какое самообладание у лошадей простого звания
Какое самообладание у лошадей простого звания
Что нам оставили родственники Остапа Бендера?
Как много самообладания
У лошадей простого звания,
Не обращающих внимания
На трудности существования.
Говорят, это простое четверостишие знали и цитировали многие писатели. Автором его был Анатолий Фиолетов, он же родной брат Остапа Бендера.
Родственников у Остапа было много. И все оказались непростые. В данном случае нас интересуют брат Остапа, жена брата и сводная сестра Остапа.
Для тех, кто читал « Алмазный мой венец» В. Катаева, а также его же «Разнообразную жизнь», давно не секрет, что любимые герои « Золотого теленка» и «12 стульев» — реальные лица. Во всяком случае, у них есть прототипы.
Киса Воробьянинов, например, был списан с двоюродного дяди В. Катаева. Даже мебельный мастер Генрих Гамбс, за чьими стульями со спрятанными бриллиантами рьяно охотились Остап, Киса и отец Федор, существовал на самом деле и жил в Петербурге на Итальянской улице…, там, где теперь стоит памятник Остапу Бендеру.
С Остапом очень любят фотографироваться. А еще почему-то подержать его за нос. Кажется, возникла новая питерская примета. Или Остапу каждый пытается утереть нос? Во всех смыслах слова…
Для тех, кто не в курсе: краткие биографические сведения о прототипе Остапа Бендера уже давно можно найти и в Интернете. Об Осипе Вениаминовиче Шоре ( которого домашние звали Остапом), действительно, написано много, хотя он сам никогда не давал интервью. Совершенно точно известно, что учился он в Петербурге, где и познакомился с В. Катаевым, а также — с Ильфом и Петровым.
Менее известна в деталях его дальнейшая судьба, только общая канва: то, как он в разгар революционных событий целый год пробирался домой в Одессу, побывав и художником на пароходе, проведя и сеанс одновременной игры, а также пожив с некой изрядно пышнотелой дамой предельно аппетитных форм ( кстати, долго пожив, а не сбежав стремглав от мадам Грицацуевой, как в известной нам всем книге).
Намного загадочнее его дальнейшая судьба и конкретно то, что произошло в Одессе, где он работал оперуполномоченным в Одесском уголовном розыске. Там, где, по основной версии, убили вместо него родного брата. Дальше были снова Ленинград ( где на квартире у Олеши О. Шор постоянно встречался с Ильфом и Петровым), Челябинск ( где он получил срок — 5 лет лагерей, но умудрился сбежать), Ташкент, снова Ленинград… И Москва, где Осип ( Остап) Вениаминович Шор умер в 1976 году.
Это известные факты, но вернемся сначала к одесской трагедии Шора — убийству брата. Натан Вениаминович ( Беньяминович) Шор, который тоже работал в Угрозыске, был подающим большие надежды молодым поэтом. Родился в Одессе в 1897 году, убит в 1918. Известен он под псевдонимом Фиолетов ( разыграли Натан Шор и Эдуард Дзюбин два цвета — фиолетовый и багровый, так на свет родились два поэта — Анатолий Фиолетов и Эдуард Багрицкий).
Есть нежное преданье на Нипоне
О маленькой лошадке, вроде пони,
И добром живописце Канаоко,
Который на дощечках, крытых лаком,
Изображал священного микадо
В различных положеньях и нарядах…
В 1918 году Анатолий Фиолетов вступает в только что созданный ( и знаменитый впоследствии) литературный кружок « Зеленая лампа». В этом же году он погибает от бандитской пули, не дожив до 22 лет.
А эти его стихи посвящены жене — Зинаиде Шишовой, которая пережила мужа на многие-многие десятилетия ( 1898−1977).
Такие руки только снятся
В блаженном и безгрешном сне.
Их легкой ласке покоряться
Сладчайший жребий выпал мне…
А ведь книги вдовы этого совсем мало прожившего поэта многие, наверняка, читали. Зинаида Константиновна Шишова внесла весьма немалый вклад в литературу. Под фамилией Брухнова она переводила давно прочитанные нами книги зарубежных авторов. Под фамилией Шишова — она известный прозаик, автор исторических романов.
Помнит ли кто-нибудь изумительные книги об эпохе Колумба, о самом мореплавателе, юнгах, таинственных картах ( «Великое плавание», «Путешествие в страну Офир»)?
Читал ли кто-нибудь в детстве цикл книг о Джеке-Соломинке? О сыне кровельщика, который встал во главе восстания английских крестьян в конце XIV века? Академик Петрушевский, едва прочитав рукопись книги, тут же заявил, что автор одновременно заслуживает и научной степени по предмету история. А романы написаны просто талантливо и — для детей…
Книги эти до сих пор прочитываются взахлеб, на одном дыхании — настолько ярко и выразительно писала Зинаида Шишова, вдова родного брата Осипа Шора — прототипа Остапа Бендера…
И со сводной сестрой Осипа Шора ( Остапа Бендера) многие заочно знакомы, сами того не подозревая. Эльза Давыдовна Раппопорт была известным и востребованным художником по костюмам, всю жизнь проработала на киностудии имени М.Горького. Именно ее эскизы стали костюмами героев таких любимых нами фильмов, как « Эскадрон гусар летучих», «Простая история», «Белый Бим, Черное ухо», «Бэла» по лермонтовскому « Герою нашего времени», «Доживем до понедельника» и других.
Почти семейная сага о людях, связанных кровными и прочими узами, один из которых стал практически бессмертным в художественном воплощении Ильфа и Петрова…
Анатолий Фиолетов О лошадях За конете
„О ЛОШАДЯХ”
Анатолий Фиолетов (Натан Беньяминович Шор, 1897-1918 г.)
Перевод с русского языка на болгарский язык: Красимир Георгиев
1.
На улицата вечерта се спуска,
в замръзналите локви блясък въси.
Жребчета изпълнително препускат,
за да заслужат по-добре с труда си
вечеря скромна и почивка къса.
Унило капе дъжд, от облак ръси;
с прозявка кончетата гриви тръскат
и шепнат: „Сладко е, макар и късно,
в дванайсет вкъщи да се прибереме,
овес да хапнем, после, изморени,
до рамо на колега да задремем. ”
2.
О, колко самообладание
таят конете с просто звание,
в труд не обръщайки внимание
на трудното съществувание!
Ударения
ЗА КОНЕТЕ
На у́лицата вечерта́ се спу́ска,
в замръ́зналите ло́кви бля́сък въ́си.
Жребче́та изпълни́телно препу́скат,
за да заслу́жат по́-добре́ с труда́ си
вече́ря скро́мна и почи́вка къ́са.
Уни́ло ка́пе дъ́жд, от о́блак ръ́си;
с прозя́вка ко́нчетата гри́ви тръ́скат
и ше́пнат: „Сла́дко е, мака́р и къ́сно,
в двана́йсет вкъ́шти да се прибере́ме,
ове́с да ха́пнем, по́сле, изморе́ни,
до ра́мо на коле́га да задре́мем. ”
О, ко́лко самооблада́ние
тая́т коне́те с про́сто зва́ние,
в труд не обръ́штайки внима́ние
на тру́дното съштествува́ние!
Превод от руски език на български език: Красимир Георгиев
Анатолий Фиолетов
О ЛОШАДЯХ
1.
На улицы спустился вечер зябкий
И горестно мерцал в овальных лужах.
Сновали исполнительно лошадки,
Стараясь заслужить, как можно лучше,
Физическим трудом свой скромный ужин.
Уныло падал дождь, сочась из тучи,
И лошади, зевавшие украдкой,
Шептали про себя: „Как будет сладко,
Домой часов в двенадцать воротившись,
Овес сначала скушать, утомившись,
Затем уснуть, к коллеге прислонившись. ”
2.
О, сколько самообладания
У лошадей простого звания,
Не обращающих внимания
На трудности существования!
—————
Руският поет Анатолий Фиолетов (истинско име Натан Беньяминович Шор) е роден през 1897 г. в гр. Одеса. Първите му публикувани стихове са от 1914 г., тогава излиза и единствената му стихосбирка „Зелёные Агаты: Поэзы”. От 1915 до 1917 г. публикува стихове в сборници и алманаси на футуристите, сред които „Седьмое покрывало”, „Авто в облаках”, „Серебряные трубы”, „Чудо в пустыне” и „Ковчег”. Постъпва в юридическия факултет на Новорусийския университет в Одеса, но през 1917 г. е бил мобилизиран да работи като инспектор към органите за криминални разследвания. Умира на 27 ноември 1918 г. в Одеса, убит е при сражение с бандити. Най-пълното издание с негови творби е „О лошадях простого звания” (2000 г.).
Натан Беньяминович. Младший брат Остапа- Бендера
ИЗ ИНТЕРНЕТА
http://museum-literature.odessa.ua/pbasic/lru/tb2/tp3/id177
История любви и смерти поэта Анатолия Фиолетова
Алена Яворская
Сколько нужно прожить и что сделать, чтобы стать легендой?
Можно прожить длинную бурную жизнь, скитаясь по Европе, как Джакомо Казанова или Бенвенуто Челлини и в конце ее усесться за мемуары. Или перестать писать стихи в двадцать лет и стать торговцем в Африке, как Артюр Рембо.
Натан Беньяминович Шор (псевдоним — Анатолий Фиолетов) родился в Одессе в 1897 году. Убит в 1918.
Средь разных принцев и поэтов
Я — Анатолий Фиолетов —
Глашатай Солнечных Рассветов
Мой гордый знак — Грядущим жить.
Эти строки семнадцатилетнего юноши помнили многие одесские барышни спустя десятилетия. А о нем самом — забыли. Нет, не совсем забыли. Все было сложнее. С двадцатых до пятидесятых годов двадцатого века склероз — не диагноз, а алиби. Одним из первых вспомнил «молодого поэта» Валентин Катаев в повести «Алмазный мой венец».
«Прототипом Остапа Бендера был старший брат одного замечательного одесского поэта… Он был первым футуристом, с которым я познакомился и подружился. Он издал к тому времени за свой счет маленькую книжечку крайне непонятных стихов, в обложке из зеленой обойной бумаги, с загадочным названием «Зеленые агаты».
У него было вечно ироническое выражение добродушного, несколько вытянутого лица, черные волосы, гладко причесанные на прямой пробор, озорной носик сатирикончика, студенческая тужурка, диагоналевые брюки.
Как все поэты, он был пророк и напророчил себе золотое Аллилуйя над высокой могилой».
Там же и описание похорон: «. молодая жена убитого поэта и сама поэтесса, красавица, еще так недавно стоявшая на эстраде нашей «Зеленой лампы» как царица с двумя золотыми обручами на голове, причесанной директуар, и читавшая нараспев свои последние стихи. теперь, распростершись, лежала на высоком сыром могильном холме и, задыхаясь от рыданий, с постаревшим, искаженным лицом хватала и запихивала в рот могильную землю, как будто именно это могло воскресить молодого поэта. » Зинаида Шишова — самая очаровательная из одесских поэтесс и Фиолетов — самый талантливый из молодых поэтов. Какая красивая любовь…
У тебя коронка бледная
Светло-пепельных волос
Я любовь тебе принес,
Но любовь такая бедная.
Как много самообладания
У лошадей простого звания,
Не обращающих внимания
На трудности существования.
Глядите ж люди, как жемчужно
Струится мой державный стих.
Юрий, если будете давать стихи Фиолетова, то обязательно надо дать «О лошадях» и «Не архангельские трубы». Остальное на Ваше усмотрение
Стихи из альманаха «Чудо в пустыне»
О ЛОШАДЯХ
1
На улицы спустился вечер зябкий
И горестно мерцал в овальных лужах.
Сновали исполнительно лошадки,
Стараясь заслужить, как можно лучше,
Физическим трудом свой скромный ужин.
Уныло падал дождь, сочась из тучи,
И лошади, зевавшие украдкой,
Шептали про себя: «Как будет сладко,
Домой часов в двенадцать воротившись,
Овес сначала скушать, утомившись,
Затем уснуть, к коллеге прислонившись. »
2
О, сколько самообладания
У лошадей простого звания,
Не обращающих внимания
На трудности существования!
ХУДОЖНИК И ЛОШАДЬ
Есть нежное преданье на Нипоне
О маленькой лошадке, вроде пони,
И добром живописце Канаоко,
Который на дощечках, крытых лаком,
Изображал священного микадо
В различных положеньях и нарядах.
Лошадка жадная в ненастный день пробралась
На поле влажное и рисом наслаждалась.
Заметив дерзкую, в отчаяньи великом
Погнались пахари за нею с громким криком.
Вся в пене белой и вздыхая очень тяжко,
К садку художника примчалась вмиг бедняжка.
А он срисовывал прилежно вид окрестный
С отменной точностью, для живописца лестной.
Его увидевши, заплакала лошадка:
«Художник вежливый, ты дай приют мне краткий,
За мною гонятся угрюмые крестьяне,
Они побьют меня, я знаю уж заране. »
Подумав, Канаоко добродушный
Лошадке молвил голосом радушным:
«О бедная, войди в рисунок тихий,
Там рис растет, там можно прыгать лихо. »
И лошадь робко спряталась в картине,
Где кроется, есть слухи, и поныне.
З. К. ШИШОВОЙ
Такие руки только снятся
В блаженном и безгрешном сне.
Их легкой ласке покоряться
Сладчайший жребий выпал мне.
И я любил свои досуги
За шумной чашей проводить,
Для легкомысленной подруги
Неделю милым другом быть,
Иль моде английской покорный,
Покинув жаркую кровать,
Приехать ночью в дом игорный
И до рассвета банк метать.
Такая жизнь не очень странной
Казалась в девятнадцать лет,
И это вы, мой друг желанный,
Блеснули, как небесный свет,
Очаровательным виденьем,
Необычайною звездой,
И сердце ранили томленьем,
Такой пленительной бедой.
И бросил я хмельные чаши
В досужих дней поток дурной.
Ах, это только пальцы ваши
Меня ведут стезей иной!
Но я умею покоряться,
Блаженный жребий выпал мне, —
И днем и ночью и во сне
Устами легких рук касаться.
***
Не архангельские трубы, —
деревянные фаготы,
пели мне о жизни грубой,
про печали, про заботы.
И теперь как прошлым летом,
не грущу и не читаю,
озаренный тихим светом,
дни прозрачные считаю.
Не грустя, и не ликуя,
ожидаю смерти милой,
золотого аллилуйя
над высокою могилой.
Милый Боже! Неужели
я метнусь в благой дремоте?
— Все прошло, над всем пропели
деревянные фаготы.
* * *
У тебя коронка бледная
Светло-пепельных волос.
Я любовь тебе принес,
Но любовь такая бедная.
Ты царевна стройно-стройная,
Аметисты в блеске глаз.
Любишь только темный газ —
В светлых платьях беспокойная.
Знаю я — улыбка пьяная,
Бледность строгого лица
Ждет любовника жреца,
А любовь земная, странная,
Без молитвы и молчания
Для тебя смешна до слез.
Ты — в сияньи нежных грез,
В сладкой грусти ожидания.
Стихи из альманаха «Авто в облаках»
ПРЕДУТРЕННИЙ ЧАС
1
Голубые лошадки,
Мигая от хмурых лучей,
В кармине яичном
Тупых и скрипящих свечей.
Обои в испуге.
Подковы лошадок дрожат.
Погаслого неба
Невнятен истрепанный взгляд.
Рассветную маску
Надели на стены холсты.
Убегают лошадки,
Упруго поднявши хвосты.
2
Молодой носатый месяц разостлал платочек белый
У подножья скользкой тучи и присел, зевнув в кулак.
Пиджачок его кургузый, от прогулок порыжелый,
На спине истерся очень и блестел как свежий лак.
А над месяцем на нитях звезды сонные желтели,
Холодел сапфирный сумрак, на земле пробило пять.
И, поднявшись, вялый месяц шепчет звездам еле-еле:
«Я тушу вас, не пугайтесь, — вам пора ложиться спать!»
В КАНАВЕ
Чахоточный угрюмый колокольчик,
Качаясь на зеленой хрупкой ножке,
Развертывал морщинистый чехольчик,
Протягивал навстречу солнцу рожки.
Глаза его печальные линяли,
Чехольчик был немодного покроя,
Но взгляды безнадежные кричали:
«Мне все равно, вы видите, — больной я!»
* * *
У моего приятеля дерева
Зеленоватые стильные волосы.
Но на стане упругом теперь его
От укусов пилы, как от жал осы,
Белой кровью наполнены язвы.
Ах, скажите — не больно вам разве,
Если приятель, единственный, чуткий,
Мудро молчавший при встрече,
Умирает бессмысленно, жутко,
В июньский серебряный вечер.
ОСЕНЬ
(Больное)
Сегодня стулья глядят странно и печально,
И мозговым полушариям тоже странно —
В них постукивают молоточки нахально,
Как упорная нога часов над диваном.
Но вдруг, вы понимаете, мне стало забавно:
Поверьте, у меня голова ходит кругом.
Ах, я вспомнил, как совсем недавно
Простился с лучшим незабываемым другом.
Я подарил ему половую тряпку.
Очень польщенный, он протянул мне свой хвостик
И, приподнявши паутиновую шляпку,
Произнес экспромтно миниатюрный тостик.
Он сказал: «Знаешь, мой милый, я уезжаю,
Закономерно, что ты со мной расстаешься».
Но, тонкий как палец, понял, что я рыдаю,
И шепнул нахмуренно: «Чего ты смеешься?»
Ах, бледнеющему сердцу безмерно больно,
И черное небо нависло слишком низко.
Но, знаете, я вспомнил, я вспомнил невольно —
Гляньте на тротуары, как там грязно и слизко.
АПРЕЛЬ ГОРОДСКОЙ
Апрель, полупьяный от запахов марта,
Надевши атласный тюльпановый смокинг,
Пришел в драпированный копотью город.
Брюнетки вороны с осанкою лорда
Шептались сурово: «Ах choking, ах choking!
Вульгарен наряд у румяного франта».
Но красное утро смеялось так звонко,
Так шумно Весна танцевала фурлану,
Что хрупкий плевок, побледневший и тонкий,
Внезапно воскликнул: «Я еду в Тоскану!»
И даже у неба глаза засинели,
И солнце, как встарь, целовалось с землею,
А тихие в белых передниках тучки
Бродили, держась благонравно за ручки,
И мирно болтали сестричка с сестрою:
«Весна слишком явно флиртует с Апрелем».
Когда же заря утомленно снимала
Лиловое платье, истомно зевая,
Весна в переулках Апрелю шептала:
«Мой милый, не бойся угрозного мая».
Но дни, умирая от знойного хмеля,
Медлительно таяли в улицах бурых,
Где солнце сверкало клинками из стали.
А в пряные ночи уже зацветали
Гирлянды жасминов — детей белокурых
Весны светлоглазой и франта Апреля.
Стихи из альманаха «Серебряные трубы»
ЭЛЕКТРИЧЕСКИЕ СУМЕРКИ
В электрические сумерки дали улицы зачарованы,
Фонари устало светятся, к мостовым своим прикованы,
Красноглазые автобусы с тишиной перекликаются,
И деревья в платья лунные лунным светом облекаются.
Что-то в сумерках таинственно. И прохожие медлительны,
И глаза у них безумные, и улыбки их томительны.
Я не знаю. Мне так кажется. Но колдует вечер матовый.
Отчего-то улыбается месяц гордый и гранатовый.
В электрические сумерки эти звоны отдаленные,
Эти шумы беспокойные, блеском улиц утомленные,
В чутком сердце отражаются, томным облаком колышутся.
Поцелуйные и нежные, чьи-то речи сердцу слышатся.
ЛЕГЕНДА
Маленькая девочка по дороге шла.
Маленькая девочка камешек нашла.
Был тот камень розовый и яснел в пыли,
Как заря вечерняя в золотой дали.
Камень ей понравился. Хоть и был он мал,
Красотой мечтательной радостно сиял.
Прибежала девочка в темный домик свой,
Засмеялась: «Мамочка, глянь на камень мой!»
Протянула камешек, но меж пальцев он
Кровью ярко-красною весь был обагрен.
И вскричала женщина, закричала в ночь:
«О, спасите девочку, маленькую дочь!
Я узнала дьявола, я узнала кровь,
И его смертельную красную любовь».
Но внезапно зарево поднялось над ней,
И в огне пылающих, яростных лучей
Потонула женщина и ее дитя,
В дьявольские сумерки, в темный ад летя.
Маленькая девочка по дороге шла,
Маленькая девочка, что ж она нашла?
Стихи из альманаха «Седьмое покрывало»
* * *
Как холодно розовым грушам!
Уж щеки в узорах румянца.
Прильнувши к витрине послушно,
Их носики жалко слезятся.
Октябрь злой сыростью дышит,
А у груш тончайшая кожа.
И было б, бесспорно, не лишним
Им сшить из сукна, предположим,
Хоть маленький китель, пальтишко,
В одежде им было б теплее.
Но к вам невнимательны слишком.
Ах, как я вас, груши, жалею!
ОСЕНЬ НА ДАЧЕ
В пальто лакированном нежный рояль простудился,
Уныло жужжали продрогшие хриплые струны,
А август прозрачный слезами глухими залился,
По-детски вздыхая средь ночи сырой и безлунной.
Наутро закашляли тягостно хмурые ветры,
И сад полысевший, кивая печально ветвями,
Позволил деревьям надеть известковые гетры.
. Безрадостно осень приходит ненастными днями.
ЩЕЛКУНЧИК И МЫШИНЫЙ КНЯЗЬ
Щелкунчик в нарядном лиловом камзоле
На елке подарен был маленькой Оле.
Щелкунчика взоры горели отвагой,
И он, опоясанный тонкою шпагой,
В лихой треуголке, с косичкой немецкой,
Пленил окончательно кукол из детской.
Случалось, колол он зубами орешки,
И куклы, конечно, всерьез, без насмешки,
Шептали друг другу восторженным тоном:
«Как много в нем общего с древним Самсоном!»
Однажды Щелкун волновался безмерно,
Увидев, что мыши в тулупчиках скверных
По детской средь ночи нахально шныряют
И куколок спящих пребольно кусают.
Тогда из гусар, в панталончиках красных,
А также китайцев, ужасно моргавших
Косыми глазами, он выбрал наилучших,
И с доблестной ратью вояк столь могучих
Щелкун, не бояся мышей ни на йоту,
К ним в стан посылает военную ноту.
Едва только куклы об этом узнали,
Их красные щеки от слез полиняли.
Одна из них с именем нежным: Агата,
Прижавши Щелкунчика к персям из ваты,
Воскликнула: «Ах, у меня сердцебьенье!»
И тотчас лишилася чувств от волненья.
Щелкунчик снял пояс с девичьего стана,
Сказав: «Я в бою забывать не устану
Агату, мою дорогую подругу,
И сим пояском повяжу себе руку».
Затем он отправился в бой. И, конечно,
С мышами сражался вполне безупречно.
Солдаты из пушек горохом стреляли,
Трусливые мыши метались, пищали,
И вскоре, услышав, что князь их в порфире,
Захваченный в плен, умоляет о мире, —
Постыдно покинули поле сраженья,
Тем самым признавши свое пораженье.
Щелкунчик отпраздновал шумно победу,
Мышиного князя зажарив к обеду,
За то, что захваченный ловко в охапку,
Щелкунчика нос изувечил он лапкой.
Щелкунчик, понятно, краснел и стыдился,
Но вскоре с изъяном своим примирился
И с доброй Агатою зажил счастливо,
Хоть нос и синел, как французская слива.
Что нам оставили родственники Остапа Бендера?
Как много самообладания
У лошадей простого звания,
Не обращающих внимания
На трудности существования.
Говорят, это простое четверостишие знали и цитировали многие писатели. Автором его был Анатолий Фиолетов, он же родной брат Остапа Бендера.
Родственников у Остапа было много. И все оказались непростые. В данном случае нас интересуют брат Остапа, жена брата и сводная сестра Остапа.
Для тех, кто читал «Алмазный мой венец» В. Катаева, а также его же «Разнообразную жизнь», давно не секрет, что любимые герои «Золотого теленка» и «12 стульев» — реальные лица. Во всяком случае, у них есть прототипы.
Киса Воробьянинов, например, был списан с двоюродного дяди В. Катаева. Даже мебельный мастер Генрих Гамбс, за чьими стульями со спрятанными бриллиантами рьяно охотились Остап, Киса и отец Федор, существовал на самом деле и жил в Петербурге на Итальянской улице…, там, где теперь стоит памятник Остапу Бендеру.
С Остапом очень любят фотографироваться. А еще почему-то подержать его за нос. Кажется, возникла новая питерская примета. Или Остапу каждый пытается утереть нос? Во всех смыслах слова…
Для тех, кто не в курсе: краткие биографические сведения о прототипе Остапа Бендера уже давно можно найти и в Интернете. Об Осипе Вениаминовиче Шоре (которого домашние звали Остапом), действительно, написано много, хотя он сам никогда не давал интервью. Совершенно точно известно, что учился он в Петербурге, где и познакомился с В. Катаевым, а также — с Ильфом и Петровым.
Менее известна в деталях его дальнейшая судьба, только общая канва: то, как он в разгар революционных событий целый год пробирался домой в Одессу, побывав и художником на пароходе, проведя и сеанс одновременной игры, а также пожив с некой изрядно пышнотелой дамой предельно аппетитных форм (кстати, долго пожив, а не сбежав стремглав от мадам Грицацуевой, как в известной нам всем книге).
Намного загадочнее его дальнейшая судьба и конкретно то, что произошло в Одессе, где он работал оперуполномоченным в Одесском уголовном розыске. Там, где, по основной версии, убили вместо него родного брата. Дальше были снова Ленинград (где на квартире у Олеши О. Шор постоянно встречался с Ильфом и Петровым), Челябинск (где он получил срок — 5 лет лагерей, но умудрился сбежать), Ташкент, снова Ленинград… И Москва, где Осип (Остап) Вениаминович Шор умер в 1976 году.
Это известные факты, но вернемся сначала к одесской трагедии Шора — убийству брата. Натан Вениаминович (Беньяминович) Шор, который тоже работал в Угрозыске, был подающим большие надежды молодым поэтом. Родился в Одессе в 1897 году, убит в 1918. Известен он под псевдонимом Фиолетов (разыграли Натан Шор и Эдуард Дзюбин два цвета — фиолетовый и багровый, так на свет родились два поэта — Анатолий Фиолетов и Эдуард Багрицкий).
Есть нежное преданье на Нипоне
О маленькой лошадке, вроде пони,
И добром живописце Канаоко,
Который на дощечках, крытых лаком,
Изображал священного микадо
В различных положеньях и нарядах…
В 1918 году Анатолий Фиолетов вступает в только что созданный (и знаменитый впоследствии) литературный кружок «Зеленая лампа». В этом же году он погибает от бандитской пули, не дожив до 22 лет.
А эти его стихи посвящены жене — Зинаиде Шишовой, которая пережила мужа на многие-многие десятилетия (1898−1977).
Такие руки только снятся
В блаженном и безгрешном сне.
Их легкой ласке покоряться
Сладчайший жребий выпал мне…
А ведь книги вдовы этого совсем мало прожившего поэта многие, наверняка, читали. Зинаида Константиновна Шишова внесла весьма немалый вклад в литературу. Под фамилией Брухнова она переводила давно прочитанные нами книги зарубежных авторов. Под фамилией Шишова — она известный прозаик, автор исторических романов.
Помнит ли кто-нибудь изумительные книги об эпохе Колумба, о самом мореплавателе, юнгах, таинственных картах («Великое плавание», «Путешествие в страну Офир»)?
Читал ли кто-нибудь в детстве цикл книг о Джеке-Соломинке? О сыне кровельщика, который встал во главе восстания английских крестьян в конце XIV века? Академик Петрушевский, едва прочитав рукопись книги, тут же заявил, что автор одновременно заслуживает и научной степени по предмету история. А романы написаны просто талантливо и — для детей…
Книги эти до сих пор прочитываются взахлеб, на одном дыхании — настолько ярко и выразительно писала Зинаида Шишова, вдова родного брата Осипа Шора — прототипа Остапа Бендера…
И со сводной сестрой Осипа Шора (Остапа Бендера) многие заочно знакомы, сами того не подозревая. Эльза Давыдовна Раппопорт была известным и востребованным художником по костюмам, всю жизнь проработала на киностудии имени М.Горького. Именно ее эскизы стали костюмами героев таких любимых нами фильмов, как «Эскадрон гусар летучих», «Простая история», «Белый Бим, Черное ухо», «Бэла» по лермонтовскому «Герою нашего времени», «Доживем до понедельника» и других.
Почти семейная сага о людях, связанных кровными и прочими узами, один из которых стал практически бессмертным в художественном воплощении Ильфа и Петрова…