какого числа случилась чернобыльская авария
«Если дотянем до утра, будем жить вечно» Хроника ночи чернобыльской катастрофы глазами первых свидетелей
Ночью 26 апреля 1986 года реактор № 4 Чернобыльской атомной электростанции взорвался, положив начало одной из самых страшных ядерных катастроф в истории. Основываясь на более чем десятилетней работе, записях сотен бесед, на личной переписке, неизданных воспоминаниях и недавно рассекреченных архивных документах, журналист Адам Хиггинботам написал книгу, в которой показал чернобыльскую аварию глазами ее первых свидетелей — «Чернобыль: История катастрофы». Она выйдет в конце апреля в издательстве «Альпина нон-фикшн». С разрешения издательства «Лента.ру» публикует фрагмент текста.
Сразу после 1:25 утра, когда багровый конус пламени, переливающегося вокруг полосатой вентиляционной трубы, взлетел на 150 метров в небо над атомной станцией, в военизированной пожарной части №2 прозвучал сигнал тревоги. На главной панели в диспетчерской внезапно вспыхнули сотни красных сигнальных лампочек — по одной на каждую комнату комплекса Чернобыльской АЭС.
Лейтенант Правик скомандовал выезд, и один за другим три красно-белых пожарных ЗИЛа рванули к станции. 24-летний сержант Александр Петровский не нашeл свою каску и вместо нее схватил форменную фуражку Правика. Часы показывали 1:28. За рулем первого грузовика сидел Анатолий Захаров, крепкий общительный мужчина 33 лет. Он числился парторгом части и работал не только на станции, но еще и спасателем в городе: вооружившись биноклем и сев на моторную лодку, вытаскивал из Припяти пьяных купальщиков. Захаров повернул направо и на полной скорости погнал вдоль забора атомной станции. Крутой поворот налево, въездные ворота, и вот, проскочив мимо длинного, приземистого здания дизель-генераторов, они мчат по территории атомной станции. Включенная рация извергала распоряжения и вопросы: что произошло? Какие повреждения наблюдаете? Прямо за ними ехали две цистерны с водой, дежурный караул Припятской пожарной части тоже спешил на пожар. Лейтенант Правик объявил высший уровень тревоги, номер три, вызывая на помощь все свободные пожарные части Киевской области.
В ветровом стекле машины маячило здание станции. Захаров свернул на подъездную дорогу, проехал между бетонными сваями второго яруса и направил машину к северной стене третьего реактора. И там, с расстояния 30 метров, увидел то, что осталось от 4-го энергоблока.
Наверху, в зале управления 4-го блока, все говорили одновременно, а заместитель главного инженера Анатолий Дятлов пытался понять, что показывают приборы. Созвездие красных и желтых сигнальных ламп мигало над консолями пультов турбины, насосов и реактора, крякали не переставая электрические сирены. Картина вырисовывалась мрачная. Индикаторы показывали, что все восемь главных аварийных клапанов открыты, но воды в сепараторах не оставалось. Этот сценарий был за гранью максимальной проектной аварии, худший кошмар атомщика: активная зона задыхается без тысяч литров жизненно необходимого охладителя, растет угроза расплавления активной зоны.
А за пультом старшего инженера управления реактором Топтунова стрелки на циферблатах сельсинных датчиков замерли на отметке 4 метра, показывая, что стержни управления застряли намертво, не опустившись даже до половины. Топтунов освободил стержни от электромагнитных захватов, чтобы сила тяжести опустила их донизу, но почему-то они застряли, прежде чем остановился реактор. Серые жидкокристаллические цифры показаний ионизационных камер, размещенных вокруг активной зоны, бегали вверх и вниз. Там что-то еще происходило, но ни Дятлов, ни люди вокруг него уже не могли ни на что повлиять.
В отчаянии Дятлов повернулся к инженерам-практикантам Виктору Проскурякову и Александру Кудрявцеву и распорядился завершить остановку реактора вручную. Он велел им отправиться в реакторный зал и силой задвинуть стержни в ядро.
Практиканты послушались, но, как только они вышли из зала, Дятлов сообразил, что делает ошибку. Если уж стержни не падают под своим весом, их не удастся сдвинуть вручную. Он выскочил в коридор, чтобы вернуть практикантов, но они уже исчезли в облаках пара и пыли, заполнивших помещения и лестничные пролеты блока №4.
Вернувшись в зал управления, Дятлов начал отдавать приказы. Начальнику смены Александру Акимову он сказал, чтобы тот отпустил домой всех, без кого сейчас можно было обойтись, включая старшего инженера управления реактором Леонида Топтунова, нажавшего кнопку остановки реактора АЗ-5. Затем велел Акимову запустить насосы аварийного охлаждения и вытяжные вентиляторы и дал команду открыть клапаны трубы охлаждения. «Мужики, — сказал он, — мы должны подать воду в реактор».
Выше, на отметке «плюс 12.5», в комнате без окон, где сидели старшие инженеры, Александра Ювченко окружали пыль, пар и темнота. Из-за выбитой двери доносилось ужасное шипение. Ювченко нашарил на столе телефон, попробовал связаться с блочным щитом управления №4, но линия молчала. Потом кто-то позвонил с блочного щита управления №3 и сказал: «Срочно несите носилки».
Ювченко подхватил носилки и побежал вниз на отметку «плюс 10», но прежде, чем он добрался до зала управления, его остановил растерянный человек в почерневшей одежде, с окровавленным и неузнаваемым лицом. Только по голосу Ювченко понял, что это его друг, оператор насосов охлаждения Виктор Дегтяренко. Виктор сказал, что идет со своего рабочего места и что там остались люди, которым нужна помощь. Светя во влажную темноту фонариком, Ювченко увидел второго оператора по другую сторону кучи обломков. Грязный, мокрый и ошпаренный струей пара, он все же стоял на ногах. Он дрожал от шока, но отмахнулся от Ювченко. «Я в порядке, — сказал он. — Помоги Ходемчуку. Он в насосной».
Потом Ювченко увидел появившегося из темноты своего коллегу Юрия Трегуба. Его послали с блочного щита управления №4 вручную открыть вентили системы охлаждения высокого давления и залить активную зону реактора водой. Зная, что для этого потребуются как минимум двое, Ювченко направил раненого оператора туда, где ему окажут помощь, а сам пошел с Трегубом к емкостям охладителя. Ближайший вход был завален обломками, они спустились на два этажа вниз и оказались по колено в воде. Дверь в зал заклинило намертво, но через узкую щель они сумели заглянуть внутрь.
Все было разрушено. Гигантские стальные цистерны разорвало как мокрый картон, а там, где должны были быть стены и потолок зала, они увидели сияющие звезды. Внутренности затемненной станции заливал лунный свет.
Трегуб и Ювченко повернули в транспортный коридор и вышли наружу. Стоя в полусотне метров от реактора, они одними из первых осознали, что произошло с 4-м энергоблоком. Это было ужасающее, апокалиптическое зрелище: крыши над реакторным залом не было, правую стену почти полностью разрушило взрывом. Половина контура охлаждения исчезла: слева висели в воздухе емкости и трубы, которые питали главные циркуляционные насосы. Ювченко понял, что Валерий Ходемчук наверняка погиб: место, где тот стоял, было погребено под дымящейся кучей обломков, освещаемой вспышками, — оборванные кабели под напряжением 6000 вольт, толщиной с мужскую руку, раскачивались, «коротя» и осыпая искрами обломки.
И откуда-то из массы обломков железобетона и балок — из руин блока №4, в которых должен был находиться реактор,— Александр Ювченко увидел нечто еще более устрашающее: мерцающий столб эфирного бело-голубого света, поднимающийся прямо в ночное небо и исчезающий в бесконечности. Это странное, окруженное языками пламени от горящего здания и перегретых кусков металла и оборудования свечение на несколько секунд заворожило Ювченко. Но Трегуб потащил его назад, за угол, подальше от опасности: свечение, которое захватило воображение Ювченко, было вызвано радиоактивной ионизацией воздуха и почти наверняка означало, что открытый реактор смотрит сейчас прямо в атмосферу.
Когда три грузовика пожарной части №2 подъехали к 4-му блоку, им навстречу выбежал сотрудник пожарной безопасности станции. Это он вызвал пожарных. Анатолий Захаров выпрыгнул из своей кабины и огляделся. На земле беспорядочно валялись графитные блоки, многие еще светились от сильного жара. Захаров видел, как строили реактор, и точно знал, что это.
— Толик, что это? — спросил один из бойцов.
— Пацаны, это нутро реактора, — сказал Захаров. — Если дотянем до утра, будем жить вечно.
Правик приказал Захарову оставаться на связи и ждать указаний. Они с командиром взвода Леонидом Шавреем проведут разведку и найдут очаг возгорания.
— И тогда начнем тушить, — сказал Правик.
С этими словами они исчезли в здании станции.
Внутри турбинного зала 4-го блока двое пожарных увидели картину полного хаоса. Битое стекло, бетон и куски металла валялись повсюду; несколько ошеломленных операторов бегали тут и там в дыму, поднимавшемся от обломков; стены здания дрожали, и откуда-то сверху несся рев вырывающегося пара. Окна вдоль ряда А были разбиты, и лампы над турбиной №7 разлетелись; струи пара и горячей воды хлестали из изуродованного патрубка подающей трубы, вспышки пламени были видны сквозь клубы пара в районе топливных насосов. Часть крыши провалилась, и тяжелые обломки — выброшенные взрывом из здания реактора на крышу зала — продолжали падать сверху. В какой-то момент свинцовая пробка, закрывавшая канал реактора, кувыркаясь, упала с потолка и врезалась в землю в метре от оператора.
У Правика и Шаврея, обычных пожарных, не было приборов для измерения уровня радиации. Рации не работали. Они нашли телефон, попытались связаться с диспетчером Чернобыльской станции, чтобы узнать какие-то подробности происшествия, и не смогли дозвониться. Следующие 15 минут они бегали внутри станции, но ничего не установили наверняка, кроме того, что части крыши турбинного зала провалились, а то, что осталось, горело.
К тому времени, как Правик и Шаврей вернулись к своим товарищам, к 3-му энергоблоку прибыли пожарные из городской части Припяти. К двум часам ночи бойцы еще 17 пожарных частей со всей Киевской области направлялись к станции, а с ними поисковые команды, экипажи спасательных лестниц и цистерны. В Министерстве внутренних дел в Киеве уже создали кризисный центр и требовали докладывать об обстановке каждые 40 минут.
В своей квартире через улицу от Припятского отделения милиции Петр Хмель, командир первого караула военизированной пожарной части №2, готовился лечь спать после долгой вечерней попойки, когда в дверь позвонили. Это был Радченко, водитель из части.
«Пожар на четвертом блоке», — сказал он.
Хмель надел форму и спустился к присланному за ним УАЗику. Собираясь, Хмель успел прихватить полбутылки «Советского шампанского». Пока УАЗик поворачивал на улицу Леси Украинки, лейтенант припал к бутылке и осушил ее до донышка.
Тревога тревогой, но не пропадать же напитку.
В квартире на проспекте Ленина Виктора Брюханова разбудил телефонный звонок — через две минуты после взрыва. Когда он зажег свет, проснулась и жена. Звонки со станции посреди ночи не были чем-то необычным, но сейчас, пока муж слушал, что ему говорят в трубку, Валентина видела, как меняется выражение его лица. Виктор положил трубку, оделся и вышел из квартиры, не сказав ни слова.
Не было еще двух часов ночи, когда он приехал на станцию. Увидел изломанный контур четвертого блока, подсвеченный изнутри тусклым красным сиянием, и понял, что случилось худшее.
«Сяду в тюрьму», — подумал он.
Войдя в главный административный корпус, директор приказал открыть аварийный бункер в подвале. Он строился как убежище для персонала в случае ядерной войны. Укрепленный бункер вмещал кризисный центр со столами и телефонами для всех начальников отделов станции, обеззараживающие души, лазарет для раненых, воздушные фильтры, поглощающие отравляющие газы и радионуклиды из атмосферы, дизель-генератор и трехдневный запас пресной воды на 1500 человек — все это было надежно укрыто за стальной дверью воздушного шлюза. Брюханов сначала поднялся в свой кабинет на третьем этаже и попытался дозвониться до начальника смены станции. Тот не отвечал. Брюханов распорядился активизировать автоматическую систему телефонного оповещения, разработанную для информирования руководства об аварии высшей степени — Общей радиационной аварии. Это означало выброс радиации не только внутрь помещений станции, но и на поверхность земли и в атмосферу.
Приехал глава Припяти вместе с курировавшим станцию майором КГБ и секретарями парткомов города и станции. У них было много непростых вопросов. У директора ответов не было.
Длинное, узкое, с низким потолком помещение бункера, заставленное столами и стульями, быстро заняли вызванные по тревоге начальники отделов ЧАЭС. Брюханов сел у двери, за стол с несколькими телефонами и небольшим пультом, и начал докладывать об аварии своему руководству. Первым делом он позвонил в Москву в «Союзатомэнерго», затем — первому и второму секретарям Киевского обкома партии. «Случилось обрушение,— сказал он.— Непонятно, что произошло. Дятлов сейчас разбирается». Потом он позвонил в республиканское министерство энергетики и диспетчеру областных энергосетей.
Вскоре в бункере было уже человек 30-40. Гудела вентиляция, царила полная неразбериха. Гомон голосов отражался эхом от толстых бетонных стен — начальники подразделений вызывали по телефону сотрудников, все готовились закачивать воду в активную зону реактора №4. Брюханов неподвижно сидел за своим столом у двери: его обычное немногословие превратилось в ступор, движения были замедленными, казалось, он онемел от потрясения.
Увидев весь ужас разрушения 4-го блока снаружи, Александр Ювченко и Юрий Трегуб бросились назад в здание станции — доложить обстановку. Но, прежде чем они добрались до щита управления, их остановил начальник Ювченко, Валерий Перевозченко, начальник смены реакторного цеха. С ним были двое практикантов, которых Дятлов послал опустить стержни управления вручную. Ювченко попытался объяснить им, что это бессмысленно: стержней управления — да и самого реактора — уже не существовало. Однако Перевозченко настаивал: Ювченко видел реактор снизу, нужно оценить ущерб сверху.
Трегуб отправился к щиту управления, а Ювченко согласился помочь Перевозченко и практикантам найти доступ в реакторный зал. Приказ есть приказ, кроме того, у него был фонарь, а у них нет. Вчетвером они поднялись по лестницам с отметки «плюс 12» на отметку «плюс 35». Ювченко шел последним. Наконец, пройдя через лабиринт разрушенных стен и изогнутого металла, они добрались до массивной двери воздушного шлюза зала реактора. Стальная, заполненная бетоном дверь весила несколько тонн, шатунный механизм, который удерживал ее открытой, был поврежден взрывом. Если они войдут, и дверь за ними захлопнется, они окажутся в ловушке. Ювченко согласился остаться снаружи. Он уперся плечом в дверь и изо всех сил удерживал ее открытой, пока трое его коллег переступили через порог.
Внутри места почти не было. Перевозченко стоял на узкой приступке и светил вокруг себя фонариком Ювченко. Желтый луч фонарика выхватывал контуры «Елены», гигантского диска, косо висящего на краях корпуса реактора. Сотни проходивших сквозь него узких паровых труб были разорваны и свисали спутанными клубками, как волосы растерзанной куклы. Стержней управления не было в помине. Глядя в расплавленный кратер внизу, трое мужчин с ужасом осознали, что уставились прямо в активную зону — раскаленное чрево реактора.
Перевозченко, Проскуряков и Кудрявцев оставались на карнизе, пока Ювченко держал дверь, — минуту, не более. Но и это было слишком долго. Все трое получили смертельную дозу радиации за несколько секунд.
Когда, потрясенные увиденным, они ввалились обратно в коридор, Ювченко тоже решил взглянуть на разрушения. Но Перевозченко, ветеран атомного подводного флота, который отлично понимал, что случилось, отодвинул молодого человека в сторону. Дверь захлопнулась.
«Не на что там смотреть, — сказал он. — Идем отсюда».
Авария на Чернобыльской АЭС и ее последствия
В ночь на 26 апреля 1986 года на четвертом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции (ЧАЭС), расположенной на территории Украины (в то время Украинской ССР) на правом берегу реки Припять в 12 километрах от города Чернобыля Киевской области, произошла крупнейшая в истории мировой атомной энергетики авария.
Четвертый энергоблок ЧАЭС был запущен в промышленную эксплуатацию в декабре 1983 года.
На 25 апреля 1986 года на ЧАЭС было намечено проведение проектных испытаний одной из систем обеспечения безопасности на четвертом энергоблоке, после чего реактор планировалось остановить для проведения плановых ремонтных работ. В ходе испытаний предполагалось обесточить оборудование АЭС и использовать механическую энергию вращения останавливающихся турбогенераторов (так называемого выбега) для обеспечения работоспособности систем безопасности энергоблока. Из-за диспетчерских ограничений остановка реактора несколько раз откладывалась, что вызвало определенные трудности с управлением мощностью реактора.
26 апреля в 01 час 24 минуты произошел неконтролируемый рост мощности, который привел к взрывам и разрушению значительной части реакторной установки. Из-за взрыва реактора и последовавшего пожара на энергоблоке в окружающую среду было выброшено значительное количество радиоактивных веществ.
Принятые в последующие дни меры по засыпке реактора инертными материалами привели сначала к уменьшению мощности радиоактивного выброса, но затем рост температуры внутри разрушенной шахты реактора привел к повышению количества выбрасываемых в атмосферу радиоактивных веществ. Выбросы радионуклидов существенно снизились только к концу первой декады мая 1986 года.
Выброшенные из разрушенного реактора в атмосферу продукты деления ядерного топлива были разнесены воздушными потоками на значительные территории, обусловив их радиоактивное загрязнение не только вблизи АЭС в границах Украины, России и Белоруссии, но и за сотни и даже тысячи километров от места аварии. Радиоактивному загрязнению подверглись территории многих стран.
Наиболее обширные территории были загрязнены в Украине (41,75 тысяч квадратных километров), Белоруссии (46,6 тысяч квадратных километров), европейской части России (57,1 тысяч квадратных километров).
В долгосрочном плане основным дозообразующим радионуклидом на большей части чернобыльского следа, в том числе и в России, явился цезий-137 (период полураспада 30 лет). Общий выброс цезия-137 оценивается на уровне 85 ПБк (петабеккерель), в том числе около 19 ПБк (22%) выпало на территории России.
В России радиационному загрязнению цезием-137 подверглись 19 субъектов. Наиболее загрязненными областями являются Брянская (11,8 тысяч квадратных километров загрязненных территорий), Калужская (4,9 тысяч квадратных километров), Тульская (11,6 тысяч квадратных километров) и Орловская (8,9 тысяч квадратных километров).
Значительная часть территории России, Украины и Белоруссии оказалась загрязненной на уровне, превышающем 5 Ки/км 2 (185 кБк/м 2 ). Сельскохозяйственные угодья площадью почти 52 тысячи квадратных километров пострадали от цезия-137 и стронция-90 с периодом полураспада в 30 и 28 лет соответственно.
Сразу же после катастрофы погиб 31 человек, а 600 тысяч ликвидаторов, принимавших участие в тушении пожаров и расчистке, получили высокие дозы радиации. Радиоактивному облучению подверглись почти 8,4 миллиона жителей Белоруссии, Украины и России, из них было переселено почти 404 тысячи человек.
Из-за очень высокого радиоактивного фона после аварии работа атомной станции была остановлена. После проведения работ по дезактивации зараженной территории и сооружения объекта «Укрытие» 1 октября 1986 года был запущен первый энергоблок ЧАЭС, 5 ноября — второй а 4 декабря 1987 года в работу был включен и третий энергоблок станции.
В соответствии с Меморандумом, подписанным в 1995 году между Украиной, государствами «большой семерки» и Комиссией Европейского Союза, 30 ноября 1996 года было принято решение об окончательной остановке первого энергоблока, а 15 марта 1999 года — второго энергоблока.
11 декабря 1998 года был принят закон Украины «Об общих принципах последующей эксплуатации и снятия с эксплуатации Чернобыльской АЭС и преобразования разрушенного четвертого энергоблока этой АЭС в экологически безопасную систему».
ЧАЭС перестала вырабатывать электроэнергию 15 декабря 2000 года, когда был навсегда остановлен третий энергоблок.
25 апреля 2001 года станция была реорганизована в Государственное специальное предприятие «Чернобыльская АЭС».
С этого дня предприятие работает над снятием энергоблоков с эксплуатации, утилизацией радиоактивных отходов и строительством над четвертым энергоблоком нового безопасного конфайнмента (защитное сооружение), призванного заменить объект «Укрытие».
Новый безопасный конфайнмент (НБК) — это многофункциональный комплекс для преобразования объекта «Укрытие» в экологически безопасную систему. Согласно проекту, основное сооружение, входящее в состав НБК, будет иметь форму арки высотой 108 метров длиной 150 метров и шириной 257 метров.
Авария на Чернобыльской АЭС
Эта авария расценивается как крупнейшая за всю историю атомной энергетики, так по предполагаемому количеству погибших и пострадавших от ее последствий людей. В течение первых трех месяцев после аварии погиб 31 человек, последствия аварии за последующие 15 лет стали причиной гибели от 60 до 80 человек. 134 человека перенесли лучевую болезнь той или иной степени тяжести, более 115 тыс. человек из 30-километровой зоны были эвакуированы. В ликвидации последствий катастрофы участвовало более 600 000 человек.
МНЕНИЕ АКАДЕМИКА
Мне тогда и в голову не приходило, что мы двигаемся навстречу событию планетарного масштаба, событию, которое, видимо, войдет в историю человечества как извержение знаменитых вулканов, гибель Помпеи или что-нибудь близкое к этому».
Академик Валерий Легасов
СООБЩЕНИЕ ТАСС
На Чернобыльской атомной электростанции произошел несчастный случай. Один из реакторов получил повреждение. Принимаются меры с целью устранения последствий инцидента. Пострадавшим оказана необходимая помощь. Создана правительственная комиссия для расследования происшедшего.
28 апреля 1986 г., 21.00
ХРОНИКА АВАРИИ И ЕЕ ПРЕОДОЛЕНИЯ
В ночь на 26 апреля 1986 года ошибки персонала, работавшего на 4-ом блоке Чернобыльской АЭС, помноженные на ошибки конструкторов реактора РБМК (реактор большой мощности, канальный), а именно этот тип реактора использовался на ЧАЭС, привели к самой серьезной аварии в истории мировой атомной энергетики. Эта авария стала крупной техногенной и гуманитарной катастрофой 20-го века.
25 апреля 1986 г. персонал Чернобыльской АЭС готовился к остановке четвертого энергоблока на планово-предупредительный ремонт, во время которого предполагалось проведение эксперимента. Вследствие диспетчерских ограничений остановка реактора несколько раз откладывалась, это вызвало трудности с управлением мощностью реактора.
26 апреля в 1 час 24 минуты произошел неконтролируемый рост мощности, который привел к взрывам и разрушению значительной части реакторной установки. В результате аварии в окружающую среду было выброшено большое количество радиоактивных веществ.
Несмотря на очевидные масштабы аварии, возможность серьезных радиационных последствий вблизи от атомной станции, а также доказательства трансграничного переноса радиоактивных веществ на территорию стран Западной Европы, на протяжении первых нескольких суток руководство страны не предпринимало адекватных действий в области информирования населения как СССР, так и других стран.
Более того, уже в первые дни после аварии были приняты меры по засекречиванию данных о ее реальных и прогнозируемых последствиях.
В результате аварии радиоактивному загрязнению только в России подверглась территория 19-ти субъектов с населением около 30 миллионов человек. Площадь территорий, загрязненных цезием-137, составила более 56 тысяч квадратных километров, на которых проживали около 3 миллиона человек.
В первый и наиболее острый период к ликвидации последствий аварии в зоне ЧАЭС было привлечено свыше 100 тысяч граждан СССР. Всего же за первые три года после аварии в 30-километровой зоне побывали 250 тысяч работников. Эти люди делали все возможное, чтобы минимизировать последствия аварии. В последующий период все работы по контролю за радиационной обстановкой, снижению доз облучения населения, реабилитации загрязненных территорий, оказанию медицинской помощи и социальной защите населения пострадавших районов проводились в рамках государственных целевых программ.
Спустя сутки после аварии правительственная комиссия приняла решение о необходимости эвакуации жителей близлежащих населенных пунктов. Всего до конца 1986 г. из 188 населенных пунктов (включая г. Припять) было отселено около 116 тыс. человек.
В середине мая 1986 г. правительственная комиссия приняла решение о долговременной консервации 4-го блока с целью предотвращения выхода радионуклидов в окружающую среду и уменьшения воздействия проникающей радиации на площадке ЧАЭС.
Министерству среднего машиностроения СССР были поручены «работы по захоронению 4-го энергоблока ЧАЭС и относящихся к нему сооружений». Объект получил название «Укрытие 4-го блока ЧАЭС», всему миру он известен как «саркофаг». 30 ноября 1986 г. был подписан акт о его приемке на техническое обслуживание.
Осенью 1993 г. после пожара был остановлен второй энергоблок. В ночь с 30 ноября на 1 декабря 1996 г. в соответствии с Меморандумом, подписанным в 1995 г. между Украиной и государствами «большой семерки», остановлен первый энергоблок.
Украина добивается от международных доноров начала строительства конфайнмента «Укрытие», строительства хранилища отработанного ядерного топлива, ранее неоднократно откладывавшегося, что должно превратить ЧАЭС в безопасный объект. Объект «Укрытие», призванный превратить Чернобыльскую станцию в безопасную систему, будет представлять собой сооружение в форме арки высотой 105 метров, длиной 150 метров и шириной 260 метров. После возведения он будет «надвинут» на четвертый блок ЧАЭС, над которым после аварии 26 апреля 1986 г. был построен саркофаг. В состав ассамблеи доноров Чернобыльского фонда «Укрытие» входят 28 стран. Им управляет Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР), который 15 мая 2008 г. принял решение выделить на фонд «Укрытие» 135 млн евро, а 15 июля того же года на заседании совета стран-доноров было принято постановление о предоставлении еще 60 миллионов евро. США в апреле 2009 г. выделили Украине 250 млн долларов на обеспечение безопасности Чернобыльской АЭС.
В апреле 2011 года в Киеве прошла конференция доноров, на которой удалось собрать 550 миллионов евро. До этого украинские власти заявляли, что на завершение чернобыльских проектов не хватает порядка 740 миллионов евро.
Планируется, что в результате реализации программы объект «Укрытие» станет экологически безопасным.
ВОСПОМИНАНИЯ ОЧЕВИДЦЕВ
По радио сообщили, что к 15.00 всему населению необходимо быть готовым к эвакуации. Для этого нужно собрать с собой необходимые на три дня вещи и продукты и выйти на улицу. Мы так и сделали.
Мы жили почти на окраине города, и получилось так, что после того, как мы вышли, мы еще больше часа простояли на улице. В каждом дворе было по 3-4 милиционера, которые делали поквартирный обход, они заходили в каждый дом и каждую квартиру. Тех, кто не хотел эвакуироваться, выводили силой. Подъезжали автобусы, люди загружались и выезжали. Вот так мы и уехали со 100 рублями в кармане и вещами и продуктами на три дня.
Нас увезли в село Марьяновка Полесского района, которого сегодня уже тоже нет на карте. Там мы пробыли три дня. К вечеру третьего дня стало известно, что радиационный фон растет и в Марьяновке. Стало понятно, что ждать нам нечего и нужно самим что-то решать, ведь у нас на руках было трое детей. В тот же вечер на последнем автобусе из Полесского мы уехали в Киев, а оттуда муж меня с детьми отвез к маме в село.
Я много лет была в санитарной дружине и четко знала, что первым делом по приезду к маме надо помыться и постираться. Так мы и поступили. Мы с мамой вырыли яму, все туда закинули и залили всем, что было.
2. Вечером 25 апреля сын попросил меня рассказать ему перед сном сказку. Я начал рассказывать и не заметил, как уснул вместе с ребенком. А жили мы в Припяти на 9-м этаже, причем из окна кухни была хорошо видна станция.
Жена еще не спала и ощутила какой-то толчок дома, вроде легкого землетрясения. Подошла к окну на кухне и увидела над 4-м блоком сначала черное облако, потом голубое свечение, потом белое облако, которое поднялось и закрыло луну.
Жена разбудила меня. Перед окном у нас проходил путепровод. И по нему одна за другой – с включенной сигнализацией – мчались пожарные машины и машины «Скорой помощи». Но я не мог подумать, что произошло что-то серьезное. Успокоил жену и лег спать.
Тут вижу, что включается сигнал оповещения об аварии с 4-го блока. Я побежал туда. Встретились ребята. Они были очень грязные и возбужденные. Наконец машзал. Он интересовал меня в первую очередь, так как там запасы водорода и машинного масла – все это огнеопасно. Вижу, кровля рухнула. Потом побежал на щит управления 4-м блоком. Спросил: «Льете ли воду для охлаждения реактора?». Мне ответили, что льют, но куда она идет и сами не знают.
Появился дозиметрист, сообщил, что его прибор слабенький и полную мощность радиационного излучения измерить не может. Вижу, ребята несут обожженного человека, это оказался В. Шашенок. Он был грязный, в шоковом состоянии, стонал. Я помог донести парня до щитовой 3-го блока. Оттуда позвонил в Москву, в ВПО «Союзатомэнерго», сказал, что на Чернобыльской АЭС самая серьезная авария. Потом позвонил телефонистке, чтобы объявила общую аварию по станции.