Читайте популярную книгу Безумство опрокинутого эха авторов Валерий Пушной прямо сейчас онлайн на сайте alivahotel.ru. Скачать книгу можно в форматах FB2, TXT, PDF, EPUB бесплатно без регистрации.

Безумство опрокинутого эха
Валерий Александрович Пушной

Время приключений по чужим мирам подошло к завершению, и группа друзей во главе с Ванькой Малкиным наконец возвращается домой. По крайней мере, им так кажется…

Кажется, все то же: те же улицы, дома, знакомые лица, знакомый Парк отдыха, знакомая карусель. Вот только в парке не оказалось дерева с дуплом, стоявшего там со времен их детства. Правда, друзей это не очень расстроило: ведь неизвестно, сколько они отсутствовали – многое за прошедшее время могло измениться.

Окрыленные радостью, наши герои отправились по своим домам, никак не ожидая увидеть то, что они там увидели. Нечто невообразимое, такое, что даже во сне трудно представить. Совершенно выбитые из равновесия, друзья стали искать ответы на все возникающие вопросы, но объяснений не было, одни предположения и догадки…

В этом романе-антиутопии искусно переплетены различные жанры, в которых несомненно, будет интересно разобраться. Тем более читателю подготовленному, который уже знаком с приключениями Ваньки Малкина и его друзей по другим книгам Валерия Пушного: «Дебиземия», «Пораженные безликостью», «Запахи приносятся неожиданно» и «Пляски сумасшедших снов».

Валерий Пушной

Безумство опрокинутого эха

© Пушной В. А., 2024

© Оформление. ООО «Издательско-Торговый Дом «СКИФИЯ», 2024

1

Посреди большой асфальтовой площадки карусель кружила детвору. Громко звучали детские голоса. Высокие деревья вдоль площадки покачивали своими кронами. Одно из них должно было быть с небольшим дуплом. Но со скамейки, на которой рядком сидели шестеро приятелей, его не видно. Чтобы рассмотреть, надо подойти ближе. Каждая тропинка в парке, каждое дерево и кустик хорошо знаком с детства. Когда-то на месте этой карусели стояла старая, меньше размерами и неказистей, с облупившейся краской на металлических конструкциях. Но потом ее заменили на новую, теперешнюю, с другой цветовой гаммой. Она стала больше привлекать посетителей. Летом почти весь световой день без перерыва крутила детей. Друзья, широко раскрыв глаза, ошалело таращились на карусель, пока вдруг с места не подхватился Лугатик и не вскрикнул потрясенно:

– Черт побери! Это же карусель! Карусель в нашем городском парке! Наконец-то мы вернулись домой!

Со скамейки вскочили остальные друзья, стали ошеломленно озираться вокруг.

– Дома! Мы дома! – радостно вцепилась в руку Раппопету Катюха.

– Похоже на то, – с некоторым недоверием поддержал Малкин, вытянул тонкую шею и ладонью взъерошил рыжие волосы.

– Так и есть на самом деле! – с приятным уверенным смехом заиграла бедрами Карюха.

– Неужели наши мотания закончились? – шумно пропыхтел Андрюха, чувствуя на своей руке тонкие пальцы Катюхи и потирая свободной ладонью вспотевшую шею.

– Как будто сто лет прошло, – заметила Сашка, откидывая за плечи длинные светлые волосы.

Еще окончательно не придя в себя, Володька сорвался с места и понесся к высоким деревьям вдоль площадки. Подбежал к стволу дерева, которое, он точно знал, было с дуплом, и стал лихорадочно осматривать. Хватался за ствол руками, задирал лицо кверху, несколько раз обошел, на ходу растерянно скисая. Затем метнулся к другому, к третьему, к четвертому дереву и, наконец, обернулся к друзьям, озадаченно разведя руки. Дупла не нашел. Вялыми шагами, натыкаясь на отдыхающих в парке, вернулся назад. Обронил недоуменно:

– Ничего не понимаю. Дупла нет, – глянул на Ваньку и Андрюху. – Вы же помните, оно всегда было. Мы в него иногда клали… – но что клали, не договорил. Видимо, сейчас это было неважно, потому что парни хорошо знали, как использовали дупло. А, может, не стал озвучивать секреты при девушках.

– Заросло ваше дупло, – усмехнулась Катюха.

– Как оно могло зарасти? – огрызнулся Лугатик. – Не трезвонь чушь!

– Дело в том, что неизвестно, сколько времени нас здесь не было, – неожиданно, как ушатом воды окатила всех этой фразой Сашка.

– Что ты хочешь этим сказать? – оторопело вытянула лицо Карюха.

– Только то, что сказала. Время не стоит на месте, – добавила Сашка. – Не стоит.

– Но мы все помним этот парк! – воскликнула Катюха. – Каким он был, такой и есть! Ничего не изменилось. И карусель та же.

– А дупла нет, – потерянно вставил Володька. Настроение у него явно пропало.

– Иди ты подальше со своим дуплом! – вырвалось у нее.

Больше никто ничего не сказал, но лица у всех вдруг стали сосредоточенными, взгляды более внимательно, чем прежде, поползли вокруг. На этот раз они заметили, как многие из толкавшихся возле карусели людей, странно посматривали на них. Кто искоса, кто прямо, но глядели с неприветливым недоумением, будто на непонятную невидаль. От подобного любопытства приятели стали ощущать дискомфорт. Что в них может притягивать взгляды других людей? Ведь они в этой публике ничего нового не видят. Воспринимают всех обыкновенно. Как будто только вчера лицезрели. И вокруг все по-старому. Лето, солнце, жара. Легкая одежда на отдыхающих в парке. Стоп. Одежда. Черт возьми, как не дошло сразу? Друзья переглянулись. Одежда на них совершенно другого фасона из незнакомой здесь ткани. Разумеется, люди пялятся, как на нечто. Шестеро в одинаковом непривычном для глаза облачении. Это, естественно, вызывает любопытство. Интересно, кого окружающие видят в них? Впрочем, кого бы не видели, друзьям пора разлетаться по домам. Наконец-то окажутся среди своих родных, в давно желанной обстановке, о которой так долго грезили, насытятся пищей, вкус коей никогда не забывали, выспятся в своих постелях. Домой, домой, скорее домой! Уж там встретят нормально. Само собой, намылят холки за то, что долго где-то пропадали, не давали о себе знать. Наверно, за это время подняли на ноги всю полицию. Одним словом, поволновались и поплакали. Однако радость от встречи все перекроет. Вот только вряд ли родные поверят в те злоключения, о которых им расскажут. Наверняка не поверят и станут настаивать на правде. На такой правде, в которую можно верить. Тогда придется что-нибудь придумать. Так, чтобы и полиция приняла за правду. Но это все потом. А сейчас друзья опять переглянулись.

– Ну что, по домам? – спросил Ванька, видя на лицах согласие, и добавил. – Надо подышать родным воздухом, повидаться со своими, переодеться в нормальную одежду и узнать, как тут дела? Что новенького без нас произошло? А завтра встречаемся на этом же месте! Кто хочет, конечно. Кто не хочет, может не приходить. И давайте обменяемся адресами. На всякий случай. Мало ли что.

– Заметано! – отбрасывая мысли об исчезнувшем дупле, оживился Лугатик. Похоже, ему крепко хотелось быстрее освободиться от перенесенных переживаний, избавиться от неприятных впечатлений, оставшихся от предыдущих приключений, и скорее вернуться к своему прежнему естеству.

По правде сказать, этого хотели все. Но при том все понимали, что прежними, такими, какими были до этих путешествий, они уже никогда не будут. Вся их жизнь перевернулась. Они стали другими. А другие они уже не смогут жить спокойно. И Лугатик внутри себя, как бы ему не хотелось вернуться в свое привычное прошлое, подспудно чувствовал иные потребности. Хоть и боялся признаться себе в этом. Но они были сильнее него. Они были на грани фола. Он, конечно, трусоват, но он и хвастлив. Хвастать любовными победами теперь неинтересно, а вот победами, связанными с риском для жизни, куда весомее.

– До завтра! – помахал рукой Раппопет, первым откололся от компании, проворно зашагал прочь по дорожке между деревьями и быстро потерялся среди людей.

– Я, пожалуй, тоже пойду, – сказала Карюха.

– Я провожу тебя, – засуетился Володька.

– Обойдусь без провожатых! – остановила девушка. – Дорогу сама найду!

– Как знаешь. Тогда всем адью, – досадливо буркнул Володька и сорвался с места.

– Пойдем вдвоем, – попросила Катюха.

– Не возражаю! – кивнула Карюха. – Хотя бы полпути вместе будет веселее топать.

Взявшись под руки, они распрощались с Сашкой и Ванькой. Сашка проводила их долгим взглядом, слегка поежилась, точно по телу пробежали холодные колики, и села на скамейку. Малкин несколько растерялся. Он ожидал, что она тоже сейчас помашет ему рукой, бросит какую-нибудь малозначащую короткую фразу и скроется с глаз. Но она показала на сиденье возле себя:

– Сядь. Не маячь.

Нескладно плюхнувшись рядом, Ванька ощутил жар на щеках. А когда она положила свою ладонь ему на руку, у него перехватило дыхание. Было в этой девушке что-то такое, что всегда заставляло его сильно волноваться при прикосновении к ней. Он с натугой выдохнул воздух:

– Ты рада, что закончились наши мытарства?

– Мне страшно, – она сжала его руку.

– Страшно? – удивился он. – Мы наконец дома. – Его поразил ее страх. Никогда прежде он не слышал от нее такого слова. Она всегда молчком преодолевала любой страх и одним своим присутствием подталкивала его не раскисать и не сдаваться. А тут вдруг говорит о страхе. Сильная и настырная, она в этот миг показалась ему слабой, готовой спрятаться за его спину. И он вытянулся в струну, намеренный защитить ее. Но от кого? Повторил. – Мы дома.

– Вот этого я и боюсь, – прошептала Сашка. Секунду по ее лицу чиркала боязливость, как у Катюхи. Но это только секунду. Ибо в ее страхе не было нерешительности либо неуверенности в себе. Было что-то иное, что заставляло ее напрягаться и ощущать холод в пальцах. Ванька не мог понять, что расстраивало ее, и терпеливо ждал пояснений. Ее пальцы надавили сильнее, сквозь ткань одежды впились ему в кожу. – Когда-то я отправилась искать брата и надолго пропала сама, – сказала она негромко. – Разве могла я тогда представить, что со мной произойдет все то, что произошло? Кто поверит в это? И как теперь я расскажу маме о смерти брата? – она посмотрела в глаза Ваньке так беспомощно, что парня обдало жаром.

Едва сдержавшись, чтобы не обнять девушку, не прижать к себе и не начать успокаивать, он вовремя спохватился, понимая, что подбадривать ее сейчас не время. Она сама должна взять себя в руки, найти силы, собраться с духом, стать прежней, какую он все время видел. Сказал лишь:

– Мы остались живы, хотя могло быть иначе.

– Могло быть, могло быть, – рассеянно согласилась она.

– Мы все благодарны твоему брату. Он помог нам, когда мы оказались в трудном положении, – проговорил Малкин, точно напоминая ей об обстоятельствах, в которых ее рядом с ними в тот момент не было, но о каких ей рассказывали позже.

– Да, – кивнула она. – Только ему никто не смог помочь, когда он оказался в таком же положении.

– Хочешь, я пойду с тобой? – вдруг вызвался Ванька и покраснел до ушей.

– Зачем? Я сама справлюсь! – вскинулась она, и Малкин увидел ее прежнюю: уверенную и независимую с горящими глазами и дерзким взглядом.

– Тогда удачи тебе! – привстал со скамейки парень, не выпрямляя до конца спину, потому что цепкая рука Сашки не давала это сделать. – Завтра увидимся, – сказал. – Расскажешь, – и добавил. – Всем нам будет, что рассказать.

Разжав пальцы, Сашка отпустила его, и когда он распрямился, тоже поднялась на ноги, высокая стройная прямая:

– Наверно так, – подтвердила, чуть помолчала и решительно бросила. – Я пошла! – шаги были твердыми и быстрыми.

По ее походке Малкин понял, что она полностью взяла себя в руки и как всегда совершенно владеет собой. Он остался у скамейки один. Людей в парке было много. И Ваньке пришло в голову, что сегодня, наверно, выходной день, и что надо бы спросить, какое число, чтобы прикинуть в уме, сколько времени он не был дома. Но видя, как все странно косились на него, и как никто не садился на пустую скамейку, возле которой он стоял, Ванька не решился ни с кем заговаривать. Рассудил, спросит, где-нибудь в другом месте, например, в трамвае. Однако вспомнил, что денег на трамвай у него нет, и озадаченно потормошил ладонью волосы. Придется топать пешком. Благо, что не очень далеко, всего до следующей трамвайной остановки. Но это пустяки. Главное, что он теперь в своем городе, где ему все знакомо. Впрочем, до сей поры не до конца верилось, что все приключения позади. Так и кажется, что вот-вот из-за какого-нибудь дерева покажется лицо того или иного мага. Ванька даже оглянулся кругом себя. Нет, магов не было. Но напрягало ненормальное любопытство людей. Ладно, подумалось ему, скоро дома переоденется, и все станет на свои места. Еще раз осмотревшись, Малкин откинул со лба волосы и большими шагами двинулся по тропинке в сторону ворот парка.

2

В это время Катюха уже подходила к дому, в котором жила с родителями. Сказать подходила, это неправильно, девушка летела на крыльях, не замечая ничего вокруг. С Карюхой они расстались на половине дороги. Обе были радостные оттого, что скоро окажутся среди своих. Тараторили безостановочно, но спроси сейчас Катюху, о чем стрекотали, она не вспомнит. Так, ни о чем. Выливали эмоции. Равно так же и Карюха все просеяла как сквозь сито. Правда несколько раз по пути в глаза бросились вывески на магазинах и зданиях. И они были не теми, которые помнились. Но никто из девушек не придал этому значения. Вывески. Такая ерунда. Несколько раз уже могли их поменять. Главное, что здания и дома прежние, на своих местах, и деревья вдоль улицы те же. Распрощавшись, Карюха свернула вправо, а Катюха, не чувствуя ног, понеслась влево. Дом был кирпичный, семиэтажный. С детства знакомый. Однако показалось ей, что-то в нем было уже иное. Чем-то отличался от засевшего в ее памяти. Стоп. Вот на том углу была выщерблина в кирпичной кладке. Сейчас ее нет. А вот там понизу фундаментные блоки были прокрашены битумом. Сейчас заштукатурены. Девушка остановилась в некоторой растерянности. Сердце колотило как бешеное. Неужели Сашкины слова о том, что неизвестно, сколько времени их тут не было, имеют под собой почву? Неужто могло пройти много времени? Об этом не хотелось думать, но мысли сами лезли в голову. Оторопь в глазах росла. Веселое миловидное лицо Катюхи стало вянуть и пропитываться выражением испуга. Неужели и тут, дома, все теперь непредсказуемо так же, как в тех местах, где ей досталось побывать. В таком случае надо быть готовой ко всему, даже к борьбе за выживание. Хотя это какая-то бессмыслица. Ведь она дома. Здесь она родилась, здесь выросла, здесь училась, здесь ее родители, наконец. Между тем трогаясь с места, девушка сначала кинула взгляд по сторонам. И в этот момент увидала, как из-за угла тяжеловато выступила крупная женщина. Катюха сразу узнала ее. Это была проживающая этажом ниже соседка Варвара в своем давно примелькавшемся платье. У девушки от радости перехватило дыхание. Ничего не изменилось. Все как было. Глаза вмиг повеселели. С лица сползло выражение испуга. Прищурившись, она позвала:

– Варвара? Из далека топаешь?

Повернув голову, та посмотрела безразлично, остановилась, насупилась, произнесла отчужденно:

– Катька? Ты, что ли? Тебя не узнать, поганка драная! Что это ты на себя напялила? Людей распугиваешь! Утром сегодня в одном наряде шлындала, сейчас в другом!

– Новая мода, Варвара! – нашлась девушка, фыркая смехом. Вместе с тем на ум пришло, почему та назвала ее драной поганкой, и где интересно сегодня утром соседка могла видеть ее? Про какое утро вообще ведет речь?

– Откуда ты такую моду вырыла? – брезгливо усмехнулась Варвара. – Из телика, что ли? Так там модели-телки, кто во что горазд. Лопатой деньги гребут.

– Может, я тоже в модели собираюсь? – продолжала смеяться Катюха, выплескивая наружу радость встречи с соседкой. Впрочем, не только этой встрече она сейчас радовалась, но больше ликовала, обнаружив, что здесь все по-старому, все по-прежнему.

– Вот новость, – без улыбки хмуро буркнула Варвара в ответ, презрительно сморщила свое полное лощеное лицо и вяло продребезжала толстыми губами. – А предки-то в курсе твоих сборов?

– Главное, что я в курсе, Варвара! – смешливо отозвалась девушка, не схватывая, почему та не общается с нею, как раньше, с веселым огоньком в глазах. Теперь зыркает холодно, как будто они что-то не поделили между собой.

– Смотри, Катька, дура, вляпаешься куда-некуда со своими придурковатыми смешками, если уже не вляпалась вместе с козлами из шайки! – предупредила соседка. – Ты сегодня какая-то неадекватная, лыбишься, как пай-сучка! – отмахнулась и тяжелой походкой тронулась дальше.

Неестественный грубый тон соседки удивлял Катюху. Такого от нее она никогда не слышала. Но молчком проглотила его, стараясь не обращать внимания. Помыслив, девушка сметила, что придется как-то объяснить матери свой наряд. Мимо нее не проскочишь. Обязательно спросит, где джинсы, топ и кроссовки. Такая мелочь на фоне того, что пришлось пережить. Но это для нее сейчас мелочь, а в повседневных заботах матери далеко не ерунда. Катюха потерла ладони и медленно направилась за угол к первому подъезду. Подойдя, постояла чуть, удивившись, что металлическая дверь в подъезд выкрашена в другой цвет и прошла мимо, обдумывая, как станет объясняться. Прошла вдоль дома и села на скамейку у второго подъезда. Окинула взглядом двор. Как будто все по-старому. И вместе с тем, как будто что-то не совсем так, как было прежде. Детская площадка, заборчик. А где же цветочная клумба? Ее нет. Да и качели на площадке какие-то не такие. Заменили, что ли? И песочница другая. Катюха вздохнула и отвела глаза в сторону. Минуло немного времени, когда увидела, как из-за угла выехала автомашина. Обратила внимание, потому что авто было точно таким, как «Жигули» отца. Укололо новое неприятное чувство: с отцом тоже придется объясняться за утрату машины. Это, пожалуй, будет серьезнее, чем объяснение с матерью. На душе стало горько и тошно. В то, что произошло на самом деле, никто не поверит. Но после такого разговора нагоняй она получит по самое некуда. Отец, разумеется, обратится в полицию с заявлением об угоне автомобиля, а там в первую очередь возьмутся раскручивать ее. Катюха сжалась, расстроенное лицо горело, настроение было заунывным. Теперь она чувствовала себя кругом виноватой. И даже сама уже переставала верить в то, что с нею недавно приключалось. А вдруг это все приснилось? Разве могло в обычной жизни проистекать подобное? Рассеянно посмотрела на «Жигули». Они остановились напротив первого подъезда. Водительская дверь открылась не сразу. Но когда открылась, и из нее показался человек, Катюху словно пронзило током. Из машины вышел ее отец. Чуть сутуловатый.

Но с приятной внешностью. С гладкой прической. С небольшим, как у Катюхи, носом. В синей рубахе и серых брюках. Она не поверила собственным глазам. Едва не поддалась искушению кинуться к нему и обнять. Но ноги неожиданно сделались ватными, а тело стало неуправляемым. Девушка не сдвинулась с места. Оглушила мысль, почему отец на машине? Взгляд пополз по капоту и вниз по решетке, замер на номере. Не может быть! Номер тот же самый. Получается, что авто то же самое. Но это не укладывалось в голове. Ведь на машине отца уезжала она с друзьями. И той машины больше нет. Как все можно понять. Магия? Но тут, дома, не должно быть магии. Катюха затрудненно дышала, как будто ее грудь была сдавлена тисками. Молчком во все глаза смотрела, как отец раскрыл багажник, вытащил оттуда пакеты с продуктами, закрыл машину, пискнул сигнализацией и направился в подъезд. Дверь за ним закрылась медленно и тихо. У Катюхи ломило в висках, череп раскалывался пополам. Слов не было. Ничего кроме вялого состояния не ощущала. Никаких мыслей. Тупо смотрела в сторону первого подъезда. Ждала, когда отец появится снова. Он обязательно должен появиться, чтобы отогнать машину на стоянку. Сколько длилось ожидание, сказать трудно. В подъезд за это время заходили и выходили жители, а отец все не показывался. Катюха, как завороженная, не отрывала глаз. И вот, в конце концов, дверь распахнулась, и она увидала девушку. Колики пробежали по телу. Девушка была точь-в-точь в таком же платье, какое висело у Катюхи в гардеробе, и было ее любимым. Но более всего Катюху поразило, что девушка была похожа на нее. Как две капли воды. Миловидная брюнетка. Глаза в прищур. Небольшой нос. Короткая стрижка, открывающая красивые уши и высокий лоб. Невероятно. Девушка легко спрыгнула с крыльца, подбежала к машине отца, пискнула сигнализацией, села за руль и завела мотор. Однако не отъезжала, явно кого-то поджидала. Катюха не сомневалась, что из подъезда покажется отец, но дверь распахнула мать. На ней была знакомая Катюхе синяя юбка в белый горошек, легкая светлая блузка с коротким рукавом и открытой спиной. Она махнула девушке в машине, и Катюха услыхала, как мать громко – она всегда говорила громко, – произнесла:

– Катерина, твоего родителя, тупого болвана, я оставила дома! Подвезешь меня до магазина.

Мимо ушей пропустила, что мать назвала отца тупым болвана, хотя это резануло слух, ибо было непривычным, но больно кольнуло то, что неизвестную особу мать назвала ее именем. Какая Катерина, мама? Чуть не крикнула Катюха. Катерина – это я! Я – Катерина! Я здесь, мама! Она не крикнула и даже не прошептала, она просто пошевелила губами. Но ей почудилось, что сказала во весь голос, что мать должна услышать. Однако никто не услышал. Мать спокойно села в машину, и авто отъехало от подъезда. Катюха застыла на скамейке, точно парализованная. В ушах стоял звон, как от церковных колоколов. Переливался, заглушая все вокруг. Девушка зажала уши руками, но звон не прекращался, он стал только глуше. Отняв ладони от ушей, Катюха застонала, вскочила на ноги. И звон оборвался. Сделалось тихо. По извилинам мозга пробежала свежая четкая мысль. В квартире один отец. У нее есть не более получаса, чтобы сбегать домой, переодеться и понять, что происходит. С отцом проще. Он не станет допытываться, почему на ней такая странная одежда. Всегда был безразличен к любой одежде, даже не замечал, что на себя надевают его жена и дочь. И в данных обстоятельствах это очень хорошо. Заодно надо узнать, кто такая та девушка, которая похожа на нее и какую мать назвала, как ее, Катериной? Вдруг это сестра, о которой она ни сном, ни духом. Возможно, есть тайна не известная ей. А пока ее не было дома, произошли события, раскрывшие эту тайну. Теперь ее очередь узнать все. Стремглав Катюха сорвалась с места. Подбежала к двери в подъезд. На кодовом замке набрала номер квартиры. Ответил отец. У нее на миг голос застрял в горле.

– Кто там? – повторил отец. – Чего муму водишь?

– Открой, папа! – выдавила Катюха.

– Опять забыла ключи, паразитка, – проворчал отец. – Входи, зараза!

Почему он назвал ее паразиткой и заразой, мелькнуло в голове. Не дожидаясь лифта, мигом взлетела на этаж. Дверь в квартиру была приоткрыта. Девушка скользнула в прихожую.

– Это ты, Катерина, чума болотная? – раздался из кухни вопрос отца.

– Я, конечно, – отозвалась она, поежившись от непонятной грубости отца, и метнулась в свою комнату, на ходу стягивая с себя одежду. Удивилась, что увидала другой шкаф. Но одежда в нем висела точно так, как сама вешала. Спрашивать, почему заменили шкаф? Было не до того. В другой раз узнает. А пока выхватила из него юбку с топом и быстро натянула на себя. Переобулась. Прежнюю одежду с обувью свернула в крепкий узел, положила у двери. Бросилась к столу. Выдвинула ящик. Подхватила ключи от квартиры и паспорт. Сунулась к шкатулке, в которой лежали деньги. Пусто. На секунду растерялась. В голову ударил жар. Глянула в зеркало. Постаралась принять невозмутимый вид. Пошла в кухню, к отцу. Тот, ссутулившись, сидел за столом, вяло жевал бутерброд. Поднял недовольные глаза на нее:

– Чего еще забыла? – спросил настороженно.

Холодность отца удивила, он словно отгородился от нее недовольным видом, чего никогда не случалось прежде. Тихо спросила:

– Какое сегодня число?

– Ну, ты даешь, Катерина, чума болотная. Одурела совсем? Спроси еще, на каком этаже мы проживаем?

– Вылетело из головы, – поспешно пояснила она.

– Смотри, чтобы башку не потеряла, идиотка! – спустил он полкана. – Пятнадцатое сегодня. Запомни.

– Запомню, – поежилась она от неожиданной лексики отца. Смотрела ожидающе. Ей мало было узнать только число. А месяц? А год? Но переспросить об этом не решилась, чтобы не обескуражить отца вопросом и не вызвать у него недоумение. Как знать, что он мог подумать о ней?

Видя ее заминку, он снова спросил:

– Что-то еще?

– Денег подбрось, папа, – попросила она.

– У тебя своих полно. Ты что, уже растранжирила их, дура? Быстро, очень быстро. У матери своей, тупой идиотки, поклянчи.

– Она будет задавать разные вопросы, – отозвалась Катюха, огорошенная тем, что отец назвал мать тупой идиоткой. Что между родителями могло произойти за то время, пока ее не было дома? Мать назвала его тупым болваном, отец ее – тупой идиоткой.

– Понятное дело. Ты же у нее никогда не цыганишь. Хотя, погоди, вчера вроде растрясла ее кошелек. Просадила уже?

– Не хватило, – нашлась Катюха и подумала, что деньги вчера мать давала, видимо, той Катерине, которая сейчас увезла ее в авто.

– Быстро поиздержалась, шельма, – поморщился. – Неужто дела в банде плохи? Ты живи на свои, трать с мозгами. В моем бизнесе одни дыры, – сказал и полез в карман брюк за портмоне. Протянул ей деньги, проговорил. – Сгоняй с идиоткой в магазин и обратно, потом – машину на стоянку.

– Хорошо, – проговорила Катюха, проглатывая странные обращения в свой адрес. – Я спросить хотела, – продолжила, пряча деньги в карман юбки. – У меня есть сестра?

– Какая сестра? – не понял он, перестал жевать и посмотрел отчужденно. Затем перекосил лицо, развел руками и ответил резко. – Глупейший вопрос. Не хватало нам еще второй подобной дряни. Одна ты, как перст. И это очень хорошо.

Такой ответ ошарашил Катюху. Во-первых, немыслимой резкостью, а, во-вторых, она все-таки надеялась на другой. Кто же в этом случае та девушка? Может, авантюристка какая-то, воспользовалась сходством внешности, назвалась ее именем, подкатила к родителям, пока ее не было дома. По всему видно, отец принимает ее за ту, а ту за нее. Вот так новость, как обухом по голове. Докажи теперь, что ты не овечка. Что-то надо придумать. Посоветоваться с друзьями. Еще про машину хотела узнать. Как «Жигули» вдруг оказались дома? Но спрашивать не стала. Придет время, спросит. А сейчас надо убираться, пока не появилась мать. Переночевать придется в гостинице.

– Ну, ладно, папа, я полетела!

– Ага, – кивнул тот. – Голову не сломай, дура! Вторую за деньги не купишь и не пришьешь!

– Постараюсь.

– Вот-вот, – равнодушно сказал он вслед.

Подхватив из-под двери сверток с прежней одеждой, Катюха выбежала на лестничную площадку. На этаже ниже столкнулась с Варварой. Та вышла из лифта и направлялась к своей квартире. Встретив Катюху, недобро похвалила, хотя похвалой назвать это было трудно:

– Теперь другое дело, поганка драная. А то мозгами поехала! Модель, модель! Задница ты, а не модель. Хотя на конкурсе смачных задниц тебе участвовать не стоит. С такой задницей не займешь даже последнего места. Разве у тебя задница? Так, недоразумение. Видела, вчера по телеку конкурс показывали? Одно загляденье. Жирные, дряблые, тяжелые. Просто смак! Сплошной целлюлит. А твоя, тьфу, с кулачок, фигушка да и только. Но мне не понравилась задница, какой присудили первое место. Что за судьи там сидят? Дураки полные. Башки им поотрывать мало. Козлы дубовые. Я бы никогда не присудила этой заднице первое место. Мне понравилась другая. Необъятная.

Не понимая, о чем говорила соседка, сдерживаясь, чтобы не нагрубить ей за хамское поведение, Катюха перебила:

– Не ворчи, Варвара.

– Надо мне ворчать на тебя! – шумно возмутилась Варвара. – Пусть на тебя твои дебилы предки ворчат! – взяла ее за локоть. – Ты погоди, не прыгай мимо, как поджаренная стрекоза! Забыла, что мне обещала, поганка?

– Ничего я тебе не обещала, Варвара! – раздраженно приостановилась Катюха. С языка чуть не сорвалось, что ей обещала другая, но вовремя удержалась, чтобы не залезать в дебри, пока не разберется во всем.

– Нет, вы посмотрите на эту змею подколодную! – воскликнула Варвара, тяжело дыша. – И даже морда не краснеет. Ну, ты, Катька, точно артистка из поганого театра! Языком, как метлой метешь. Классно врешь. Поверить можно.

– Обижаешь, соседка!

– Ишь ты, обидчивая какая! Тебя обидишь, морду хитрую!

Знала бы Варвара, что Катюха не врала ей, но вот из-за той другой Катерины невольно попала в категорию врушек. Впрочем, раз другая обещала – пусть другая и расхлебывает, а она будет держаться своего. Могла бы, конечно, добавить перчика к неизвестному обещанию, чтобы насолить той другой, но не стала. Выдернула локоть из руки Варвары и побежала вниз по ступеням лестничного марша. Выскочила из подъезда. Двор пуст. Солнце в зените. Жара такая же, как в тот день, когда поехала с друзьями на отдых. На деревьях листья морщатся от зноя. Отошла от подъезда в тень к углу другого дома, стала ждать, когда вернется из магазина мать. Как и предполагала, та вернулась быстро. Мать вообще не любила подолгу задерживаться в магазинах, бесцельно разувать глаза на товары. У нее всегда все было разложено по полочкам. Шла в магазин с конкретной целью. Совершала покупку и отправлялась по другим делам. «Жигули» подкатили к подъезду. Из-за руля вынырнула другая Катерина, достала с заднего сиденья большой сверток, обошла авто и поднесла выступившей из салона матери. Та взяла его, поцеловала Катерину в щеку и что-то сказала. Катюха не слышала, что она сказала, стояла далеко. Но сейчас для нее были не важны слова матери. Ее больше всего расстроило то, что мать поцеловала в щеку другую девушку, как родную дочь, как всегда прежде целовала ее. Из горла вырвался удрученный шепот: мама, мама, как ты можешь целовать ее, разве ты не чувствуешь, что она не твоя дочь? Ты должна чувствовать, мама! Я твоя родная дочь. Я твоя настоящая Катерина. Горечь разлилась по сердцу Катюхи, и из глаз покатились слезы. Ей стало так обидно за себя, что удержать их не смогла. Они ползли по щекам. Крупные горячие. Всхлипнув, вытерла их.

Не видела, как мать вошла в подъезд, как другая Катерина села в автомобиль и отъехала. Придя в себя, вспомнила про сверток, который держала в руках. Несколько раз глубоко вздохнула и тронулась в сторону мусорных контейнеров. Но, подойдя к площадке, где всегда находились контейнеры, не обнаружила их. Озадаченно повела глазами по сторонам, ища, куда пристроить сверток. Но площадка была чистой. Определенно, на ней давно никакого мусора не было. Девушка стояла растерянная, когда услыхала сзади:

– Катерина, ты чего здесь отираешься?

Повернулась на голос. Перед нею, насупившись, стоял парень в клетчатой рубашке с коротким рукавом и длинных болотного цвета шортах. На голове бейсболка козырьком назад. Брови густые. Нос длинный и острый. Катюха видела его впервые. Но потому, как он уверенно обращался к ней, сообразила, что, видимо, он хорошо знал другую Катерину. Ответила:

– Вот принесла мусор, а контейнеров нет.

– Ты что с луны свалилась или берега попутала, коза безрогая? – хмуро обозвал парень. – Их тут никогда не было.

– Наверно свалилась, – согласилась Катюха, морщась от его бестактного обращения, отчего он сразу стал ей неприятен. – Я никогда не выносила мусор, не знаю, где они. У нас мусоропровод.

– Ну, ты даешь, курица ощипанная! – презрительно присвистнул парень. – Не вешай лапшу на уши! Пошли, провожу тебя до мусорки, – махнул рукой, увлекая девушку за собой.

– А ты чего болтаешься в такую жару, где попало? – спросила, пытаясь завязать разговор с намерением узнать, кто он.

– Как где попало? – оглянулся парень. – Я тут рядом живу. Ты же знаешь. Вышел проветриться. Гляжу, на горизонте знакомая кобылка маячит, – хмыкнул. – Ну что, не надумала еще?

– Чего не надумала? – спросила Катюха.

– Замуж за меня!

– У тебя еще усы не выросли! – фыркнула смехом Катюха, решив, что парень пошутил. Хотя не исключено, что другая Катерина заигрывает с этим остроносым. Неужто он пришелся той по вкусу? А, впрочем, почему нет? Она же другая. Ничего не значит, что они с нею похожи. Это совсем не говорит о сходстве вкусов.

– Не втирай мозги про усы, козявка! – грубовато парировал парень. – Усы – дело наживное.

До конца не понимая, шутит парень или говорит серьезно, Катюха бросила:

– И потом имя у тебя не совсем подходящее! – она надеялась, что он назовет свое имя и ей хоть что-то станет о нем известно. – Не сочетается с моим.

– Ты еще скажи, курица, родился я не в тот день, не в том месте, учился не в той школе и не в том классе! – набычился, недобро посмотрел исподлобья парень и не назвал имени.

– Может, и так, – прищурила глаза Катюха. Вытянуть из него информацию оказалось не так-то просто.

– А когда за одной партой со мной сидела, коза безрогая, не думала, что я не за ту парту сел? – спросил глухо и повернул козырек бейсболки набок.

– Я? – неподдельно изумилась Катюха, забыв на миг, что он принимал ее за другую. Вопрос на секунду загнал в угол. Пока, наконец, в мозгах не щелкнуло, что вопрос, обращенный к ней, имел отношение к другой Катерине.

– Ты, конечно, кошка драная! – холодно подтвердил парень. – А кто ж еще? – он говорил серьезно, убежденно, Катюха не почувствовала никакой игры в его тусклом голосе.

Надо было чем-то зацепить парня, чтобы выудить хоть какую-то информацию. И девушка наугад выдохнула:

– Ты же учился в другой школе.

– Так это в начальных классах, – хмуро не опроверг парень. – А потом перевелся к вам, в двадцать девятую, в пятый «А». Помнишь, я еще ужа в класс приволок. Все в классе разбежались от страха и сорвали урок. Так здорово получилось. Классно, правда? Меня к директору потащили. Все так и думали, что мне крышка, хана, выгонят из школы. Но меня тогда не выгнали, я всем мозги запудрил, к тебе подсадили за первую парту. Не по зубам им оказался Фарин Лешка.

В голове у Катюхи все смешалось. Да, она училась в двадцать девятой школе в «А» классе, но никогда среди ее одноклассников не было Фарина Лешки, и уж, тем более никогда с ним она не сидела за одной партой. Вдобавок никогда не видела его в других классах. Какая-то белиберда. Даже если он учился с другой Катериной, сидел с нею за одной партой, то уж никак не в двадцать девятой школе, ни в старших, ни в младших классах, потому что в этой школе не было другой Катерины. Однако парень утверждал обратное. Это выбивало Катюху из равновесия. Что происходило? Как это возможно? Куда она попала? Первый раз за все время подумала, что, кажется, оказалась в чужой истории. Но отбросила эти предчувствия прочь. Какая может быть чужая история, когда здесь ее дом и это ее город. Она может идти по нему с закрытыми глазами. Потому что знает его с детства. Однако пронзило коварное раздумье, почему же тогда не нашла площадку с мусорными контейнерами? Ведь хорошо помнила ее местоположение. И к тому же все остальное находится на старых местах. Дома, улицы, дороги, дворы. Парень шел на полшага впереди. Катюха собралась задать ему вопросы о школе, об одноклассниках, об учителях, чтобы увидеть, насколько совпадут его рассказы с тем, что знала она. Или, наоборот, будут разниться. Но в этот момент за углом дома взгляду открылась площадка с мусорными контейнерами, и парень показал на нее рукой:

– Вон мусорка. Тащи сверток туда, чокнутая.

Площадка была точно такой, какую знала Катюха. И контейнеры знакомые. Вот только почему они в другом месте? Здесь она их не помнила. Не помутнение же в мозгах. У нее всегда была хорошая память. Все науки давались ей легко. А тут вдруг мусорные контейнеры стали камнем преткновения. Не смешно ли это?

– Чего стоишь? Топай, дура! – подтолкнул новый знакомый.

В ответ в ней вспыхнула злость на него за бесцеремонность и дерзость. Утешило то, что он видел в ней другую. Она сжала скулы и, превозмогая внезапную тяжесть в ногах, удивляясь этой тяжести, шагнула дальше, как будто потащила ноги по земле. А в голове забились в лихорадке мысли: нет, нет, она не могла ошибиться, площадка была в другом месте. Контейнеры, очевидно, перенесли сюда, когда она отсутствовала в городе. Но почему Фарин сказал, что мусорки никогда там не было? И сколько времени тогда она пропадала вне дома? Надо у Фарина узнать. Спросить в лоб. Катюха приостановилась, обернулась и никого взглядом не нашла. Парня как ветром сдуло. Молчком отвязался, будто его и не было. Девушка поморщилась, вот тебе и жених. Права она оказалась, что не дорос еще до женитьбы. Не только усов не вырастил, но и умом не вырос. Видать, другая Катерина хорошо знает его, коль за одной партой с ним сидела, потому и дала поворот от ворот. Хотя его болтовня о женитьбе больше походила на шутку. Впрочем, какое ей дело до всего этого? Она сызнова шагнула к контейнерам. Внезапно ощутила легкость в ногах. Как будто до того грузом на них висел новый знакомый. Стала, бросила сверток, развернулась и решила идти в гостиницу.

3

Распрощавшись с Катюхой, повернув направо, Карюха шла по левой стороне узкой улицы с односторонним движением. По одну сторону дороги череда мелких магазинов, а по другую банк и небольшая церквушка, обнесенная металлическим решетчатым забором с высокими арочными воротами и калиткой. Золоченый купол с крестом на маковке сиял в солнечных лучах. Асфальт дороги принимал на себя наплыв легковых машин. Подождав, когда поток прервется, Карюха в брешь перебежала на другую сторону к газетному киоску, выкрашенному синей краской. Хотела полистать журналы, чтобы понять, сколько времени она отсутствовала дома. Но сделать этого не удалось. Киоскерши не было. Изнутри на стекло приклеена записка, что обед, что будет через час. Карюха через стекло пробежала глазами по газетам, обложкам журналов на прилавке и была обескуражена, не увидев знакомых названий. Озадаченно пожала плечами, постояла и пустилась дальше. Ноги понесли домой. Видела, что прохожие косились на нее точно так же, как люди в парке и стремилась скорее добраться до места. Не смотрела по сторонам, чтобы не накапливать вопросы, которые стали появляться. Надеялась, что дома все утрясется. До поры Карюха жила с матерью, отец оставил их, когда она только пошла в школу. Однако никогда не чувствовала себя ущемленной: отец не прервал с нею связь, постоянно поддерживал. За полгода до окончания школы подарил квартиру, чтобы начала жить самостоятельно. Сейчас она направлялась в свою квартиру. Приближаясь к дому, вспомнила, что у нее нет ключей от двери. Раздраженно застопорилась. В предыдущих путешествиях все растеряла, хорошо хоть голову сохранила. На косые любопытные взгляды прохожих захотелось огрызнуться так, чтобы все бежали лесом от нее. Надоели, хуже пареной репы. И чего таращатся, чего неймется? Подумаешь, одежда их удивляет, да ее, может быть, они еще сильнее напрягают, она же не лупит глаза в их сторону. Сейчас не до них. Придется завернуть к матери. У той должен быть второй ключ. У отца, кстати, тоже есть ключ. Помнится, мать не хотела, чтобы у отца он был. Она бывшего мужа просто не переваривала. Ревновала к нему дочь. Считала, что ей она посвятила всю себя, чтобы вырастить и выучить, стала больной и нервной, а он просто откупался подарками. Но в результате дочь не поняла этого. Сохраняла хорошие отношения с отцом и тянулась к нему, тогда как, прежде всего, должна была бы быть благодарной матери. Карюхе такая позиция матери вполне понятна, она отдавала ей должное. Но поставить крест на отношениях с отцом, на его помощи, считала неправильным и принять для себя не могла. Постояв некоторое время в раздумьях, девушка решительно направилась в сторону дома, где жила мать, наметив, что потом обязательно встретится с отцом. Так у нее сложилось последнее время: если забегала к матери, то затем непременно показывалась у отца. Если не получалось встретиться лично, звонила ему. Сейчас не могла позвонить ни матери, ни отцу. Телефона не было. Впрочем, что теряться? Надо попросить у прохожих, чтобы предупредить мать, что скоро зайдет. Наверняка мать потеряла ее и будет чрезвычайно рада услышать голос дочери. И почему раньше она не додумалась сделать это? Ведь так просто, взять и позвонить. Карюха снова приостановилась, повела глазами по прохожим, выбирая, к кому бы обратиться. Но они, словно почувствовав, чего девушка хочет от них, все как-то разом отвернули от нее свои лица и убыстрили шаги. Карюха махнула рукой пешеходу, парню с обвислыми щеками и в желтой рубашке, тот был ближе других, окликнула:

– Прости, ты не мог бы помочь мне?

Не спрашивая, какая помощь ей нужна, тот отрицательно крутнул головой и отвернувшись прошагал мимо. Карюха разочарованно посмотрела ему вслед. Повернулась к другому парню со спортивной фигурой, в легкой футболке:

– Парень, притормози чуть! У тебя есть телефон? Мне позвонить надо!

– Ну, и звони, попрошайка! В чем вопрос? – задержался тот, хмуро рассматривая ее.

Вспыхнув, она готова была вцепиться ему в горло за то, что он назвал ее попрошайкой. Но выдохнула из себя ярость и с дрожью в голосе попросила:

– Дай телефон!

– Не дам! – отбил он резко.

– Жалко, что ли? – скрипнула зубами.

– У меня нет.

– Врешь, гад! – не поверив, не сдержалась Карюха.

– Вру, конечно. А что, плохо соврал? Все равно не получишь. Лучше скажи, выдра, зачем вырядилась так? – спросил он.

– Тебе-то какое дело, идиот? – зло отбрила она его, видя, что зря потеряла с ним время.

– Мне – никакого! – равнодушно присвистнул парень и продолжил путь.

Погасив негодование, Карюха поймала глазами двух приближающихся хорошо одетых девушек с дамскими сумочками:

– Девчата! – нетерпеливо окликнула их. – Кто-нибудь может дать мне телефон? Срочно позвонить надо!

Переглянувшись друг с другом, они нерешительно настороженно замялись. Похоже, решила Карюха, думали, что отказать неучтиво, но и давать на улице неизвестно кому неразумно. Карюха попыталась непринужденно развеять их пугливость:

– Да вы не смотрите на мою одежду! Это театральный реквизит! – выдумала на ходу.

– Так ты артистка, зараза? – воскликнула одна из них жеманного вида и повернулась к другой, что была проще. – Видишь, видишь, а я что тебе говорила?

– А что ты ей говорила? – вставила Карюха с улыбкой и дружеским тоном, точно была уже на одной ноге с ними.

– Мы смотрим издалека, – жеманно вскинула руку девушка, брезгливо повела носом, – и не поймем, что за одеяние на тебе.

– Она назвала тебя клоунессой! – напрямую мрачно рубанула ее подруга.

– Неужели похожа? – засмеялась Карюха, показывая, что совсем не обиделась на такое определение и что не возражает против него.

– Еще как, еще как! – высокопарно подхватила жеманная, супя брови.

– Совсем не похожа, – не согласилась вторая. – У клоунов другая одежда. – И поинтересовалась. – А ты в чьем образе? Из какого спектакля?

Тут уже Карюхе понадобилось поднапрячься. Неужели напала на театралов? Этого еще не хватало. Теперь ломай голову, чтобы выкрутиться, не попасть впросак. Едва удалось вступить в контакт, чтобы получить телефон, и за секунду может все оборваться. Одно неправильное слово и – полный пшик: никакого телефона. Она и пьес-то не знала, кроме тех, что учила в школе. Но ее наряд не подходит не под один образ из тех пьес. Спектаклей не смотрела. Что теперь ответить? А телефон – вот как нужен! Позарез. И нашлась:

– Новый спектакль начинающего драматурга. Называется «Старые двери».

– Обязательно сходим! – тягучим притворно приятным голосом хмуро пообещала жеманная.

– Приходите, приходите! – кивнула Карюха. – А телефон-то дадите?

– Ни за что не дала бы! Вдруг смоешься с ним! Врешь, наверно, гадина! Хотя мордой на артистку смахиваешь. Но только в моих руках, – сухо отозвалась вторая и нехотя полезла в сумочку за телефоном. Сжала его в ладони, протягивая Карюхе.

Схватив за запястье визави, Карюха торопливо с замиранием сердца пробежала пальцами по дисплею. Прижала к уху. В ответ раздалось: номер не существует. Решив, что случайно нажала не туда, повторила набор. И вновь услыхала тот же ответ. Это показалось более чем странным. Как не существует? Она растерялась. Сменить номер мать не могла. Что случилось? Мозг стал тупить, словно уперся в бетонную стену. Вспомнила про отца. Оживилась и набрала его номер. Но точно такой же ответ ошарашил. Номер не существует. Как это может быть? Ошалело уставилась на телефон, будто тот виноват, что по ее ушным перепонкам прокатились неожиданные ответы.

– Не отвечают? – безучастно холодно поинтересовалась девушка, видя оторопь Карюхи. – Кому ты там нужна, артистка? С тобой и говорить-то не хотят. Трепло.

– Нет, нет, – судорожно выдохнула Карюха и еще раз набрала номер отца. Но опять не повезло. Стала ясна бессмысленность очередных наборов. И все-таки решила еще раз попробовать и позвонить школьной подруге. Не хотелось верить, что и к ней не пробьется, надежда теплилась.

Жеманная особа заметно стала нервничать. Смотреть косо, недовольно. Вряд ли бы она выручила Карюху, если бы ее подруга не решилась. Манерно вскидывая голову и руки, девушка дергано затопталась, порываясь идти:

– Нам пора, артистка! Сколько тут с тобой париться будем? Хватит звонить! – раздраженно с неприязнью сказала Карюхе.

Номер школьной подруги также оказался не существующим. У Карюхи возникло чувство, что она очутилась у разбитого корыта. Сидит, смотрит на него и ничего сообразить не может. Машинально отпустила запястье хозяйки телефона. И только после этого обратила внимание, что его модель отличается от тех, какие она привыкла видеть прежде. Но было не до того, чтобы удивляться и проявлять любопытство. Все это мелочи. Коротко расстроенно поблагодарила. В ответ получила что-то типа пинка под зад:

– Топай, раззява, в другой раз звони со своего! – сказала хозяйка телефона, отправляя его в сумочку.

Проводив их растерянным взглядом, Карюха стала силиться сметить, что сейчас предпринять. Своими мыслями будто расплылась плавленым сырком на солнце. Из-под нее точно выбили стул. В конце концов, ей удалось собрать раздумья в узелок. Собственно, что она могла сделать в этой неприятной неопределенности? Разумеется, сначала выяснить, что с матерью и что с телефонами? Почему номера у всех не существуют? Прохожие сторонись ее, явно не хотели заговаривать, чем откровенно злили девушку, хотя у Карюхи сейчас не было необходимости точить с ними лясы. Вряд ли она услышит от других пешеходов что-то новое. А перемалывать языком то же самое, что с двумя предыдущими, только впустую терять время. Лучше быстрее добраться до матери и там расставить все точки над «i». Карюха порывисто тряхнула головой. Поправила рукой шелковистые волосы. И сорвалась с места, стремительно прибавляя шаг. До дома, где жила мать, оставалось недалеко. Сердце стучало учащенно.

Боже мой, ведь мать даже не подозревает, в каких передрягах побывала ее дочь. Интересно, как она сейчас примет ее? Наверняка, когда дочь, отправившись с новыми знакомыми на отдых, перестала давать о себе знать, мать понеслась к ней на квартиру. Не нашла и хватилась искать у бывшего мужа и у подружек Карюхи. А потом, не добившись результатов, решила, что, скорее всего, бывший муж знает, где дочь. Но скрывает, потому что хочет насолить бывшей жене. Иные мысли в голове матери вряд ли могли появиться. Она была убеждена, что он не только сломал ей жизнь, но продолжает это делать при всяком удобном случае по всякому поводу и без повода. И, разумеется, уверена, что отец и дочь договорились и заключили против нее союз. Из этих размышлений следовало, что мать встретит ее нервным выплеском, закатит истерику, даст волю своему негодованию. Приготавливая себя к этому, Карюха замедлила шаг, напряженно собирая тело в кулак. Всегда прежде, когда происходили такие всплески, она терпеливо пережидала их. В противном случае, если пускалась в пререкания, истерика матери быстро не заканчивалась, после нее мать долго помнила, как дочь противоречила и грубила. Поэтому лучше было отмолчаться, а потом, как ни в чем не бывало, подсесть к матери и попросить прощения. Впрочем, нередко не за что было просить прощения, потому что не чувствовала за собой никакой вины. Но для матери ее покорность была, как бальзам на душу. Та сразу отходила, и сама просила простить ее за свою несдержанность. На этом все заканчивалось. Карюха думала, что сегодня будет точно так же. У двери в подъезд дома сделала несколько глубоких вдохов, успокаивая сердце, и набрала номер квартиры на кодовом замке. Прошло время, прежде чем в переговорном устройстве раздался мужской голос. Незнакомый. Не отца. Впрочем, голос отца и не мог быть здесь. Отец никогда не появлялся у бывшей жены. Как говорится, его палкой не заставишь переступить порог ее квартиры. Антипатия была взаимной. Выходило, что в квартире находился другой мужчина. Странно. Но поверить в то, что за период отсутствия дочери у матери появился какой-то новый мужчина, было невозможно. После развода с ее отцом, она на дух не переносила мужскую братию. По крайней мере, всегда так утверждала.

Видимо, злость на бывшего мужа перекинулась у нее на весь мужской пол. Посему голос из переговорного устройства обескуражил девушку. Она на короткое время оторопела. В эту минуту дверь изнутри распахнули, и Карюха увидела соседского мальчика:

– Привет, дева! – выпалил тот и оттолкнул ее, чтобы проскочить мимо. При этом глаза у него полезли на лоб при виде одеяния Карюхи. И он присвистнул на ходу. – Класс, краля!

Поведение мальчика привело девушку в замешательство. За период ее отсутствия оно заметно поменялось, причем не в лучшую сторону. Всегда спокойный и уважительный, грубого слова не услышишь, вдруг рвет подметки и дерзит.

– Гулять? – спросила машинально.

Ответа не последовало. Он спрыгнул с крыльца и был таков. Войдя в подъезд, она сразу отметила, что стены выкрашены в другой цвет. Когда последний раз посещала мать, были светло-зелеными, сейчас серого тона. Бросилось в глаза, что краска явно не свежая, в застарелых трещинах и пятнах грязи понизу. Не придала этому особого значения, но в голове отложилось. И еще поставило в тупик, что ни на одной двери не увидела номеров квартир. Чем выше поднималась по лестничным маршам, тем больше озадачивалась этим. Куда подевались номера? Сколько же она тут не была? Впрочем, если судить по возрасту соседскому мальчику, то тот каким был, такой и оставался. Карюха подошла к двери квартиры матери, хотя, наверно, не совсем правильно называть эту квартиру материной. Здесь вместе с матерью провела она свое детство и школьные годы. Здесь все было близким и родным. Из подаренной отцом квартиры приходила сюда, как к себе домой. Долго не могла привыкнуть к отцовскому подарку и отделить себя от материной квартиры. Дверное полотно было все то же, и цвет такой же, только оттенок другой, и, как на всех полотнах в подъезде, не было номера. Она пригляделась, надеясь на месте, где был номер, найти хоть какой-то след от него. Но – ничего. Обескураженная, надавила на черную кнопку звонка. Трель другая. Не успела удивиться, как щелкнул замок и дверь приоткрылась. В проеме стояла мать в своем домашнем халате и с простыми волосами.

– Это ты, Карина? – почему-то неприветливо, но буднично спросила, как будто никуда дочь не пропадала. Притом, что назвала ее полным именем, чего не делала с раннего детства. Для самой Карюхи полное имя уже звучало как-то необычно, а из уст матери непривычно. – Я тут уборку затеяла, – пояснила та и наморщила лоб. – Что это ты напялила на себя, идиотка? Чуднее одеться не могла?

– Могла, но не стала, – ершисто отозвалась девушка, радуясь, что видит мать и, вместе с тем, поражаясь, что мать назвала ее идиоткой. Это было что-то запредельное. Несмотря на тяжелый характер матери, та никогда не разбрасывалась подобными словечками, тем более не позволяла себе отпускать их в адрес дочери. Всегда, когда выказывала недовольство ею либо отчитывала за что-то, умела подобрать другие слова.

– Все бесишься, ненормальная кобылка? – раздраженно проворчала та. – Заходи, паразитка. Почему не позвонила, что придешь?

– Я звонила, – сказала Карюха, снова обескураженная выражениями матери. – Отвечали, что твой номер не существует.

– Что за чушь. Не рассказывай сказки, идиотка! – не поверила мать.

Переступив порог, Карюха вдохнула в себя знакомые запахи. Ноздри задрожали. Как же ей не хватало этих запахов и ощущения покоя.

– Давно я тут не была, – проговорила с придыханием, готовая броситься матери на шею, обнять и прижаться к ней, как делала в детстве.

– Да, – с нескрываемой иронией холодно отозвалась мать. – Со вчерашнего дня прошло целых двадцать четыре часа, – по бледному лику с еще неувядающей кожей чиркнула короткая брезгливость. Незнакомое Карюхе выражение лица. В озабоченных холодных глазах стояла усталь.

Вероятно, Карюха непременно бросилась бы на шею матери, если б ее не остановили слова о двадцати четырех часах. Неужели она отсутствовала здесь всего сутки, просверлило мозг. Как же так? Магия? Разумеется, магия. Ибо на самом деле ее не было неизвестно сколько. Хотя почему неизвестно? Известно: сутки. Здесь ее не было одни сутки. Но как за это время могли перекрасить подъезд, состарить и загрязнить краску, снять номера с дверей? Немыслимо. Магия. Понимая, что справляться об этом не имеет смысла, если замешана магия, Карюха все-таки не выдержала:

– Зачем сняли номера с дверей квартир в подъезде?

– Как, сняли? – наморщилась мать. – Их никогда не было.

Подобного ответа девушка не ждала, но углубляться в этот вопрос не стала. Ясно было, что у матери другого ответа нет. Заглянула в кухню:

– Ты не одна?

– А с кем же я? – хмуро пожала плечами мать. – Одна, конечно.

– А где мужчина, который ответил мне по домофону? – напирала Карюха.

– Мужчина? – снова сморщилась мать. – Этих козлов мне еще не хватало! – возмутилась громко и зло. – Ищи там, куда звонила! – посмотрела с некоторой долей враждебности.

– Ну как же? – вскрикнула девушка. – Я набирала номер твоей квартиры! Сорок три.

– Сорок три? – глянула мать исподлобья и нервно одернула на бедрах халат. – А причем тут сорок три? Сорок третья выше. У тебя что с головой, паразитка?

– Все нормально, – озадачено пробормотала Карюха, подумав, что происходит непонятное. Уж что-что, а номер квартиры, в которой выросла, она хорошо помнит. Быстрым взглядом окинула прихожую. Все как всегда, но как будто что-то не так. А вот что не так? Запахи те же. Ковровая дорожка та же. Мать та же, но, кажется, изрядно погрубевшая. Вдобавок, она никогда прежде не ходила по квартире с простыми волосами. Всегда надевала маленькую косынку, прятала под нею волосы без прически. А еще. Обои на стенах похожие на прежние, но с другими цветочками. Точно, с другими. Как это может быть? Заменила за сутки? Видя, что глаза матери внимательно следят за выражением ее лица, Карюха сделала его смущенным, улыбнулась. – Просто ум за разум забежал. Перепутала.

– Перепутала она, оторва дурная! – недовольно проворчала мать, вновь приведя девушку в крайнее изумление. – Ты вообще никогда с математикой не якшалась. Перепутать цифру сорок три с цифрой тридцать четыре! Кому расскажи – не поверят! – ее рука потянулась к одежде Карюхи, пощупала пальцами ткань. – Ты где откопала это уродство, чучело огородное?

– Ой, ну ладно, мам, не заводись, – сдержанно попросила девушка, чувствуя неприятный осадок в душе.

– Это я-то завожусь? – возмутилась мать и отпрянула от нее. – Это ты меня начинаешь выводить из себя своим глупым видом, корова безобразная! Надо же так нарядиться! Курам на смех! – и, опережая возражения Карюхи, закрыла ей рот ладонью. – Лучше молчи, поганка, пока не расстроила меня окончательно! – чуть отдышалась, удовлетворяясь тем, что девушка не проронила в ответ ни звука, спросила. – Что надумала дальше делать? Время-то идет, не стоит на месте. В банде будешь болтаться, как дерьмо в проруби, или подыщешь себе новое занятие?

Совершенно ошарашенная обращением матери, Карюха, не понимая, что имеет та в виду, и, думая, что надо быстрее разобраться, почему во время ее отсутствия так все поменялось, медленно приходила в себя, с трудом глотая слюну и выдавливая из горла:

– Буду думать.

– Вот всегда так, – сердито всплеснула руками мать, – попрыгунья чумовая! Я на тебя всю жизнь положила, чтобы ты дружила с башкой! Из кожи лезла, одна растила! И вот какую кобылку вырастила на свой черепок. Вся в козла родителя пошла! Безответственная! Шляешься по бандам! Меня ни во что не ставишь!

Эти обвинения выходили уже за все рамки. Мать словно с цепи сорвалась. Карюха не узнавала ее. Кроет, не выбирая слов. Неужто решила, что дочь пропала, потому что связалась с дурной компанией? Несет чушь о каких-то бандах. Но пытаться объясняться с нею сейчас, когда та развоевалась не на шутку, бессмысленно. Не поймет. Слушать не станет. Между тем, девушка, едва сдерживаясь, подбирая слова и тон голоса, закипала:

– Ну, перестань! Сколько можно?

– Что значит перестань? – зло повысила голос мать. – Ты посмотри в зеркало на эту бессовестную дрянь! Что значит сколько можно? Сколько нужно, столько и можно!

– Ну, прошу, мам! – голос Карюхи дрожал, готовый вот-вот сорваться в пропасть. – А то я больше не приду к тебе!

– Я так и знала, – яростно выдохнула женщина. – Тебя подкупил мерзавец родитель! Этот подонок все делает мне назло. Я вижу! Не слепая. Ты стала какой-то другой. Игнорируешь меня. Повадилась шастать к нему. Надо было мне разбежаться с ним раньше, когда ты еще мочилась в пеленки, – сказала с негодованием в голосе.

– Не могу же я всю жизнь оставаться ребенком, – попыталась примирительно улыбнуться Карюха, думая, что, несмотря на очень плохое отношение матери к своему бывшему мужу, та все-таки раньше умела держать себя в рамках и не обзывать его по-черному в присутствии дочери, как это делала сейчас.

– А почему нет? – нервозно пожала плечами мать. – Хотя отвратительно всегда оставаться ребенком. Я понимаю, какое жадное чувство ты испытываешь, когда предаешь меня. Без предательства жить нельзя. Надо всегда уметь это делать. Но я злюсь не на твое предательство, а оттого, что предаешь ты меня скоту и ублюдку, которому я за милую душу перегрызу глотку.

– Я не предаю тебя, мам, – успокаивающе возразила девушка и попыталась обнять ее за плечи. – Не волнуйся.

Но та гневно отбросила ее руку и глянула враждебно:

– Похоже, этот сукин сын плохо влияет на тебя. Его воздействие безобразно. Ты даже предавать уже неспособна. Я его ненавижу. А тебя – вдвойне. Запомни, без предательства и ненависти ты не человек. Банда исторгнет тебя, как последнюю дрянь. В твою сторону на улице смотреть никто не станет! – в голосе у нее прозвучали непримиримые нотки.

– Я знаю, мам, – прошептала девушка, чувствуя, как голова распухает от непонимания происходящего, как мозг готов взорваться и разнести череп вдребезги. Между тем, она старалась погасить вспыхивающую ярость.

– Ладно, – отступила мать на шаг. – Что стоишь в прихожей, как безродная? Проходи в комнату, коль приперлась!

– Да нет, мам, я на минутку, – отказалась Карюха, сбитая с толку ее речами.

– Что так?

– Потеряла ключ от своей квартиры. Забежала, попросить твой.

– Я не удивляюсь, – хмуро протянула женщина. – У тебя никогда не было мозгов, чтобы не быть дурой.

– Никогда я не была дурой, – не согласилась девушка, обиженно надув губы.

– Не спорь с матерью, дрянь! – вдруг громко выплеснула она. – Не была бы дурой, не потеряла бы! – подняла руку, опережая новое возможное возражение Карюхи. – К тому же ты неделю назад взяла у меня ключ. Забыла, что ли? Я же говорю, дура.

– Я не брала, – оторопела девушка. В голове прокрутила назад домашние события, происходившие до поездки с друзьями на отдых, и осознанно твердо выговорила. – Зачем было брать, если я тогда не теряла свой ключ?

– По-твоему, я тоже дура, что все помню? – резко возмутилась мать.

– Я этого не говорю, – отринула Карюха, видя, что мать снова начинает заводиться.

– Не говоришь, но думаешь! – отрезала та злым тоном. – Я вижу. Не слепая. Так что ищи ключ у себя. Или попроси у своего родителя, у этого безмозглого негодяя. И вообще, забери у него навсегда. А также прекрати выворачиваться передо мной свиной кишкой! – секунду помолчала. – И лучше смени замок, чудо пустоголовое!

– У меня с собой денег нет, – вспомнила Карюха. – Покупать не на что.

– Хорошо, деньги я тебе дам, потом вернешь, – холодно проговорила мать. – Позвони в Управляющую компанию, пусть пришлют слесаря.

Кивнув, девушка виновато развела руками:

– Я потеряла телефон, – пробормотала, опуская глаза.

– Когда успела? – широко распахнула веки мать. – Как ты еще голову не потеряла, дурная овечка? Хорошо. Я сама позвоню. Пусть заменят замок! – и нехотя, с явным неудовольствием, закончила. – А родитель твой, этот хвост кобылий, пусть подарит тебе новый телефон, хотя ты можешь и на свои купить! Ничего, пусть раскошелится! – резко развернулась на месте и направилась в комнату.

Никогда раньше подобных несправедливых упреков от матери Карюха не слышала. Такие грубые незаслуженные обвинения могут довести до белого каления. Между ними нередко происходили трения, но до такой степени грубости не доходило. В свое время мать молчком встретила новость о том, что отец купил дочери квартиру, молчком отпустила ее жить самостоятельно. Про своего бывшего мужа старалась говорить, как можно меньше, но, когда все-таки приходилось, девушка видела, как сверкали глаза матери и сжимались скулы. Однако сейчас как будто все перевернулось с ног на голову. Что произошло теперь, было непонятно. Но, видимо, что-то произошло, раз в матери такие резкие перемены. Ненависть к бывшему мужу, она сегодня яро перекладывает на дочь. Карюху это выбивало из колеи. Но что поделаешь, случилось то, что случилось. Родителей не выбирают так же, как не выбирают детей. Девушке ничего сейчас не оставалось, кроме как терпеливо ждать, когда все закончится. Из комнаты донесся голос матери. Она разговаривала по телефону с Управляющей компанией. Потом стала говорить с бывшим мужем, чем крайне удивила Карюху. Чтобы мать перешагнула через себя и первой пошла на контакт с ее отцом, для девушки это было, как гром среди ясного неба. Она шагнула ближе к дверному проему в комнату, дабы лучше слышать. Мать говорила громко с негодованием:

– У нашей дочери опять проблемы. Она без них не может. Скверную девку я вырастила, а все из-за тебя. Половина генов в ней твои. Гнилые и пакостные. И не задирай нос, что я тебе позвонила. Много чести для такого мерзавца. Терпеть тебя не могу, голос твой не переношу. Но обстоятельства вынуждают. Звоню вместо этой дуры. Она потеряла ключ от квартиры и телефон. У тебя сейчас единственный ключ, чтобы ей попасть в квартиру. Приготовь его. И позаботься о новом телефоне для нее. Правда, она может без тебя обойтись. Но на кой черт ей тогда нужен родитель? Раскошелься. Порадуй свое отвратительное продолжение, – последовала минутная пауза. Определенно, она слушала, что отвечал ей бывший муж. А затем последовал ее возмущенный выкрик. – Как не можешь сейчас? Ну да. Ну да. Ты знаешь, когда уезжать в командировки. Как раз тогда, когда надо помочь твоей дочери. Папаша называется. Дрянное недоразумение ты, а не родитель. Я всегда об этом знала! – потом раздалось громкое глубокое дыхание матери.

Сообразив, что та оборвала разговор, Карюха отступила от дверного проема, представив, как мать плотно сжала губы. Она всегда так делала, когда у нее что-то не ладилось. Пара минут прошла в тишине. Карюха продолжала прислушиваться. Хорошо, что под ногами лежала мягкая ковровая дорожка, иначе было бы слышно, как девушка напряженно переступала ногами, обутыми в тяжелую обувь. Затем в комнате хлопнула дверца туалетного столика, и снова раздался громкий голос матери:

– От твоего папаши, как от козла молока! – следом за голосом она сама появилась в дверях. – Вот тебе деньги на расходы, и ключ от входной двери в подъезд. Наверняка, ты его тоже потеряла! – протянула Карюхе и продолжила говорить об отце. – Он, видишь ли, находится в командировке. Не верю я этому подонку! Тот еще жук. Иди прямо сейчас в Управляющую компанию, тебе выделят слесаря. Зайди с ним по дороге в хозяйственный магазин, пусть он выберет замок. Купи, чтобы заменил в двери. Телефон тебе купит родитель. Я из него выжму. Приедет из командировки и купит. И не пой этому вонючему козлу дифирамбы за телефон! Для него это не деньги. Его, жука навозного, надо не хвалить, а тыкать мордой в дерьмо.

Естественно, Карюха не соглашалась с такой оценкой отца. Говоря сегодня о нем, мать определенно вышла из берегов, потеряла беспристрастность, чего раньше, при всем отрицательном отношении к бывшему мужу, не наблюдалось. Но спорить с нею бесполезно. Только вызывать огонь на себя. Сейчас лучше отмолчаться и тихой сапой отойти в сторонку. Карюха сунула деньги в карман, поцеловала мать в висок. Та недовольно нахмурилась, спросила:

– Не останешься пожевать?

– В другой раз, – сказала девушка. – Надо сначала с замком разобраться.

– Тогда топай! – подтолкнула ее к входной двери.

С любопытством поглазев на наряд Карюхи, в Управляющей компании отправили с нею медлительного ворчливого слесаря с чемоданчиком, который всю дорогу до магазина мрачно бубнил, не понимая, как можно потерять ключ от квартиры? В его понимании подобное было невообразимо. Все равно, что потерять башку или откусить себе язык. Она молчала. В магазине купила все, на что он показал, при этом отметила про себя, что деньги как будто ни того оттенка, какой она помнила. Но рассматривать было некогда, да и быстро забыла о них. Затем так же молчком протопала до самого дома. Слесарь, правда, все время что-то бормотал, но она пропускала мимо ушей. Возле двери он долго чесал за ухом, медленно рассматривал замок, прежде чем разложить на полу инструмент из своего чемоданчика и, ворча себе под нос, начать работать дрелью. Карюха стояла сбоку. На площадке ничего нового не заметила. Все, как было. Те же двери соседских квартир. Те же номерки на дверях. На нудное ворчание слесаря не реагировала. Ожидала, когда он закончит работать. Слесарь высверлил прежнюю личинку замка, приоткрыл дверь и вставил новую, попробовал открыть-закрыть ключами, и протянул их девушке. Она рассчиталась с ним. Он положил деньги в карман брюк, пробурчал что-то непонятное и двинулся вниз по лестничному маршу. Глянув ему в спину, Карюха вошла в квартиру. Было душновато. Пробежала по окнам, открыла форточки. С облегчением осмотрелась. На вешалке ее куртки, под вешалкой аккуратно выставлена летняя обувь. Вся на высоком каблуке. Не то, что сейчас на ее ногах. Содрогнулась, глянув вниз на свои ступни. Она так соскучилась по высокому каблуку, что от одного вида своей обуви зашлось сердце. Наконец-то все позади. Как будто ничего и не было. В кухне и комнате чистота и порядок, какой любила. Все на своих местах. И даже тапки, как всегда, возле дивана. Вот только они как будто выцвели на солнце, лучи которого проникают через окно и наполняют комнату. Впрочем, может, они такими и были, и она обыкновенно запамятовала. Быстро сбросила с себя одежду и пошла в ванную. Мылась долго, с удовольствием. Соскучилась по ласкающим струям воды. Потом обтерлась большим махровым полотенцем, причесалась и побежала к гардеробу. Достала нижнее белье, натянула на себя. Выбрала юбку и блузку. Перед зеркалом примерила. Как классно. Никогда не думала, что будет так радоваться обычной одежде. Надела босоножки, с наслаждением прошлась по комнате. Посидела на диване, заглянула в холодильник. Запах пищи взбудоражил. Как долго она не питалась такой пищей. Съела бы все, что есть в холодильнике, но захотелось йогуртов. А их в холодильнике не было. Решила сбегать в магазин. Заодно прихватить свою прежнюю одежду и спустить в мусоропровод. Расстаться с остатками того, что связывало ее с недавними приключениями. Все равно никто не поверит, кому бы ни рассказала. По крайней мере, она бы точно не поверила, назвала бы в лучшем случае фантазером, а в худшем треплом. В комоде нашла паспорт и свой неприкосновенный запас, присовокупила его к оставшимся после покупки замка деньгам. Подхватила сумочку, сунула туда все. Свернула в узел прежнюю одежду и вышла на площадку. Закрыла дверь на ключ. Удивилась, что прихватила с собой всю связку. С сожалением подумала, что эйфория захватила ее, и она забыла глянуть на часы. Но, наверно, пробыла дома не меньше двух часов. А может даже несколько дольше. В конце концов, это не главное. Положила ключи в сумочку. Спустилась к мусоропроводу, открыла крышку, бросила туда ненужный теперь наряд. И почувствовала какое-то угрызение совести, точно безжалостно поступила с тем, что придавало ей уверенность в другой жизни. Пусть не такую, какую она чувствует сейчас здесь, но, тем не менее, некоторое спокойствие. Хотя вряд ли стоит сожалеть? От прошлого всегда остается одна память. И та не вечна. Карюха громко хлопнула крышкой, согнула в локте руку, повесила на нее сумочку и застучала каблучками по ступеням. Прежде чем покупать йогурт, она прошлась по нескольким торговым точкам, чтобы окончательно почувствовать себя дома в своей тарелке. Естественно, обнаружила много изменений. Не только в вывесках и витринах, но и во внутреннем устройстве магазинов. Рядом со старыми бутиками появились новые, или вместо прежних красовались иные. Другие продавцы, другие товары. Впрочем, это Карюху совсем не смутило. В торговле постоянно происходит ротация. Иначе нельзя. Иначе все зачахнет. Возникло сомнение в словах матери, что прошли всего одни сутки от ее последнего посещения. По магазинам видно, что прошло больше. Однако в одном из бутиков увидала календарь на стене. Присмотрелась. Год, месяц и число доказывали правоту утверждения матери. Но, тогда как объяснить такие изменения в магазинах и других местах за одни сутки? Карюха была шокирована. Совершенно растерянная, зашла в магазин за йогуртом. Купив, вчиталась в чек. Все сходилось с календарем. Да, четырнадцатого числа рано утром она ненадолго забегала к матери, потом на улице наткнулась на Лугатика, который заболтал ее. Затем произошло знакомство с его приятелями. И поездка на отдых со всеми вытекающими последствиями. А сегодня пятнадцатое. Только одним она могла объяснить все это. Магией. Озадаченная, медленно возвращалась домой. Голова, кажется, распухла от мыслей. Карюха пыталась свести концы с концами, но ничего из этого не получалось. Даже идти домой расхотелось. И все-таки вошла в подъезд. Вяло поднялась на этаж, стараясь не стучать каблучками. Постояла у двери, достала из сумочки ключи, покрутила в руках и не стала отмыкать. Вернула ключи в сумочку и по лестничному маршу поднялась выше на межэтажную площадку, остановилась у окна, стала рассеянно смотреть на улицу. Макушки деревьев, чистое голубое небо, яркое солнце. Невольно отвлеклась от унылых мыслей. Забылась. В себя ее вернул шум внизу. Прислушалась. И, к удивлению своему, узнала голос слесаря, который менял ей замок. Он болтал безостановочно, ворчливо, явно выражал недовольство. По его речи поняла, шел он по лестнице не один, то и дело обращался к какой-то девушке.

– Ну ты что, девка, башкой поехала? – доносился его голос. – Я тебе не дятел одно и то же долбить. Врешь ты все, кукла трепливая. Ничего подобного быть не может. Я свое дело делаю, комар носа не подточит. Я сдал тебе работу, и ты мне заплатила, коза. Башку напряги, корова. На тебе еще наряд был чудной, какие не увидишь на улице. И не капай мне на мозги, дура, что ничего мне не платила и вообще не видела меня. Скажешь, что в магазине со мной не была? Так продавец подтвердит, что врешь, коза трепливая. Ты сама покупала принадлежности для замка. Сама привела меня к своей двери. Так что не устраивай мне концерт, дура набитая.

Последние слова слесаря напрягли Карюху. Она притаилась. Услыхала голос девушки, с которой разговаривал мужчина.

– Хватит гнать туфту, идиот! – возмущалась та. – Я тебя первый раз вижу! Все уши мне прожужжал.

– Ты, обезьяна, не кривляйся! – парировал слесарь. – Первый раз, первый раз. – Дурака из меня хочешь сделать? Не получится. Мозги лечи давай, шельма!

– Вот, козел! – отсекла девушка. – Гони пургу дальше! Видать, стреляный воробей. Не лупи шарами на меня, я тебе не по зубам! Ишь, раскукарекался! – повысила голос. – Петушиные перья вмиг повыдергаю! Лучше посмотри, что случилось с замком.

На цыпочках осторожно Карюха отошла от окна, поднялась на две-три ступени выше, чтобы ее не заметили снизу. Чуть наклонилась над перилами, выглядывая в ожидании появления на этажной площадке слесаря с девушкой. Увидела, как те подошли к двери ее квартиры. Повернулись спинами к ней. Поразилась тому, что длинноногая шатенка порывисто двигалась и непроизвольно играла бедрами точно так, как делала она, что у той шелковистые волосы с такой же стрижкой, как у нее. А еще Карюха сразу обратила внимание на одежду девушки. Та была из ее гардероба. Ее любимая блузка. В свое время она заказывала в ателье. Спутать ни с какой другой было невозможно, потому что сама придумала фасон. Карюху это напрягло, привело в состояние крайнего недоумения. В это время девушка у двери протянула слесарю ключ от квартиры:

– Вот, посмотри, индюк, он даже не лезет в замок.

Неспешно поставив свой чемоданчик с инструментом на пол, тот взял ключ, повертел в руке и медленно замотал головой:

– Так это же другой ключ, девка, – сказал и вопросительно уставился на нее. – Ты что мне мозги пудришь, кривоногая? Где ключи, которые я тебе отдал?

– Сам ты кривоногий дурень! Не морочь мне голову! – вспыхнула взахлеб девушка. – Никаких ключей ты мне не давал!

– Ну и стерва же ты. Научись сначала врать, – вяло выдохнул слесарь. Ему явно надоело препираться. Но он все же выговорил. – Куда дела связку из пяти ключей?

Передернувшись от его слов, девушка ответить не успела, потому что на площадке послышался голос соседки из квартиры напротив. Карюха узнала его, но увидеть соседку со своего места не могла, только уловила, как перед этим скрипнула дверь. Голос соседки громко произнес:

– Карина, чудо заморское, что там у тебя с замком? Недавно только, часа три назад, ты с этим типом ковырялась в замке. Он жужжал своей сверлилкой на весь подъезд. Сейчас опять ты его притащила. Не доделал, что ли? Руки, видать, растут из задницы, коль отремонтировать не может. Вишь, лупает зенками, козел. Слесарь называется. Ныне такие слесаря пошли, что юбки на них надевать надо, а не штаны козлиные! Ты бы этому козлу холку намылила вместо разговоров с ним! – раздраженно посоветовала. – Позвала бы лучше моего мужика, он бы давным-давно управился. А этот бурдюк недоразвитый сопли жует. Гони его в шею. А то копается, копается, как жук в навозе!

– Кто жук в навозе, змея ползучая, что языком мелешь, глупая? – покраснев, возмутился слесарь. – Я прошлый раз все ей сделал, как полагается. Так она тут снова что-то наворотила, дрянь недоношенная.

– Что вы оба из меня идиотку делаете? – взорвалась девушка, глядя на соседку. – Никого я не приводила три часа назад! Я была совсем в другом месте! А ты видела, как этот тип ковырялся сегодня в моем замке? – спросила с любопытством.

– Я все видела в глазок, – сухо подтвердила соседка. – И его видела, и тебя вместе с ним! Не выкручивайся тут передо мной, дуру из себя не строй. Носом еще не выросла, чтобы мне мозги конопатить, паршивка!

– Выходит, это он наковырял так, что замок перестал открываться, – с хмурым изумлением протянула девушка и вдруг с вызовом выкрикнула. – Все понятно! Вы сговорились, негодяи! Хотели ограбить мою квартиру, твари. Не получилось. Но замок все-таки сломали!

– Не дури, Карина, тупица безмозглая! – голос соседки зазвучал яростно и мрачно. – Что там у тебя грабить, дура? Кому нужны твои блузки да юбки? Мне они на нос не налезут, идиотка.

Первое, что огорошило Карюху, было то, что соседка назвала эту девушку ее именем. Второе, какие выражения и слова соседка пускала в ход. Впервые она слышала от нее подобное. И третье, когда девушка повернулась на голос соседки, Карюха увидела лицо. Оно поразило. Как будто в зеркале увидела свое отражение. Даже отпрянула от перил и часто задышала. Не может быть, пронеслось в голове. Ощутила жар во всем теле. Ватными стали ноги. Мозг наполнился кашей. Ничего осмыслить не мог. Тихо отдышалась, слыша препирательства внизу. Затем снова аккуратно наклонилась над перилами лестничного марша. Быстрым взглядом окинула фигуру девушки, и только теперь в голове зафиксировалось: точь-в-точь, как у нее. Так вот почему мать сказала, что сутки назад она была у нее. Получается, не она была, а эта девушка. Без сомнения так. Но как та очутилась в ее квартире? Когда вообще и откуда появилась? И почему в квартире ничего не изменилось? Ведь это другой человек. Вкусы и привычки должны быть другими. Что теперь делать? Как быть в таком положении? Как доказать матери, что она – Карина, а эта девушка – никто? Вот так номер. Все, что угодно ожидала, но только не такого. Магия. Уши будто забило пробками. Голоса начали звучать где-то далеко, и разобрать их стало невозможно. Ей пришлось натужиться, чтобы вникнуть в смысл звучащих снизу фраз.

– Нашла грабителя, сумасшедшая дура, – ворчал слесарь ленивым недовольным голосом явно с постным лицом. – Я ей работу делал, а она меня костерит, как последняя шлюха. Смотри, а то по морде получишь!

– Ты сам языком не лялякай, дурень! – оборвала его соседка, предупреждая. – Она – бандитка.

– Я придушу тебя, гад! – девушка схватила его за одежду.

– Ты не очень прыгай, а то ноги повыдергаю! – повысил он голос. – Подумаешь, бандитка. Кто тебе замок переделает, если меня задушишь? Давай опять топай в магазин, сумасшедшая, покупай новую личинку. Такую же, как прошлый раз. А я посижу на ступенях, подожду тебя.

– Никакого прошлого раза не было! – вновь вскрикнула девушка. – Пойдешь со мной, морда слесарная. Покажешь, что купить.

– Как скажешь, идиотка, – вяло, определенно устав от нее, сухо пробормотал слесарь, подхватил чемоданчик и двинулся вниз по ступеням.

Следом за ним стала спускать девушка. Карюха услышала, как им вслед что-то пробурчала соседка и потом захлопнула за собой дверь. После этого Карюха долго без движения собиралась с мыслями. Заходить в квартиру было глупо. Минут через двадцать слесарь и девушка вернутся, вскроют замок. Девушка войдет внутрь. Увидит ее. И что тогда? Рвать волосы на ней? Но та, похоже, тоже не отступится. Жуть что начнется. Вот так история. Вернулась, называется, домой. Расскажи друзьям, засмеют. Но определенно отсюда сейчас следует убраться. Оставить собственную квартиру непонятно кому. Надо все обдумать и потом уже что-то предпринять. Но куда теперь? Одна дорога – в гостиницу. Карюха еще минут пять выжидала, а после тихонько крадучись на цыпочках пошла вниз. На улице дышалось легче. Но яркий день и безветренная погода не радовали больше так, как в первые часы после возвращения домой.

4

Настроение у Лугатика было прекрасным. И не потому, что он, наконец, топал по знакомой улице. А потому, что все страхи остались позади. Не хотелось вовсе вспоминать о них. Хотел скорее забыть, как мыкался и дрожал за собственную жизнь. Когда перед глазами выплывали образы недавнего прошлого, Володька кривился, точно от зубной боли. Теперь же все вокруг возвращало его в прежнюю жизнь, в прежнюю беззаботность и разухабистость, о которой он постоянно вспоминал в чужих краях. Разувая глаза, он словно глотал взглядом пешеходов. Бездумно зыркал по всем сторонам и глупо улыбался. Замечал, как люди недоуменно смотрели на него. У девушек в глазах ловил изумление. И это нравилось ему. Сейчас он желал изумлять каждую из них. Приводить в восторг. Поправляя прическу, изредка подмигивал какой-нибудь симпатичной мордашке. Когда видел вокруг себя столько девушек, все остальное уходило на задний план, за пределы сознания. Ничего больше не существовало. Но в какой-то миг окрик сзади оборвал его эйфорию:

– Эй, Лугатик, пес паршивый! – раздалось за спиной. – Ты чего воротишь нос от знакомых?

Вздрогнув, Володька обернулся на голос. Сразу узнал девушку с пушистыми волосами, похожую на маленькую ухоженную болонку. В коротком сером топе и короткой коричневой юбке. С пакетом в руке. Месяца три назад он крутил с нею шуры-муры. Так, недолго, от нечего делать. Для него это было обычным делом, прихватить какую-нибудь мордашку мимоходом, пофасонить, наговорить с три короба, увлечь и умыть руки, как ни в чем не бывало. Приостановившись, он растянул губы приятной улыбкой:

– Ты что ли, Галька?

Не отвечая на его вопрос, девушка, хмурясь, задала встречный:

– Чего людей распугиваешь, козел?

– Как это? – заморгал ошарашенно.

– Видок у тебя, скажу я, с прибамбасами, – подойдя, пояснила та.

– Весело живем, – отшутился он.

– Смотри, не захлебнись весельем, придурок! – черство заметила девушка, глядя на него неприветливо, исподлобья. – Ты чего прячешься от меня?

– Надолго уезжал из города, – сказал парень, отводя глаза, не собираясь ничего объяснять. – Отсутствовал по уважительным причинам.

– Заливай больше, кобель недоношенный! – усмехнулась она, переложив пакет из одной руки в другую. – Какие у тебя могут быть уважительные причины. Пустомеля ты и все. Забыл, как неделю назад вешал мне лапшу на уши?

– Ты что-то спутала, – снова заиграл улыбочкой на лице Володька, одновременно ежась от ее враждебного тона. – Неделю назад меня тут не было, – он действительно верил в то, что говорил. Как он мог находиться тут семь дней назад, если в то время с друзьями был совершенно в другом месте. У него изначально не возникло желание узнать, сколько он тут отсутствовал или какое нынче число. Он видел, что все вокруг было прежним и этого ему достаточно. Забивать голову чем-то другим не в его правилах.

– Конкретно тут, может, ты не был, – сухо подтвердила девушка, не реагируя на его веселость. – А вот в кафе «Рай» был. Со мной. Что, изворачиваться станешь? Забыл, как молол языком, что лучше меня никого нет?

Разумеется, для Лугатика все было новостью. Еще потому, что никогда ни одной девушке он не говорил, что та лучше всех. Молоть языком, молол всегда много, но назвать девушку самой лучшей, значило для него, признаться в любви. А вот тут стоп. Он менял их как перчатки, не успевал влюбляться. Главное – весело провести время. Любовь подождет. Поэтому на вопрос Гальки прищурил глаза от яркого солнца, козырьком прислонил ко лбу ладонь, скорчил гримасу, показывая, что не понимает, о чем идет речь:

– Ты что-то путаешь, подруга. Я никогда не был в кафе «Рай». Даже не знаю, где оно находится. Не выходи из берегов.

– Ну, ты и гад, Володька! – резко с немалой долей злости выпалила девушка. – Кому это впариваешь? Тебя же официантка запомнила. Ты все время в ее сторону стрелял глазами. А она, дура, пялилась на тебя.

– Меня? Запомнила? – засмеялся Лугатик.

– Тебя запомнила! – отрубила Галька, насупив брови.

– К твоему сведению, я с дурами стараюсь не заводить знакомств, – назидательно выдохнул Володька.

– Поэтому ты не ее пригласил в кафе, а меня, – парировала девушка с холодным выражением лица.

– Я пригласил? – переспросил парень, пытаясь в ее тоне уловить хоть какой-то подвох. Но ничего подобного не обнаружил. Но холодок в ее глазах близкий к презрению не понравился ему.

– Не я же пригласила сама себя, а тем более тебя, – она прямо посмотрела ему в глаза все с тем же пренебрежением.

– Ну и дела, – протянул парень, убрал с лица улыбку, спросил, видя, что не способен разобраться, где в ее словах правда, а где ложь – Может, это был не я?

– Не ерничай! – решительно бросила Галька. – А то влеплю по харе! Я умею это делать!

Всегда похожая на ручную болонку, сейчас она вся внешне изменилась, стала походить на дикую кошку. И у Лугатика пронеслось в голове, что она действительно может кинуться на него с кулаками. Но что такого он сказал, чтобы вызвать в ней столько негодования? Ничего особенного. Тем более что в его словах была одна правда. Происходило что-то непонятное. Получалось, что дальше отнекиваться становилось накладно для него. Она бескомпромиссно наезжала, убежденная в правоте своих утверждений, напирала так, что и впрямь готова была влепить ему пощечину и даже съездить кулаком по физиономии, если он не признает, что просто издевательски намеренно выносит ей мозг. Володька сдрейфил, попятился и решил уступить:

– Ну ладно, ладно, я пошутил.

– Со мной шутить не надо, собачий хвост. Я серьезная девушка, – твердо проговорила она, и пакет в ее руке зашуршал оттого, что пальцы смяли его.

– А я, по-твоему, несерьезный? – попытался он вернуть потерянные только что позиции, все больше напрягаясь от ее нескончаемой ругани. При знакомстве как-то не заметил этого, а, может, просто не обратил внимания. Возможно, ее внешность сыграла злую шутку, ибо болонка по определению никак не могла быть такой грубиянкой. Впрочем, она и не была грубой, памятью он не страдает, напротив, была милой и пушистой. А сейчас, видать, зло на него пожрало всю ее милость.

– Ты – клоун и скотина! – категорично заключила Галька.

– Тогда чего ты от клоуна и скотины хочешь? – поморщился он. Ему не понравилось такое определение. Он, конечно, веселый парень, любитель пошутить, прикалываться, фасонить.

Любитель морочить девушкам головы. Но не клоун и не скотина. Надо сказать, что после недавних событий, произошедших с ним и его друзьями, несмотря на подъем настроения сегодня, он чувствовал, что прежним уже никогда не станет, как бы ему не хотелось этого. Да, эйфория сейчас захватила его. Но надолго ли это? Где-то глубоко в душе колом стояло понимание, что его жизнь, независимо от его желания, поменяла траекторию движения. И не стоит больше цепляться за прошлые принципы и привычки, поскольку они должны кануть в лету. Вот так незаметно меняется человек. От Гальки, например, он не ждал такой ярости. Впрочем, черт с нею, пусть думает, что хочет, лишь бы быстрее закончила эту говорильню.

Словно угадав его мысли, она вдруг выдала:

– Сказать хочу, чтобы больше не приближался ко мне! – и посмотрела таким взглядом, что Володька ощутил дискомфорт, признаться, снова чуть-чуть струхнул. – Официантка из «Рая» тебе больше подойдет! – завершила девушка со злой иронией.

– Я даже не знаю, как она выглядит, – зачем-то буркнул парень. Между тем, это действительно было правдой, он не оправдывался.

– Будь здоров! Не кашляй! – напоследок презрительно бросила она и отвернулась.

Когда девушка отошла от него, ему пришло на ум, что Галька перестала дружить с головой. Глупые претензии высосала из пальца. Вот и хорошо, что отвалила. Володька облегченно почесал затылок. Между тем она все-таки испортила ему расположение духа. Недавний душевный подъем скатился на нет. Лугатик краем глаза провел по прохожим. Идут себе, да и пусть идут. Посмотрел себе под ноги. Разноцветная тротуарная плитка, на которой стоял, выложена ровно, но уже изрядно выцвела на солнце. Захотелось пить. Машинально опустил руку вдоль бедра, но кармана не было, а денег тем более. Усмехнулся. Вот как быстро забыл, что все еще не в своей одежде. Придется с питьем потерпеть до дома. Сглотнул слюну. А, собственно, зачем терпеть? Недалеко должен быть торговый комплекс. Там есть туалеты. Краны с водой. Хотя бы как-то утолить жажду. Володька оживился и, не глядя больше по сторонам, не стреляя глазами по девушкам, направился дальше.

Торговый комплекс встретил знакомым названием и знакомыми стеклянными дверями. Только с другой окраской стен. Но Лугатик не придал этому значения. Собственно, он и раньше не обращал внимания на цвет. По правде сказать, спроси сейчас его про цвет других зданий, он пожмет плечами. Поднявшись по ступеням крыльца к дверям, подождал, когда они автоматически раскроются, и ступил на белую плитку пола. Внутри многое было не так, как он привык видеть. Впрочем, он и на это не обратил внимания. По привычке шагнул в ту сторону, где были туалеты. Но их там не оказалось. Озадаченно закрутился на месте. Пришлось спросить в ближайшем бутике. После туалета вышел удовлетворенным. Даже решил пройтись по залу. Видел, как на его одежду с любопытством поглядывали посетители и продавцы, но ему сейчас было наплевать на все. Пусть смотрят. Остановился у одного из прилавков, поймал круглые глаза продавщицы. В общем, мордашка ничего, острый носик, губки чувственные, русые волосы ниспадают на плечи. В другой раз крутанул бы интрижку с нею, да не до флирта сейчас. Галька испортила настроение, улыбаться не хочется. И вообще на душе стало как-то слишком серьезно. А девушка не отрывала от него взгляда. Он даже поморщился, чего никогда прежде не могло случиться. Не упустил бы случая, если б увидел, что девушка на него западает. Уже хотел отвернуться и пойти дальше, как вдруг услышал:

– Ты не узнал меня?

На секунду оторопел, глянул на нее вопросительно:

– А должен узнать?

– Ну как же? – насупилась она, подхватила пальцами волосы за ушами, сделала хвостик на затылке и скороговоркой произнесла. – Так тоже не узнаешь?

– Признаться, не припомню, чтобы знакомился с тобой, – сказал Володька.

– Да мы и не знакомились, – подтвердила она. – Просто ты меня видел.

– Где?

– Неделю назад в кафе «Рай». Ты что, забыл, охламон? Я работала там официанткой, – уныло зачастила она, привставая на цыпочки за прилавком. – Ты тогда мне подмигивал, а на выходе сказал, что еще заглянешь и найдешь меня.

– А, – протянул он, точно вспомнил события недельной давности. На самом деле вспомнил недавний разговор с Галькой. И хотя ничего подобного с ним не происходило, решил подтвердить, чтобы не обидеть девушку. – Было такое дело. – А в голову тут же пришло, что, черт возьми, вокруг него происходит? Вторая уже говорит, что он был в кафе «Рай». Неделю назад. Но ведь это бред. Что они себе вообразили? Они что, обе сумасшедшие? Непохоже. Значит, он ненормальный. Наверно. Стал путать реальность с выдумкой.

– Меня зовут Рая, – неторопливо представилась она, ожидающе, но с холодком глядя на него. – А тебя?

– Погоди, погоди, – не называя своего имени, прервал он ее. – Тут же не кафе «Рай».

– Я ушла оттуда, – хмуро пояснила девушка. – Сегодня второй день работаю на новом месте. А как ты меня нашел?

– Не жалеешь, что ушла из кафе? – поинтересовался он, намеренно пропуская мимо ушей ее вопрос.

– Нет, что ты! – воскликнула она, морщась. – Совсем не жалею.

– Все-таки неплохо звучало: Рая из «Рая», – проговорил Володька, пытаясь поймать губами улыбку.

– Ничего хорошего, – недовольно возразила девушка. По всему видно было, что подобное ей приходится слушать не впервой. И это ей изрядно надоело, ибо фразу, очевидно, всякий раз выворачивали по-разному, кто во что горазд. А именно: идем в «Рай» к Рае, мы в «Раю» с Раей, райская жизнь у Раи, и так далее до бесконечности.

– Скажи, ты меня ни с кем не путаешь? – не удержался он от этого вопроса. Спросил, разумеется, с опозданием, ведь уже сделал признание, что якобы припомнил ее. Но лучше спросить поздно, чем никогда.

– Конечно, нет! – с каким-то невеселым напором выдохнула она. – Я сразу увидела в тебе хорошего пройдоху. Пришел в кафе с одной, а подмигивал другой. Кобель, видать, еще тот. Запомнила. Правда, ты сегодня в дурацкой одежде, как обалдуй, не то, что прошлый раз, но у меня безупречная память на морды.

– Тогда другое дело, – опять протянул он, путаясь и теряясь в своих мыслях. Ее оценка одновременно коробила и смущала его, тем более что он не понимал, каким боком оказался причастен к событиям в кафе «Рай».

На этом, казалось бы, пора завершить разговор с Раей. Все равно тот похож на беседу глухого с немым. Девушка одержимо доказывала, что он был в кафе, а он делал вид, что соглашается, но при этом оставался при своем мнении. Уверен был, происходила какая-то путаница. Так можно молоть языками беспрерывно. Между тем, по ее разгоряченному дыханию чувствовал, что она именно так намерена продолжать, не хочет отпускать его от прилавка. Стало быть, понравился ей. Однако сначала Галька, а теперь Рая своими утверждениями просто вывернули его наизнанку. Как будто он очутился в заколдованном круге, чего никак не должно быть здесь сейчас, когда до дома оставалось идти с гулькин нос. Лугатик уже готов был, ничего не объясняя, развернуться и молчком зашагать к выходу из торгового центра. Но, заметив, что девушка также готова побежать за ним следом, проговорил:

– Ты права, одет я сегодня необычно. Прямо с подиума для показа мод, – соврал. – Надо сходить домой, переодеться.

– Врешь ведь, охломон, – насупилась и взмахнула она руками. – Ты показываешь моды? Рассказывай сказки.

– Какие сказки? – сделал он возмущенный вид. – А на мне что по-твоему?

Коснувшись пальцами его наряда, Рая сухо пробормотала:

– Дрянь, конечно, но сойдет. Что это за ткань?

– Очень дорогая ткань, – серьезно ответил Володька.

– Врешь, наверно, обормот, – не поверила она.

– Наряд еще дороже, – добавил он.

– Это дерьмо никто не купит, идиот, – сморщилась Рая. – Его бесплатно не возьмут. Не мели чушь, не на дуру напал.

– Не понимаешь, – усмехнулся Лугатик.

– А что тут понимать? – глянула исподлобья девушка.

– Я пойду, пожалуй, – сказал он.

– Но ты вернешься? – глухо спросила она.

– Переоденусь и буду, как штык, – снова соврал Володька и одним махом оторвался от прилавка.

На полпути к выходу опять ощутил жажду, да такую сильную, что удивился этому. Разговаривая с девушкой, ничего подобного не испытывал, а тут в один миг горло пересохло, стало деревянным. Смягчить бы слюной, но ее нет. Володька резко свернул в сторону туалета. Пил воду жадно и долго, пока не утолил жажду. Вышел в торговый зал и постарался проскочить к выходу по проходам между бутиками так, чтобы не увидела Рая. На последнем повороте глянул в сторону ее отдела и резко застыл на месте, почувствовав странный укол в сердце. Даже не обратил внимания, как сзади на него наткнулся кто-то из идущих следом посетителей торгового центра, пробурчал недовольно, обходя. Лугатик увидел у прилавка Раи, на том месте, где еще недавно стоял он, парня, который чертовски походил на него. Среднего роста, щеголеватый, в неяркой, но фасонной одежде. И что самое удивительное, одежда была один в один с той, которую любил носить он. Володьку точно примагнитило к полу. Поразило еще другое: Рая смотрела на парня с таким же выражением лица, с каким некоторое время назад смотрела на него. Мерещится, что ли, пронеслось в голове у Лугатика, глюки какие-то. Он на короткое время зажмурился, точно верил, что стоит ему открыть глаза и наваждение исчезнет. Но разомкнуть веки боялся. Неожиданно обуял страх. Пришлось сделать усилие. Распахнул глаза и похолодел. Наваждение не пропало. У прилавка по-прежнему извивался ужом парень точно так же, как некогда делал он, подбивая клинья к девушкам. Володька с трудом оторвал ноги от пола и метнулся между бутиками ближе к прилавку Раи. Остановился рядом, за ближайшим углом. Навострил уши и глаза, пытаясь лучше рассмотреть парня и услышать, о чем тот разговаривал с девушкой. Внешность парня ошеломила. Стало ясно, если их обоих поставить перед зеркалом, не отличишь, где кто. Голоса едва доносились до него. Иногда, правда, к прилавку подходили покупатели и создавали шум, заглушали разговор пары или прерывали его, но в остальное время Володька мало-помалу улавливал речь. Девушка хмуро проговорила:

– Прошлый раз ты не назвал свое имя, балда.

– А ты разве спрашивала? – неприятно сгримасничал парень.

– А как же? Ты даже не помнишь, дурень, – сникла она.

– Не парься, дура, – покривился он. – Я же нашел тебя.

– Как тебе удалось? – безразлично спросила девушка. – Я никому в кафе не говорила, куда ухожу.

– Я по запаху шел! – вяло хмыкнул парень. – От тебя из кафе целый шлейф сюда протянулся. От меня не скроешься, – мрачно прихвастнул.

– Врать горазд, придурок, – не поверила Рая.

– Нет, – вяло парировал парень. – Меня не так зовут.

– Скажи, как?

– Владимиром! – объявил. – А тебя?

– Я же говорила, – поморщилась девушка. – Забыл, что ли? Сбегал домой, переоделся и забыл? Я – Рая.

– Рая из «Рая». Классно! – подхватил парень.

– Ты, наверно, рядом живешь? – спросила она.

– Да, в соседнем доме, – подтвердил Владимир.

Услышав все это, Лугатик почувствовал себя потерянным. Не было печали, черти накачали. Мало того, что парень, как две капли похож на него, но тот и живет в соседнем доме. Там, где его дом. Опять наваждение. Ибо никакого двойника отродясь не было в этом доме. Колени Володьки задрожали. Стало не по себе. Что-то сегодня все наперекосяк. Не так как должно быть. Неприятные ощущения коликами прошлись по спине. По ребрам пробежал холодок. Что это за субчик появился в их доме, пока он отсутствовал? Срочно надо мчать домой. Может, там что-то проясниться. В выходные дни родители обычно никуда не спешат. Можно застать дома. Лугатик оторвался от угла бутика и быстрым шагом, лавируя в проходах между покупателями, направился к выходу. На улице припустил рысцой к дому. Перед зеленой металлической дверью подъезда остановился в замешательстве. Дом тот же из белого кирпича, подъезд тот же, а дверь почему-то зеленая. Была коричневая. На кнопках домофона набрал номер квартиры. Никто не ответил, но раздался писк, и дверь открылась. Вот всегда так, пробежала мысль, никогда не спросят, кто звонит, сразу открывают. Нырнул в подъезд. Вроде все то же, а будто несколько другое. Ступени на лестничных маршах раньше были серые некрашеные. А тут крашеные. Правда, посередине краска вытерлась подошвами обуви до бетона, но ведь она была и сейчас есть по краям. Получается, красили в его отсутствие. Но тогда, сколько прошло времени, что подошвы успели стереть ее посередине ступеней? Стены тоже другого цвета. Чем Володька выше поднимался, тем больше озадачивался. На двери квартир он никогда не обращал внимания, поэтому теперь просто шел мимо, не замечал. Впрочем, даже то, на чем останавливал взгляд, вылетело из головы, когда застопорился перед дверью квартиры, где жил с родителями. Дверь прежняя, никаких изменений. Кнопка звонка сбоку. Сначала толкнул рукой, не поддалась. Нажал на кнопку. За дверью раздался сильный продолжительный звон. Он всегда раздражал Володьку. Особенно если звонили среди ночи, когда все спали. Этот звук мог разбудить мертвого. Да и днем от него приходилось дергаться. Вспомнил, как часто мать просила отца сменить звонок. Он кивал в ответ, обещал, но ничего не делал. Последний раз она уже обратилась к сыну с этой просьбой. И он, как до него отец, тоже кивнул и тоже не шевельнул пальцем. Дверь открыла мать, слегка полноватая женщина с приятной внешностью:

– Ну, какого рожна давишь на эту кнопку, переросток дурной? – заворчала недовольно, поправляя синий фартук, надетый поверх домашнего цветного халата. – Сколько раз говорила паразитам – смените звонок! Как об стенку горох! Вот навязались на мою голову два тупорылых бездельника! Зато наряжаться, что один, что другой, впереди паровоза несетесь! – окинула раздраженным взглядом Володькин наряд. – Вроде уходил в другой одежке. На какой распродаже эту накопал, дуралей? И даже переодеться успел. Родитель, иди, посмотри на своего любимчика-дуролома! – окликнула, обернувшись к раскрытой двери комнаты. – На сей раз он перещеголял тебя, лодырь диванный!

– Почему на распродаже? – буркнул Володька, метнув глаза по прихожей. Все как было, никаких изменений. На душе отлегло. Дома. Вот только на стене какая-то новая картинка появилась, фотопостер, но она не удивила: мать любит вешать на стенах картинки. Часто меняла их. Не удивил и другой коврик на полу. Мелочи, не стоит придавать значения. Огорошило, правда, обращение матери к нему и отцу, но ненадолго.

Из комнаты показался родитель, худощавый чуть выше Володьки, с маленькой тщательно ухоженной бородкой, холеными лицом и руками. С нескрываемым равнодушием оглядел парня, сухо крякнул:

– Кхе, кхе. Не ори, дура. Сама вырастила такого балбеса.

– А ты, выходит, хорь вонючий, не при чем? – зло возмутилась она, и на ее полноватом лице появилось брезгливое выражение. Скрестив руки на животе, она выпятила вперед губы. – А, может, ты и правда не причем, урод? И одежка на твоем придурке тоже уродство.

– Свинство, – поправил родитель. – Чужеродное. А чего ты хотела от этого балбеса?

Сердито качнув головой, мать бросила резко:

– Свинья грязи всегда найдет! – Володьке. – Иди, переоденься, дурень.

Лексика родителей определенно поменялась за то время, которое он отсутствовал дома. Да и внешний вид стал суровым и мрачноватым. С лиц пропали улыбки и доброжелательность. Все это напрягло парня. Однако после слов родителя о чужеродном одеянии, Володька чуть не подпрыгнул от радости. Тонко подметил отец. Как будто учуял ауру чужой среды. Лугатику на миг показалось, что если б прямо сейчас он вывалил отцу все, что с ним недавно произошло, тот непременно поверил бы. И посмотрел бы на его одеяние другими глазами. Он всегда был романтиком по натуре. А потому любил выделяться из толпы. К этому с детства приучал сына. Насколько это привилось к парню, мог сказать только он сам и мать. Володька же считал, что удалось лишь частично. Впрочем, этого ему вполне достаточно. Но, по правде сказать, в тех обстоятельствах, в которых недавно побывал он с друзьями, ничто из отцовских качеств ему не потребовалось. Чтобы выжить, больше понадобилась материнская приземленность. Признаться, ему всегда не хватало ее уверенности в себе. На отца его рассказ, вероятно, и произвел бы впечатление, но вот у матери кроме раздражения ничего не вызвал бы. Посему парень остудил свой пыл и ничего не сказал. Метнулся в свою комнату, которую по привычке называли детской, на ходу снимая одежду. В шкафу долго не копался, не рассматривал, не подбирал, что к чему подойдет. Похватал первое попавшееся под руки, натянул, свернул снятый с себя наряд в узел, положил в прихожей рядом с подставкой для обуви. Посмотрел на себя в зеркало и почувствовал состояние полного покоя, как будто он вообще не покидал эту квартиру, а то, что недавно с ним происходило, было не более чем сном. Теперь он проснулся и обнаружил, что все обыденно: мать на кухне, отец в комнате с книгой в руках. Он не видел сейчас их, но наверняка знал, что мать готовит обед у плиты, а отец сидит в кресле в зале. Для верности все-таки заглянул в кухню.

Мать со скучным безрадостным лицом жарила лук на сковороде, повернулась к двери:

– Переоделся? – спросила безразличным тоном. – Вот, совсем другое дело, – скупо одобрила. Лук на сковороде шкворчал, она оживленно помешивала его деревянной лопаткой.

После кухни, Володька посмотрел в зал. Отец действительно сидел в кресле, стоявшем сбоку от стола со стульями, держал в руке книгу. И так увлекся чтением, что не замечал парня, пока Володька не заговорил:

– Ну, как вы тут без меня поживали? – спросил будто между делом.

Оторвав глаза от книги, родитель некоторое время тупо смотрел, не понимая вопроса, потом переспросил:

– Что значит без тебя?

– Ну, пока не было меня, – пояснил он

– Да никак, – вяло крякнул отец. – Вот читаем, развиваемся. А ты что над звонком глумишься, балбес? Я же предупреждал тебя не раз, чтобы не трезвонил так подолгу. Твоя родительница, клуша, уже всю плешь проела мне, требует, чтобы заменил. Хочешь еще тумаков получить от нее, дурень? Давай! – помолчал, часто моргая. Затем мгновенно сменил тему разговора. – А ты что так быстро вернулся? Всего полчаса прошло. Мать не успела обед приготовить, как ты рассердил ее звонком. Сказал, уходишь до вечера, а сам уже нарисовался, трепло. Новую одежонку, наверно, на рынке выторговал? Или с бандой пошакалил где-то? Ты спрячь ее, чтобы наша клуша забыла о ней, не зли дуру. Она такой моды не поймет и не примет. Вообще такой наряд непривычен и моему глазу. Не стоило его на себя напяливать.

– Я слышал, как ты оплевал его, – напомнил Володька.

– Он большего не стоит, – сказал родитель.

– Ясно, – усмехнулся парень. – Я вернулся за телефоном. Забыл. Наверно в комнате в ящике стола оставил. Пойду, гляну.

– Ты же при мне положил его в карман, когда уходил, – насупился родитель. – Потерял, что ли, балбес?

Наморщив лоб, Володька сделал вид, что вспоминает. А у самого перед глазами всплыл прилавок Раи и парень, назвавшийся Владимиром. Уж не путается ли тот под ногами? Ведь когда Володька последний раз выходил из квартиры, он не клал телефон в карман, положил в ящик стола. И не говорил родителям, что уходит до вечера. И вообще уходил рано утром, а не полчаса назад. Странные несовпадения и странная схожесть внешностей. Судя по разговору между тем парнем и Раей, в кафе «Рай» был тот, и понятно, что был с Галькой. Стало быть, его, Володьку Лугатика, приняли за того Владимира, а, возможно, Владимира принимают за него. Скорее всего, именно так. Потому что, как он догадывается, этот Владимир уже внедрился в его семью. Отец и мать даже не заметили разницы. Они считают того своим сыном. Такое внезапное открытие огорошило Володьку так сильно, что у него подкосились ноги. Этого еще ему не хватало. Но ведь все звезды сходятся. Стало быть, надо ждать, что этот самозванец вечером вернется сюда. Лугатик машинально отступил вглубь прихожей, направляясь в свою комнату. Там торопливо захлопал ящиками стола. Нашел паспорт, сунул в карман брюк. Телефона не было. Значит, его телефоном пользуется самозванец. А он оказался сбоку припека. Он, настоящий сын своих родителей, угодил в какое-то дерьмо. Как это могло случиться? Сколько же времени его тут не было? Когда и откуда выплыл этот Владимир? Голова распухла от мыслей. Еще раз Володька перерыл ящики стола, прошелся по книжным полкам, посмотрел в шкафу – ничто в комнате не напоминало о другом человеке. Все лежало так, как и всегда складывал он. Получается, что он ошибается в своих подозрениях. Никакого Владимира тут не было. Тогда вообще ничего не ясно. Окончательно раздавленный своими мыслями, Володька точно сквозь заложенные уши услышал голос матери:

– Владимир, где ты там? Почему не могу докричаться до тебя, гад ползучий?

– Здесь я, – с трудом выдохнул он.

– После третьего раза отвечаешь, паразит! Что за дурная манера? – сердито возмутилась она.

– Я не слышал, – оправдался он.

– Разуй уши, дурень! – повысила она голос.

– Я слушаю, – Володька выступил из своей комнаты и приблизился к дверям кухни.

– Ты уходишь, или остаешься дома? – спросила из кухни, снимая с плиты кастрюлю.

– Сейчас ухожу, – сказал он.

– Будешь вечером возвращаться домой, зайди в магазин, купи хлеба! – требовательно распорядилась мать.

– У меня денег нет, – смущенно пробормотал парень, вспомнив на миг, что карманы пусты.

– Куда же ты их спустил? И как девок по злачным местам водишь? – вперилась в него хмурыми глазами мать. – Аль-фонсишь, дуролом? Спускаешь на всякую дрянь подобно этой одежке. В прихожей, в моей сумочке кошелек. Возьми сколько надо, морда бессовестная.

Чуть оторопев от странных выражений, какие прежде не слыхивал от матери, парень развел руками. Ему чертовски не хотелось никуда уходить. Развалился бы сейчас на диване и просто смотрел в потолок, улавливая вкусные запахи пищи, плывущие из кухни. Так давно не вкушал материной домашней пищи. Соскучился. От одного запаха в голове все переворачивалось. Но остаться не мог. Надо было подыгрывать родителям. Хотя какая же эта игра, когда они разговаривают совершенно серьезно. Он бы сразу уловил, если бы у кого-то из них была фальшь в голосе. Но они вели себя так, точно действительно полчаса назад он находился дома. Невероятно. Туман какой-то. Мозг абсолютно отключился. Закостенел. Подавленность пригнула плечи к полу. Володька находился в прострации, механически шагнул к тумбочке в прихожей, на которой лежала сумочка матери, взял из нее деньги, не забыл подхватить сверток с прежней одеждой и потянул на себя входную дверь. На межэтажной площадке рассеянно бросил в мусоропровод сверток.

Пока спускался по ступеням вниз, кто-то попался навстречу, поздоровался. Он машинально ответил, но даже не разобрал лица. Перед глазами воздух был мутным и тяжелым. На улице все привычно и хорошо знакомо. Мало-помалу мозг начал оживляться. Но разброд в голове только усиливался. Что дальше? В какую сторону пойти? Идти в торговый центр, где торгует Рая, не имеет смысла, там его уже заменил новоявленный Владимир. Надо подождать вечера и посмотреть, куда направится этот Владимир? Не хотелось верить, что тот войдет в подъезд, из которого только что вышел он. И уж тем более не хотелось думать, что тот направится в квартиру, где с родителями живет он. До вечера еще много времени, стоило бы прошвырнуться по городу, присмотреться, что еще тут не так, как было. Перекусить где-нибудь. Но тогда есть опасность проморгать Владимира. А прозевать никак нельзя. Лучше немного поголодать, но расставить все запятые по местам. Вечером мать накормит от пуза. Лугатик пробежал глазами через большой двор с детской площадкой, деревьями, парковками для машин, по подъездам дома напротив. Скамейки перед подъездами были пусты. В такую жару кому захочется потеть на солнце. Но ему придется попотеть. Что поделаешь, надо. Выбрал скамейку, которая отсюда не бросалась в глаза, над которой распласталась тень от дерева, и через двор направился к ней. Сел. Скоро почувствовал, что тень от дерева не очень спасает, вдобавок она стала уползать ему за спину, а лучи солнца бить в глаза. Он поднялся на ноги, нырнул под тень козырька над входом в подъезд. В это время дверь открылась, из нее показалась крупная женщина в легком платье. Наткнувшись на Володьку, сначала недоуменно уставилась ему в спину, а затем недовольно грубовато выговорила:

– Ты что стоишь, как столб на дороге? Или зайди в подъезд или посторонись, пень дубовый. Мешаешь людям.

Отступая в сторону, чтобы пропустить женщину, Володька оглянулся. И услышал еще более возмущенный возглас в свой адрес:

– Это опять ты отираешься возле нашего подъезда, подонок? – женщина смотрела на него с неприязнью.

– А что нельзя? – оторопел парень, но тут же грубо парировал. – Этот подъезд твоя личная собственность, что ли?

– Личная не личная, а чтобы больше, стервец, не маячил под моими окнами! – сердито потребовала женщина.

Ничего не понимая, Лугатик вновь огрызнулся:

– Здесь полно окон. Они разве все твои?

– Все не все, а я тебя уже предупреждала, негодяя! – зло выпалила женщина, закрывая за собой дверь подъезда.

– Не помню, – сказал Володька, и он не соврал. Эту женщину он не знал, никогда его пути не пересекались с нею.

– Память отшибло, идиот? – она повысила голос до крика. – Заморочил девчонке голову, собака, наобещал с три короба, а теперь морду кирпичом делаешь?

– Какой девчонке? – удивился парень. – Ничего я не обещал. Не надо придумывать! – теперь уже наступила его очередь бунтовать. Он на самом деле не мог взять в толк, чем вызвана эта перебранка. Но видел, что женщина настроена против него агрессивно, определенно была раздражена тем, что увидела его, и хотел разгадать причину такой агрессии. Упоминание о какой-то девчонке никак не оживило его память. Он хорошо знал, что в этом доме никогда никто из девчат не привлекал его внимания. Между тем просто так от нечего делать женщина не могла на него окрыситься. Он затоптался на месте, и в этот миг в голове вновь всплыла мысль о том парне, который был поразительно похож на него. Неужто опять приходится расхлебывать чужие проделки или даже грехи? Это было совсем некстати. Не хватало ему снова оскандалиться. Не много ли в один день? Володька сжал зубы, на скулах заметно заиграли желваки, надо было сдержать себя, чтобы не вякнуть лишнего. И вдруг, неожиданно для себя, проговорил. – Извините, если что не так. Извините.

Видимо, женщина не ожидала подобного, поскольку сразу умолкла, плотно закрыв рот. По лицу у нее сквозь злое выражение на миг чиркнуло изумление, она была ошарашена извинением парня, и не сразу нашлась, что ответить. Однако быстро избавилась от изумления и резко выплеснула:

– Да ты еще и выродок! Я подозревала это, но не верила. Оказалось, не зря подозревала, – ноздри ее нервно задрожали. – В подъезде у нас есть один такой. Только и слышно от него: извините, пожалуйста, будьте любезны, прошу вас! Соседи заклевали его родителей, они уже не знают, какой угол искать и что делать с этим выродком. А тут, оказывается, не только в нашем доме чума объявилась, но и другой дом не лучше нашего. Откуда же вы такие выродки беретесь среди нормальных людей?

Дальше слушать ее Володька не собирался, не видел возможности как-то объясниться с нею. Это просто бессмысленно. Ее нравственные устои были явно далеки от тех, к которым он привык с детства. Потому отвернулся и буркнул:

– Я пойду, – и шагнул к краю крыльца.

– Вот-вот, иди, недоделанный, – бросила она ему в спину. – К своему дому иди, возле своего второго подъезда сиди, такому выродку там место, а тут нечего ошиваться.

– Ты знаешь, где и в каком подъезде я живу? – намеренно грубовато отозвался Лугатик, приостановился, обернулся, надеясь услышать отрицательный ответ.

Но отклик последовал утвердительный:

– А чего ж не знать? – громко сплюнула она. – Ты же сам мне сказал, идиот! А квартиру твою тридцать третью я без тебя узнала. Хотела поставить на вид твоей тупой родительнице, да все никак не собралась.

Сомнений не было, его принимали за другого. Того самого из торгового центра. А за кого же еще? Другого, похожего на себя, он не видел. Очевидно, тот что-то наобещал девчонке. Видимо, вскружил ей голову, как, впрочем, прежде нередко любил делать он сам, и попытался улизнуть. Но не удалось. Похоже, эта женщина прижала его к стенке, и он едва вывернулся, приняв ее условия. Но хуже всего в этой истории Володьке стало оттого, что женщина четко назвала адрес места жительства двойника. Это был адрес его родителей. Все теперь четко определилось. И не нужно сидеть возле этого дома до вечера, высматривать появится ли тот Владимир и куда пойдет. Все предельно ясно. Но такая ясность выбила Лугатика из седла. Он не знал, что делать теперь и как бороться с этим. Душа ушла в пятки. Почувствовал уязвимость со всех сторон. Стало так страшно, что готов был завыть. Машинально двигался вперед, не чувствуя ног. А затылок долбила одна единственная мысль, куда теперь, куда теперь, куда идти теперь? На ум пришла гостиница.

5

В общем-то, Раппопет был доволен, что возвращался в родные пенаты, но бежать сейчас, сломя голову, не спешил. А все потому, что сознавал, дома, если и заметили, что он какое-то время отсутствовал, то не придали этому значения. Жил он с отцом, поскольку мать тихо умерла, когда ему было двенадцать лет. Отец много работал. Постоянно мотался в командировки. Дома бывал редко. С сыном лишь перекидывался несколькими словами между командировками. В основном спрашивал:

– У тебя все нормально?

– Нормально, – отвечал сын.

И на этом беседы заканчивались. Затем отец оставлял Андрюхе деньги на житье и вновь отправлялся в командировку. После этого парень оставался на попечении тетки, сестры отца. А у той все воспитание заключалось в том, чтобы вовремя покормить парня и в конце каждого учебного года узнать, перевели его в следующий класс, либо оставили на второй год? И когда он отвечал, что закончил год с нормальными оценками, она всякий раз говорила: