3 дня плыл в океане
Прыжок в бездну: как советский ученый сбежал с корабля и три дня плыл за счастьем
Советским гражданам было совсем непросто покинуть самую просторную страну в мире даже на временной основе. Если же говорить об эмиграции, особенно в капиталистические страны, задача в абсолютном большинстве случаев и вовсе превращалась в невыполнимый квест. В 1970-е годы из СССР с некоторым трудом, но все же начали выпускать желающих уехать в Израиль. Товарищам, которые не могли претендовать на его визу, но которые по каким-то причинам перестали получать удовольствие от строительства социализма, приходилось изобретать другие способы покинуть Союз. Иногда крайне оригинальные. В 1974 году ленинградский ученый-океанограф Станислав Курилов использовал, пожалуй, самый авантюрный метод из всех. Во время туристического круиза он выпрыгнул за борт советского лайнера и следующие три дня плыл, превозмогая шторм, усталость, угрозу нападения акул, ориентируясь только по звездам. Эта история упорства и настойчивости, риска, расчета и счастливого случая — готовый сюжет для кинофильма.
Мечта всей жизни
Курилов родился в 1936 году, и его детство было похоже на взросление миллионов других сверстников из того поколения. Тяжелые послевоенные годы он провел в казахстанском Семипалатинске, затерянном среди продуваемых ветрами степей, которые в скором будущем станут главным советским ядерным полигоном. Как и для многих мальчишек, альтернативой окружающей суровой действительности для него стал мир приключенческих книг. Похождения пиратов, истории про путешествия в далекие страны, океанские плавания — все это увлекло Курилова настолько, что в возрасте 15 лет он сбежал из дома, добрался до Ленинграда и попытался попасть юнгой хоть на какой-нибудь корабль.
Вернувшись в Ленинград для поступления в мореходку, уже вооруженный аттестатом Курилов на первой же медкомиссии выяснил, что у него прогрессирующая близорукость и стать штурманом дальнего плавания ему не грозит. «„Молодой человек, о море даже не мечтайте. Ни в гражданский, ни в военный флот вас никогда не возьмут“, — сказал мне врач. Это меня так потрясло, что я больше не хотел жить», — писал он гораздо позже в своей книге «Один в океане». Дальше было несколько месяцев отчаяния и поступление на океанологический факультет Ленинградского гидрометеорологического института, что выглядело спасением и давало все же надежду на жизнь, связанную с далекими морскими походами.
И вновь разочарование. Как оказалось, океанографы вполне могут заниматься своими исследованиями на теоретической основе, даже не видя моря, не говоря уже про выход в него. Курилов и в данном случае попытался обойти жизненные обстоятельства, став активным участником студенческой группы подводных исследований. Похоже было, что жизнь начинала налаживаться. Еще студентом он вошел в экипаж подводной лаборатории «Черномор» в Крыму. Появились контакты с командой Жака-Ива Кусто и проекты совместных экспедиций. Но никуда водолазы из Ленинграда так и не поехали — ни в Тунис, ни на атоллы Тихого океана. Им не дали выездные визы.
Чтобы выехать из Советского Союза даже в безобидную командировку, необходимо было получить соответствующие разрешения. Потенциального кандидата, его моральную и идеологическую устойчивость к соблазнам того мира, благонадежность в целом проверяли по всем возможным каналам. При малейшем подозрении в том, что советский гражданин может остаться за границей, войдя в число «невозвращенцев» (страшное слово!), в выезде за пределы СССР ему отказывали. Так неоднократно происходило и с Куриловым. После окончания метеорологического института, а потом и мореходного училища (заочно — близорукость здесь уже не помешала) он сменил несколько работ, пытаясь найти ту самую, из своей юношеской мечты, связанную с плаванием в тропических широтах, увлекательными далекими путешествиями, новыми странами и портами. И везде его ждало разочарование. При очередной попытке попасть в зарубежную командировку приходил отказ в выезде.
У Курилова были семейные обстоятельства, в конце концов и сделавшие его невыездным. В середине 1960-х его сестра вышла замуж за учившегося в Советском Союзе индийца и уехала на родину мужа. В принципе, Индия была дружественной для СССР страной, но через несколько лет эта советско-индийская пара переехала в Канаду, и это был приговор для оставшихся в Союзе Куриловых, в том числе и для Станислава. В 1974 году ему в который раз не выдали визу для работы на океанографических судах дальнего плавания. И в данном случае к отказу было присовокуплено пояснение: «Товарищу Курилову — посещение капиталистических государств считаем нецелесообразным».
Из зимы в лето
В ноябре 1974 года в одной из ленинградских газет он наткнулся на рекламное объявление. Жителей города приглашали в экзотическое путешествие к экватору. Да, в Советском Союзе были круизы, хотя такого рода отдых не мог носить массового характера, пусть даже из-за стоимости. Курилов схватился за это предложение, как за свой выигрышный лотерейный билет. Выездной визы в данное плавание не требовалось. Лайнер должен был 20 дней находиться в открытом море, близкого подхода к суше или тем более захода в порты не планировалось. Купив путевку и попрощавшись с друзьями (они не знали, что навсегда), 8 декабря, уже перед самым отходом лайнера, Курилов был во Владивостоке.
Круизы «Из зимы в лето» проводились на крупнейшем пассажирском лайнере СССР, носившем символическое название «Советский Союз». Это судно было построено в начале 1920-х годов в Гамбурге для трансатлантических рейсов между Германией и США (сначала под именем Albert Ballin, потом Hansa). Попав в СССР по репарациям после окончания Второй мировой войны, оно уже как «Советский Союз» начало работать на линии между Петропавловском-Камчатским и Владивостоком. В 1970-е в зимние месяцы, когда каботажный пассажиропоток между городами снижался, его ставили на 20-дневные круизы без захода в иностранные порты. На одном из них и оказался Станислав Курилов.
В мемуарах «Один в океане» Курилов довольно подробно описывает быт и нравы советских туристов, оказавшихся на корабле в открытом море. Эти зарисовки, любопытные сами по себе, не слишком согласуются с прославленной в «Бриллиантовой руке» сентенцией «Руссо туристо. Облико морале». Если верить автору, поведение пассажиров «Советского Союза» было довольно похоже на жизнь обычных людей в подобных обстоятельствах, существенную часть которой занимало веселье, танцы, выпивка и любовь. Впрочем, несмотря на то что сам Курилов принимал участие во всем происходящем вокруг (хотя бы для того, чтобы не вызвать к своей особе подозрения у многочисленных «кураторов» в гражданском), он был озабочен совсем другим. Ему необходимо было понять, в какой момент удобнее всего было покинуть борт лайнера.
Естественно, предварительно туристам о точном маршруте плавания никто не сообщал. Однако вскоре после начала рейса в одном из салонов корабля появилась карта с обозначением пути судна, причем даже с привязкой к датам. «Советский Союз» пересекал Восточно-Китайское море в виду острова Тайвань, далее шел вдоль восточных берегов Филиппинских островов, направлялся в Целебесское море и достигал экватора между островами Борнео (Калимантан) и Целебес (Сулавеси), после чего разворачивался и шел в обратном направлении. Настало время принимать решение.
За бортом
Во время плавания лайнер периодически приближался к земле, чтобы дать туристам хоть издалека полюбоваться тропической природой. Однако от попытки бежать в такие моменты днем Курилов отказался сразу. Его исчезновение, скорее всего, было бы замечено, после чего на воду спустили бы шлюпку, которая вернула бы беглеца на родину (корабль считался советской территорией). В ночное же время «Советский Союз» обычно держался подальше от берега, за одним исключением. 13 декабря 1974 года он должен был проходить мимо небольшого филиппинского островка Сиаргао, а затем, чуть позже, у южной оконечности Минданао.
«Случайно» забредший в штурманскую рубку Курилов, подойдя к навигационной карте, выяснил и планируемое время прохождения Сиаргао, где он и решил прыгать.
«Лайнер находился еще далеко к северу от Сиаргао, но линия курса была проложена примерно в десяти морских милях от берега. Я с радостью заметил, что остров гористый и, значит, будет виден издалека. Длина его была всего девятнадцать морских миль — это значит, что мы будем идти параллельно береговой линии в течение часа. В 20 часов по корабельному времени лайнер будет где-то на уровне середины острова».
Компаса у Курилова с собой не было. Он не взял его специально, боясь, что при обнаружении прибора станут ясны и истинные его намерения на корабле. После захода солнца перед побегом он пристально вглядывался в ночное небо, пытаясь запомнить расположение созвездий, по которым ему и предстояло ориентироваться в открытом море.
«Я вернулся в каюту сделать последние приготовления. Надел короткую майку, узкие шорты, чтобы не мешала ни одна складка, несколько пар носков, необходимых на острых рифах, на шею повязал платок. На случай, если придется перевязать рану».
Прыгать предстояло с пятнадцатиметровой высоты между лопастью гигантского винта и концами подводных крыльев — там, где струя воды отбрасывается от корпуса. Само это уже представляло собой нешуточный риск для жизни.
И все же он прыгнул. По его собственным словам, еще и при свидетелях. На корме, где и находилось то самое место, где Курилову предстояло покинуть одновременно и «Советский Союз», и Советский Союз, какой-то матрос устанавливал раскладушку. Беглец дождался, когда тот повернется спиной и перемахнул через перила. Море ко всему прочему серьезно штормило, но это было только на руку. Шанс обнаружения человека за бортом еще более снижался, как и вероятность спуска на воду спасательной шлюпки.
«Всплыв на поверхность, я повернул голову и… замер от страха. Возле меня, на расстоянии вытянутой руки — громадный корпус лайнера и его гигантский вращающийся винт! Я почти физически чувствую движение его лопастей — они безжалостно рассекают воду прямо рядом со мной. […] Внезапно что-то швыряет меня в сторону, и я стремительно лечу в разверзшуюся пропасть. Я попал в сильную струю воды справа от винта, и меня отбросило в сторону», — так описывал Курилов несколько следующих секунд своей жизни.
До острова беглец добирался дольше предполагаемого. Сказался шторм, течения, которые чуть не отнесли его от самого острова Сиаргао вновь в открытое море, сложность ориентирования по созвездиям, усталость. Но он был очень выносливым пловцом, занимался йогой и вообще находился в прекрасной физической форме. Проплывший в итоге несколько десятков километров, счастливо избежавший нападения акул (достаточно распространенных в тех краях), лишь однажды ужаленный медузой, 15 декабря, на третий день после побега, он вышел на берег филиппинского Сиаргао. Мечта все-таки осуществилась. Приключения, тропики, незнакомая страна — Курилов, преодолев все препоны, оказался там, куда так стремился.
У него впереди было еще много всего интересного. Несколько месяцев в неизвестности на Филиппинах, пока решалась его судьба (тем более у страны как раз вновь начали налаживаться отношения с СССР). Депортация в Канаду, к сестре, и все положенные сложности адаптации к жизни, такой непохожей на советскую. В Белизе Курилов попадал в плен к местным революционерам, требовавшим за него выкуп. На Гавайях проводил океанографические исследования. В Арктике искал нефть. На родине сперва его считали пропавшим без вести, а затем заочно приговорили к 10 годам заключения. Какие санкции были применены к упустившим его членам экипажа «Советского Союза» и прикрепленным к туристам «кураторам» так и осталось неизвестным.
В СССР Курилов больше не вернулся, с новой семьей обосновавшись в Израиле. Там он и погиб в январе 1998 года во время водолазных работ на Тивериадском озере, запутавшись в рыболовных сетях.
У этого человека не было особых разногласий с советской властью, он не относился к ярым антикоммунистам до тех самых пор, пока власть не отказала ему в той жизни, о которой он мечтал с детства. Станислав Курилов хотел приключений, и он их получил, в конце концов добившись своего.
Три дня без сна и еды: Станислав Курилов спрыгнул с круизного лайнера и проплыл 100 километров, чтобы сбежать из СССР. Как это было
В декабре 1974 года из Владивостока к экватору отправился туристический лайнер «Советский Союз». Его пассажирам не оформляли визы: судно не собиралось заходить в иностранные порты. Все, что было разрешено делать тем, кто плыл на лайнере – любоваться далекими берегами на горизонте, а вечером слушать лекции о положении трудящихся в странах капитализма.
13 декабря погода начала портиться, приближался шторм. Пока остальные пассажиры собирались на танцевальной площадке у бассейна, один мужчина поднялся на верхнюю, техническую палубу корабля. Он долго стоял, вглядываясь в горизонт. Рядом были заняты своими делами трое матросов, но потом двое из них ушли, а один повернулся к пассажиру спиной. Мужчина понял, что это его шанс. Он в одну секунду перепрыгнул через ограждение и нырнул в ночной океан.
Мужчину звали Станислав Курилов, хотя он предпочитал имя Слава. Когда его пропажу обнаружили, его искали несколько часов, но не нашли и объявили пропавшим без вести. На самом же деле Курилов три дня, без сна, без воды и без пищи, один плыл в океане. Он преодолел почти сто километров и добрался до филиппинского острова Сиаргао, чтобы начать новую жизнь за границей. Когда на родине узнают, что беглец выжил, его заочно приговорят к 10 годам лишения свободы за государственную измену. Но лишить его свободы уже не получится.
Курилов – один из самых известных беглецов из СССР за границу. Его вдова Елена Генделева-Курилова рассказала Сибирь.Реалиям, как он планировал побег и что с ним произошло после.
Станислав Курилов родился 17 июля 1936 года. Он рос в Семипалатинске (сейчас это город Семей в Казахстане), где вокруг лишь бескрайние степи.
«Там до любого моря бесконечно далеко. Но первое слово, которое сказал маленький Слава, было слово «вода». На стене в родительском доме висела картинка с парусником на волнах. И когда Слава ее увидел, то испытал первое в своей жизни религиозное переживание. Он просто заболел морем», – рассказывает Елена Генделева-Курилова.
Сам Курилов так это описывает в своей автобиографической книге «Один в океане»:
«Помню улицу в маленьком провинциальном городе, дом и комнату, где я обычно сидел за столом и неохотно делал уроки. За окном, через улицу, я всегда видел высокий серый забор. Мне приходилось смотреть на него каждый раз, когда я поднимал голову от книг. Я ненавидел этот серый забор, потому что он стоял между мной и тем загадочным внешним миром. Иногда мне удавалось смыть его усилием воли. Я мысленно представлял себе большие океанские волны, и они, накатываясь, постепенно сносили его начисто. Передо мной открывались неведомые дали – тихие лагуны тропических островов с пальмами на берегу, одинокий парусник вдали у горизонта и необъятный простор океана. Но когда я уставал мечтать и приходил в себя, я видел перед собой снова неумолимый серый забор…»
В пионерлагере Слава самостоятельно научился плавать, а в десять лет на спор переплыл Иртыш, едва не погибнув под винтом проплывающего мимо судна. В пятнадцать лет сбежал в Ленинград, чтобы устроиться юнгой на Балтийский флот.
«Родители уехали, Слава остался на попечении бабушки с дедушкой. Они недоглядели – и Славе удалось какими-то правдами и неправдами добраться до Питера. Конечно, юнгой его не взяли, ведь никаких документов у него не было, – рассказывает Елена Генделева-Курилова. – Призывная комиссия ему отказала. Но Славу не так-то просто было остановить».
Отслужив в армии, Курилов подал документы в Ленинградское мореходное училище. А когда из-за проблем со зрением его «забраковала» приемная комиссия, – поступил в Гидрометеорологический институт на специальность «океанограф». После окончания вуза он работал инженером-гидрологом на Байкале, жил в избушке неподалеку от поселка на острове Ольхон. В его обязанности входил сбор информации с 13 метеостанций у северной части озера. Курилов говорил, что больше всего в этой работе ценил возможность полного уединения.
Затем Курилова, молодого и перспективного специалиста, пригласили в Геленджик на Черном море, в подводную исследовательскую лабораторию «Черномор».
«Возглавлял лабораторию Анатолий Викторович Майер. Он обучал команду океанографов выживанию в море. Они по две недели жили, как полулюди-полурыбы, как акванавты, на глубине в 30 метров. Большую часть времени проводили под водой и даже ночевали на скале, чтобы утром снова броситься в воду, – рассказывает Генделева-Курилова. – Слава провел под водой более двух тысяч часов – это его зафиксированный стаж аквалангиста. Майер учил ребят правильно действовать в экстремальных ситуациях: например, когда начинался шторм, они на крохотной лодочке неслись к берегу прямо на скалы. Одно неверное решение, секунда промедления могли стоить жизни».
Через несколько лет, стоя на верхней палубе лайнера «Советский Союз», Курилов не испугается надвигающегося шторма, а наоборот, использует его в своих интересах.
«Любой другой человек подумал бы: может, лучше отложить прыжок? Но Слава, наоборот, подсчитал, что огромные океанские волны дают ему дополнительный шанс не разбиться при ударе о воду, – рассказывает вдова Курилова. – С верхней палубы до воды было 14 метров. Штормовая волна могла прибавить или убавить 6 метров высоты, как повезет. Но Славу это не пугало, а радовало».
Исследования команды Майера привлекли внимание знаменитого океанографа Жака- Ива Кусто: он пригласил советских коллег из «Черномора» совершить совместную экспедицию через Тихий океан к берегам Туниса.
«Ради этого проекта Слава окончил штурманские курсы. Он готовился три года. Но в Институте океанологии начались интриги. И сам Майер слишком выделялся, и его команда тоже всем стояла как кость поперек горла. Они были чересчур известными и независимыми. Такая вольница никому не была нужна, – рассказывает Генделева-Курилова. – Многим не понравилось и то, что их заметил и пригласил Кусто. В итоге в экспедицию отправили другого человека».
Вскоре работа с «подводным домом» прекратилась, а группу водолазов Майера разогнали. Стала призрачной и мечта Курилова о заграничной поездке. Он и до «Черномора» каждые три года подавал документы на выезд на границу, но каждый раз получал отказ. Отец Курилова в годы войны побывал в плену, а сам Станислав считался неблагонадежным, поскольку учил английский и практиковал йогу – странные увлечения для советского человека. Кроме того, родная сестра Курилова жила в капстране: она вышла замуж за индийского студента, с которым познакомилась во время учебы, и уехала с ним сначала в Индию, а затем в капиталистическую Канаду. Курилов рассказывал, что во время очередного посещения ОВИРа он случайно увидел свое личное дело: на нем стояла печать: «Посещение зарубежных стран считаем нецелесообразным».
Вплавь из СССР: Петр Патрушев в 1962 году проплыл 35 км по Черному морю от Батуми до Турции
«Слава записал тогда: «Я наблюдал, как корабли моих мечтаний уходили за горизонт один за другим». Все, что было интересно, что радовало в жизни – все это было остановлено, распущено, разбито, закрыто под ключ… Это был какой-то серьезнейший кризис внешней жизни. Она зашла в тупик, и перспективы были самые унылые», – рассказывает его вдова.
Однако 15 ноября 1973 года тогдашней гражданской жене Курилова Жанне попалось на глаза объявление в «Вечернем Ленинграде». Жителей города приглашали в круиз на лайнере «Советский Союз», «из зимы в лето» – в плавание к экватору через Тихий океан и тропические моря.
«Тур на круизном лайнере стоил диких денег – 350 рублей (почти три зарплаты научного сотрудника в институте – ред.) Это была огромная сумма. Но Жанна видела, как душит Славу ситуация, в которой он оказался. И она нашла эти деньги и послала его в этот круиз, – рассказывает Генделева-Курилова. – Но взяла с него слово, что он не совершит никаких безумств: Жанна предполагала, что от Славы можно ожидать нечто в этом роде».
Сам Курилов написал про свое путешествие на лайнере так:
«Меньше всего лайнер был приспособлен для побега – как хорошая, добротная тюрьма. Линия борта шла от палубы не по прямой вниз, как у всех судов, а закруглялась «бочонком»– если кто и вывалится за борт, то упадет не в воду, а на округлость борта. Все иллюминаторы поворачивались на диаметральной оси, разделявшей круглое отверстие на две части. Я надеялся незаметно отправиться за борт через один из них, но это полукруглое отверстие годилось разве что для годовалого ребенка! Чуть ниже ватерлинии по обе стороны судна от носа и до кормы были приварены подводные металлические крылья шириной полтора метра. Для прыжка с борта нужно было бы разбежаться по палубе и нырнуть ласточкой, чтобы войти в воду как можно дальше от корпуса и этих крыльев. Такой прыжок трудно выполнить с верхних палуб, где есть разбег, – высота их превышала двадцать метров, и на ходу это мог сделать разве только Тарзан».
Бежал от коммунистов и строил самолеты на куриной ферме: история взлета Игоря Сикорского
«После тщательного осмотра кормы лайнера глазами будущего беглеца я понял, что прыгать можно только в двух местах: между лопастью гигантского винта и концами подводных крыльев, там, где струя воды отбрасывается от корпуса. На корме главной палубы, возможно, не будет туристов — у самого борта стояли баки с мусором. Расстояние до воды отсюда было метров четырнадцать. Мне приходилось много раз прыгать в море со скал десятиметровой высоты или с надстроек небольших судов. Но с такой большой высоты, на скорости. «
13 декабря Курилов совершил тот самый прыжок с борта «Советского Союза». В книге он пишет, что в тот момент в океане не было никаких огней: ни луны, ни звезд. Прыгая, он думал, что ему предстоит проплыть до ближайшего острова Филиппин лишь около 17 км. При этом возможности спокойно изучить маршрут у него не было – карту ему увидеть удалось лишь мельком. Также у него не было с собой компаса.
В итоге расстояние до берега оказалось почти вдвое больше, к тому же беглеца отнесло в океан течением. Плыть до берега пришлось около 100 км: на это Курилов потратил три ночи и два долгих дня. Его спасло не только то, что он отлично плавал, но и то, что он серьезно увлекался йогой: это тоже помогло ему сконцентрироваться и преодолеть себя и океан.
«На Байкале, на острове Ольхон, Слава практиковал йогу по 12 часов в день. Отдавал ей все свободное время. Если нужно было отвлекаться на работу, то занимался, сколько уж получалось, но не меньше 4 часов в день. – рассказывает Генделева-Курилова. – А в 1973 году, незадолго до побега, у Славы были как раз очень интенсивные практики. Он открыл для себя новые уровни в йоге, совершенно туда погрузился. Это одна из причин, почему он был невероятно физически сильным и выносливым человеком».
В своей книге Курилов писал, что для того, чтобы выжить в океане, в первую очередь ему нужно было победить страх, а чтобы оставаться в сознании, нужно было удерживать ритм движения и дыхания. За маршрутом он пытался следить по звездам.
«Лайнер стремительно удалялся. Я чувствовал огромное облегчение – ведь только что я ушел живым и невредимым от страшного вращающегося винта, – писал Курилов в книге «Один в океане». – И я наконец полностью осознал, что совершенно один в океане. Помощи ждать неоткуда. И у меня почти нет шансов добраться до берега живым. В этот момент мой разум ехидно заметил: «Зато ты теперь окончательно свободен! Разве не этого ты так страстно желал?!»
Когда Курилов доплыл до филиппинского острова Сиаргао, за три дня его тело покрылось светящимся планктоном и начало фосфоресцировать, светиться голубым цветом. Сам беглец вспоминал, что, когда очутился на суше, он танцевал сиртаки от счастья.
Его увидели рыбаки из поселка Генерал Луна и доложили о находке властям. Ни документов, ни денег у Курилова не было, поэтому его отправили в тюрьму, где содержали нелегальных мигрантов и бродяг.
«Поначалу в Славе подозревали советского шпиона. Его допрашивали, причем очень серьезно. А потом переправили в форт Бонифачо, где начальником тюрьмы был видавший виды подполковник. Он понял, что Слава никакой не шпион, что это не тот тип человека. И они с ним подружились, – рассказывает Генделева-Курилова. – Подполковник даже брал его с собой в походы по местным барам».
«Славе светило просидеть в тюрьме бесконечно долго. Ему сказали: «Найдите родственников, которые за вас заплатят, и тогда мы вас выпустим». Единственной родней за границей была сестра Анжела. Но ее еще нужно было найти в Канаде, – рассказывает вдова. – Но его приятель-подполковник отвел заключенного в канадское посольство, где согласились начать поиски Анжелы и довольно быстро ее нашли. Сестра выступила поручителем и оплатила перелет по маршруту Манила – Токио – Торонто ценой в 2 тысячи долларов».
«Комиссия по эмиграции и депортации Филиппин выдала Славе забавный сертификат: он подтверждал, что это тот самый русский, которого местные рыбаки нашли на берегу острова Сиаргао после того, как он прыгнул с борта советского судна. Когда Слава с этой бумажкой оказался в Канаде, в Министерстве внутренних дел его запомнили надолго. И каждый раз, когда он туда приходил, улыбались: а, мол, этот тот самый, которого нашли рыбаки», – вспоминает Генделева-Курилова.