какое кольцо однажды подарил павел петрович княгине р

Отцы и дети (Тургенев И. С., 1862)

Павел Петрович Кирсанов воспитывался сперва дома, так же как и младший брат его Николай, потом в Пажеском корпусе. [Пажеский корпус – привилегированное военное учебное заведение. В Пажеский корпус принимались исключительно дети крупных сановников.] Он с детства отличался замечательною красотой; к тому же он был самоуверен, немного насмешлив и как-то забавно желчен — он не мог не нравиться. Он начал появляться всюду, как только вышел в офицеры. Его носили на руках, и он сам себя баловал, даже дурачился, даже ломался; но и это к нему шло. Женщины от него с ума сходили, мужчины называли его фатом и втайне завидовали ему. Он жил, как уже сказано, на одной квартире с братом, которого любил искренно, хотя нисколько на него не походил. Николай Петрович прихрамывал, черты имел маленькие, приятные, но несколько грустные, небольшие черные глаза и мягкие жидкие волосы; он охотно ленился, но и читал охотно, и боялся общества. Павел Петрович ни одного вечера не проводил дома, славился смелостию и ловкостию (он ввел было гимнастику в моду между светскою молодежью) и прочел всего пять-шесть французских книг. На двадцать восьмом году от роду он уже был капитаном; блестящая карьера ожидала его. Вдруг все изменилось.

В то время в петербургском свете изредка появлялась женщина, которую не забыли до сих пор, княгиня Р. У ней был благовоспитанный и приличный, но глуповатый муж и не было детей. Она внезапно уезжала за границу, внезапно возвращалась в Россию, вообще вела странную жизнь. Она слыла за легкомысленную кокетку, с увлечением предавалась всякого рода удовольствиям, танцевала до упаду, хохотала и шутила с молодыми людьми, которых принимала перед обедом в полумраке гостиной, а по ночам плакала и молилась, не находила нигде покою и часто до самого утра металась по комнате, тоскливо ломая руки, или сидела, вся бледная и холодная, над Псалтырем. День наставал, и она снова превращалась в светскую даму, снова выезжала, смеялась, болтала и точно бросалась навстречу всему, что могло доставить ей малейшее развлечение. Она была удивительно сложена; ее коса золотого цвета и тяжелая, как золото, падала ниже колен, но красавицей ее никто бы не назвал; во всем ее лице только и было хорошего, что глаза, и даже не самые глаза — они были невелики и серы, — но взгляд их, быстрый и глубокий, беспечный до удали и задумчивый до уныния, — загадочный взгляд. Что-то необычайное светилось в нем, даже тогда, когда язык ее лепетал самые пустые речи. Одевалась она изысканно. Павел Петрович встретил ее на одном бале, протанцевал с ней мазурку, в течение которой она не сказала ни одного путного слова, и влюбился в нее страстно. Привыкший к победам, он и тут скоро достиг своей цели; но легкость торжества не охладила его. Напротив: он еще мучительнее, еще крепче привязался к этой женщине, в которой, даже тогда, когда она отдавалась безвозвратно, все еще как будто оставалось что-то заветное и недоступное, куда никто не мог проникнуть. Что гнездилось в этой душе — бог весть! Казалось, она находилась во власти каких-то тайных, для нее самой неведомых сил; они играли ею, как хотели; ее небольшой ум не мог сладить с их прихотью. Все ее поведение представляло ряд несообразностей; единственные письма, которые могли бы возбудить справедливые подозрения ее мужа, она написала к человеку почти ей чужому, а любовь ее отзывалась печалью: она уже не смеялась и не шутила с тем, кого избирала, и слушала его и глядела на него с недоумением. Иногда, большею частью внезапно, это недоумение переходило в холодный ужас; лицо ее принимало выражение мертвенное и дикое; она запиралась у себя в спальне, и горничная ее могла слышать, припав ухом к замку, ее глухие рыдания. Не раз, возвращаясь к себе домой после нежного свидания, Кирсанов чувствовал на сердце ту разрывающую и горькую досаду, которая поднимается в сердце после окончательной неудачи. «Чего же хочу я еще?» — спрашивал он себя, а сердце все ныло. Он однажды подарил ей кольцо с вырезанным на камне сфинксом.

— Что это? — спросила она, — сфинкс?

— Да, — ответил он, — и этот сфинкс — вы.

— Я? — спросила она и медленно подняла на него свой загадочный взгляд. — Знаете ли, что это очень лестно? — прибавила она с незначительною усмешкой, а глаза глядели все так же странно.

Тяжело было Павлу Петровичу даже тогда, когда княгиня Р. его любила; но когда она охладела к нему, а это случилось довольно скоро, он чуть с ума не сошел. Он терзался и ревновал, не давал ей покою, таскался за ней повсюду; ей надоело его неотвязное преследование, и она уехала за границу. Он вышел в отставку, несмотря на просьбы приятелей, на увещания начальников, и отправился вслед за княгиней; года четыре провел он в чужих краях, то гоняясь за нею, то с намерением теряя ее из виду; он стыдился самого себя, он негодовал на свое малодушие… но ничто не помогало. Ее образ, этот непонятный, почти бессмысленный, но обаятельный образ слишком глубоко внедрился в его душу. В Бадене [Баден – знаменитый курорт.] он как-то опять сошелся с нею по-прежнему; казалось, никогда еще она так страстно его не любила… но через месяц все уже было кончено: огонь вспыхнул в последний раз и угас навсегда. Предчувствуя неизбежную разлуку, он хотел, по крайней мере, остаться ее другом, как будто дружба с такою женщиной была возможна… Она тихонько выехала из Бадена и с тех пор постоянно избегала Кирсанова. Он вернулся в Россию, попытался зажить старою жизнью, но уже не мог попасть в прежнюю колею. Как отравленный, бродил он с места на место; он еще выезжал, он сохранил все привычки светского человека; он мог похвастаться двумя-тремя новыми победами; но он уже не ждал ничего особенного ни от себя, ни от других и ничего не предпринимал. Он состарился, поседел; сидеть по вечерам в клубе, желчно скучать, равнодушно поспорить в холостом обществе стало для него потребностию, — знак, как известно, плохой. О женитьбе он, разумеется, и не думал. Десять лет прошло таким образом, бесцветно, бесплодно и быстро, страшно быстро. Нигде время так не бежит, как в России; в тюрьме, говорят, оно бежит еще скорей. Однажды за обедом, в клубе, Павел Петрович узнал о смерти княгини Р. Она скончалась в Париже, в состоянии, близком к помешательству. Он встал из-за стола и долго ходил по комнатам клуба, останавливаясь, как вкопанный, близ карточных игроков, но не вернулся домой раньше обыкновенного. Через несколько времени он получил пакет, адресованный на его имя: в нем находилось данное им княгине кольцо. Она провела по сфинксу крестообразную черту и велела ему сказать, что крест — вот разгадка.

Это случилось в начале 48-го года, в то самое время, когда Николай Петрович, лишившись жены, приезжал в Петербург. Павел Петрович почти не видался с братом с тех пор, как тот поселился в деревне: свадьба Николая Петровича совпала с самыми первыми днями знакомства Павла Петровича с княгиней. Вернувшись из-за границы, он отправился к нему с намерением погостить у него месяца два, полюбоваться его счастием, но выжил у него одну только неделю. Различие в положении обоих братьев было слишком велико. В 48-м году это различие уменьшилось: Николай Петрович потерял жену, Павел Петрович потерял свои воспоминания; после смерти княгини он старался не думать о ней. Но у Николая оставалось чувство правильно проведенной жизни, сын вырастал на его глазах; Павел, напротив, одинокий холостяк, вступал в то смутное, сумеречное время, время сожалений, похожих на надежды, надежд, похожих на сожаления, когда молодость прошла, а старость еще не настала.

Это время было труднее для Павла Петровича, чем для всякого другого: потеряв свое прошедшее, он все потерял.

— Я не зову теперь тебя в Марьино, — сказал ему однажды Николай Петрович (он назвал свою деревню этим именем в честь жены), — ты и при покойнице там соскучился, а теперь ты, я думаю, там с тоски пропадешь.

— Я был еще глуп и суетлив тогда, — отвечал Павел Петрович, — с тех пор я угомонился, если не поумнел. Теперь, напротив, если ты позволишь, я готов навсегда у тебя поселиться.

Вместо ответа Николай Петрович обнял его; но полтора года прошло после этого разговора, прежде чем Павел Петрович решился осуществить свое намерение. Зато, поселившись однажды в деревне, он уже не покидал ее, даже и в те три зимы, которые Николай Петрович провел в Петербурге с сыном. Он стал читать, все больше по-английски; он вообще всю жизнь свою устроил на английский вкус, редко видался с соседями и выезжал только на выборы, где он большею частию помалчивал, лишь изредка дразня и пугая помещиков старого покроя либеральными выходками и не сближаясь с представителями нового поколения. И те и другие считали его гордецом; и те и другие его уважали за его отличные, аристократические манеры, за слухи о его победах; за то, что он прекрасно одевался и всегда останавливался в лучшем номере лучшей гостиницы; за то, что он вообще хорошо обедал, а однажды даже пообедал с Веллингтоном [Веллингтон Артур Уэлсли (1769–1852) – английский полководец и государственный деятель; в 1815 году при содействии прусской армии одержал победу над Наполеоном при Ватерлоо.] у Людовика-Филиппа; [Людовик-Филипп, Луи-Филипп – французский король (1830–1848); февральская революция 1848 года заставила Людовика-Филиппа отречься от престола и бежать в Англию, где он и умер.] за то, что он всюду возил с собою настоящий серебряный несессер и походную ванну; за то, что от него пахло какими-то необыкновенными, удивительно «благородными» духами; за то, что он мастерски играл в вист и всегда проигрывал; наконец, его уважали также за его безукоризненную честность. Дамы находили его очаровательным меланхоликом, но он не знался с дамами…

— Вот видишь ли, Евгений, — промолвил Аркадий, оканчивая свой рассказ, — как несправедливо ты судишь о дяде! Я уже не говорю о том, что он не раз выручал отца из беды, отдавал ему все свои деньги, — имение, ты, может быть, не знаешь, у них не разделено, — но он всякому рад помочь и, между прочим, всегда вступается за крестьян; правда, говоря с ними, он морщится и нюхает одеколон…

— Известное дело: нервы, — перебил Базаров.

— Может быть, только у него сердце предоброе. И он далеко не глуп. Какие он мне давал полезные советы… особенно… особенно насчет отношений к женщинам.

— Ага! На своем молоке обжегся, на чужую воду дует. Знаем мы это!

— Ну, словом, — продолжал Аркадий, — он глубоко несчастлив, поверь мне; презирать его — грешно.

— Да кто его презирает? — возразил Базаров. — А я все-таки скажу, что человек, который всю свою жизнь поставил на карту женской любви и, когда ему эту карту убили, раскис и опустился до того, что ни на что не стал способен, этакой человек — не мужчина, не самец. Ты говоришь, что он несчастлив: тебе лучше знать; но дурь из него не вся вышла. Я уверен, что он не шутя воображает себя дельным человеком, потому что читает Галиньяшку и раз в месяц избавит мужика от экзекуции.

— Да вспомни его воспитание, время, в которое он жил, — заметил Аркадий.

— Воспитание? — подхватил Базаров. — Всякий человек сам себя воспитать должен — ну хоть как я, например… А что касается до времени — отчего я от него зависеть буду? Пускай же лучше оно зависит от меня. Нет, брат, это все распущенность, пустота! И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это все романтизм, чепуха, гниль, художество. Пойдем лучше смотреть жука.

И оба приятеля отправились в комнату Базарова, в которой уже успел установиться какой-то медицинско-хирургический запах, смешанный с запахом дешевого табаку.

Источник

Какое значение приобретает изображение на кольце в контексте любовной истории Павла Петровича и княгини Р. (роман Тургенева “Отцы и дети”)?

Какое значение приобретает изображение на кольце в контексте лю­бовной истории Павла Петровича и княгини Р. (роман Тургенева “Отцы и дети”)?

Для выявления авторской позиции вспомните, что драматическая ис­тория любви Павла Петровича и княгини Р позволяет не только раскрыть характер дяди Аркадия, но и сопоставить натуры двух оппонентов в споре, указав на их разность и сходство, в частности – на готовность старшего Кирсанова поставить всю жизнь на карту женской любви.

Укажите, что загадочная княгиня Р. “казалось, … находилась

Отметьте, что двойной символ отсылает нас к античной мифологии – загадке полуженщины-полульва и царю Эдипу. Крест становится олице­творением страданий любящих и в то же время является ответом на немой вопрос Павла Петровича – загадки в княгине Р. нет.

Аргументируя ответ с опорой на литературное произведение, рассмот­рите, как изображение на кольце, подаренном Павлом Петровичем кня­гине Р., ассоциативно связано с внешним обликом и характером возлюб­ленной старшего Кирсанова. Достаточно вспомнить “загадочный взгляд”, в котором “было что-то заветное и недоступное, куда никто не мог про­никнуть”, и поведение этой странной женщины. Мучительная привязан­ность дяди Аркадия объяснялась именно этой тайной княгини.

В качестве вывода запишите, что крест при этом становится христи­анским символом, а сфинкс – языческим. Такая совокупность знаков свидетельствует о противоречивости героини, которую они олицетворяют.

Related posts:

Источник

Какое значение приобретает изображение на кольце в контексте лю­бовной истории Павла Петровича и княгини Р. (роман Тургенева «Отцы и дети»)?

Обсуждение вопроса:

Для выявления авторской позиции вспомните, что драматическая ис­тория любви Павла Петровича и княгини Р позволяет не только раскрыть характер дяди Аркадия, но и сопоставить натуры двух оппонентов в споре, указав на их разность и сходство, в частности — на готовность старшего Кирсанова поставить всю жизнь на карту женской любви.

Укажите, что загадочная княгиня Р. «казалось, … находилась во вла­сти тайных, для неё самой неведомых сил…». Однажды Павел Петрович подарил своей возлюбленной кольцо с вырезанным на камне сфинксом, передав на словах: «… этот сфинкс — вы». После её смерти Павлу Петро­вичу вернули подарок: княгиня провела по сфинксу крестообразную черту и попросила сказать, что «крест — вот разгадка».

Отметьте, что двойной символ отсылает нас к античной мифологии — загадке полуженщины-полульва и царю Эдипу. Крест становится олице­творением страданий любящих и в то же время является ответом на немой вопрос Павла Петровича — загадки в княгине Р. нет.

Подчеркните, как символические подарки позволяют передать в за­шифрованном виде сложность взаимоотношений героев романа, выразить суть характера не только субъекта дарения, но и дарителя.

Аргументируя ответ с опорой на литературное произведение, рассмот­рите, как изображение на кольце, подаренном Павлом Петровичем кня­гине Р., ассоциативно связано с внешним обликом и характером возлюб­ленной старшего Кирсанова. Достаточно вспомнить «загадочный взгляд», в котором «было что-то заветное и недоступное, куда никто не мог про­никнуть», и поведение этой странной женщины. Мучительная привязан­ность дяди Аркадия объяснялась именно этой тайной княгини.

В качестве вывода запишите, что крест при этом становится христи­анским символом, а сфинкс — языческим. Такая совокупность знаков свидетельствует о противоречивости героини, которую они олицетворяют.

Источник

Какое кольцо однажды подарил павел петрович княгине р

ПРО ЕГЭ | ЛИТЕРАТУРА запись закреплена

КАК СОСТАВИТЬ ОТВЕТ НА ЗАДАНИЕ 8?

Какое значение приобретает изображение на кольце в контексте лю­бовной истории Павла Петровича и княгини Р. (роман Тургенева «Отцы и дети»)?

1. Упоминаем, что драматическая история любви Павла Петровича и княгини Р позволяет не только раскрыть характер ПП, но и сопоставить натуры двух оппонентов в споре, указав на их разность и сходство, в частности — на готовность старшего Кирсанова поставить всю жизнь на карту женской любви.

2. Отмечаем, что загадочная княгиня Р. «казалось, … находилась во власти тайных, для неё самой неведомых сил…». Однажды Павел Петрович подарил своей возлюбленной кольцо с вырезанным на камне сфинксом, передав на словах: «… этот сфинкс — вы». После её смерти Павлу Петровичу вернули подарок: княгиня провела по сфинксу крестообразную черту и попросила сказать, что «крест — вот разгадка».

3. Отмечаем, что двойной символ отсылает нас к античной мифологии — загадке полуженщины-полульва и царю Эдипу. Крест становится олицетворением страданий любящих и в то же время является ответом на немой вопрос Павла Петровича — загадки в княгине Р. нет.

4. Аргументируя ответ с опорой на литературное произведение, рассмотри, как изображение на кольце, подаренном Павлом Петровичем княгине Р., ассоциативно связано с внешним обликом и характером возлюбленной старшего Кирсанова. Достаточно вспомнить «загадочный взгляд», в котором «было что-то заветное и недоступное, куда никто не мог проникнуть», и поведение этой странной женщины. Мучительная привязанность дяди Аркадия объяснялась именно этой тайной княгини.

5. Подводя итого, пишем, что крест при этом становится христианским символом, а сфинкс — языческим. Такая совокупность знаков свидетельствует о противоречивости героини, которую они олицетворяют.

Источник

7 секретов «Отцов и детей»

Почему роман Тургенева начинается 20 мая 1859 года? Откуда автор заимствовал воззрения Базарова? Почему нам рассказывают про роковую влюбленность Павла Петровича и кольцо со сфинксом? Ответы на эти и другие вопросы — в новом выпуске рубрики про секреты великих книг

1. Тайна первой фразы романа

В первой фразе «Отцов и детей» Тургенев точно называет дату начала действия романа:

«— Что, Петр, не видать еще? — спрашивал мая 1859 года, выходя без шапки на низкое крылечко постоялого двора на *** шоссе, барин лет сорока с небольшим…»

Статья Герцена «Very dangerous. ». 1859 год Из издания «Колокол. Первое десятилетие », Лондон, Женева, 1867 год

2. Тайна комплексов Базарова

Главный герой романа Базаров рассказывает другу Аркадию и читателям о своем происхождении:

«— Хороша герцогиня, — возразил Аркадий, — с первого раза пригласила к себе таких сильных аристократов, каковы мы с тобой. — Особенно я, будущий лекарь, и лекарский сын, и дьячковский внук… Ведь ты знаешь, что я внук дьячка.
— Как Сперанский, — прибавил Базаров после небольшого молчания и скривив губы».

В подготовительных материалах к роману генеалогия Базарова была обозна­чена еще более развернуто: «сын доктора, который сам был сын попа». Почему Тургенев дал герою именно такое социальное происхождение?

Это решение глубоко закономерно: оно типично для биографий многих врачей XIX века. Лекарская профессия воспринималась как недостойная дворянина. Как правило, врачами в годы становились дети духовенства (мелкого и среднего). Выпускники духовных семинарий часто шли на медицинские факультеты по разным причинам — кто из желания служить простому народу, кто по квоте правительства, специально рекрутировавшего семинаристов на пустовавшие недобора места на медицинских факультетах. Отец Базарова, Василий Иванович, «сильный был латинист», т. е. хорошо успевал в свое время по латинскому, очевидно благодаря семинарской выучке, но потом служил в армии и выбился в дворяне.

Однако с происхождением Базарова-старшего и отношением к нему его сына в романе не все так просто. Исследователи установили, что в разговоре о себе Базаров самоиронично использует аристократи­ческое именование «лекарь», глядя на себя со стороны, в то время как другие герои романа называют эту профессию «доктор» (или «дохтур»). Все это дает основания заподозрить Базарова в комплексе социальной неполноценности, который, судя по намекам Тургенева, заставляет героя все время возвращаться к этой теме и болезненно обыгрывать ее в разговорах с дворянами Кирсановыми. Цельность личности Базарова оказывается, таким образом, под сомнением.

3. Тайна имени Базарова

Евгений Базаров сообщает Аркадию, что у него день ангела:

«— Поздравь меня, — воскликнул вдруг Базаров, — сегодня двадцать второе июня, день моего ангела. Посмотрим, он обо мне печется. Сегодня меня дома ждут, — прибавил он, понизив голос… — Ну, подождут, что за важность!»

Однако недавно исследователи выяснили, что слова Базарова не соответствуют действительности: 22 июня отмечается день памяти священномученика Евсе­вия Самосатского, а Евгения — зимой и в марте. Что это — ложь Базарова или недосмотр автора?

Наиболее правдоподобное объяснение этой неувязке — случайная ошибка Тургенева, который, вероятно, проверил по месяцеслову за 1858 и 1859 годы, где под датой 22 июня был ошибочно указан день Евгения Самосатского, причем в алфавитном списке святых в конце около Евсевия стояла дата 22 июня. Другая версия — что Базаров был крещен как Евсевий, но набожные родители звали его Енюшей (Женей) — кажется неубедительной.

4. Тайна сфинкса

Тургенев рассказывает нам биографию Павла Петровича, и в частности говорит о его роковой страсти к некой княгине Р. Влюбленный подарил княгине кольцо со сфинксом — символом загадочности; княгиня умирает и перед смертью возвращает подарок:

«…он получил пакет, адресованный на его имя: в нем находилось данное им княгине кольцо. Она провела по сфинксу крестообразную черту и велела ему сказать, что крест — вот разгадка».

И все-таки — в чем разгадка сфинкса? Чтобы ответить на этот вопрос, зададим его сначала чуть шире: зачем вообще Тургеневу понадобился сам сюжет с прошлой влюбленностью Павла Петровича?

Дело в том, что, рассказывая историю Павла Петровича и Базарова параллель­но, сталкивая героев-антагонистов, Тургенев намекает, что сталкиваются они не только потому, что принадлежат к двум разным поколениям и двум кон­фликтующим политическим лагерям, но еще и потому, что в них много общего. Они двойники, их характеры «зазеркалены» с помощью целой системы дублетных мотивов: оба следуют жестким жизненным принципам, у обоих происходят любовные неудачи, обернувшиеся психологической травмой, оба бросают любовные взгляды на Фенечку и, наконец, оба поклоняются фетишу — каждый своему.

Фетиш Павла Петровича — это идеал роковой и с «загадочным взглядом» Нел­ли Р. Хотя она перечеркнула сфинкса, дав поклоннику понять, что «загадки» нет, Павел Петрович никакого урока из этого не извлек. Он не избавился от страсти к мертвой княгине, продолжая искать ее образ в женщинах, и непостижимым образом нашел его в Фенечке.

Базаров, штудирующий анатомию глаза, в «загадочный взгляд» не верит, но поклоняется иному фетишу — вере в свою полезность для русского мужика, который на самом деле его не понимает и принимает за «шута горохового». Хотя в романе слово «сфинкс» не вложено в уста Базарова, его отношение к народу передано через другое витиеватое сравнение с мистическими персо­нажами готических романов Анны Ратклифф: «Русский мужик — это тот самый таинственный незнакомец, о котором некогда так много толковала госпожа Ратклифф. Кто его поймет? Он сам себя не понимает». В 1862 году в письме Павлу Анненкову Тургенев уже напрямую уподобил русский народ «сфинксу», а в 1878 году даже сочинил стихотворение в прозе «Сфинкс» — ровно об этом.

5. Тайна мировоззрения Базарова

Нигилист Базаров размышляет:

«А я думаю: я вот лежу здесь под стогом… Узенькое местечко, которое я занимаю, до того крохотно в сравнении с остальным пространством, где меня нет и где дела до меня нет; и часть времени, которую мне удастся прожить, так ничтожна перед вечностию, где меня не было и не будет… А в этом атоме, в этой математической точке кровь обра­щается, мозг работает, хочет тоже… Что за безобразие! Что за пустяки!»

Все хорошо помнят материалистические взгляды Базарова: герой отрицает романтизм, религию, напирает на приоритет ощущений и рефлексов, советует Николаю Петровичу прочесть модную тогда книгу «Материя и сила». Но что нигилистического в его мыслях под стогом?!

Блез Паскаль. Гравюра Герарда Эделинка. XVII век Bibliothèque nationale de France

Материалистические воззрения героя Тургенев заимствовал из статей Черны­шевского, Добролюбова и отчасти Белинского. Но исследователи установили, что у его размышлений под стогом — совсем иной источник: это скептическая философия Блеза Паскаля (которым писатель восхищался). Прочувствованный монолог Базарова восходит к следующему отрывку из «Мыслей» Паскаля:

«Я вижу эти ужасающие пространства вселенной, которые заключают меня в себе, я чувствую себя привязанным к одному уголку этого обширного мира, не зная, почему я помещен именно в этом, а не другом месте, почему то короткое время, которое дано мне жить, назначено мне именно в этом, а не в другом пункте целой вечности, которая мне предшествовала и которая за мной следует. Я вижу со всех сторон только бесконечности, которые заключают меня в себе, как атом… Все, что я сознаю, это только то, что я должен скоро умереть…» Цитируется в переводе П. Д. Первова 1888 года.

Оказывается, что, описывая воззрения Базарова, Тургенев подмешивал к мате­риализму Чернышевского — Добролюбова еще и совсем иную философию из почтенной европейской традиции. Очевидно, что этим и другими философствованиями Базаров после вспышки страсти к Одинцовой отчасти опровергает сам себя — свое полное отрицание духовной и метафизической стороны жизни.

6. Тайна бреда Базарова

Базаров умирает, и его предсмертные слова прерывает бред:

«Я нужен России… Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен? Сапожник нужен, портной нужен, мясник… мясо продает… мясник… постойте, я путаюсь… Тут есть лес…»

При чем тут лес? Понятно, что в бреду и не такое скажешь, но это бред не настоящий, а литературный — значит, должна быть разгадка.

И вот она: лес в бреду Базарова — из его же собственных предыдущих слов. В XVI главе в споре с Одинцовой герой красноречиво отстаивает, как ему кажется, научный, правильный взгляд на человека, в котором индивидуальная психика теперь не играет никакой роли:

«…Изучать отдельные личности не стоит труда. Все люди друг на друга похожи как телом, так и душой; у каждого из нас мозг, селезенка, сердце, легкие одинаково устроены; и так называемые нравственные качества одни и те же у всех: небольшие видоизменения ничего не значат. Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других. Люди, что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой».

Круг замыкается: лес, состоящий из множества деревьев, превращается в сим­вол не просто отдельно взятого человека (Одинцовой или Павла Петровича), который оказывает герою сопротивление, но и бездонной человеческой пси­хики, подсознания, какие Базаров силится, но не может постичь, потому что не понимает, зачем их изучать по отдельности. Именно поэтому перед смертью Тургенев заставляет его снова видеть лес — этот символ непознаваемости чужой души. Ведь и по русской пословице, чужая душа — темный лес.

7. Тайна смерти Базарова

Базаров умирает от тифозного заражения:

«Дня три спустя Базаров вошел к отцу в комнату и спросил, нет ли у него адского камня?
— Есть; на что тебе?
— Нужно… ранку прижечь.
— Кому?
— Себе.
— Как, себе! Зачем же это? Какая это ранка? Где она?
— Вот тут, на пальце. Я сегодня ездил в деревню, знаешь — откуда тифозного мужика привозили. Они вскрывать его собирались, а я давно в этом не упражнялся.
— Ну?
— Ну, вот я и попросил уездного врача; ну, и порезался».

Почему Базаров умирает именно так? Эта запоминающаяся деталь открывает пути к ответу на один из главных вопросов для тургеневедов — кто именно был прототипом Базарова. Ответов на этот вопрос несколько, и многие из прототи­пов связаны с врачеванием и борьбой с эпидемиями.

После выхода романа в 1862 году Тургенев обмолвился об одном из прототи­пов — провинциальном докторе Дмитриеве, случайном попутчике, который рассказывал писателю в вагоне поезда Петербург — Москва о новом средстве борьбы с сибирской язвой. Очень скоро Тургенев узнал, что Дмитриев умер, что, очевидно, повлияло на складывание финала романа со смертью героя.

Споры об иных прототипах главного героя не утихали более ста лет, пока в 1984 году Патрик Уоддингтон не опубликовал хранившуюся в частном парижском архиве записную книжку Тургенева с подготовительными мате­риалами к роману. Оказалось, что, задумывая главного героя летом 1860 года, Тургенев держал в уме «смесь Добролюбова, Павлова и Преображен­ского». Если черты известного критика Николая Добролюбова современники разгля­дели сразу и сломали на этот счет много копий, упрекая писателя в злой иро­нии по отношению к умершему в 1861 году автору статьи «Темное царство», то о других упомянутых персонах никто не догадывался. Иван Васильевич Павлов, врач, литератор, знакомец и сосед Тургенева по Спасскому-Лутови­нову, был остер на язык и славился своими резкими суждениями о литературе, что и пригодилось писателю. Наконец, Василий Григорьевич Преображенский, молодой земский доктор и сын управляющего имениями брата писателя, мог запомниться Тургеневу своей самоотверженной борьбой с холерой, которая разразилась в соседнем со Спасским уезде в 1855 году и приводила писателя в ужас.

Наконец, сама фамилия Базаров была в конце годов на слуху — в Туле профессором Духовной академии был Иоанн Григорьевич Базаров, а его сын, Иоанн Иоаннович, с 1844 года был священником русской церкви по Франк­фурте-на-Майне и духовником дочери одного из великих князей. В 1869 году Тургенев лично с ним познакомился в Штутгарте.

Источник