Ф дессауэр осмысливая проблему природы техники считал что техника это

Философия техники Фридриха Дэссауэра.

дает следующее сущностное определение техники: техника есть реальное бытие, возникшее под влиянием идей, посредством конечной оформленности и обработанности из природноданных наличностей.

Техника «естественносообразна». Мы видим, что техника соответствует законам природы и как изделие (поскольку не содержит противоречие), и как идея (поскольку человеческое мышление содержит те же законы, что и сама природа). Действительно, этим Дессауэр затрагивает один из самых серьезных вопросов, связанных с основаниями техники, – вопрос, который не утратил своей глубины по настоящее время: почему техника комплиментарна законам природы? Этот же вопрос можно выразить другими словами: почему именно такая техника оказывается сообразна именно таким законам природы? По мнению Дессауэра в этом случае «техническое» существует не в области действительно сущего, а в области возможного! По существу Дессауэр признаёт существование пред-данных форм, не противоречащих законам и подчинённых им. Такого типа «предданные формы» он называет «предопределенными объектами» (prästabilierte Objecte). Причём, после открытия «предопределённого объекта» каждый техник создаёт свое собственное приближение к «идеальной форме» (Lösungsform ), которая ему «пред-стоит», открываясь.

«возможность техники» – её сущность – коренится, согласно Дессауэру, не в объектах материального мира и не в «материальных человеческих потребностях», а в мире «предопределенных форм и образов», или, попросту говоря, в мире идей. Здесь Дессауэр, фактически, повторяет аргумент Платона: если не признать существования мира идей, то всё становится необъяснимым. Другой немаловажный вывод заключается в том, что мир, природа, согласно Дессауэру, не были сотворены один раз и навсегда. Миссия технического человека – досотворять мир! Отсюда онтологический статус техники: она – естественное условие и естественный этап этого досотворения. Следовательно, современная техника есть не демоническое начало, опустошающее человека, но прямое осуществление завета, изложенного в первых главах Библии.

29. Эрнст Капп и Флоренский – принцип органопроекции.

В центре внимания Каппа лежит принцип «органопроекции»: человек во всех своих созданиях бессознательно воспроизводит свои органы, и сам познает себя, исходя из этих искусственных созданий. Формулируя свой антропологический критерий, Эрнст Капп подчеркивает: каковы бы ни были предметы мышления, то, что мысль находит в результате всех своих исканий, всегда есть человек и ни что иное. Поэтому содержанием науки в исследовательском процессе вообще является ничто иное, как возвращающийся к себе человек. Именно благодаря тому, что человек мыслит себя в природе и из природы, а не над ней и вне ее, мышление человека становится согласованием его физиологической организации, с космическими условиями.

Идеи Эрнста Каппа были восприняты русским философом (священником и инженером) Павлом Флоренским, который в своей работе 1919 года следующим образом обсуждает принцип органопроекции. «Орудия расширяют область нашей деятельности и нашего чувства тем, что они продолжают наше тело. Эта мысль опирается на прямое наблюдение; но тем не менее в не скрывается большая трудность. В самом деле, как может продолжаться наше тело в том, что по строению своему во всяком случае не есть наше тело? Как нечто неживое может продолжить живое, а следовательно, в каком-то смысле входить в состав его жизненного единства?» Ответ на этот вопрос и дает, по мнению Флоренского, термин «органопроекция», предложенный Капом. «суть мысли Каппа – уподобить искусственные произведения техники естественно выросшим органам. Техника есть осколок с живого тела или, точнее, с жизненного телообразующего начала; живое тело … есть прообраз всякой техники. … По образцу органов устраиваются орудия. … И техническое приспособление и орудие выдвигаются одною потребностью и строятся одною внутреннею деятельностью. Отсюда понятно их сходство, вытекающее не из поверхностных аналогий, но из тождества их функций. Между органом и орудием функционально обслуживающими одну задачу, есть и должно быть морфологическое сходство. …». Таким образом техника должна пониматься как сознательное подражание тому, что природа до сих пор делала бессознательно. В то же время многие органы нашего тела или не выявлены наукой или даны в рудиментарной форме, но они могут быть выявлены «в их технических проекциях». Следовательно, заключает свой анализ техники как органопроекции Флоренский, если «изучение организмов есть ключ к техническому изобретению, то и обратно, технические изобретения можно рассматривать как реактив к нашему самопознанию».

Дата добавления: 2014-12-23 ; просмотров: 3 | Нарушение авторских прав

Источник

Понимание сущности техники в концепциях Х. Ортеги-и-Гассета и Ф. Дессауэра

Ф дессауэр осмысливая проблему природы техники считал что техника это Ф дессауэр осмысливая проблему природы техники считал что техника это Ф дессауэр осмысливая проблему природы техники считал что техника это Ф дессауэр осмысливая проблему природы техники считал что техника это

Ф дессауэр осмысливая проблему природы техники считал что техника это

Ф дессауэр осмысливая проблему природы техники считал что техника это

«Техника не является действием, которые человек делает, чтобы чего-то достич, она подразумевает прямо противоположное»

Толкование : Техника – реакция человека на природу, а не осбстоятельства, в результате чего между человеком и природой возникает посредник – сверхприрода. Техника – усилие ради сбережения усилий. в использовании человеком избыточных, высвобожденных, благодаря этой самой технике, сил.

Ортега дает обобщенную картину эволюций техники, разделяя ее историю на три главных периода. Эти периоды следующие: а) техника, связанная с отдельными случаями; б) техника ремесленника; в) техника, создаваемая техниками и инженерами. В первый период истории техники она — техника — может быть изобретена только случайно, по обстоятельствам. Во второй период некоторые достижения техники, изобретения осознаются как таковые, сохраняются и передаются от поколения к поколению ремесленниками, т.е. специальным классом общества. Однако и в этот период еще отсутствует сознательное изучение техники то, что мы называем технологией. Техника является лишь мастерством и умением, но не наукой. И только в третий период, с развитием указанного аналитического способа мышления, исторически связанного с возникновением науки Нового времени, появляется техника техников и инженеров, научная техника, “технология“ в буквальном ее понимании.

В наше время, считает Ортега, человечество прежде всего обладает техникой в существенном смысле этого термина, т.е. технологией, и лишь затем — техникой в смысле технических устройств. Люди теперь хорошо знают, как реализовать любой проект, который они могли бы выбрать даже до того, как они выберут тот или иной конкретный проект. Ортега прямо-таки интригующе предсказывает, что Запад, по всей вероятности, будет вынужден обратиться к техникам Азии.

Дессауер. Делание, особенно в виде технических изобретений, может установить позитивный контакт с «вещами самими по себе». Дессауер формулирует определенную теорию моральной значимости техники. Большинство концепций техники ограничиваются рассмотрению практических выгод и польз. Технике свойственны автономные, преобразующие мир последствия. Сущность техники проявляется не в предметах техники, а в самом акте творчества. Иными словами, сосредотачивается в моменте, когда техника появляется на свет в виде замысла, проекта или наброска конструкций.

У Платона кроме чувственного мира существовал мир идей, который имел духовную природу, где находятся все идеи, какие только есть. Когда человека открывает что-то новое, он лишь приобщается к царству идей.

Дессауер формулирует определенную теорию моральной (если не сказать мистической) значимости техники. Большинство концепций техники ограничиваются рассмотрением практических выгод и пользы. Для Дессауера же создание техники носит характер кантовского категорического императива или божественной заповеди. По Дессауеру, свойственные только технике ее автономные преобразующие мир последствия — свидетелем того, что техника является трансцендентной моральной ценностью. Люди создают технику, однако ее могущество, “сравнимое с мощью горных хребтов, рек, ледникового периода или даже планеты“, переходит грань всякого ожидания. Техника приводит и действие нечто большее, чем эти могущественные силы. Современная техника не должна восприниматься как “средство облегчения условий человечкского бытия“ (как утверждал Фрэнсис Бэкон); в действительности техника есть “участие в творении…, величайшее земное переживание смерти“. Согласно концепции Дессауера, техника становится религиозным переживанием и опытом, и само религиозное переживание приобретает техническую значимость.

По Ф. Дессауэру : современная техника – не просто средство бытия, через технику человек участвует в действительности, техника – величайшее переживание действительности.

Источник

Понимание сущности техники в концепциях Х. Ортеги-и-Гассета и Ф. Дессауэра

Например, нуждаясь в тепле, человек ищет пещеру или огонь, но если природа не предоставляет ему возможности решить эту проблему (наличие горящего дерева или пещеры поблизости), человек сам разводит огонь или роет пещеру. Все такие акты обладают общей структурой. В них входит некое изобретение, устройство, с помощью которого человек надежно, по собственной воле и с пользой для себя получает то, чего нет в природе и в чем, тем не менее, он нуждается. Подобное устройство зачастую подразумевает создание какого-нибудь предмета, приспособления, орудия, чье простое действие с неизменностью даст нам то, в чем мы до этого испытывали нужду.

Три значительные стадии в технической эволюции: техника случая, техника ремесла, техника человека-техника.

Техникой случая является та техника, где в роли человека-техника выступает случайность, способствующая изобретению. Такова первобытная техника доисторического человека. Технические действия на этой стадии имеют неопределенный характер, входя в состав природных актов и являясь в представлении первобытного человека частью нетехнической жизни. Первобытный человек не ведает о своей способности изобретать, и, следовательно, на этом этапе открытие не представляет собой результата целенаправленного поиска.

На современной стадии люди уже не могут существовать материально без достигнутого технического уровня. Современный человек уже не волен выбирать между жизнью в природе и использованием сверхприродного, он бесповоротно и окончательно приписан к последнему.

Проблемы современности. Человек готов утратить реальные представления о технике и о тех условиях в которых она возникает, и, словно первобытный дикарь, видеть в подобных вещах обыкновенные дары природы, которые уже налицо и не требуют каких-либо усилий с его стороны. Таким образом, небывалый рост техники сначала привел к ее возвышению над уровнем незамысловатого набора естественных человеческих актов, а затем, по мере дальнейшего стремительного технического развития, почти окончательно затемнил его первоначально ясное о ней представление.

Сущность техники, утверждает Ф. Дессауэр, проявляется вовсе ни в промышленном производстве, которое лишь в массовом порядке воспроизводит, тиражирует результаты когда-то сделанных открытий, и вовсе ни в предметах техники, которые только используются людьми в тех или иных целях, но в самом акте творчества. Иными словами, сущность техники, согласно воззрениям мыслителя, сосредотачивается в том ключевом моменте, когда она (техника) впервые появляется на свет в виде замысла, проекта или наброска конструкции.

Конечно, техническое творчество реализуется в полной гармонии с естественными законами природы и сообразно человеческим целям. Однако ни сами по себе естественные законы, ни цели человека не являются достаточными условиями для возникновения новой техники. Помимо этого существует ещё своего рода “внутренняя обработка”, которая и приводит, по убеждению мыслителя, сознание изобретателя к контакту с неким царством “предустановленных способов решений” технических проблем. Ведь изобретение какой-либо технической конструкции не является нечто таким, что можно было бы обнаружить в мире явлений.

Надо заметить, что здесь Ф. Дессауэр рассуждает в духе платоновской философии. В учении Платона кроме чувственного мира существовал ещё мир вечных и неизменных идей, – это некое идеальное царство. Чувственный мир имел материальную природу, мир же идей – духовную. В этом царстве находились идеи всех вещей, идеи всех ценностей, идей всех геометрических тел и т.д. Поэтому, когда человек открывал для себя новую истину, он, в действительности, по Платону, лишь приобщался к этому царству идей, в котором уже всё содержалось. Аналогично рассуждает и Ф. Дессауэр: техническое решение – это приобщение изобретателя к царству идей.

Итак, техническое изобретение воплощает в материи “бытие идей”. И, следовательно, техника является выражением этого духовного царства идей (или “предустановленных решений”).

Люди создают технику, однако её могущество, “сравнимое с мощью горных хребтов, рек, ледникового периода или даже планеты”, как считает Ф. Дессауэр, превосходит грани всякого ожидания. Техника приводит в действие нечто большее, чем эти могущественные силы, – она творит новую действительность. Поэтому, современная техника не должна восприниматься просто как “средство облегчения условий человеческого бытия”; через технику мы участвуем в творении действительности, которая является продолжением дела изначального божественного творения. И это, по мнению мыслителя, представляет собой “величайшее земное переживание смертных”.

Поможем написать любую работу на аналогичную тему

Понимание сущности техники в концепциях Х. Ортеги-и-Гассета и Ф. Дессауэра

Понимание сущности техники в концепциях Х. Ортеги-и-Гассета и Ф. Дессауэра

Источник

СПЕКУЛЯТИВНО-УМОЗРИТЕЛЬНЫЕ КОНЦЕПЦИИ ФИЛОСОФИИ ТЕХНИКИ

Спекулятивно-умозрительная философия техники получила развитие в основном в Германии. И это далеко не случайно, поскольку именно в немецкой философии всегда были сильны традиции спекулятивного мышления. И в самом деле, в ней, в отличие, например, от английской (а отчасти и французской) философии, всегда преобладал спекулятивный метод формирования философского знания, согласно которому последнее конструировалось силой «чистого ума» или «чистой рефлексии» без какого-либо сознательного обращения к опыту, к практике вообще. Здесь мы ограничиваемся рассмотрением технофилософских концепций лишь трех немецких мыслителей — Ф. Дессауэра, Э. Блоха и М. Хайдеггера.

1. Теологическая философия техники Ф. Дессауэра: техника как «встреча с Богом»

Фридрих Дессауэр (1881-1963), несомненно, был не только выдающимся философом техники, но, можно сказать, и необычной личностью. Дело в том, что он в своем лице объединил и католического теолога и философа, и ученого и изобретателя, и политического и государственного деятеля. Будучи еще юношей, он настолько сильно увлекся открытием Х-лучей (1895) Вильгельмом Кондрадом Рентгеном (1845-1923), что забросил учебу в школе и предался промышленно-технической деятельности, где, собственно, и раскрылся в полном объеме его изобретательский талант. Он основал несколько промышленных предприятий по производству рентгеновских аппаратов и лично занялся развитием и усовершенствованием медицинской техники в сфере рентгенотерапии. Успехи, достигнутые им в данной области в качестве техника и изобретателя, были настолько впечатляющими, что университет во Франкфурте-на-Майне решил на их базе присвоить ему докторскую степень по прикладной физике в 1917 году. Позднее по его инициативе был создан Институт биофизики им. Макса Планка, директором которого он стал. Это, однако, не помешало ему, человеку светскому, написать ряд работ и по теологии. Помимо всего этого, он вел достаточно активную политическую и государственную деятельность. Так, он состоял членом Христианско-демократической партии, от которой, начиная с 1924 года, баллотировался в депутаты Рейхстага. Депутатом парламента он оставался вплоть до прихода Гитлера к власти в 1933 году. После установления в Германии нацистского режима он занял активную антигитлеровскую позицию, за которую ему пришлось поплатиться сначала арестом, а затем и высылкой из страны. На родину он вернулся лишь в 1953 году и сразу же возглавил снова Институт биофизики им. М.Планка.

В многогранном творчестве Ф.Дессауэра особое место, несомненно, принадлежит его философии техники, которую он разрабатывал и обосновывал в таких важнейших работах, как «Техническая культура» (1908), «Философия техники. Проблема реализации» (1927), «Душа в сфере техники» (1945) и «Споры вокруг техники» (1956) и которой он фактически занимался всю свою сознательную жизнь. В этих работах он трактует технику не иначе как «способ бытия человека» в этом посюстороннем мире. И, тем не менее, он, по сути дела, отвергает идущее еще от Ф.Бэкона утилитарное понимание техники как средства или способа улучшения условий человеческого существования. Дело в том, что техника в своей сущности раскрывается, как он полагает, именно как «участие в творении», поэтому свои конечные истоки она должна иметь не в этом, а в том, трансцендентом (потустороннем), мире.

В структуру технического творчества или изобретательства Ф. Дессауэр включает три элемента:

· природный материал и

Человеческое целеполагание играет роль своеобразного пускового механизма процесса технического творчества, который, однако, возможен «только в гармонии с законами природы», а стало быть, лишь при наличии природного материала. И в этом ничего удивительного нет, поскольку по своему существу техника, подобно природе, является экспликацией (развертыванием) божественной мудрости, единого плана «Божьего творения».

Однако вместе с тем, указанный процесс представляет собой и

Вот так в своей («четвертой») «Критике» Ф. Дессауэр приходит к необходимости простого постулирования некоего «четвертого царства», где, якобы, изначально сосредоточены предуставленные решения всех технических проблем. И для того, чтобы кое-как обосновывать данную свою установку, он не находит ничего более убедительного, кроме как в «лучших» традициях немецкой философии оперировать тем приемом, который можно было бы условно называть «понятийной спекуляцией» (или «понятийной фетишизацией») 132/ [10], т.е. чистой манипуляцией словами. Так, в частности, он пишет:

что, однако, далеко не согласуется с данными изобретательской практики и всей технической деятельности вообще.

Итак, техническое решение как нечто предустановленное и предзаданное должно предшествовать всякому изобретению и задача изобретателя как раз и заключается в том, чтобы найти его.

Таким образом, изобретение, с его точки зрения, оказывается приближением изобретателя к тому «однозначному прообразу» или к той

2. «Принцип надежды» Э. Блоха и его понимание изобретения как обнаружения и осуществления «еще-не-ставшего»

Прямой противоположностью предлагаемой Ф. Дессауэром трактовке сущности техники является понимание существа технического изобретения, развиваемое другим немецким философом, последователем К.Маркса — Эрнстом Блохом (1885-1977). Правда, следует сразу же оговориться и заметить, что этот последний специально и детально не исследует феномен техники. Он, в отличие от Ф.Дессауэра, не разрабатывает и не предлагает своей целостной концепции «технофилософии» (М.Бунге), а лишь мимоходом касается проблемы технического изобретения при своих размышлениях об утопии. Говоря более точно, он формирует свой взгляд на техническое творчество в ходе раскрытия им содержания «нового» как философской категории, с одной стороны, и значения технических утопий — с другой.

В своем фундаментальном исследовании «Принцип надежды» (т. 1-3, 1954-1959) Э.Блох склоняется считать утопию тем водоразделом, который четко проходит между человеком и животным, так как «лишь человек. обуреваем утопиями». Следовательно, человеку по определению присуща способность придумывать желания и думать о лучшей жизни, что непременно вселяет в него уверенность и оптимизм и позволяет ему мужественно переносить жизненные невзгоды и с надеждой смотреть в будущее. В связи с этим можно констатировать, что

Однако, с другой стороны, человеческие мечты оказываются в принципе возможны лишь потому, что сама действительность далека от завершенности.

«Надо признать, — полагает Э.Блох, — что внутри нас тоже ничего не могло бы происходить, если бы снаружи все было полностью завершенным.

«все действительное переходит в возможное через свой процессуальный фронт».

Что же касается самого возможного, то оно бывает либо объективным, либо же реальным. «Объективно возможным является все то, наступление чего научно ожидаемо» или не исключено. Между тем как

«реально возможным, напротив, является все то, чьи черты еще не полностью собраны в сфере самого объекта, будь то по причине их незрелости, либо потому, что новые условия. подготавливают появление новой действительности».

Так, изменчивое бытие обладает благодаря своему возможному становлению «еще-не-окончательностью», и поэтому можно

«сказать: второй, конкретный коррелят придает утопической фантазии реально возможную, диалектико-материалистически обусловленную новизну; этот коррелят находится вне смятения и брожения во внутреннем слое сознания».

«Новое» как философское понятие серьезно не разрабатывалось и «даже в самой отдаленной степени» не было

«определено и не нашло своего места ни в одной домарксистской картине мира».

Даже «у Бергсона вообще по-настоящему нет «нового»». У него можно найти лишь «псевдоновое». Дело в том, что

Бергсоновское «псевдоновое» имеет, согласно Э. Блоху, не только социальную, но и идеологическую основу. Его социальной основой он считал позднюю буржуазию, поскольку она как класс уже не несет в себе ничего нового. Что же касается его идеологической основы, то она заклю­чается в «исключении двух наиболее существенных свойств «нового»: возможности и финальности». Это значит, что оба последние понятия получают в философии Анри Берсона (1859-1941) превратную интерпре­тацию, которая сводит их на нет как самостоятельные философские категории.

«У Бергсона, — отмечает Э.Блох, — вообще нет «возможного», оно для него лишь проекция, которую «вновь возникающее» направляет на прошлое. Согласно Бергсону в «возможном» только что зарождающееся «новое» мыслится лишь как «бывшее возможным»». Он «отрезает себе путь к понятию «новое»»

и тем, что рассматривает

«финальность как окончательное статуирование жесткой конечной цели вместо того, чтобы видеть в ней целеустремленность человеческой воли, которая лишь ищет в открытых возможностях будущего свое собственное «куда» и «зачем»».

Мало того, А.Бергсон отождествляет предвидение

Между тем «новое» может появляться лишь как результат множе­ства «реальных возможностей, отнюдь не существовавших у колыбели начала», а возникающих в ходе действительного процесса. Следовательно, —

Поэтому можно сказать, что происхождение есть самоосуществление, которое

Так, «новое» и «предельное» Э.Блох, в конечном счете, связывает именно с опосредственно-реальной возможностью, которая как объективно-реальный коррелят соотносится с точной антиципатией, а, стало быть, и с конкретной утопией. Это значит, что утопия фактически понимается им «как определенность объекта и степень бытия реально возможного» и в качестве таковых утопия реализуется не только в искусстве, но и в науке, а стало быть, и в технике.

Однако реальная возможность как «двухсторонний коррелят» есть

Исходя из этого, Э.Блох трактует материю не только как то, что обуславливает по мере существующей в том или ином случае возможности, но и как то сущее-в-возможности, которое как плодоносное лоно неисчерпаемо порождает из себя все образы мира.

При этом следует подчеркнуть, что без «сущего-в-возможности материи», а, стало быть, без Реальной возможности как конечного источника «подлинно нового» действительность однозначно теряет свою процессуальность и целостность,

свою динамичность и свое становящееся совершенство и превращается в нечто ставшее и «безжизненное». И, естественно, такой «безжизненный», не несущий в себе будущего мир не может быть миром не только искусства, но и науки, и техники. Следовательно,

Реальная возможность как «еще-не-ставшее» проявляется у человека в качестве «еще-не-осознанного». Поэтому можно сказать, что антиципаторская способность как и вся творческая сила человеческого сознания в целом, в том числе и технического, порождены не самим сознанием, а находят свои конечные истоки именно в материи. Ведь именно материя заключает в себе, в своей «латентности», последние истоки «нового», которое прокладывает себе путь не только через стихийные процессы, происходящие в мире, но и через сознательную творческую человеческую деятельность.

Именно так, т.е. путем умозрительных рассуждений Э.Блох обосновывает свой материалистический взгляд на технику. Данный взгляд в своем формально-методологическом измерении, несомненно, является идентичным дессауэровскому взгляду. И тут дело не только в том, что оба взгляда формируются сугубо спекулятивным путем, но и в том, что они одинаково выносят конечные истоки технического творчества (изобретения) за пределы человеческого сознания, размещая их, таким образом, в некой объективной реальности. Правда, они вместе с тем существенно разнятся между собой в конкретном понимании данной реальности, которая у Л. Дессауэра оказывается потусторонним (божественным) царством, а у Э. Блоха отождествляется с посюсторонним материальным миром.

В своем понимании существа технического изобретения Э.Блох, в отличие от Л.Дессауэра, пытается также нащупать и выявить связь между техникой и человеческой потребностью. Так, отвергая идею о том, что техника является самодостаточной реальностью и что поэтому она, якобы, сама порождает свои цели, он отмечает, в частности, что

3. Технофилософские представления М. Хайдеггера: сущность техники как «способ раскрытия потаенности»

У М.Хайдеггера, на самом деле, мы находим столько ответов, сколько он выдвигает вопросов, а крайне подозрительно он относится «ко всяким ответам и решениям», кроме своих собственных.

Инструментальное определение техники, несомненно, является правильным. Однако

Для достижения данной цели, т.е. для выявления сущности техники и установления, таким образом, не просто правильного, но и истинного ее определения, мы должны, прежде всего, задаваться вопросом: что такое инструмент? Отвечая на данный вопрос, М.Хайдеггер находит необходимым сведение инструментальности к причинности.

В связи со сказанным, М.Хайдеггер напоминает об идущей от Аристотеля традиции, согласно которой философия различает четыре вида причин:

1) «causa materialis» («материальную причину») — материал или вещество, из которого изготавливается вещь (например, серебро в серебряной чаше, предназначенной для жертвоприношения);

2) «causa farmalis» («формальную причину») — форму или образ, который принимает этот материал (чашеобразность в указанном примере);

3) «causa finalis» («конечную причину») — цель, которой определяются форма и материал (жертвоприношение);

4) «causa efficiens» («действующую» или «производящую причину») — силу, создающую готовую вещь (серебряных дел мастер).

После этого М.Хайдеггер пускается в рассуждения о значении слова «причина». Латинское слово «causa», по его мнению, — «идет от глагола cadere, падать и означает то, благодаря чьему воздействию «выпадает» то или иное следствие». У Аристотеля, к которому восходит учение о четырех причинах, мы не находим ничего подобного. У него, как и у древних греков вообще, то, что мы называем причиной, а римляне — cause,

«зовется aition: то, что виновато в чем-то другом. Четыре причины — четыре связанных между собой вида виновности».

«Про-из-ведением» или «пойэсисом» является не только ремесло и искусство, но и «фюсис» (греч. слово «physis» означает «природу). Более того, это последнее есть «поэсис» в высшем смысле этого слова. Дело в том, что «фюсис», как «присутствующее «по природе»», содержит в самом себе начало «про-из-ведения», тогда как

Однако где бы ни происходило событие «про-из-ведения» — в природе, ремесле или в искусстве, оно всегда представляет собой раскрытие потаенного, выведение из потаенности в непотаен-ность, в открытость.

Как видим, верный своему отмеченному выше методу, М.Хайдеггер пытается свести древнегреческое слово «aletheyein» («говорить истину, быть правдивым») к древнегреческому корню «lethein», означающему «быть скрытым, тайным». (Заметим в скобках, что к этому последнему слову восходит и термин Э.Блоха «латентность» материи, что, несомненно, говорит о созвучности указанной точки зрения М.Хайдеггера с позиций данного автора).

Итак, древнегреческое слово «алетейя» объединяет в своем значении и истину, и раскрытость. Исходя из этого и как бы подытоживая все вышесказанное, М.Хайдеггер удивленно сам себе задает вопрос: «куда мы забрели?» и тут же на него отвечает:

Так, техника оказывается, в конечном счете, не просто средством, а видом или способом раскрытия потаенного, выведения действительного из потаенности.

В подтверждение данного своего вывода М.Хайдеггер приводит свои размышления по поводу этимологии термина «техника». Этот термин восходит, согласно его мнению, к древнегреческому слову «techne», которое, якобы, изначально включало в свое значение два аспекта. Первый из них обозначает не только ремесленное мастерство и умение, но и высокое искусство, изящные художества.

Второй же, более важный ас­пект значения слова «techne», связан со значением слова «episteme» («знание»).

«С самых ранних веков, вплоть до времени Платона, — отмечает М.Хайдеггер, — слово «техне» стоит рядом со словом «эпистеме». Оба слова именуют знание в самом широком смысле. Они означают умение ориентироваться, разбираться в чем-то. Знание приносит ясность. В качестве проясняющего оно есть раскрытие потаенности».

Поэтому можно сказать, что

Следовательно, сущность техники состоит «не в операциях и манипуляциях, не в применении средств» и артефактах, а в том раскрытии потаенности, которое «сродни» истине.

Однако, применяя технику и участвуя таким образом «в поставляющем производстве как способе раскрытия потаенности», человек еще далеко не создает самой потаенности. Как раз наоборот, он в ходе данного процесса лишь отвечает на тот вызов, который эта потаенность сама ему бросает. Собирающее начало этого вызова как раз и нацеливает человека на «поставление» действительного как чего-то состоящего в наличии. И по примеру того, как собирающее начало, складывающее извилистую линию берега в береговую линию, мы называем «по-бережьем», а собирающее начало всех тех способов, какими мы ведем себя, называем «по-ведением», М.Хайдеггер предлагает

«тот захватывающий вызов, который сосредотачивает человека на поставление всего, что выходит из потаенности в качестве состоящего-в-наличии», называть «поставом» («Ge-stell»).

Следовательно, он решается употреблять данное слово, которое обычно означает «станок» (например, ткацкий) или «мельничные жернова», т.е. нечто сугубо техническое, «в до сих пор совершенно непривычном смысле» и обозначить им сущность техники именно как нечто не техническое, не машинообразное. Вот, собственно, почему он пишет его в слоговой форме. А в порядке «оправдания» подобного рода «переиначивания слов зрелого языка» он ссылается на пример Платона, который употребил слово «эйдос» («вид», «образ») в далеко непривычном для греческого повседневного языка значении.

Итак, «по-став», согласно хайдеггеровской терминологии, есть

Исходя из этого М.Хайдеггер пытается установить четыре «оттенка» или аспекта значения слова «постав».

Во-первых, слово «ставить», корень которого входит в слово «постав» сохраняет «в себе отзвук того становления, от которого происходит».

Во-вторых, поставить на тот или иной путь означает не что иное как «послать на него». Собирающее же посылание человека на тот или иной путь раскрытия потаенности М.Хайдеггер называет не иначе как «миссией и судьбой».

В-третьих, раскрытие потаенного как истина суть событие, к которому «в ближайшем и интимнейшем родстве» стоит свобода. Следовательно,

«свобода — это область миссии, посылающей человека на тот или иной путь раскрытия Тайны».

В-четвертых, там, где речь идет о раскрытии тайны, там всегда имеют место опасность и риск.

Однако, говоря о «по-ставе» как о риске и опасности, необходимо иметь в виду, что речь идет не о каком-то демонизме техники. Нет, техника сама по себе не опасна, она не являет собой никакого демонизма. Угроза человеку исходит не из какого-либо губительного действия машин и технических устройств. «Нет никакого демонизма техники», заявляет М.Хайдеггер, «но есть тайна ее сущности». Уточняя эту свою мысль, он указывает, что риск заключен в самой сущности или существе техники как миссии раскрытия потаенности. Дело в том, что господство «по-става» грозит человеку тем, что он

«окажется не в состоянии вернуться к более изначальному раскрытию потаенного и услышать голос более ранней истины».

Итак, «по-став» как сущность техники представляет собой

«один из способов раскрытия потаенности, на который посылает миссия исторического бытия, а именно производственно-поставляющий способ».

Он таит в себе высший риск. Однако

Вот так просто и нехитро М.Хайдеггер утешает своего подавленного техногенной цивилизацией современника.

Источник

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *