властные элиты «утратили связь с народом». Об отчуждении между элитами и обществом говорят Томас Пикетти в популярной книге «Капитал в XXI веке» и Джозеф Стиглиц в «Цене неравенства». И у такого единодушия есть причины.
Первые 30 лет после Второй мировой войны в Европе называют «славным тридцатилетием». В этот период началась интеграция, шел бурный экономический и демографический рост, сформировался обширный средний класс.
Европейские правительства с участием все тех же либеральных экономистов приступили к масштабным программам приватизации, сократили социальные выплаты, перестали поддерживать местных производителей, стремясь к максимальному невмешательству государства в дела бизнеса.
Падение Советского Союза лишь усугубило этот процесс. Западным странам больше не надо было окружать заботой своих граждан, чтобы ослабить влияние советской пропаганды и не множить электорат доморощенных коммунистов. Уровень жизни рабочих и части среднего класса упал. Пропасть между миром капитанов бизнеса, политиков, магнатов и «простым человеком» заметно выросла. Как показывает доклад World Inequlity Databes (WID), с 1980 года неравенство в Европе постоянно растет, пусть и не такими темпами, как в США или Азии. Авторы связывают это именно с масштабными программами приватизации, которые прошли в Европе в последней четверти XX века.
В политике послевоенной Европы господствовали центристы, христианские и социал-демократы. Все они провозглашали целью «государство всеобщего благосостояния», просто шли к ней разными путями. Но в конце 1970-х они начали отказываться от своего идеологического ядра и брать на вооружение леволиберальные идеи: поддержку меньшинств и опору преимущественно на средний класс. Особенно заметно это было как раз на примере социалистов, ранее позиционирующих себя как защитников рабочих. Например, Социал-демократическая партия Германии (СДПГ) при Герхарде Шредере провозгласила курс «новой середины» и переформатировалась в партию среднего класса. Все это привело избирателей центристских партий к разочарованию в своих политических представителях.
Евротюрьма народов
Еще глубже разрыв с элитами ощущается в масштабах всего Евросоюза. В последние годы с ростом влияния институтов ЕС исследователи все чаще говорят о существовании в объединении так называемого дефицита демократии. Население европейских стран участвует напрямую лишь в выборах Европарламента, роль которого невелика. А вот органы, непосредственно принимающие решения, никем не избираются, поэтому граждане воспринимают их как полностью неподотчетные.
Здесь, кстати, и пролегает основное отличие правых популистов новой волны от классических ультраправых партий Европы, выступающих со схожей антибрюссельской и антимигрантской риторикой. Для «старых» правых характерно стремление к жесткой авторитарной организации власти (что можно видеть на примере Орбана в Венгрии или «Права и справедливости» в Польше), в то время как новые популисты апеллируют к демократии и заявляют, что стоят на страже демократических процедур, к уничтожению которых, по их мнению, стремятся нынешние элиты с целью сохранения своей власти.
Поэтому органы власти ЕС часто становятся мишенью критики для популистов. Их обвиняют в попрании национального суверенитета, попытке уничтожить национальное самосознание, нежелании вводить протекционистские меры, что якобы привело к гибели и упадку европейской промышленности. Элиты ЕС видятся популистам представителями некоего «глобалистского» проекта, который в интересах крупного бизнеса переводит промышленность в страны третьего мира (ведь рабочая сила там дешевле) и ввозит мигрантов, чтобы уничтожить европейскую идентичность.
Доцент кафедры коммуникативных исследований Брюссельского университета Бенджамин Де Клин объясняет, что в Европе набирает популярность мнение, что ключевые решения принимаются именно неизбираемыми органами власти и зачастую при участии крупного бизнеса. Это приводит к популистским партиям новый электорат, который видит в ЕС не только угрозу национальной идентичности, но и угрозу демократии.
Новые крестоносцы
Еще один ключевой вопрос, объединяющий европейских правых, — интеграция европейских мусульманских общин. Антимигрантская тема давно стоит на повестке дня, но раньше у ультраправых партий не получалось успешно ее использовать. Дело было как раз в их радикальной повестке.
Популисты — или, как их еще называют, новые правые — работают с антимигрантской темой иначе: они стараются избегать заявлений, которые можно однозначно расценить как ксенофобские. К примеру, лидер французского «Национального фронта» Марин Ле Пен неоднократно подчеркивала, что ее партия не имеет ничего против легальных иммигрантов, встроенных в структуру французского общества. Проблема миграции рассматривается не через призму столкновения культур, а прежде всего с социально-экономической точки зрения: приток дешевой рабочей силы ведет к снижению зарплат и обнищанию общества.
Активно работают правые популисты и на поле своих идеологических врагов. К примеру, «Альтернатива для Германии» критикует правительство за неспособность справиться с радикальным исламским фундаментализмом, который явно противоречит нормам европейского общества — толерантности, демократии, равным правам женщин и представителей ЛГБТ-сообщества. Это делает популистские программы более респектабельными и привлекает под их знамена новых сторонников.
Впрочем, Бенджамин Де Клин считает, что необходимо проводить четкую грань между популизмом и национализмом. По его мнению, не все националистические партии являются популистскими и не все популистские партии — националистическими.
«Они мыслят в разных плоскостях. Националисты стремятся представлять всю нацию, для них существует она сама — и против нее другие [нации]. У популистов же этот раздел идет иначе: народ против элиты. Выходит, что ксенофобия в популистских программах получилась как бы из-за того, что «простой народ» был предан своими элитами, которые отдали предпочтение мигрантам», — поясняет он.
Социальная база
Новый электорат популисты привлекают и за счет социальной риторики. Современная Европа переживает кризис государства всеобщего благосостояния, безработица среди молодежи и неуверенность в завтрашнем дне растет. Об этом свидетельствуют, например, результаты опроса фонда Бертельсманн:
Все это совпало с кризисом левых партий. Часть из них была деморализована падением Советского Союза, часть перешла на неолиберальные позиции, сосредоточившись на защите прав меньшинств и забыв о рабочем электорате.
Его и подобрали правые популисты. Недавние социологические исследования показывают, что основная социальная база французского «Национального фронта» — рабочие и безработные, в то время как за левоцентристскую Социалистическую партию чаще голосуют представители более обеспеченных слоев населения. Рабочие и безработные также составляют основу электората «Австрийской партии свободы».
В Германии же популистов поддерживает мелкий средний класс, разочаровавшийся в Ангеле Меркель и чувствующий себя социально незащищенным. Так, опрос, проведенный журналом Der Spiegel в разгар миграционного кризиса в 2015 году, выявил страх роста безработицы у 43 процентов немцев. Из-за наплыва беженцев граждане также опасались всплеска преступности (51 процент) и терроризма (54 процента). Год спустя опрос продемонстрировал, что 57 процентов немецких граждан ощущают бессилие и невозможность что-либо изменить в своей стране.
Но теперь популистов поддерживает не только рабочий класс, но и бизнес. Часть предпринимателей (прежде всего промышленники) недовольны тем, что их продукция не выдерживает конкуренции с более дешевыми китайскими или индийскими товарами. Этим объясняется то обстоятельство, что во главе праворадикальных популистских партий нередко оказываются представители высших слоев. «Неправильно думать, что электорат популистов — это только люди с социального дна или те, кто конкурирует с мигрантами за работу», — отмечает Бенджамин Де Клин.
Образы будущего
Сейчас наступление правых популистов в Европе замедлилось. Прежде всего это связывают с тем, что европейские правительства предпринимают множество усилий для дискредитации этих политических движений. Однако причины, которые помогли им набрать популярность, не исчезли. Кроме того, политика дискредитации скоро потеряет свою эффективность.
Как считает Бритта Шелленберг, попытки выставить современных популистов наследниками авторитарных режимов ХХ века может привести к обратному эффекту. «Люди слышат, что “Альтернатива для Германии” — это нацисты, а потом видят, что эта партия выступает за расширение местного самоуправления, например. В итоге они понимают, что правительство им врет. И ровно об этом их предупреждали популисты», — объясняет политолог. С этим согласен и Бенджамин Де Клин.
Правые смогли довольно убедительно доказать своим сторонникам, что именно они представляют простых людей. В итоге любые попытки их критиковать становятся антинародными. И справиться с ними можно, лишь реализуя хотя бы часть их программы
В итоге европейское общество раскалывается все сильнее. Часть молодежи верит заявлениям о том, что избиратели популистских партий — радикалы, стремящиеся разрушить европейские ценности, а потому вполне искренне их ненавидит. Электорат популистов еще больше убеждается в том, что правительство «оторвано от народа» и не желает их слушать. Своих оппонентов они считают «предателями европейской цивилизации». В итоге единая Европа переживает куда более страшный раскол, чем тот, который породило существование социалистического блока. Потому что сейчас он проходит внутри каждого общества, между друзьями, коллегами и даже членами семьи.