Ты больше чем просят даешь
Зачем мы встретились?
Зачем мы встретились? — спросила я у Бога.
Зачем же снова я люблю как никогда?
А он ответил: «Потерпи еще немного.
Я скоро разлучу вас навсегда!
Вам вместе не бывать, ты это знаешь,
Не в этой жизни точно, ты пойми.
Да ты сама прекрасно понимаешь,
Закон не отменить как ни крути.
Ведь ты просила хоть на миг побыть с ним рядом,
Хоть на мгновение взглянуть в его глаза.
Мне благодарности твоей сейчас не надо,
Хотя я знаю, проклинаешь ты меня.
Я дал тебе чуть больше чем просила,
Пусть не на долго, пусть не навсегда.
Но разве не об этом ты молила?
Ведь ты с ним счастлива?» — и я отвечу «ДА!»
-«А разве ты не этого хотела?
Побыть счастливой с ним хоть несколько минут.
Сказать все то, что раньше не успела
И запах его нежности вдохнуть.
Ты попросила поцелуй — я дал вам ночи,
Ты попросила нежность — я дал страсть.
Я дал вам больше, зря себя не мучай!
Так больно с высоты всегда упасть.
«А помнишь Боже, я тебя просила:
Пусть часть его останется со мной!»
А он ответил грустно и уныло: —
Я это счастье приготовил для другой!
Храни что есть и не жалей о том, что было,
А просто помни, что он был в твоей судьбе.
Запомни нежность ту, с которой ты любила.
Я вновь верну его… но только лишь во сне.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Борис Пастернак
К.И. Чуковский. Собрание Сочинений в 15 томах, т. 5, Современники: Портреты и этюды, М., Терра-Книжный клуб / 2001 г.
Переделкино — поселок невдалеке от Москвы. Здесь жил и умер Борис Пастернак. С давних времен я привык зимою и летом встречать его в этих местах. И теперь, в октябре — ноябре, всякий раз, когда я прохожу мимо знакомого ельника, мне чудится, что Борис Леонидович, как это бывало не раз, возникнет внезапно вот здесь, на опушке, с громадною вязанкою хвороста — моложавый, здоровый, приветливый, быстрый — и я услышу его мажорный, гудящий густой баритон.
И весною, едва только схлынут снега, я мысленно вижу его, как он безоглядно бежит с полотенцем вот по этой еле заметной тропинке, чтобы с головою окунуться в холодную, обжигающую холодом Сетунь.
И в жаркие июльские дни мне так странно проходить мимо его огорода и не видеть, как он, оголенный до пояса, хлопочет над посаженной его руками картошкой, а солнце нещадно палит его спину и бронзовую крепкую грудь.
И невозможно мне пройти по дороге на станцию, чтобы не вспомнить, как он своей мелкой, стремительно-легкой побежкой несется мимо того кладбища, на котором он теперь похоронен, и молодо вскакивает в отходящий вагон.
Молодость долго не покидала его. Лет до шестидесяти, а пожалуй, и дольше он был строен, подвижен и гибок. Изжелта-карие, лучистые, большие глаза очень долго глядели на всех с юношеской простодушной доверчивостью.
И хотя мне случалось не раз видеть его и в домашнем кругу, и в театре, и за рабочим столом, почему-то он чаще всего вспоминается мне под открытым небом, под ветром и солнцем, в поле, в лесу, среди трав и деревьев. Не потому ли, что ветер, и солнце, и поле, и лес — главные герои его лирики, полновластно царящие в ней?
Взволнованно, как большие события своей собственной жизни, переживал он все, что творится в природе, — все ее оттепели, закаты, снега и дожди, — и радовался им бесконечно. И даже когда здесь, в Переделкине, наступала «глухая пора листопада» и вся окрестность покрывалась унылою изморозью, он встречал эту мрачную пору как незаслуженный подарок судьбы:
И белому мертвому царству,
Бросавшему мысленно в дрожь,
Я тихо шепчу: «Благодарствуй,
Ты больше, чем просят, даешь».
Это «благодарствуй» мы слышим во всех его стихах о природе. Порою оно доходит у него до экстаза, до слез умиления и счастья:
Природа, мир, тайник вселенной.
Я службу долгую твою,
Объятый дрожью сокровенной,
В слезах от счастья, отстою.
Иным эти «слезы от счастья» могут показаться писательской позой. Но таков он был на самом деле: безмерная впечатлительность, порывистость, необузданность чувств была одним из основных его качеств. Помню, еще в двадцатых годах я читал ему стихи Уолта Уитмена и вдруг, оторвавшись от чтения, увидел, что в глазах его слезы. Тогда же я узнал от наших общих друзей, что всякий раз, когда он слушает свои любимые этюды Шопена, глаза у него становятся влажными от избытка нахлынувшей радости. И в середине пятидесятых годов я видел у него такие же внезапные слезы, когда говорил он о Чехове, которого «открыл» для себя лишь в последние годы жизни.
Не то чтобы он был истеричен, сентиментален, слезлив. Этих слабостей у него никогда не бывало. Его физическое и духовное здоровье каждому бросалось в глаза. Но свыше меры он был наделен возбудимостью, эмоциональностью, страстной чувствительностью. Я думаю, многие из его собеседников помнят, как бурно, неистово, самозабвенно и щедро он изливал в разговорах самые заветные свои чувства и мысли. И письма его в огромном своем большинстве были так же бурнопламенны и страстны.
И в его поэзии та же безмерная пылкость эмоций: тут и «слезы от счастья», и веселая благодарность природе за то, что она существует.
Весна в Переделкине обычно начинается тем, что из лесу к речке, к запруде пробивает себе дорогу ручей — на том же самом месте, что и в предыдущие годы. Для Пастернака это самый праздничный праздник:
Где я обрывки этих речей
Слышал уж как-то порой прошлогодней?
Ах, это сызнова, верно, сегодня
Вышел из рощи ночью ручей.
Это, как в прежние времена,
Сдвинула льдины и вздулась запруда.
Это поистине новое чудо.
Это, как прежде, снова весна.
Это она. это она,
Это ее чародейство и диво…
Это о ней из оврага со дна
Льется без умолку бред торопливый
Полубезумного болтуна.
Стихи эти — сами «чародейство и диво», они сами звучат, как весенний ручей. Каждой новой весной, стоя у этой запруды, я повторяю их опять и опять, и мне кажется, что никто никогда не изобразил более правдиво и точно «полубезумную» торопливую речь возрожденного к жизни молодого ручья.
Особенность его стихов о природе — конкретность, определительность, точность. Все они написаны с натуры. В каждом из них есть, если можно так выразиться, большое портретное сходство. Все его пейзажи до мельчайших деталей соответствуют подлинникам; это — степь под Романовкой, а это — Спасское, а это — Переделкино, а это — Ирпень. Поэтому, когда я читаю в стихах Пастернака:
Ворота с полукруглой аркой,
Холмы, луга, леса, овсы,
В ограде — мрак и холод парка,
И дом невиданной красы.
Там липы в несколько обхватов Справляют в сумраке аллей, Вершины друг за друга спрятав, Свой двухсотлетний юбилей, —
я не могу не узнать в этой точной и правдивой зарисовке бывшее имение князей Трубецких, великолепное «Узкое», прославленное своими двухсотлетними липами и своей чудесной усадьбой на высоком холме (ныне санаторий Академии наук СССР).
А в таких стихах, как «Снопы» и «Пахота», нетрудно признать ту поляну, которую он каждый день видел из окна своей комнаты. Дальше за этой поляной — ветлы, плакучие ивы, река, а за рекою — погост, тот самый, о котором поэт говорит и в «Ложной тревоге», и в «Августе».
Я не упоминал бы об этом, если бы здесь не раскрывалась для нас одна из самых существенных черт его творчества: он почти всегда воспроизводит в своей лирике ту действительность, которая в эту секунду встала у него перед глазами. Он делает как бы моментальные снимки с нее. Поэтому-то у него изобилие стихов, которые воспринимаются нами как страницы его дневника.
Это вовсе не значит, что стихи его — рабские копии с находящейся у него перед глазами действительности. Всякая деталь возникает пред ним под наитием широких философских раздумий о вселенной, о целях мироздания, о вечности. Всмотримся в его стихотворение под скромным названием «Сосны». С первого взгляда это — точнейшее изображение деревьев, в тени которых отдыхает поэт. Он лежит на спине, глядя в небо, «в траве, меж диких бальзаминов, ромашек и лесных купав». Но он не ограничивается одним описательством. Здесь, под соснами, его осеняют высокие мысли о победе духа над пространством и временем. Он переживает одну из тех редких минут растворения человека в природе, когда у него исчезает ощущение своего отдельного «я»:
И вот, бессмертные на время,
Мы к лику сосен причтены
И от болезней, эпидемий,
И смерти освобождены.
«Бессмертные на время» — превосходная формула иллюзорного освобождения от оков времени, освобождения, которое испытывает каждый из тех, кому дано хоть на миг раствориться в природе.
Но этого мало. В том же стихотворении поэт сбрасывает с себя и другие оковы — оковы пространства. Вдруг по прихоти воображения он видит, «видит ясно, до галлюцинаций», за этими подмосковными соснами — море. И такими убедительными, точными, горячими красками, с таким изобилием конкретных деталей рисует возникший у него перед глазами неоглядный кипучий простор, что и мы переселяемся туда вместе с ним. Море южное, теплое, доброе:
Там волны выше этих веток,
И, сваливаясь с валуна,
Обрушивают град креветок
Со взбаламученного дна.
И вечерами за буксиром
На пробках тянется заря
И отливает рыбьим жиром
И мглистой дымкой янтаря.
Смеркается, и постепенно
Луна хоронит все следы
Под белой магиею пены
И черной магией воды.
И волны все шумней и выше,
И публика на поплавке
Толпится у столба с афишей.
Неразличимой вдалеке.
Действительно, за сотни километров нелегко разглядеть, что напечатано на этой афише. Но для поэта она здесь, шагах в двадцати от него, и он не может прочитать ее лишь потому, что над морем так сильно стемнело.
Точное, реалистически-правдивое изображение природы в лирике Пастернака не самоцель, а могучее средство для изображения тех сложных переживаний и дум, которыми богат его внутренний мир.
С первых же лет своей литературной работы, когда рецензенты и критики так охотно причисляли его к футуристам, имажинистам, экспрессионистам и к другим «еретикам» того времени, Пастернак был горячим приверженцем реалистической правды и считал делом своей писательской чести наиточнейшее изображение окружающей жизни.
Но тогда его реализм был субъективен и замкнут, реализм для себя, а не для других. Пытаясь запечатлеть наиболее точно, во всей полноте, во всей сложности то или иное мгновение своего бытия, он, ошеломленный хаосом запахов, красок, звучаний и чувств, торопился воплотить всю сумятицу впечатлений в стихах, нисколько не заботясь о том, чтобы они были поняты всеми. У него получались такие стихи:
Сестра моя — жизнь и сегодня в разливе,
Расшиблась весенним дождем обо всех,
Но люди в брелоках высоко-брюзгливы
И вежливо жалят, как змеи в овсе.
…………………………………………………..
Мигая, моргая, но спят где-то сладко,
И фата-морганой любимая спит
Тем часом, как сердце, плеща по площадкам,
Вагонными дверцами сыплет в стели.
Поэт хорошо знал, о чем у него идет речь, какие подлинные факты и чувства воспроизводит он в этих стихах. Но неквалифицированным, неумелым читателям они казались «бессмысленными», «сумбурными», «косноязычными», «дикими». Впрочем, чуткие к поэзии люди уже тогда ощущали в них подлинность правды. Даже не понимая той логики, которая цементирует все эти образы, даже осуждая пристрастие автора к вихрям метафор, к инерции звуков («мигая», «моргая», «фата-моргана»), эти люди не могли не почувствовать, что пафос молодого поэта — неистовый, необузданно-буйный восторг бытия и что он сам, опьяненный своим энтузиазмом до бреда, — подлинный, сильный, темпераментный, дерзновенный поэт с богатейшим словарем, с большим дыханием.
Книга его стихов «Сестра моя — жизнь» создавалась в первый год революции, когда все привычное, рутинное, ветхое летело кувырком в тартарары. Вместе с ломкой устоев и норм налаженной жизни рушились нормы и устои привычного литературного стиля. Отсюда бунтовские литературные течения той эпохи катастроф и катаклизмов, стремившихся новыми, небывалыми литературными средствами выразить новое мироощущение новых людей. Поэтому в книге Пастернака «Сестра моя — жизнь», равно как и в других его книгах, относящихся к этой эпохе, его реализм так близок к футуризму, имажинизму и к другим течениям тех лет.
Около этого времени я и познакомился с ним, еще за несколько лет до того, как «Сестра моя — жизнь» появилась в печати. Он был удивительно похож на свои тогдашние стихи: такой же порывистый, искренний, захлебывающийся словами и мыслями.
С его отцом, Леонидом Осиповичем, знаменитым художником, автором великолепных иллюстраций к «Воскресению» Л. Н. Толстого, я был знаком еще раньше. В 1909 или 1910 году он приезжал к И. Е. Репину в Пенаты и рассказывал, что есть у него сын, музыкант, который последнее время увлекся писанием стихов: «И мечется теперь между стихами и музыкой (мне запомнилось это слово «мечется»). И никак невозможно понять, будет ли он поэт или композитор».
Когда я познакомился с Борисом Леонидовичем, он уже отрекся от музыки и всецело посвятил себя поэзии. Был он худощавый, подвижной, быстроногий и, как мне, коренному петроградцу, показалось тогда, «очень московский». Среди московских улиц, закоулков, дворов он чувствовал себя как рыба в воде, здесь была его родная стихия, и говор у него был чисто московский, с протяжным аканьем, со множеством простонародных словечек. И теперь, когда я читаю в его стихах самого высокого стиля такие слова, как «образина», «уродина», «цацкаться», «надрызгаться», «долдонить» и т. д., я вспоминаю, как удивило меня его просторечие и как органически оно было связано со всем его московским обиходом. На первых порах это показалось мне странностью: ведь из всех поэтов своего поколения он наряду с Ахматовой был самый просвещенный, самый начитанный: свободно читал на четырех языках, переводил немецких, французских, английских поэтов, но какой бы высокой ни касался он темы, в его речь то и дело врывались эти колоритные «низовые» слова…
Одно время, в двадцатых годах, мне — да и многим — казалось, что ему навсегда суждено оставаться камерным, уединенным поэтом, «поэтом для поэтов», для немногих ценителей. Но прошло всего несколько лет, и он путем настойчивой работы над собой, над своим поэтическим стилем преодолел сбивчивость и хаотичность своей юношеской литературной манеры и создал неожиданно для всех вдохновенную поэму «Девятьсот пятый год», где сохранил ту же бурную энергию творчества, но подчинил ее железной дисциплине сюжета. А.М. Горький выразил общее мнение тогдашних читателей, когда вскоре после появления книги написал автору «Девятьсот пятого года»:
«Дорогой мой Борис Леонидович!
Поэма действительно классична по стилю — яснее, общедоступнее, четче всех предыдущих стихов Пастернака. И ее знаменательная социальная тема потому-то и взволновала читателей, что поэт отыскал для нее упоительную, неотразимую форму стиха, сливающуюся с ее содержанием. Ее строфика изобретена Пастернаком. Здесь одна из самых блистательных находок поэта. Даже прочтя эту книгу и отложив ее в сторону, не можешь ни на миг отрешиться от ее неотвязчивой музыки, целыми днями твердишь эти строфы, обращенные к морю:
Приедается все.
Лишь тебе не дано примелькаться.
Дни проходят,
И годы проходят
И тысячи, тысячи лет.
В белой рьяности волн,
Прячась
В белую пряность акаций,
Может, ты-то их,
Море,
И сводишь, и сводишь на нет.
С той поры, как мне кажется, началось стремление поэта к предельной простоте, к хрустальности, к преодолению хаоса, которым бывали до тех пор затуманены даже лучшие его произведения. Был период — и довольно долгий, — когда он, возненавидев свои первые книги, с жаром отрекался от них…
Здесь, в этой краткой памятке, я не могу проследить все этапы его духовного преображения, роста. Но хорошо помню, что при всех встречах с ним в последние предвоенные годы все явственнее было мое впечатление: тот же Пастернак — и не тот.
Он уже не налетал ураганом на своего собеседника, не забрасывал его торопливыми взлетами взволнованной, взрывчатой речи: он стал тих, медлителен, задумчив идо странности мягок душой. Надолго затянувшаяся детскость наконец-то отошла от него.
Образы в его стихах перестали тесниться беспорядочным, необузданным роем, они наконец-то подчинились его творческой воле, стали лаконичны и стройны, сохраняя всю свою пастернаковскую первозданную силу и яркость. С ним произошло то же самое, что произошло в свое время со многими из поэтов-новаторов — с Блоком, Маяковским, Заболоцким, начавшими бурным отрицанием общепризнанного, традиционного стиля и пришедших в конце концов к пушкинской ясности.
После войны — в сороковых, пятидесятых годах — эти новые черты его творчества сделались еще более заметны. Любимым его автором стал Чехов — образец правды, простоты и естественности. С каждым новым произведением он становился классичнее в том смысле, который придал этому эпитету Горький. Стиль изменился из-за того, что изменилась тематика: в его поэзии появились призывы к высокой морали, к самоотвержению, к любви.
Новая тема громче всего зазвучала в стихах, напечатанных в середине пятидесятых годов:
Цель творчества — самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Самоотдача, самоотвержение — таков был лейтмотив этого нового цикла стихов.
Мирами правит жалость,
Любовью внушена
Вселенной небывалость
И жизни новизна.
Даже в корреспонденции с фронта (1943) он высказывал ту же свою задушевную мысль:
Как учитель повторяет урок нерадивым и невнимательным школьникам, настойчиво повторял он опять и опять:
Жизнь ведь тоже только миг,
Только растворенье
Нас самих во всех других,
Как бы им в даренье.
Этот афоризм напомнил мне давние строки поэта в цикле «На ранних поездах», написанном перед самой войной. Здесь впервые наметился новый этап духовной биографии Пастернака. Здесь он говорит о том чувстве, которое взволновало его, когда он очутился в вагоне, доверху набитом «простыми людьми», «слобожанами». Чувство это называлось в старину умилением. Некрасов, испытывая светлую радость при встрече с деревенскими детьми, изобразил прилив этой радости так:
Я замер: коснулось души умиленье.
О таком же радостном умилении говорит и Борис Пастернак, очутившись в милой его сердцу народной стихии. Свое чувство к народу он назвал обожаньем и тут же признался, что у него это чувство врожденное:
В горячей духоте вагона
Я отдавался целиком
Порыву слабости врожденной
И всосанному с молокам.
Сквозь прошлого перипетии
И годы войн и нищеты
Я молча узнавал России
Неповторимые черты.
Превозмогая обожанье,
Я наблюдал, боготворя.
Здесь были бабы, слобожане,
Учащиеся, слесаря.
Строфы эти чрезвычайно значительны. Любовь такого большого накала, такая страстная, что ее всю жизнь приходилось «превозмогать» и таить, наконец-то вырвалась наружу в этих беглых, торопливых стихах, сказанных как бы мимоходом застенчивым шепотом.
Впрочем, тот, кто внимательно прочтет позднейшие стихи Пастернака, написанные им в конце жизни, поймет, какой был пережит им душевный подъем. Оттого, что просветлело его сердце, и стиль его стал просветленным. Но просветление не значит покой. Покоя поэт не узнал и теперь. Осталась прежняя ненасытность души, страстно жаждущей по-новому понять и осмыслить непостижимые радости, противоречия и трагедии жизни:
Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.
До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.
Все время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить.
Свершать открытья…
Корней Чуковский
1. Борис Пастернак. Шопен. — Журн. «Ленинград», 1945, № 15-16, с. 22-23.
2. А. М. Горький — Б. Л. Пастернаку. — В сб.: Литературное наследство. Т. 70. Горький и советские писатели. Неизданная переписка. М, 1963, с. 300.
Зачем мы встретились. спросила я у Бога. автор слов Инна Лаврентьева
вокал: В.Пенькова
аккомпанемент, гитара: О.Фол
Зачем мы встретились. спросила я у Бога.
Зачем же снова… я люблю… как никогда.
А он ответил: Потерпи ещё немного.
Я скоро разлучу вас… навсегда.
.
Вам вместе не бывать… ты это знаешь.
Не в этой жизни точно… ты пойми.
Да ты сама прекрасно понимаешь.
Закон не отменить… как ни крути.
.
Ведь ты просила хоть на миг побыть с ним рядом.
Хоть на мгновение… взглянуть… в его глаза.
Мне благодарности сейчас твоей не надо.
Хотя я знаю… проклинаешь ты меня.
.
Я дал тебе чуть больше… чем просила.
Пусть ненадолго… пусть не навсегда.
Но разве не об этом ты молила.
Ведь ты с ним счастлива. и я отвечу… Да.
.
А разве ты не этого хотела.
Побыть счастливой с ним… хоть несколько минут.
Сказать все то… что раньше не успела.
И запах его нежности вдохнуть.
.
Ты попросила поцелуй… я дал вам ночи.
Ты попросила нежность… я дал страсть.
Я дал вам больше… зря себя не мучай…
Так больно… с высоты… всегда… упасть.
.
А помнишь… Боже… я тебя просила.
Пусть часть его останется со мной.
А он ответил грустно и уныло:
Я это счастье приготовил для другой.
.
Храни что есть… и не жалей о том… что было.
А просто помни… что он был в твоей судьбе.
Запомни нежность ту… с которой ты любила.
Я вновь верну его… но только лишь во сне.
9 очевидных признаков того, что тебя используют, и как это прекратить
Здоровые отношения с окружающими людьми строятся по принципу «отдал-взял». Но к сожалению, далеко не каждый готов его придерживаться. Некоторые люди привыкли воспринимать все добрые поступки как должное и манипулировать близкими. Ты можешь стать жертвой их манипуляций, сам того не замечая.
1. С тобой общаются, только когда ты полезен
Если твоё общение с человеком состоит из постоянных просьб о помощи с его стороны, то это веский повод задуматься, не используют ли тебя. Понятно, что в любых отношениях люди то и дело обмениваются знаниями, опытом, советами и стараются оказать посильную поддержку друг другу.
Но тут важно обратить внимание на то, как часто у вас происходят диалоги или встречи без повода, и есть ли они вообще. Если любое сообщение от человека начинается со слов «Можешь помочь?», если он видится с тобой исключительно перед тем, как о чём-то попросить тебя, если в остальное время он не выходит с тобой на связь – бросай такого знакомого, друга, родственника. Хватит позволять другим людям использовать тебя.
2. У тебя пытаются вызвать чувство вины
Тебе наверняка знакома такая ситуация: человек просит тебя о чём-то, а когда ты отказываешься, начинает давить на жалость и вызывать у тебя чувство вины. Он может напоминать тебе о твоём долге, утверждать, что кроме тебя ему никто не сможет помочь, делать отсылку к другим похожим ситуациям, повысить градус эмоций.
Конечно, большинство людей сдадутся после таких манипуляций, согласятся на всё, о чём их просят, и к тому же поспешат извиниться, что только на руку просителю. Если ты замечаешь, что человек регулярно пытается вызвать у тебя чувство вины, скорее всего, тебя используют, причём делают это весьма изощрённо.
3. От тебя только требуют, ничего не отдавая взамен
Есть такие люди, которые считают, что им все должны. Дети должны их обеспечивать, на работе должны дать повышение, родственники должны пожертвовать своим комфортом и приютить их в своей квартире, соседи должны бесплатно помочь с ремонтом и так далее.
Такие люди не умеют просить, они могут только требовать, причём нередко в грубой форме. Кроме того, они ничего не готовы отдавать взамен – когда их просят об ответной услуге, они оперативно сливаются, находят себе важные дела, жалуются на состояние здоровья или наигранно сожалеют о том, что не обладают нужным уровнем знаний и опыта в каком-либо вопросе.
Если человек, который постоянно просит у тебя об одолжении, никогда не приходит тебе на помощь, игнорирует твои намёки и придумывает отговорки всякий раз, когда у вас что-то запланировано, то подумай получше, стоит ли держаться за такого ненадёжного знакомого. Хватит тратить свои силы и время на человека, который это не ценит и который не готов отвечать тебе добром на добро.
4. Тебе никогда не говорят спасибо
Ты стараешься для человека, всегда приходишь ему на помощь, решаешь его проблемы, оказываешь необходимую поддержку и даже не получаешь банальной благодарности в виде «Спасибо». Всё выглядит так, будто ты не делаешь ничего необычного и просто выполняешь свои обязанности. Тебя и твои усилия воспринимают как должное, но при этом, если человек снизойдёт и сделает хотя бы что-то хорошее для тебя, он будет требовать от тебя кучу благодарностей, признания и красивых слов. Не стоит оставаться рядом с теми, кто обесценивает всё, что ты для них делаешь.
5. Ты должен делать то, что хочет другой человек
Если в твоих отношениях с родственником, другом или девушкой твоё мнение никогда не учитывается или упорно игнорируется, отвергается с использованием кучи сомнительных аргументов, то велика вероятность, что тебя просто используют. Совместные планы внезапно отменяются в последний момент, с тобой проводят время только тогда, когда никаких других дел больше нет, вы выходите из дома тогда, когда он этого хочет, и делаете то, что он хочет. При этом именно ты обязан подстраивать под него свободное время и отодвигать свои желания на задний план.
6. С тобой обращаются по-доброму только тогда, когда от тебя что-то нужно
Над тобой постоянно шутят, насмехаются, тебя игнорируют, и так происходит ровно до того момента, пока от тебя что-то не будет нужно. В таком случае человек сразу же меняется до неузнаваемости, становится вежливым и обходительным, извиняется за своё поведение и даёт тебе надежду на то, что отныне всё будет по-другому. Стоит отказаться от иллюзий и признаться самому себе в том, что с тобой так хорошо общаются исключительно потому, что ты можешь быть полезен. И как только ты выполнишь то, что от тебя требуют, всё вернётся на круги своя.
7. Тебе навязывают ярлыки
Если другой человек постоянно пытается навязать тебе своё видение мира, привить определённые нормы, делит всё на «правильное» и «неправильное», будь осторожен – обычно так поступают те, кто хочет сделать тебя более удобным для общения. Привив тебе установки, человек получает над тобой власть, понимает, как можно тобой манипулировать. Самое печальное – такую манипуляцию крайне сложно распознать, и ты рискуешь быть в неведении долгие годы, искренне считая, что при принятии решений руководствуешься только своими принципами.
8. На тебя постоянно морально давят
Если в отношениях с кем-либо: неважно, родственник это, друг или твоя девушка, у тебя возникает ощущение, что тебя постоянно пытаются воспитывать, на тебя давят, тебя ругают, оправдывая свои действия заботой и пожеланием лучшей жизни, то тебе пора задуматься о том, что это ненормально. Скорее всего, человек просто выстраивает свой авторитет, пытаясь использовать тебя и показать тебе, кто главный в ваших отношениях. Разумеется, если он займёт лидирующие позиции, ему будет проще контролировать тебя и твои действия.
9. В твою сторону отпускают слишком много комплиментов и похвалы
Понятное дело: каждому человеку приятно слышать комплименты в свой адрес. От этого ты мгновенно добреешь, проникаешься к человеку доверием и в целом начинаешь относиться к нему более внимательно и снисходительно. Но когда комплиментов и похвалы слишком много, это может свидетельствовать о том, что от нас чего-то хотят. К примеру, твой коллега может восхищаться твоим мастерством и профессионализмом, а после попросить тебя помочь ему с проектом. Ты вряд ли откажешь тому, кто доставил тебе так много положительных эмоций, и возьмёшь его ответственность на себя.
Как не дать себя использовать
Ты можешь обезопасить себя от манипуляций со стороны окружающих людей, следуя всего трём основным советам.
1. Учись говорить «нет»
Умение отказывать, причём делать это уверенно, без оправданий и извинений, позволяет чётко дать понять манипулятору, что ему не стоит пытаться давить на жалость, взывать к чувству долга или тратить своё и твоё время на бессмысленную похвалу и комплименты. Если ты научишься говорить «нет», ты никогда не позволишь окружающим использовать себя.
2. Проси об ответной услуге
Когда человек постоянно просит тебя о помощи, ничего не предлагая взамен, проси его об ответной услуге. Большинство людей, услышав об этом, сразу же испарятся. Человек, который привык использовать тебя, будет не готов становиться твоим должником. Такие люди ищут односторонней помощи, веря, что им необязательно отплачивать тем же.
3. Не позволяй кому-либо влиять на твои решения
Принимай все важные решения в одиночку, не советуясь с родными, близкими, коллегами и знакомыми. Не позволяй им давить на тебя, подвергать сомнению твои знания и опыт, критиковать тебя, оправдывая это заботой и любовью. Пусть окружающие тебя люди уважают твои решения и не пытаются им препятствовать.