Утро ночь зима что
Зимнее солнцестояние 2021: когда наступает, интересные факты о самом коротком дне в году
Зимнее солнцестояние — астрономическое событие, при котором Солнце в полдень находится на минимальной высоте над горизонтом. В Северном полушарии наблюдается самый короткий световой день. Подробнее об этом явлении — в материале vtomske.ru.
Зимнее солнцестояние — момент, когда Южное полушарие Земли максимально повернуто к Солнцу, а в Северном полушарии в этот момент зима. Солнце, двигаясь по эклиптике, в этот момент достигнет самого удаленного положения от небесного экватора в сторону Южного полюса.
Когда наступает?
Первую дату зимнего солнцестояния установил Юлий Цезарь в 45 году до нашей эры. В своем юлианском календаре для Европы он отметил 25 декабря как дату зимнего солнцестояния. За несколько столетий за счет разницы между календарным годом и тропическим произошел сдвиг в дате, достигнув в XVI веке 12 декабря. В 1582 году Папа Григорий XIII решил исправить ошибку, но не учел несколько дней, которые «набежали» между I и IV веками нашей эры. До сих пор в григорианском календаре солнцестояние колеблется на один или два дня — 21-22 декабря.
В 2021 году в Северном полушарии зимнее солнцестояние наступит 21 декабря в 15:59:16 по UTC±0:00 (всемирное координированное время). В Томске — в 22:59, а в Москве — 18:59.
В Балтийске, самом западном городе России, солнцестояние произойдет в 17:59 вторника, а в самом восточном городе страны — Анадыре — в 03:59, но уже 22 декабря.
В северном полушарии планеты наступит астрономическая зима, а в южном полушарии — лето. В течение нескольких дней до и после момента солнцестояния Солнце будет «держать эту высоту», словно остановится ненадолго. Поэтому эти дни и называют стояниями Солнца, отмечают в Московском планетарии.
В Северном полушарии Земли после зимнего солнцестояния световой день постепенно начнет увеличиваться.
Интересные факты
«В день зимнего солнцестояния, в полдень, можно наблюдать самое низкое положение Солнца над горизонтом в Северном полушарии Земли», — отмечает Московский планетарий. Так, в этот день Солнце взойдет на юго-востоке, а зайдет на юго-западе, описывая самую короткую дугу на небосводе.
За полярным кругом в эти декабрьские дни наступает полярная ночь. Она не означает полную темноту в течение всех суток. Главная особенность полярной ночи в том, что Солнце не поднимается над горизонтом, подчеркивает планетарий. Например, полярная ночь на широте Мурманска длится 40 дней — со 2 декабря по 10 января. Ее пик приходится на 21-22 декабря.
На Северном полюсе Земли не видно не только Солнца, но и нет сумерек, и местонахождение светила можно узнать лишь по созвездиям. Совершенно другая картина в районе Южного полюса Земли — в Антарктиде в это время день длится круглые сутки.
Традиции и приметы
В старину славяне верили, что день зимнего солнцестояния — рождение нового Солнца. Канун праздника носил имя божества зимы и смерти Карачуна. Чтобы темные силы не помешали светилу возродиться, люди всячески старались помочь ему.
Важным атрибутом был большой костер, который разводили из дубовых и сосновых поленьев до рассвета. Ночью гадали и колядовали, а после рассвета — когда рождается новое солнце в образе Коляды — устраивали застолья с песнями и играми, водили хороводы. Обязательными элементами застолья были блюда из кабана, свинины и другого мяса. Подавали на стол узвары, орехи и выпечку.
По тому, каким был день зимнего солнцестояния, определяли, каким будет урожай в следующем году. Если на деревьях есть иней, значит, будет богатый урожай. Считалось, чем веселее пройдет праздник, тем ярче бог нового Солнца осветит жизни его почитателей.
Люди верили, что желание может исполниться, если его написать на бумажке и сжечь в день зимнего солнцестояния. Также предки клали монеты напротив зеркала, чтобы улучшить свое финансовое состояние, а для того, чтобы привлечь удачу в дом, утром ставили стакан с водой, а вечером выпивали.
Нам бы ночь простоять: морозы добрались до Черного моря
Агентство городских новостей «Москва»
Для многих жителей Центральной России почти тридцатиградусные морозы вызвали недоумение. Предстоящая ночь по-прежнему будет морозной, но уже днем в четверг на Русскую равнину станут пробиваться более теплые воздушные массы.
«Ничего себе! Зимняя радуга! Что характерно – рядом с вышкой 5G. Совпадение?!».
20-градусные морозы – всегда стресс-тест для систем отопления и водоснабжения. В столичном районе Строгино прорвало трубу. Окрестности заволокло паром.
Редкое и фантастическое по красоте зрелище в Крыму – парящее в мороз Черное море, берег засыпан снегом. В то же время снег на дорогах в южных городах – почти всегда гарантия проблем с транспортом. Несмотря на усилия коммунальщиков по уборке улиц, заметенный Севастополь встал в пробках. Машины вылетали в кювет и сталкивались на снежной каше. На небольших подъемах буксовали и фуры, и легковые автомобили.
Сегодняшний день оказался не менее аномально морозным, чем ночь. Днем в Москве и Иваново было столь же холодно, как в Норильске и Анадыре. Арктическое вторжение заморозило даже Причерноморье. При этом вытесненный с юга теплый воздух согрел западную Сибирь. Например, в Ханты-Мансийске температура оказалась даже выше, чем в Симферополе.
Например, в Севастополе завтра в начале дня еще возможны небольшие снежные заряды, но показания термометров уже повысятся до +2. А с пятницы в Тавриде начнутся дожди, они быстро смоют все приметы зимы. В последующие дни потепление еще больше усилится и в город придет вполне апрельская погода +12, +13 градусов.
Утро ночь зима что
Войти
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
ЗИМНЕЕ СОЛНЦЕСТОЯНИЕ
Зимнее Солнцестояние – это, без преувеличения, событие, которое отмечается всеми без исключения духовными традициями мира.
У древних славян этот праздник назывался Новолетье.
Считалось, что старая Вселенная и Старое Солнце умирали на закате 21 декабря, а на восходе 22 декабря рождались новая Вселенная и Новое Солнце.
Интересно и то, что у ученых астрономов астрономический год также наступает в ночь с 21 на 22 декабря.
Это же и самая длинная ночь в году.
Ждать солнцестояние зимой 2021 года остается недолго: произойдет оно уже 21 декабря. Явление можно будет наблюдать в 18:58 мск.
Также, как и древние славяне, считают и многие индейские цивилизации Северной Америки, в том числе и легендарные индейцы майя.
В ведических культурах Индии в частности и всей юго-восточной Азии в целом, а также у сикхов, праздник имеет такой же смысл (рождение Солнца) и носит название Санкранти.
У православных христиан это день Святой Анны, а слово Анна на древних языках Ближнего Востока и Малой Азии означает «небо».
А у христиан католического обряда Рождество наступает через три дня после Зимнего Солнцестояния.
Римляне в эти дни проводили праздник «Сатурналии», а в Иране по сей день проводят праздник «Иалда».
Шаманы по всему миру отмечают в эту ночь праздник «День Благословения Зерна», так как считается, что женская энергия Вселенной, воплощенная в земле, достигает своего максимума.
Перечисление всех названий праздника у всех культур и народов нашей планеты займет объем хорошей большой книги, и намного превзойдет скромный объем данной статьи.
Поэтому подведем итог смысла праздника. Это древнейший новый год, отмечаемый на нашей планете десятками тысяч лет, когда старое умирает, новое рождается и природа обновляется.
С этим смыслом связаны и обрядовые циклы на ночь Зимнего Солнцестояния.
Что делали древние и что можем сделать мы?
1. Помогали Высшим Силам творить новую вселенную путем возжигания огней. Это могли быть костры, свечи, плошки, лампадки, лампы, огненные фонарики, ароматические палочки и т.д. Часто их число было 120. Считалось, что именно 120 сил создают новую Вселенную. При горении огней загадывали желания – на весь период будущего года, до следующего солнцестояния.
Желаний должно быть много – считается, что чем больше загадано, тем качественнее и скорее исполнятся. Количество желаний, которое загадывали в эту ночь, доходило до 300. Загадывали не только крупные желания, но и множество мелких.
2. Мысленно отпускали события прошлого и приглашали добрые события нового будущего.
3. Благословляли зерна, фрукты и печенье, которые утром выносили на природу, как бы благословляя ее на новые урожаи (во всех смыслах). Читали литании в честь женского божественного начала (Матери Миров, Богинь). Как самый простой пример приведу для читателей ведическую мантру «АУМ ШРИ МАГАПРАЛАЙЯ НАМАГА»
4. Медитативно призывали чистые стихии, как бы погружались в них, наслаждались ими, устанавливали резонанс со стихиями ради удачи.
5. Выполняли медитации, часто при этом используя инструменты, такие, как «поющие чаши» и другие.
Древние славянские обряды в зимнее солнцестояние
Три самых главных из них:
1 — «Семя намерения»
Это обряд на исполнение самых сокровенных желаний. Нужно было в намоченную тряпку завернуть семя, заговорить его и рассказать ему о планах на новый год. Когда из семени вырастит росток, его пересаживали в горшок и всю неделю поливали. С наступлением весны его нужно было пересадить под дерево. Вскоре желание исполнялось.
2 — «Ритуал очищения»
Это обряд на избавление от всего плохого. Его может провести каждый в любой день, не обязательно в солнцестояние. Необходимо наполнить ванну водой и насыпать соль. Расставить зажженные свечи и выключить основной свет. Затем погрузиться в воду, закрыть глаза и расслабиться. Сжимая кулак, вспомнить все плохое, что с вами произошло. Когда тело нагреется, а на душе полегчает, надо разжать кулак и «выбросить» все плохое в воду. Оно уйдет вместе с ней.
3 — «Исполнение мечты»
Необходимо встать до того, как наступит рассвет, выйти на улицу и повернуться на восток лицом к Солнцу. Поблагодарить его и попросить помощи. Загадать желание, описав его подробно. Представить, какие чувства вы испытаете, когда оно исполнится.
Описание дня и ночи из разных книг
Так много от нас может уйти и потерять ценность, как вдруг осенняя тишина на редких листьях да налет желтого тепла на них заставляют забыть прежнее состояние, и мы в изумлении перед осенью.
* * *
Осенью с серым широким небом и близким ветром, побуревшими травами и листьями и ждущими чего-то сверху силуэтами деревьев, воздух прозрачно сер, а мысли быстры.
* * *
Поздней осенью солнечные дни трудно объяснимы чистотой неброских красок, необыкновенной прозрачностью воздуха. И освещение ясное будто наступает в том мире, которому ранее неведомо было солнце. Воздух настолько чист, что подхватывает взгляд, удлиняет, и мы легко-легко следуем изгибам местности, все предметы с нами, и легко нам.
* * *
Безоружен я при прямом пути к природе, но все, что видел, обладало огромной объединяющей силой, оказывало такое чудодейственное влияние, как отношение к любимой. Часто чувствовал я неостановимое желание найти главное, но маленький кусочек земли оставался недосягаемым, казался чудом.
К миру природы я был вечный путь.
* * *
Из книги «Жизнь и смерть»
Кажется тогда, что в каждом конкретном случае в неуловимые доли секунды перед нашими глазами рождается и умирает пространство, и от этого оно кажется составленным из мельчайших и математически идеальных равных кусочков. Взгляд твой уносился словно сам собой во все его точки, а мысли твои замыкались на заботы земные, на заботы, связанные с земным.
Пасмурность ограничивала или направляла твои фантазии, она буквально обуздывала твою непомерную умственную силу, да ты и рад был, тебе было хорошо и уютно. Не является ли пасмурный день вообще естественным «ограничителем» каких-то наших возможностей (может быть, и разумных)? День такой ставит все на свои места: человеку — «человеково».
Пасмурный день не искажает, не вытягивает (!) внешний вид предметов, он не
провоцирует на какое-то смелое или неоправданное обобщение, он оставляет все таким, какое оно и есть на самом деле.
Это объективность? подобие равновесия? движение к равновесию?
Равновесие всего на свете, ибо совершенно ясно, что солнечный день это неудержимый приток внешнего.
Пасмурные дни различны не только по временам года. Поражает любой такой день, например, летний, с редким дождем, когда спокойная зелень упруга, а мягкая земля вбирает в себя весь дневной шум, когда тепло с тобой, а мысли — о чем-то полнокровном, насыщающем, но родном и понятном, когда уют подразумевался не только в твоих мыслях о доме или просто крыше над головой, а в чем-то неизмеримо большем, и когда местность вся словно «ожидала» какого-то события.
Одухотворение местности трудно было выразить, может быть, она в кротости? хотя каждый фрагмент, каждый признак восставал своей независимостью, своим напряжением.
Незабываем и зимний пасмурный день, например, в морозную погоду какой-то цепкостью, жесткостью, «безразличием».
И ты «выбираешь» мысли, «основанием» своим, рождением своим, теплотой своей не отпускающие непосредствен¬но от всего, что вокруг, от всего, что давным-давно с тобой — от памяти.
А твоя задумчивость, неопределенность в тех же мыслях не более как твоя неповторимость, индивидуальность. Все равно ты с чем-то земным.
Конечно же, легко «прорываешь» ты эти метеорологические условия, и при любом состоянии природы ты волен думать о чем угодно. Но не станет же никто отрицать подобное влияние, пусть в малой, незначительной степени, которое вполне достаточно для становления нашего сознания, имея в виду колоссальную толщу лет его истории.
Дух твой, обнимая землю, принадлежит тебе: но естественен ли его полет над землей, когда видна только она?
Из работы «Милетские постулаты»
Странно, что люди сумеркам не придают особого значения; между тем, это великое время кажущегося смещения расстояний, время «растворения» цвета, да и время само словно отстает, а ты забегаешь и забегаешь вперед (!).
Сумерки это глубина света, глубина пространства, это, если хотите, бесконечность его, — и не где-то, а рядом, и мы от этой бесконечности в недоумении, мы не можем ее постигнуть, она странная, эта бесконечность есть что-то максимально общее, чуть ли не абстрактное, и одновременно предельно конкретное.
Сумерки это всегда и твоя память, память рядом: это твоя инерция, провоцируемая внешним миром: это сконцентрированное время, пульсирующее только в тебе (оторванное время!).
Это прекрасный (волшебный) излом природы, который мы чувствуем, ибо он вызывает в нашем сознании ощущения двойственности, необычности происходящего: «дергаются» ощущения времени, ощущения пространства. Почему?
Природа рождается и умирает не в отдельной точке: может быть, и того самого «взрыва» и не было; природа возникает и исчезает всюду — в мириадах точек, она «стягивается» везде с исчезновением света, или, напротив, «разбухает», взрывается с исчезновением света, заполняя (?) пространство. В таком случае время — не противопоставление пространству, но характеристика природы; но и пространство — не пустота, а уже организованная «решетка», уже пронизанное миллионы раз поле; в таком случае пространство не просто природа, но память ее, восстанавливающая всякий раз ее структуру, развитие.
А сумерки? Это лишь прекрасная имитация всего этого, лишь отдаленный след.
В тысячах деревень к вечеру и к утру наступает время великое — редкое, несмотря на мерность повторения, по красоте: тишина сумерек летит над оврагами и околицами сел, над садами и улицами — под синей или пасмурной свободой неба, летит сквозь тебя; тишина сумерек громкая в каждой мерцающей точке вокруг, прохладная и ненасытная; тебе кажется, что ты всюду — приближен ко всему, но и бесконечно отдален: сумерки это лишь еще одна параллель осознания в неживой природе — его предварение, его несопоставимое по толще тысячелетий опережение. Другая параллель — отражение водной гладью.
Увлекает серая взвешенность сумерек, плывут в сумерках очертания предметов, а сами предметы словно начинаются подле ваших глаз. И всюду — свежесть, всюду спокойное и необратимое движение: что-то непротиворечивое происходит вокруг, необходимое самой глубинной твоей сути.
День дан нам, просторный, свободный, замкнутый, быстрый и бесконечно медленный. День дан нам, как дано все в этом мире: а мы живем своими заботами и не можем вырвать¬ся из них.
Когда в свое мироотношение мы на равных правах будем «включать» и природу дня? Отвергая день, мы «отошли» даже от язычников, которые почитали составные дня, вообще ритмы природы.
День — это свет вольный: смотреть бы и смотреть. День — это «оптимальный» вариант нашего соотношения с миром — это пространство активного поиска, пространство сознательных решений; и основные человеческие традиции привязаны к дням. Да и природное наше формировалось к дневному образу жизни.
А свет — связь, связь со всем мгновенным простором, связь, «построившая» сам воздух, само небо, всегда олицетворяющая для нас духовное; свет терзает, истязает землю, и земля отвечает жизнью.
И все — днем, хотя день физически «не может» обходить¬ся без своего антипода — ночи (?). К этому ритму мы и привязаны, этот ритм мы и обожествляем. А день нам слишком «известен», известен своей тяжестью, бесконечностью, ведь он — «свидетель» всех наших страданий, но и легок день, быстр день — при нашем успехе, радости. Но более всего я задумывался о собственно его физической природе, о влиянии этой природы на какую-то нашу «мета¬физическую» сущность: нет, не астральные причины интересовали, но связь, где «мы» были равны, где человеческое определялось нами самими.
День — это свет земной, свет цвета ближних и дальних предметов, а сам свет явно соединял всю воздушную «разбросанность».
У света было столько тайн, и, видимо, одна из главных для нас — небо. Такое богатое объемом, движением, неопределенностью или глубиной, огромным холодом или свободным теплом, неожиданным именно свободой даже летом.
И каждый день, действительно, замыкался только одними ему свойственными характеристиками; разве можно забыть осенние дни, с блеклыми красками распластанных во время дождя листьев на земле или теми же красками осенних листьев, но чистых, летучих и рвущихся в свободу неба даже при легком ветре?
Разве можно забыть это течение летних дней, долгих, звучных от рассвета до утра, с солнечным небом, с текучим временем к вечеру — до самых сумерек?
А зимние дни заполнены: то искрящимся едва видимым небесным потоком мельчайших льдинок перед далеким светящимся солнцем, то прячущейся в каждой точке неба серой и холодной пустотой, а то вдруг тонкой голубизной, почти желтой — от солнца и пушистых снежных полян.
И звенит день весной звоном тающего снега, звоном далекого пения птиц. Любой шум, любой звук весной прокатывался, затихая, к горизонту, и от горизонта, изменяясь, возвращался.
День.Сколько он дал нам, сколько сохранил в себе!
Я же немного боялся его, боялся невозможности рационально распорядиться его временем, боялся усталости, фальши в себе.
И упускал мгновенья, часы, дни, упускал Великое время осознания.
. отчетливо и резко видимые земные предметы просторным и свободным днем незаметно приобретают силуэтность, небо, низкое и движущееся — в облаках или ясное, также незаметно теряет где-то «вверху» светлоту, а сам воздух наполняется «тяжестью» взвешенных над землей прозрачно – темных точек.
В сумерках вокруг также видно, но видно — уютно, и вокруг теснота, и она рождается отовсюду и сразу, и теснота серая, теплая даже зимой.
Во все времена года сумерки одно из лучших состояний природы. Они. цветные. Будто цветные, но цвет, оставив буквально мгновенье назад лишь след свой — белый?, уже исчез. И странность в том, что мы будто все помним это, чувствуем это. Физик объяснит нам этот эффект, но одно дело — знать, другое — переживать.
Сумерки вообще парадоксальное время: его привычное ощущение нами «сбивается»: то ли мы отстаем от его хода, то ли обгоняем, и оно уже «за нами», а вот и «настигает» (!). Вслушайтесь в себя, всмотритесь в окружающее при сумеречном освещении — естественном, без суеты, и лучше где-нибудь в деревне, и вы согласитесь.
В летних сумерках я видел торжественность: тишина (можно пофантазировать) звучала музыкой Вивальди или Генделя, а может быть, музыкой века XIX, тишина поднимала весь ландшафт, с селениями, деревьями, рельефом, со случайностями, и тишина, звенящая, уносила все ввысь. А вокруг «являлась» всеобъемность, всеприсутствие (но кого? чего?), или, наоборот, какая-то твоя растворенность, ты словно был одновременно и подле каких-то отдаленных предметов, событий.
В сумерках немедленно «вспоминалось» то, что говорили тебе когда-то и в детстве, и позже: сумерки спрессовывали информацию, но информация от этого вовсе не становилась скомканной. Память соединяла прошлое, «прогнозировала»: тебе было хорошо потому, что органично чувствовалась твоя причастность к жизни вообще (!), и что-то уж чересчур родное словно «отбиралось» от тебя — без боли, естествен¬но. В сумерках ты жил, переживая и момент, и «вечность» — свою прошлую жизнь. Ну когда еще ритмы природы подарят тебе подобное состояние?
Сумерки не «навязывали» свою трактовку видимого и вспоминаемого, как, например, день или ночь. Нет, сумерки не провоцировали — пробуждали. И торжественность, и «музыка» этого времени — все было из души твоей.
Совершенно незабываемы сумерки весенние — сиреневые, влажные, густые, часто со снегопадом (а это вообще картина идеальная). а зимой сумерки наступали рано, и мы не успевали их «осознать».
В сумерках интересно ощущение самого наступления темноты: «порциями». Смотришь, смотришь на сумерки, и вдруг отвлекаешься, о чем-то задумавшись, и уже видишь картину иную — более темную, ту же самую, но темную мгновенно!
Традиции отдыха людей, может быть, фольклора, создания легенд, естественно, традиции прошлого, наверняка во многом определялись под действием этого волшебного времени — времени каких-то переоценок, вообще оценок.
А состояние оценки — это состояние творчества, ибо определяешь ты свое отношение к чему-либо.
И сумерки, подгоняя или замедляя время, обнажали в нас эту способность. И хотя бы этого одного разве недостаточно, что бы с трепетом ждать их?
Вдруг оказавшиеся вдалеке от селений, ночью, как воспринимаем мы свежесть или прохладу невидимого свободно¬го неба, земную тяжесть без каких-либо ориентиров? как «чувствуем» мы себя — свою «жизненность», вытесняют ли мысли о привычном мысли о другом — отстраненном, возвышенном? А где-то постоянно прокатываются неизвестные шумы, кружась и затихая, проносит слабый ветер непонятные звуки, слабые, как выхваченные буквы из неизвестных слов.
А ты в пути? Тогда «пересиливаются» инерцией человеческих традиций и чувство отстраненного одиночества, и какая-то торжественность. Ведь, несмотря на темноту, — еще более «темнеется» земля, а небо — как след угасшего пламени еще сохраняет его направление: какие-то атомы еще стягиваются к недоступной ни взору, ни воображению выси.
В таких редких ситуациях я всегда отмечал для себя странные ощущения и странные мысли: поражала таинственность темноты в природе, поражался собственным чувствам, что будто бы находился там, где не «должен» был находить¬ся, что осознавал то, что «не положено» было.
Резко активизировалась позиция почти безрассудного противостояния всему природному, земному, но без людей: ну что ты можешь сделать без других, их знаний, их памяти, умений?
Близкое подобному впечатлению «навязывала» ночь лунная: свет луны словно указывал только ориентиры земного рельефа, и словно чужие.
Ночью мы были в чужом времени (?). И при бодрствовании, и, тем более, во сне — в сновидениях.
Вот такое странное чувство. Правда, я не боялся этих, скорее предчувствий, да и не «отрывался» от человеческих «обязанностей», но осознавал ночь (без какой-то явно ночной работы или просто срочного дела, которое прихватывало ночь) с непонятной странностью — со страхом? нет, страх был, но какой-то «захватывающе-приятный» или злой, не знаю.
Темнота — почти синоним неизвестности. Странность была как раз в неизвестности неожидаемой (роковой? но здесь рассуждение уводило бы к литературности, подражательности). Неожиданная неизвестность для меня была «дурной» — неправильной, несправедливой, не должной быть:
ее-то я и боялся. Я хотел «проскользнуть» между знанием о том, что неизвестность может быть, но не должна, и собственным чувством, что она — рядом, что вот-вот что-то
случится, но, может быть, и не будет.
О, эта темнота посреди земли, безлюдная.
А природа ночи, действительно, была удивительной — и при непогоде, — разрывающем воздух ветре и давно уже безразлично ощущаемом дожде; и спокойным безоблачным временем, когда летом теплая ночь словно удерживалась уже струйчатой прохладой земли, и звезды в ночи едва просвечивали, а зимой ярко и крупно сияли, и небо, наоборот, отторгалось от земли.
Луна изменяла содержание и течение ночи — довлела над всем.
Ночь «домашняя» имела также много особенностей, не связанных с человеческими традициями — конкретной работой, отдыхом. Мы забывались буквально, «подчинялись» времени начисто: и наш мозг проецировал бесконтрольные, но в высшей степени правдоподобные видения: что значили они?
Какая загадка спрятана вообще в темноте? в ее земном проявлении — ночи?
Из книги «И звук, и свет»
День, как и вся свобода, от неба, день — небесный, день — свет. Привычен день, заслоняя от нас тайны свои. Уменьшает день природное наше и не слышим сердце¬биение свое.
А свет — действие! скорее, скорее дать ответ, и уже тяжела традиция, неприподъемна память. И разумное наше — лишь как прямая линия.
День — действие, действительность. День — спасение, ибо связаны с миром мы через действительность: день должен быть, если бы его не было; день связывает во¬едино все возможности, все вероятности, ибо единство фиксируется лишь при свидетеле: свет нам есть доказательство единства, свет нам представляет все доказательства.
И как же богат день! Как играет небесное пространство при свете, рождая в сущности все, что есть на земле! В проблесках разорванной ночи и рассветных мгновениях прячется начало дня: начало дня летом до позднего утра нежится в прохладе низин и гулком воздухе над оврагами, начало дня скрыто в тени, вдруг в свежести дали.
Ненасытен день открытый, где краски, где ветер, где движение, ненасытен день, потому что память, традиции — все живет днем, изменяется: а мы жадные зрители, мы сами острие времени.
Устает день быть, но усталость его — рождение нового. Какая действительность рождается? где в ней твое место?
А в собственно дне и в суете твоей словно рассыпаны своеобразные точки «стягивания» к чему-то неясному, таинственному, но важному! но сильному!
которое обходим мы, которого, может быть, боимся мы. Ведь одно Слово губит нас, одно-единственное Слово, один миг губит действительность, один-единственный миг.
. а бежит каждый день, развертываясь бесконечным богатством, обнажается день: а мы прочесть его тайны не в состоянии, лишь иногда, лишь изредка в нас неостановимое желание, даже жадность знать. И большей частью день чужд нам, день сам по себе, день самодостаточен?
Не успеваем осознать мгновения дня: больно, неспокойно. И тревога долго не отпускает тебя: какой мир перед тобою? — и уходит он от тебя, и страдаешь ты от одиночества.
Небеса огромны, даль влекущая, вдох необходим, — отчего же напрочь забываем мы это?
. и вдруг летний день (день?) к вечеру вырывается вверх зеленой прохладой, агрессивной — за домом, в низине, подробной, теплой прохладой: в уже темнеющемся пространстве ничего не было от жаркого грозового дня.
Огромное зимнее небо с желтым и спешащим сквозь разорванные облака месяцем, отрадная прохлада летом с силуэтами домов и деревьев и льющимся лунным светом — это ночь;
морозная и звездная над снежным скрипом зимою, темная, с запахом сухой или мокрой земли осенью, звучная и короткая летом, насквозь лунная и соловьиная весной, — все ночь.
Любые мгновения ночи, так же велики, как мгновения дня. Нам же ночь более таинственна, потому что мы знаем ее меньше.
А ночь странная — все время кажется, что она чужая, непонятная, привнесенная. может быть, только исключая звезд своих — границ, или вынужденная, и ее должны мы терпеть.
Древние люди боялись солнечных затмений днем: вдруг опускающаяся ночь словно отрезала все жизненные подробности. Тревога эта остается в подсознании и поныне.
И ночь огромна, всюдуприсутствующая как день, долгая; и долго-долго готовится ночное время, так же как и долго приготавливается день.
Отчего в жизни нашей не обожествились эти великие явления — День, Ночь, Времена года? Ведь физические пределы их даны нам, пределы, в которых появилась жизнь, проявилось сознание? Ведь ритмы эти обросли технологией какого-то повторения в нашем внутреннем мире, проросли жаждой соединения с первоисточниками; жаждой возвращения в породившее нас лоно?
Ночь огромна исчезающим всюду светом: зимнее небо со спешащим месяцем обретает новые дальние просторы, небо летнее переполнено звуками жизни и шумом пространства, небо осеннее — запахами и вкусом, то небо осеннее, серое, непросматриваемое все возвращает и воз¬вращает к какой-то сладкой суете. Отчего так?
И огромна весенняя ночь, с льдинистыми или грязно-снежными краями, с заморозками, а то уже с темной еще землей, сырой, но вот-вот проявляющейся зеленью, распускающимися древесными листьями, и вот уже начинаются ночи соловьиные, ночи, переворачивающие все сознание твое: пение столь громко, что пронзает старый деревенский дом, пронзает сон твой.
и в торжествующие лунные минуты или часы ты вдруг выходишь к сизой в лунном свете зелени, к медовой прохладе неба и смотришь и смотришь на луну. смотришь вокруг. Что же это за время нам, людям? какая объясняющая мелодия звучит? И для нас ли она?
. и когда-то Глюк сочиняет мелодию: выбирает! Ночь — состояние неба и всего на Земле. Даруется нам ночь.
* * *
Открывается земля со всем живым — луне, и безотчётно, подсознательно, человек обращает мысли к себе, к оценке себя
Открывается земля лунному свету и беспокойство с нами, настигает неожиданная и непонятная самооценка, а она, оказывается, «требует» как-то иначе «обращаться» со временем. Как? и какая самооценка?
Безмолвный свидетель луна, свидетель наших помышлений и действий, луна — великая спутница на нашем пути.
И луна, и водное отражение всегда несли с собою что-то совсем-совсем новое — для нас. Что?
Из работы «Этюды о сознании»