Ты что совсем офигела
Первая любовь. Гл. 30
Он снял куртку, предварительно выключив телефон в кармане. Опустившись рядом, покрывал ее тело поцелуями через ткань халата. Ее пальцы хаотично бродили в его волосах. Когда его рука потянулась к молнии, Вирсавия попросила:
— Выключи, пожалуйста, свет.
— Я хочу тебя видеть.
— Выключи.
Он подчинился. Комната погрузилась в непроглядный мрак, который бывает только в дождливую ночь. И Вирсавии это нравилось. Она не хотела (боялась, стеснялась?) ничего видеть, и закрывала ему рот ладонью, когда он пытался что-то сказать. И в этой плотной темноте осталось только прерывистое дыхание и звуки, которые невозможно сдержать, понятные людям всех эпох и народов без переводчиков, и ее тело, к которому она прислушивалась, стараясь почувствовать запомнить каждый всполох, каждую мурашку, каждый поцелуй и прикосновение, каждый импульс нерва, отозвавшегося на его ласки, восторг и боль. Но постепенно эти отдельные ощущения слились в мощную волну, которая окутывала ее, то набрасывалась, то отпускала, и тогда она казалась себе наэлектризованной до предела, сверхживой, словно кожа ее только нарастала после ран. Дождь неистово дробил крышу, стегал оконные стекла, рвался в двери, словно сам мир противился тому, что здесь происходит, пытаясь достучаться до ее сознания. Напрасно.
— Ты чего? Что случилось? Девочка моя… Ну что, скажи мне. Тебе больно? Почему ты плачешь? Больно? Не молчи, пожалуйста.
Он пытался добиться от нее ответа, обнимая, прижимая к себе, баюкая, но она и сама не могла понять причину своих слез. Ей было очень грустно и очень хорошо. И совсем не хотелось что-то объяснять.
Свет ударил по глазам сразу вслед за скрежетом замка.
— Вы что, совсем офигели! – заорала Лида, влетая в комнату.
— Влад, ты урод конченый? Я тебя за этим сюда отправила?
За ней в проеме появился Джон, и, увидев открывшуюся перед ним картину, остолбенел. Лида и не думала объяснять ему, куда и зачем едет. Просто позвонила и сказала, что ей срочно нужна машина. И он согласился, подал, как говорится, карету к подъезду, хотя несколько месяцев назад после очередной ссоры со своей сумасбродной девушкой зарекся иметь с ней дело. Он таращился на своего друга, на Вирсавию, открыв рот, и, учитывая его габариты – за метр девяносто, это выглядело очень комично. Но всем было не до смеха.
Вирсавия пыталась прикрыться, подтянув к себе край пледа, на котором они лежали, но ткани было предательски мало. Ее трясло.
— Может, вы все-таки дадите нам одеться?
Лида фыркнула, покраснела и отвернулась, пихнув Джона в бок, чтобы он сделал то же самое. Но ненадолго ее хватило. Обернувшись, она решила, что состояние гардероба ее невольных постояльцев уже позволяет смотреть на них без смущения, и продолжила свою отповедь, на этот раз обращаясь к подруге.
— Сумасшедшая. Мне твои родители, между прочим, звонили. А потом менты. Мне это надо? Я думала ты дома давно. Я тебя для чего предупреждала? Дуррра, блин.
Она подошла к кровати и разразилась новой порцией брани:
— Уроды! Что я с этим покрывалом теперь делать буду. Мне как это родакам объяснять прикажите?
Влад сдернул плед.
— Да не ори ты. В химчистку отдам, потом привезу.
— Вирсавия!
Они бросились к ней одновременно, напуганные стремительно бледнеющим лицом и неловким взмахом рук. Но не успели. Она упала на пол.
Джон обернулся, опять ничего не понимая. Влад уже стоял перед ней на коленях, взял на руки. Лида пыталась привести в чувство, хлопая по щекам.
— Осторожнее, ты ей челюсть свернешь.
— Кто бы говорил! – Лида глянула на него с ненавистью. Потом крикнула Джону.
— Чего стоишь? Воды принеси.
Холодные брызги привели ее в чувство. Но все равно еще сильно тошнило, и в ушах стоял гул.
— Ты как? Что-то болит? – спрашивали они наперебой, а она только отрицательно качала головой. Потом, обретя дар речи, попросила:
— Отвезите меня домой.
— Хорошо.
Влад поднял ее, и не, обращая внимания на Лиду, которая говорила что-то о том, что Вирсавия должна ехать вместе с ней и Джоном, пошел к своей машине. Джон помог открыть дверь. Дождь уже прекратился, оставив после себя жидкую грязь и лужи. Лида закинула плед на заднее сиденье его автомобиля.
Ехали почти молча, не считая редких вопросов Влада – он справлялся о ее самочувствии и она односложно отвечала: «Нормально. Лучше. Все хорошо»
На этот раз он остановился прямо у ворот дома.
— Когда мы увидимся?
— Никогда. И я тебя очень прошу, если я для тебя что-то значу… Не надо больше приезжать…
Ее глаза смотрели с грустью и мольбой. Влад растерялся.
— Тебе не понравилось? Ты не хотела? Но в первый раз часто так, потом…
— Влад, не будет потом.
Ей стало тоскливо от того, что он сейчас ее совсем не понимает, пытаясь объяснить все какими-то физиологическими причинами. Да она и сама себя плохо понимала.
— Ну нельзя же так. Ты что, сейчас просто уйдешь?
— Прощай, Влад. И не разводись из-за меня. Мне это не нужно.
Она поцеловала его в уголок губ и вышла из машины. К ней уже спешила от дома мать, услышавшая звук подъезжающего автомобиля, обняла за плечи, что-то выговаривала.
Влад с силой вдавил в пол педаль газа, развернулся, вздыбив в воздух ошметки грязи, и уехал.