Уходящая натура уже ушедшая что означает
Насколько я знаю, это определения для режисеров и операторов, одним словом киношников. Например сцена должна быть снята на фоне желтой листвы, а осень не сегодня-завтра закончится. Вот и говорят съемки на фоне уходящей натуры.
В переносном значении словосочетание «уходящая натура» применяется к неповторимым, талантливым, уникальным артистам-титанам, которые преданно служат Искусству и зрителю. Жаль, их становится всё меньше, они уходят. К таким личностям я бы отнесла продолжающих свою творческую деятельность Олега Басилашвили, Армена Джигарханяна, Элину Быстрицкую, Веру Васильеву, Алису Фрейндлих.
Термин «уходящая натура» используется при съемке кинофильмов. Применяется, когда необходимо успеть запечатлеть либо состояние природы, либо состояние объекта. Осенние пейзажи эфемерны.Завтра опадет листва и уже нельзя будет снять героев на фоне деревьев, одетых в осеннее золото. Или растает снег на съемках где в кадре должна быть зима в разгаре. Или снесут дома, в которых живут по роли герои, от того, что горят сроки у Генподрядчика строительства. А может быть так можно назвать и главную героиню, которая засобиралась в декрет, а должна сыграть юную и непорочную девушку.Тоже ведь уходящая натура для кинорежиссера.
Это выражение стоит в одном ряду с такими изречениями, как «цирк уехал, а клоуны остались», «картина маслом», «умора», «смехота».
Думаю, оно появилось во времена ВОВ или в послевоенные годы, когда в кинотеатрах демонстрировались боевые короткометражки, в которых фашисты показывались в карикатурном виде.
Советский фильм 1943 года «Новые похождения Швейка» смотрит в кинотеатре Шарапов.
До него был фильм «Швейк готовится к бою» 1942 года. Были кинокомедии «Беспокойное хозяйство» 1946 года с Михаилом Жаровым, «Крепкий орешек» 1967-го с Юрием Соломиным и Надеждой Румянцевой.
В последующем, появились и другие комедийные фильмы о военном времени, прочно связав «кино» и «немцев».
«Коня, полцарства за коня!»-это кричит Ричард III, последний король Англии из династии Плантагенетов в одноименной трагедии Вильяма Шекспира. описываемая битва имела место при Босворте в 1485 году, где Ричард потерпел поражение и был убит.
Потому что в реальной жизни и в кино разные сюжеты хоть и похожие,это в первое время может быть рай в шалаше,пока первые проблемы не появятся,или же пока ребенок не родиться,дальше бытовуха,стрессы связанные нехваткой внимания с обоих сторон, ребенок капризный,можно пересчитывать бесконечно.Когда в реальной жизни сталкиваешься со всем этим из того «шалаша»которое представляли в кино ничего не остаётся.
Ох уж, что только не придумают эти синоптики. Вот и буквально наднях в обиход пришло новое выражение «малиновое лето», что означает жаркое и солнечное время года.
Температурная шкала имеет свои цвета и холод на ней обозначен синим (голубым) цветом. В тоже время, стильная жара окрашена в малиновый (красный) цвет.
Если думаете, что термин «малиновое лето» как то связан с этой вкусной и полезной ягодой, то вы ошибаетесь и это просто обозначение и ничего общего здесь нет. Хотя, в жаркое лето всегда хороший урожай ягоды малины.
Нынешнее лето в две тысячи двадцатом году обещает быть жарким и это вопреки тому, что зима так же была весьма снисходительна и температура щадила всех своей теплотой.
Сказка о потерянном времени: рецензия на сериал «Уходящая натура»
Стартовавший на Первом канале сериал «Уходящая натура» играет на еще не остывших после «Оттепели» Тодоровского чувствах зрителей. Основную часть аудитории должны составить те, кто в конце семидесятых уже хотя бы ходил в школу. Более молодому россиянину непросто будет понять, почему главные герои делают и говорят не то, что хотят и думают, делают стойку на коньяк и балык и воспринимают «Волгу» как признак необычайно высокого статуса. Тем не менее многосерийный фильм удался — в первую очередь простотой своих героев и неистребимой атмосферой добра во все еще тоталитарном государстве.
Режиссер сериала Дмитрий Иосифов, к слову, в описываемое в «Уходящей натуре» время был как раз подростком и потому многие актеры старшего звена, занятые в фильме, наверняка числились на съемочной площадке еще и консультантами. В конце концов, кому, как не Владимиру Меньшову, снимавшему в предолимпийские годы оскароносный фильм «Москва слезам не верит», знать нюансы отношений между партией и творцом, которые диктовались в сторону творца исключительно с применением хитрости или шантажа. Наверное, поэтому его директор «Мосфильма» вышел таким живым и неоднозначным — человек, который должен по должности решать главным образом административные вопросы, распутывает клубки из монументальной идеологии и творческого самолюбования. А встать окончательно на одну сторону нельзя.
Сценарий «Натуры» необычайно прост: вот талантливый, но постоянно прогибающийся ради любимого дела режиссер получает госзаказ с маячащей в перспективе Госпремией, вот его жена — любовница — любимая, вот пьющий художник и завязавший оператор, а вот сценарий про колхоз, написанный маститым советским писателем. Действие то и дело переносится из Москвы в народ, создавая необходимую контрастность между низами и верхами, люди делают большое, хоть и заказное, кино, пьют, дерутся, влюбляются, разводятся, побеждают себя, а вокруг царит легендарный брежневский застой.
Кстати, именно такое название, в подыгрыш «Оттепели», само собой напрашивается для фильма Иосифова. Впрочем, проводить параллели между двумя похожими, но разными картинами можно сколько угодно. Очевидно, что в фильме Тодоровского больше самого режиссера с его «Стилягами» и ностальгией по молодости отца, «Уходящая натура» же основана на стереотипах, с которых очень мастерски спилили острые и бросающиеся в глаза углы. Можно сказать, что образ недремлющего партийного босса здесь задвинут на задний план как старый радиоприемник или дисковый телефонный аппарат — столь необходимая мелочь для общего антуража, но и только. Человеку, незнакомому с эпохой, может показаться, что это многосерийный фильм о спивающемся русском народе: алкоголь вопреки нынешней политике государства практически не исчезает из кадра, а когда все-таки исчезает, о нем говорят.
Если «Оттепель» снималась с претензией на близость к большому кино и по большей части такой и получилась, то «Уходящая натура» — это просто телевизионный фильм, за который каналу, его демонстрирующему, может быть не стыдно.
Любопытный подход фильм демонстрирует в отношении образа главного героя. Советский режиссер эпохи застоя представлен в двух постоянно ссорящихся и мирящихся между собой ипостасях. Сергей Колтаков играет изводящего себя компромиссами с властью постановщика Андрея Звонарева, который обеспечен и деньгами, и работой, и семьей, но постепенно отдает это все на откуп ненависти. Его старый друг, Юрий Кузьменко (Игорь Скляр) — спивающийся бунтарь и в прошлом — венецианский триумфатор, которого на порог директора «Мосфильма» пускают только с пистолетом. Оба пути развития, как видно, ведут исключительно к личному несчастью. Примечательно, что и тот, и другой время от времени пытаются «бросить все и жить в деревне», что для всех окружающих выглядит исключительно как каприз и самообман.
Авторы намеренно сталкивают центральных персонажей со всем, с чем можно не разойтись: их одолевают власти, любовницы, жены и самые разные неурядицы, и от всего спасаться приходится самостоятельно. Помогать друг другу у двух старых друзей получается не очень, а когда и получается, это больше похоже на систему обоюдного кредитования, благодаря которой никто не остается в выигрыше. Любопытно, но настоящие личные драмы в картине переживают два этих героя да еще не очень понятная деревенская жительница в исполнении Алены Бабенко, которая вынуждена выбирать между прошлым и настоящим, причем первое покрыто мраком, а второе просто в тягость. Остальные вписаны в сериал скорее как комедийная составляющая. Даже готовая уничтожать на своем пути любые преграды героиня Анны Чиповской то и дело достает комбикорм для колхозников или забавно дурит голову соседке по съемной избе.
Спасибо режиссеру, что он не дает себе надолго забывать про съемки, ради которых столько прилично одетых и неприлично пьющих людей свалились на голову несчастных колхозников. Всегда интересная далекому от этого мира зрителю кухня съемочного процесса упрощена и увеселена до предела, однако остается любопытным зрелищем: а сколько раз пришлось тягать корову за вымя героине Марии Шукшиной и хорохориться Владимиру Вдовиченкову, вообще не сосчитать. Каждый из участников прорисован довольно точными линиями без особых излишеств: директор картины почти матерится в потоке бесконечных проблем, массовка дерется с местными в клубе (конечно, из-за девок), актеры амбициозно скрывают амбиции, а товарищи из обкома, что называется, держат банку и мало что понимают.
Если «Оттепель» снималась с претензией на близость к большому кино и по большей части такой и получилась, то «Уходящая натура» — это просто телевизионный фильм, за который каналу, его демонстрирующему, может быть не стыдно. Собственно, большинство поднятых в картине тем предоставлена воля анализировать самому зрителю. И это правильно, потому что эпоха застоя давно ушла в исторические архивы, а насущные проблемы вроде идиотизма бюрократии или дремучести обывателя никуда не делись. Напыщенный персонаж-поляк говорит героине Бабенко, что она — русский человек в своем наихудшем проявлении, но мы-то, в отличие от поляков, знаем, что такого проявления у русского человека просто нет.
Остается добавить, что кино, которое снимают герои, хоть и называется идеологически правильно «Простое счастье», однако получается не таким уж и простым. Внешне похожее по сюжету на «Вечный зов», из которого убрали эпичность и происки врагов советской власти, оно постепенно превращает своих бумажных персонажей в живых людей, которые, пусть и за кадром, поколачивают жен, потихоньку тащат колхозное добро и при этом легко жертвуют личным счастьем, расположением окружающих и жизнью за что-то большее, чем сегодняшний день. «Уходящая» с каждым кадром натура неистребима и никуда особенно не уходит: зритель получил прилично сделанное кино с продолжением про хороших по сути людей, вынужденных поступать не только хорошо.
Уходящая натура
Это такой термин из лексикона кинематографа. Так называют то, над чем властно быстротекущее время — последний закатный луч, тающий по весне снег, опадающая листва… У киношников уходящая натура обычно связана с природными метаморфозами. Конечно, «уходящая натура» чревата неприятностями — задержками в работе, переменами в изобразительном решении, но для фильма это, как правило, не катастрофично. Выход находится. А вот если что-то уходит навсегда, безвозвратно… Есть огромная область человеческой культуры, над которой время властвует со всей жестокостью. И есть огромная армия людей, которые самоотверженно, отдавая себе отчёт в тщетности своих усилий, пытаются с этой жестокостью бороться, спасать, сохранять… Эта армия — музейщики. Среди них есть особый отряд — усадьбоведы.
Что возникает в представлении при слове «усадьба»? Белое строение с колоннами на берегу реки или пруда, липовая аллея, заросшие дорожки, ну, может быть, еще брошюрка, рассказывающая о том, что тут когда-то жили князья такие-то… А уж что там сейчас, внутри этого дома с колоннами — так лучше туда не заглядывать!
Но нельзя не заметить, что понятие «русская усадьба» уникально. Такого не было и нет нигде. Никакие «Замки Луары» — популярный туристический маршрут Франции — с богатством культурного слоя, созданного русским дворянством в XVIII — ХIХ веках, не сравнятся. Увы, как известно, «что имеем — не храним». Правда, пытаемся сохранить. По мере сил, средств и эрудиции. Об этом я беседовала с заместителем председателя Общества изучения русской усадьбы (ОИРУ), доктором искусствоведения Марией Владимировной НАЩОКИНОЙ.
— Для начала расскажите об Обществе — об ОИРУ, выпускающем такие интересные сборники-ежегодники, я вижу у вас десятый, значит, ОИРУ уже больше десяти лет?
— Нет. Гораздо больше. У ОИРУ долгая и трагическая история. Общество было создано в 1922 году молодым искусствоведом Владимиром Згура. Очень молодым — ему и двадцати лет не было, а умер он в 1927 году. И если бы не умер, то, наверняка, как и коллег, его постиг бы рок репрессий. В 30-е годы многие из них были расстреляны, арестованы, умерли в ссылке. И само Общество в 1929 году было разогнано. В 1992 году состоялось его возрождение. Собирая по крупицам уцелевшее наследие згуровского ОИРУ, нынешние оировцы, среди которых — архитекторы, историки, искусствоведы и даже физики-математики, ведут исторический отсчёт времени с 20-х годов, т.е. нам уже за восемьдесят.
— Кроме стремления сберечь, сохранить то, что ещё осталось, что общего в деятельности ОИРУ прошлых лет и нынешнего? Что нового внесло время?
— Я часто цитирую покойного академика Дмитрия Сергеевича Лихачёва: «Надо, чтобы Россия осталась хотя бы в памяти». Материальное уходит, память остаётся. Но проблем, связанных с сохранением исторической памяти, в наши дни стало не меньше, в связи с чем круг тем, которыми занято ОИРУ, гораздо шире.
Действительно, в первые послереволюционные годы сопротивление разрушающим силам было если не проще, то прямее, яснее — была задача противостоять вандализму. Противостоять, изучая, пропагандируя осознание того, что буржуйская усадьба — это не просто комфортное место проживания очень богатых, просто богатых и более или менее состоятельных людей, устроивших свои гнёзда в обрамлении ухоженных садов и живописных пейзажей, а это некий интеллектуально-культурный центр, распространяющий благотворное влияние, в зависимости от своей значительности, на большее или меньшее пространство.
— Ясно, что поле деятельности ОИРУ огромно. Чтобы приблизиться к земным конкретным проблемам, ограничим его хотя бы территориально — московской губернией. Можно ли сказать, сколько усадеб было и есть в Подмосковье?
— Имеется каталог, в котором числится до шести тысяч подмосковных усадеб, среди них и те, от которых остались лишь руины, и те, о которых есть упоминания в литературных источниках.
— А такие, на которые можно сегодня посмотреть?
— Из этого числа их не более половины. И они в разном состоянии.
— В перечне памятников усадебного искусства Московского уезда, составленном в 1928 году картографической комиссией ОИРУ, можно встретить немало объектов, которые теперь только в этом перечне и найдёшь. Что-то «съела» Москва, что-то порушилось, сгорело, было сознательно уничтожено. Уже и в том перечне попадается примечание: «Сохранились остатки надгробных плит…» Сейчас, наверное, и остатков не найдёшь!
— В перечне можно встретить немало упоминаний о деревянных сооружениях. Сейчас в Подмосковье нет ни одного памятника деревянного классицизма.
— Но что-то восстанавливается? Наверное, за последние годы удалось немало реанимировать?
— За последние десять лет как раз развалилось особенно много! Те усадьбы, про которые можно сказать, что они в хорошем состоянии, наперечёт. Да и реставрация в них сделана хуже, чем это делалось в советские времена. К примеру, такое известное место, как Барвиха. Называется — усадебные строения «восстановили». Да не восстановили, а искалечили!
— Зато придали элитный комфорт!
— А сколько конфликтных ситуаций! Взять хотя бы то, что происходит сейчас с уникальным Дунинским городищем, которое находится в охранной зоне, рядом с санаторием Академии наук «Поречье», на берегу Москвы-реки. Там имеются курганы, которых человек, не посвящённый в археологию, вообще не должен касаться. Однако берег Москвы-реки уж очень живописен и привлекателен, ясно, что в этой охранной зоне кое-кому хочется воздвигнуть свой красно-кирпичный домик. Один такой могущественный желающий уже бетонный фундамент соорудил, да, видно, Бог его покарал — молнией убило. Но других это не остановило. Как не останавливают Указы об учреждении охранной зоны за подписью самых авторитетных лиц государства. Или история с блоковским Шахматовым. Дом поэта восстановили. Там открыт музей, ведётся музейная работа, проводятся литературные встречи. И пусть само здание — новодел. Ценность Шахматова — в окружающей среде, в лесах, полях, которые питали поэзию Блока. А музею отведены всего четыре гектара окружающей территории, охранная зона не утверждена, то есть если этот кусок блоковской России приглянётся кому-то из «новых русских», среда исчезнет, её задавят особняки и бетонные стены. Подобная ситуация уже возникла в Муранове. Директор дома-музея из Интернета случайно узнал, что на холмы, создающие мурановский пейзаж, готовится покушение, забил тревогу, пока агрессия остановлена. Но надолго ли? Могу, однако, назвать примеры и иного порядка. Михаил Ходорковский в бытность свою олигархом взял в долгосрочную аренду усадьбу Коралово под Звенигородом. Он её восстановил. Не отреставрировал, а именно восстановил внешний вид. Причём очень грамотно, сохранив классические формы. Или известный финансист Борис Федоров. Человек небедный, он купил участок на Малой Истре, где была усадьба с парком в сорок гектаров. Здание усадьбы сгорело в 70-е годы. Сохранились чертежи, планы надворных построек. Новый владелец решил всё восстановить. И он эту работу ведёт, относясь к ней, как к занятию для души, а не к перспективному вложению средств.
— Кстати, о вложении средств. При том, что столько подмосковных усадеб стоят, разваливаясь, и, казалось бы, только и ждут, что кто-то возьмётся за их восстановление, на это дело не находится инвесторов, почему?
— Не находится. Ведь средства нужны колоссальные, и нет уверенности, что они будут компенсированы.
— Но как же в Европе? Замок-отель, замок-музей, где-то эти функции совмещаются. Туристы идут толпой, и частные владельцы, как видно, не разоряются, а часть дохода, согласно закону, тратят на содержание и реставрацию памятника. Почему бы у нас…
— Потому что у нас отсутствует цивилизованное отношение к памятникам! Там можно в замке оборудовать дорогой отель, обставить его антиквариатом и сдавать апартаменты за большие деньги. А музейную часть оставить в общественной собственности и водить экскурсии. У нас такое возможно пока только на уровне благой идеи. Если и найдётся какой-то инвестор, готовый купить полуразрушенную усадьбу, восстановить и начать её коммерческое использование, я не поверю, что он подойдёт к этому не как к возможности что-то ухватить на халяву. К высокому понятию «русская усадьба», к исторической памяти, о которой говорил академик Лихачёв, это не будет иметь ни малейшего отношения.
— А Константиновский дворец в Петербурге?
— Показуха, в которую вложены колоссальные средства. В нашем 9-м выпуске сборника ОИРУ «Русская усадьба» я в своей статье писала, что за последнее десятилетие Россия быстрее, чем прежде, теряет своё исторически-архитектурное достояние. Это объясняется просто: если в послереволюционные годы старые усадьбы использовались как санатории, пионерские лагеря, дома престарелых и т.п., в годы «перестройки» все владевшие этими строениями организации оказались без средств. Заброшенные, бесхозные постройки быстро стали добычей всех, кому не лень. То же самое произошло и с бывшими приусадебными землями.
Русская усадебная культура вместе с её носителями и создателями ушла безвозвратно, сметённая революцией. Теперь уходят остатки стен, пейзажей. Надо ли стремиться к сохранению этих искалеченных остатков? На этот вопрос нет прямого ответа. Но есть относительный, понятный любому русскому человеку: пока жив народ, жива его память. А раз жива память, можно надеяться на возрождение — в новом, которое мы сегодня ещё не можем себе представить, качестве.
Что имеем, не храним…
До конца своих дней поколение тех, кто хотя бы частью сознательной жизни приобщился к созидательному и благополучному советскому времени – 1960-1970-м, будет пытаться разобраться в нём, а также в том, почему мы столь глупо и бездарно с этим временем распрощались. Такой попыткой стал и показанный недавно по Первому каналу новый телевизионный фильм «Уходящая натура» (режиссёр Дмитрий Иосифов, сценарий Николая Лырчикова).
Начал я его смотреть, не скрою, с предвзятостью. Но, тем не менее, начал, потому что фильмы о провинции как-то по-особенному к себе притягивают. На это есть понятные причины, и о них мы ещё поговорим, но и предвзятость, думаю, неудивительна, ибо происходящее сегодня в нашей стране побуждает усматривать во всём новом, в том числе в сфере кино, мотив разрушения. Вот и с этой картиной так же: она поначалу показалась мне попыткой разрушить образы лучших кинопроизведений о судьбе русского крестьянства в XX веке, созданных в советское время. Вот, мол, на экране одно, а в жизни – другое. И, конечно, далеко не такое возвышенное, героическое, жертвенное, счастливое. И снималось это кино из-под палки, с ёрничеством… Сам я с каждым проходящим годом, и тем более десятилетием, отношусь к «Председателю», «Вечному зову», «Тени исчезают в полдень», «Юркиным рассветам», другим подобным лентам всё более трепетно, а к их авторам – со всё большей благодарностью за любовь к родной земле и родным людям, с которой они их создавали.
Скоро, однако, эта предвзятость уступила место интересу, а потом и вниманию к смысловым посылам авторов «Уходящей натуры». Вот как я их понял.
О творчестве и творческом человеке. Творческому человеку свойственно творить, и предметом и целью его творчества так или иначе, напрямую или опосредованно выступает человек. Хочется снимать на основе классического материала, Достоевского, а тут поручают сделать фильм о советской деревне, и тебе, советскому режиссеру (эту роль добротно исполнил Сергей Колтаков), это не по душе. Почему не по душе? Потому что люди советской деревни изначально неинтересны? Было такое мнение у горожан 1970-х, но формировалось оно не на основе знания, а, наоборот, на основе утери связи со своими же согражданами, живущими на селе. Надо было это незнание преодолевать, и остаётся только порадоваться, что было кому придать творчеству кинорежиссёра именно это направление. Впрочем, волей или неволей это произошло, неважно: в конце концов, всё в жизни происходит по произволению Свыше. Главное, что произошло.
Хорошо здесь, добавлю, не столько то, что герои фильма погружаются в деревенскую жизнь, а то, что она проникает в них, и её проникновение гораздо более плодотворно, чем встречное влияние города.
Контраст наполненных воздухом деревенских далей и душных столичных улиц и тем более кабинетов разителен.
Один вопрос, однако, остаётся без ответа: почему на городского человека жизнь в деревне влияет главным образом положительно, а на самого сельского жителя – угнетающе? Почему именно к концу 1970-х мужская часть селян начала ускоренно спиваться? Тогда ведь ещё и работа была, причём хорошо оплачиваемая, и бытовая сторона жизни улучшалась, и, как это ни смешно или печально звучит сегодня, жили мы с чувством, которое определялось словами «уверенность в завтрашнем дне».
Она пока не знает, что все желания человека Господь исполняет только тогда, когда хочет наказать его, как говорится, «по полной программе».
Немало натворив со своей и чужими судьбами, она решает искать покоя в деревенской жизни. Но найдёт ли его?
О соответствии. Счастьем, в моём понимании, можно назвать такое состояние, когда твои мысли, чувства и особенно поступки соответствуют месту, которое ты для себя определил в мире и обществе. Поэтому мне близок посыл авторов фильма о том, что отсутствие такого соответствия ведёт к драматичным, а то и трагичным последствиям.
За «Уходящей натурой» зритель и посмеялся, и взгрустнул, и задумался, и, возможно, что-то даже решил для себя. В том числе и по поводу своих отношений с советским временем.
Я специально не стал вдаваться в подробности того, как показана в ленте «руководящая роль партии» или «грязная работа» КГБ. Фильм, к моей радости, не об этом, а то, что такие или иные похожие обстоятельства были – да, они были. Но было и лишение должностей за коррупцию, и приход молодых руководителей, и их попытки не просто «встроиться в существующую систему», но и менять её.
Осуществить изменения не удалось не потому, что система была неисправима, а потому что тех, кто хотел её изменить и знал, как это сделать, и особенно, как это сделать по-русски, было меньше, чем тех, кто этого не знал и знать не хотел.
Ну да не о системе речь. Системы приходят и уходят, а русская деревня, маленькие русские городки, исконная провинция средней полосы России, откуда есть-пошла Земля Русская, стоит. И что только с ней ни делали, а она стоит. И как тянула к себе, так и тянет. И фильмы о ней как снимали, так и будут снимать. Потому что здесь есть ответы на многие, если не на все, вопросы нашей жизни. И на этой земле, нашей земле, всё ещё селимся мы, русские люди. И жизнь здесь лечит – правда, только в том случае, если ты готов ей, родной земле, и праву жить на ней соответствовать.
А вот если она, эта «натура», уйдёт, а её всё активнее пытаются вытолкнуть за дверь современной России, вместе с ней уйдём и все мы.