Ты что целишься так метко
Ты что целишься так метко
Перевод со старофранцузского: Юрий Борисович Корнеев
Перевод со староиспанского:А. Ревич, Н. Горской, Р. Моран, Овадий Герцович Савич, Юнна Мориц, Инна Львовна Лиснянская, М. Кудинов, Вильгельм Левик, Д. Самойлов, В. Столбов, П. Карп, Э. Линецкая, И. Чижекова, М. Донской.
Вступительная статья:Н. Томашевский.
Примечания:А. Смирнов, Ю. Стефанов, Н. Томашевский.
Героические сказания Испании и Франции
«Песнь о Роланде» и «Песнь о Сиде» — величайшие поэтические памятники французского и испанского народов. Они знаменуют собой блистательное начало двух во многом родственных литератур, давших так много всей мировой культуре.
Совмещение этих памятников в одном томе — с добавлением некоторых других текстов — не произвольно. И дело не только в лингвистической и культурно-исторической близости французов и испанцев. Дело еще и в том, что к параллелям и аналогиям побуждает прибегать сама общность проблематики французского и испанского эпоса.
Вопрос о происхождении средневековых героических сказаний, о времени их зарождения и путях развития — чрезвычайно сложный и запутанный. За двести лет, отделяющих нас от первой публикации «Песни о Сиде» (1779), и за сто пятьдесят лет — от первой публикации «Песни о Роланде» (1837), накопилось множество противоречивых мнений и трудно согласуемых между собой общих теорий.
Суть основных из них сводится к следующему. Романтическая критика и порожденная ею филологическая наука, пытаясь объяснить существование коллективной поэзии, рассматривала старинный эпос как поэзию, созданную «душой народа». С развитием позитивизма мистичность такого объяснения стала очевидной. Бесплотному коллективизму в творчестве была противопоставлена теория индивидуального авторства, предложенная известным французским филологом Жозефом Бедье. Но «индивидуалистическая» теория Бедье зачеркивалa несомненный факт существования коллективной поэзии. С водой выплеснули ребенка.
Между двумя этими полярными воззрениями размещались теории, вслед за романтиками признававшие, что эпос является продуктом коллективного творчества народа. Механизм появления эпоса сторонникам одной из этих теорий, так называемой «традиционалистской» (Гастон Парис и др.), рисуется так: событие, взволновавшее его участников или свидетелей, порождает кантилены (лирические или лиро-эпические песни сравнительно небольшого размера). С течением времени кантилены поглощаются эпопеей, как бы «сводной» эпической песнью, которую певцы-сказители искусно составляют из отобранных ими кантилен согласно общему своему художественному замыслу. Сложенные поэмы передаются изустно из поколения в поколение, приспосабливаясь к вкусам все новых и новых слушателей. В кантиленный период действует национальная традиция, в эпический — литературная. Противоречия, которые обнаруживаются в эпических поэмах, объясняются «мозаичностью» их происхождения. Теория получила много сторонников, внесших в нее частные поправки и уточнения.
В конце XIX века, однако, эта логично построенная и с виду убедительная теория под напором накопленных фактов была дискредитирована. Слишком много в ней оказалось натяжек и умозрительных допущений. Начать хотя бы с того, что для Франции ясного представления о каптиленном периоде не складывалось просто за отсутствием материала, а огромный материал романсной поэзии в соседней Испании легко опровергал эту теорию. Тогда же был выдвинут ряд гипотез о происхождении французского, например, эпоса непосредственно из германских (франкских) песенных сказаний, или о складывании эпических поэм на основе устных легенд и преданий о действительно имевших место событиях.
Восторжествовала индивидуалистическая теория, в значительной степени обязанная своим успехом литературному таланту Ж. Бедье. И по сию пору она имеет наибольшее количество сторонников, несмотря на то, что теория «неотрадиционалистов», разработанная одним из крупнейших филологов нашего века Рамоном Менендесом Пидалем, представляется на сегодня наиболее убедительной. С неотрадиционалистской теорией читатель познакомится ниже; именно ее положения легли в основу данной статьи.
В состав предлагаемого тома «Библиотеки всемирной литературы», помимо «Песни о Роланде» и «Песни о Сиде», вошли еще две французские эпические поэмы («Коронование Людовика», «Нимская телега») и подборка народных и литературных испанских романсов. Представляется целесообразным с них-то и начать разговор, так как именно материал романсов позволил ученым пересмотреть многие запутанные вопросы, связанные с народным испанским и французским стихотворным сказанием. Тем более, что в романсе долго и упорно усматривали начало песенного творчества в целом.
Что такое испанский классический романс? Чаще всего его определяют как короткое лиро-эпическое сочинение с произвольным количеством шестнадцатисложных стихов, связанных ассонансами и разбитых на восьмисложные полустишия. С развитием романсного творчества, начиная примерно со второй половины XVI века, когда классический анонимный романс делается полноправным поэтическим жанром, эти полустишия приобретают большую самостоятельность и сами становятся стиховой единицей. Отсюда — обычное определение романсного стиха как восьмисложного, с ассонансами на четных стихах. Романсный стих и по сей день остается в Испании и странах испанского языка очень распространенным. Его гибкость, предопределенная максимальным соответствием условиям испанской речи, такова, что он способен с полной естественностью и свободой выразить любую поэтическую тему. Особенно часто прибегают к романсному стиху для поэтического повествования. Это хорошо подметил еще Лопе де Вега в «Новом руководстве к сочинению комедий».
В вышеприведенном значении слово «романс» едва ли не впервые появилось в середине XV века у знаменитого поэта маркиза де Сантильяны. До него слово «романс» употреблялось лишь в значении сочинения, писанного на «вульгарном», то есть не на латинском, а на своем, местном языке. Наиболее ранние романсы, в словоупотреблении Сантильяны, восходят к началу XV века (мнение Мила-и-Фонтанальса и Менендеса Пелайо). В XV веке зарождаются так называемые «летописные романсы» (romances noticieros), среди которых особой распространенностью пользуются романсы «пограничные», сообщающие о реальных событиях порой с такой достоверностью, которая доступна только очевидцам. Несомненно, что сочинялись они по свежему следу, а не на основе имевшихся прозаических летописей. Бытовали в ту пору и романсы излагающие те или иные эпизоды из старых героических поэм. Они-то, вероятно, и являются наиболее древними. Основываясь на их рассмотрении, Рамон Менендес Пидаль доказательно относит время зарождения романсного творчества к XIV веку. Разрабатываемые в этих романсах эпизоды были связаны главным образом с Реконкистой, то есть с отвоеванием испанцами своих земель у захвативших их мавров. Понятно, что в выборе эпизодов сказывались и нужды времени. Романсы, как правило, не записывались, а передавались из поколения в поколение в изустной традиции. Приноровленные к настроениям слушателей, романсы изменялись в зависимости от места и времени не только в частностях, но и в идеологической своей окраске.
В начале XVI века они стали распространяться на так называемых «летучих», или «отдельных», печатных листках. Их популярность среди народа была чрезвычайно велика. Вскоре увлечение охватило и другие слои испанского общества. Проникают они даже в аристократические круги (сборники Лопе де Суньиги, Фернандеса де Константина, Эрнана дель Кастильо). К середине века (1545–1547?) романсы были собраны в большой сборник «Песенник романсов», изданный в Антверпене. Там же в 1550 году он был, в сущности, повторен, а одновременно в Сарагосе Эстеван де Нахера выпустил «Лес романсов». Романсы, собранные в этих изданиях, получили название «старых» (то есть изданных до 1550 года). Подавляющее большинство из них были анонимными. Но к традиционным версиям порой прикладывали руку изощренные литераторы.
Луис де Гонгора. Стихотворения
По изд.: Европейская поэзия XVII века. – М.: Худож. лит., 1977
Романс 1580 г.
Перевод И. Чежеговой
Ты, что целишься так метко,
Озорной слепец-стрелок,
Ты, меня продавший в рабство,
Древний маленький божок,
Мстишь за мать свою, богиню,1
Что должна была свой трон
Уступить моей любимой?
Пощади! Услышь мой стон:
«Не терзай меня, не мучай,
Купидон!»
Войско горемык влюбленных
Верит в разум твой и мощь,
Но беда солдату, если
У него незрячий вождь.
Где у полководца стойкость,
Если с крылышками он?
И как с голого получишь
Свой солдатский рацион?
«Не терзай меня, не мучай,
Купидон!»
Романс 1581 г.
Перевод С. Гончаренко
Где башня Кордовы гордой,
по пояс в реке и в небе,
купает в Гвадалквивире
короны гранитной гребень,
там правит в стремнине синей
челном Алкион влюбленный,4
пуская в пучину невод
и ввысь испуская стоны.
А нимфа с надменным взглядом
терзаньям страдальца рада.
И в жадном пожаре страсти
сгорают жалкие стоны,
а тонкие сети с плеском
в бездонном затоне тонут.
Как весла взрезают воду,
так душу стенанья режут,
и частые вздохи чаще
тончайших рыбачьих мрежей.
А нимфа с надменным взглядом
терзаньям страдальца рада.
Так близко глядят с утеса
глаза ее злым укором,
но так далека свобода,
плененная этим взором.
Весло Алкиона рубит
волны голубые грани,
и сам он лучистой мукой
лазурных очей изранен.
А нимфа с надменным взглядом
терзаньям страдальца рада.
И он, из сил выбиваясь,
торопится к ней, как будто
взметнулись над сердцем крылья
и парус над лодкой утлой.
А нимфа ничуть не дальше,
а нимфа ничуть не ближе.
В пяти шагах недоступна,
она его песню слышит:
«Разверзнись, прими, пучина,
меня и мою кручину.
Взвиваясь на крыльях ветра,
взгляните, стенанья, сверху,
как вами пронзает смертный
небес голубую сферу.
Ступайте, милые сети,
на дно голубого плеса,
где вас в тишине отыщут
страдальца скупые слезы.
Разверзнись, прими, пучина,
меня и мою кручину.
И тем отомсти жестокой,
к которой взывал я тщетно,
хотя и служил всем сердцем
ей верно и беззаветно.
У вас узелков так много,
мои любимые сети,
и все же отныне больше
причин у меня для смерти.
Разверзнись, прими, пучина,
меня и мою кручину».
ПАСХА ДЕВУШКАМ МИЛА, ДА ПРОШЛА!
Романс 1581 г.
Перевод П. Грушко
А другая, у которой
лишь один остался зуб
(да и этому могилой
стал намедни жидкий суп),
так воскликнула, рыдая:
«Мой единственный зубок!
Ты ли белизной жемчужной
женихов ко мне не влек!»
Пасха девушкам мила,
да прошла!
ИСПАНЕЦ ИЗ ОРАНА
Романс написан в 1585 г. и посвящен, наряду с другими произведениями Гонгоры, походам испанцев в район нынешнего Алжира. Там в 1509 г. ими был завоеван город Оран.
Перевод М. Донского
РОМАНС ОБ АНХЕЛИКЕ И МЕДОРО
Романс написан по мотивам известного эпизода о любви китайской принцессы Анжелики и пастуха Медоро из XXIII песни поэмы Ариосто «Неистовый Роланд». Фрагмент из этой же сцены позднее выбрал для перевода А. С. Пушкин.
Перевод П. Грушко
Романс написан в 1602 г.
Перевод С. Гончаренко
Романс 1580 г.
Перевод П. Грушко
ФОРТУНА
Стихотворение написано в 1581 г. в жанро летрильи, то есть послания. Примыкает по теме к весьма давней традиции описания судьбы, ее изменчивости и превратностей.
Перевод Г. Кружкова
ЛЕТРИЛЬЯ
(Фрагмент)
Перевод С. Гончаренко
БЫЛ БЫ В СЫТОСТИ ЖИВОТ, А МОЛВА НЕ В СЧЕТ
Летрилья 1581 г.
Перевод П. Грушко
Летрилья 1593 г.
Перевод С. Гончаренко
Романс 1603 г.
Перевод П. Грушко
Сонет написан в 1582 г. и считается подражанием Тассо.
Перевод С. Гончаренко
О влага светоносного ручья,
бегущего текучим блеском в травы!
Там, где в узорчатой тени дубравы
звенит струной серебряной струя,
Но нет, не медли, ключ! Не расслабляй
тугих поводьев быстрины студеной.
Любимый образ до морских пучин
неси неколебимо, и пускай
пред ним замрет коленопреклоненный
с трезубцем в длани мрачный властелин.15
Сонет написан в 1582 г.
Перевод С. Гончаренко
Как зерна хрусталя на лепестках
пунцовой розы в миг рассветной рани
и как пролившийся по алой ткани
искристый жемчуг, светлый и впотьмах,
так у моей пастушки на щеках,
замешанных на снеге и тюльпане,
сверкали слезы, очи ей туманя,
и всхлипы солонили на устах;
уста же были горячи как пламень
и столь искусно исторгали вздохи,
что камень бы, наверно, их не снес.
А раз уж их не снес бы даже камень,
мои дела и вовсе были плохи:
— воск перед лицом девичьих слез.
Сонет написан в 1582 г.
Перевод П. Грушко
От горьких вздохов и от слез смущенных,
исторгнутых душой, лишенной сна,
влажны стволы, листва сотрясена
седых дерев, Алкиду16 посвященных.
Сонет написан в 1582 г. В одном из списков есть эпиграф: «Солнцу, потому что оно взошло, когда я был с дамой и мне трудно было ее оставить».
Перевод В. Резниченко
Я пал к рукам хрустальным; я склонился
к ее лилейной шее; я прирос
губами к золоту ее волос,
чей блеск на приисках любви родился;
я слышал: в жемчугах ручей струился
и мне признанья сладостные нес;
обрывал бутоны алых роз
с прекрасных уст и терний не страшился,
когда, завистливое солнце, ты,
кладя конец любви моей и счастью,
разящим светом ранило мой взор;
за сыном вслед пусть небо с высоты
тебя низринет17, если прежней властью
оно располагает до сих пор!
Пока руно волос твоих течет,
как золото в лучистой филиграни,
и не светлей хрусталь в изломе грани,
чем нежной шеи лебединый взлет,
пока соцветье губ твоих цветет
благоуханнее гвоздики ранней
и тщетно снежной лилии старанье
затмить чела чистейший снег и лед,
спеши изведать наслажденье в силе,
сокрытой в коже, в локоне, в устах,
пока букет твоих гвоздик и лилий
не только сам бесславно не зачах,
но годы и тебя не обратили
в золу и в землю, в пепел, дым и прах.
Написано в 1583 г. Считается, что здесь Гонгора переложил на испанский язык сонет итальянского поэта Луиджи Грото (1541-1585), слепого от рождения.
Перевод В. Резниченко
и даже если горе и укор
вверяю я ветрам, когда сухая
жара придет, всю живность увлекая
в тень рощ, в глубины рек, в прохладу нор,
то всякий зверь, в окрестности живущий,
бредет за мной, дыханье затая,
оставив лоно вод, луга и кущи,
Сонет написап в 1583 г. и считается подражанием Ариосто.
Перевод В. Резниченко
Кость Ганга, мрамор Пароса18, блестящий
эбен и золотую филигрань,
сапфир, с Востока привезенный в дань,
мельчайший бисер и рубин горящий,
диковинный янтарь, хрусталь слепящий
и тонкую серебряную скань
если бы взял в божественную длань
ваятель, в благодатный век творящий,
и, воедино сплавив их, достиг
неслыханных красот в своем дерзанье,
то разве б он сумел их сплавить так,
чтоб, как под солнцем воск, не сникло вмиг
под взглядом глаз твоих его созданье,
о Клори19 дивная, мой сладкий враг?20
Вольный перевод сонета Тассо; написан в 1584 г.
Перевод В. Резниченко
Зовущих уст, которых слаще нет,
их влаги, обрамленной жемчугами,
пьянящей, как нектар, что за пирами
Юпитеру подносит Ганимед,21
Сонет написан в 1584 г.
Перевод П. Грушко
Не столь смятенно обойти утес
спешит корабль на пасмурном рассвете,
не столь поспешно из-под тесной сети
на дерево пичугу страх вознес,
чем я, Любовь, от взбалмошной шалуньи,
от дивных кос и глаз ее желая
спастись, стопам препоручив испуг,
бегу от той, кого воспел я втуне.
Пускай с тобой пребудут, Нимфа злая,
утес, златая сеть, веселый луг!
Один из многих сонетов, посвященных Гонгорой белым тополям; паписап в 1584 г. Здесь имеются в виду Гелиады, сестры Фаэтона, которые так горестно оплакивали гибель брата, что боги превратили их в тополи, а их слезы стали янтарем.
Перевод В. Резниченко
пусть в жаркий день к тенистым вашим кронам
льнут нимфы любострастные, забыв
прохладный дол, где, прячась под обрыв,
бьет ключ, и шелестит трава по склонам,
пусть вам целует (зною вопреки)
стволы (тела девические прежде)
теченье этой вспененной реки;
оплачьте же (лишь вам дано судьбой
лить слезы о несбыточной надежде)
мою любовь, порыв безумный мой.
О Кордова! Стобашенный чертог!
Тебя венчали слава и отвага.
Гвадалквивир! Серебряная влага,
закованная в золотой песок.
О эти нивы, изобилья рог!
О солнце, источающее благо!
О родина! Твои перо и шпага
завоевали Запад и Восток.
И если здесь, где средь чужого края
течет Хениль, руины омывая,24
хотя б на миг забыть тебя я смог,
пусть грех мой тяжко покарает рок:
пускай вовеки не узрю тебя я,
Испании торжественный цветок!
Сонет написан в 1588 г. Слоны упоминаются здесь потому, что в 1581 г. губернатор острова Явы прислал в дар Филиппу II слонов и носорога.
Перевод М. Донского
кареты о восьмерке жеребцов
(считая и везомых и везущих),
тьмы завидущих глаз, рук загребущих
НА ХРИСТОВО РОЖДЕНИЕ
Сонет написан в 1600 г.
Перевод П. Грушко
кровь проливать трудней! Не в этом суть:
стократ от человека к смерти путь
короче, чем от бога к человеку!
НА ПОГРЕБЕНИЕ ГЕРЦОГИНИ ЛЕРМСКОЙ
Сонет написан в 1603 г. в связи со смертью супруги герцога де Лерма (ок. 1555-1625), бездарного государственного деятеля, корыстного фаворита Филиппа III; ему посвящено несколько стихотворений Гонгоры.
Перевод П. Грушко
Сонет написан в 1603 г. и связан с перемещением в 1601 г., по настоянию герцога де Лерма, столицы Испании из Мадрида, где население роптало в связи с расточительной и корыстной политикой двора, в Вальядолид. Через пять лет столица была возвращена в Мадрид.
Перевод С. Гончаренко
Вальядолид. Застава. Суматоха!
К досмотру все: от шляпы до штиблет.
Ту опись я храню, как амулет:
от дона Дьего26 снова жду подвоха.
ПОСЛАНИЕ ЛОПЕ ДЕ ВЕГА
Брат Лопе, погоди писать коме.
и так известно всем, какой ты вру.
Зачем берешь Евангелие в ру.
Ведь ты же в этой книге ни бельме.
И вот тебе еще один нака.
когда не хочешь выглядеть крети.
«Анхелику» спали как ерети.
и разорви в клочки свою «Арка. »
От «Драгонтеи» впору околе.
Добро еще, что мягкая бума.
На четырех наречьях околе.
несешь ты28, а тебе и горя ма.
Намедни, говорят, ты написа.
шестнадцать книг, одна другой скучне.
и озаглавил их «Иеруса. »29
Назвал бы лучше честно: «Ахине. »
Сонет написан в 1612 г.
Перевод С. Гончаренко
Обрушься в бездну, пламенем объят,
где стонут души в адской круговерти,
скрипят тиски и жертвы голосят;
проникни в пекло сквозь огонь и чад:
лишь в смерти избавление от смерти,
и только адом истребляют ад!
НАДПИСЬ НА МОГИЛУ ДОМЕНИКО ГРЕКО
Сонет 1515 г. посвящен великому живописцу Доменико Теотокопулосу по прозвищу Эль Греко (ок. 1540-1614).
Перевод П. Грушко
Сколь ни прославлен трубною Молвой,
а все ж достоин вящей славы гений,
чье имя блещет с мраморных ступеней.
Почти его и путь продолжи свой.
Почиет Грек. Он завещал Природе
искусство, а Искусству труд, Ириде
Палитру, тень Морфею, Фебу свет.30
Сонет написан в 1614 г. и связан с нападением арабов, осадивших в это время город Мамору в Андалусии.
Перевод В. Резниченко
Сеньора тетя! Мы стоим на страже
в Маморе. К счастью, я покуда цел.
Вчера, в тумане, видел сквозь прицел
рать мавров. Бьются против силы вражьей
Сонет написан в 1621 г.; в одном из вариантов он предварялся посвящением: «Даме, которую во время сна пчела ужалила в рот».
Перевод В. Резниченко
Доверив кудри ветру, у ствола
густого лавра Филис в дреме сладкой
на миг забылась; золотистой складкой
волна волос ей плечи оплела;
и алая гвоздика расцвела
в устах, сомкнув их тишиною краткой,
чьей свежести вкусить решил украдкой
сатир, обвивший плющ вокруг чела,
был посрамлен бесстыдный полубог:
прекрасная пастушка пробудилась
и он настичь ее уже не смог.
О СТАРЧЕСКОМ ИЗМОЖДЕНИИ, КОГДА БЛИЗИТСЯ КОНЕЦ, СТОЛЬ ВОЖДЕЛЕННЫЙ ДЛЯ КАТОЛИКА
Сонет написан в 1623 г.
Перевод П. Грушко
Блажен кто, тяжкую оставив ношу
на стылом камне, легкое обличье
небесному сапфиру отдает!
НАИСИЯТЕЛЬНЕЙШЕМУ ГРАФУ-ГЕРЦОГУ
Сонет написан в 1623 г. незадолго до смерти, когда больной Гонгора остро переживал денежные затруднения (приняв священнический сан, поэт уступил права наследства младшему брату и с тех пор жил лишь на свое жалованье). Сонет посвящен графу-герцогу Оливаресу (1587-1645), всесильному фавориту Филиппа IV (изображен на знаменитом портрете Веласкеса).
Перевод П. Грушко
Уже сошлись у горла острия,
и, словно высочайшей благостыни,
жду спасения из ваших рук.
Была немой застенчивость моя,
так пусть хоть эти строки станут ныне
мольбою из четырнадцати мук!
О ДОЛГОЖДАННОЙ ПЕНСИИ
Как и предыдущий сонет, написан в 1623 г.
Перевод П. Грушко
В рагу я брошу лук и сельдерей!
Мне даже фига возвращает силу!
Мой ветхий челн доверю я кормилу!
Мне спится славный Пирр, царь из царей!
ТЩЕСЛАВНАЯ РОЗА
Принадлежность этого сонета Гопгоре оспаривается, поскольку его нет ни в одной из рукописей поэта.
Перевод И. Чежеговой
Вчера родившись, завтра ты умрешь,
Не ведая сегодня, в миг расцвета,
В наряд свой алый пышно разодета,
Что на свою погибель ты цветешь.
Увы, тебя недрогнувшей рукой
Без промедленья срежут, чтоб гордиться
Тобой, лишенной жизни и души.
Ты что целишься так метко
Перевод со старофранцузского: Юрий Борисович Корнеев
Перевод со староиспанского:А. Ревич, Н. Горской, Р. Моран, Овадий Герцович Савич, Юнна Мориц, Инна Львовна Лиснянская, М. Кудинов, Вильгельм Левик, Д. Самойлов, В. Столбов, П. Карп, Э. Линецкая, И. Чижекова, М. Донской.
Вступительная статья:Н. Томашевский.
Примечания:А. Смирнов, Ю. Стефанов, Н. Томашевский.
Героические сказания Испании и Франции
«Песнь о Роланде» и «Песнь о Сиде» — величайшие поэтические памятники французского и испанского народов. Они знаменуют собой блистательное начало двух во многом родственных литератур, давших так много всей мировой культуре.
Совмещение этих памятников в одном томе — с добавлением некоторых других текстов — не произвольно. И дело не только в лингвистической и культурно-исторической близости французов и испанцев. Дело еще и в том, что к параллелям и аналогиям побуждает прибегать сама общность проблематики французского и испанского эпоса.
Вопрос о происхождении средневековых героических сказаний, о времени их зарождения и путях развития — чрезвычайно сложный и запутанный. За двести лет, отделяющих нас от первой публикации «Песни о Сиде» (1779), и за сто пятьдесят лет — от первой публикации «Песни о Роланде» (1837), накопилось множество противоречивых мнений и трудно согласуемых между собой общих теорий.
Суть основных из них сводится к следующему. Романтическая критика и порожденная ею филологическая наука, пытаясь объяснить существование коллективной поэзии, рассматривала старинный эпос как поэзию, созданную «душой народа». С развитием позитивизма мистичность такого объяснения стала очевидной. Бесплотному коллективизму в творчестве была противопоставлена теория индивидуального авторства, предложенная известным французским филологом Жозефом Бедье. Но «индивидуалистическая» теория Бедье зачеркивалa несомненный факт существования коллективной поэзии. С водой выплеснули ребенка.
Между двумя этими полярными воззрениями размещались теории, вслед за романтиками признававшие, что эпос является продуктом коллективного творчества народа. Механизм появления эпоса сторонникам одной из этих теорий, так называемой «традиционалистской» (Гастон Парис и др.), рисуется так: событие, взволновавшее его участников или свидетелей, порождает кантилены (лирические или лиро-эпические песни сравнительно небольшого размера). С течением времени кантилены поглощаются эпопеей, как бы «сводной» эпической песнью, которую певцы-сказители искусно составляют из отобранных ими кантилен согласно общему своему художественному замыслу. Сложенные поэмы передаются изустно из поколения в поколение, приспосабливаясь к вкусам все новых и новых слушателей. В кантиленный период действует национальная традиция, в эпический — литературная. Противоречия, которые обнаруживаются в эпических поэмах, объясняются «мозаичностью» их происхождения. Теория получила много сторонников, внесших в нее частные поправки и уточнения.
В конце XIX века, однако, эта логично построенная и с виду убедительная теория под напором накопленных фактов была дискредитирована. Слишком много в ней оказалось натяжек и умозрительных допущений. Начать хотя бы с того, что для Франции ясного представления о каптиленном периоде не складывалось просто за отсутствием материала, а огромный материал романсной поэзии в соседней Испании легко опровергал эту теорию. Тогда же был выдвинут ряд гипотез о происхождении французского, например, эпоса непосредственно из германских (франкских) песенных сказаний, или о складывании эпических поэм на основе устных легенд и преданий о действительно имевших место событиях.
Восторжествовала индивидуалистическая теория, в значительной степени обязанная своим успехом литературному таланту Ж. Бедье. И по сию пору она имеет наибольшее количество сторонников, несмотря на то, что теория «неотрадиционалистов», разработанная одним из крупнейших филологов нашего века Рамоном Менендесом Пидалем, представляется на сегодня наиболее убедительной. С неотрадиционалистской теорией читатель познакомится ниже; именно ее положения легли в основу данной статьи.
В состав предлагаемого тома «Библиотеки всемирной литературы», помимо «Песни о Роланде» и «Песни о Сиде», вошли еще две французские эпические поэмы («Коронование Людовика», «Нимская телега») и подборка народных и литературных испанских романсов. Представляется целесообразным с них-то и начать разговор, так как именно материал романсов позволил ученым пересмотреть многие запутанные вопросы, связанные с народным испанским и французским стихотворным сказанием. Тем более, что в романсе долго и упорно усматривали начало песенного творчества в целом.
Что такое испанский классический романс? Чаще всего его определяют как короткое лиро-эпическое сочинение с произвольным количеством шестнадцатисложных стихов, связанных ассонансами и разбитых на восьмисложные полустишия. С развитием романсного творчества, начиная примерно со второй половины XVI века, когда классический анонимный романс делается полноправным поэтическим жанром, эти полустишия приобретают большую самостоятельность и сами становятся стиховой единицей. Отсюда — обычное определение романсного стиха как восьмисложного, с ассонансами на четных стихах. Романсный стих и по сей день остается в Испании и странах испанского языка очень распространенным. Его гибкость, предопределенная максимальным соответствием условиям испанской речи, такова, что он способен с полной естественностью и свободой выразить любую поэтическую тему. Особенно часто прибегают к романсному стиху для поэтического повествования. Это хорошо подметил еще Лопе де Вега в «Новом руководстве к сочинению комедий».
В вышеприведенном значении слово «романс» едва ли не впервые появилось в середине XV века у знаменитого поэта маркиза де Сантильяны. До него слово «романс» употреблялось лишь в значении сочинения, писанного на «вульгарном», то есть не на латинском, а на своем, местном языке. Наиболее ранние романсы, в словоупотреблении Сантильяны, восходят к началу XV века (мнение Мила-и-Фонтанальса и Менендеса Пелайо). В XV веке зарождаются так называемые «летописные романсы» (romances noticieros), среди которых особой распространенностью пользуются романсы «пограничные», сообщающие о реальных событиях порой с такой достоверностью, которая доступна только очевидцам. Несомненно, что сочинялись они по свежему следу, а не на основе имевшихся прозаических летописей. Бытовали в ту пору и романсы излагающие те или иные эпизоды из старых героических поэм. Они-то, вероятно, и являются наиболее древними. Основываясь на их рассмотрении, Рамон Менендес Пидаль доказательно относит время зарождения романсного творчества к XIV веку. Разрабатываемые в этих романсах эпизоды были связаны главным образом с Реконкистой, то есть с отвоеванием испанцами своих земель у захвативших их мавров. Понятно, что в выборе эпизодов сказывались и нужды времени. Романсы, как правило, не записывались, а передавались из поколения в поколение в изустной традиции. Приноровленные к настроениям слушателей, романсы изменялись в зависимости от места и времени не только в частностях, но и в идеологической своей окраске.
В начале XVI века они стали распространяться на так называемых «летучих», или «отдельных», печатных листках. Их популярность среди народа была чрезвычайно велика. Вскоре увлечение охватило и другие слои испанского общества. Проникают они даже в аристократические круги (сборники Лопе де Суньиги, Фернандеса де Константина, Эрнана дель Кастильо). К середине века (1545–1547?) романсы были собраны в большой сборник «Песенник романсов», изданный в Антверпене. Там же в 1550 году он был, в сущности, повторен, а одновременно в Сарагосе Эстеван де Нахера выпустил «Лес романсов». Романсы, собранные в этих изданиях, получили название «старых» (то есть изданных до 1550 года). Подавляющее большинство из них были анонимными. Но к традиционным версиям порой прикладывали руку изощренные литераторы.