120 дней содома и гоморры
Философия романа «120 дней Содома»
К сожалению многим, кому довелось столкнуться с произведением Маркиза де Сада «120 дней Содома», не смогли осилить и четверти этой книги в связи с её мерзостным отвращением, но если бы они попытались посмотреть на произведение с другой стороны, то нашли бы новую пищу для размышления. Ведь «120 дней Содома» содержит очень интересную философию, которая столь спорна и вызывающая, что далеко не все готовы её понять.
Все мерзости, что описываются в книге, какими ужасными они не были, им есть место быть в нашем мире. И ведь интересно, что же в головах у тех, кому эти мерзости являются сладострастием, эти люди сумасшедшие? Именно в этой книге мы и сможем узнать, что у таких людей происходит в их умах, какова их философия, о чём они думают, совершая определенные вещи непонятные нам. И эта книга непременно интересный опыт, если вы хотите лучше понимать людей.
Философия счастья у всех разная, и вот как на эту тему рассуждал один из самых ужасных в своих пороках человек Герцог Бланжи (один из главных героев книги): «Он был убеждён и часто повторял, что, чтобы стать полностью счастливым, человек должен пройти через все возможные пороки и никогда не позволять себе никаких добродетелей. « Есть не мало людей, которые совершают зло только в порыве страсти, – говорил Герцог. – Справившись с заблуждением, их душа возвращается на путь добродетели. Вот так в ошибках и угрызениях совести проходит их жизнь, и в конце её они уже не знают, какова же была их роль на земле ». – Эти создания, – продолжал Герцог, – должны быть несчастны: всегда колеблющиеся, всегда нерешительные, они проходят по жизни, ненавидя утром то, что было ими сделано вечером. Познавая удовольствия, они дрожат, позволяя их себе, и таким образом становятся порочными в добродетели и добродетельными в пороке. Моя натура другая, я не испытываю подобных колебаний в своём выборе. И так как я всегда уверен, что найду удовольствие в том, что делаю, раскаяние не ослобляет влечения.»
Высказывание Герцога дает нам понять, что существует скрытая от глаз множества философия, которой он яро придерживается. Автор пытается показать нам, что некоторые люди понимают, что они несчастны, будучи всю жизнь то хорошими то плохими в разных ситуациях. Если тобой влечет сладострастие полного отсутствия морали, то прими себя, будь таким, наслаждайся и никогда не знай благодетели, которая тебе так не приятна. Очень спорная, но несомненно интересная философия одного из главных героев. И вот тут мы начинаем понимать, что же происходит в голове у подобных личностей.
Далее автор дает нам понять, почему некоторые люди готовы к безобразным и омерзительным вещам, автор показывает, что в голове таких личностей, и что ими правит.
Монолог Дюрсе: (один из главных героев книги)
» Чтобы понять все эти свинства, надо всего навсего пресытиться, притупление чувств ведёт к разврату, а он требует немедленного удовольствия прихоти. Простые вещи надоели, воображение раздосадовано, а недостаточность наших способностей, испорченность нашего рассудка, ограниченность наших возможностей приводят нас к безобразиям. «
Тут автор показывает нам, почему человек способен опуститься до столь мерзостных вещей, которыми наполнена книга. Человек, всю жизнь не знавший морали и делавший всё зло ради своего сладострастия, способен опускаться до таких вещей, которые сознание обычного человека, просто отвергает и ни за что не примет как норму.
Из рассказа мадам Дюкло из её жизни в борделе: «А так как грубость служит для него и приправой во время занятий распутством, и заменой после, он едва дал мне время привести себя в порядок: он принялся браниться, брюзжать, рычать, словом, явил мне неприглядную картину насытившегося порока, ту неожиданную свирепость, которая после того, как страсть утихает, стремится как можно больнее отплатить презрением идолу, завладевшему на время чувствами. «
И другой пример «После множества грубых слов и мерзостных действий хозяин изливается и спасается бегством, явно стыдясь своего безумства, не в силах теперь и взглянуть на предмет недавней страсти. «В этих строках автор показывает, что во всех нас есть пороки, которые раскрываются во время страсти, но так как многие привыкли иметь какую-то норму и мораль, то после охлаждения страсти, не в силах принять то, что они делали, они скорее бегут стыдясь.
А в следующем фрагменте мы можем увидеть столкновение двух сторон, и то, как объясняет свою философию один из персонажей: » – Только страсти должны вести нас по дорогам жизни, ибо орган страсти – самый могущественный орган человеческого существа.
– Но из этой системы могут родиться тысячи и тысячи преступлений, – продолжал сомневаться епископ.
– Эка важность преступление, – ответил Дюрсе, – в сравнении с полученным мною удовольствием. Преступление – образ действия природы, средство, которым она приводит человека в движение. Одних подвигает к действию додобродетель, других – страсть к преступлению. Природа равно нуждается в том и том, и в другом движители, я, верный ей, выбираю преступление, а не добродетель. «
И опять же мы видим столкновение философии, той морали, которая была при нас всегда, и норму отсутствия морали у других. Плохо ли это? Тут нет ответа, ибо плохо, быть может, для нас, но хорошо для других, и наоборот.
120 дней содома и гоморры
Многочисленные войны, которые вел Людовик XIV в период своего царствования, опустошили казну Франции и высосали из народа последние соки. К казне, однако, сумели присосаться пиявки, всегда появляющиеся в моменты социальных бедствий, которые быстро открыли секрет обогащения за счет других. Особенно много сомнительных состояний, поражающих роскошью и отмеченных пороками, скрываемыми столь же тщательно, как и тайны обогащения хозяев, возникло в конце правления Людовика XIV, впрочем, на редкость помпезного, быть может, даже одной из вершин величия Франции.
Было бы ошибкой думать, что незаконным взиманием налогов занимались люди низшего звания. Отнюдь нет – к этому была причастна самая верхушка общества. Герцог Бланжи и его брат Епископ из…, оба баснословно разбогатевшие на налогах, являются неоспоримым доказательством того, что благородное происхождение подчас совсем не мешает обогащению подобными средствами. Оба этих знаменитых персонажа, тесно связанные деловыми отношениями и погоней за удовольствиями с неким Дюрсе и Председателем Кюрвалем, стали актерами одной пьесы с ужасными оргиями, занавес которой мы здесь и приоткроем.
В течение шести лет четыре распутника, объединенные богатством, знатностью и высоким положением в обществе, укрепляли свои связи браками, целью которых был прежде всего порок. Именно он был основой этих союзов. И вот как это происходило.
Герцог Бланжи, вдовец трех жен, от одной из которых у него осталось две дочери, узнав о том, что Председатель Кюрваль хочет жениться на старшей из них, несмотря на вольности, которые, как он знал, ее отец допускал по отношению к ней, Герцог, повторяю, сразу же согласился на этот тройной союз. «Вы хотите жениться на Юлии, – сказал он Кюрвалю. – Я вам отдаю ее без колебаний, но с одним условием: вы не будете ревновать ее, если она уже будучи вашей женой, будет поддерживать со мной те же отношения, что и до вашего брака. Кроме того, вы поможете мне убедить нашего общего друга Дюрсе выдать за меня его дочь Констанс, к которой я питаю чувства, весьма похожие на те, которые вы испытываете к Юлии.
– Но, – заметил Кюрваль, – вы, конечно, не можете не знать, что Дюрсе не меньший распутник, чем вы…
– Я знаю все, что нужно знать, – отрезал Герцог. – Да разве в нашем возрасте и с нашими взглядами на вещи подобная деталь может меня остановить? Вы думаете, я ищу в жене только любовницу? Она нужна мне для удовлетворения моих капризов, моих тайных желаний и пороков, которые покров Гименея окутает самым надежным образом. Короче, я желаю ее, как вы желаете мою дочь. Вы думаете, я не знаю о ваших целях и желаниях? Мы, сластолюбцы, порабощаем женщину. Статус жены обязывает ее быть покорной нашим желаниям, а уж вам ли не знать, какую роль в наслаждении играет деспотизм!»
Между тем появился Дюрсе. Друзья поведали ему о содержании их беседы и были рады услышать, что и он питает нежные чувства к Аделаиде, дочери Председателя. Дюрсе согласился принять Герцога в качестве своего зятя при условии, что сам он станет зятем Кюрваля.
Три свадьбы последовали одна за другой – с огромными придаными и с одинаковыми условиями договора. Председатель признался в тайных отношениях с собственной дочерью, в результате чего все три отца, желая сохранить свои права и в целях еще большего их расширения, признали, что три молодые особы, связанные имуществом и именем со своими мужьями, принадлежат телом в одинаковой мере всем трем мужчинам, а если они этому воспрепятствуют, то будут наказаны самым жестоким образом в соответствии с договором, который подпишут.
Уже был составлен текст договора, когда появился Епископ из… хорошо знакомый с двумя друзьями своего брата по общему времяпровождению, который предложил добавить в договоре еще один пункт, поскольку он тоже хотел бы в нем принять участие. Речь зашла о второй дочери Герцога и племяннице Епископа из…. У которого была связь с ее матерью, причем оба брата знали, что именно Епископу из… обязана была своим появлением на свет юная Алина. С колыбели Епископ из… заботился об Алине и не мог упустить случая сорвать бутон как раз в тот момент, когда ему пришло время раскрыться. Как видим, предложение Епископа из… ни в чем не противоречило намерениям трех его собратьев. И ими тоже двигали корысть и похоть. Что же касается красоты и молодости особы, о которой зашла речь, то именно по этой причине никто не усомнился в выгодности предложения Епископа из… Он, как и трое других, тоже пошел на определенные уступки, чтобы сохранить некоторые права; таким образом, каждый из четырех мужчин оказался мужем всех четырех женщин.
Итак, чтобы помочь читателю разобраться, посмотрим, какая сложилась картина: Герцог, отец Юлии, стал супругом Констанс, дочери Дюрсе; Дюрсе, отец Констанс, стал мужем Аделаиды, дочери Председателя; Председатель, отец Аделаиды, женился на Юлии, старшей дочери Герцога; и Епископ из…, дядя и отец Алины, стал супругом трех других женщин, уступив в свою очередь Алину своим друзьям, но сохранив на нее определенные права.
Счастливые свадьбы состоялись в Бурбоннэ, великолепном имении Герцога, и я оставлю читателям возможность вообразить себе все те оргии, которые происходили там. Необходимость описать другие не позволяет нам сосредоточить внимание на первых. После них союз наших друзей еще более укрепился. И так как в наши намерения входит описать всю эту разнузданную торговлю, мне кажется, важно упомянуть еще об одной детали в ожидании того момента, когда о каждом из участников будет рассказано подробно.
Общество создало общественную стипендию, которую в течение шести месяцев получал каждый из четырех. Фонды этой стипендии, которая служила лишь удовольствиям, были безграничны. Огромные суммы расходовались на самые сомнительные вещи, и читатель совсем не должен удивляться, когда ему скажут, что два миллиона франков в год было израсходовано только на удовольствия и услаждения похоти четырех развратников.
Четыре владелицы публичных домов и четыре сводника, вербующие мужчин, не знали иных забот в Париже и провинции кроме удовлетворения потребностей их плоти. В четырех загородных домах под Парижем регулярно организовывались четыре ужина в неделю.
На первых из них, целью которого были удовольствия в духе Содома, приглашались только мужчины. Туда постоянно приезжали шестнадцать молодых людей в возрасте от двадцати до тридцати лет для совокупления с нашими четырьмя героями, которые играли роли женщин. Молодых людей подбирали по размеру полового члена. Было необходимо, чтобы член достигал такого великолепия, что не мог войти ни в одну женщину. Это был важный пункт договора, и поскольку деньги текли рекой, и за ценой не стояли, условия редко не выполнялись. Чтобы испить все удовольствия разом, к шестнадцати молодым мужчинам добавлялось такое же число более молодых юношей, которые выполняли роль женщин, в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет.
Чтобы быть принятыми, они должны были обладать свежестью, грацией, красотой лица, невинностью и душевной чистотой – и всем этим в наивысшей степени. Ни одна женщина не допускалась на мужские оргии, где претворялось на практике все, что только Содом и Гоморра изобрели наиболее утонченного.
Второй ужин был посвящен девушкам из хороших семей, которые из-за больших денег вынуждены были согласиться выставить себя напоказ и позволять обращаться с собой самым недостойным образом, отдаваться причудливым капризам развратников и даже терпеть от них оскорбления. Девушек обычно приглашали по двенадцать, и так как Париж не всегда мог поставить нужное число благородных жертв, на вечера иногда приглашались дамы из другого сословия, жены прокуроров и офицеров. В Париже насчитывается от четырех до пяти тысяч женщин из этих двух сословий, которых нужда или страсть к роскоши заставляют предаваться подобным занятиям. Их только надо было найти; наши развратники в своем деле толк знали, и на этом пути их ожидали иногда настоящие открытия. Больше всего им нравилось подчинять своим капризам девушек из высшего общества; здесь разврат, незнающий границ, подогревался жестокостью и грязными ругательствами, хотя, казалось бы, благородное происхождение и условности света должны были избавить девушек от подобных испытаний. Но их туда привозили, и они обязаны были подчиняться и выполнять все самые гадкие и недостойные прихоти распутников; именно это согласие на любые капризы было главным условием договора.
120 дней содома и гоморры
Многочисленные войны, которые вел Людовик XIV в период своего царствования, опустошили казну Франции и высосали из народа последние соки. К казне, однако, сумели присосаться пиявки, всегда появляющиеся в моменты социальных бедствий, которые быстро открыли секрет обогащения за счет других. Особенно много сомнительных состояний, поражающих роскошью и отмеченных пороками, скрываемыми столь же тщательно, как и тайны обогащения хозяев, возникло в конце правления Людовика XIV, впрочем, на редкость помпезного, быть может, даже одной из вершин величия Франции.
Было бы ошибкой думать, что незаконным взиманием налогов занимались люди низшего звания. Отнюдь нет – к этому была причастна самая верхушка общества. Герцог Бланжи и его брат Епископ из…, оба баснословно разбогатевшие на налогах, являются неоспоримым доказательством того, что благородное происхождение подчас совсем не мешает обогащению подобными средствами. Оба этих знаменитых персонажа, тесно связанные деловыми отношениями и погоней за удовольствиями с неким Дюрсе и Председателем Кюрвалем, стали актерами одной пьесы с ужасными оргиями, занавес которой мы здесь и приоткроем.
В течение шести лет четыре распутника, объединенные богатством, знатностью и высоким положением в обществе, укрепляли свои связи браками, целью которых был прежде всего порок. Именно он был основой этих союзов. И вот как это происходило.
Герцог Бланжи, вдовец трех жен, от одной из которых у него осталось две дочери, узнав о том, что Председатель Кюрваль хочет жениться на старшей из них, несмотря на вольности, которые, как он знал, ее отец допускал по отношению к ней, Герцог, повторяю, сразу же согласился на этот тройной союз. «Вы хотите жениться на Юлии, – сказал он Кюрвалю. – Я вам отдаю ее без колебаний, но с одним условием: вы не будете ревновать ее, если она уже будучи вашей женой, будет поддерживать со мной те же отношения, что и до вашего брака. Кроме того, вы поможете мне убедить нашего общего друга Дюрсе выдать за меня его дочь Констанс, к которой я питаю чувства, весьма похожие на те, которые вы испытываете к Юлии.
– Но, – заметил Кюрваль, – вы, конечно, не можете не знать, что Дюрсе не меньший распутник, чем вы…
– Я знаю все, что нужно знать, – отрезал Герцог. – Да разве в нашем возрасте и с нашими взглядами на вещи подобная деталь может меня остановить? Вы думаете, я ищу в жене только любовницу? Она нужна мне для удовлетворения моих капризов, моих тайных желаний и пороков, которые покров Гименея окутает самым надежным образом. Короче, я желаю ее, как вы желаете мою дочь. Вы думаете, я не знаю о ваших целях и желаниях? Мы, сластолюбцы, порабощаем женщину. Статус жены обязывает ее быть покорной нашим желаниям, а уж вам ли не знать, какую роль в наслаждении играет деспотизм!»
Между тем появился Дюрсе. Друзья поведали ему о содержании их беседы и были рады услышать, что и он питает нежные чувства к Аделаиде, дочери Председателя. Дюрсе согласился принять Герцога в качестве своего зятя при условии, что сам он станет зятем Кюрваля.
Три свадьбы последовали одна за другой – с огромными придаными и с одинаковыми условиями договора. Председатель признался в тайных отношениях с собственной дочерью, в результате чего все три отца, желая сохранить свои права и в целях еще большего их расширения, признали, что три молодые особы, связанные имуществом и именем со своими мужьями, принадлежат телом в одинаковой мере всем трем мужчинам, а если они этому воспрепятствуют, то будут наказаны самым жестоким образом в соответствии с договором, который подпишут.
Уже был составлен текст договора, когда появился Епископ из… хорошо знакомый с двумя друзьями своего брата по общему времяпровождению, который предложил добавить в договоре еще один пункт, поскольку он тоже хотел бы в нем принять участие. Речь зашла о второй дочери Герцога и племяннице Епископа из…. У которого была связь с ее матерью, причем оба брата знали, что именно Епископу из… обязана была своим появлением на свет юная Алина. С колыбели Епископ из… заботился об Алине и не мог упустить случая сорвать бутон как раз в тот момент, когда ему пришло время раскрыться. Как видим, предложение Епископа из… ни в чем не противоречило намерениям трех его собратьев. И ими тоже двигали корысть и похоть. Что же касается красоты и молодости особы, о которой зашла речь, то именно по этой причине никто не усомнился в выгодности предложения Епископа из… Он, как и трое других, тоже пошел на определенные уступки, чтобы сохранить некоторые права; таким образом, каждый из четырех мужчин оказался мужем всех четырех женщин.
Итак, чтобы помочь читателю разобраться, посмотрим, какая сложилась картина: Герцог, отец Юлии, стал супругом Констанс, дочери Дюрсе; Дюрсе, отец Констанс, стал мужем Аделаиды, дочери Председателя; Председатель, отец Аделаиды, женился на Юлии, старшей дочери Герцога; и Епископ из…, дядя и отец Алины, стал супругом трех других женщин, уступив в свою очередь Алину своим друзьям, но сохранив на нее определенные права.
Счастливые свадьбы состоялись в Бурбоннэ, великолепном имении Герцога, и я оставлю читателям возможность вообразить себе все те оргии, которые происходили там. Необходимость описать другие не позволяет нам сосредоточить внимание на первых. После них союз наших друзей еще более укрепился. И так как в наши намерения входит описать всю эту разнузданную торговлю, мне кажется, важно упомянуть еще об одной детали в ожидании того момента, когда о каждом из участников будет рассказано подробно.
Общество создало общественную стипендию, которую в течение шести месяцев получал каждый из четырех. Фонды этой стипендии, которая служила лишь удовольствиям, были безграничны. Огромные суммы расходовались на самые сомнительные вещи, и читатель совсем не должен удивляться, когда ему скажут, что два миллиона франков в год было израсходовано только на удовольствия и услаждения похоти четырех развратников.
Четыре владелицы публичных домов и четыре сводника, вербующие мужчин, не знали иных забот в Париже и провинции кроме удовлетворения потребностей их плоти. В четырех загородных домах под Парижем регулярно организовывались четыре ужина в неделю.
На первых из них, целью которого были удовольствия в духе Содома, приглашались только мужчины. Туда постоянно приезжали шестнадцать молодых людей в возрасте от двадцати до тридцати лет для совокупления с нашими четырьмя героями, которые играли роли женщин. Молодых людей подбирали по размеру полового члена. Было необходимо, чтобы член достигал такого великолепия, что не мог войти ни в одну женщину. Это был важный пункт договора, и поскольку деньги текли рекой, и за ценой не стояли, условия редко не выполнялись. Чтобы испить все удовольствия разом, к шестнадцати молодым мужчинам добавлялось такое же число более молодых юношей, которые выполняли роль женщин, в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет.
Чтобы быть принятыми, они должны были обладать свежестью, грацией, красотой лица, невинностью и душевной чистотой – и всем этим в наивысшей степени. Ни одна женщина не допускалась на мужские оргии, где претворялось на практике все, что только Содом и Гоморра изобрели наиболее утонченного.
Второй ужин был посвящен девушкам из хороших семей, которые из-за больших денег вынуждены были согласиться выставить себя напоказ и позволять обращаться с собой самым недостойным образом, отдаваться причудливым капризам развратников и даже терпеть от них оскорбления. Девушек обычно приглашали по двенадцать, и так как Париж не всегда мог поставить нужное число благородных жертв, на вечера иногда приглашались дамы из другого сословия, жены прокуроров и офицеров. В Париже насчитывается от четырех до пяти тысяч женщин из этих двух сословий, которых нужда или страсть к роскоши заставляют предаваться подобным занятиям. Их только надо было найти; наши развратники в своем деле толк знали, и на этом пути их ожидали иногда настоящие открытия. Больше всего им нравилось подчинять своим капризам девушек из высшего общества; здесь разврат, незнающий границ, подогревался жестокостью и грязными ругательствами, хотя, казалось бы, благородное происхождение и условности света должны были избавить девушек от подобных испытаний. Но их туда привозили, и они обязаны были подчиняться и выполнять все самые гадкие и недостойные прихоти распутников; именно это согласие на любые капризы было главным условием договора.
Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.
Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.
Многочисленные войны, которые вел Людовик XIV в период своего царствования, опустошили казну Франции и высосали из народа последние соки. К казне, однако, сумели присосаться пиявки, всегда появляющиеся в моменты социальных бедствий, которые быстро открыли секрет обогащения за счет других. Особенно много сомнительных состояний, поражающих роскошью и отмеченных пороками, скрываемыми столь же тщательно, как и тайны обогащения хозяев, возникло в конце правления Людовика XIV, впрочем, на редкость помпезного, быть может, даже одной из вершин величия Франции.
Было бы ошибкой думать, что незаконным взиманием налогов занимались люди низшего звания. Отнюдь нет – к этому была причастна самая верхушка общества. Герцог Бланжи и его брат Епископ из…, оба баснословно разбогатевшие на налогах, являются неоспоримым доказательством того, что благородное происхождение подчас совсем не мешает обогащению подобными средствами. Оба этих знаменитых персонажа, тесно связанные деловыми отношениями и погоней за удовольствиями с неким Дюрсе и Председателем Кюрвалем, стали актерами одной пьесы с ужасными оргиями, занавес которой мы здесь и приоткроем.
В течение шести лет четыре распутника, объединенные богатством, знатностью и высоким положением в обществе, укрепляли свои связи браками, целью которых был прежде всего порок. Именно он был основой этих союзов. И вот как это происходило.
Герцог Бланжи, вдовец трех жен, от одной из которых у него осталось две дочери, узнав о том, что Председатель Кюрваль хочет жениться на старшей из них, несмотря на вольности, которые, как он знал, ее отец допускал по отношению к ней, Герцог, повторяю, сразу же согласился на этот тройной союз. «Вы хотите жениться на Юлии, – сказал он Кюрвалю. – Я вам отдаю ее без колебаний, но с одним условием: вы не будете ревновать ее, если она уже будучи вашей женой, будет поддерживать со мной те же отношения, что и до вашего брака. Кроме того, вы поможете мне убедить нашего общего друга Дюрсе выдать за меня его дочь Констанс, к которой я питаю чувства, весьма похожие на те, которые вы испытываете к Юлии.
– Но, – заметил Кюрваль, – вы, конечно, не можете не знать, что Дюрсе не меньший распутник, чем вы…
– Я знаю все, что нужно знать, – отрезал Герцог. – Да разве в нашем возрасте и с нашими взглядами на вещи подобная деталь может меня остановить? Вы думаете, я ищу в жене только любовницу? Она нужна мне для удовлетворения моих капризов, моих тайных желаний и пороков, которые покров Гименея окутает самым надежным образом. Короче, я желаю ее, как вы желаете мою дочь. Вы думаете, я не знаю о ваших целях и желаниях? Мы, сластолюбцы, порабощаем женщину. Статус жены обязывает ее быть покорной нашим желаниям, а уж вам ли не знать, какую роль в наслаждении играет деспотизм!»
Между тем появился Дюрсе. Друзья поведали ему о содержании их беседы и были рады услышать, что и он питает нежные чувства к Аделаиде, дочери Председателя. Дюрсе согласился принять Герцога в качестве своего зятя при условии, что сам он станет зятем Кюрваля.
Три свадьбы последовали одна за другой – с огромными придаными и с одинаковыми условиями договора. Председатель признался в тайных отношениях с собственной дочерью, в результате чего все три отца, желая сохранить свои права и в целях еще большего их расширения, признали, что три молодые особы, связанные имуществом и именем со своими мужьями, принадлежат телом в одинаковой мере всем трем мужчинам, а если они этому воспрепятствуют, то будут наказаны самым жестоким образом в соответствии с договором, который подпишут.
Уже был составлен текст договора, когда появился Епископ из… хорошо знакомый с двумя друзьями своего брата по общему времяпровождению, который предложил добавить в договоре еще один пункт, поскольку он тоже хотел бы в нем принять участие. Речь зашла о второй дочери Герцога и племяннице Епископа из…. У которого была связь с ее матерью, причем оба брата знали, что именно Епископу из… обязана была своим появлением на свет юная Алина. С колыбели Епископ из… заботился об Алине и не мог упустить случая сорвать бутон как раз в тот момент, когда ему пришло время раскрыться. Как видим, предложение Епископа из… ни в чем не противоречило намерениям трех его собратьев. И ими тоже двигали корысть и похоть. Что же касается красоты и молодости особы, о которой зашла речь, то именно по этой причине никто не усомнился в выгодности предложения Епископа из… Он, как и трое других, тоже пошел на определенные уступки, чтобы сохранить некоторые права; таким образом, каждый из четырех мужчин оказался мужем всех четырех женщин.
Итак, чтобы помочь читателю разобраться, посмотрим, какая сложилась картина: Герцог, отец Юлии, стал супругом Констанс, дочери Дюрсе; Дюрсе, отец Констанс, стал мужем Аделаиды, дочери Председателя; Председатель, отец Аделаиды, женился на Юлии, старшей дочери Герцога; и Епископ из…, дядя и отец Алины, стал супругом трех других женщин, уступив в свою очередь Алину своим друзьям, но сохранив на нее определенные права.
Счастливые свадьбы состоялись в Бурбоннэ, великолепном имении Герцога, и я оставлю читателям возможность вообразить себе все те оргии, которые происходили там. Необходимость описать другие не позволяет нам сосредоточить внимание на первых. После них союз наших друзей еще более укрепился. И так как в наши намерения входит описать всю эту разнузданную торговлю, мне кажется, важно упомянуть еще об одной детали в ожидании того момента, когда о каждом из участников будет рассказано подробно.
Общество создало общественную стипендию, которую в течение шести месяцев получал каждый из четырех. Фонды этой стипендии, которая служила лишь удовольствиям, были безграничны. Огромные суммы расходовались на самые сомнительные вещи, и читатель совсем не должен удивляться, когда ему скажут, что два миллиона франков в год было израсходовано только на удовольствия и услаждения похоти четырех развратников.
Четыре владелицы публичных домов и четыре сводника, вербующие мужчин, не знали иных забот в Париже и провинции кроме удовлетворения потребностей их плоти. В четырех загородных домах под Парижем регулярно организовывались четыре ужина в неделю.
На первых из них, целью которого были удовольствия в духе Содома, приглашались только мужчины. Туда постоянно приезжали шестнадцать молодых людей в возрасте от двадцати до тридцати лет для совокупления с нашими четырьмя героями, которые играли роли женщин. Молодых людей подбирали по размеру полового члена. Было необходимо, чтобы член достигал такого великолепия, что не мог войти ни в одну женщину. Это был важный пункт договора, и поскольку деньги текли рекой, и за ценой не стояли, условия редко не выполнялись. Чтобы испить все удовольствия разом, к шестнадцати молодым мужчинам добавлялось такое же число более молодых юношей, которые выполняли роль женщин, в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет.