1111 год в истории россии

Этот день в истории: 1111 год — победа над половцами на реке Сальнице

27 марта 1111 года объединённые силы русских князей под руководством Владимира Мономаха наголову разбили превосходящее войско половцев на реке Сальнице близ Изюма. В результате этой победы вся половецкая орда была отброшена к горам Кавказа и берегам Каспия.

26 февраля 1111 года русская армия, возглавляемая коалицией князей (Святополк Киевский с сыном Ярославом, Давыд Черниговский с сыном, Владимир Мономах с сыновьями), в боевом порядке двинулась к половецкому городу Шарукань. Город был осажден и в начале марта после пятидневной осады сдался. Сразу после этого было сожжено еще одно половецкое городище — Сугров. Точное место этих поселений не установлено, но историки сходятся в том, что театром боевых действий являлась современная Харьковская область Украины.

Владимир Мономах знал, что половцы очень не любили воевать зимой. А март в те годы на Руси был сугубо зимним месяцем, в конце которого начиналась распутица. Князь организовал поход с учётом климата и не ошибся — против вязнущей в мокром снегу и грязи степной конницы пешая тяжелая дружина, действующая от обороны, получила преимущество. Это стало ясно 24 марта, когда у Донца произошло первое ожесточённое сражение, в котором русские воины взяли верх. В короткой схватке княжеские полки устояли и отбросили врага.

Битва при Сальнице стала своеобразной точкой отсчёта. Русские князья поняли, наконец, что их сила в единстве, и при Владимире Мономахе Русь была едина. Кроме того, сняв угрозу с Востока, русские открыли себе возможность освоения новых земель и вскоре один из сыновей Владимира Мономаха — Юрий Долгорукий — основал Москву.

После 1111 года половцы лишь единожды подступали к границам Руси, в год смерти Святополка (1113), но замирились с занявшим престол Владимиром Мономахом. В 1116 году Ярополк Владимирович с киевскими полками и сын Давыда с черниговскими вновь вторглись в половецкие степи в верховья Донца и взяли три города.

После этого 45 тысяч половцев с ханом Атраком ушли на службу к грузинскому царю Давиду Строителю, и когда спустя несколько лет Мономах вновь отправил своего сына Ярополка за Дон против половцев, тот не нашёл их там.

Источник

Как Русь победила Степь. О нашем единственном крестовом походе

27 марта 1111 года Владимир Мономах одержал знаменитую победу над половцами в битве при Сальнице.

Когда любители правильных черепов сообщают, что русские «это финно-угры, тюрки и калмыки», – они не понимают, что хвалят русских. Ибо это означает, что Русь, оказавшаяся один на один с Великой Степью, сумела вобрать её в себя. И сегодня, когда мы отмечаем годовщину главной битвы единственного крестового похода в нашей истории, стоит поговорить о том, как нам это удалось.

Постоянный сюжет ранней истории русских земель – войны княжеств со степняками: набеги или же наоборот, ответные карательные походы. Начиная с конца первого тысячелетия через территорию будущего Древнерусского государства прокатываются волны сменяющих друг друга кочевников. Все они известны и памятны ещё со школьной программы: печенеги, половцы, монголо-татары…

Непосредственно с половцами земли Древнерусского государства столкнулись во второй половине XI века. До этого приходилось иметь дело с печенегами, которых половцы теснили из западной части Великой Степи – пространства, простирающегося от Румынии до Китая. Впрочем, именно печенеги позднее станут союзниками русских князей по древнему принципу «враг моего врага – мой друг».

Набеги половцев можно отнести к ранним вызовам Древнерусского государства, принуждавших князей к тому, что несколько веков спустя будут называть «собиранием русских земель», – т.е. интеграции в единое государство. Однако это будет после, а пока дело ограничивалось объединением усилий перед лицом военной угрозы.

Владимир Мономах

Идейным вдохновителем походов против половцев стал Владимир Мономах. Первый, пробный поход (1103) был успешен, удалось даже достичь дипломатической победы: с т.н. ближними половцами, т.е. жившими ближе всего к русским землям, был заключён союз, скреплённый династическими браками сыновей Владимира Мономаха и Олега Святославича. Однако поход 1111 года уже качественно отличался от первого.

Во-первых, он был уже не разведывательным, а ставил чёткую цель: снять угрозу набегов надолго, лучше навсегда. Во-вторых, к тому времени русских земель достигли известия о крестовом походе и освобождении Иерусалима (1099 г.). Поход против половцев также решено было идеологически выдержать как защиту христианской веры. Войско, выступившее из Переяславля, проезжало мимо специально установленного креста, получая благословение священников. После чего те пошли крестным ходом впереди воинов.

Битва при Сальнице (именно ей закончился поход) прошла более чем удачно: бой в окружении с превосходящим противником и победа над ним. Почти 15 лет после неё половцы не ходили на Русь. Однако ценна победа совсем не этим.

Как уже сказано, сама идея мероприятия – крестовый поход – перенята Владимиром Мономахом в Европе. Кратко вспомним, как дела обстояли там.

300 лет европейские королевства будут утилизировать своё население в битвах за Иерусалим. Плюс Реконкиста – не менее изнурительное, а главное длительное мероприятие. Европейская и исламская цивилизации будут непрерывно враждовать почти 1000 лет: с начала 8 века до Венской битвы 1683 г., которая станет концом исламской экспансии в Европу.

С половцами всё вышло гораздо скромнее. Крестовый поход против них был только один. Да и вообще, с тех пор русские князья этой заморской диковиной больше не увлекались. В походы, в т.ч. и против половцев, ходили, но уже в обычные. Иногда удачные, иногда – как на картине Васнецова.

В. Васнецов После побоища Игоря Святославича с половцами

Есть и другое отличие. Постепенно половцы начинают принимать всё более активное участие во внутренней политике русских земель (т.е. в междоусобных войнах княжеств). Союзы, заключаемые для этого, всё чаще скрепляются браками: русские князья и половецкие ханы становятся роднёй. Поэтому совсем неудивительно, что в 1223 году русичи вместе с половцами стоят против татар на Калке. В дальнейшем же половцы частично вливаются в формирующийся русский этнос.

Ничего подобного в противостоянии европейской и исламской цивилизации мы не наблюдаем. Да, европейские державы будут привлекать арабов к своим внутренним разборкам и наоборот. Однако ни к каким попыткам сближения это не приведёт. Европейский и арабский мир обогатят друг друга, но всё же останутся глубоко чуждыми.

Последствия этого можно наблюдать уже в наше время. Начало современных миграционных волн арабов в Европу – 50-е годы прошлого века. С одной стороны, 60 лет – не срок, делать окончательные выводы рано. С другой, уже сейчас заметно, что за это время взаимное напряжение только растёт. К тому же последние 60 лет – только вершина айсберга более чем тысячелетней истории. И похоже, что эта история не имеет иного содержания, кроме взаимной войны на уничтожение. Последнее сомнительное достижение на этом поприще – превращение мусульманских анклавов на Балканах в опорные пункты исламистов и хаб для глобального наркотрафика. Связь между этими событиями и практикой крестовых походов безусловно есть, араб-мусульманин до сих пор в Европе чужой, источник опасности.

Постоянное соседство со Степью научило русских князей одной простой вещи: сколько ни ходи против неё походами, когда-нибудь оттуда придёт войско, которое не победить в одиночку. А потому с печенегами, половцами, монголами дальновиднее заключать союзы и династические браки, набирать дружины степняков на службу (даже в XIX веке личная охрана российских императоров будет частично комплектоваться черкесами, ногайцами – наследниками половецких племён).

Это определяет по сей день многонациональный характер современных русских государств. Это расширило понятие «Русская земля» от Бреста до Тихого океана, а понятие «Русский мир» – от Крымского полуострова до Кольского и от Балтики до Тянь-Шаня.

И тем, кто отрицает природу этого мира и свою причастность к нему, – остаётся, пожалуй, только гордость за свои черепа. Их содержанием гордиться причин явно нет.

Читайте также:

Андрей Сорокин, Николай Калинин. Прибалтийские легионы СС: местечковый позор вместо истории общих побед

Андрей Сорокин. «28 панфиловцев»: если их не было – значит, Гитлер взял Москву. Об одной нужной и правдивой легенде

Егор Яковлев, Дмитрий Пучков. От войны до войны. Часть 2: экономические причины Первой мировой

Андрей Смирнов. Древнерусская народность: что об этом нужно знать и в чём сомневаться

Источник

Битва при Сальнице

«И ПОМОГ БОГ РУССКИМ КНЯЗЬЯМ»

Так вот и теперь с Божьей помощью по молитвам святой Богородицы и святых ангелов возвратились русские князья восвояси к своим людям со славой, которая донеслась до всех дальних стран — до греков, до венгров, поляков и чехов, даже и до Рима дошла она, на славу Богу всегда и ныне и присно во веки, аминь.

КРЕСТОВЫЙ ПОХОД В СТЕПЬ 1111 ГОДА

Этот поход начался необычно. Когда в конце февраля войско подготовилось к выходу из Переяславля, то впереди него выступили епископ, священники, которые с пением вынесли большой крест. Его водрузили неподалеку от ворот города, и все воины, в том числе и князья, проезжая и проходя мимо креста, получали благословение епископа. А затем на расстоянии 11 верст представители духовенства двигались впереди русского воинства. В дальнейшем они шли в обозе войска, где находилась и вся церковная утварь, вдохновляя русских воинов на ратные подвиги.

Сведения о крестовом походе и освобождении Иерусалима быстро распространились во всем христианском мире. Было известно, что во втором крестовом походе принимал участие граф Гуго Вермендуа, брат французского короля Филиппа I, сын Анны Ярославны, двоюродный брат Мономаха, Святополка и Олега. Одним из тех, кто принес эти сведения на Русь, был игумен Даниил, побывавший в начале XII в. в Иерусалиме, а потом оставивший описание своего путешествия о пребывании в крестоносном королевстве. Даниил был в дальнейшем одним из сподвижников Мономаха. Возможно, ему и принадлежала идея придания походу Руси против «поганых» характера крестового нашествия. Этим и объясняется та роль, которую отвели духовенству в этом походе.

В поход вышли Святополк, Мономах, Давыд Святославич с сыновьями. С Мономахом находились его четыре сына — Вячеслав, Ярополк, Юрий и девятилетний Андрей.…

Весть о русском крестовом походе в степь была доставлена в Византию, Венгрию, Польшу, Чехию и Рим. Таким образом, Русь в начале XII в. стала левым флангом общего наступления Европы на Восток.

НЕУЛОВИМАЯ САЛЬНИЦА

Упоминается Сальница в летописи… в связи с известным походом Владимира Мономаха в 1111 г., когда был убит дед Кончака – половецкий хан Шарукан. Этот поход анализировался многими исследователями, но в вопросе локализации Сальницы единодушного мнения так и не выработано.

Имя реки встречается также в некоторых списках «Книги Большому Чертежу»: «И ниже Изюма пала в Донець с правая стороны река Сальница. А ниже тое – Изюмец». На основании этих данных впервые предпринял попытку локализации реки, упоминаемой в связи с походом Мономаха 1111 г., В.М. Татищев: «оная течет в Донец с правой стороны ниже Изюма».

В связи же с событиями 1185 г. аналогичную попытку осуществил Н.М. Карамзин: «Здесь названа Сальницей река Сал, впадающая в Дон около Семикаракорской станицы».

В известной статье П.Г. Буткова, где фактически впервые уделено значительное внимание многим аспектам географии похода Игоря Святославича, Сальница отождествляется с р. Торец. М.Я. Аристов идентифицировал Сальницу, упоминаемую в связи с событиями 1111 и 1185 гг., с Тором. Позже к этому мнению присоединились Д.И. Багалей, В.Г. Ляскоронский. В.А. Афанасьев. Примерно также полагал М.П. Барсов, локализируя Сальницу «не в дальнем расстоянии от устья Оскола».

К.В. Кудряшов локализовал р. Сальницу в районе Изюма. В.М. Глухов справедливо заметил, что упоминание в Ипатьевской летописи («поидоша к Сальнице») не могло касаться небольшой реки и летописец «не мог ее взять в качестве географического ориентира». Известный знаток древностей Подонцовья Б.А. Шрамко считал, что речь идет о двух разных реках. В.Г. Федоров, наоборот, идентифицирует согласно В.М. Татищеву обе Сальницы.

Подробно проанализировав основные гипотезы и выдвинув дополнительные аргументы, М.Ф. Гетманец уточнил, что Сальница – это старое название р. Сухой Изюмец, впадающий в Северский Донец напротив Изюмского кургана.

Л.Е. Махновец различает две реки Сальницы: ту, что упоминается в описании похода Мономаха 1111 г., ученый с оговоркой «очевидно» отождествляет с р. Солона – правым притоком Попильнюшки (правым притоком Береки), а Сальницу, связанную с походом Игоря, традиционно – с безымянной рекой у Изюма.

В новейшем исследовании луганского историка В.И. Подова обосновывается так называемый южный вариант расположения театра военных действий. Отождествив обе Сальницы, исследователь локализует теперь уже одну речку в бассейне Днепра, считая, что это современная р. Солона – правый приток р. Волчья, впадающая в Самару…

Нам представляется, что искомой Сальницей мог быть приток Тора Кривой Торец. Его верховья и верховья Кальмиуса находятся совсем рядом, беря начало с одной возвышенности – водораздела бассейнов Днепра и Дона, по которому и проходил Муравский шлях. Кальмиус или один из его притоков в таком случае следует отождествлять с Каялой.

Источник

Битва при Сальнице: прародительница всех побед русского оружия

«На половецкие степи».

27 марта 1111 года переяславский князь Владимир Мономах добился первого глобального полководческого успеха в истории Древней Руси

В истории русских воинских побед долгое время первой и самой знаменитой считалась баталия на Чудском озере, выигранная Александром Невским. Но куда справедливее было бы считать — и сегодня именно так и принято считать! — первым крупным воинским успехом победу, которую 27 марта 1111 года одержали сводные дружины русских князей в битве с половцами у реки Сальницы.

Эта дата не случайно стала первой по хронологии в нынешнем списке Памятных дат военной истории России. Победа, одержанная русскими под водительством Владимира Мономаха, княжившего в то время в южном Переяславле, великого князя киевского Святополка Изяславича и черниговского князя Давыда Святославича была настоящей военно-политической победой, имевшей далеко идущие последствия, а не просто удачным исходом проходного сражения. Ведь, чтобы справиться с превосходящими силами половцев (согласно источникам, они имели как минимум полуторный перевес: 45 тысяч кочевников против 30 тысяч русских воинов), Мономах предпринял несколько истинно полководческих шагов.

Во-первых, он реализовал принцип «бить врага на его территории малой кровью», перебросив свои войска на землю, контролировавшуюся половцами. Во-вторых, он использовал транспорт, чтобы обеспечить быструю доставку пехоты к месту сражения, не переутомив ее дорогой. В-третьих, сумел превратить в союзника даже погоду, вынудив половцев сражаться в такое время, когда сама природа мешала им использовать все преимущества конницы.

Но не только полководческими талантами Мономаха славна эта победа. Чтобы собрать достаточные силы, переяславский князь сумел добиться почти невозможного — объединить своенравных князей, заставив их хотя бы на время забыть междоусобицы! Кроме того, ему удалось убедить их оторвать от земли даже смердов, тем самым усилив войско, традиционно состоявшее из профессиональных дружинников. Наконец, Мономах, который, как гласит «Повесть временных лет», «едучи перед войском, приказал попам петь тропари, и кондаки креста честного, и канон святой Богородицы», фактически превратил поход в сражение за православную веру.

Ударить на врага прежде него самого

Русско-половецкие войны растянулись на полтора столетия — с конца XI века по середину XIII. Регулярным успехам половцев (их на Руси называли еще кипчаками, а в Европе и Византии — куманами) способствовала и разобщенность русских князей.

Ситуация начала меняться после того, как Мономах взялся за главное дело своей жизни — собирание русских земель. После того как ему с помощью дипломатических уловок и прямых уговоров удалось добиться проведения двух объединительных княжеских съездов (Любечский и Уветичский), усобицы на востоке и западе Руси были прекращены. Успех же Долобского съезда, результатом которого стал первый объединенный поход русских дружин против половцев, положил начало постепенному их ослаблению.

Именно такое решение и принял Мономах. Прекрасно понимая, что отражать хорошо подготовленное наступление врага всегда труднее, он решил заставить половцев поменяться ролями с русскими. Но для этого нужно было успеть не просто собрать войско, но и сделать его достаточно большим, чтобы нанести решающее поражение кочевникам, а также начать поход тогда, когда враг не ждет наступления.

Традиционно и русские, и половцы отправлялись воевать весной, когда заканчивалась распутица и можно было вовсю пользоваться преимуществами конницы. Последнее было важно для кипчаков: их войско практически не имело пеших воинов. Именно на этом и решил сыграть Мономах. Он назначил поход на необычно ранний срок — конец февраля. Помимо того, что кочевники не могли ожидать, что русское войско выступит в дорогу в столь непривычное время, это решение преследовало еще одну важную цель. Даже с учетом того, что неспешное — за счет присутствия пешего войска — продвижение вглубь половецких земель займет немалый срок, к тому моменту, как рати сойдутся на поле битвы, земля еще не успеет просохнуть. А это означает, что половцы будет лишено своего главного преимущества — маневренности и мощи кавалерии, которая попросту завязнет в снежно-грязевом месиве. Такой подход был совершенно новым для русских полководцев, и именно он позволяет считать битву при Сальнице первой настоящей полководческой победой Древней Руси.

Царица полей — пехота

Но просто лишить противника возможности в полной мере использовать преимущества его армии недостаточно, нужно еще обеспечить выигрышное положение своей. И этот вопрос Мономах решил, существенно увеличив число пеших воинов. Ведь если половцы не могли в полной мере использовать конницу, то именно пехоте отводилась основная роль жерновов, которые должны были перемолоть вражеское войско.

«Отдых князя Владимира Мономаха».

Древнерусская дружина была войском смешанного состава, в котором соотношение конных и пеших подразделений было смещено в сторону первых. Что понятно: русским дружинникам приходилось противостоять прежде всего конным же войскам кочевников, тогда как пешие рати сходились, как правило, в междоусобных битвах князей. Так что основой русской пехоты того времени были смерды — крестьяне, которых приходилось на время похода отрывать от земли. Поэтому решение Мономаха усилить войско за счет пехотинцев встретило сопротивление со стороны союзных князей и даже его собственной дружины. Вот как описывают это летописцы: «Дружина же сказала: «Не время теперь губить смердов, оторвав их от пашни». И сказал Владимир: «Но то мне удивительно, брат, что смердов жалеете и их коней, а не подумаете о том, что вот весной начнет смерд этот пахать на лошади той, а половчин, приехав, ударит смерда стрелой и заберет лошадь ту и жену его, и гумно его подожжет. Об этом-то почему не подумаете?» И сказала вся дружина: «Впрямь, воистину так оно и есть». И сказал Святополк: «Теперь, брат, я готов (идти на половцев) с тобою»».

Скорее всего, дело тут было не только в красноречии Мономаха. Наверняка сыграло роль раннее начало похода. Ведь конец зимы — не то время, когда крестьяне всерьез заняты на земле. Сорвать их с насиженного места, снарядить и отправить в поход гораздо проще, чем через месяц-полтора.

А чтобы не переутомить пехотинцев долгим (в итоге он занял почти месяц!) походом к месту главного сражения, Мономах пошел на еще одно новшество. Поскольку конец февраля в XII веке благодаря малому ледниковому периоду был более суровым и снежным, чем сегодня, пеших воинов отправили в путь… на санях!

«И пошли, возложив надежду на Бога…»

За веру и Отечество

Летописец, как ему и положено, был лишь прилежным регистратором и больше уделял внимание взаимоотношениям князей между собой, буквальному описанию событий и, что естественно, проявлениям благоволения Божьего по отношению к русским. За скобками повествования остались тонкости тактических приемов Мономаха, его союзников-князей и воевод, а также роль, которую поход сыграл в объединении Руси и укреплении православия.

«Владимир Мономах на совете князей».

Победа сыграла важнейшую роль в реализации идеи Мономаха об объединении Руси. Еще бы: поход вознес авторитет переяславского князя, незадолго до этого уступившего киевский престол своему брату, дабы избежать новых войн, и добившегося резкого усиления русских княжеств за счет мирного сосуществования, на недосягаемую высоту. Так что через два года после победы Мономах уже без всяких споров занял престол в Киеве и вошел в историю как первый князь-миротворец, добившийся объединения княжеств и прекращения междоусобных войн. И не его вина, что потомки, презрев мономахово «Поучение», не сумели удержать объединенную Русь в руках, чем и воспользовались ордынские ханы.

Зато другой результат похода — прославление и укрепление православной веры — поколебать не удалось. И для дружинников князей-союзников, и для простолюдинов было несомненным то, что успех предопределен небесными покровителями Руси. Столь очевидная победа как ничто другое способствовала укреплению православия в Древней Руси, его становлению как государственной религии. Добавим лишь, что легендарная победа 27 марта 1111 года пришлась на день Феодоровской иконы Божией Матери, прославленной как хранительница русской государственности.

Найдены возможные дубликаты

Почему же первой? Да хоть походы Святослава возьмите, разгром хазар, взятие Саркела и Белой Вежи, его же походы в Болгарию.

Он язычник.Православные про него всегда забывают.

Последние два столетия на британском флоте все поверяется именем Горацио Нельсона. Это высшая планка и недостижимый идеал, приблизиться к которому в XX веке удалось только одному английскому флотоводцу. Когда один из известных боевых адмиралов Второй мировой войны Бернард Роллингс, сам имевший великолепный послужной список, завещал высечь на своем надгробном памятнике надпись «Один из капитанов Кэннингхема», традиции нельсоновской «ватаги братьев» здесь прослеживались со всей очевидностью. Для посвященного человека такая надгробная эпитафия говорила о многом. У многих из тех, кто командовал кораблями в Трафальгарском сражении, на могилах красуется надпись: «Один из капитанов Нельсона». Таким образом, Роллингс полагал, что ни одно из морских сражений, в которых ему довелось участвовать, не прославит его больше, чем тот факт, что ему довелось служить под началом Эндрю Брауна Кэннингхема.

Именно благодаря упорству и настойчивости Кэннингхема. а также его мастерству флотоводца, англичанам удалось в 1940–1942 гг. удержать Египет, Мальту и сохранить господство в восточной части Средиземного моря, несмотря на численное превосходство итальянского флота.

Сэр Эндрю Кэннингхем родился в Эдинбурге 7 января 1883 года. В возрасте 16 лет после окончания училища в Дартмуте он поступил на службу в Королевский флот и к началу Первой мировой войны уже командовал эсминцем. Он особенно отличился во время операции в Дарданеллах, командуя эскадренным миноносцем «Скорпион». За участие в Первой мировой войне он был награжден орденом «За безупречную службу». После войны Кэннингхем некоторое время провел на штабной работе, а затем был назначен капитаном линкора «Родней». К началу Второй мировой войны он был уже в чине адмирала.

В марте 1939 года адмирал Эндрю Кэннингхем стал командующим британским Средиземноморским флотом. Морской путь через Средиземное море к Суэцкому каналу и далее в Индию и на Дальний Восток имел приоритетное значение. Лондон и Париж договорились, что английские военно-морские силы будут отвечать за безопасность восточного сектора Средиземного моря, а французский флот будет защищать западный. К началу войны Англия держала здесь довольно мощный флот. В дополнение к своей главной базе в Александрии она имела оперативные базы на Мальте и Гибралтаре. Однако после того как 1 сентября 1939 года Муссолини объявил о своем нейтралитете, Адмиралтейство решило оставить на Средиземном море весьма ограниченные силы, способные выполнять только задачи дозора и охранения.

Но к апрелю 1940 года положение резко изменилось. В конце апреля из Адмиралтейства в Лондоне поступил приказ, по которому все торговые суда союзников, следующие в Индию, должны были пользоваться морским путем вокруг Африки. Появились все признаки того, что Италия в ближайшем времени начнет боевые действия на стороне Германии. Английские корабли начали возвращаться в распоряжение Кэннингхема, который имел большой опыт плавания в этом районе. В конце мая 1940 года Кэннингхем перенес свой флаг с Мальты на линейный корабль «Уорспайт», базировавшийся в Александрии. Кроме того, в распоряжении Кэннингхема находился дислоцированный в Александрии французский флот под командованием вице-адмирала Годфроя. Этим силам противостоял весь итальянский флот, который, однако, мало отвечал современным требованиям ведения войны на море.

Линкор «Уорспайт» в «Мире кораблей»

После капитуляции Франции ситуация резко осложнилась. Правда, Годфрой согласился разоружить свои корабли мирным путем. Он согласился снять с кораблей запасы горючего, разоружить их и репатриировать часть экипажей. В то же время оставалась угроза, что против британского флота кроме итальянцев в любой момент могли выступить и французы.

Адмирал сэр Джеймс Сомервилль

После вступления в войну итальянская авиация сразу же начала бомбить Мальту. Это вынудило Кэннингхема отвести с острова базировавшиеся там подводные лодки и эвакуировать гражданское население. Во время эвакуации корабли конвоя 10 июля 1940 года в районе полуострова Калабрия встретили корабли итальянского флота. Кэннингхем, не раздумывая, вступил с ними в бой. Бой начался с атаки двумя легкими английскими крейсерами основных сил противника, которые вели бой с превосходящими силами итальянского флота до подхода основных сил Кэннингхема. Когда флагманский корабль «Уорспайт» прибыл к месту сражения, он сразу же направился к линкорам и открыл по ним огонь. Первым же залпом англичане повредили флагман итальянцев «Джулио Чезаре», который, выставив дымовую завесу, стал уходить в Мессину. Кэннингхем гнался за итальянцами вплоть до самого берега.

Тяжёлый крейсер «Зара» под огнём линкора «Уорспайт». Бой у Калабрии

Через несколько дней англичанам снова удалось нанести поражение итальянцам. Три английских эсминца, охотившиеся за подлодками противника северо-западнее Крита, встретились с двумя легкими итальянскими крейсерами. Эсминцы отошли под защиту легкого крейсера «Сидней», который уступал по огневой мощи противнику. Но итальянцы, вместо того чтобы принять бой, начали быстро отходить на юго-запад. «Сидней» бросился в погоню и вскоре догнал противника. В ходе короткого боя один итальянский крейсер был потоплен, а другой, получив серьезные повреждения, с трудом дотянул до базы в Тобруке. Несмотря на блестящие успехи Кэннингхема, Адмиралтейство склонялось к тому, чтобы вывести большую часть кораблей из Средиземного моря, избрав в этом районе оборонительную тактику. Однако Уинстон Черчилль поддержал Кэннингхема, и было принято решение сохранить крупную эскадру в восточной части Средиземного моря. Соединение «Эйч» должно было продолжать контролировать западный сектор этого моря, прикрывать Гибралтар и по мере необходимости принимать участие в операциях Североатлантического соединения адмирала Норта. Кроме того, Кэннингхему выделялись линкор «Вэлиент», авианосец «Илластриес», а также 2 крейсера ПВО с 8-дюймовыми орудиями, которые прибыли в конце августа в сопровождении соединения вице-адмирала Сомервилля на Мальту. Здесь они были переданы Кэннингхему и далее проследовали на базу в Александрию.

Линкоры «Вэлиэнт», «Куин Элизабет»,«Бэрхам»

Так как итальянцы по-прежнему избегали вступать в сражение с англичанами в открытом море, Кэннингхем сам решил атаковать итальянский флот прямо на его главной базе в Таранто. 28 октября 1940 года Муссолини вторгся в Грецию, a 11 ноября англичане напали на Таранто, застав на базе все 6 линкоров ВМФ Италии. Атака началась с бомбардировки кораблей противника самолетами с авианосца «Илластриес». Они поразили линкоры «Кавур» и «Литторио», потеряв при этом только один самолёт. Затем последовала новая атака самолетов на итальянские корабли. После этих атак у итальянцев осталось всего три боеспособных линкора. Уцелевшие линкоры командующий итальянским флотом адмирал Кемпиони перевел в Неаполь.

В декабре 1940 года на помощь Муссолини фюрер перебросил из Норвегии 10-й корпус люфтваффе, специально подготовленный для борьбы с кораблями. 500 немецких самолетов, размещенных на базах в Калабрии и на Сицилии, должны были защитить коммуникации немецких и итальянских войск, сражавшихся в Северной Африке.

Первая атака немецкой авиации против кораблей Кэннингхема произошла в начале января 1941 года. Конвой и эскадру Кэннингхема атаковали 50 «мессершмитов» западнее Мальты. В отличие от итальянцев, бомбивших корабли с большой высоты, немецкие летчики смело пикировали прямо на палубу противника, сбрасывая бомбы практически в упор. Им удалось поджечь авианосец «Илластриес», который был вынужден развернуться и идти на Мальту.

«Илластриес» во время атаки «Штук». Заметен ближний разрыв у борта, в небе виден силуэт Ju 87

Пробитие бронепалубы «Илластриеса» 500-кг (по некоторым британским заявкам — 1000-кг) авиабомбой, сфотографированное с мостика

Затем самолеты вновь атаковали корабли Кэннингхема, повредив два крейсера. После ремонта авианосец «Илластриес» был отправлен в США, а авианосец «Игл» из-за технических неисправностей выбыл из строя. Немецкая авиация, совершая в день по 4—5 налетов на Мальту, начала бомбардировать Александрию и сбрасывать мины в Суэцкий канал. После того как немцы вторглись в Грецию, положение британского флота осложнилось еще больше. Эндрю Кэннингхем почти полностью прекратил операции против итальянского флота и был занят транспортировкой и поддержкой трех бронетанковых дивизий в Греции. Воспользовавшись этим, итальянцы в марте 1941 года практически без помех перебросили в Северную Африку танковый корпус Роммеля, а затем после долгих препирательств Гитлер заставил Муссолини использовать свой флот для борьбы с эскадрой Кэннингхема. Линкор «Витторио Венето» в сопровождении 8 крейсеров и большого числа эсминцев вышел на коммуникации противника, чтобы помешать снабжению английского экспедиционного корпуса, сражавшегося в Греции. Но 28 марта Кэннингхем настиг итальянцев у мыса Мапатан и вступил с ними в сражение. В этом сражении итальянцы потеряли три крейсера и два эсминца. Поврежденный линкор «Витторио Венето» смог уйти, но итальянский надводный флот прекратил свое существование.

Британские лёгкие крейсера соединения «В» в бою у мыса Матапан. Слева-направо: «Перт», «Аякс», «Орион». 28 марта 1941 года

1-я дивизия крейсеров в бою у мыса Матапан. 28 марта 1941 года

После капитуляции Греции с конца апреля 1941 года Кэннингхему пришлось заниматься эвакуацией английского экспедиционного корпуса. Она началась в конце апреля 1941 года. В течение шести ночей британские корабли без прикрытия с воздуха подходили к греческому побережью и принимали на борт солдат. Несмотря на большие потери в судах, Кэннингхем смог эвакуировать 50 000 человек. Однако покидать Крит английское командование не собиралось. Для обороны острова, где британские войска получили базы с согласия греческого правительства, адмирал разделил свои силы на три группы. В конце мая немецкое командование попыталось высадить на остров 7-ю парашютно-десантную дивизию. Английская эскадра не позволила высадиться на остров с моря ни одному немецкому солдату, и немецкому командованию пришлось осуществлять высадку только после того, как был приведен в порядок аэродром Малем, который начал ежечасно принимать по 20 самолетов. Положение на Крите оставалось серьезным: немецкая авиация продолжала топить английские суда, а немецкие войска на Крите прорвались к заливу Суда. Англичане с боями вынуждены были отступить через горы к южному берегу острова. В этой ситуации английским командованием было принято решение об эвакуации с Крита. Эту операцию адмиралу Кэннингхему пришлось проводить в тяжелейших условиях без прикрытия с воздуха, поскольку немецкие бомбардировщики серьезно повредили авианосец «Формидебл», и он не смог прикрыть эвакуацию. В течение недели британский флот вывез с Крита более 17 000 человек, потеряв при этом 3 крейсера и 6 эсминцев, а 1 авианосец, 3 линкора, 6 крейсеров и 7 эсминцев получили повреждения. При проведении эвакуации погибли более 2000 английских моряков. В результате битвы за Крит, понеся большие потери, англичанам все-таки удалось почти полностью уничтожить немецкий десант. Потери немцев составили более 20 000 убитыми и ранеными, а люфтваффе лишилось 400 самолетов.

После битвы за Крит Кэннингхем получил пополнение в составе 1 линкора, 2 крейсеров и 6 новых эсминцев. Его задачей стало обеспечение английских частей, которые в песках Северной Африки вели войну с танковым корпусом Роммеля. Ключевым звеном в системе снабжения Египта был остров Мальта, который еще со времен адмирала Нельсона был британским бастионом, охранявшим узкий и исключительно важный морской коридор в центральной части Средиземного моря. Для защиты острова в октябре 1941 года Кэннингхем создал оперативное соединение «К», в которое вошли 2 крейсера и 2 эсминца. Задачи Кэннингхема были осложнены действиями немецких подводных лодок, которые наносили большой урон английскому флоту. Так, в ноябре 1941 года немецкая подлодка U-81 торпедной атакой повредила авианосец «Арк Роял» и линейный корабль «Малайя», через две недели U-331 отправила на дно линкор «Бэрхэм». Пример немцев воодушевил итальянский флот, и в ночь на 19 декабря 1941 года субмарина «Скире» проникла на базу Королевских ВМС в Александрии и нанесла серьезные повреждения линкорам «Куин Элизабет» и «Вэлиант», надолго лишив их способности вести боевые действия. В тот же день корабли соединения «К» налетели на мины в районе Триполи: 2 крейсера были сильно повреждены, а 1 крейсер и 1 эсминец затонули. В итоге в течение лишь одного месяца адмирал Кэннингхем лишился почти всех своих крупных кораблей.

В начале 1942 года 2-й воздушный флот фельдмаршала Кессельринга был перебазирован на Сицилию и начал проводить систематические налеты на Мальту. Тогда же для упорядочения борьбы против английских конвоев итало-германское командование разграничило районы действия своих сил: субмаринам были предоставлены западный и восточный сектора, а авиация совместно с легкими силами флота действовала в центре Средиземного моря. В конце марта 1942 года очередной английский конвой под охраной 5 крейсеров и 17 эсминцев наткнулся на мощную итальянскую эскадру, во главе которой шел линейный корабль «Литторио». Адмирал Виен, командовавший конвоем, скрыв транспорты за дымовой завесой, отважно атаковал превосходящие силы противника. Потеряв несколько кораблей, британцы заставили «Литторио» отступить, но на следующий день немецкие самолеты уничтожили более половины транспортов конвоя.

Положение на Средиземноморском театре военных действий было очень сложное, но командование отозвало Эндрю Кэннингхема в Лондон для участия в разработке операции по высадке сил союзников в Северной Африке. Затем он был направлен в Вашингтон в качестве главы английской миссии по разработке совместных действий союзников во время проведения операции «Торч».

В октябре 1942 года он был назначен командующим союзными военно-морскими силами, став заместителем Эйзенхауэра. Союзные военно-морские силы должны были обеспечить высадку десанта в Алжире и Марокко. В январе 1943 года Кэннингхему было присвоено звание адмирала флота. Он принимал участие в высадке англо-американских войск на Сицилию, и ему удалось вновь восстановить полное господство английского флота на море.

После смерти адмирала Паунда в октябре 1943 года Кэннингхем был назначен на пост первого лорда Адмиралтейства и до конца войны выступал как главный морской советник Черчилля. Свое внимание Кэннингхем сосредоточил на действиях оперативного соединения «57», которое под командованием адмирала Фрейзера совместно с 5-м флотом США действовало в Тихом океане.

После окончания Второй мировой войны адмирал Кэннингхем подал в отставку. Его мемуары, написанные через несколько лет после войны, сразу же были переведены на несколько языков.

12 июня 1963 года Эндрю Кэннингхем скончался в одной из частных клиник Лондона.

Эндрю Браун Каннингхем, 1-й виконт Каннингхем Хиндхоупский, военно-морской деятель, адмирал флота, командующий Средиземноморским флотом Великобритании (07.01.1883—12.06.1963).

Парадоксы и стратагемы Александра Васильевича Суворова

290 лет назад, 24 ноября (13 ноября по старому стилю) 1730 года, родился великий полководец, незаурядный мыслитель и остроумный человек, стоик и эксцентрик, которого до сих пор вся Россия знает в лицо — Александр Васильевич Суворов. Да и не только в лицо. Право, Суворова у нас каждый узнаёт и по седому хохолку — хотя фильмы о нём снимают далеко не каждое десятилетие. Наверное, это и есть слава. Бессмертие. Страна у нас воинская, поэтому полководец, ставший создателем и символом “науки побеждать”, всегда будет почитаем и любим.

Историки до сих пор спорят — где родился Суворов. Скорее всего, всё-таки в Москве Белокаменной, где служил в то время его отец. Да и дед — Иван Григорьевич — был одним из первых людей в петровской гвардии, ведал делами и Преображенского, и Семёновского полка. Именно в его честь названа московская Суворовская улица на Преображенке.

Есть документальная история Суворова — приказы, письма, реляции. Есть история мифологическая — исторические анекдоты, мемуары, легенды, мастером на которые был Егор Фукс — один из “правителей канцелярии” полководца. В случае с Суворовым между этими двумя историями не так уж много противоречий, в главном они совпадают. И писать о Суворове рутинно, наукообразно — грешно. Он сам ненавидел скуку и “взрывал ситуацию”, если всё шло слишком благопристойно и тоскливо.

Александр Васильевич и впрямь отличался странностями. По-особому насыпал на тарелку соль, сторонился женщин, носил самые разные маски, ненавидел зеркала и приказывал занавешивать их в каждом доме, где останавливался хотя бы на день. Даже в Таврическом дворце. Да и большинство писем Суворова — это готовый “исторический анекдот”.

Приведу только один пример, хотя можно было бы цитировать бесконечно.

Это цитата из подлинного письма Суворова всесильному Григорию Потёмкину 1784 года. Потёмкину, который ещё сравнительно недавно был его боевым товарищем, но “вошёл в случай” и стал вторым человеком в империи. Обратим внимание: всё здесь пересыпано солью иронии. Суворов, как всегда, просит “исторгнуть себя из праздности”, при этом прибегает к иносказаниям. Многое, сказанное им, следует понимать наоборот. Эпаминонд отличался прямодушием, Цезарь был отважен и не любил “бегать”, то есть, отступать. Без таких оборотов Суворов не умел: скучно становилось. А весьма уважаемый Суворовым за полководческие таланты французский маршал Анри де Тюренн как раз не отличался постоянством: из гугенотов он перешёл в католики. Здесь же, как бы между прочим, Суворов намечает свой главный принцип — “Я повелеваю счастьем”. Его победы частенько объясняли “везением” (“Раз везение, ещё раз везение, помилуй Бог, надобно ведь и умение!” — отбивался он). К этому принципу, кроме известных “трёх воинских искусств” (глазомер, быстрота, натиск) прилагается ещё один: “Я действую не часами, а минутами”. Он всегда был заряжен на опережение противника и понимал, что история состоит не из монолитов, а из мельчайших атомов — минут, секунд. Деньги дороги, жизнь человеческая ещё дороже, а время — всего дороже. Это тоже непреложное суворовское правило.

Александр Васильевич Суворов

Художник: Леонид Игнатьевич Вашля

Немало в русской истории признанных “всенародных героев”, немало в летописи мировых сражений великих полководцев, но ни один из них не похож на Суворова. И Суворов ни на кого не похож. Всё в нём парадоксально.

Замечательную эпитафию великому полководцу написал его младший современник, наш адмирал и просветитель Александр Шишков:

Не в латах на коне, как греческий герой,
С нагайкою в руке с полдюжины он Трой,
Не со щитом златым устрашены, он паче
В едино лето взял и на казачьей кляче.
По петухам вставал, сражался на штыках.
Чужой народ носил его на головах;
Одною пищею с солдатами питался;
Цари к нему в родство, не он к ним причитался,
Был двух империй вождь, Европу удивлял,
Сажал царей на трон и на соломе спал.

Шишков ухватил, быть может, главное в Суворове — сочетание несочетаемого. Как только мы начинаем размышлять о графе Рымникском — начинается парад оксюморонов… Для России со времён первых былин об Илье Муромце национальным героем всегда считался воин, защищающий Отечество от иноземных захватчиков. А Суворову за полвека службы ни разу не довелось участвовать в оборонительных кампаниях. Он был первой шпагой империи, стремившейся к экспансии! Поражений Суворов действительно не знал — ни в коротких кавалерийских стычках, ни в масштабных сражениях. И не было более опасного противника у соседей, которые замышляли недоброе против России. Он бил их изобретательно и неотразимо, бил на их территории — и пруссаков, и поляков, и турок, и ногайские орды. Для православных народов Балкан и Закавказья, подпавших под османское влияние, Суворов стал символом грядущего освобождения. О нём и в наше время помнят в Греции, Болгарии, Сербии, Армении, Грузии. А для России — воспитателем армии, которая выстояла в 1812 году против непобедимого доселе Бонапарта.

Суворов изведал, что такое европейская русофобия — и этим тоже преподал нам уроки. Даже союзники-англичане во время кампании 1799 года, когда Суворов бил французов, публиковали на него карикатуры — преувеличенно злые. Худощавый невысокий фельдмаршал превращался в огромного людоеда.

Прочитав, что пишет о походах 1799 года французский историк Дюма (однофамилец писателя), Суворов воскликнул:

У этого наемника-историка два зеркала. Одно, увеличительное — для своих и другое, уменьшительное — для нас. Но история разобьёт их — и выставит своё, в котором мы не будем выглядеть пигмеями.

Несмотря на знатность, успешную службу в лейб-гвардии Семёновском полку и полководческий гений, Суворов поздно пробился в генералы, да и в полковники. Ему всё время что-то мешало. То отсутствие войн, то собственный характер, то неожиданные перестановки на престоле. Хотя уже во время Семилетней войны он — лихой кавалерист, подполковник, несколько раз наголову разбивший прусскую конницу — заслужил похвалу самого Петра Румянцева. Вот уж кому везло с малых лет, так это Румянцеву. Несмотря на буйный по молодости нрав, он стал генералом в тридцать лет, а фельдмаршалом — в 45. Не сравнить с Суворовым!

Говорят, что странности Суворова, его “юродства” были артистической игрой, хорошо продуманной. Он знал, что внимание императрицы легче всего привлечь остроумием. Но, поскольку не вращался в свете (да и не любил светской жизни), то стремился вести себя так, чтобы в армии ходили легенды о “странном полковнике”, который кричит петухом, обливается ледяной водицей и штурмует вместе со своими чудо-богатырями монастырские стены. Отчасти он преуспел. О нём действительно заговорили в Петербурге. В то время и для императрицы, и для других высоких сановников Александр Васильевич был, прежде всего “сыном генерала Суворова”. Василий Иванович не был полководцем, не водил солдат в бой. Свои ордена и звания он заработал, будучи прокурором и сенатором, разрабатывая воинские уставы и выполняя различные деликатные поручения монархов.

И для Екатерины II было удивительным, что сын столь почтенного и практичного человека ведёт себя как “чудак и оригинал”, при этом проявляет фанатичную преданность военному делу, не стремясь к столичным паркетам. Постепенно он стал самым известным полковником русской армии. На больших маневрах 1765 года в Красном Селе суворовский Суздальский полк поразил воображение императрицы необыкновенно эффективной выучкой.

Историк Дмитрий Бантыш-Каменский, автор одного из суворовских жизнеописаний, припомнил такой сюжет: однажды Екатерина Великая,

“…желая вывесть Потемкина из ошибочного его мнения об уме Суворова, присоветовала ему подслушать их разговор из соседней комнаты. Удивленный необыкновенным остроумием и глубокомыслием Рымникского, князь Таврический упрекнул его, зачем он с ним не беседует подобным образом. — “С Царями у меня другой язык” — отвечал Суворов”.

И вскоре в чине бригадира он прямиком из Новой Ладоги двинул свои войска под Люблин. Там начиналась война с польскими конфедератами — гонителями православных, лютеран и иудеев. Это была странная война. Король Станислав-Август считался союзником России и сам призвал русские войска в Польшу, чтобы спастись от жестокой шляхетской оппозиции. По сути, Россия вмешалась в гражданскую войну в соседней стране. Там-то Суворов и прославился эффектными победами.

Марка с изображением Александра Суворова

Его шутки бывали обидными. Он не щадил “сонливых”, нерасторопных, животолюбивых. После виктории при Рымнике, когда русские войска пришли на выручку австрийцам и разбили армию великого визиря, австрийцы предложили суворовским генералам как-то поделить трофеи — османские пушки. Узнав об этом, Суворов рассудил так: “Отдайте всё австрийцам. Мы в бою себе ещё немало пушек добудем, а им где взять?” Это и есть суворовская ирония, в которой благородство перемешано с сарказмом, а в основе всего — полная уверенность в собственных победах на много лет вперёд.

Позже, после многочисленных совместных побед в Италии, Суворов бросит: “Со мной и австрийцы воевать умеют”. Да, он был честолюбив. И, не считая награды главным в жизни, неизменно сокрушался, когда его обходили орденами и чинами — и шумно праздновал награждения.

Вся речь Суворова, сохранившаяся в сотнях писем, пронизана комикованием — но не праздным. И жизнь его можно изучать по курьёзам, по острым диалогам. Такого богатства исторических анекдотов не оставил ни один другой русский человек. Шутки истории сохранились не только в исторической памяти, но и в русской речи. Кто из нас не повторял: “За одного битого двух небитых дают”, “Смелость города берёт”, “Ученье — свет, неученье — тьма”, “Пуля — дура, штык — молодец”. Всё это либо придумано Суворовым, либо введено в обиход с его лёгкой руки.

Неудивительно, что пересуды о нём ходили ещё прижизненно и не скисли до сих пор.

Суворовский “Разговор с солдатами их языком” тоже замешан на юморе, хотя по существу это очень серьёзный текст, подробное руководство к действию в учениях и боях. Но он был убеждён: необходимо подтрунивать, подшучивать — чтобы тяжёлая солдатская ноша стала чуть легче. Да и кто будет ежедневно выслушивать скучные нотации? Только острое слово помогает офицеру удерживать внимание “чудо-богатырей”.

Проклятая немогузнайка! намека, загадка, лживка, лукавка, краснословка, краткомолвка, двуличка, вежливка, бестолковка. Кличка, чтоб бестолково выговаривать; крок, прикак, афок, вайрких, рок, ад и прочее — стыдно сказать! От немогузнайки много беды! За немогузнайку офицеру арест, а штаб-офицеру от старшего штаб-офицера арест квартирный.

“Немогузнайка” — классическое суворовское словцо. Не было для него большего наслаждения, чем диалог с храбрым и находчивым человеком. И не было большего разочарования, чем замешательство солдата. На любой заковыристый вопрос у военного должен был готов дельный, осмысленный ответ. И никаких “Не могу знать”. О том, какие ответы нравились Суворову, тоже сохранились легенды. “Далеко ли до Луны?” — “Два суворовских перехода”. Здесь солдат оказался остроумнее полководца-пересмешника. Но воспитал его таким — Суворов!

Ни с кем Российская империя не воевала так часто, как с османами. Двум империям было что делить — Чёрное море! Иногда в русскую армию приходили служить французские и даже американские офицеры. Суворов и их подвергал шутливым экзаменам. Об одном из них сохранились колоритные воспоминания:

Когда Суворов встретился с Ламетом, человеком не слишком мягкого нрава, то имел с ним довольно забавный разговор, который я поэтому и привожу здесь. “Ваше отечество?” — спросил Суворов отрывисто. “Франция”. — “Ваше звание?” — “Солдат”. — “Ваш чин?” — “Полковник”. — “Имя?” — “Александр Ламет”. — “Хорошо”. Ламет, не совсем довольный этим небольшим допросом, в свою очередь обратился к генералу, смотря на него пристально: “Какой вы нации?” — “Русский”. — “Ваше звание?” — “Солдат”. — “Ваш чин?” — “Генерал”. — “Имя?” — “Александр Суворов”. — “Хорошо”. Оба расхохотались и с тех пор были очень хороши между собою.

В финале жизни — если верить Фуксу — Суворов так рассказал о себе и своей эксцентрике:

Хотите ли меня знать? Я вам себя раскрою: меня хвалили Цари, любили воины, друзья мне удивлялись, ненавистники меня поносили, при Дворе надо мною смеялись. Я бывал при дворе, но не придворным, а Эзопом, Лафонтеном: шутками и звериным языком говорил правду. Подобно шуту Балакиреву, который был при Петре Первом и благодетельствовал России, кривлялся я и корчился. Я пел петухом, пробуждал сонливых, утомлял буйных врагов Отечества. Если бы я был Кесарь, то старался бы иметь всю благородную гордость души его; но всегда чуждался бы его пороков.

Может быть, это не самая дотошно правдивая легенда, то уж точно красивая.

“Я не прыгал смолоду, зато прыгаю теперь”, — говорил Суворов, когда его возвели в графское достоинство и, после взятия Варшавы, произвели в фельдмаршалы. К нему пришла слава: в честь победителя слагали оды, имя Суворова после взятия неприступного Измаила и побед в Польше знала вся Европа.

Заняв престол, император Павел I затеял почти дружескую переписку с Суворовым. Но военная реформа, которую затеял новый император, большой поклонник прусской системы, Суворова категорически не устраивала.

Последовала жестокая опала, из которой — ещё один парадокс — Суворова вызвали “спасать царей” во главе австрийско-русской армии, которая должна была сражаться с французами в Италии и Швейцарии.

Так повелось в России: частенько в критической ситуации у нас во главе армии ставили почтенных стариков — и они не подводили. Как Пётр Салтыков в Семилетнюю войну, как Михаил Кутузов в 1812-м, как Суворов в 1799-м. Кто-то, быть может, добавит: как Евгений Примаков в 1998-м. Есть в этом какая-то “тайна Золотого ключика”. Возможно, закодированная и в нашем былинном эпосе — о “старом казаке Илье Муромце”.

В Вене Суворова принимали как последнюю надежду империи — торжественно. А он то и дело поддевал австрийцев — чтобы знали свое место. Вдруг начал выкрикивать из своей кареты: “Да здравствует император Иосиф!” Когда ему объяснили, что Иосиф пребывает в могиле, а в Вене нынче правит Франц, ответил простодушно: “Помилуй Бог, не знал!”. Когда австрийские стратеги пытались расспросить его о военном искусстве или дать свои рекомендации, он повторял одно: “Штыки, штыки. ”, а потом добавил: “Да, мы, русские, такие. Я ещё из лучших”. Но штыки и впрямь сыграли в кампании 1799 году ключевую роль.

Всё это напоминает фантазию какого-нибудь остроумного романиста, но на Суворова такие шутливые выходки похожи в ещё большей степени. К тому же, он всё рассчитал. “Цесарцам” сразу нужно было дать понять, что Суворов прибыл в Европу не для того, чтобы таскать им каштаны из огня.

Когда Суворову торжественно вручили план кампании, в финале которой он должен был оказаться на берегу реки Адды (в Италии), он ответил: “На Адде я начну кампанию, а где завершу — одному Богу известно”. И австрийцы вынуждены были стерпеть такое отношение: ведь без Суворова они оказались на грани катастрофы.

Французская республиканская армия не просто считалась, но и была в эти годы лучшей в мире. Свергнувшие монарха французы отбросили все устаревшие условности и в тактике, и в амуниции. Нечто похожее провела и Россия — только не под революционными флагами, ещё при Потёмкине. Но главное, что сделал Суворов — привил своим воинам дух победителей, о котором мечтал Пётр Великий. Недаром Александр Васильевич любил повторять петровский афоризм: “Природа произвела Россию только одну, она соперниц не имеет”. И всей своей жизнью подтверждал его.

О знаменитом французском генерале Моро Суворов говаривал: “Он меня, старика, несколько понимает, но я его лучше”. И, действительно, дважды разбил его. Он весной и летом 1799 года одолел французов в трёх генеральных сражениях подряд: такое не удавалось ни одному полководцу в период революционных (наполеоновских) войн.

Адда, Треббия, Нови — три сестры, так называл те свои победы Суворов. Он был осыпан наградами — русскими, австрийскими, итальянскими. Но понимал, что всё это — лишь прелюдия к полному искоренению французской “гиены”. И стремился в Париж! Но тут-то и отомстили ему австрийцы, отговорившие союзников (включая императора Павла) от такого похода.

Битва при Треббии | Коцебу Александр Евстафиевич

Здесь лежит Суворов

У князя Италийского, графа Рымникского никогда не было собственного дома в Петербурге. Как-никак, он был московским барином. Будучи в столице, он останавливался у Дмитрия Хвостова — печально знаменитого поэта, чьё имя стало символом графомании. У Хвостова, в доме на Крюковом канале, Суворов и умирал. О новых сражениях, о походе на Париж, он мечтал до последних своих минут. Было у непобедимого полководца последнее желание, чтобы на его могиле было высечено только три слова: “Здесь лежит Суворов”. Возможно, он сам придумал эту эпитафию. Возможно, её создал Державин, а Суворов — восторженно одобрил. По крайней мере, Якоб Грот включил это одностишие в собрание сочинений Державина.

Но выполнить завещание Суворова удалось только много лет спустя. Современники испугались слишком лаконичной надгробной надписи. На первой могиле генералиссимуса в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры значились и имя-отчество, и титулы, и звания. Только внук полководца — петербургский генерал-губернатор Александр Аркадьевич Суворов (этот противоречивый человек заслуживает отдельного повествования!) добился смены надгробия. С тех пор это самая известная и выразительная русская эпитафия — “Здесь лежит Суворов”. Объяснения излишни. Регалии ничего не добавляют к столь великому имени. Здесь нетрудно разглядеть гордыню — но, как говорил Суворов, “невинность не терпит оправданий”, а цену себе — высочайшую! — он знал.

Даже ХХ век не списал в архив Суворова — “солдата и полководца”. Любопытный факт: несмотря на популярность героев нового времени, самой читаемой биографической книгой 1930-х готов стал “Суворов” К. Осипова, выдержавший несколько изданий. А в годы войны — книги Кирилла Пигарёва, которые и в наше время читать интересно и пользительно.

В годы войны кавалер Георгиевского банта и советской медали “За боевые заслуги” Владимир Грусланов, сражаясь в рядах Красной Армии, неустанно — путём переписки с разнообразным начальством! — учреждал музеи Суворова — в Кончанском, в Новой Ладоге… И — представьте — их открывали. И до сих пор они остаются очагами памяти о Суворове.

Все знали плакат Кукрыниксов со стихами Маршака:

Колем мы здорово,
Бьёмся отчаянно,
Внуки Суворова,
Дети Чапаева.

А в блокадном Ленинграде никто не прятал от обстрелов единственный из старинных монументов — памятник Суворову.

Конечно, великий победитель не забыт и сегодня. Главное, чтобы память о нём не превратилась в подневольный ритуал. Суворов — это азарт, аллегория, порыв к победе, эксцентрика. Скуке — даже самой благообразной — в этом ряду не место.

Кухня генералиссимуса Суворова

Стоит напомнить, что здоровьем с детства Суворов не отличался, и война с собственным желудком велась всю жизнь Александром Васильевичем. Однако, прожив почти 70 лет, проведя почти всю жизнь в походах и войнах, можно сказать, что и в этом плане Суворов остался победителем.

Несколько слов о тех, благодаря кому стали вообще известны предпочтения Александра Васильевича. Это его слуги, конечно. Главным был камердинер Прошка, или Прохор Дубасов, который прослужил при Суворове всю жизнь и умер после генералиссимуса, в 1823 году. Был, кстати, пожалован за свою службу приличными наградами: король Сардинский Карл Эммануил прислал Прошке две медали на зеленых лентах, с изображением на одной стороне императора Павла I, на другой – своего портрета, с латинскою надписью: «За сбережение здоровья Суворова». А император российский Александр Первый пожаловал Дубасову третий классный чин с пенсией в 1200 рублей в год.

Прошка в исполнении Георгия Коврова (фильм «Суворов»)

Вторым был помощник Дубасова, подкамердинер сержант Иван Сергеев из Козловского мушкетерского полка. Прослужил Сергеев у Суворова 16 лет, а после смерти служил у Аркадия Александровича Суворова вплоть до гибели сына генералиссимуса. Был еще денщик Суворова, сержант Илья Сидоров. Фельдшер (вот они менялись регулярно), который пускал Суворову кровь и ставил пиявок.

Итак, день генералиссимуса Суворова с гастрономической точки зрения.

Начинался календарно и заканчивался день Суворова ночным чаем. Во втором часу ночи Суворов обливался холодной водой из пары ведер, вытирался и Митька наливал ему чашку чая.

Суворов очень почитал черный чай, выписывал его из Москвы.

По цене купи, как бы тебе дорог ни показался, выбери его через знатоков, да перешли мне очень сохранно, чтобы постороннего духа он отнюдь не набрался, а соблюдал бы свой дух весьма чистый.

Присланный ему чай Суворов тщательно изучал, приказывал просеивать через сито несколько раз. Заваривал чай Митька всегда в присутствии Александра Васильевича. Наливал обычно полчашки, Суворов пробовал, а потом давал указание, доливать так или разбавить водой.

Чая Суворов пил много. В скоромные дни по три чашки со сливками, в постные дни без. Вообще Суворов был весьма набожным человеком, посты соблюдал очень строго, а в Страстную неделю вообще питался только одним чаем.

После чая обычно следовало «утверждение» меню на день. Витиевато, на самом деле Суворов спрашивал Митьку, что он будет готовить для него, а что для гостей. Это были разные вещи. Суворов часто приглашал к столу гостей, он любил угощать, но делал это весьма своеобразно.

Лично для Суворова Митька готовил либо уху, если день был постный, либо щи, если скоромный. На второе всегда было жаркое. Соусов Суворов не терпел, к сладкому был равнодушен.

С гостями было интересно. Для них повар готовил отдельно. Обычный обед Суворова состоял всего из четырех блюд. Большой званый обед – из семи. По меркам тех времен Суворова можно было назвать жадным, но… Для полководца уровень кухонного мастерства не был основополагающим в жизни. К сожалению его гостей.

Суворов очень любил принимать гостей, обожал беседы за столом. Но обжор терпеть не мог, и человек, который уделял больше внимания пище телесной, не мог претендовать на повторное приглашение к обеду.

Более того, если кто-то приглашал Суворова в гости, то он должен был пригласить и его Митьку! Суворов с огромным трудом ел пищу, приготовленную не его поваром. Так что Суворов в гостях был реальным геморроем для хозяина, но если поступать так, как этого хотел генералиссимус, то все проходило вполне нормально.

Рассказ «не по теме». Потемкин, у которого не складывались отношения с Суворовым, очень хотел пообедать с ним. По факту напрашивался на обед к Суворову, но вот скромником светлейший граф не был, о чем Суворов был прекрасно осведомлен.

Поэтому обед Суворов Потемкину устроил, но как всегда – с подковыркой. Генералиссимус пригласил к себе Матоне, метрдотеля, служившего у Потемкина и заказал ему просто роскошный обед на Потемкина и его свиту. Денег велел не жалеть и готовить парадный обед для светлейшего князя.

А так как день, на который был назначен обед, был постным, то призвав Митьку, Суворов велел приготовить ему два обычных постных блюда…

Обед удался. Всем все понравилось, «река виноградных слез несла на себе пряности обеих Индий» (так сделал обеду комплимент сам Суворов), поражен был даже Потемкин роскошью и размахом. Но добил Потемкина… Матоне, который отправил Суворову счет на тысячу с лишним рублей. Суворов платить не стал, написал на счете «Я ничего не ел» и… отправил его Потемкину!

Суворов правда ел только свои постные блюда.

Итак, обед Суворова. Утренний чай был давно, сразу после подъема, а вставал Александр Васильевич рано. Завтракать он никогда не завтракал, так что время обеда у него наступало в 8 утра. Вот почему и вопрос насчет обеда следовал за ночным чаем.

Так что обычный обед у Суворова был после развода и чтения газет, в 8 утра. Если парадный или праздничный, то в 9 часов.

Перед обедом Суворов изволил апперетивничать. Одну рюмку. Это была либо тминная водка, либо «золотая». Если Суворова одолевал в тот день желудок, то в него падала рюмка пенника. Пенник, или полугар – это хлебный дистиллят (пшеница, рожь, ячмень – не важно) двойной перегонки, да еще принудительно очищенный молоком или древесным углем, крепостью 38-40 градусов.

В качестве закуски всегда была подсоленная редька и только она.

Блюда на стол не ставились, а обносили ими с пылу-жару всех гостей. Суворову подносили не всякое блюдо, а только то, которое «его». Как уже было сказано, Суворов соблюдал величайшую умеренность в пище, желудок заставлял.

Но так как Александр Васильевич был человеком очень увлекающимся, то за его спиной всегда возвышался Прошка, главной задачей которого было не дать Суворову переедать. То есть, Прошка просто отнимал у Суворова тарелку, если тот хотел съесть лишнего. А если Суворов начинал рыкать на Прошку, то тот с невозмутимой физиономией отвечал: «Согласно приказанию фельдмаршала Суворова». Александр Васильевич обычно «включал заднюю» со словами «Да, ему должно повиноваться!».

За обедом в плане вина Суворов пил немного венгерского или малагу, а в торжественные дни мог выпить немного шампанского. Десерты и фрукты тоже не были его любимыми темами, разве только иногда с чаем мог съесть лимон дольками, посыпанный сахаром. Но нечасто. Мог с вином съесть немного варенья, которое ему присылал управляющий из имения. Вишневое или абрикосовое обычно.

Обеды в походе тоже были не в одного. Суворов любил созвать генералов. Стол накрывался на 15-20 человек. Те же семь или менее блюд, ибо в походе нечего желудок излишествами отягощать. «Щи да каша – счастье наше», как приговаривал сам Александр Васильевич.

После обеда Суворов любил «осадить» еду, выпивая стакан темного английского пива с сахаром и лимонной цедрой. Понятно, когда жил в столице.

Что касается религиозных нюансов, то кроме одного чая в Страстную неделю, был у Александра Васильевича еще один заскок. Он терпеть не мог куриные яйца. Ни в каком виде. На Пасху, после службы, Суворов одаривал каждого бывшего в церкви яйцом, Прохор и Иван Сергеев стояли у полководца за спиной с корзинами, полными яиц. Сам же Суворов яиц ни от кого не брал и не употреблял их.

Куличи всю пасхальную неделю стояли у него на столе и предлагались всем желающим.

На Масленицу Суворов благожелательно относился к гречневым блинам. Блины обычно ел с топленым маслом и чаем, разнообразные русские сопроводительные начинки типа икры или селедки Александр Васильевич игнорировал.

На больших праздниках Суворов, как человек общительный, давал и балы. Это очень своеобразное дело, учитывая привычки хозяина. Тем не менее, Александр Васильевич был замечен в том, что устраивал балы. На Масленицу – до трех раз на неделе.

Сам Суворов балов не любил. Закономерно, но другим не мешал и гостям настроения не портил, а когда приходило его время отдыхать, тихонько прекращал тусовку и уходил на отдых, давая гостям веселиться до упора.

Что можно сказать о кулинарных пристрастиях Суворова?

Первое: щи, как полные, так и постные. Как из свежей капусты, так и из квашеной. Бешбармак. Уха в постные дни.

Второе: говядина вареная с разными специями, парная (духовая). Пельмени. Жаркое из дичи или той же говядины. Каши.

Ни тебе салатиков, ни фруктов. Очень просто, зато легко выполнимо почти в любой местности.

С рождения не отличавшийся здоровьем, человек провел столько кампаний и совершил столько походов, и все не в тепличных условиях. Да, с желудком Александр Васильевич воевал всю жизнь, но одержал решительную победу.

И перед тем, как перейти к рецептуре, приведём жизненный принцип великого полководца:

«В богадельню эту (имела в виду больница) не ходите. Первый день будет тебе постель мягкая и кушанье хорошее, а на третий день тут и гроб! Доктора тебя уморят. А лучше, если нездоров, выпей чарочку винца с перчиком, побегай, попрыгай, поваляйся и здоров будешь».

Ну и вот несколько рецептов того времени, которые любил Суворов.

Уха с солеными огурцами

Взять 3 фунта (пусть около килограмма) любой мелкой речной рыбы. Сегодня можно и не мелкую, просто почистить и порубить. Отварить в 2 литрах воды. При варке бульона добавить корень петрушки, сельдерей (на выбор, стебель или корень, кому как вкуснее), лавровый лист (1-2 шт) и черный перец горошек до 10 шт.

Рыба варится до состояния полного разваривания. Незадолго до конца варки влить половину стакана огуречного рассола. Бульон снять с огня, профильтровать (можно просто выкинуть коренья и кости), добавить порезанные соленые огурцы (3-4 штуки среднего размера), очень рекомендуется добавить соленых грибов, зелень петрушки и ложку сметаны.

Очень своеобразный вкус. Да, якобы как принято на Руси, водку в уху не лить. Водку отдельно, внутрь.

Щи грибные валаамские

Универсальная штука. Делаем на мясном бульоне – щи обычные. Делаем на воде – постные.

Начинаем с приготовления бульона. Хороший кусок грудинки на 3 литра воды. Плюс лавровый лист, душистый перец, морковка, корень петрушки. Отвариваем, все, кроме мяса, выбрасываем.

Возможно вместо свежей капусты применять кислую, а еще лучше – смесь. Треть квашеной на две трети свежей. И будет очень вкусно.

Сложно и немного мазохично, но кто справится – тот будет вознаграждён.

Щуку режем на куски и отвариваем примерно до половины готовности (кипеть 10 минут на среднем огне). Вынимаем из воды.

Рубим мелко-мелко две луковицы и начинаем обжаривать на масле. Пока лук румянеет, берем 1-2 палки хрена и трем на терке. Рыдая, бросаем его к луку. Хрен с луком в пропорции 1 к 1. Жарим. Когда лук румянеет совсем, а вы начнете видеть, прекращаем это.

Берем емкость, укладываем на дно ряд кусков щуки. Затем кладем на рыбу ровным слоем результат выжарки. Далее второй слой рыбы и снова мажем лукохреном. Поверх кладем слой сметаны и отправляем в духовку на час-полтора при температуре 120 градусов, либо на плиту или мангал на полчаса при среднем огне.

Мангал или плита реально сушат. В духовке будет очень нежно и сочно.

Кстати, если совсем припечет в плане поста – не заливайте сметаной и у вас очень постное блюдо. Чтобы не было сухо, можно подсолнечного маслица плеснуть пару-тройку столовых ложек.

Берем мясо. Говядина, свинина – не важно. Важно, чтобы мякоть. Вырезку вообще можно не трогать ничем, кострец или задок можно немного потюкать молотком, но так, чтобы просто нарушить структуру мяса.

После натираем мясо перцем, солим и связываем бечёвкой вдоль и поперек, чтобы оно не расползалось. И можно начинать жарить. Сперва надо его «запечатать», то есть, схватить корочкой на очень сильном огне. На чем жарить… Свинину можно и на свином же сале. Говядину предпочел бы на растительном масле, куда непременно бросил бы кусочек (20 г) сливочного масла.

Обжарили-запечатали? На противень и в духовку. Температуру дать градусов 170-200. И не жалеть жира на противне. Будет еще выделяться сок из мяса, так вот им надо время от времени поливать куски, чтобы мясо не высохло.

А чтобы совсем стало вкусно, вокруг мяса стоит разместить овощное сопровождение: морковку, репу, сельдерей, картофель, кабачки-баклажаны. У кого что под рукой.

Можно это сделать и на сковороде, но там придется на малом огне, без крышки и постоянно переворачивая, чтобы не пригорело. В духовке лучше.

В общем, блюда очень простые, но вкусные и питательные. Если кто решит повторить – удачи и приятного исследования истории.

Спаситель Петербурга Петр Витгенштейн

У нынешнего поколения россиян победа в войне 1812 года прочно ассоциируется с именем Михаила Илларионовича Кутузова.

Но в петербургских салонах времен Отечественной войны фельдмаршала больше критиковали, нежели хвалили – за медлительность, за уклонение от крупных сражений, за сдачу Москвы. Любимцем столичной публики был другой полководец.

Петр Христианович Витгенштейн носил титул «Спасителя Петербурга» и считался в высшем свете лучшим русским военачальником.

Пройдет всего несколько месяцев, и Витгенштейн поймет на собственном опыте, как ненадежна бывает подобная популярность…

Отец Петра, Христиан Витгенштейн, выходец из семейства правителей графства Сайн-Витгенштейн-Берлебург, поступил на русскую службу при Екатерине Великой.

5 января 1769 году в семье Христиана Витгенштейна родился сын, которого нарекли Петром.

Еще во времена Петра I была введена норма, требовавшая от дворян определенной выслуги лет. Закон этот обходили самым наглым образом, зачисляя в списки воинских частей малолетних дворян. Также было и с Петром Витгенштейном, который ещё в самом нежном возрасте значился сержантом Семеновского полка.

В действительности Петр Витгенштейн поступил на службу в возрасте 20 лет, став вахмистром Конного лейб-гвардии полка

Впервые в военной кампании Витгенштейн отличился в 1794 году, при разгроме восстания Костюшко. Он отлично проявил себя в боях под Остроленкой, а также при взятии варшавского предместья Прага.

На излете екатерининской эпохи Петр Витгенштейн участвовал в русско-персидской войне, отметившись при взятии Дербента. После этого его отправили в Петербург, чтобы доставить ключи от взятого города.

При Павле I Витгенштейн дослужился до генеральского звания, однако затем попал в опалу и был уволен из армии. Спасло его карьеру то, что буквально через пару месяцев грянул дворцовый переворот, и новый император Александр I вернул Витгенштейна в строй.

В кампании против Наполеона в 1805 году генерал служил под командованием Багратиона и Милорадовича. Имея под своим началом гусарскую бригаду, Петр Витгенштейн за проявленную храбрость был награжден орденом святого Георгия третьего класса.

В 1806 году генерал отличился в кампании против турков, в 1808—1809 годах во время русско-шведской войны отвечал за охрану побережья Финского залива.

К началу Отечественной войны 1812 года Витгенштейн командовал 1-м пехотным корпусом. В сражении под Вилькомиром в арьергардных боях солдаты Витгенштейна нанесли поражение 2-му французском пехотному корпусу маршала Удино.

1-я русская армия под началом Барклая-де-Толли, к которой относился корпус Витгенштейна, начала движение на соединение со 2-й армией Багратиона. Но Витгенштейну была поручена иная задача – прикрытие Петербурга.

Для основных сил Наполеона это направление не было главным, однако прорыв французов к столице был весьма возможен.

В июле 1812 года корпус Витгенштейна вновь сошелся с силами маршала Удино. Если предыдущие бои были пробой сил, то сражение под Клястицами носило характер генерального для данного направления.

Русские имели около 17 тысяч человек и 84 орудия против 28 тысяч и 114 орудий у французов.

Витгенштейна этот перевес противника не смутил. Он блестяще использовал растянутость коммуникаций французов, нанося им удары в наиболее уязвимых местах. Сражение шло с переменным успехом. Русский отряд генерал Кульнева попал в засаду и был разгромлен, сам генерал погиб.

Однако вскоре основные силы Витгенштейна разбили французский отряд генерала Вердье. При этом сам русский командующий получил ранение, но остался в строю.

В итоге маршал Удино отступил, отказавшись от планов продвижения к Петербургу. Согласно рапорту Витгенштейна, убитыми и ранеными противник потерял до 10 тысяч человек, ещё 3000 взяли в плен.

Успех Петра Витгенштейна стал первой крупной победой русской армии в Отечественной войне. Лично император «Александр I назвал генерала «спасителем Петербурга» и наградил его орденом Святого Георгия 2-й степени.

Петр Христианович стал любимцем света, его ставили в пример Кутузову, говоря, что именно он, а не «этот старик» должен командовать основными силами.

После того, как французы стали отступать от Москвы, Витгенштейн на своем направлении нанес им поражение под Полоцком, а 31 октября 1812 года одержал победу над силами маршала Виктора в бою под Чашниками.

Над «Великой армией» Наполеона нависла угроза окружения и полного разгрома. Но в том, что разгрома не произошло, есть вина самого Витгенштейна.

Приказ Кутузова требовал от сил Витгенштейна двигаться с севера в направлении Борисова и соединиться с Дунайской армией адмирала Павла Чичагова. Будь эти действия согласованными, Наполеон потерпел бы окончательное поражение на Березине.

Петр Христианович, однако, рисковать не захотел, не пошел на прямое столкновение с основными силами Наполеона. В результате императору вместе с самыми боеспособными силами удалось уйти.

Кутузов был недоволен, обвиняя и Чичагова, и Витгенштейна. Но в итоге в Петербурге сложилось мнение, что причиной неудачи стала медлительность самого Кутузова, а также ошибочные действия Чичагова.

В итоге крайним сделали адмирала, а «спаситель Петербурга» остался в стороне, не уронив репутации.

В начале Заграничного похода русской армии, войска Витгенштейна успешно продолжали преследование французов. Но в апреле 1813 года умер Кутузов, и Александр I решил сделать новым главнокомандующим Витгенштейна.

Вот тут и выяснилось, что воевать против маршалов Наполеона и воевать против самого Наполеона – это несколько разные вещи.

В сражении при Лютцене Витгенштейн неожиданно стал проявлять осторожность и некоторую пассивность, что в итоге привело к поражению объединенных русско-прусских сил. Разгрома не было, войска Витгенштейна отступали организованно, но отступление все равно оставалось отступлением.

20 мая 1813 года Витгенштейн дал новое сражение Наполеону при Бауцене. Двухдневные бои закончились отступлением русско-прусских сил, которые, однако, опять отходили организованно.

При этом потери французов оказались столь значительными, что Наполеон воскликнул: «Как! Такая бойня и никаких результатов!».

Катастрофы для русской армии не произошло, но Александр I, назначая Витгенштейна, ждал от своего любимца совершенно иных результатов.

25 мая 1813 года Петра Христиановича заменили на более опытного Барклая-де-Толли.

Он продолжал участвовать в Заграничном походе до сражения при Бар-сюр-Об, в котором был тяжело ранен.

От былой популярности Витгенштейна в свете осталась лишь бледная тень. Тем не менее, Александр I продолжал ценить его, повышая в чинах и введя в состав Государственного Совета.

А уже при Николае I Петр Христианович получил звание генерал-фельдмаршала.

В 1828 году, когда началась новая война с Турцией, император поручил Витгенштейну командование 95-тысячной Дунайской армией. Поначалу боевые действия развивались для русских успешно, но потом начались трудности, что крайне не понравилось Николаю I.

В начале 1829 года Витгенштейн обратился с просьбой об отставке, объяснив, что ему серьезно досаждают старые раны и здоровье не позволяет дальше исполнять обязанности.

Просьба об отставке была удовлетворена, и Витгенштейн уехал в свое имение Каменка. В 1834 году прусский король Фридрих Вильгельм III возвел его в княжеское достоинство.

Двумя годами позже Николай I позволил Витгенштейну именоваться светлейшим князем в России.

Витгенштейна не стало. Его обширное потомство жило как в России, так и в Пруссии.

У истории порой бывают очень неожиданные и крутые повороты.

Правнук русского фельдмаршала Витгенштейна, Генрих Александр Сайн-Витгенштейн, будет служить в люфтваффе и в годы Великой Отечественной войны собьет на Восточном фронте более 30 советских самолетов.

В январе 1944 года в бою с англичанами потомок «Спасителя Петербурга» был сбит и погиб.

Бронзовый бюст российскому полководцу был возведен в самой Каменке в 2011 г.

Как Кутузов потерял свой глаз

Будучи молодым офицером, Михаил Кутузов никогда не лез в карман за словом. Он был известен в Петербурге как шутник и задира. Отпустить скабрезность в адрес кого-либо, а позже и принять участие в дуэли было для него обычным делом.

Так могло бы продолжаться очень долго, не скажи Михаил Илларионович очередную остроту в адрес не кого бы то ни было, а самой императрицы – Екатерины Великой. Да и не о чем-нибудь, а об её отношениях с могущественным в ту пору фаворитом графом Румянцевым.

Всё было бы ничего, да вот Румянцев узнал о колкостях молодого офицера. И лёгким росчерком пера он направил Кутузова из состава своей Дунайской армии в действующую и ведущую на тот момент жестокие бои Крымскую армию, считавшуюся менее престижной.

Крымская армия вела активные бои. Так, 4 августа (24 июля по ст. ст.) 1774 года крупный турецкий десант высадился близ Алушты, у деревеньки Шумы. Русские войска тут же вступили с противником в бой. После жаркого сражения русские оттеснили превосходивших численно турок, те стали отступать.

Преследование бегущего противника возглавил полковник Кутузов. Надо сказать, что Михаил Илларионович отличался большой храбростью и мужеством. Он не раз лично водил своих солдат в бой. Так было и в этом случае.

Отступающие турки активно отстреливались, и когда судьба боя уже была решена, одна из шальных пуль попала Кутузову в висок. Пуля пробила носоглоточную пазуху и вышла через правую глазницу. Полковые врачи считали рану смертельной, но молодой полковник чудом выкарабкался. Так Михаил Кутузов потерял свой правый глаз.

Крым брал, Измаил брал: 5 забытых полководцев XVIII столетия

Многие выдающиеся русские полководцы пребывают в забвении. Их заслуги забыты, их победы помнят лишь немногие. Так почему бы не поговорить о них? О военачальниках, составивших военную славу России в великом XVIII столетии, — в материале WARHEAD.SU.

1. Бурхард Кристоф фон Мюнних

Граф фон Мюнних — человек, позже ставший известным как Христофор Антонович Миних, — родился в Ольденбурге в 1683 году и поступил на военную службу, едва ему исполнилось семнадцать. Овладел инженерным делом, что и определило его дальнейшую судьбу.

Миниху довелось послужить в нескольких европейских армиях — в XVIII веке это никого не удивляло. В 26 лет он в войсках принца Савойского участвовал в Войне за испанское наследство. После завершения большой войны отправился в Польшу и предложил свою шпагу королю Августу II. Здесь Миних получил первый генеральский чин. Однако на новом месте генерал встретил влиятельного недоброжелателя — графа Флеминга. Так что ему пришлось искать новое место службы.

Генерал выбрал Россию, и она получила одного из лучших полководцев и военных организаторов столетия.

На русской службе Миних сразу же проявил себя отличным инженером. Он строил дороги и каналы, занимался развитием военного образования, учредив первый кадетский корпус. Его заслугой стало и создание в России кирасирских частей. Много сил посвятил развитию коннозаводского дела.

Но Миних оказался не только выдающимся администратором. В 1734 году, во время Войны за польское наследство, он взял сильно укреплённый город Данциг. А в 1736 году повёл русские войска на Крым, до этого считавшийся неприступным. Полуостров защищали безжизненные степи и укрепления Перекопа. Миних успешно преодолел все преграды, вступил в Крым и взял его столицу — Бахчисарай.

Граф Ласси родился в Ирландии в 1678 году, и, как это часто случалось с якобитами — сторонниками лишённой власти английской династии Стюартов, — оказался в рядах французской армии. Послужив затем австрийцам, он записался на русскую службу в 1700 году и стал одним из первых офицеров в новой армии, создаваемой царём Петром I. С той поры вся жизнь Ласси была связана с русской армией.

Он прошёл всю Северную войну, приняв участие во всех важнейших кампаниях. Начало было не самым обнадёживающим — Нарвская конфузия. Но молодой офицер проявлял и личную храбрость, и искусство. В 1701-м он стал капитаном, а в 1707 году — полковником, отличившись в Великом княжестве Литовском в операции против сторонников шведского ставленника Станислава Лещинского.

В 1719 году, когда русские войска устраивали десанты в шведские владения на Балтике, Ласси вместе с отрядом смог высадиться на шведском берегу. Он захватил и вывез в Россию множество ценностей и уничтожил большое число припасов, столь нужных шведам. Этот десант стал одним из последних ударов, добивших шведское королевство и заставивших просить о мире.

Во время войны с турками в 1736 году Ласси взял сильную крепость Азов, а на следующий год командовал русскими войсками во время второго похода на Крым. Там он полностью разгромил ханское войско.

В 1741 году началась новая война со Швецией, в которой граф Ласси стал главнокомандующим. Военные действия оказались исключительно удачны — шведы были разбиты, а русские заняли юг Финляндии.

Ласси запомнился современникам как остроумный человек и хороший дипломат. Когда во время очередного дворцового переворота фельдмаршала разбудили ночью и потребовали ответить, к какой политической партии он принадлежит, граф дал лаконичный и абсолютно беспроигрышный ответ: «К ныне царствующей».

Фермор родился в 1702 году в России в семье шотландского офицера на русской службе. Он продолжил семейную традицию и быстро обратил на себя внимание Миниха. Молодой офицер быстро продвигался по службе — Данциг, Азов, Очаков.

Он отличился храбрость в сражениях с турками при Ставучанах и со шведами при взятии Вильманстранда. А когда началась Семилетняя война, показал себя одним из способнейших командующих. В 1757 году Фермор взял важную крепость Мемель, а в следующем году был назначен главнокомандующим. В это время русские войска достигли значительных успехов, заняли всю Восточную Пруссию вместе со столицей — Кёнигсбергом. Но при этом Фермор действовал осторожно, берёг солдат, за что его обвинили в нерешительности и отстранили от командования.

Генерала отличала исключительная честность. Он не брал взяток, никогда не был причастен к казнокрадству и всегда очень заботился о своих войсках. Фермор уделял много внимания снабжению армии и считал, что солдат должен быть хорошо одет и сыт. Современникам он запомнился как один из лучших военных администраторов.

Иван Эльмпт родился в 1725 году в Клеве. В молодости служил во французской армии, а в 1749 году перешёл на русскую службу, которая в XVIII веке считалась местом, где способный офицер может легко достичь известности и чинов.

Чины не заставили себя ждать. До начала Семилетней войны он дослужился до полковника, был отмечен за храбрость во время боевых действий и быстро прошёл остальные ступени карьеры, к завершению войны получив генеральский чин.

Затем Эльмпт в рядах русской армии воевал с турками, возглавляя десятитысячный корпус. В 1769 году участвовал во взятии Хотина, а затем захватил город Яссы и всю Молдавию. Во время Барской конфедерации и Первого раздела Польши успешно сражался с польским конфедератами и командовал корпусом, направленным на шведскую границу.

В 1780 году Эльмпта возвели в полные генералы, но позже отправили в отставку — характер у него был колючий, так что людей, которым Эльмпт был неприятен, хватало — в число его недоброхотов входила и Екатерина II. Но во время русско-турецкой войны в 1787 году его вновь вернули в армию. Командуя дивизией, генерал остановил наступление крымских войск у Коснице.

При императоре Павле I Эльмпт пользовался его расположением, но и тут язык подвёл его. Осуждая порой крайне резкие действия А. Аракчеева, наводившего порядки в армии, генерал заявил: «Осмелился бы у меня Инспектор (Аракчеев) поступить таким образом! Я велел бы ему связать руки и ноги и отправил бы его прямо в Гатчину!». Это привело к тому, что строптивый генерал немедленно получил очередную отставку.

Из рода князей Репниных в XVIII веке гораздо более известен генерал-фельдмаршал Никита Репнин — сподвижник Петра I. Но и Николай Репнин — внук упомянутого генерала — фигура в русской истории немаловажная.

Николай прославился не только военными заслугами, но и как выдающийся дипломат, один из архитекторов гегемонии России в Польше.

По обычаю того времени, в 11 лет он уже был записан в Преображенский полк. В 14 лет участвовал в Войне за австрийское наследство, а в 1749 году получил первый офицерский чин. Поступил добровольцем в русскую армию после начала Семилетней войны, участвовал в сражениях при Гросс-Егерсдорфе, взятии Кёнигсберга и осаде Кюстрина, затем послан представителем русской армии во Францию, где участвовал в сражении у Миндена. В 1760 году Репнин вернулся в русскую армию и оказался в числе войск, участвовавших в рейде на Берлин. На излёте войны получил чин генерала — к этому времени ему было всего 28 лет.

С 1763 года Репнин был занят на дипломатической работе, будучи послом в Пруссии, а затем в Польше, где приложил огромные усилия к созданию русско-прусского союза и к разделу Речи Посполитой. С тех пор князь Репнин стал для поляков могильщиком их государства, а среди русских заслужил репутацию создателя первого «Союза трёх чёрных орлов» (России, Пруссии и Австрии).

В 1768 году, с началом русско-турецкой войны, Репнин вернулся на военную службу. Он участвовал в победоносных сражениях при Ларге и Кагуле, командовал захватом знаменитой крепости Измаил. В 1774 году, уже как дипломат, участвовал в подписании выгодного для России мира.

В дальнейшем князь успешно действовал в войне за Баварское наследство, во время русско-турецкой войны в 1791 году стал главнокомандующим и разбил небольшую турецкую армию в Мачинском сражении, потеряв всего 140 человек.

Князь Репнин отличался непомерной гордостью, но вместе с тем исключительной честностью и прямотой. Не слишком-то любивший императора Павла I, князь одновременно считал его убийство бесчестнейшим поступком. Он был последним представителем княжеского рода, который с его смертью угас.

Суворов: гениальный чудак?

Граф Серюг говорил в своих записках, что «Суворов прикрывал блестящие достоинства странностями, желая избавить себя от преследования сильных завистников». Действительно, чудачества великого полководца поражали всех. Но были ли это чудачества?

Однажды, идя с полком из Ладоги в Петербург мимо монастыря, Суворов вдруг скомандовал «на штурм» и полк бросился на монастырские стены. Солдаты взобрались на них с криком «ура». Затем Суворов извинился перед насмерть перепуганным настоятелем, что всего лишь учил своих солдат.

Когда после взятия Варшавы привезли фельдмаршальский жезл, то, по приказанию Суворова, его отнесли в церковь для освящения. Сам Суворов отправился туда в куртке без знаков отличия. Затем приказал принести несколько стульев, и расставив их на расстоянии, стал через них перескакивать, приговаривая после каждого прыжка: «Репнина обошел, Салтыкова обошел, Прозоровского обошел» и т. д., поименовывая всех генерал-аншефов, которые были старше его.

Не раз он пользовался своей славой чудака, чтобы получить конкретную выгоду.

Так, желая ввести в заблуждение вражеских шпионов, мог объявить, что наступление начнется, когда запоют петухи, а потом задолго до рассвета сам кричал петухом.

Перед переходом через Сент-Готардские горы, когда российские войска после стольких испытаний увидели высокие скалы, покрытые снегом и льдом, которые необходимо было преодолеть, первые колонны солдат вознегодовали и не хотели идти дальше. Суворов, узнав о том, прибежал к ним. Он велел вырыть яму на дороге, лег в нее и закричал солдатам: «Заройте меня в землю, оставьте здесь своего генерала. Вы не мои дети, я не отец вам более. Мне пришлось умереть». Солдаты, услышав эти слова, столпились около Суворова и сами стали просить позволения взобраться на вершину Сент-Готарда и согнать оттуда французов.

Многих удивляла его повседневная жизнь. Суворов при себе никогда не носил ни часов, ни денег. Так же и в его доме никогда не было часов. Он говорил, что солдату они не нужны и что солдат без часов должен знать время. Когда надо было идти в поход, никогда в приказах не назначал часа, но всегда приказывал быть готовым с первыми петухами. Для этого он научился петь петухом и когда время наставало, выходил и выкрикивал «ку-ка-ре-ку» и солдаты выступали в поход.

Бывая в своем имении Кончанском Суворов все примечал: «Дворовые парни как дубы выросли, купить [им] девок… Лица не разбирать, лишь бы здоровы были. Девиц отправлять… на крестьянских подводах, без нарядов, одних за другими, как возят кур, но очень сохранно».
Потом построил парней и привезенных девок в две шеренги по росту, одна напротив другой, скомандовал одной «Налево!», другой «Направо!», и образованные таким методом пары повел венчаться в церковь.

В спальне его всегда до рассвета горели две восковые свечи, а в камердинерской, возле спальни, всю ночь горела в тазу одна сальная.

Он очень любил петь, и пел отменно. Как ни странно, у Суворова был бас. В его московском доме, близ церкви Вознесения у Никитских ворот, жили крепостные певчие и музыканты. Он держал их там для усовершенствования в музыке и пении. Во время житья в деревне певчие эти переводились из Москвы в имение. После чая он, еще неодетый, садился на софу и начинал петь по нотам духовные концерты Бортнянского и Сарти. Такое пение продолжалось целый час.

Суворов неохотно тратил деньги на парадные обеды. Потемкин много раз напрашивался к нему на обед. Суворов всячески отшучивался, но наконец вынужден был пригласить его с многочисленной свитой. Суворов призывает к себе Матоне, метрдотеля, служившего у Потемкина, заказывает ему роскошный обед и просит не щадить денег на яства, а для себя приказывает своему повару изготовить два постных блюда. Обед вышел роскошнейшим и удивил даже самого Потемкина, привыкшего к роскоши. По выражению Суворова, за столом «река виноградных слез несла на себе пряности обеих Индий». Но сам он, под предлогом нездоровья, кроме двух блюд, ничего не ел. На другой день, когда Матоне представил ему счет, простиравшийся за тысячу рублей, то Суворов отказался оплатить его, только написал на нем: «Я ничего не ел» и отправил Потемкину, который тотчас заплатил, сказав: «Дорого стоит мне этот Суворов!»

Однажды к Александру Васильевичу пришла польская делегация по вопросу данных полководцем обещаний, которые впоследствии были отклонены Екатериной II. Выслушав послов, Александр Васильевич присел на корточки, сказав: «Суворов вот какой маленький», — а потом вдруг прыгнул до потолка, прокомментировав поступок: «А императрица вот какая большая!». Поляки остались удовлетворены объяснением, они уже были наслышаны о Суворове.

Благодаря своим чудачествам Суворов мог войти в любой кабинет и сделать то, что порой не могли сделать наделенные самыми большими полномочиями чиновники.

Наверное неспроста многие считали, что самом деле Суворов всегда прекрасно управлял своим эмоциональным состоянием, и все его чудачества были контролируемы и продуманы, и требовались лишь для достижения выбранной им цели. Кстати, проказничая, Суворов был всегда серьезен и никогда не улыбался, как будто бы все это в порядке вещей.

«Глупая храбрость не даст победы. А смешаешь ее с военной хитростью, тогда это можно назвать военным искусством». А. В. Суворов

Источник