Тэффи ностальгия чему учит
Тэффи «Ностальгия» отзыв о прочитанном как написать?
Отзыв о рассказе «Ностальгия» Надежды Тэффи.
Отзыв к басне «Квартет».
Басню «Квартет» написал великий русский баснописец Иван Крылов.
В басне рассказывается о животных, которые решили заняться не своим делом и сыграть квартетом музыкальное произведение.
В квартет вошли медведь, козёл, осёл и мартышка.
С самого начала стало понятно, что хорошего музыкального исполнения у них не получится, но тем не менее квартет старался искать причину их неуспеха.
А причина заключалась в них самих, они взялись за то дело, в котором не разбираются. Мне понравилась эта басня именно тем, что она показывает, что самоуверенность людей не разбирающихся в том или ином деле, не поможет им стать профессионалами.
Чтобы в чём-то разбираться и хорошо выполнять, нужно этому как следует учиться, а также обладать способностями и талантами.
Вот только не реальные, а вымышленные. Грифоны, русалки, василиски, единороги, драконы. кажется, писатель собрал их из фольклора всего мира! А трое детей попадают в Мифландию, тоже вымышленную страну, о которой они узнают от найденного ими на морском берегу говорящего Попугая.
Сказочные существа, населяющие Мифландию, попадаются как хорошие, так и плохие, говоря простым детским языком.
Ребятам помогают дружба и преданность. Вот это и есть главная мысль, встречающаяся во многих сказках: будь добрым, верным, и тогда все рано или поздно получится, враги сдадутся.
У Даррелла очень много неожиданных поворотов сюжета, интересных придумок: одно лунное желе, из которого можно сделать что угодно, чего стоит! А знаменитый английский юмор. Сказка, хоть и не известна настолько, как, к примеру, «Винни-Пух» или «Малыш и Карлсон», заслуживает того, чтобы стоять в одном ряду с самыми популярными детскими книгами.
Очень непростой рассказ Джека Лондона «Бурый волк» о собаке, что была очень похожа на волка, только коричневого окраса была. Ей пришлось выбирать между старым хозяином и непростой работе ездовой собаки и тихой мирной жизнью домашнего пса.
План рассказа можно найти здесь.
Запишу краткое содержание истории про Джека так, как это делают в читательском дневнике, уложившись в 5-7 предложений. Пример:
Альтернативное видение рассказа от взрослого читателя, отрывок из отзыва о прочитанном произведении:
Трудно с этим не согласиться, верно?
Теперь небольшой отзыв собственного сочинения:
Отображение эмигрантской жизни в рассказах Тэффи
Рассказы «Ностальгия» и «Маркита» относятся к эмигрантскому периоду жизни писательницы и написаны в 20-е годы во Франции, когда «русское беженство» вынуждено было приспосабливаться к новым условиям и искать лучшей доли. Тэффи и сама прошла через все «прелести» эмигрантской жизни и знала о ней практически все. Подобно другим русским художникам, покинувшим родину после Октябрьской революции, она стала своеобразным летописцем жизни русских в изгнании.
Сохранилась проблематика ее произведений, все так же заставлявших читателя взглянуть на себя как бы со стороны и увидеть свои пороки, но изменился общий взгляд на человека, став более мягким и понимающим. Тэффи сочувствовала товарищам по несчастью, хотя никогда не стремилась к их идеализации. Она не скрывала ни глупости, ни ограниченности своих персонажей, ни их нежелание почувствовать себя частью большого мира. Но, с другой стороны, в ее рассказах добавилось грусти, какой-то мягкости и понимания человеческих слабостей.
Рассказ «Ностальгия» вписывает новеллистику художницы в общий контекст русской зарубежной литературы 20-х годов, в которой тема тоски по утраченной родине была одной из ведущих.
Подобные произведения можно встретить практически у всех литераторов той поры. Бывшие сатириконцы, Саша Черный, П. Потемкин, В. Горянский, Дон Аминадо и др., каждый по-своему рассказали о ностальгии. Тэффи поделила небольшой рассказ на четыре фрагмента. В них сочетается общий взгляд на жизнь и ностальгию с конкретными эпизодами. При разборе рассказа следует обратить внимание учеников на то, что в первых двух фрагментах авторская точка зрения преобладает, хотя повествование по стилю больше напоминает диалог, куда вписываются реплики разных людей. Это как бы задушевный разговор на общую тему ностальгии. Автору, который ведет повествование от первого лица, приходится не только отвечать собеседникам, но и обобщать их мнения. Характерно, что авторский взгляд не дается со стороны, писательница и себя включает в число тех, кто страдает от тоски по России. Отсюда частая перемена местоимений «я» на «мы». Эмоциональность авторских размышлений подчеркивается синтаксическим строем повествования. Тэффи использует короткую фразу, выделяя ее и стараясь тем самым придать дополнительное значение словам. Ту же функцию выполняют и многочисленные повторы слов и синтаксических конструкций:
В эмигрантском творчестве Тэффи в целом и в данном рассказе в частности «удельный вес» комического начала значительно уменьшается, изменяется характер смеха, который становится более приглушенным, с явной примесью грусти. И в «Ностальгии» комизм имеет второстепенное значение, превращаясь то в добрую улыбку, когда автор слушает разговор старой няньки с «француженкой кухаркой», то в горькую усмешку, когда передает слова «приехавшего с юга России аптекаря», который уверяет, что самое большое через два месяца «большевизму конец».
Завершающие рассказ фрагменты переводят общие рассуждения и высказывания в конкретное русло. Следует обратить внимание ребят на то, что здесь приоткрываются разные судьбы, но нет ни одного имени, что придает повествованию особый характер. Местоимение «мы», использованное в первом фрагменте, включает в себя всех эмигрантов. Все эти непохожие друг на друга люди объединяются в своей тоске по родине.
Тэффи была мастером психологического анализа. Не случайно всемирно известный режиссер Н. Н. Евреинов, в 30-е годы поставивший несколько пьес художницы в Русском театре Парижа, писал о ней в своих воспоминаниях, что «никто, как Н. А. Тэффи», не мог «одной фразой вынести приговор своему герою, буквально пригвоздить его точной, емкой и смешной характеристикой, которую персонаж давал себе сам». Одной из характерных черт психологизма Тэффи было то, что она редко обращалась к внутренней речи героев. Но, не используя этой возможности, художница смогла опосредованно выразить переживания Сашеньки. Читатель сочувствует ее стремлению устроить свою отнюдь не легкую жизнь, но в то же время не принимает ее кокетства, которое выглядит смешным. Важно объяснить ученикам, что автор не осуждает свою героиню, а сочувствует ей. Когда Сашенька возвращается с позднего свидания и видит плачущего сына, она и сама плачет. Эти слезы очищают ее душу и заставляют читателя простить ее невинный флирт.
Изучение новеллистики Тэффи в школе представляется достаточно важным, так как знакомит учеников с интересной и значимой страницей русского искусства XX века.
Следующее сочинение из данной рубрики: Изучение рассказов Тэффи в XІ классе
Жанровая направленность произведения представляет собой реалистическую прозу, ключевой тематикой которой являются чувства ностальгии, испытываемые вынужденными переселенцами.
В рассказе повествуется об иммигрантах, русской интеллигенции, которые покидают страну в связи с приходом большевиков, и за рубежом испытывают моральные муки, не в состоянии начать новую жизнь.
В центре повествования изображается пожилая женщина, работающая в России няней, которая, попав в Европу, не может понять, что ей делать дальше, обуреваемая дикой тоской. Она живет исключительно надеждой, как и многие иммигранты, что советская власть в ближайшее время будет свергнута, и она сможет возвратиться на родную землю.
Также читают:
Рассказ Ностальгия (читательский дневник)
Популярные сегодня пересказы
Тонкий писатель, который сумел раскрыть всю сложность и загадочность человеческой души. Именно так можно описать человека, который пережил взлеты и падения, был ненужным и стал востребованным.
Яков Петрович Голядкин служит в должности титулярного советника и является так называемым «маленьким человеком». Окружающие смотрят на него свысока, коллегия общаются снисходительно.
Александр Иванович Куприн написал прекрасный рассказ о тяжелой судьбе одной семьи и назвал его «Чудесный доктор». В рассказе писатель описывает реальную историю семьи, которая оказалась в тяжелой ситуации
Лесной сторож по имени Андреич подбирает маленького рысенка, которого называют Мурзуком Батыевичем за его татарские глаза. На самом деле именно этот взгляд и уберег рысенка от гибели.
Урок литературы в 11-м классе «Два лица Тэффи – «смеющееся и плачущее»»
“… Часто перечитываю ее книги. Конечно, была Тэффи большой писательницей, у которой смешное неизменно переплеталось с грустным…”
Из книги Андрея Седых
“Далекие, близкие”, Нью-Йорк,1962[1]
1. Литературный салон, в котором читают рассказы Тэффи, говорят слово о ней, звучит музыка.
Тэффи… Это сейчас имя почти не известно, а в начале 20 столетия, до революции, Тэффи была очень популярна и читателями очень любима. Знали ее только под этим именем. Сборники рассказов постоянно переиздавались, со сцены не сходили ее комедии и скетчи; журналы и газеты, где она сотрудничала, были особенно читаемы, нарасхват. Ее тогдашнюю известность можно без преувеличения назвать славой: были выпущены духи и конфеты, которые назывались – “Тэффи”
Ею заинтересовался и хотел склонить на свою сторону сам Григорий Распутин. Есть воспоминания писательницы о двух встречах с ним.
Словечки ее знали и повторяли, газетные фельетоны становились анекдотами, расхожими остротами. Хотя многие просто не знали, кто является автором этих строк, острот, словечек, вроде вот таких, с горькой иронией сказанных по случаю. Когда во время первой мировой войны возникли трудности с мясом и ели конину, кухарка в ее фельетоне ангажировала обед словами: “Барыня! Лошади поданы!” (рассказ “Быт глубокого тыла”)
Тэффи писала для массового читателя, и потому среди поклонников ее таланта были люди всех возрастов и сословий, начиная от почтово-телеграфных чиновников и аптекарских учеников до императора Николая ІІ. По воспоминаниям И.Одоевцевой, когда составлялся юбилейный сборник по случаю 300-летия царствования дома Романовых, у царя почтительно осведомились, кого из современных писателей он желал бы видеть помещенным в нем, Николай ІІ решительно ответил: “Тэффи! Только ее. Никого, кроме нее, не надо. Одну Тэффи!”[2]
Александр Куприн не случайно называл писательницу единственной, оригинальной, чудесной Тэффи, которую любили все без исключения.
И хотя во все времена юмор не считался делом серьезным, современники – Бунин, Куприн, С.Черный, Сологуб, Б.Зайцев, Мережковский – относились к Тэффи как к серьезному художнику и высоко ценили ее редкостный талант.
“Прежние писательницы приучили нас ухмыляться при виде женщины, берущейся за перо, но Аполлон сжалился и послал нам в награду Тэффи, не “женщину-писательницу”, а писателя большого, глубокого и своеобразного”. (С.Черный) [2]
Второй слайд. Тэффи – псевдоним или фамилия? (Приложение 1)
Рассказ Тэффи “Псевдоним” хорошо отвечает на этот вопрос.
Чтение рассказа “Псевдоним”.
(Рассказы Тэффи читают подготовленные учащиеся).
А под этим псевдонимом скрывалась прелестная Надежда Александровна Лохвицкая.
Кто она? Из какой семьи?
Третий слайд. Где и когда родилась? (Приложение 1)
(Рассказы о Надежде Александровне ведут подготовленные ученики).
Родилась в дворянской семье. Ее отец был известным юристом, автором многих научных трудов по своей специальности, редактором “Судебного вестника”, мать – обрусевшая француженка. Прадед – Кондратий Лохвицкий – был масон и сенатор эпохи Александра І, писал мистические стихи. От него семейная поэтическая лира перешла к старшей сестре Мирре Лохвицкой, которая стала популярной поэтессой, ее называли “русской Сафо”. Так что в доме царила культура писательского труда, вообще литература, которую в семье знали, читали, любили. Выйдя из такой атмосферы, Надежда Александровна становится впоследствии “изящнейшей жемчужиной культурного русского юмора”. Любила Пушкина, Бальмонта, зачитывалась Толстым и даже ездила к нему в Хамовники с просьбой “не убивать” князя Андрея и внести соответствующие изменения в роман, но, увидя писателя, засмущалась и отважилась лишь протянуть ему фотографию для автографа (рассказ “Мой первый Толстой”).
Пятый слайд. Что написано Тэффи. Как пришла к ней популярность? (Приложение 1)
Настоящая слава пришла к ней после выхода первой книги “Юмористических рассказов”, которые имели блестящий успех. В одном только 1910 году выдержано 3 издания, а затем вплоть до 1917 года книга ежегодно переиздавалась. Появившийся следом второй том “Юмористических рассказов” сделал Тэффи одним из самых читаемых писателей России.
Шестой слайд. Зинаида Шаховская говорит о Тэффи…(Приложение 1)
О чем и о ком ее рассказы?
В рассказах Тэффи представлено множество разнообразных типажей: гимназисты, мелкие служащие, журналисты и путешественники, чудаки и растяпы, взрослые и дети – одним словом, “маленький” человек со своим внутренним миром, поглощенный мелочами быта, семейными неурядицами и несуразностями жизни.
Чтение рассказа “Жизнь и воротник”.
Тэффи не выдумывает смешные истории, она открывает комическое в обыденных жизненных ситуациях.
Чтение рассказа “Шляпа”
Но, иронизируя над естественными слабостями человека, Тэффи не унижает его: в ее комедийности – горькость смеха, сострадание человеку и боль за него. Вообще слово “нелюбовь” было для нее самым неприемлемым.
Тэффи с восторгом приняла Февральскую революцию, растерялась перед революцией Октябрьской: она не могла найти своего места в этой нарождающейся новой жизни. Не могла принять кровопролитие, взаимную вражду между людьми, жестокость.
Чтение рассказа “Маникюрша”.
Тэффи уехала за границу?
Да. В 1920 году вместе с гастрольной группой она отправилась на юг, а там, поддавшись панике, села на корабль, покидавший охваченную огнем революции Россию.
Чудесное слово – весна. Чудесное слово – родина…
Весна – воскресение жизни. Весной вернусь.
Последние часы на набережной у парохода “Великий князь Александр Михайлович”.
Суетня, хлопоты и шепот. Этот удивительный шепот, с оглядкой, исподтишка, провожавший все наши приезды и отъезды, пока мы катились вниз по карте, по огромной зеленой карте, на которой наискось было напечатано: “Российская империя”.
Да, шепчут, оглядываются. Все-то им страшно, все страшно, и не успокоиться, не опомниться до конца дней, аминь.
Дрожит пароход, бьет винтом белую пену, стелет по берегу черный дым.
И тихо-тихо отходит земля.
Не надо смотреть на нее. Надо смотреть вперед, в синий широкий свободный простор…
Но голова сама поворачивается, и широко раскрываются глаза, и смотрят, смотрят…
И все молчат. Только с нижней палубы доносится женский плач, упорный, долгий, с причитаниями.
Да, голубчик, не разглядел, видно, кого садишь? Теперь вези. Страшный, черный, бесслезный плач. Последний. По всей России, по всей России… Вези.
Дрожит пароход, стелет черный дым.
Глазами, широко, до холода в них, раскрытыми, смотрю. И не отойду. Нарушила свой запрет и оглянулась. И вот, как жена Лота, застыла, остолбенела навеки и веки видеть буду, как тихо- тихо уходит от меня моя земля”. (“Воспоминания”, [2, 415-416])
Здесь же, на корабле, было написано ее знаменитое стихотворение, которое потом стало широко известно как одна из песен, исполняемая А.Вертинским:
…Мимо стеклышка иллюминатора
Проплывут золотые сады,
Пальмы тропиков, звезды экватора,
Голубые полярные льды –
Все равно, где бы мы ни причалили,
К островам ли сиреневых птиц,
К мысу ль радости, к скалам печали ли –
Не поднять нам усталых ресниц…[1, 324]
(Запись песни на стихи Тэффи в исполнении А.Вертинского).
В парижской гостинице Тэффи устроила первый литературный салон. Здесь же, по рассказу Дон-Аминадо, родился рассказ “Ке-фер?” Впоследствии этот рассказ Тэффи становится опознавательным знаком новой, иной жизни. Жизни вне России.
Приехал генерал-беженец в Париж, стал у обелиска на площади Согласия, внимательно поглядел вокруг, на площадь, на уходящую вверх неповторимую перспективу Елисейских полей, вздохнул, развел руками и сказал:
— Все это хорошо… Очень даже хорошо… но ке фер? Фер-то ке!
Да, все прекрасно в этом изумительном, неповторимом Париже! Но ке фер (что делать)? Что мне-то делать, как жить среди этой красоты без работы, без денег, без надежды на будущее?
Произведения Тэффи печатаются на страницах газет и журналов, выходят книги… Один из сборников назывался “Городок” по названию рассказа. В этом рассказе точно отражен быт и нравы российской эмиграции, что образ городка становится нарицательным.
Реальная жизнь эмигрантской колонии сурова и безжалостна, действительность – страшна, и многие герои Тэффи находят убежище в мире выдуманных иллюзий.
Чтение рассказа “Гедда Габлер”.
Эмигрантская проза Тэффи проникнута чувством сострадания к своим соотечественникам, живущим в каком-то странном, искаженном мире. Но Тэффи не судит, не обвиняет и никого не поучает. По словам Г.Адамовича, “именно в этом секрет и причина особого к ней читательского влечения. Современники и соотечественники узнают в ее книгах самих себя и сами над собой смеются”. [2, 16-17]
И вместе с ними – и над собой в том числе – смеется Тэффи. Она даже и не смеется, а отшучивается.
Одна из любимых героинь писательницы – “русская дура”, этот бессмертный, по ее собственному признанию, литературный тип. [2, 17]
Чтение рассказа “Анна Степановна”.
Как уцелевшие после кораблекрушения на необитаемом острове, эмигранты оказались одинокими в чужой стране. Умер быт – оплот прежней, привычной жизни. Остался один хаос, страх и нищета, растерянность перед будущим. И думы о том, что там, надежды вернуться в Россию…
Восьмой слайд. Вы спрашиваете, как я пишу? ” [1, 81-82] (Приложение 1)
А затем наступает новая полоса – кто-то приспособился, кто-то приладился, свыкся, и заботы о хлебе насущном сменили Ностальгия и Печаль, ставшие основным мотивом творчества Тэффи на многие годы.
Чтение рассказа “Ностальгия”.
В Париже у Тэффи была просторная квартира. “Она любила и умела принимать гостей, потчевала дорогими закусками. У нее дом был поставлен на барскую ногу, по-петербургски. В вазах всегда стояли цветы, во всех случаях жизни она держала тон светской дамы”. [2, 18]
Вот и Зинаида Шаховская вспоминает о ней как об “единственной, хорошо воспитанной и столичной” даме. …[2, 19]
Несколько суховатая и чрезвычайно умная, Тэффи не интересовалась политикой или мировыми вопросами. Ее интересовали человеческие типы, дети и животные, “но трагическую участь всего живущего” она не только понимала, но и чувствовала ее на своем собственном, прежде всего, опыте.
В годы войны с оккупантами не сотрудничала, а значит, жила в голоде и холоде. Книги не выходили, печататься негде было. Заболела. В 1943 году в нью-йоркском “Новом журнале” появился даже некролог…
Но несмотря ни на что, Тэффи жила, работала, и радовалась, если ей удавалось вызвать смех.
В нужде, одиночестве, снедаемая тяжелой болезнью, завершала Тэффи свой жизненный путь. Парижский миллионер С.Атран согласился выплачивать пожизненные скромные пенсии четырем престарелым писателям, в их числе была Тэффи. С его смертью прекратилась выплата. Выступать на концертах она уже не могла, книги состоятельные особы (с автографами – дороже!) не покупали.
В последние годы жизни Тэффи написала: “Анекдоты смешны, когда их рассказывают. А когда их переживают, это трагедия. И моя жизнь – это сплошной анекдот, то есть трагедия”. [2, 19]
Незадолго до смерти в Нью-Йорке вышла в свет ее последняя книга – “Земная радуга”. С грустью пишет она в рассказе “Проблеск”:
“Наши дни нехорошие, больные, злобные, а чтобы говорить о них, нужно быть или проповедником, или человеком, которого столкнули с шестого этажа, и он, в последнем ужасе, перепутав все слова, орет на лету благим матом: “Да здравствует жизнь!” [2, 19]
Опять-таки много в этом сборнике смешного, “юмористического”, “будничного”, характерного для Тэффи. Но есть и трагическое, печальное. Здесь как бы исповедуется Тэффи, раскрывает свою душу. И снова сквозь строчки проступают два лица Тэффи – “смеющееся и плачущее”.
Тэффи ушла из жизни 6 октября 1952 года и была похоронена на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
2. Творческая работа учащихся.
Создание синквейна “Тэффи”.
Слайд десятый. Алгоритм написания синквейна (Приложение 1)
3. Благодарность всем участникам урока за сотрудничество.
Надежда Тэффи — Ностальгия: Рассказ
Пыль Москвы на ленте старой шляпы
Я как символ свято берегу…
Вчера друг мой был какой-то тихий, все думал о чем-то, а потом усмехнулся и сказал:
— Боюсь, что к довершению всего у меня еще начнется ностальгия.
Я знаю, что значит, когда люди, смеясь, говорят о большом горе. Это значит, что они плачут.
Не надо бояться. То, чего вы боитесь, уже пришло.
Я видела признаки этой болезни и вижу их все чаше и чаще.
Приезжают наши беженцы, изможденные, почерневшие от голода и страха, отъедаются, успокаиваются, осматриваются, как бы наладить новую жизнь, и вдруг гаснут.
Тускнеют глаза, опускаются вялые руки и вянет душа — душа, обращенная на восток.
Ни во что не верим, ничего не ждем, ничего не хотим. Умерли.
Боялись смерти большевистской — и умерли смертью здесь.
Думаем только о том, что теперь там. Интересуемся только тем, что приходит оттуда.
А ведь здесь столько дела. Спасаться нужно и спасать других. Но так мало осталось и воли, и силы…
— Скажите, ведь леса-то все-таки остались? Ведь не могли же они леса вырубить: и некому, и нечем.
Остались леса. И трава, зеленая-зеленая, русская.
И деревья у них, может быть, очень даже хороши, да чужие, по-русски не понимают.
У нас каждая баба знает — если горе большое и надо попричитать — иди в лес, обними березоньку, крепко, двумя руками, грудью прижмись, и качайся вместе с нею, и голоси голосом; словами, слезами изойди вся вместе с нею, с белою, со своею, с русской березонькой!
А попробуйте здесь.
— Allons au Bois de Boulogne embrasser le bouleau! <Пойдемте в Булонский лес обнять березу! (фр.).>Переведите русскую душу на французский язык… Что?
Помню, в начале революции, когда стали приезжать наши эмигранты, один из будущих большевиков, давно не бывший в России, долго смотрел на маленькую пригородную речонку, как бежит она, перепрыгивая с камушка на камушек, струйками играет, простая, бедная и веселая. Смотрел он, и вдруг лицо у него стало глупое и счастливое:
— Наша речка русская!
Ффью! Вот тебе и третий интернационал!
Ведь, пожалуй, скоро и там сирень зацветет…
У знакомых старая нянька. Из Москвы вывезена.
Плавна, самая настоящая — толстая, сердитая, новых порядков не любит, старые блюдет, умеет ватрушку печь и весь дом в страхе держит.
Вечером, когда дети улягутся и уснут, идет нянька на кухню.
Там француженка кухарка готовит поздний французский обед.
— Asseyez-vous! <Садитесь (фр.).>— подставляет она табуретку.
— Не к чему, ноги еще, слава Богу, держат.
Стоит у двери, смотрит строго.
— А вот скажи ты мне, отчего у вас благовесту не слышно? Церкви есть, а благовесту не слышно. Небось молчишь! Молчать всякий может, молчать очень даже легко. А за свою веру, милая моя, каждый обязан вину нести и ответ держать.
— Я в суп кладу селлери и зеленый горошек! — любезно отвечает кухарка.
— Вот то-то и оно… Как же ты к заутрене попадешь без благовесту? То-то, я смотрю, у вас и не ходят. Грех осуждать, а не осудить нельзя… А почему у вас собак нет? Этакий город большой, а собак — раз-два, да и обчелся. И то самые мореные, хвосты дрожат.
— Четыре франка кило, — возражает кухарка.
— Теперь, вон у вас землянику продают. Разве можно это в апреле месяце? У нас-то теперь благодать — клюкву бабы на базар вынесли, первую, подснежную. Ее и в чай хорошо. А ты что? Ты, пожалуй, и киселя-то никогда не пробовала!
— Le président de la republique? <Президент республики? (фр.).>— удивляется кухарка.
Нянька долго стоит у дверей у притолоки. Долго рассказывает о лесах, полях, о монашенках, о соленых груздях, о черных тараканах, о крестном ходе с водосвятием, чтобы дождик был, зерно напоил.
Наговорится, напечалится, съежится, будто меньше станет, и пойдет в детскую, к ночным думкам, к старушьим снам — все о том же.
Приехал с юга России аптекарь. Говорит, что ровно через два месяца большевизму конец.
Слушают аптекаря. И бледные, обращенные на восток души чуть розовеют.
— Ну, конечно, через два месяца. Неужели же дольше? Ведь этого же не может быть!
Привыкла к «пределам» человеческая душа и верит, что у страдания есть предел.
Раненый умирал в страшных мучениях, все возрастающих. И никогда не забуду, как повторял он все одно и то же, словно изумляясь: