самое худшее лето в моей жизни
10 причин, почему лето – самое ужасное время года
Список вещей, которые играют НЕ в пользу лета.
Причина № 1:
Я люблю поджаренный бекон, но это не значит, что я хочу стать как он. Каким бы высоким не был SPF моего крема, я все равно обгораю на этом дурацком солнце.
Причина № 2:
Хотелось бы играть главную роль в собственном вампирском триллере. А то эти комары достали. Они повсюду!
Причина № 3:
ОЧЕНЬ ЖАРКО. ВЕЗДЕ. И не так много мест с нормальным кондиционером, где я могла бы спрятаться.
Причина № 4:
А вы уверены, что эта вода в бассейне – вода? А как же вон те карапузы? Неужели они не писают в бассейн. Ну-ка уберите их немедленно!
Причина № 5:
Мой кошелек рыдает в голос. Потому что мне приходится покупать холодные напитки каждые 15 минут. Иначе я не выживу.
Причина № 6:
Думаешь нельзя натереть ляжки? Ха! Мозоли между ног это тебе не шутки. И не говорю уже о бесконечных эпиляциях.
Причина № 7:
Мне приходится менять футболки в 4 раза чаще, чем обычно. А у вас, что, не потеет все и везде? Да ладно!
Причина № 8:
Если ты маленького роста, то лето в городе значит для тебя встречу с чужими потными подмышками в общественном транспорте. Нет уж, мне совсем не хочется чувствовать этот запах…
Причина № 9:
Все уезжают к морю на каникулы, а ты сидишь дома и смотришь сериалы. Блин! Это как «Один дома», только они знают, что они тебя оставили и не сильно переживают.
Причина № 10:
И, в конце концов, оно такое короткое… Вот июнь уже почти прошел.
Общайся и следи за новостями 😉
Читай любимый журнал в электронном формате
Журнал Elle Girl
Подпишись на печатную версию журнала
© 2021 ELLEGirl, Hearst Shkulev Publishing / OOO «Хёрст Шкулёв Паблишинг». Все права защищены.
Россиянам пообещали «самое неприятное лето с начала 21 века»
Жара, закрытые границы и финансовый кризис испортят жизнь всем
Основной пик пандемии коронавируса остался позади – москвичи массово делают прививки, число новых заболевших снижается, и ограничения смягчаются. Однако лето 2021 года все равно нельзя будет назвать спокойным и мирным – специалисты предполагают, что неприятностей будет больше, чем когда-либо за последние 20 лет.
Фото: Наталья Мущинкина
Столичные метеорологи предполагают, что лето в Москве может оказаться даже теплее климатической нормы – это значит, что нас ждёт жара выше 30 градусов.
«Вторая половина апреля, май, весенне-летний сезон будет теплым и местами жарким. Климатическая система пойдет в знак плюс и компенсирует нам все неприятности, связанные с холодом», – цитируют СМИ слова метеоролога Евгения Тишковца.
Конечно, жара – это не так уж страшно, если сравнивать со знаменитыми торфяными пожарами 2010 года. Однако последствия коронавируса, с которыми летом будут бороться тысячи людей, могут сыграть здесь роковую роль. Жара неблагоприятна для людей с проблемами со здоровьем.
– Многие из москвичей уже перенесли коронавирус, до начала лета заболеет ещё несколько тысяч человек. Реабилитационный период после коронавирусной инфекции длится несколько недель, а иногда 2-3 месяца. Одно из самых распространенных последствий — одышка, проблемы с артериальным давлением, головные боли. Хронические заболевания сердечно-сосудистой системы обостряются. При таких диагнозах люди тяжело переносят жару, и в случае знойного лета им придётся непросто, – рассказала врач-терапевт Татьяна Чарушина.
Следующая проблема — финансовый кризис, которым ознаменовался минувший год: колебания курса валют, сокращения зарплат в связи с пандемией и закрытие множества предприятий малого и среднего бизнеса привели к тому, что люди остались без денег. А цены выросли. Если в июле 2020 года россияне назвали средней желаемой зарплатой 74 тысячи рублей, то сейчас — уже 107 тысяч: не из жадности, а из-за роста стоимости жизни. В Москве ситуация ещё хуже — здесь средние зарплатные ожидания составляют не менее 118 тысяч. Для поддержания уровня жизни многим приходится брать кредиты. Прежних денег уже не хватает, особенно с учетом появившихся долгов, и к лету эта ситуация не разрешится.
Когда нет денег, об отпуске говорить не приходится.
Согласно ранее опубликованным данным социологических опросов, в 2020 году 66% опрошенных вообще не были в отпуске. Для большинства причиной оказалась банальная нехватка денег, кто-то боялся заразиться коронавирусом во время путешествия, а кто-то не готов соглашаться на внутренний туризм и остаётся дома, пока границы не откроются.
Последние две категории вызывают особенный интерес. По данным социологов, россияне, которые продолжают мечтать о зарубежном отдыхе, просто-напросто отложили сэкономленные деньги «в кубышку» и планируют потратить их на что-то другое, раз уж на путешествия тратить пока не удаётся. По данным исследования, проведенного одним из финансовых порталов, с момента начала пандемии средний москвич сэкономил 71 тысячу 892 рубля — это те деньги, которые люди планировали потратить на отпуск, на посещение кафе, фитнес-клубов и салонов красоты. Способствовала экономии также удалённая работа: люди не тратились на общественный транспорт либо на бензин, а также на питание на рабочем месте. Кто-то сумел накопить и несколько сотен тысяч рублей.
Среди самых распространённых идей вложения сэкономленных денег — замена и обновление автомобиля или ремонт квартиры. И если покупка машин касается только членов семьи, то радость от ремонта могут ощутить на себе все жители многоквартирного дома.
Год назад депутаты Мосгордумы поддержали поправки в столичный закон о тишине — в то время, пока в столице действует особый режим (читай: во время пандемии), нельзя шуметь с 19 до 9 часов и с 11 до 17 часов, а также в субботу, воскресенье и нерабочие праздничные дни. Соответственно, тем, кто решится сделать ремонт, предполагающий шумные работы, остаются всего четыре часа в сутки – с 17 до 19 либо с 9 до 11. Эти правила были приняты на время соблюдения москвичами самоизоляции – и если вдруг ограничения вернутся в город, они снова начнут действовать.
Синдром потерянного лета: как справиться с постковидными тоской и унынием
Закрытые границы, кризис, снижение доходов людей и опасность подхватить COVID-19 — все это не улучшает настроение и делает лето 2020 года беспрецедентно неприятным даже для заядлых оптимистов. Что делать, если вместо отпуска на море «светит» только дача, а тревожные мысли не дают расслабиться и отдохнуть? И чем депрессия этим летом отличается от подобного состояния в другое время года?
«Присвойте авторство вашего выбора»
— Всем знакомо старое доброе чувство «потерянного лета». Ждешь от лета тепла, чуда, потом вжух — сентябрь, тоска, грустные мемы про «август — это вечер воскресенья». Откуда берется это трепетное отношение к лету и почему всегда есть чувство, что ты провел его бездарно?
— Предполагаю, что лето может ассоциироваться с беззаботностью, свободой, отдыхом, теплом, весельем — в общем, тем, что принято считать «настоящей жизнью». «Настанет лето, и тогда наконец заживу/поеду в отпуск/расслаблюсь» — эдакий синдром отложенной жизни. Человек ждет «того самого момента», когда задышит полной грудью и насладится бытием… Только этот момент может так и не наступить. Начинать жить можно прямо сейчас, необязательно ждать какого-то события — да, звучит избито, но это работает.
Если я проживаю свою жизнь аутентично и полноценно в любой момент, то мне не надо ждать лета.
И про вторую часть вопроса. Есть такая экзистенциальная данность, как чувство вины перед самим собой за упущенные возможности — лета или вообще всей жизни. Человек в каждое мгновение своей жизни совершает выбор. Трагизм этого действия состоит в том, что, выбирая что-то одно, я неизбежно говорю «нет» другим вариантам. Например, в летние выходные я не могу одновременно находиться на дне рождения друга и путешествовать автостопом по Европе — мне нужно выбирать.
Иногда сравнение с другими людьми и сомнения в своем выборе запускают чувство «бездарности» проведенного времени. В духе: пока я провожу свое лето на даче, в инстаграмах друзей кипит реально захватывающая классная жизнь. Здесь могут помочь следующие вещи.
«Синдром постковидного лета»
— Лето 2020 года изменило планы всего мира. В сети даже уже появился неофициальный термин «синдром постковидного лета». Количество летних депрессий в этом году рекордное. Почему так?
— Глобально в мире и частно в жизни миллионов людей произошли изменения. Ограничение свободы (карантин, самоизоляция, закрытые границы), выход из привычного круговорота повседневности (купить кофе по дороге на работу, вечером пойти в спортзал, бар или магазин), выпадение из привычного круга общения (кто-то из друзей уже гуляет вовсю, кто-то сидит дома), а то и вовсе развод, потеря работы и т. д. — все это стресс, на который человеческая психика реагирует разными способами. В том числе и депрессией.
— Как понять, это уже депрессия или еще просто плохое настроение? И что делать?
— Симптомы депрессии — это в первую очередь:
Для самодиагностики можно пройти в интернете тесты на определение депрессии (например, опросник Бека). Или сразу обратиться за помощью к психотерапевту или психиатру.
Напомню, что умение обращаться за помощью — ценный навык, который ни в коем случае не говорит о вашей «слабости», а наоборот, является признаком мужества признавать свои проблемы.
«Признание реальности дает шанс на изменения»
— Часто советуют развеяться, но как тут развеешься, когда границы закрыты, в рестораны ходить еще страшно, а если и идешь — то в невротичном состоянии «а вдруг кругом ковид» или с чувством вины? Как не сойти с ума от отсутствия привычных развлечений?
— Благодаря этому вопросу я поняла, что именно меня смущает в нынешнем «постковидном лете» в Беларуси. Смущает и дезадаптирует двойственность, рассинхронизация. С одной стороны, жизнь как будто идет в привычном русле: у нас все работает, люди без масок ходят по городу и так далее. А с другой — ну нет, жизнь явно не такая, как была раньше: многие люди продолжают работать удаленно или находиться в самоизоляции, границы закрыты, кто-то из знакомых или родственников болеет, есть напряжение в местах скопления людей.
Так что, наверное, первое и важное, что можно сделать, — это признать, что жизнь изменилась: у кого-то более, у кого-то менее.
Признание реальности, контакт с ней дают шанс на изменения, поиск новых способов жизни. Что я могу делать, чтобы, несмотря на ограничения, проживать свою нынешнюю жизнь полноценно? Здесь можно подумать, что именно вы получали от старых привычных способов развлечений — и попробовать достать эти же бонусы новыми способами.
Отпуск: да или нет
— Стоит ли идти в отпуск, если чувствуешь, что от этого всего «накрывает»? Нет ли риска провести его на диване? И что делать, чтобы действительно отдохнуть, переключиться от всей этой тревожной ситуации и не грустить, что не увидел море?
— Не вижу ничего ужасного в том, чтобы провести отпуск на диване. Лежать на нем можно по-разному.
Понятно, что каждому свое, понятие отдыха у всех разное. Мне только кажется важным замечать и ценить замедление и процесс, а не только активность и результат. А море можно попробовать заменить любым из многочисленных водоемов нашей страны. Ну или погрустить как следует: в этом году все и правда, возможно, складывается не так, как вы привыкли, и это может вызывать разные переживания, в том числе грусть.
Дать себе возможность погрустить о «потерянном» лете и море, пережить утрату привычного способа жизни — тоже очень важно.
«Будучи собой, вы проживаете свою,
а не чью-то чужую жизнь»
— Зачем переживать грусть, что это дает?
— Отрицание и вытеснение непрожитых чувств приводят к их накоплению. Накопленные и заблокированные, эти чувства могут переходить в режим постоянного фонового стресса, напряжения или находить выход через тело — например, в виде панических атак.
Проживание чувств, а также их осознание из позиции наблюдателя — способы снизить их градус.
Когда человек себя не обманывает, не избегает собственных чувств, проживает их, он все больше становится самим собой. Бонусов от бытия собой достаточно. Самый главный, на мой взгляд, заключается в том, что, будучи собой, вы проживаете свою, а не чью-то чужую жизнь.
— Если человек чувствует, что погряз в своих переживаниях и ему от этого плохо, есть какой-то способ, как он может себе помочь?
— К сожалению, универсального способа проживания и преодоления чувств не существует, иначе им бы давно все пользовались. Однако разные варианты самопомощи есть, главное — найти то, что подходит именно вам.
В интенсивных переживаниях важно помнить, что плохих и хороших чувств не существует. Есть лишь более и менее приятные.
Все чувства — сигналы, указывающие на то, что происходит с вами сейчас. У всех есть какая-то функция. И есть разные способы их проживания.
Самое худшее лето в моей жизни
Натали Лис запись закреплена
Это лето было одно из лучших в моей жизни. Я совру, если скажу, что это было не так.
По настоящему Особенным, наполненным и удивительным на события, чувства, ощущения, места и эмоции!
Лето в новой для меня стране, в новых обстоятельствах, с новыми людьми.
Сгорала от солнца в нежных руках вселенной.
Лето, которое поДАРило мне новую себя, даже нет, вернуло мне меня же саму.
Даже моё дыхание изменилось.
И я себе в таком измененном состоянии очень нравлюсь.
Я познавала себя вдоль и поперёк и продолжаю это делать. Я наслаждалась слиянием в общении с природой. Музыкой слиянии человеческих душ, птиц, жизни и веянием южного ветра.
Полноценно проведя это время с пользой и кайфом я поняла, что следующие будут только крышесноснее
и масштабнее!
Следующее лето я готова на полную переплюнуть 2020 год,взмывая на следующую ступень опыта.
Событий было как всегда тысячи! И все они тепло отпечатались в моем сердце, изменив меня. После такого лета не представляю, как возвращаться в холодную зимнюю Россию.. Пока в размышлениях)
«С тех пор ненавижу шансон и мерзнуть»: 8 историй о том, какой была жизнь в девяностые
Воспоминания читателей Т—Ж
Мы попросили читателей поделиться яркими эпизодами из прошлого, которые лучше всего характеризуют девяностые.
В первом выпуске собрали несколько впечатляющих историй, которые объясняют, почему девяностые по праву считают непростым временем для страны. Бесконечные усилия, чтобы прокормить семью, ужасные жилищные условия, безработица, холод, плохое качество товаров и страшная реальность за окном — вот о чем рассказали читатели в комментариях.
Это комментарии читателей из Сообщества Т—Ж. Собраны в один материал, бережно отредактированы и оформлены по стандартам редакции.
Родителям перестали платить зарплату. Все накопления заморозили в Сбербанке, и они пропали. Моя стипендия из довольно весомых 70 Р превратилась в какую-то мелочь с кучкой нулей. Кормились картошкой с участка, которую таскали домой на себе по электричкам, мой рекорд — 43 кг за раз. А еще — отвратной на вкус унизительной гуманитарной помощью, ее давали бабушке с дедом, они есть не могли этот колбасный фарш, отдавали нам. Один раз у мамы на работе продавали по дешевке замороженные куриные бедрышки упаковками — я приехал и дотащил до дома две упаковки по 10 кг, потом ели месяца два.
Подработать было почти невозможно: бригады буквально дрались за разгрузку фур и вагонов. Один раз разгружали с однокурсниками фуру со спиртом «Рояль» и несколько бутылок припрятали в снегу. Потом выпили и отравились, но очухались. Помню, как мне хотелось кожаную куртку, — тогда было модно. Моя милая мама долго копила, и мы пошли и купили эту куртку в 1991 году. Но нас обманули, кожа была плохая и быстро вытерлась. Отец подрабатывал и все пытался деньги куда-то вложить, и его каждый раз обманывали, ведь он был советским человеком, честным, а кругом было море жулья. И ваучеры наши с отцом украли жулики. А вот мама ваучер вложила в акции «Газпрома», потом эти акции продала уже в 2012 году за 4 тысячи рублей.
Кругом резали друг друга, по ночам иногда слышны были выстрелы и взрывы, на нашем Перовском кладбище появилась целая аллея могил бандитов. В ресторанах, в которые нас и понюхать бы не пустили, гуляли ельцинские выкормыши — нувориши и чиновники. Но иногда убивали и их, там было трудно разобрать, кто чиновник, кто бизнесмен, а кто бандит, — обычно это были смежные профессии. У нас в подъезде убили двух человек, не знаю уж за что, но помню, как лужу крови утром обходили. На даче у нас сосед был бизнесмен, резко разбогател, дом большой кирпичный почти построил, потом по пьяни двух человек задавил насмерть «Мерседесом» своим, отмазаться не смог, и его посадили, потом в тюрьме убили за долги, а дом без крыши лет десять стоял, пока его другой человек по дешевке не купил.
Потом я закончил учиться, работу нашел в 1996 году, зарплату стали платить, хоть и небольшую, стали мы с отцом инженерным делом зарабатывать, что-то накопили, и тут бум — дефолт 1998 года. Как сейчас помню, скопили мы в рублях в пересчете на доллары 20 тысяч, а как я увидел пьяную морду Ельцина в телевизоре — «Девальвации не будет, панимаишь!», — тут же отцу сказал: «Давай все деньги на доллары поменяем и дома будем держать». Он не согласился, поменяли только половину. Так остальные деньги и сгорели. За два месяца доллар в три раза подорожал, и все цены поднялись.
С начала 2000-х стали как-то спокойнее жить, потом и деньги в семье появились, машину купили, дачу достроили. Поганое было время — 90-е годы. Ничего особо хорошего сказать не могу, кроме того, что я был молодой, надеялся на лучшее, и как-то легче все переносилось. Сейчас бы такого не выдержал, наверное, как и тогда многие не выдерживали.
Холод, бесконечный холод и темнота. Отопления нет, горячей воды нет нигде, свет отключают постоянно — то на пару часов, то на пару дней. Не работает ни обогреватель, ни электроплитка, ни телевизор. В кривых деревянных оконных рамах щели, и в них дует сквозняк. В старых автобусах печки нет, и пока едешь на учебу, закоченеешь без движения. Фонари на улицах не горят, лифты не работают, мусор не вывозится неделями — у нашего городишки нет денег оплачивать коммуналку, ведь все три завода разрушены и обанкротились. Люди не получали зарплаты и пенсии по полгода. В магазины никто ничего не завозил — покупать-то некому и не на что.
Мы выжили на подножном корме с огорода. И еще отчим сначала стал ловить рыбу в реке с приятелем, у которого была лодка. А потом завел бизнес по перепродаже: закупал на складе в областном центре запчасти к лодкам и мотоциклам и привозил их в наш маленький городок, стоял на рынке. Хотя и боялся, что его убьют. У моей подруги так отца убили и забрали деньги, на которые он собирался закупать товар. Труп нашли в лесу через два года.
Трое моих одноклассников не дожили до 18 лет: двое умерли от наркоты, одного сбил насмерть на тротуаре наркоман на джипе. Моя однокурсница к 19 годам успела выйти замуж, родить ребенка и овдоветь: ее молодого мужа убили на Чеченской войне в 1994 году. У другой жених начал вести какие-то мутные дела с криминальными приятелями, они решили припугнуть конкурента с помощью взрыва в гараже. И через полгода уже они в бегах. Ей звонили и приходили к ней попеременно то менты, то бандиты — разыскивали. А ведь мы все были хорошие мальчики и девочки из приличных семей инженеров, юристов и военных. С тех пор ненавижу шансон и мерзнуть.
В 1996 году меня угораздило заболеть — внезапно, серьезно и очень не вовремя. Как сейчас помню: в пятницу мы потратили последние деньги на продукты и были совершенно спокойны, ведь на выходные купленного точно бы хватило. Мне клятвенно обещали, что в понедельник выдадут стипендию. А в субботу меня скрутил приступ. Таблетки дома были, и сначала попытались обойтись ими. Но к вечеру стало хуже, и мама вызвала скорую. Скорая сказала, что надо госпитализировать.
Помню, как мать шарила по всем карманам в поисках мелочи, — еле нашли на автобус, чтобы она смогла вернуться из больницы вечером домой. Видимо, заметив это, врачи отвезли меня в ближайшую больницу в нашем же районе. От нее в крайнем случае можно было дойти пешком до нашего дома. В этой больнице не было ничего — ни лекарств, ни расходников, ни постельного белья, ни питания, ни посуды, ни горячей воды. Единственное, что мне выдали, — это маленькое вафельное полотенце и старую простыню в дырках. Слава богу, что сама больница была еще относительно новая, построенная как раз перед самым развалом. И в ней хотя бы было рабочее оборудование, крепкие стены, и трубы не успели проржаветь.
Маме врачи сказали, что сегодня меня, конечно, полечат — на острые случаи у них есть кое-какие запасы. Но уже завтра надо принести для меня не только еду, кружку, ложку, тарелку и постельное белье, но и все лекарства, шприцы для уколов, капельницы, бинты и вату. Вообще все это надо было купить. Мама пошла занимать по соседям. Проблема в том, что все соседи и знакомые были в таком же положении, что и мы. А кого-то в воскресенье просто не оказалось дома. Кончилось тем, что мама отнесла в ломбард свои золотые сережки.
Я 1987 года рождения. Заводы закрывались, но тот, на котором работал отец, держался. Жили в Подмосковье, жили хорошо, мама имела возможность не работать. С просадкой в деньгах столкнулись в 1998 году, мама пошла работать.
Но отлично помню, как жили другие дети, мои одноклассники. У людей не было денег устроить ребенку день рождения, многие никого не приглашали. Родители брали вторую работу после первой, многих родителей не было дома. Мужчины, которых сократили или которым не платили по полгода, не ели дома, чтобы не ущемлять своих маленьких детей. Некоторые валялись пьяные перед лифтом, потому что не пережили безработицы.
Одевались очень плохо. Огромная разница была между девочками из Москвы или ближнего Подмосковья и провинциальными детьми. Ездили летом к бабушке на границу с Владимирской областью. Местные дети были очень бедны. Девочки просили у меня одежду, чтобы надеть на дискотеку или встретиться с мальчиком. Дети очень рано понимали, у кого в семье есть деньги, и старались подружиться с этим ребенком, чтобы ходить к нему в гости нормально поесть.
Наша учительница математики была вынуждена брать у семьи одноклассницы, у которой была корова и хозяйство, молоко и творог собственного производства, они продавали ей подешевле. Учительница была очень сильная, и пятерку по математике получить было трудно, но она ставила этой однокласснице пятерки за то, что та учила правила.
Многие мои знакомые вспоминают, как пахали все лето на даче. Либо их родители и бабушки, потому что дача солидно расширяла рацион питания. Еще помню, как праздники и дома, и в школе действительно были праздниками — в том числе из-за обилия разной дорогой еды, которую сейчас все едят каждый день.
Но и нельзя отрицать, что для большой части населения это было время свободы, головокружительных возможностей, внезапного огромного богатства, риска, поездок за границу, шмоток и приключений. И совсем не обязательно эти люди шли на преступление. Многие ничего противозаконного не сделали, но построили бизнес и разбогатели.
Еще бабушка постоянно покупала муку и сахар — целый мешок, так как будто дешевле было. Потом она всю зиму пекла хлеб сама, чтобы не покупать. А вместо сладостей мы делали повидло или варенье из фруктов и ягод, которыми с ней делились ее коллеги, когда бывал хороший урожай. Я сам делал это повидло в летние каникулы, а потом по утрам ел с хлебом перед школой. Мой дядя ходил к семи утра с бидоном за разливным молоком — если так рано не придешь, то не достанется. Когда я шел в магазин, мне запрещалось покупать пакеты или мешки. Могли дико отругать, если купишь, допустим, гречку на развес и не дашь свой мешок. А я стеснялся. Пакеты же бабушка стирала и использовала до последнего.
Если я шел стричься, мне запрещали соглашаться на мытье головы в парикмахерской, из-за этого ценник повышался. Однажды я забыл помыть голову перед стрижкой и мне пришлось идти домой и объяснять бабушке, почему мне не хватило привычной суммы.
Отдых летом — только во дворе. Иногда мы ходили с пацанами на футбол. Перед этим собирали бутылки со всего района, отмывали их в луже от этикеток, сдавали, на вырученные деньги покупали сладости и газировку и шли на стадион. У меня был старый советский мяч, и мы играли в футбол до тех пор, пока мяча из-за темноты было не видно. Мы играли в чижа и клек, используя отломанные палки, — весь реквизит добывался с соседних деревьев. Про прятки даже и говорить не надо.
Я не скажу, что это были голодные времена, но и назвать это изобилием тоже не получается. Немного лучше мы стали жить в нулевые, ощутимо лучше — после 2005 года. У меня появился компьютер, мобильный с цветным экраном и камерой, и я покупал себе кассеты, хоть на них и приходилось экономить со школьных завтраков.
Я 1991 года рождения. Вся семья — аграрии с более чем 70-летней историей, так или иначе работающие в агропромышленном комплексе, с высшим образованием — закончили либо ветакадемию, либо аграрный в Питере, тогда еще Ленинграде. Почти все лишись работы за одну ночь, так как предприятия и техника исчезали. Мама рассказывала, что как-то вечером она расписала календарь прививок для коровника на 400 голов где-то под Всеволожском, а утром на месте этого коровника не было ничего вообще, кроме навесов и навоза. Навоз потом тоже вывезли — видимо, кому-то продали в качестве органических удобрений.
Всем срочно пришлось переквалифицироваться: кому-то — в преподавателей биологии, фармакологии и зоотехники. Кому-то — в химиков полимеров и углеводородов, благо нефть качать не переставали. Кто-то так и не смог оправиться от утраты и жил в разваливающейся деревне, куда когда-то сослали работать в колхоз. Но был плюс: работа с сельхозом всегда так или иначе связана с едой. Может, деньги и не всегда платили, но мясо, молоко, овощи и какие-то продукты дома были, потому что бартер. Ты чьей-то корове помог отелиться, а тебе потом молочко, масло, творог. Так и выжили. Но это по рассказам мамы и папы.
А с моей точки зрения, это тамагочи, «Юппи», турецкий трикотаж, школьная форма на вырост, первые мобильники от северо-западного GSM, а ныне «Мегафона», жуткие страшилки про купчинские группировки — поэтому вечером гулять было нельзя — и «Улицы разбитых фонарей» как фон для семейных ужинов по будням.
Я 1968 года рождения. Институт окончила в 1991 году. Помню, как я купила последнюю в своей жизни венгерскую курицу, как стояли в очереди и покупали по 60 яиц — хорошо, что тогда зима была и «добычу» хранили между окнами. Очереди были за всем: за продуктами, обувью, одеждой. Наши ребята, общежитские, помогали в обувном держать очередь, чтобы народ не лез. Директор выдал каждому по флакону французской туалетной воды. Она долго стояла у меня в шкафу, пока окончательно не выветрилась.
После окончания института пошла устраиваться по распределению в НИИ, а мне сказали: «Девушка, идите отсюда, нам самим есть нечего». Муж стал челноком, сначала возил из Турции одежду, потом перешел на обувь, торговал в Лужниках. Я устроилась секретарем. Съездила в первый раз за границу с помощью работы. Плохо ли жили? Да нет, сносно.
В 1993 году я шла на работу — офис был на Лубянке, рядом с «Детским миром», — а вдали звучали автоматные очереди. Народ в офисе не работал, смотрел по телевизору Euronews. Было не страшно, даже когда пошли на штурм телецентра. Из окна квартиры было видно, как летят трассирующие пули. Прихожу на работу, а меня спрашивают: «Ты живая?» Страшно было осенью 1999 года, когда взрывали дома. Помню, как муж вместе с соседями ходил дежурить. Девяностые кончились как по расписанию, 31.12.1999, объявлением по ТВ. Но это уже совсем другая история.
И это у нас еще огороды были. Одноклассница была дочерью приезжих — жили в квартире, работали на вставшем заводе, участка не имели. Раз по дороге из школы она возмущалась: в газете «Спид-инфо» была статья про жизнь артистки, а та своей дочери дала сметану прямо ложкой есть, как так можно — в семье моей одноклассницы сметану намазывали на хлеб по особым поводам.
После 1995 года света чаще не было, чем был. Зимой 1998/1999 — еще и отопления, горячей воды. Ходишь по дому в пяти свитерах, нагреешь тазик кипятка помыться, первый свитер из пяти в обледенелой ванной снимаешь — уже холодно. Но юморили, пришедшим в гости говорили: «Сейчас, он из джакузи вылезет…» В моду вошли сапоги выше колена: в школе, сидя в шубе, правой рукой пишешь, а левая — на коленке в сапоге греется.
В 2000 году уехала учиться в Питер, поселилась в общежитии, где кухонь не было, а мыться приходилось среди руин, прикручивая при этом свой личный шланг для душа. Мне эта жизнь казалась раем: свет — есть, вода — горячая, сидеть в комнате можно всего лишь в толстовке поверх футболки и не мерзнуть.
Уже после окончания вуза попала в семью своего молодого человека и поразилась: шашлыки на даче жарят каждые выходные. В моей семье покупка мяса и вылазка на природу были главным событием лета: если в мае делали — хорошо, если в октябре еще раз — чаще точно не будет.
Еще, кстати, тогда заметила характерные отличия ребенка 90-х от ребенка 80-х: молодой человек был на шесть лет старше, подростком успел как следует постоять в очередях по просьбе мамы и бабушки. Я же, наоборот, привыкла, что сникерсов в ларьках изобилие, но брать их не на что. В супермаркетах он хватал все подряд: потом не будет. Я тут же выкладывала обратно: до завтра не убежит, а спонтанные траты совершать не на что. Хотя, к счастью, на что — давно уже было. И он больше любил картошку, чем макароны: городские родители макаронами кормили его каждый день, а картошка означала чью-то зарплату. В моем же случае как раз макароны были пищей богов за чудом раздобытые деньги, а картошка — пищей трудных дней.
В 90-е я еще пешком под стол ходила, но помню, что было очень много воров в общественном транспорте. Наверное, каждый из моих родственников столкнулся с карманниками, которые резали сумки и одежду, вырывали вещи прямо из рук. Сейчас это воспринимается как дикость, но тогда было повсеместно. Помню, учительница пришла на первый урок в слезах и с порванной сумкой, вместо занятия чаем ее отпаивали. Носить дорогие вещи или яркую красивую одежду означало привлечь внимание воров. Помню, как бабушка подарила свои золотые сережки и просила на улицу их не надевать, иначе «оторвут с ушами».
Еще у нас пропал одноклассник со всей семьей, трое их детей ходили в нашу школу. Учителя шептались, а мы подслушивали. То ли сбежали, то ли их убили — так и не узнал никто.
В ресторан и кафе никто из моих знакомых или родственников не ходил, свадьбы, дни рождения и похороны все были только в квартирах. Чайные пакетики заваривали по два-три раза, «Доширак» считался иноземным деликатесом, картошку заготавливали на даче с лета на всю зиму. В конце 90-х одноклассница пригласила нас в «Макдональдс» на день рождения, и это считалось нереально круто!
Покупки и траты. Сравниваем цены и изучаем, как потратить деньги выгодно