Усачев на чем держится земля читать

А помните, с чего всё начиналось? С боя тамтамов и сигнальных костров. Но мысль человеческую остановить нельзя. Шаг за шагом, порою ошибаясь и сбиваясь с верного пути, человек все равно находит правильные решения. И тогда сбываются самые сказочные мечты!
Смешно вспомнить: первый телеграф Морзе передавал сигналы всего лишь на… 14 метров. А теперь вы можете послать телеграмму в любой город, услышать по телефону голос далекого друга, написать письмо хоть в Австралию. А космическая связь позволяет видеть, как работают на орбите космонавты. И даже как выглядит поверхность другой планеты.
Уже много лет человечество посылает сигналы во Вселенную:

И вдруг когда-нибудь мы получим ответ от инопланетной цивилизаций: «Слышим, очень хорошо слышим…» И уже по межгалактической связи инопланетяне поведают жителям Земли свои необыкновенные истории.

Рассказал А. ИВАНОВ
Изобразил А. ДУБОВИК

Правила игры «ПОНИ-ЭКСПРЕСС»

Почтальон, двигаясь ходом шахматного коня, должен добраться из Сент-Джозефа в Сакраменто, миновав сначала Форт Ларами, а затем — Форт Бриджер (останавливаться в них необязательно). Два индейца, двигаясь по очереди от «стоянки индейцев» ходом шахматного слона, стремятся подстеречь почтальона, но не имеют права заходить в города и форты.
Противники ходят по очереди; начинает «Пони-экспресс». Если почтальон встает на клетку, которая «простреливается» индейцами (шахматными слонами), или оказывается в их становище, он проигрывает. Если же индеец попадает «под обстрел» почтальона (шахматного коня), он снимается с поля.

Игру «Пони-экспресс» придумал и нарисовал В. ЧИСТЯКОВ

Марина МОСКВИНА

РЕПЕТИТОР

— Вы не представляете, — сказала Маргарита Лукьяновна моему папе, — какие у вашего сына низкие способности. Он до сих пор не запомнил таблицу умножения, и это мне плевок в душу, что он «ча-ща» пишет с буквой «я».
— Низкие способности, — сказал папа, — это не Андрюхина вина, а Андрюхина беда.
— Главное — старание, а не способности, — смягчилась Маргарита Лукьяновна. — И добросовестное отношение. Чтобы он света божьего не видел, понимаете? А то я его оставлю на второй год.
Всю дорогу домой папу одолевали чёрные мысли. А тут ещё во дворе стали чистить канализационные люки. Из аварийной машины вышел шофёр и, как бы обращаясь к детям планеты, сказал:
— Если хотите здесь работать, плохо учитесь. ВСЕ двоечниками были! — и показал на бригаду в люке.
— Любой ценой, — сурово сказал лапа, — ты должен из двоечника выйти в удовлетвористы. Тут надо так, — сказал он, — ставить себе задачу, чтобы пупок трещал. А то время — фьють! Смотришь — сил нет, а там и умирать пора.
И он стал разучивать со мной таблицу умножения.
— Шестью шесть! Девятью четыре! Пятью пять. Ух! — погрозил он нашей безмятежно спящей таксе Киту. — Лентяй! Бородавки только растит, ничего не делает. Трижды три! Дважды два. Люся! — закричал он маме.— Люся. Я не могу решать эти примеры. Я не могу их ни решить, ни запомнить! Чудовищное что-то! Кому это надо?! Только звездочётам!
— Может быть, возьмём репетитора? — спрашивает мама. Тут я закричал:
— Ни за что!
— Держись, Андрюха, — сказал папа. — Надо быть философом и бодро воспринимать всякое событие. Я предлагаю взять репетитором мясника или кассиршу нашего продовольственного магазина.
— Но это только по математике, Михаил, — возразила мама, — а по русскому? Как мы одолеем «ча-ща»?
— Ты права, — согласился папа. — Тут нужен широко образованный человек.
Решили посоветоваться с Маргаритой Лукьяиовной.
— Есть у меня на примете, — сказала Маргарита Лукьяновна, — один, Владимир Иосифович. ГРАМОТНЫЙ педагог, у него все двоечники по струнке ходят.

Разные люди пахнут по-разному. Кто-то морковкой пахнет, другой помидорчиком, третий черепашкой. Владимир Иосифович не пах ничем.
Вечно он ходил озабоченный, и у него никогда не бывало блаженного выражения лица. К тому же он сильно пёкся о своём здоровье. Каждое утро пять минут он лежал в ледяной ванне, и когда меня привели к нему под конвоем, Владимир Иосифович протянул мне свою ледяную руку помощи.
— Сколько ног у трёх кошек? — спросил он у меня с порога.
— Десять! — сказал я, помня завет Маргариты Лукьяновны: «Ответ пауза не украшает».
— Маловато, — уныло произнёс Владимир Иосифович.
— Одиннадцать, — предположил я.
Вид у Владимира Иосифовича стал такой озабоченный, что, если б его сейчас кто-нибудь проглотил, он бы этого даже не заметил.
— Прошу вас пить чай, — сказал он.
На кухне в целлофановом пакете он хранил приправу, там перец, аджика, разные сухие травки, — такая жёлто-оранжевая смесь. Он щедро ею посыпал бутерброды — мне и маме.
— Мальчик запущенный, но не пропащий, — сказал Владимир Иосифович, — Надо им заняться всерьёз, пока он мягкий, как воск. Потом затвердеет, и будет поздно.
Мама с благодарностью пожала ему руку — так, что он присел. Приятно всё-таки, что твой единственный сын в свои неполные десять лет НЕ ЗАТВЕРДЕЛ.
— Кем хочешь быть? — спросил Владимир Иосифович, сохраняя паучью серьёзность.
Я не ответил. Не стал ему говорить, что я бы не хотел быть ни камнем, ни дубом, ни небом, ни снегом, ни воробьём, ни козлом, ни Маргаритой Лукьяновной, ни Владимиром Иосифовичем. Только собой! Хотя я не понимаю, ПОЧЕМУ я такой, какой я?
— Андрей, — говорил мне Владимир Иосифович, — я человек прямолинейный, как пишется «ча-ща»? И сколько будет шесть умножить на восемь? Ты должен ПОЛЮБИТЬ эти слова: «гнать», «терпеть», «ненавидеть», «зависеть». Только тогда ты научишься ВЕРНО ИЗМЕНЯТЬ их по лицам и числам.
А я отвечал:
— Давайте посвистим. Вы можете свистеть космическим свистом? Как будто не вы, а кто-то свистит вам из космоса?
— Андрей, Андрей, — звал меня Владимир Иосифович, — у тебя с каллиграфией не всё в порядке. Все буквы вкривь и вкось…
А я отвечал:
— Старина Билл, когда ты ешь печенье, у тебя совсем исчезает шея, особенно сзади.
— Я буду фиксировать все твои минусы поведения, — говорил Владимир Иосифович. — А станешь делать успехи, я награжу тебя памятным подарком.
А я отвечал:
— У меня песни хорошо идут. Какая-то мелодия нагрянет, и слова сыпятся, как горох. Слушайте мою песню, Владимир Иосифович. «Шмако-зявки»…

Шмакозявки удалые!
Шмякозявки полевые!
Шмакозявки, ройте норки
Шмакозявки, жуйте корки.

Хотите ещё? Мне это нетрудно…
— Ой, не надо! — говорил Владимир Иосифович.
— А можно, я уйду сегодня пораньше?
— У тебя что, очень важное дело?
— Да.
— Какое?
— Пока ещё не знаю.
— У меня такое чувство, — говорил Владимир Иосифович, — как будто я тащу из болота бегемота. Это уму непостижимо, — говорил он,— что существуют люди, которым неинтересно правописание безударных гласных.
А у меня зуб начал сильно расти! То там был признак застоя. А теперь он стал сильно расти! И я прямо чувствую, как у меня волосы на голове растут! Почему человек всё время должен быть в брюках или стоять на двух ногах.
— Ты весь ушёл в себя, — тряс меня за плечо Владимир Иосифович. — Сам процесс вычисления стал для тебя тайной. Проверь, как ты написал слово «тётя»!
— «Цёца»…
— Ты очень невнимательный! — говорил Владимир Иосифович.
А сам даже не заметил, что у него прямо перед окном вбили в землю щит «Уязвимые места танка». Там был изображён танк в разрезе и натуральную величину и стрелочками указаны его слабые места.
Мы сидели у раскрытого окна, и я спросил:
— Отгадайте, что у вас нового?
— Где?
— Во дворе.
— Ничего, — ответил Владимир Иосифович.
И мы, как обычно, отправились на кухню поесть бутербродов с приправой.
Это были редкие минуты, когда мы полностью понимали друг друга. Только за едой я не засыпал, когда его видел. А он не предлагал мне пересмотреть всю мою жизнь, для того чтобы выучить таблицу умножения.
Мы молча жевали приправу, принюхиваясь к южным травам, тоскуя о море, и, как говорится, «всеми фибрами своего чемодана» оба ощущали, как хорошо иной раз полодырничать.
Вдруг я заметил, что наша приправа уже не оранжевая, а серая, и поделился с Владимиром Иосифовичем своим наблюдением.
— Видно, она отсырела, — сказал он и высыпал её на стол посушить.
А она как пошла расползаться!
Он ее — в кучку, в кучку! А она — вж-ж-ж — во все стороны.
Я кричу:
— Владимир Иосифович, у вас есть микроскоп?
Он говорит:
— Нету.
— Как это в доме, — кричу я ему, — не иметь микроскопа?
— Зачем он мне? — спрашивает.
Вместо ответа я вынул из кармана лупу — у меня ключи от квартиры и от почтового ящика прикреплены к лупе — и взглянул на приправу.
Это была кишащая масса каких-то невиданных прозрачных существ. Причём у каждого пара клешней, шесть пар ног — волосатых! — и усы.
— Мамочки родные… — сказал Владимир Иосифович. — Мамочки мои родные.
С ним просто ужас что творилось. Жизнь микромира поразила его в самое сердце. Он стоял, вытаращив глаза с белыми ресницами, растерянный, как танк в разрезе…

— Андрей! — сказал он, когда я пришёл к нему в следующий раз. Он лежал на полу, такой задумчивый, в одних трусах. — Что ты мне посоветуешь вначале купить — микроскоп или телескоп.
Он разучил мою последнюю песню «Стучат пружины за окном, чаёк попахивает салом» и распевал её с утра пораньше, устроившись на подоконнике и свесив ноги во двор.
Когда я уходил, он говорил мне:
— В другой раз не опаздывай, Андрюха! Если я уж жду тебя, так уж жду.
А как-то однажды он вдруг помрачнел и спросил:
— Андрей, мы не умрём?
— Нет, — ответил я, — никогда.
Больше я его не видел. Он оставил наши места. Случилось это так.
Рано утром я забежал к нему перед школой, звонил-звонил — не открывает. А соседка выглянула и говорит:
— Нет его, не звони. Ушёл наш Иосич.
— Как ушёл? — спрашиваю.
— Босиком. И с котомкой.
— Куда?
— По Руси.
Дул настоящий такой весенний ветер. Я бегом в школу. А там на доске прикноплен плакат: «Граждане! В вашем классе учится удивительный мальчик. Он «ча-ща» пишет с буквой «я». Другого такого замечательного в целом мире не найти! Давайте все брать с него пример!»

В тот день я выучил всю таблицу умножения. До позднего вечера я, как зверь, умножал и делил многозначные числа. Я целую тетрадь исписал словами: «час», «чаща», «площадь», «щастье».
Я получил все-все тройки и с блеском перешёл в четвёртый класс.
— Только не надо меня поздравлять, — говорил я своим. — Не надо, не надо, подумаешь, какое дело…
Но они поздравляли, обнимались, плакали и смеялись, пели и дарили подарки. Жалко, Владимир Иосифович не видел меня в этот торжественный момент.
А что я мог дать ему, кроме того, чтобы позвать в дали?

………
Рисовал В. ЧУГУЕВСКИЙ

МИРОВЫЕ ЯЗЫКИ

А сколько всего языков в мире?

Одни ученые говорят: 3000. Другие утверждают: 5000. Но точно никто сосчитать не может. Потому что во многих языках есть еще и диалекты. Это когда жители разных мест страны говорят немного по-особенному. А иногда диалекты так сильно отличаются между собой, что понять друг друга бывает нелегко. Вот и разберись тут — один это язык или несколько?
Но языки еще и «дружат» между собой. Они постоянно обмениваются разными словами. И в русском языке немало слов из других языков.
Школа — слово греческое, тундра — финское, портфель — французское, карандаш — тюркское, бегемот — еврейское, конфета — итальянское, чай — китайское, киоск — турецкое, сироп — персидское, слово «шоколад» — из языка древних ацтеков.
А вдруг когда-нибудь все языки настолько «передружатся» между собой, что получится Всеобщий Мировой Язык? И люди смогут запросто понимать друг друга! Но даже если такое случится, то еще очень-очень нескоро. А понимать всех на свете хочется уже сейчас. Как же быть?
И вот один польский врач еще в конце прошлого века думал-думал… и придумал! А что он придумал, вы узнаете в следующем номере журнала.

Людмила ПЕТРУШЕВСКАЯ

ВСЕ НЕПОНЯТЛИВЫЕ

Шла курица по улице.
Видит, червячок дорогу переползает.
Остановилась курица, взяла червячка за шиворот и говорит:
— Его везде ищут, а он тут гуляет! Ну-ка, пойдем скорее, у нас обед сейчас, я тебя приглашаю.
А червячок говорит:
— Я совершенно ничего не понимаю, что вы говорите. У вас рот чем-то таким набит, вы выплюньте, а потом скажите, что вам надо.
А курица действительно держала ртом червячка за шиворот и поэтому говорить как следует не могла. Она ответила:
— Его в гости приглашают, а он важничает. Ну-ка, пошли!
Но червячок еще крепче схватился за землю и сказал:
— Я все-таки вас не понимаю.
В это время сзади подъехал грузовик и сказал:
— В чем дело? Освободите дорогу.
А курица набитым ему отвечает:
— Да вот тут один сидит посреди дороги, я его тащу уходить, а он упирается. Может быть, вы мне поможете?
Грузовик говорит:
— Я что-то не понимаю. Я чувствую, вы что-то просите, это я понял по выражению вашего голоса. Но о чем вы просите, я не понимаю.
Курица как можно медленней сказала:
— Помогите мне, пожалуйста, вытащить вот этого из грязи. Он тут засел в пылище, а мы его к обеду ждем.
Грузовик опять ничего не понял и спросил:
— Вам нездоровится?
Курица молча пожала плечами, и у червячка оторвалась пуговица на воротничке.
Грузовик тогда сказал:
— Может быть, у вас болит горло? Вы не отвечайте голосом, а просто кивайте, если да, или помотайте головой, если нет.
Курица в ответ кивнула, и червячок тоже кивнул, поскольку его воротничок находился во рту у курицы. Грузовик спросил:
— Может быть, вызвать врача?
Курица сильно замотала головой, и червячок из-за этого тоже очень сильно заболтал головой.
Грузовик сказал:
— Ничего, вы не стесняйтесь, я на колесах, могу съездить за врачом — здесь всего две секунды. Так я поеду?
Тут червячок стал вырываться изо всех сил, и курица поневоле из-за этого несколько раз кивнула.
Грузовик сказал:
— Тогда я поехал, — и через две секунды врач был уже около курицы.
Врач сказал ей:
— Скажите «А».
Курица сказала «А», но вместо «А» у нее получилось «М», потому что рот у нее был занят воротником червяка.
Врач сказал:
— У нее сильная ангина. Все горло заложено. Сделаем ей сейчас укол.
Тут курица сказала:
— Не надо мне укола.
— Что? — переспросил врач. — Я не понял. Вы просите два укола? Сейчас сделаем два.
Курица тогда выплюнула воротник червяка и сказала:
— Какие вы все непонятливые!
Грузовик с врачом улыбнулись.
А червячок уже сидел дома и пришивал к воротнику пуговицу.

Рисовал И. ОЛЕЙНИКОВ

Ура, лето! Ура, пруды, реки, озера и моря-океаны! Разбегаешься! Прыгаешь! Хорррошо! Целый день не вылезал бы из воды. Но вылезаешь. Потом влезаешь. Снова вылезаешь. Снова влезаешь. Ой-ей-ей… Уже наскучило? Тогда

ПОИГРАЙ С ДЯДЮШКОЙ НЕПТУНОМ

Кто из вас хочет быть главным помощником Нептуна — принцем Нептунчиком? Все? Тогда попробуйте по очереди примерить царскую корону. Положи на воду надувной резиновый круг, сделай вдох и опустись под воду. Попробуй встать так, чтобы надеть круг на голову. Тот, кому это удастся с первого раза, назначается принцем Нептунчиком (или принцессой Нептунишкой).

Ай-яй-яй! Царскую корону уносит ветром. В погоню! Встаем в одну линию. Нептунчик командует. На счет «раз!» — вдох, «два!» — задерживаем дыхание, «три!» — вытягиваем руки, отталкиваемся ото дна и скользим, как торпеды. Кто проскользит дальше всех — назначается гонцом-торпедой.

Ого! Кто-то даже догнал резиновый круг — царскую корону. Держите крепче! Теперь круг превратился в дельфина. У вас, наверное, есть и другие дельфины: резиновые надувные подушки, мячи? Садитесь на них верхом и начинайте грести руками, двигаясь вперед. Те, кто приплывают к берегу первыми, назначаются гонцами на дельфинах.

Вы не слишком увлеклись? Не забыли о водяных чудищах. Все вместе присядьте в воде и по команде Нептунчика выпрыгивайте вверх. Кто прыгнет выше всех — тот впередсмотрящий. Потом его спросишь: «Нет ли поблизости чудищ?» А он выпрыгнет из воды, оглянется вокруг и ответит: «Нет!»

А кто будет сражаться с чудищами, если они появятся? Рыцарская конница Нептуна. Делимся на две команды, потом попарно — на всадника и коня. Всадники садятся на плечи коней, а кони прижимают их ноги руками к себе.

По сигналу Нептунчика «Начать турнир!» обе команды сходятся. Всадник, действуя только руками, должен сбросить противника в воду. Та команда, в которой к концу турнира останется больше всадников, будет рыцарской конницей Нептуна. Ей сражаться с чудищами.
Перед тем, как выйти на берег, — ладошку горсточкой: бру-у-ум! До завтра, дядюшка Нептун!

Источник

• ← сколько времени можно работать в 16 лет в день
• романы про средневековье лучшие →