Финансово экономический кризис что нам ждать в будущем
В ожидании кризиса: Баффет, ЦБ, Греф, Дерипаска, Мобиус. Почему они ждут проблем уже в 2022 в 2023 году?
Видео — в ютуб. Подпишитесь на канал — будьте в курсе!
ЦБ включил возможность мирового кризиса в 2023 году в альтернативные сценарии развития экономики.
Все сценарии опубликованы в проекте основных направлений денежно-кредитной политики регулятора до 2024 года. Ссылка под видео.
Согласно сценарию, в 2023 году мировая экономика может столкнуться с глобальным финансовым кризисом, если нормализация денежно-кредитной политики развитых стран будет сопровождаться неустойчивой динамикой финансовых рынков на фоне пузырей в ценах активов.
В таком случае, существенное повышение ставок может повлечь за собой резкое ухудшение настроений инвесторов и обострение долговых проблем по всему миру.
Замедление экономической активности на фоне кризиса приведет к падению спроса и снижению цены на нефть Urals почти вдвое,
Российская экономика во время этого кризиса в 2023 году потеряет 1,4–2,4%.
«Восстановление будет затяжным и растянется на несколько кварталов, однако уже к 2024 году темпы прироста российской экономики достигнут 3,0–4,0%.
В то же время возвращение на уровень 2022 года произойдет только к концу прогнозного горизонта.
В этом сценарии предполагается, что финансовый кризис, как и в 2008 году, приведет к снижению инвестиционных расходов в гораздо большей степени, чем потребительских.
начало кризиса и сопутствующее ослабление рубля обернутся ростом рисков для финансовой стабильности.
При таком развитии событий в начале 2023 года ЦБ намерен «решительно ужесточить денежно-кредитную политику», чтобы обеспечить стабильность цен,
но по мере снижения проинфляционных рисков и нормализации инфляционных ожиданий регулятор смягчит политику, «что окажет поддержку восстановительному росту экономики в 2024 году».
Также Герман Греф предупредил, что новый мировой финансовый кризис может наступить в среднесрочной перспективе.
По его словам, на рынке «очевиден перегрев».
Греф напомнил, что Федрезерв США уже объявил о планах сокращения программы скупки активов. Опасности нет, пока программа продолжается, но лучше «переоценить риски», добавил глава Сбербанка.
Греф заключи, что перегрев очевиден, целый ряд индикаторов говорит об этом. И, опасность в среднесрочной перспективе, к сожалению, присутствует»
Герман Греф также представил прогноз «Сбера» по поводу перехода на возобновляемые источники энергии.
Греф назвал возможные последствия «зеленого» перехода для экономики России – это падение экспортной выручки,
сокращение занятости, проблемы моногородов,
утрата лидерства мировой энергетики, потери бюджетных доходов, потенциальные проблемы при отсутствии трансформации у энергетических компаний и банкротства ряда этих компаний».
Так, прогнозируемые последствия для энергетического экспорта — падение производства нефти и нефтегазового конденсата на 72%, газа — на 52%, энергетического угля — на 90%.
К 2035 году бюджет потеряет 5 трлн нефтегазовых доходов, а ВВП России — 7,7%.
До 14% составят потери реальных доходов населения. Негативные последствия в первую очередь ощутят регионы с высокой долей добычи энергоресурсов.
Чрезмерный оптимизм относительно зеленой энергетики может быть опасным и привести к недостаточным инвестициям в традиционную энергетику, дефициту производства и высоким ценам. Ждем высокой волатильности».
По словам министра экономического развития Максима Решетникова, есть риск в «форсированном» энергопереходе, который может привести, например, к скачку стоимости металла как минимум на 20%.
«Есть риск инфляции, вызванный мировой повесткой», поэтому важно «уйти от романтизма и перейти к конкретным расчетам» и не упустить возможности в развитии альтернативной энергетики.
Дерипаска рассказывая о будущем мировой экономики предупредил, что «Нас ждут тяжёлые испытания».
Дерипаска считает, что лечение и реабилитация переболевших COVID-19 могут увеличить мировой уровень инфляции до 4–5%.
Сейчас в развитых странах, по его словам, уровень инфляции составляет около 1,5%.
Миллиардер убеждён, что длительный период реабилитации после болезни увеличит нагрузку на страховые компании. Как следствие, необеспеченные эмиссии приведут к росту инфляции.
Миллиардер считает, что «нас ждут тяжёлые испытания», так как одна половина населения вакцинировалась, а вторая потеряла иммунитет. В результате «нас ждёт ещё как минимум две волны».
И мы ещё очень далеки от постковидной эпохи. Страны отказались от жёстких мер по борьбе с ковидом, понадеявшись на вакцинацию».
«Новые штаммы дают серьёзные осложнения, поскольку вирус мутирует. Список его последствий для организма становится всё более зловещим. К тромбозу, диабету, заболеваниям лёгких добавилось ещё и поражение почек».
по данным американских учёных, спустя 1–6 месяцев после заражения COVID-19 у некоторых людей развиваются болезни почек, а их функциональность падает на 30%, что эквивалентно старению на 30 лет.
Марк Мобиус заявил об угрозе обесценивания денег в следующем году.
Мировые валюты ждет значительная девальвация из-за беспрецедентных стимулирующих мер, принятых регуляторами во всем мире. Инвесторам стоит подготовиться к обесцениванию валют и вложить часть средств в золотые слитки.
По его словам Марка Мобиуса, чтобы справиться с кризисом, центральные банки и правительства по всему миру приняли беспрецедентные денежно-кредитные и фискальные стимулы.
Учитывая «невероятное количество напечатанных денег», в следующем году валюты таких стран ждет значительная девальвация, в связи с этим, уверен Мобиус, инвесторам следует вложить в «физическое золото», то есть слитки и монеты, до 10% средств своего портфеля.
Мобиус считает, что Будет очень, очень хорошо иметь физическое золото, к которому вы можете получить доступ немедленно.
В прошлом году стоимость золота выросла до рекорда, так как пандемия коронавируса вызвала рост спроса на защитные активы.
Сработают ли предсказания кризиса в этот раз могут не сработать?
Многие пытаются по «индикатору Баффета», который раньше уже «предупредил» о двух кризисах, предсказать новый обвал рынка.
Несмотря на пандемию, локдауны и колоссальные потери в ВВП, рынок ценных бумаг США процветает последние полтора года.
Индекс S&P 500 сейчас уже на 40% выше допандемических показателей, Nasdaq 100 — на 75% выше.
Индексы растут на фоне колоссального падения экономики, что вызывает совершенно справедливые опасения инвесторов, что рынок перегрет и вскоре нас ждет череда тяжелых и нескончаемых коррекций.
Подогревают опасения того, что кризис близко, индикаторы «перегретости» рынка.
К примеру, «индекс Баффета» — любимый инструмент Уоррена Баффета.
Он считает его лучшим индикатором для оценки состояния рынка.
Индикатор рассчитывается как рыночная капитализация всех торгуемых американских акций Wilshire 5000 Total Market,
которая делится на ВВП США, то есть оценивает отношение американского фондового рынка к размеру всей экономики США.
Считается, что если «индекс Баффета» ниже 75%, рынок несправедливо дешев, а если он превышает 115% — перегрет.
Этот индикатор в своей время «предсказал» крах доткомов
кризис 2008 года (достиг уровня 107%).
сейчас этот показатель уже превысил 200%:
компании в США оцениваются дороже, чем два американских ВВП.
С индикатором не поспоришь — акции сейчас значительно переоценены. Но действительно ли, если это предупреждение о том, что скоро рынок обвалится?
В жизни все отнюдь не так просто.
Поэтому, даже если какой-то индикатор предсказал прошлые кризисы, далеко не факт, что он предскажет следующие.
То, что произошло с мировой экономикой в 2020 году и происходит до сих пор — это случай, которого мы раньше никогда не наблюдали.
Во-первых, никогда в истории не было так долго настолько низкой реальной процентной ставки.
Сейчас доходность американских годовых казначейских облигаций колеблется в районе 0,06-0,07%. Инфляция в США в июне достигла 5,4%.
Так что реальная ставка (номинальная за вычетом инфляции) в американской экономике сейчас не просто в отрицательной области, а в крайне отрицательной и составляет менее минус 5%.
Во-вторых, в мировую экономику никогда не было влито столько ликвидности.
Европейский центральный банк (ЕЦБ) — более, чем на €3,3 трлн.
Процесс этот длится уже более полутора лет и не прекращается. На самом деле, такие гигантские, невиданные доселе денежные инъекции могут выйти боком.
Балансы мировых центробанков раздуты до немыслимых пределов.
При этом ответственные лица, сохраняя полную невозмутимость, говорят о том, что ситуация под контролем.
ФРС планирует начать сокращать стимулы, но, судя по всему, делать это она будет очень мягко и осторожно.
В перспективе это может привести к серьезному финансовому кризису в том случае, если ЦБ начнут «сливать» выкупленные активы.
В-третьих, никогда так сильно не колебался мировой ВВП, в том числе развитых стран.
Например, ВВП США во втором квартале 2020 года упал на 31,4% по сравнению с предыдущим кварталом, а в следующем квартале уже взлетел на 33,4%.
В описанных условиях многие известные нам законы могут попросту не работать.
Поэтому, чтобы предсказать, когда же наступит обвал рынков, ориентироваться нужно, в первую очередь, на здравый смысл.
До начала кризиса 2008 года финансовая система была значительно более закрытой, и, как следствие, более предсказуемой.
Раньше количество денег в системе было ограничено.
К примеру, за первые пять лет 21 века денежная масса в США (денежный агрегат М2) выросла на 36%, а ВВП США — на 27%.
С 2013-го по 2017 годы росту ВВП США на 21% соответствовал прирост денежной массы на 30%.
За 2020 год М2 вырос на 40%, а номинальный ВВП США упал при этом на 24%.
Например, раньше, если весь мир активно закупался ценными бумагами, то новым деньгам неоткуда было взяться, если не происходил вброс ликвидности от регулятора, и рынки неизбежно падали.
Или, к примеру, если все сидели в ценных бумагах в ожидании, когда кто-нибудь еще купит, рынки падали.
Сегодня картина совершенно другая — постоянно идут вливания денег в финансовую систему.
С 2020 года по настоящее время, для сравнения, — в два раза больше.
Важным индикатором избытка ликвидности на финансовом рынке является объем размещенных средств банков в ФРС в рамках обратного РЕПО –
Это сделка купли ценной бумаги с обязательством обратной продажи через определённый срок по заранее определенной в этом соглашении цене.
Ликвидности настолько много, что банки готовы размещать ее в ФРС под «смешные» 0,05%.
В условиях открытой системы, когда свежие деньги ежемесячно вливаются на фондовый рынок, глупо рассчитывать, что все пойдет по обычному сценарию.
Пока стимулы от центральных банков сохраняются, даже если в меньших объемах, рассчитывать на какие-либо драматические встряски не стоит.
В случае серьезной паники рынок теоретически может упасть на 5-7%.
Однако практически это вряд ли возможно, так как из-за избытка ликвидности любые «просадки» будут, очевидно, достаточно быстро выкупаться.
И что-то изменится только в случае глобальных изменений в самой системе.
Эти просадки и выкупаются, и все разговоры региональных представителей ФРС о начале сворачивания стимулов особого впечатления на рынок не производят.
Новые максимумы по ключевым индексам американского фондового рынка обновляются с завидной регулярностью.
В такой ситуации максимум на что можно рассчитывать — это на рост волатильности.
Волатильность наверняка ждет нас в ближайшие месяцы, но пока этот насос будет накачивать воду в море фондового рынка будет только наполняться, эта волатильность будет приводить к перетокам капитала, а не к кризису.
Когда же стоит начать всерьез бояться кризиса?
Как только система станет более закрытой.
сегодняшняя финансовая система по сути «подкачивается стероидами».
Риски начнут возрастать, когда эффект этих «стероидов» начнет снижаться.
Сейчас ликвидность вливается в экономику и, судя по всему, продолжит вливаться.
ЕЦБ не планирует сворачивать покупку активов до 2022 года.
ФРС начнет сворачивать стимулы в этом году, но крайне осторожно и постепенно.
Даже если ФРС в два раза снизит объемы вливаний, все равно фондовый рынок будет пополняться на десятки миллиардов долларов в месяц и такие вливания все еще будут поддерживать цены на высоких уровнях.
Вывод: ориентироваться на стандартные индикаторы в нестандартных условиях не имеет большого смысла.
Когда начинать готовиться к обвалу на фондовых рынках не совсем понятно.
Как правило, коррекция начинается задолго до того, когда тот или иной «черный лебедь» прилетает на рынок. Когда он уже здесь — поздно, и начинается настоящий обвал.
В таких условиях важно сохранять голову холодной, не держать все яйца в одной корзине, не пытаться угадать движения рынка или тот момент, когда «тряхнет».
И осознать, что при наступлении кризиса потери все равно будут, и главная задача — попытаться их минимизировать.
Экономисты рассказали, что будет с ценами, рублем, доходами в 2022 году
Гринберг, Николаев, Масленников подвели итоги 2021 года и дали прогноз
Уходящий 2021 год оказался для отечественной экономики весьма противоречивым. Преодолев пик коронакризиса, она начала восстанавливаться, а бюджет вернулся к профициту. Ситуацию во многом спасли стабильно высокие цены на традиционные для России экспортные товары — нефть и газ. Однако на уровне отдельно взятых семей картина куда мрачнее: ускоряющаяся инфляция обрушила доходы и пенсии, люди все чаще влезают в кредитную кабалу. Эту двойственность 2021 года отметили и участники прошедшего в «МК» в онлайн-формате итогового «круглого стола» — член-корреспондент РАН, научный руководитель Института экономики РАН Руслан Гринберг, ведущий эксперт Центра политических технологий Никита Масленников и доктор экономических наук Игорь Николаев.
Фото: Алексей Меринов
— В течение года наблюдался рост ВВП, который в отдельные месяцы министр экономического развития Решетников характеризовал как аномальный. К концу года начали расти доходы населения, бюджет стал профицитным. Можно ли считать нашу экономику выздоровевшей от коронакризиса и восстановилась ли она до допандемийного уровня?
Масленников: — По всем формальным признакам экономика восстановилась. Допандемийный уровень превышен, пусть и ненамного. Более того, есть вероятность, что до конца года мы по динамике реальных располагаемых доходов населения выйдем в ноль, и даже — в небольшой плюс. Однако по-прежнему будем отставать от показателя 2013 года на 10%. А вот с выздоровлением все сложнее. Выражаясь фигурально, резкое обострение простудного заболевания удалось преодолеть, однако хронические болезни, сопутствующие экономическому организму, остались. Экономика вернулась к прежним условиям ведения бизнеса, которые ничуть не улучшились. У нас сохраняется низкая мотивация к инвестициям со стороны частных предпринимателей и корпоративного сектора. В целом же, при инфляции в 8,4%, вероятен прирост ВВП на 4,3–4,4% по итогам 2021 года.
Николаев: — Чисто статистически экономика восстановилась, но последствия пандемии не преодолены. Давать более-менее адекватную оценку можно будет только после отмены всех ограничений, связанных с коронавирусом. Помимо такого макроэкономического показателя, как ВВП, не надо забывать об инфляции. С ней ситуация обратная. Инфляция разогналась до 8% с лишним, и сдержать ее властям пока не удается. Так что объективно нам далеко до восстановления. Нынешний рост ВВП до 4% во многом является отскоком от провальных прошлогодних показателей. Пандемия никуда не делась, появляются новые штаммы, прогнозировать экономическое развитие страны в таких условиях очень сложно.
Гринберг: — В наше время беспрецедентной неопределенности нельзя фетишизировать динамику ВВП или профицитность бюджета. У нас нет четкого понимания того, где мы находимся — в начале пути преодоления пандемии, в середине или уже в его конце. К тому же из-за радикальной трансформации тридцатилетней давности российская экономика с самого начала реформ оказалась инфляционной. И в дальнейшем, все три десятка лет, была запрограммирована на ценовые скачки. В западных странах, когда власти создают дополнительную денежную массу для поддержания экономики и домохозяйств, цены растут не сразу, а через определенное время, в течение которого новый спрос удовлетворяется новым предложением. И лишь потом, когда производственные мощности заполнены до отказа и импортные возможности исчерпаны, разворачиваются инфляционные процессы. А в России инфляция дает о себе знать сразу после дополнительных денежных вливаний. И это вполне оправдывает действия Центробанка по повышению ключевой ставки, которая, впрочем, подрывает экономическую активность из-за удорожания кредита как важного источника инвестиций. Говорить в этих условиях о «здоровом состоянии» экономики не приходится. Независимо от того, достигла ли она формально допандемийного уровня или нет.
— Одна из главных проблем уходящего года — высокая инфляция (свыше 8%), особенно продовольственная (почти 11%). Власти считают ее завезенной из-за границы, подобно вирусу. Кто на самом деле виноват в разгуле цен и что делать, чтобы их обуздать?
Масленников: — Внешние факторы играют здесь далеко не главную роль. По расчетам рейтингового агентства АКРА, их суммарный вклад в инфляцию 2021 года не превышает 1,8 процентных пункта. Основная же причина — это локдауны и карантинные меры прошлого года и отчасти 2021-го, обернувшиеся разрывом спроса и предложения. Экономические закономерности не обманешь: если у вас спрос восстанавливается быстрее, чем предложение, а инвестиционных мотиваций к расширению производственных мощностей нет, инфляционное давление нарастает. Конечно, оно подпитывается и внешними обстоятельствами, дорожающим импортом, необходимым для поддержания производственного цикла. В итоге компании вынуждены резко повышать цены на свою продукцию: годовая инфляция у нас 8,4%, а инфляция цен производителей — 27% с лишним.
Центробанк делает все от него зависящее, чтобы обуздать инфляцию. В первом квартале 2022 года ставку придется еще раз повысить, поскольку этот период традиционно находится под высоким инфляционным давлением, есть риск получить в феврале 9%. Регулятор может лишь замедлить инфляцию или вывести на плато, но ее радикальное снижение зависит от динамики предложения, а это — зона ответственности правительства. Нужно оказывать помощь аграриям, идти на прямое субсидирование покупок минеральных удобрений, чтобы избежать рисков неурожая. Нужно оказывать адресную помощь бедным, это тоже одна из антиифляционных мер. Нужно стимулировать конкуренцию, особенно в малом и среднем бизнесе, в агропроизводстве и сфере услуг. Чем больше компаний и индивидуальных предпринимателей будут заняты удовлетворением потребительского спроса, тем выше вероятность перелома общего ценового тренда в сторону понижения. Думаю, по итогам года инфляция составит 8,3%, а в последующие несколько лет — около 5%.
Николаев: — Не соглашусь с позицией «сами мы хорошие, а во всем заграница виновата». Да, выросли цены на энергоресурсы и на продовольствие на мировых рынках, и это не могло не сказаться на внутрироссийской инфляции. Во время пандемии власти западных государств вкачали в экономику огромные деньги, которые вылились на сырьевой и продовольственный рынки. Спрос вырос, а с предложением сырья и товаров возникли проблемы. Отчасти это связано с разрывом логистических цепочек, а отчасти с тем, что мир вступил в первую фазу энергоперехода. В итоге цены разогнались на внешних рынках, что отразилось и на России.
Очень удобно кивать на заграницу, но наши внутренние предпосылки инфляции никто не отменял. Первая — недостаточный уровень развития конкуренции в экономике. Это вообще наша ахиллесова пята. Производитель не опасается, что если он завысит цены, то его продукцию перестанут покупать и ему придется уйти с рынка. Второе обстоятельство — директивные механизмы регулирования. Год назад попытались заморозить цены на сахар и подсолнечное масло, что создало дополнительный импульс в сторону повышения цен на продукцию других производителей. Третий фактор — российские антисанкции: мы по-прежнему не импортируем многие виды продовольствия из европейских стран, а это влияет на цены, поскольку ограничивает предложение и снижает конкуренцию. Четвертый долгоиграющий внутренний фактор — не самое эффективное госрегулирование тарифов естественных монополий. Что касается усилий Центробанка по сдерживанию инфляции, то считаю, что ЦБ переоценивает действенность такого механизма, как ключевая ставка. Инфляция в России не носит исключительно монетарного характера.
Гринберг: — Исходный толчок инфляционным процессам и у нас, и за рубежом дала пандемия. С одной стороны, рвутся логистические цепочки, что ведет к сужению предложения. С другой — растет отложенный спрос. В итоге повсеместно повышаются цены на топливо, сырьевые товары и услуги. Однако если мы сравним динамику цен на продовольствие у нас и в Европе, то увидим, что там все намного спокойнее идет, без резких скачков. В России товары на полках есть, и внешне это выглядит как полное изобилие, а в реальности товаров намного меньше, чем в развитых странах. Импортозамещение готовых потребительских товаров, можно сказать, не состоялось. В том числе и поэтому у нас возможностей для монополистических сговоров больше. На Западе громадное количество продавцов и производителей, что позволяет не повышать цены на рынке без крайне веских оснований. А у нас экономика представлена в основном крупными предприятиями, а в ряде отраслей — фактически монополистами, и им легче договориться. Чтобы провернуть такое на Западе, пришлось бы вести переговоры с огромным числом игроков рынка, что тут же привлекло бы внимание антимонопольных служб. А в России и крупных предприятий не так много, и договориться им между собой всегда проще — это плохая комбинация для обуздания инфляции. С одной стороны, повышение спроса сразу подстегивает цены. С другой — быстро растут издержки производителей. Это связано с ростом тарифов естественных, и не только естественных, монополий. Антимонопольная служба работает, но у нее мало рычагов влияния на крупный бизнес. И цены растут во всех сегментах сразу.
— Весь год проходил под знаком пандемии и конца-края коронавирусной угрозе не видно. Как она влияет на мировую и российскую экономику?
Масленников: — В прошлом году экономика повязла в локдаунах, а их последствия малопредсказуемы. Коронакризис обернулся прямыми и косвенными материальными потерями из-за повышенной смертности и заболеваемости. Как минимум 1,5 млн человек убыло в России за эти два года — при нашей откровенно плохой демографии. Этот фактор стреножит средне- и долгосрочный экономический рост, дестабилизирует рынок труда. Плюс мир никак не выберется из тяжелого состояния неопределенности. Никто не может с точностью сказать, что такое «Омикрон», последний ли это «вздох» ковида, или же новая смертоносная инфекция, которая пока затаилась. В итоге инвестиционная активность тормозится. Зачем вкладываться в производство, если настолько все непонятно? Уж лучше мы поднимем цены, думают про себя производители.
Николаев: — Самый серьезный негативный эффект связан с локдаунами. Российская экономика с ее сырьевой направленностью неожиданно оказалась в выгодном положении: деятельность «нефтянки» во время локдаунов не останавливалась в силу специфики производства. Добыча и экспорт полезных ископаемых не прекращались. Во всем мире локдауны коснулись так называемых сервисных отраслей, которые у нас недоразвиты: туризм, общепит, гостиницы. Если сравнить долю в ВВП, скажем, туристической отрасли, то в России она в разы меньше, чем в Италии, Испании, Франции. Второе отрицательное последствие ограничительных мер — это инфляция, вызванная денежными вливаниями в экономику развитых стран. Выбора особого ни у кого не было, нужно было поддерживать население и спасать целые отрасли, но и эффект от предпринятых мер наступил очень быстро. Третий фактор — это влияние на экономику роста заболеваемости и смертности. До поры до времени его воздействие не так значительно в сравнении с локдаунами. Но когда заболеваемость остается высокой, да еще и смертность не снижается, ситуация становится тяжелой. Россия как раз рискует вступить в такой период, если пандемия не начнет затухать. Заболевшие люди выпадают из числа экономически активных и просто трудоспособных. Не говоря уже о том, что, по официальной статистике оперативного штаба в России, от пандемии умерло уже около 300 тысяч человек.
Гринберг: — Сейчас идет дискуссия вокруг очередного штамма «Омикрон». В Европе уже легкая паника, вводятся меры, которые негативно отразятся на экономике. Но нужно спасать людей в первую очередь. Мы не вышли из пандемии по итогам 2021 года. Соответственно, бессмысленно жалеть о том, что не сбываются экономические прогнозы и что наши показатели отстают от желаемых. Все это не имеет значения на фоне тех проблем, которые приходится решать странам и народам. Нельзя забывать: экономика — для человека, а не наоборот.
— В течение 2021 года курс рубля был относительно стабильным. Сохранит ли нацвалюта эту стабильность в 2022-м, и каков ваш прогноз на динамику валютного курса?
Николаев: — Думаю, за курс рубля к доллару и евро можно не беспокоиться по той причине, что цены на энергоносители еще какое-то время будут оставаться высокими. Это связано с повышенным спросом, который проявился на начальной фазе энергоперехода. Цены на нефть сегодня очень комфортные для рубля, а на газ — так просто подарок. Это сулит стране большие долларовые и, в целом, валютные поступления. К тому же мы видим некую стабилизацию ситуации с санкционным противостоянием. Особенно это продемонстрировала последняя онлайн-встреча двух президентов — Владимира Путина и Джо Байдена. Вряд ли будут вводиться новые санкции, а это для рубля тоже хорошо, поэтому я прогнозирую, что рубль не будет ни сильно укрепляться, ни обвально падать. Ослабление возможно, но в рамках приличия, так сказать. Во всяком случае вряд ли в будущем году мы увидим доллар дороже 80 рублей, а евро — выше 90 рублей.
Гринберг: — Это сложнопрогнозируемая вещь. Сейчас идет энергопереход. Причем идет не так быстро, как ожидалось, а это хорошо для российской экономики. На Западе слишком рано уверовали в то, что уголь, нефть и газ можно легко заменить на возобновляемые источники энергии. В этом смысле, если экономический рост после завершения пандемии начнется по традиционной модели, то рубль, как зависимая от цены на углеводороды валюта, может даже укрепиться. Но в исторической перспективе это будет один из последних счастливых периодов для нашей нацвалюты. Очевидно, что уход от углеводородного сырья теперь не просто лозунг, а общемировое устремление. В среднесрочном плане мы рискуем очень сильно проиграть, если не найдем замену ископаемому сырью. Если зима выдастся холодной (что весьма вероятно), то в первом квартале у рубля есть шанс укрепиться до 70–71 за доллар.
— Что ожидает российскую экономику в 2022 году: какова будет динамика ВВП, реальных доходов населения, инфляции? Каких «черных лебедей» стоит ждать на будущий год?
Масленников: — Экономику ждет достаточно сильное снижение темпов роста. Если в текущем году мы исходим из показателя 4,3–4,4%, то в следующем — из 2,0–2,5% роста ВВП. При инфляции выше 5% инвестиции не живут, и тут права глава ЦБ Эльвира Набиуллина, заявляющая: контроль за инфляцией — это дверь, которая открывает экономике вход в пространство длинных денег. До тех пор, пока мы не приблизим инфляцию к таргету в 4–4,5%, сложно рассчитывать на серьезный инвестиционный подъем. Что касается доходов, было бы хорошо, чтобы они хоть немного опережали инфляцию. Здесь у нас главный резерв — это доходы от собственности и предпринимательской деятельности. Если удельный вес этих компонентов повысить хотя бы вдвое, мы выйдем на стабильные темпы роста реальных доходов.
А «черные лебеди» могут залететь в нашу страну из двух «гнезд». Одно — это геополитические риски, которые очень быстро добавляют дополнительной турбулентности финансовым рынкам, и дальше эта волна накатывается на российскую экономику. Второе «гнездо» — это достаточно серьезная угроза мирового долгового кризиса. Если в 2022 году Федрезерв США повысит ключевую ставку не один раз, а два или три, то такое ужесточение американской денежно-кредитной политики может подорвать способность ряда эмитентов (как корпоративных, так и суверенных) обслуживать долг, номинированный в долларах. В данном случае существует целая «стая» рисков — начиная от китайских девелоперов и кончая Турцией.
Гринберг: — Для всех большое значение будет иметь ситуация с добычей и ценами на газ, с одной стороны, и темпами перехода к «зеленой экономике» — с другой. Хотелось бы думать, что напряжение между Западом и Россией начнет спадать. Надо защитить и сберечь нашу общую среду обитания, а сделать это без взаимного сотрудничества невозможно. Если прогресс в отношениях не наступит, то в лучшем случае наша страна получит стабильность, переходящую в застой, то есть показатель роста ВВП на уровне 1–2%. Сложно ожидать какого-то подъема в 2022 году. Откуда ему взяться? Благоприятные условия для ведения малого и среднего бизнеса так и не созданы, а риски очень велики. Крупным предприятиям не дадут умереть, но и не будет никакого экономического чуда. Заметного увеличения реальных доходов ждать не стоит, а продовольствие продолжит расти в цене. Что касается «черных лебедей», для России — это резкое ускорение энергоперехода, устойчивость пандемии и усиление санкционного давления со стороны Запада.