Ученые неопровержимо доказали что если бы удалось растопить ледяной панцирь
Золотая роза.
Максим Горький
Об Алексее Максимовиче Горьком писали так много, что если бы это не был неисчерпаемый человек, то можно было бы легко смутиться, отступить и не прибавить к тому, что уже написано о нем, ни одной строчки.
Горький занимает большое место в жизни каждого из нас. Я даже решусь сказать, что существует
«чувство Горького», ощущение его постоянного присутствия в нашей жизни.
Это был ловец талантов, человек, определяющий эпоху. От таких людей, как Горький, можно начинать летоисчисление.
Это изящество, соединенное с уверенной силой, было заметно в широких кистях его рук, во внимательном взгляде, в походке и в костюме, который он носил свободно и даже несколько артистически небрежно.
Я часто мысленно вижу его таким, как об этом рассказывал мне один писатель, живший у Горького в Крыму, в Тессели.
Писатель этот проснулся однажды очень рано и подошел к окну. По морю катился разгонистый шторм. С юга дул напряженный, упругий ветер, шумел в садах и скрипел флюгерами.
Невдалеке от домика, где жил писатель, рос огромный тополь. Поднебесный тополь, сказал бы о нем Гоголь. И вот писатель увидел, что около тополя стоит Горький и, подняв голову и опираясь на трость, пристально смотрит на могучее дерево.
Вся тяжелая и густая листва тополя дрожала и шумела от шторма. Все листья были напряженно вытянуты по ветру, запрокинувшись серебряной изнанкой. Тополь гудел, как исполинский орган.
Горький очень долго стоял неподвижно и смотрел на тополь, сняв шляпу. Потом он что-то сказал и пошел в глубину сада, но несколько раз останавливался и оглядывался на тополь.
За ужином писатель осмелел и спросил Горького, что он сказал тогда, около тополя. Горький не удивился и ответил:
Однажды я был у Алексея Максимовича в его загородном доме в Горках. Был летний день, весь в кудрявых, легких облаках, пестривших прозрачной тенью цветущие зеленые взгорья за Москвой-рекой. По комнатам дуло теплым ветром.
Тогда я только что прочел очень редкую книгу нашего моряка, капитана Гернета. Называлась она «Ледяные лишаи».
Гернет был одно время советским морским представителем в Японии, там написал эту книгу, сам набрал ее в типографии, так как не нашел среди японцев наборщика, знающего русский язык, и отпечатал всего пятьсот экземпляров этой книги на тонкой японской бумаге.
В книге капитан Гернет изложил свою остроумную теорию возвращения в Европу миоценового субтропического климата. Во времена миоцена по берегам Финского залива и даже на Шпицбергене росли магнолиевые и кипарисовые леса.
Я рассказал Горькому о теории Гернета. Он барабанил пальцами по столу, и мне показалось, что он слушает меня только из вежливости. Но оказалось, что он был захвачен этой теорией, ее стройной неопровержимостью и даже какой-то торжественностью.
Он долго обсуждал ее, все больше оживляясь, и попросил прислать ему эту книгу, чтобы переиздать ее большим тиражом в России. И долго говорил о том, сколько умных и хороших неожиданностей подкарауливают нас на каждом шагу.
Знаки препинания в сложных предложениях с разными видами связи (стр. 3 )
 | Из за большого объема этот материал размещен на нескольких страницах: 1 2 3 4 |
в сложных предложениях с разными видами связи
В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
1. Он почувствовал (1) что (2) если теперь он сядет (3) ему уже больше не подняться.
2. Я понял (1) что (2) если хочу остаться в живых (3) то необходимо переждать ещё два дня.
3. Когда Агеев обогнул остров (1) ветер улегся (2) и вода приняла вид тяжелого (3) неподвижного золота.
4. Чтобы облегчить мой труд (1) мне предлагали помощников (2) но (3) так как (4) делая перепись (5) я имел целью не результат её (6) а те впечатления, которые даёт сам процесс (7) то я пользовался чужой помощью только в очень редких случаях.
5. Лошади так устали (1) что (2) когда с них сняли вьюки (3) они легли на землю.
6. Он жал ему руки (1) и говорил (2) что польщен (3) и вместе с тем обеспокоен тем (4) что дипломат такой учености (5) какая редко встречается (6) будет судить юных питомцев (7) пытающихся стремиться вслед ему.
7. Ученые неопровержимо доказали (1) что (2) если бы удалось растопить ледяной панцирь Гренландии (3) то в Европу вернулся бы субтропический климат (4) и наступил золотой век.
в сложных предложениях с разными видами связи
В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
1. После некоторого молчания я ему сказал (1) что (2) если отец станет её требовать (3) то надо будет отдать.
2. Пушкин не скрывал (1) что (2) если бы во время восстания он находился в Петербурге (3) то был бы вместе с декабристами.
3. Мы хотели тотчас ехать (1) но мама расстелила на столе скатерть и сказала (2) что (3) пока мы не поедим (4) она никуда нас не отпустит.
4. Когда всё уже кончилось (1) и Гаврилин в своём «Фиате» поджидал (2) отдававшего последние распоряжения (3) Треухова (4) чтобы поехать с ним в клуб (5) к воротам депо подкатил фордовский полугрузовичок с кинохроникерами.
5. Марфа Петровна фактически управляла всеми делами (1) и (2) поскольку дед всё больше старел (3) забирала власть в свои руки (4) чего не могли не заметить окружающие.
6. Потом (1) исцелённый зевком (2) он чувствовал туман во всем как будто его выпарили в бане (4) и долго тёрли спину и живот мыльной пеной.
7. Казалось (1) дорога вела на небо (2) потому что (3) сколько глаз мог разглядеть (4) она все поднималась.
в сложных предложениях с разными видами связи
В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
1. Садовник хорошо ухаживал за цветами (1) и (2) если ему нужно было отлучиться за новыми саженцами (3) он давал своему помощнику самые подробные указания (4) что нужно сделать в его отсутствие.
2. В доме (1) к моему удивлению (2) было тихо (3) и (4) если бы не яркий огонь в окошке (5) можно было бы подумать (6) что там уже все спят.
3. Он не выглядывал (1) из-за заборов и сараев (2) он поднялся над всем этим (3) чтоб ничто не мешало видеть источник света (4) и первым встречать его на восходе.
4. Он не знал (1) куда они направляются (2) и почему оказались именно здесь (3) однако (4) следовал за ней (5) не задавая вопросов.
5. Вера взяла (1) две швабры (2) ведро (3) где лежали пакеты для мытья окон (4) и стала спускаться по лестнице.
6. Правда (1) снег засыпал следы (2) оставленные партизанами (3) и (4) если снегопад не прекратится к ночи (5) то следов можно было не опасаться.
7. Звуки постепенно замирали (1) и (2) чем дальше уходили мы от дома (3) тем глуше и мертвее становилось вокруг.
в сложных предложениях с разными видами связи
В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
1. Сознание (1) что теперь он при месте (2) и будет заниматься работой (3) которая ему по душе (4) успокаивало его.
2. Он носил темные очки, фуфайку, уши закладывал ватой (1) и (2) когда садился на извозчика (3) то приказывал поднимать верх.
3. Выясните (1) пожалуйста (2) прочитал ли рецензент рукопись (3) и (4) если прочитал (5) то каково его мнение о ней.
4. Выяснилось (1) что рукопись окончательно ещё не отредактирована (2) и (3) пока не будет проведена дополнительная работа над нею (4) сдавать её в набор нельзя.
5. Таким образом (1) противник сам для себя создает обстановку (2) в которой (3) если мы без колебания будем решительны и смелы (4) он сам подставит нам для разгрома свои главные силы.
6. Среди дня корову выпускали в поле (1) чтобы она походила по воле (2) и (3) чтоб ей стало лучше.
7. Николай Николаевич старается идти рядом с ним (1) но (2) так как он путается между деревьями и спотыкается (3) то ему часто приходится догонять своего спутника вприпрыжку.
в сложных предложениях с разными видами связи
В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
1. Главному инженеру не докладывали о неполадках в оборудовании (1) но (2) когда проходило какое-то время (3) он совершенно об этом забывал (4) и дело здесь было прежде всего в его нежелании и даже неспособности предпринимать какие-то энергичные действия.
2. Кто не знает (1) что (2) когда больному курить захотелось (3) то это значит то же самое (4) что жить захотелось.
3. Оказалось (1) что из всех присутствовавших ни один не был на дуэли ни разу в жизни (2) и никто не знал точно (3) как нужно становиться (4) и что должны говорить и делать секунданты.
4. И каждый раз (1) приезжая сюда (2) я видел (3) как разрастается сад (4) и (5) как старятся дом (6) и его хозяйка.
5. Хаджи Мурат сел и сказал (1) что (2) если только пошлют на лезгинскую линию (3) и дадут войско (4) то он ручается (5) что поднимет весь Дагестан.
6. Печально поглядывал он по сторонам (1) и ему становилось жаль (2) а (3) когда самая высокая нотка свирели пронеслась протяжно в воздухе и задрожала (4) как голос плачущего человека (5) ему стало горько и обидно на непорядок (6) который замечался в природе.
7. Он думал удивить её своею щедростью (1) но она даже бровью не повела (2) и (3) когда он от неё отвернулся (4) презрительно скорчила свои стиснутые губы.
в сложных предложениях с разными видами связи
В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
1. Мне кажется (1) что (2) когда бушует море (3) то в его реве звучит бодрящая музыка.
2. По-видимому (1) своим словам придавал он не малое значение (2) и (3) чтобы усугубить им цену (4) старался произносить их врастяжку.
3. Крепкий был человек Гуляев (1) и (2) когда он вернулся на Урал (3) за ним тянулась блестящая слава миллионера.
4. В лесу человек особенно остро ощущает (1) что природа полна тайн (2) и (3) что за каждым деревом таится загадка.
5. Изредка маленькая снежинка прилипала снаружи к стеклу (1) и (2) если пристально вглядеться (3) то можно было увидеть её тончайшее кристаллическое строение.
6. Но (1) вероятно (2) в мире уже что-то произошло или в это время происходило (3) потому что (4) хотя стояло все то же горячее приморское лето (5) но дача уже не показалась мне римской виллой.
7. Этот беззвучный разговор взглядов так взволновал Лизу (1) что (2) когда она села за столик в большом зале (3) её глаза (4) не отвечая никому (5) тоже говорили о смущении.
в сложных предложениях с разными видами связи
В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
1. Оказалось (1) что (2) хотя доктор и говорил очень складно и долго (3) никак нельзя было передать того (4) что он сказал.
2. Холодной ночью мальчик стучал в незнакомые дома (1) выпрашивая (2) где живет Ознобишин (3) и (4) если ему не отвечало мертвое молчание (5) то раздавался бранный окрик (6) либо подозрительный опрос.
ЛитЛайф
Жанры
Авторы
Книги
Серии
Форум
Паустовский Константин Георгиевич
Книга «Том 3. Повесть о лесах. Золотая роза»
Оглавление
Читать
Помогите нам сделать Литлайф лучше
Горький очень долго стоял неподвижно и смотрел на тополь, сняв шляпу. Потом он что-то сказал и пошел в глубину сада, но несколько раз останавливался и оглядывался на тополь.
За ужином писатель осмелел и спросил Горького, что он сказал тогда, около тополя. Горький не удивился и ответил:
— Ну, раз вы за мной подглядели, то так и быть, сознаюсь. Я сказал — какое могущество!
Однажды я был у Алексея Максимовича в его загородном доме в Горках. Был летний день, весь в кудрявых, легких облаках, пестривших прозрачной тенью цветущие зеленые взгорья за Москвой-рекой. По комнатам дуло теплым ветром.
Горький говорил со мной о моей последней повести — «Колхиде» — так, как будто я был знатоком субтропической природы. Это меня сильно смущало. Но, несмотря на это, мы поспорили о том, болеют ли собаки малярией, и Горький в конце концов сдался и даже вспомнил, добродушно улыбаясь, случай из своей жизни, когда он видел около Поти больных малярией, взъерошенных и стонущих кур.
Говорил он так, как сейчас уже никто из нас говорить не умеет, — выпуклым, сочным языком.
Тогда я только что прочел очень редкую книгу нашего моряка, капитана Гернета. Называлась она «Ледяные лишаи».
Гернет был одно время советским морским представителем в Японии, там написал эту книгу, сам набрал ее в типографии, так как не нашел среди японцев наборщика, знающего русский язык, и отпечатал всего пятьсот экземпляров этой книги на тонкой японской бумаге.
В книге капитан Гернет изложил свою остроумную теорию возвращения в Европу миоценового субтропического климата. Во времена миоцена по берегам Финского залива и даже на Шпицбергене росли магнолиевые и кипарисовые леса.
Я не могу здесь подробно рассказать о теорий Гернета — для этого понадобилось бы слишком много места. Но Гернет неопровержимо доказал, что если бы удалось растопить ледяной панцирь Гренландии, то в Европу вернулся бы миоцен и в природе наступил золотой век.
Единственной слабостью этой теории была полная невозможность растопить гренландский лед. Сейчас, после открытия атомной энергии, это можно было бы, пожалуй, сделать.
Я рассказал Горькому о теории Гернета. Он барабанил пальцами по столу, и мне показалось, что он слушает меня только из вежливости. Но оказалось, что он был захвачен этой теорией, ее стройной неопровержимостью и даже какой-то торжественностью.
Он долго обсуждал ее, все больше оживляясь, и попросил прислать ему эту книгу, чтобы переиздать ее большим тиражом в России. И долго говорил о том, сколько умных и хороших неожиданностей подкарауливают нас на каждом шагу.
Но издать книгу Гернета Алексей Максимович не успел — он вскоре умер.
На острове Джерсее в Ламанше, где Виктор Гюго жил в изгнании, ему сооружен памятник.
Памятник поставлен на обрыве над океаном. Постамент у памятника очень невысокий, всего в двадцать или тридцать сантиметров. Он весь зарос травой. Поэтому кажется, что Гюго стоит прямо на земле.
Гюго изображен идущим против сильного ветра. Он согнулся, плащ на нем развевается. Гюго придерживает шляпу, чтобы ее не снесло. Он весь в борьбе с напором океанской бури.
Памятник поставлен в местности дикой и пустынной, откуда видна скала, где погиб матрос Жиллиат из «Тружеников моря».
Вокруг, на сколько хватает глаз, гудит неспокойный океан, лижет тяжелыми волнами подножия утесов, вздымая и раскачивая заросли морской травы, и с тяжелым грохотом врывается в подводные пещеры.
Во время туманов слышно, как мрачно ревут сирены на далеких маяках. А по ночам маячные огни лежат по горизонту на самой поверхности океана. Они часто окунаются в воду. Только по этому признаку можно понять, какие огромные валы, застилая огни маяков, катит океан на берег Джерсея.
В годовщину смерти Виктора Гюго жители Джерсея кладут к подножию памятника несколько веток омелы. Чтобы положить омелу к ногам Гюго, выбирают самую красивую девушку на острове.
У омелы очень плотные овальные листочки оливкового цвета. Омела, по местным поверьям, приносит счастье живым и долгую память умершим.
Поверье сбывается. И после смерти мятежный дух Гюго бродит по Франции.
Это был неистовый, бурный, пламенный человек. Он преувеличивал все, что видел в жизни и о чем писал. Так было устроено его зрение. Жизнь состояла из гневных и радостных страстей, приподнято и торжественно выраженных.
Это был великий дирижер словесного оркестра, состоявшего из одних духовых инструментов Ликующая медь труб, грохот литавров, пронзительный и заунывный свист флейт, глухие крики гобоев. Таков был его музыкальный мир.
Музыка его книг была такой же могучей, как гром океанских прибоев. От нее содрогалась земля. И содрогались слабые человеческие сердца.
Но он не жалел их. Он был неистов в своем стремлении заразить все человечество своим гневом, восторгом и своей шумной любовью.
Он был не только рыцарем свободы. Он был ее глашатаем, ее вестником, ее трубадуром. Он как бы кричал на перекрестках всех земных дорог: «К оружью, граждане!»
Он ворвался в классический и скучноватый век, как ураганный ветер, как вихрь, что несет потоки дождя, листья, тучи, лепестки цветов, пороховой дым и сорванные со шляп кокарды.
Этот ветер был назван Романтикой.
Он просквозил застоявшийся воздух Европы и наполнил его дыханием неукротимой мечты.
Я был оглушен и очарован этим неистовым писателем еще в детстве, когда прочитал пять раз подряд «Отверженных». Я кончал этот роман и в этот же день принимался за него снова.
Я достал карту Парижа и отмечал на ней все те места, где происходило действие этого романа. Я как бы сам стал его участником и до сих пор в глубине души считаю Жана Вальжана, Козетту и Гавроша друзьями детства.
Париж с тех пор стал не только родиной героев Виктора Гюго, но и моей. Я полюбил его, никогда не видев. С годами это чувство становилось крепче.
К Парижу Виктора Гюго присоединился Париж Бальзака, Мопассана, Дюма, Флобера, Золя, Жюля Валлеса, Анатоля Франса, Роллана, Додэ, Париж Вийона и Рембо, Мериме и Стендаля, Барбюсса и Беранже.
Я собирал стихи о Париже и выписывал их в отдельную тетрадь. К сожалению, я ее потерял, но многие строчки из этих стихов запомнил наизусть. Разные строчки — и пышные и простые.
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Том 3. Повесть о лесах. Золотая роза
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Константин Георгиевич Паустовский
Собрание сочинений в восьми томах
Том 3. Повесть о лесах. Золотая роза
С детских лет мне хотелось увидеть и испытать все, что только может увидеть и испытать человек. Этого, конечно, не случилось. Наоборот, мне кажется, что жизнь была небогата событиями и прошла слишком быстро.
Но так кажется лишь до тех пор, пока не начнешь вспоминать. Одно воспоминание вытягивает за собой другое, потом третье, четвертое. Возникает непрерывная цепь воспоминаний, и вот оказывается, что жизнь была разнообразнее, чем ты думал.
Прежде чем рассказать вкратце свою биографию, я хочу остановиться на одном своем стремлении. Оно появилось в зрелом возрасте и с каждым годом делается сильнее. Сводится оно к тому, чтобы насколько можно приблизить свое нынешнее душевное состояние к той свежести мыслей и чувств, какая была характерна для дней моей юности.
Я не пытаюсь возвратить молодость — это, конечно, невозможно, — но все же пытаюсь проверять своей молодостью каждый день теперешней жизни.
Молодость для меня существует как судья моих сегодняшних мыслей и дел.
С возрастом, говорят, приходит опыт. Он заключается, очевидно, и в том, чтобы не дать потускнеть и иссякнуть всему ценному, что накопилось за прожитое время.
…Родился я в 1892 году в Москве, в Гранатном переулке, в семье железнодорожного статистика. До сих пор Гранатный переулок осеняют, говоря несколько старомодным языком, те же столетние липы, какие я помню еще в детстве.
Отец мой, несмотря на профессию, требовавшую трезвого взгляда на вещи, был неисправимым мечтателем. Он не выносил никаких тягостей и забот. Поэтому среди родственников за ним установилась слава человека легкомысленного и бесхарактерного, репутация фантазера, который, по словам моей бабушки, «не имел права жениться и заводить детей».
Очевидно, из-за этих своих свойств отец долго не уживался на одном месте. После Москвы он служил в Пскове, в Вильно и, наконец, более или менее прочно осел в Киеве, на Юго-Западной железной дороге.
Отец происходил из запорожских казаков, переселившихся после разгрома Сечи на берега реки Рось около Белой Церкви.
Там жили мой дед — бывший николаевский солдат, и бабка — турчанка. Дед был кроткий синеглазый старик. Он пел надтреснутым тенором старинные думки и казацкие песни и рассказывал нам много невероятных, а подчас и трогательных историй «из самой что ни на есть происшедшей жизни».
Моя мать — дочь служащего на сахарном заводе — была женщиной властной и неласковой. Всю жизнь она держалась «твердых взглядов», сводившихся преимущественно к задачам воспитания детей.
Неласковость ее была напускная. Мать была убеждена, что только при строгом и суровом обращении с детьми можно вырастить из них «что-нибудь путное».
Семья наша была большая и разнообразная, склонная к занятиям искусством. В семье много пели, играли на рояле, благоговейно любили театр. До сих пор я хожу в театр, как на праздник.
Учился я в Киеве, в классической гимназии. Нашему выпуску повезло: у нас были хорошие учителя так называемых «гуманитарных наук», — русской словесности, истории и психологии. Почти все остальные преподаватели были или чиновниками, или маньяками. Об этом свидетельствуют даже их прозвища: «Навуходоносор», «Шпонька», «Маслобой», «Печенег». Но литературу мы знали и любили и, конечно, больше времени тратили на чтение книг, нежели на приготовление уроков.
Со мной училось несколько юношей, ставших потом известными людьми в искусстве. Учился Михаил Булгаков (автор «Дней Турбиных»), драматург Борис Ромашов, режиссер Берсенев, композитор Лятошинский, актер Куза и певец Вертинский.
Лучшим временем — порой безудержных мечтаний, увлечений и бессонных ночей — была киевская весна, ослепительная и нежная весна Украины. Она тонула в росистой сирени, в чуть липкой первой зелени киевских садов, в запахе тополей и розовых свечах старых каштанов.
В такие весны нельзя было не влюбляться в гимназисток с тяжелыми косами и не писать стихов. И я писал их без всякого удержу, по два-три стихотворения в день.
Это были очень нарядные и, конечно, плохие стихи. Но они приучили меня к любви к русскому слову и к мелодичности русского языка.
О политической жизни страны мы кое-что знали. У нас на глазах прошла революция 1905 года, были забастовки, студенческие волнения, митинги, демонстрации, восстание саперного батальона в Киеве, «Потемкин», лейтенант Шмидт, убийство Столыпина в Киевском оперном театре.
В нашей семье, по тогдашнему времени считавшейся передовой и либеральной, много говорили о народе, но подразумевали под ним преимущественно крестьян. О рабочих, о пролетариате говорили редко. В то время при слове «пролетариат» я представлял себе огромные и дымные заводы — Путиловский, Обуховский и Ижорский, — как будто весь русский рабочий класс был собран только в Петербурге и именно на этих заводах.
Когда я был в шестом классе, семья наша распалась, и с тех пор я сам должен был зарабатывать себе на жизнь и ученье. Перебивался я довольно тяжелым трудом, так называемым репетиторством.
В последнем классе гимназии я написал первый рассказ и напечатал его в киевском литературном журнале «Огни». Это было, насколько я помню, в 1911 году.
С тех пор решение стать писателем завладело мной так крепко, что я начал подчинять свою жизнь этой единственной цели.
В 1912 году я окончил гимназию, два года пробыл в Киевском университете и работал и зиму и лето все тем же репетитором, вернее, домашним учителем.
К тому времени я уже довольно много поездил по стране (у отца были бесплатные железнодорожные билеты). Я был в Польше (в Варшаве, Вильно и Белостоке), в Крыму, на Кавказе, в Брянских лесах, в Одессе, в Полесье и Москве. Туда после смерти отца переехала моя мать и жила там с моим братом — студентом университета Шанявского. В Киеве я остался один.
В 1914 году я перевелся в Московский университет и переехал в Москву.
Началась первая мировая война. Меня как младшего сына в семье в армию по тогдашним законам не взяли.
Шла война, и невозможно было сидеть на скучноватых университетских лекциях. Я томился в унылой московской квартире и рвался наружу, в гущу той жизни, которую я только чувствовал рядом, около себя, но еще так мало знал.
Я пристрастился в то время к московским трактирам. Там за пять копеек можно было заказать «пару чая» и сидеть весь день в людском гомоне, звоне чашек и бряцающем грохоте «машины» — оркестриона. Почему-то почти все «машины» в трактирах играли одно и то же: «Шумел-горел пожар московский» или «Ах, зачем эта ночь так была хороша».
Трактиры были народными сборищами. Кого только я там не встречал! Извозчиков, юродивых, крестьян из Подмосковья, рабочих с Пресни и из Симоновой слободы, толстовцев, молочниц, цыган, белошвеек, ремесленников, студентов, проституток и бородатых солдат — «ополченцев». И каких только говоров я не наслушался, жадно запоминая каждое меткое слово.
Тогда у меня уже созрело решение оставить на время писание туманных своих рассказов и «уйти в