Философия это нечто такое что касается каждого
Эссе философия. Хромова НМТ-291804 эссе философия. Философия есть нечто такое, что касается каждого
«Философия есть нечто такое, что касается каждого. Она не привилегия какого-то одного человека. В этом, пожалуй, не приходится сомневаться. Но повседневное сознание делает отсюда молчаливый вывод: что каждого касается, до каждого должно доходить. Оно должно быть само собой каждому доступно. Это «само собой» означает: все должно быть непосредственно ясно. Непосредственно – значит любому человеку с улицы, без всяких дальнейших затрат для здравого и четкого рассудка. Чтобы такого рода вещь усвоить, требуется минимальная затрата человеческой субстанции, если вообще требуется. Подобные общезначимые истины мы понимаем, вовсе не рискуя нашим человеческим существом в его основе. Это понимаю я, это понимает вообще всякий человек, будь он ученый или крестьянин, джентльмен или мошенник… Философская истина, именно поскольку она каждого касается, должна доходить до каждого, в согласии с повседневным критерием доходчивости» (М. Хайдеггер).
Согласны ли Вы с повседневным представлением о доступности философии для каждого? Какие усилия требуются от человека для постижения или усвоения философских истин?
Отправной точкой суждений Хайдеггера является утверждение, что философия касается каждого. Тоже самое можно сказать, например, и про воздух, которым мы дышим. Но это не значит, что каждый человек знает или вообще задумывается о химическом составе воздуха. Другими словами, отношение ко всем и потребность каждого – это немного разные вещи.
С цитатой философа можно согласиться, если следовать общему настроению, что любое человеческое существо потенциально может для себя открыть философию. Но это ведь не соответствует действительности. Хайдеггер сам себе «роет могилу», когда говорит, что «Философская истина, именно поскольку она каждого касается, должна доходить до каждого, в согласии с повседневным критерием доходчивости». Возьмем любого первого попавшегося «крестьянина, джентльмена или мошенника» и дадим ему прочитать Гегеля или Ницше, Хайдеггера или Камю. И что мы получим? Я думаю, что, скорее всего, независимо от страны, где такой эксперимент будет проводиться, мы получим один и тот же результат: люди или не смогут прочитать эти книги, или прочитают, но не смогут даже изложить, о чём они.
Поэтому я не совсем согласна с известным философом, чья цитата стала поводом для данного эссе. Дело в том, что способ понимания Хайдеггером исходного феномена философской истины состоит в том, чтобы постараться прояснить способ существования самого познания. То есть Хайдеггер движется не от истины, а от механизмов её уяснения. Но ведь это тоже самое, как указывать на Луну пальцем и вместо размышлений о Луне, думать о пальце и его направлении.
На мой взгляд, философия – это своеобразное элитарное явление, которое не касается (как, например, наука) предметов и их закономерного соотношения, а она касается только самой истины и путей её постижения. Философия элитарна «до мозга костей». Она как классическая музыка, её дано услышать и насладиться далеко не каждому. Слушать классическую музыку могут все – это верно. А вот услышать её и проникнуться ею – это уже магия, доступная далеко немногим.
Вот почему Хайдеггер выдвигает философской истине, на мой взгляд, совершенно невыполнимое требование: «все должно быть непосредственно ясно». Непосредственно ясно, как молоток забивает гвоздь, но «молотом не философствуют», им забивают гвозди. И с тезисом, что философия «не привилегия какого-то одного человека» я тоже не совсем согласна. Постановка вопроса здесь неверна. Что значит привилегия? Как может способность к размышлению быть привилегией? Она дана всем! Но ведь не все хотят тратить время на размышления о смысле жизни! Вот почему философские идеи доступны когнитивно, но недоступны содержательно.
В своей ведущей книге «Бытие и время» М. Хайдеггер сам настаивает на том, что человеческая реальность представляет собой «заброшенность в мир», вызывающую постоянное беспокойство. Поддельность постоянных попыток уклониться от того, кто мы такие есть, составляет движущую силу развития человека. Но при этом философия видится ему как нечто, требующее доступности и здравого смысла. Я думаю, в этом скрыто противоречие, касающееся самого автора и его концепции.
Что же касается мыслей о доступности философии и усилий, которые требуются от человека для постижения философских истин, то на мой взгляд, в бескрайнем мире поиска истины человек всегда будет забывать о своей истинной сущности и своей духовной судьбе. Другими словами, к философии люди будут обращаться только в связи с постигшими их бедами, странными ситуациями и из природной любознательности. Из-под палки стараться что-то осознать и сформулировать собственные принципы, познать чужие философские системы крайне непродуктивно.
Да, человек живёт в мире свободы, в мире познания, в мире саморазвития, но это абстрактный мир и идеальный человек. Реальность иная. Стремление глубоко осмыслить своё положение в мире есть, наверное, только у детей, которые всегда открыты философии как младенцы для классической музыки. И мне кажется, что тезис «Философская истина, именно поскольку она каждого касается, должна доходить до каждого, в согласии с повседневным критерием доходчивости» касается именно несовершеннолетних, так как они обладают умом, который ещё не замусорен формальной логикой и богатым бытовым опытом.
Интуитивность мышления и его открытость для столкновений с противоречиями существует в одинаковой мере не у всех. И философское познание требует самых разных трудов. Один уяснит дух Ницше или афористичность Шопенгауэра с первых же строк, а другой будет читать всю жизнь и так ничего и не поймёт. Как гласит буддистская притча, смотря в какой сосуд будет наливаться сок, таким и получится вино. Если сосуд изначально загрязнён или прохудился, то вино прокиснет или выльется. Вот почему философия – это удел немногих, хотя она и доступна всем. В этом её собственная диалектика.
Я не думаю, что «любому человеку с улицы, без всяких дальнейших затрат для четкого и здравого рассудка» можно и нужно «на пальцах» разъяснять категорический императив Канта. Это человек должен сделать сам, то есть напрячься и поработать своим сознанием, мышлением.
Философия это нечто такое что касается каждого
Текст одного из наиболее значительных трудов Мартина Хайдеггера впервые предлагается русскому читателю в полном объеме. Вступительная его часть была опубликована в 1989 году в журнале «Вопросы философии» в совместном переводе В. В. Бибихина и А. В. Ахутина и уже тогда вызвала огромный и совершенно оправданный интерес. Теперь проблемы, которые в начальных главах были только поставлены великим немецким философом, получают подробное рассмотрение и развитие.
DIE GRUNDBEGRIFFE DER METAPHYSIK
ГЛАВА ПЕРВАЯ 1. ОБХОДНЫЕ ПУТИ К ОПРЕДЕЛЕНИЮ СУЩЕСТВА ФИЛОСОФИИ (МЕТАФИЗИКИ) И НЕОБХОДИМОСТЬ УВИДЕТЬ МЕТАФИЗИКУ В ЛИЦО
§ 1. Несравнимость философии
а) Философия — ни наука, ни мировоззренческая проповедь
b) К сущностному определению философии не ведет окольный путь сравнения с искусством и религией
с) Подход к сущностному определению философии путем историографической ориентировки как иллюзия
§ 2. Определение философии из нее самой по путеводной нити изречения Новалиса
а) Ускользание метафизики (философствования) как человеческого дела в темноту существа человека
b) Ностальгия как фундаментальное настроение философствования и вопросы о мире, конечности, отъединенности
§ 3. Метафизическое мышление как мышление в предельных понятиях, охватывающих целое и захватывающих экзистенцию
ГЛАВА ВТОРАЯ. ДВУСМЫСЛЕННОСТЬ В СУЩЕСТВЕ ФИЛОСОФИИ (МЕТАФИЗИКИ)
§ 4. Двусмысленность в философствовании вообще: неуверенность, является или нет философия наукой и мировоззренческой проповедью
§ 5. Двусмысленность в нашем философствовании здесь и теперь в позиции слушателей и преподавателя
§ 6. Истина философии и ее двусмысленность
а) Выдавание себя философией за нечто всех касающееся и всем доступное
b) Выдавание себя философией за предельное и высшее
α) Философская истина под видом абсолютно достоверной истины
β) Пустота и необязательность аргумента о формальном противоречии. Укорененность философской истины в судьбе человеческого вот-бытия
γ) Двусмысленность критической установки у Декарта и в новоевропейской философии
§ 7. Борьба философствования против непреодолимой двусмысленности своего существа. Самостояние философствования как основное событие внутри нашего вот-бытия
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 3. ОПРАВДАНИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ПРЕДЕЛЬНЫХ ВОПРОСОВ О МИРЕ, КОНЕЧНОСТИ, УЕДИНЕНИИ КАК МЕТАФИЗИКИ. ВОЗНИКНОВЕНИЕ И ИСТОРИЧЕСКИЕ СУДЬБЫ СЛОВА «МЕТАФИЗИКА»
§ 8. Слово «метафизика». Значение φυσικά
а) Прояснение слова «фюсика». «Фюсис» как самообразующееся владычество сущего в целом
b) «Логос» как извлечение владычества сущего в целом из утаенности
с) «Логос» как сказывание неутаенного (άληθέα). «Алетейа» (истина) как добыча, которую надлежит вырвать у утаенности
d) Два значения «фюсис»
α) Двойственность основного значения «фюсис»: владычество в его властвовании. Первое значение «фюсис»: φύσει οντα, как понятие особой сферы сущего (в противоположность τέχνη οντα)
β) Второе значение «фюсис»: властвование как таковое, как существо и внутренний закон вещи
§ 9. Два значения «фюсис» у Аристотеля. Вопрос о сущем в целом и вопрос о существе (бытии) сущего как двойное направление постановки вопросов πρώτη φιλοσοφία («первой философии»)
§ 10. Образование школьных дисциплин — логики, физики, этики — как распад подлинного философствования
§ 11. Превращение технического значения приставки «мета» в слове «метафизика» в содержательное
а) Техническое значение «мета»: после (post).
Ь) Содержательное значение «мета»: через (trans). Метафизика как содержательное обозначение и истолкование «первой философии»: наука о сверхчувственном. Метафизика как школьная дисциплина
§ 12. Внутренние пороки традиционного понятия метафизики
а) Овнешнение традиционного понятия метафизики: метафизическое (Бог, бессмертная душа) как наличное, хотя и высшее сущее
b) Запутанность традиционного понятия метафизики: сцепление двухфазных видов внеположности («мета») сверхчувственно сущего и нечувственных бытийных характеристик сущего
с) Беспроблемность традиционного понятия метафизики
§ 13. Понятие метафизики у Фомы Аквинского как историческое свидетельство трех моментов традиционного понятия метафизики
§ 14. Понятие метафизики Франсиско Суареса и основные черты новоевропейской метафизики
§ 15. Метафизика как имя основной проблемы самой метафизики. Результат предварительного рассмотрения и требование начать заниматься метафизикой изнутри захваченности метафизическим вопрошанием
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 29. ПРОБУЖДЕНИЕ ФУНДАМЕНТАЛЬНОГО НАСТРОЕНИЯ НАШЕГО ФИЛОСОФСТВОВАНИЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЗАДАЧА ПРОБУЖДЕНИЯ ФУНДАМЕНТАЛЬНОГО НАСТРОЕНИЯ И УВЕДОМЛЕНИЕ О СКРЫТОМ ФУНДАМЕНТАЛЬНОМ НАСТРОЕНИИ НАШЕГО СЕГОДНЯШНЕГО ВОТ-БЫТИЯ
§ 16. Предварительная договоренность о смысле пробуждения фундаментального настроения
а) Пробуждение: не констатация наличного, но давание спящему возможности стать бодрствующим
b) При-сутствие и не-присутствие настроения не уловимо через различение осознания и бессознательности
с) При-сутствие и не-при-сутствие настроения на основании бытия человека как вот-бытия и от-бытия (бытия-отсутствующим)
§17. Предварительная характеристика феномена настроения: настроение как основной способ (мелодия) вот-бытия; как то, что наделяет вот-бытие постоянством и возможностью. Пробуждение настроения как схватывание вот-бытия как вот-бытия
§18. Удостоверение нашего сегодняшнего положения и господствующего в нем фундаментального настроения как предпосылка пробуждения этого настроения
а) Четыре толкования нашего сегодняшнего положения: противоположность жизни (души) и духа у Освальда Шпенглера, Людвига Клагеса, Макса Шелера, Леопольда Циглера
b) Основная ницшевская противоположность между дионисийским и аполлоническим как источник четырех толкований нашего сегодняшнего положения
с) Глубокая тягостная скука (die Langeweile) как сокрытое фундаментальное настроение культурно-философских толкований нашего положения
ГЛАВА ВТОРАЯ. ПЕРВАЯ ФОРМА ТЯГОСТНОЙ СКУКИ: ПОСКУЧНЕНИЕ ОТ ЧЕГО-ЛИБО
§ 19. Спорность тягостной скуки. Пробуждение этого фундаментального настроения как давание-быть-бодрствующим, как предохранение от усыпления
§ 20. Фундаментальное настроение тягостной скуки, ее отношение ко времени и три метафизических вопроса о мире, конечности, отъединенности
§21. Интерпретация скуки из скучного. Скучное как удерживающее и оставляющее пустым. Сомнительность трех обычных схем толкования: отношение причины—следствия, внутри-душевное, перенос
§ 22. Методическое наставление для истолкования поскучнения (Gelangweiltwerden): избегание установки на анализ скуки как данного в сознании; сохранение непосредственности повседневного вот-бытия: толкование скуки из времяпрепровождения как непосредственного к ней отношения
§ 23. Поскучнение и времяпрепровождение
а) Коротание времени как подгоняющее время изгнание скуки
b) Коротание времени и смотрение-на-часы. Поскучнение как парализующая озадаченность медленным течением времени
Философия это нечто такое что касается каждого
обстоит дело с истиной в философии? Сходны ли черты философской истины с очевидностью научного тезиса или она нечто в принципе другое? Мы подходим тут к вопросу о глубочайшей внутренней двусмысленности философии.
§ 6. Истина философии и ее двусмысленность
В предыдущей части предварительного рассмотрения мы получили первоначальную характеристику метафизики, — она есть мышление в предельных вбирающих понятиях, спрашивание, которое в каждом вопросе, а не только в конечном итоге спрашивает о целом. Всякий вопрос о целом захватывает и спрашивающего, ставит его исходя из целого под вопрос. Мы попытались охарактеризовать это целое с одной стороны, воспринимающейся как нечто психологическое, — со стороны того, что мы назвали двусмысленностью философствования. Эту двусмысленность философии мы рассматривали пока в двух аспектах: во-первых, ее двусмысленность вообще, и во-вторых — двусмысленность нашего философствования здесь и теперь. Двусмысленность философии вообще означает, что она представляется наукой и мировоззрением, не будучи ни тем, ни другим. Она приводит нас к невозможности удостовериться, является ли философия наукой и мировоззрением или нет.
Эта общая двусмысленность обостряется как раз тогда, когда мы отваживаемся преподнести нечто как именно философское. Кажимость так не устраняется, а нагнетается. Это — кажимость в двояком смысле, задевающая вас, слушателей, и меня; кажимость, которую никогда не устранить по причинам, в которые нам еще предстоит вникнуть. Эта кажимость для преподавателя много упрямее и опаснее, потому что за него всегда говорит определенный нежеланный авторитет, который выражается в своеобразном трудноуловимом убеждении других, — убеждении, чья опасность очень нечасто дает себя распознать. Убеждение, заложенное во всяком преподавании философии, не исчезает и тогда, когда выдвигается требование сплошного обоснования всего и доказательства как решающего критерия. Тезис, что в конечном счете, ограничившись плоскостью доказуемого, можно в принципе устранить всякую двусмысленность, восходит к еще глубже залегающей презумпции: что и в философии, как везде, доказуемое есть вообще существенное. Но это, возможно, заблуждение; возможно, доказуемо только то, что по существу маловажно; и, возможно, все то, что требуется сперва доказать, не имеет в себе никакого внутреннего веса.
Так эта последняя попытка устранения двусмысленности посредством ограничения доказуемым ведет к вопросу, каков же характер философской истины и философского познания, можно ли здесь вообще говорить о доказуемости.
Оставим пока в стороне то своеобразное обстоятельство, что вопрос о философской истине ставился редко, да и то лишь мимоходом. Такое положение не случайно, оно коренится как раз в двусмысленности философии. Почему? Двусмысленность философии соблазняет человека дать философии в союзники и водители здравый смысл, который столь же двусмысленно предписывает, что надо думать о пей и ее истине.
Мы сказали: философствование есть выговаривание и размежевание, касающееся последних и предельных вещей. Что философия есть нечто в таком роде, знает даже повседневное сознание, хотя оно истолковывает это знание в смысле мировоззрения и абсолютной науки. Ближайшим образом философия представляется чем-то таким, что, во-первых, каждого касается и до каждого доходит, и, во-вторых, является предельным и высшим.
а) Выдавание себя философией за нечто всех касающееся и всем доступное
Философия есть нечто такое, что касается каждого. Она не привилегия какого-то одного человека. В этом, пожалуй, не приходится сомневаться. Но повседневное сознание делает отсюда молчаливый вывод: что каждого касается, до каждого должно доходить. Оно должно быть само собой каждому доступно. Это «само собой» означает: все должно быть непосредственно ясно. Непосредственно — значит любому человеку с улицы, без всяких дальнейших затрат для четкого и здравого рассудка. А что и так само собой до каждого доходит — это, каждый знает, высказывания вроде дважды два четыре, поддающиеся расчету, находящиеся не вне контроля каждого, не вне того, что каждый без долгих слов способен принять в расчет. Расчет — вещь доходчивая, как дважды два четыре. Чтобы такого рода вещь усвоить, требуется минимальная затрата человеческой субстанции, если вообще требуется. Подобные общезначимые истины мы понимаем, вовсе не рискуя нашим человеческим существом в его основе. Это понимаю я, это понимает вообще всякий человек, будь он ученый или крестьянин, джентльмен или мошенник, будь он близок самому себе и захвачен или потерялся в случайном и запутался в нем. Философия касается каждого. Поэтому она — для каждого, как каждый естественным образом и считает. Философская истина, именно поскольку она каждого касается, должна доходить до каждого, в согласии с повседневным критерием доходчивости. Этим непосредственно предполагается: то, что до каждого доходит, содержит в себе порядок и способ, каким оно до каждого доходит. Доходчивость предписывает, что вообще может быть истинным, как должна выглядеть истина вообще и философская истина, в частности.
b) Выдавание себя философией за предельное и высшее
?) Философская истина под видом абсолютно достоверной истины
Но если с такой уж очевидностью ясно, что философская истина есть абсолютно достоверная истина, то почему именно она не дается никаким усилиям философии? Не видим ли мы, наоборот, во всей истории философии, что касается ее усилий добиться абсолютной истины и достоверности, постоянно одну катастрофу за другой? Мыслителям вроде Аристотеля, Декарта, Лейбница и Гегеля приходится мириться с тем, что их опровергает какой-нибудь докторант. Катастрофы эти настолько катастрофичны, что те, кого они касаются, даже не замечают их.
Не следует ли нам из опыта всей предшествующей судьбы философии как абсолютной науки сделать вывод, что с подобной целью надо окончательно распрощаться? Против такого вывода могли бы возразить: во-первых, хотя два с половиной тысячелетия истории западной философии представляют изрядный промежуток времени, их все же недостаточно, чтобы сделать то же заключение относительно всего будущего; во-вторых, поскольку нельзя таким образом судить и рядить по прошлому о грядущем, то возможность, что усилия философии однажды все-таки увенчаются успехом, надо оставить принципиально открытой.
На оба упрека следует ответить: мы отказываем философии в характере абсолютной науки не потому, что она тут ничего пока еще не достигла, а потому, что такая идея существа философии приписывается последней на почве ее двусмысленности, и потому, что эта идея подрывает философию в ее глубочайшей сути. Оттого мы вкратце указали на происхождение этой идеи. Что значит — предписать философии в качестве мерила познания и идеала истины математическое знание? Это означает не менее как сделать совершенно необязывающее и по своему содержанию самое пустое познание мерилом для самого обязывающего и полного — т. е. нацеленного на целое — познания. Так что нам нет никакой необходимости даже и оставлять открытой возможность того, что философии в конечном счете все же удастся еще однажды ее мнимое дело — превращение в абсолютную науку, ибо эта возможность вообще не есть возможность философии.
Если мы с самого начала в принципе отклоняем связь между математическим и философским познанием, то мотив этого именно тот, который мы назвали: математическое познание в себе по своему содержанию, хотя оно в предметном смысле заключает большое богатство, есть наиболее пустое познание, какое только можно помыслить, и в качестве такового — одновременно наименее обязывающее для человека. Отсюда тот примечательный факт, что некоторые математики уже в возрасте 17-ти лет могли делать великие открытия. Математические познания не обязательно должны опираться на внутреннюю субстанцию человека. Для философии подобное в принципе невозможно. Самое пустое и одновременно всего меньше связанное с существом человека знание, математическое, не может стать мерилом для самого полного и обязывающего знания, какое можно помыслить: философского. Вот подлинная причина — обозначим ее пока лишь вчерне, — почему математическое знание нельзя выставлять перед философским знанием как идеал.
?) Пустота и необязательность аргумента о формальном противоречии. Укорененность философской истины в судьбе человеческого вот-бытия
Если мы так расправляемся с возражениями, отстаивая тезис, что философское познание, коротко говоря, не математическое в широком смысле и не имеет характера абсолютной достоверности, то не грозит ли нам другое, намного более колкое возражение, сводящее как будто бы на нет все наши предыдущие выкладки? Не сможет ли каждый без труда встать на нашем пути и сказать: стоп! вы то и дело повторяете тут решительным тоном, что философия вовсе не наука, вовсе не абсолютно достоверное познание. Но это, как раз это — что она не есть абсолютно достоверное познание, — надо думать, уж абсолютно достоверно, и
Вы провозглашаете этот абсолютно достоверный тезис в философской лекции. Нет, довольно с нас софистики, до краев полной такими ненаучными демаршами. Утверждать с претензией на абсолютную достоверность, что не существует никакой абсолютной достоверности, — вот самая хитрая уловка, какую можно придумать, но такие вещи как раз очень недолговечны. В самом деле, как им устоять перед только что представленным возражением?
Поскольку аргумент, перед нами сейчас явившийся, не сегодня только родился, но всплывает на поверхность снова и снова, мы должны разглядеть его весь целиком и уловить в его формальной прозрачности. Разве этот аргумент не убедителен? Вот он: нелепо, само-противоречиво с абсолютной достоверностью утверждать отсутствие абсолютной достоверности, ибо тогда остается по крайней мере эта достоверность — что нет никакой, а это ведь значит: какая-то достоверность имеется. Конечно, он настолько же убедителен, насколько пошл; и он настолько же пошл, насколько во все времена оставался недейственным. Не может быть случайностью, что этот по видимости непоколебимый аргумент тем не менее ничему не преграда. Но мы хотим не апеллировать снова к
Задания студентам для самостоятельной работы.
Ответ: Мы живём в социуме, и взаимодействуем с людьми, мы мыслим и задумываемся над какими-либо вопросами, мы изучаем разные науки. А это и есть философия.
2. В чем вы видите трагизм философии в нынешнем мире, выраженной в формуле: ”Никогда еще не было такой острой необходимости в философском разуме, и никогда еще наш разум (обыденное сознание, политика) не был так далек от философского умонастроения?
Ответ: Автор высказывания хочет сказать, что мы перестали думать, стали иррациональными, безнравственными, неэтичными, расточительными и т.д. И как лекарство от всего этого – философский разум.
3. В чем сходства и различия между тремя кругами в философии: античным, средневековым и новоевропейским?
Ответ: Различия между тремя кругами в том, что в античном господствовал разум, в христианском – вера, в новоевропейском – наука.
Сходства:
-В пределах каждого круга уменьшалось значение этики.
-В конце круга происходило снижение творческого потанцевала.
-Завершение научного круга характеризуется пессимизмом и скептицизмом.
4. В каком смысле можно говорить о прогрессе философии?
Ответ: О прогрессе философии можно говорить:
-Потому что идёт накопление знаний как образов мира.
-Преемственность знаний.
5. Каково соотношение разума и веры в развитии философии?
Ответ: Вера – это позиция разума. Те убеждения, которые мы принимаем на веру.
Философия прошла 3 круга: 1й круг прошел от мифологической веры к разуму, 2й круг – от разума к религиозной вере. 3й – был возвращением от веры к разуму. 
1. Прокомментируйте высказывание Гегеля: ”философия есть современная ей эпоха, постигнутая в мышлении”.
2. Проанализируйте приведенные ниже высказывания о предмете философии. Определите, какие современные философские направления нашли в них отражение.
а) Философия – это сжатое изложение науки своего времени (О. Конт)
Ответ: Т.к. философия «собирает плоды наук», из этого можно сделать вывод, что всё, что изучается в науке – находит отражение в философии.
б) Предмет философия – это логический анализ языка науки (Л. Витгенштейн)
в) Главный вопрос философии – это вопрос о том, стоит ли человеку жить. (А. Камю)
3. Как соотносится предмет и метод исследования?
Ответ: Предметом исследования философии являются:
Дата добавления: 2014-12-15 ; просмотров: 84 | Нарушение авторских прав