100 дней до потопа

Сто дней до Потопа

Книга адресована широкому кругу читателей.

СТО ДНЕЙ ДО ПОТОПА. Повесть-притча 1

АНТИЧНОЕ СЧАСТЬЕ. Послесловие 13

Юлия Николаевна Вознесенская
Сто дней до Потопа

СТО ДНЕЙ ДО ПОТОПА. Повесть-притча

На восходе солнца Сим, первенец Ноя, сидел на бревне возле самой воды и разглядывал крупную жемчужину, подрагивающую на его ладони. Он раздумывал: сделать из нее украшение для Лии или просто отдать отцу? А может, подарить ее Динке? Динка оценит.

Жемчужину эту он нашел еще вчера, проходя утром вдоль полосы морского мусора, оставленного отливом. Она лежала в песочной ямке между гниющими черными водорослями, обломками тростника и пустыми раковинами, и если бы не блеснувший на ее боку отсвет восходящего солнца, Сим мог ее и не заметить, пройти мимо этой чудесной маленькой игрушки природы.

Длинная волна беззвучно приблизилась к самым его ногам, замерла на миг и тихо откатилась, оставив на берегу тонкий кружевной след, такой же длинный, как она сама.

Небо над головой Сима, похожее на внутренность исполинской жемчужницы, уже потеряло свои бледно розовые краски, и на востоке сквозь перламутр небес бледно-желтым пятном светило солнце.

Ной еще добавил, что не только дневное небо, но и ночное станет другим: кроме одинокой луны по ночам на небе будут видны и другие светила, называемые «звездами», и этих «звезд» на небе появится неисчислимое множество. А сама луна будет видна так четко, что можно будет разглядеть ее края, сейчас едва угадываемые в тумане. А еще на ней станут различимы лунные долины и горы. Вообразить такое чудо совершенно невозможно, остается только ждать! А ждать осталось совсем недолго, всего сто дней. Слушая с увлечением рассказы отца о будущем небосводе и вообще о земле после Потопа, часто хотелось воскликнуть: «Такого просто не может быть!», но в семье Ноя знали: именно так все и будет, потому что так говорит отец, а ему это еще раньше рассказал Творец.

Стояла глубокая и теплая тишина, оттеняемая лишь едва слышным шелестом оседавших на сушу и на воду капель небесной влаги, глазом почти неразличимых, но постоянных и обильных. Как же премудро было устроено Творцом, что влага, испаряясь с поверхности рек и морей, собиралась на небе плотным слоем и разглаживалась воздушными потоками, распределяясь по всему небосводу, и только после этого равномерно осыпалась на землю. А иначе как бы всем растениям земли досталось влаги поровну? У одних, растущих возле водоемов, ее было бы в преизбытке, а другим и вовсе не хватило бы.

Так, размышляя о том, о сем, Сим все смотрел и смотрел на жемчужину, похожую на яйцо какой-то неизвестной, не учтенной в Списке птицы.

Зато из людей спастись в Ковчеге могут все, кто только пожелает, сколько бы их ни было. Лишним не будет ни один человек! Но войти в Ковчег можно только через покаяние: тот, кто не признает себя больным, излечиться не может. Так говорит отец, а ему сказал Творец.

Каждый вечер Ной восходит на особое возвышенное место неподалеку от берега и говорит проповедь людям, призывая их подумать о своих грехах и предлагая всем покаявшимся место в Ковчеге. Но каяться пока еще никто не захотел. Даже те, кто помогает им строить Ковчег, не вняли проповеди Ноя! Никто за все сто двадцать лет… А к холму последние годы уже никто не приходит: ни для того, чтобы послушать проповедь Ноя, ни даже чтобы посмеяться над ним. Но еще оставалась Динка…

А вот и сама Динка, легка на помине! Она резво, как девчонка, почти вприпрыжку спускалась по крутой, но широкой лестнице, специально по ее заказу вырубленной в утесе: для спуска к морю. Взрослая дама, владелица богатейшего на побережье отеля, завидев его на берегу, несется вниз по лестнице, перепрыгивая через ступени!

Лестница спускалась со скалы, плавно извиваясь, и каждый изгиб ее заканчивался широкой площадкой со скамьями для отдыха и большими цветущими растениями в каменных кадках. На невидимой Динке площадке двумя пролетами ниже сидела большая стрекоза, сверкая огромными, с праздничную чашу, опаловыми глазами. Сим хотел крикнуть Динке, чтобы она остереглась: испуганная стрекоза может здорово покусать, но Динка и сама разглядела опасную тварь в просвет между кустами. Она остановилась, заложила в рот пальцы и пронзительно свистнула. И, конечно, спугнула злое насекомое! Разъяренная стрекоза сделала над ней угрожающий круг, но напасть не решилась, свернула в сторону и, громко треща крыльями, скрылась в папоротниковой роще.

Динка спустилась до самого низа лестницы и побежала по дорожке между дюнами, то пропадая за ними, то снова оказываясь на виду. Она и сама была похожа на стрекозу в своем коротком переливающемся плаще, развевающемся за спиной…

— Привет, Динка! Что тебя так долго не было?

Источник

100 дней до потопа

Юлия Николаевна Вознесенская

100 дней до потопа (сборник)

Но как было во дни Ноя, так будет

и в пришествие Сына Человеческого:

ибо, как во дни перед потопом ели, пили,

женились и выходили замуж до того дня,

как вошел Ной в ковчег, и не думали, пока

не пришел потоп и не истребил всех, —

так будет и в пришествие

Допущено к распространению Издательским Советом Русской Православной Церкви

© ООО «Гриф», оформление, 2015.

© ООО «Издательство «Лепта Книга», текст, 2015.

© Вознесенская Ю.Н., 2015.

Сын Вождя проснулся и, даже не открывая глаз, почувствовал, что сегодня – ЕГО ДЕНЬ. Ломило и крутило суставы, слегка познабливало, и все это были верные признаки.

Стараясь не вздохнуть глубоко, не зевнуть, не совершить заметного движения даже веками, чтобы глазок напротив кровати не засек его пробуждения, он чуть-чуть приоткрыл глаза и нашарил зрачками окно.

А за окном была еще темень, к стеклу липли и тяжело сползали вниз большие хлопья снега, сквозь приоткрытую форточку доносились посвисты порывистого ветра.

И он услышал, как издалека, с самого дна его усталого старого сердца, прозвучал звонкий голос:

Да, это, несомненно, ДЕНЬ ЕГО СВОБОДЫ. Такая удача выпадала Сыну Вождя не каждый год, и он едва сдержал улыбку: рано, ох, рано еще радоваться! Теперь главное – держаться спокойно и ничем себя не выдать.

Под одеялом он осторожно протянул руки к коленям и начал их разминать и массировать. Спасибо доброй старушке, научившей его делать массаж, без него он едва ли сумел бы сегодня подняться с постели. Как же ее звали? Мария… А как дальше? Кажется, Мария Карловна.

Вот она сидит на скамеечке возле его ног. Он видит сверху собранные в пучок редкие белые волосы, сквозь которые чуть-чуть просвечивает розовая кожа.

– Ну что? Стало легче? – спрашивает она, поднимая к нему милое озабоченное лицо.

– Да, значительно легче. Спасибо вам большое, Мария…

Да нет, никакая не Карловна, вот еще! Какое-то совсем простое русское отчество. При чем тут Карловна? Скорее Мария Федоровна или Мария Петровна… Ну ничего, если день окажется удачным, он потом обязательно вспомнит ее отчество.

Кровь заструилась быстрее, колени разогрелись, и ломота стала отходить. Теперь можно было потихоньку подниматься. Кряхтя и демонстрируя ревматическую боль, которой на самом деле уже не было, он сел и спустил на пол ноги. Немного посидел так, сгорбившись, на постели, а потом медленно поднялся, опираясь рукой о спинку кровати.

Сын Вождя не спеша, все так же кряхтя и постанывая, застелил постель и побрел в ванную. С глубоким вздохом он наклонился, закрыл пробкой сливное отверстие ванны и пустил горячую воду. Постоял над ванной и побрел обратно в комнату, волоча ноги и шаркая домашними туфлями.

На этом коротком пути из комнаты – через прихожую – в ванную было установлено три глазка, и все они должны были сегодня зафиксировать его немощное состояние.

Он подошел к шкафу и приоткрыл его дверцу лишь наполовину. Это тоже должно было выглядеть еще одним свидетельством его скверного самочувствия: вот, даже дверцу распахнуть сил нет…

Внизу, под бельевыми полками, лежала небрежно сваленная груда одежды. На самом деле это была сложенная в хорошо продуманном порядке одежда для выхода в ДЕНЬ СВОБОДЫ: байковые кальсоны, вигоневые носки, вязаная безрукавка и замечательно теплая фуфайка из ангорской шерсти.

Он потянулся к полке со стопкой полотенец и взял одно из них – большое, банное. Полотенце тут же, будто ослушавшись его ревматических рук, а на самом деле умело направленное ими, упало вниз, на груду одежды. Поднимая оброненное полотенце, он прихватил вместе с ним и одежду для прогулок.

В ванной комнате он повесил полотенце на крючок, а теплое белье при этом уронил на пол как раз под самым глазком – и вне пределов его видимости.

Ванна за это время почти наполнилась горячей водой, и можно было купаться – очень осторожно, чтобы не распариться перед прогулкой. Он опустился в воду и сразу же вытащил пробку. Когда вода ушла, он полежал еще минут пять в пустой горячей ванне, чувствуя, как расправляются сведенные за ночь мышцы и сосуды, и только потом вылез и насухо обтерся полотенцем.

Теперь ему предстояло проделать один хитрый акробатический трюк, тоже давно им придуманный и отработанный. Голову он не намочил, но сделал вид, что вытирает волосы, после чего намотал полотенце наподобие чалмы, как это делают женщины. Обмотанной полотенцем головой он заслонил единственный глазок ванной комнаты. Затем, стоя на одной ноге, он пальцами другой по очереди подцепил и поднял с пола носки, теплые кальсоны, ловко перехватил их руками и сразу же надел, а после подсунул руку под свернутое чалмой полотенце и освободил из него голову, полотенцем продолжая закрывать глазок. Он сумел, меняя руки, натянуть фуфайку и безрукавку, а сверху на все это надеть халат.

Отдышавшись после этих совсем не простых упражнений, Сын Вождя прошел в комнату, снова подошел к шкафу и снял с вешалки брюки. Он сумел надеть их, не снимая халата и не давая глазку в противоположной стене засечь теплые кальсоны.

Сын Вождя отправился на кухню. Он волновался, аппетита не было, и не хотелось терять время на еду, но необходимо было запастись калориями на целый день. Вместо обычного кефира он взял баночку сметаны. На хлеб намазал толстый слой масла и положил сверху три куска докторской колбасы и два кружочка копченого сыра – все, что нашлось в холодильнике. Этот чудовищный бутерброд Сын Вождя запил крепчайшим чаем с шестью кусками сахара и решил, что теперь он сыт на весь день. Убирая сахарницу со стола в буфет, он на всякий случай сунул в карман еще несколько кусочков сахара. Вот теперь он был вполне готов к выходу.

В крохотной прихожей он сначала надел свое тяжелое зимнее пальто, а потом повторил тот же прием, что и в ванной: надел на голову серую шапку-ушанку, подошел к глазку, встал перед ним, сунул в ушанку левую руку и высвободил голову, шапкой продолжая закрывать глазок. Правой рукой он быстро достал из тумбочки под вешалкой яркий вязаный шарф, такую же шапочку и рассовал их по карманам пальто. Затем надел ушанку на голову, отошел от глазка и неторопливо укутал шею серым шарфом.

Уже не таясь, он вынул из тумбочки плетеную сумку-авоську и вышел за дверь квартиры. Замок он запер на один оборот ключа, как будто намерен был скоро вернуться, и отметил, что из квартиры напротив не раздалось ни единого звука.

Последние несколько лет его соседи по площадке и по лестнице, казалось, вообще перестали обращать на него внимание. Все они были такие же холостяки, как и он, – семейных на этой службе не держали; они старились вместе с ним и уже, наверное, все один за другим вышли на пенсию. Он подозревал, что теперь слежка за ним из основной работы превратилась для них в небольшой приработок к пенсии. Встречаясь с ним на лестнице или возле подъезда, они уже не стреляли в него исподтишка цепким профессиональным взглядом, а просто кивали ему по-соседски, похоже, и сами того не замечая. Но, конечно, они никогда с ним не заговаривали, как и он с ними.

Он спокойно сошел по лестнице, уверенный, что никто из соседей в такую погоду следом за ним не двинется. В крайнем случае они позвонят куда надо и сообщат, что он вышел, как всегда, в 9 часов 5 минут, одетый как обычно и с авоськой в руке.

Источник

Сто дней до потопа

Дей­ствие пове­сти “Сто дней до Потопа” про­ис­хо­дит в биб­лей­ские вре­мена Ноя, ее пер­со­нажи – это Ной и его семья, их совре­мен­ники, не жела­ю­щие при­ми­ре­ния с Богом, а также таин­ствен­ные нефи­лимы и рефа­имы, допо­топ­ные живот­ные… Но книга эта вовсе не о Все­мир­ном потопе, как ни странно! Она о нашем вре­мени, о нас с вами и о том, вни­маем ли мы пре­ду­пре­жде­ниям Свя­того Писа­ния, или все опять повто­ря­ется, как во вре­мена Потопа, когда Ной сто лет звал людей ко спа­се­нию, а при­шли одни звери…

Рекомендуемые записи

Оставить комментарий

Отменить ответ

35 комментариев

Очень любим слу­шать книги Юлии Воз­не­сен­ской в дороге.

Огром­ное спа­сибо за полу­чен­ное удо­воль­ствие от про­слу­ши­ва­ния книги! Храни вас Господь.

про­слу­шал сего­дня на одном дыха­нии — понра­ви­лось, ну мало­вата — тво­рите Юля творите…

как я люблю книги Воз­не­сен­ской, я без них жить не могу! Они делают меня доб­рее, помо­гают забыть о работе и быте и поду­мать о душе…

Боль­шое СПАСИБО! Юлией Воз­не­сен­ской зна­кома только по книге “Мои посмерт­ные приключения“Благодарю Бога за новое зна­ком­ство с ее творчеством.

Очень люблю Юлию Воз­не­сен­скую! Читаю и слу­шаю все ее про­из­ве­де­ния с боль­шим удовольствием!
СПАСИБО!

Очень! Очень понра­ви­лась запись и испол­не­ние в целом. Книга очень понра­ви­лась, вос­торг. Почему для детей? Для взрос­лых, столько насто­я­щей еван­гелль­ской любви, состра­да­ния Ноя к тем, кто оста­ётся… И еще меня впе­чат­лило, что ника­кие кра­си­вые и разум­ные аргу­менты не дока­зы­вают важ­ность отплы­тия, потому что нет живой встречи с Богом, а верить хоро­шему чело­веку, пус­кай и авто­ри­тет­ному до неко­то­рой сте­пени, невоз­можно. Почему дети Ноя верят отцу, а осталь­ные нет? По идеи и кто-то из детей тоже дол­жен сомне­ваться, это было бы так естетсвенно…
Понра­ви­лось очень, Спа­си­Бог всех, кто это орга­ни­зует, ушла к Иса­аку Сирину 🙂

Так отцу верить — это ж в нашей при­роде. А вот пове­рить чужому, даже хоро­шему чело­веку, гораздо слож­нее. А про семью Ноя Вы верно дума­ете — один из детей сомне­вался, про­сто не мог ослу­шаться отца.…. И после потопа совер­шил страш­ное, и Ной про­клял его потом­ство, ибо самого его про­клясть не посмел — как можно про­клясть того, кого спас Господь.…

Гос­подь сей­час ждет всех Нас в свой ковчег.ОН каж­дому дает право выбора,дает время до вто­рого пришествия,а мы нера­зум­ные его дети,все норо­вим поиг­рать в жизнь — наслаждаться,жить без обще­ния с Созда­те­лем и даже молит­вен­ное пра­вило поз­во­ляем себе оставлять.Прости Нас Господи!!Прости нера­зум­ных детей своих.Позволь когда насту­пит время отплы­тия не остаться за бортом.

Гос­поди, поми­луй нас нера­зум­ных! Спаси Гос­поди за столь поучи­тель­ное произведение

То что необ­хо­димо для про­слу­ши­ва­ния детям. Осо­бенно под­хо­дит для авто­мо­биля на длин­ных поезд­ках. Спа­сибо Вам БОЛЬШОЕ.

Источник

Сто дней до Потопа — Юлия Вознесенская

А вот и сама Динка, легка на помине! Она резво, как дев­чонка, почти впри­прыжку спус­ка­лась по кру­той, но широ­кой лест­нице, спе­ци­ально по ее заказу выруб­лен­ной в утесе: для спуска к морю. Взрос­лая дама, вла­де­лица бога­тей­шего на побе­ре­жье отеля, зави­дев его на берегу, несется вниз по лест­нице, пере­пры­ги­вая через ступени!

Лест­ница спус­ка­лась со скалы, плавно изви­ва­ясь, и каж­дый изгиб ее закан­чи­вался широ­кой пло­щад­кой со ска­мьями для отдыха и боль­шими цве­ту­щими рас­те­ни­ями в камен­ных кад­ках. На неви­ди­мой Динке пло­щадке двумя про­ле­тами ниже сидела боль­шая стре­коза, свер­кая огром­ными, с празд­нич­ную чашу, опа­ло­выми гла­зами. Сим хотел крик­нуть Динке, чтобы она осте­реглась: испу­ган­ная стре­коза может здо­рово поку­сать, но Динка и сама раз­гля­дела опас­ную тварь в про­свет между кустами. Она оста­но­ви­лась, зало­жила в рот пальцы и прон­зи­тельно свист­нула. И, конечно, спуг­нула злое насе­ко­мое! Разъ­ярен­ная стре­коза сде­лала над ней угро­жа­ю­щий круг, но напасть не реши­лась, свер­нула в сто­рону и, громко треща кры­льями, скры­лась в папо­рот­ни­ко­вой роще.

Динка спу­сти­лась до самого низа лест­ницы и побе­жала по дорожке между дюнами, то про­па­дая за ними, то снова ока­зы­ва­ясь на виду. Она и сама была похожа на стре­козу в своем корот­ком пере­ли­ва­ю­щемся плаще, раз­ве­ва­ю­щемся за спиной…

— При­вет, Симка! — Динка поце­ло­вала его с раз­бега и усе­лась рядом на бревне.

— При­вет, Динка! Что тебя так долго не было?

— Ремонт делала в ресто­ране. На той неделе посе­ти­тели устро­или рос­кош­ную драку: три колонны снесли и в щепки раз­ло­мали, ну, навес с одного края и рух­нул. Пять кли­ен­тов насмерть, две­на­дцать ранен­ных! Вот это рекорд, а? Теперь от посе­ти­те­лей отбоя нет, все хотят посмот­реть на место про­ис­ше­ствия, на новые колонны и пред­ста­вить, как это было. А у вас, ков­чеж­ни­ков, как дела?

— Рабо­таем. Ведь уже через сто дней отплытие.

— Ой, да ладно тебе, Симка! Дедушка Ной сто два­дцать лет, а не сто дней раз­гла­голь­ствует об этом вашем Потопе, а Ков­чег и ныне там, — она кив­нула в сто­рону насто­я­щего Ков­чега. — Сам стал шутом и семью пре­вра­тил в посме­шище. Стыдно кому-нибудь ска­зать, что я сама когда-то к ней почти принадлежала…

— Ты сама-то об этом не забыла, Динка?

Динка помо­тала головой.

— Нет, Сим, не забыла. Ты и сей­час мне как брат. Я помню, как ты кри­чал, как тебя дер­жали за руки, чтобы ты не бро­сился за мной. А Ной… Он стоял с опу­щен­ной голо­вой, и ему, наверно, было меня жаль, только он все равно ничего не сделал.

— Дина, будь спра­вед­лива: отец не знал, чем обер­нется для тебя встреча с мате­рью! Ведь это была твоя род­ная мать — как он мог не отдать ей тебя? — Сим обнял Динку, при­влек ее к себе и легонько поце­ло­вал в макушку. — Неужели ты его винишь в том, что потом про­изо­шло с тобой, Дина?

— Да, виню, — про­шеп­тала Динка, уты­ка­ясь ему в плечо. — Я нико­гда, слы­шишь, нико­гда не смогу его про­стить! — и она запла­кала оби­женно и горько, как ребе­нок. Сим тяжело вздох­нул и покрепче при­жал к себе подругу.

Шли минуты, Сим мол­чал, только гла­дил ее по голове, и Динка, поне­многу успо­ка­и­ва­ясь, стала всхли­пы­вать реже.

— Сим, а если прой­дут эти назна­чен­ные Ноем сто дней и ничего не про­изой­дет, ты уйдешь от отца?

— Почему? — спро­сила она, под­ни­мая голову.

— Да потому что, если отец ска­зал, что Потоп нач­нется через сто дней, зна­чит, так оно и будет. Он не сам выду­мал эти сроки, ему их назвал Творец.

— Ну, а если все-таки ника­кого Потопа не будет? Может же твой отец ошибаться?

— Отец, навер­ное, может, но никак не Творец.

— Ох, как мне надо­ели эти раз­го­воры про Творца, кото­рого уже дав­ным-давно никто не видел! — Динка вско­чила и стала про­ха­жи­ваться взад и впе­ред перед Симом, остав­ляя чет­кие следы узких туфель на мок­ром песке.

— Отец слы­шит Его посто­янно, — тихо ска­зал Сим.

— Это он так говорит!

— Дина! — вос­клик­нул Сим и с упре­ком посмот­рел на нее.

— Ну да, Ной нико­гда не лжет, кто ж спо­рит! А вот что если Ною только кажется, что он слы­шит Творца?

— Ты хочешь ска­зать, что мой отец безумен?

— Нет, вообще-то Ной, конечно, муд­рый и вся­кое такое… Но ведь он очень ста­рый, да еще и со странностями!

— И с этим не согла­шусь. Отец мой — самый нор­маль­ный чело­век из всех, кого я знаю.

— Тогда выхо­дит, все осталь­ные ненормальные?

— Ох и упря­мая же вы семейка!

— Да ведь и ты. Дина, почти что член нашей семьи, поэтому и в тебе упрям­ства на пятерых!

— Да, чего-чего, а этого во мне хва­тает. Хотя в дет­стве я, наверно, не была такой целе­устрем­лен­ной и настой­чи­вой, как сейчас.

— Упря­мой, Дина, про­сто упрямой!

— Нет, упор­ной, силь­ной и само­сто­я­тель­ной — вот какой! И я этим гор­жусь. Это жизнь меня так вос­пи­тала. А ты, Симка, ты про­сто послуш­ный сын сво­его отца! Ной тоже одного только Творца слушает…

— Отец слу­шает всех, но слу­ша­ется одного только Гос­пода своего.

— А почему Его надо слу­шаться, скажи, пожа­луй­ста? Ну да, Он создал этот мир и нас, людей, и кой-кого получше нас — вся­ких анге­лов, тем­ных и свет­лых. И еще всех живот­ных и все рас­те­ния — с этим и наука не спо­рит. Но ведь и сам Ной гово­рил нам, детям, что после этого Созда­тель «опо­чил» и о людях больше не заботится!

— Что «не забо­тится» — этого отец не говорил.

— Ладно, — согла­си­лась Динка, про­дол­жая сер­дито про­ха­жи­ваться перед Симом, — пус­кай не гово­рил Ной про Бога, что Тот о нас не забо­тится! Ино­гда Тво­рец в самом деле с кем-то из людей встре­ча­ется и раз­го­ва­ри­вает, это всем известно, поэтому я не удив­люсь, если Он и к Ною посто­янно при­хо­дит и гово­рит с ним. Потому что мало кто, кроме Ноя, в наше время ста­нет Его слу­шать. Кому это инте­ресно, если наука без вся­кого Бога делает все новые и новые откры­тия и тво­рит чудеса? Наука такие тайны все­лен­ной откры­вает, о кото­рых люби­мый ваш Тво­рец почему-то даже Адаму не намекнул!

— Мы не знаем, о чем бесе­до­вали Адам с Богом, — ска­зал Сим.

Динка вни­ма­тельно на него посмот­рела и снова села с ним рядом на гофе­ро­вое бревно.

— Ну, согла­сись, Сим, что наука уже рас­крыла много такого, что Тво­рец утаил от людей, — про­дол­жала она уже гораздо спо­кой­ней. — Зна­ешь, может быть, Он и сам не пред­ви­дел мно­гих воз­мож­но­стей при­роды и чело­века. Ну, вот хотя бы то, что все живое может рож­дать не только себе подоб­ное, но и вовсе даже бес­по­доб­ное — это я про геен­ную инже­не­рию. Разве Тво­рец оза­бо­тился дать нам запас­ные органы на смену боль­ным или одрях­лев­шим? Нет, их нам дала наука — геен­ная меди­цина. А геен­ная био­ло­гия? Какие уди­ви­тель­ные свой­ства бла­го­даря ей при­об­рели овощи и фрукты!

Источник

Сто дней до Потопа — Юлия Вознесенская

Но как было во дни Ноя, так будет и в при­ше­ствие Сына Чело­ве­че­ского: ибо, как во дни перед пото­пом ели, пили, жени­лись и выхо­дили замуж до того дня, как вошел Ной в ков­чег, и не думали, пока не при­шел потоп и не истре­бил всех, — так будет и в при­ше­ствие Сына Чело­ве­че­ского. ( Мф. 24:37–39 )

На вос­ходе солнца Сим, пер­ве­нец Ноя, сидел на бревне возле самой воды и раз­гля­ды­вал круп­ную жем­чу­жину, подра­ги­ва­ю­щую на его ладони. Он раз­ду­мы­вал: сде­лать из нее укра­ше­ние для Лии или про­сто отдать отцу? А может, пода­рить ее Динке? Динка оценит.

Жем­чу­жину эту он нашел еще вчера, про­ходя утром вдоль полосы мор­ского мусора, остав­лен­ного отли­вом. Она лежала в песоч­ной ямке между гни­ю­щими чер­ными водо­рос­лями, облом­ками трост­ника и пустыми рако­ви­нами, и если бы не блес­нув­ший на ее боку отсвет вос­хо­дя­щего солнца, Сим мог ее и не заме­тить, пройти мимо этой чудес­ной малень­кой игрушки природы.

Длин­ная волна без­звучно при­бли­зи­лась к самым его ногам, замерла на миг и тихо отка­ти­лась, оста­вив на берегу тон­кий кру­жев­ной след, такой же длин­ный, как она сама.

Небо над голо­вой Сима, похо­жее на внут­рен­ность испо­лин­ской жем­чуж­ницы, уже поте­ряло свои бледно розо­вые краски, и на востоке сквозь пер­ла­мутр небес бледно-жел­тым пят­ном све­тило солнце.

Отец как-то гово­рил, что после Потопа солнце нач­нет све­тить людям прямо с откры­того неба, а не сквозь небес­ную водя­ную толщу. Сами небеса тогда ста­нут голу­быми, а не серыми, как сей­час, а солнце будет огнен­ного цвета. Жаль только, гово­рил отец, что тогда уже никто, кроме орлов, не отва­жится смот­реть на него пря­мым взгля­дом — людям при­дется беречь глаза. От бла­го­дат­ного све­тила, дару­ю­щего тепло и свет, и вдруг беречься? Это каза­лось стран­ным, даже неле­пым, но так гово­рил отец, а ему ска­зал Создатель.

Ной еще доба­вил, что не только днев­ное небо, но и ноч­ное ста­нет дру­гим: кроме оди­но­кой луны по ночам на небе будут видны и дру­гие све­тила, назы­ва­е­мые «звез­дами», и этих «звезд» на небе появится неис­чис­ли­мое мно­же­ство. А сама луна будет видна так четко, что можно будет раз­гля­деть ее края, сей­час едва уга­ды­ва­е­мые в тумане. А еще на ней ста­нут раз­ли­чимы лун­ные долины и горы. Вооб­ра­зить такое чудо совер­шенно невоз­можно, оста­ется только ждать! А ждать оста­лось совсем недолго, всего сто дней. Слу­шая с увле­че­нием рас­сказы отца о буду­щем небо­своде и вообще о земле после Потопа, часто хоте­лось вос­клик­нуть: «Такого про­сто не может быть!», но в семье Ноя знали: именно так все и будет, потому что так гово­рит отец, а ему это еще раньше рас­ска­зал Творец.

Серая гладь моря тоже пере­ли­ва­лась жем­чу­гом, отра­жая низ­кий купол неба, под­све­чен­ный солн­цем с той сто­роны небес­ной водя­ной тверди. Сим долго про­си­дел на своем бревне, погру­зив­шись в раз­ду­мья; море все это время посте­пенно отсту­пало, и теперь даже самые рез­вые и озор­ные волны уже не каса­лись его босых ног, а отхо­дили с каж­дой откат­ной вол­ной все дальше и дальше — отлив продолжался.

Сто­яла глу­бо­кая и теп­лая тишина, отте­ня­е­мая лишь едва слыш­ным шеле­стом осе­дав­ших на сушу и на воду капель небес­ной влаги, гла­зом почти нераз­ли­чи­мых, но посто­ян­ных и обиль­ных. Как же пре­мудро было устро­ено Твор­цом, что влага, испа­ря­ясь с поверх­но­сти рек и морей, соби­ра­лась на небе плот­ным слоем и раз­гла­жи­ва­лась воз­душ­ными пото­ками, рас­пре­де­ля­ясь по всему небо­своду, и только после этого рав­но­мерно осы­па­лась на землю. А иначе как бы всем рас­те­ниям земли доста­лось влаги поровну? У одних, рас­ту­щих возле водо­е­мов, ее было бы в пре­из­бытке, а дру­гим и вовсе не хва­тило бы.

Так, раз­мыш­ляя о том, о сем, Сим все смот­рел и смот­рел на жем­чу­жину, похо­жую на яйцо какой-то неиз­вест­ной, не учтен­ной в Списке птицы.

Вот и наш зем­ной мир похож на яйцо-жем­чу­жину, думал он. Мы нахо­димся внутри него, под скор­лу­пой неба, и живем на поверх­но­сти плот­ного желтка — самой земли; а воз­дух, в кото­ром мы суще­ствуем, похож на мут­но­ва­тый пита­тель­ный белок. Яйцо наше огромно, внутри него живут тьмы рас­те­ний, живот­ных и мно­гие-мно­гие тысячи людей, но мир за пре­де­лами нашего яйца еще огром­ней. Там есть и дру­гие пла­неты, при­год­ные для жизни, но Гос­подь избрал для людей одну только вот эту пла­нету, назы­ва­е­мую Зем­лей. Скоро уже скор­лупа рас­ко­лется, и чело­ве­че­ство вылу­пится из яйца. Все будет новое. И люди будут дивиться этому новому и при­вы­кать к нему. Если вылу­пятся живыми… Отец гово­рит, а ему ска­зал Тво­рец, что чело­ве­че­ство опасно больно и не выжи­вет в новом мире, если не успеет пока­яться и изме­ниться в этом. Чело­век дол­жен вер­нуться в свое есте­ствен­ное состо­я­ние. И не только люди больны, но и живот­ные, и рас­те­ния, и вода — весь зем­ной мир болен из-за непо­слу­ша­ния чело­века Богу! И чтобы омыть, очи­стить землю, пона­до­бится Потоп. А спа­сутся немно­гие. Из живот­ных и рас­те­ний для новой жизни при­годны только те, на кото­рые ука­зал Тво­рец. Вот для этого отбора и суще­ствует Список.

Зато из людей спа­стись в Ков­чеге могут все, кто только поже­лает, сколько бы их ни было. Лиш­ним не будет ни один чело­век! Но войти в Ков­чег можно только через пока­я­ние: тот, кто не при­знает себя боль­ным, изле­читься не может. Так гово­рит отец, а ему ска­зал Творец.

Каж­дый вечер Ной вос­хо­дит на осо­бое воз­вы­шен­ное место непо­да­леку от берега и гово­рит про­по­ведь людям, при­зы­вая их поду­мать о своих гре­хах и пред­ла­гая всем пока­яв­шимся место в Ков­чеге. Но каяться пока еще никто не захо­тел. Даже те, кто помо­гает им стро­ить Ков­чег, не вняли про­по­веди Ноя! Никто за все сто два­дцать лет… А к холму послед­ние годы уже никто не при­хо­дит: ни для того, чтобы послу­шать про­по­ведь Ноя, ни даже чтобы посме­яться над ним. Но еще оста­ва­лась Динка…

Сим встал, пере­шаг­нул бревно и сел спи­ной к морю и Ков­чегу, а лицом к при­бреж­ным дюнам и уте­сам. На самой круп­ной из камен­ных гро­мад воз­вы­шался Дин­кин «Ков­чег». Нет, вовсе не в насмешку она дала такое назва­ние своей гости­нице, и бра­тья зря на нее оби­жа­ются! Про­сто жизнь научила ее быстро сооб­ра­жать там, где она видела выгоду. А в те годы, когда она стро­ила свою гости­ницу на утесе — вон том, с плос­кой вер­ши­ной и поло­гим спус­ком в сто­рону города, люди целыми тол­пами при­хо­дили и при­ез­жали на побе­ре­жье спе­ци­ально для того, чтобы послу­шать Ноя. Вот она и назвала свою гости­ницу «Ков­че­гом» и не про­га­дала: из всех гости­ниц побе­ре­жья тури­сты пред­по­чи­тали именно эту, а при­вле­кало их как раз ее назва­ние. «Это луч­шая моя реклама!» — гово­рила Динка. Она еще выстро­ила на крыше пави­льон-ресто­ран, очер­та­ни­ями сход­ный с насто­я­щим Ков­че­гом. Дере­вян­ные «борта» из досок дости­гали уровня сто­ли­ков, а выше шли ряды крас­ных тисо­вых стол­бов, кото­рые Динка нахально выда­вала за гофе­ро­вые. На стол­бах-колон­нах лежал навес из про­зрач­ного пла­стика, покры­того папо­рот­ни­ко­выми листьями. На крыше задер­жи­ва­лась влага, огром­ные папо­рот­ни­ко­вые вайи начи­нали гнить, их при­хо­ди­лось часто менять, чтобы в пави­льоне-ресто­ране все­гда был уют­ный зеле­ный свет. Но у хит­рой хозяйки «Ков­чега» все было преду­смот­рено: папо­рот­ни­ко­вая роща росла как раз за ска­лой, и Дин­кины работ­ники нещадно ее обди­рали. Посе­ти­те­лям нра­вился и зеле­но­ва­тый свет на крыше, и то, что они могли, сидя за сто­ли­ками, наблю­дать за стро­и­тель­ством Ков­чега на берегу. Впро­чем, все это он знал со слов Динки, а сам он на скалу нико­гда не под­ни­мался, хотя она и при­гла­шала, и уго­ва­ри­вала, и заманивала…

Источник