У меня больше проблем чем фараона на the flow
На стримингах блокируют трек Скриптонита и Gee Baller «Body»
Трек «Body» с нового альбома Скриптонита и Gee Baller недоступен на некоторых стриминг-платформах.
Его удалили со страницы альбома на Яндекс.Музыке, а на Spotify и Вконтакте его нельзя послушать.
Судя по всему, причиной блокировки трека стала просьба артиста Rodionis, и вскоре песня будет перезалита в новой версии (и, судя по треклисту на площадках, с обновленным названием — «International Body»).
Rodionis — экс-артист Musica36, контракт с которым был расторгнут спустя три месяца после подписания — сказал, что трек вышел без согласования с ним.
«Трек нужно было согласовать со мной и спросить, хочу ли я его выпускать, — прокомментировал Rodionis. — А я выпускать его не хочу, потому что у меня осталось неприятное послевкусие после сотрудничества с данной компанией и людьми, там работающими».
Альбом «The Genetic Code» стал первым англоязычным релизом Скриптонита. Релиз записан совместно с артистом его лейбла Gee Baller.
Трек «Body» в оригинальной версии еще доступен на YouTube:
White Punk на слуху много лет, но таким вы его еще не знали. Большое интервью
White Punk в музыке около 10 лет — большинство помнит его как битмейкера Dead Dynasty, сделавшего Фараону его главные хиты. Прошло время, когда-то самое яркое объединение нового русского рэпа распалось, проявились обиды и зазвучали упреки — и в этом интервью об этом упоминается. Но еще есть много всего, чего вы не подозревали о музыканте и что проще выложить списком хайлайтов, чем подытожить единственной цитатой.
— Должен признаться. В начале песни “Падают” я упорно слышу “пиф-паф, турнички”. Скажи, что не я один такой.
— На самом деле ты первый. Мне кажется, Синекдоха довольно внятно говорит слово “дурочки” (смеется).
— Раз мы стартовали на такой волне. У тебя есть любимая комедия?
— Наверное, нет. Мне больше нравятся старые советские фильмы, артхаус и психологические хорроры. А все комедии, которые я смотрю, они с подтекстом. Для меня комедия — это “Панк из Солт-Лейк-Сити”, например. Я же сам был анархистом, этот фильм многое объясняет. “Мрачные тени” нравится с Джонни Деппом про вампира.
— Я был уверен, ты назовешь “Реальных упырей”.
— Не, это слишком дешево. Прикольная идея, но глуповато сделано.
— А откуда у тебя пошла тема с вампирами?
— Еще когда я прочитал “Дракулу”. Я читал “Сумерки”, мама порекомендовала. Мне понравились две книги: первая и “Рассвет”. Мне было лет 13, я посмотрел фильмы, но меня сильнее зацепил саундтрек.
Да и в принципе у Пензы похожая атмосфера. Я сам довольно мрачный, страдаю от депрессий — у меня это реальное заболевание. Были периоды ремиссии по два месяца, я лежал и ничего не мог сделать, хотя в жизни все хорошо.
Вообще, я сильно расстраиваюсь, когда я не прав или когда делаю ошибки. Когда кто-то другой ошибается — я не скрываю, когда недоволен другим.
— А я как раз хотел спросить про твит “Вернувшийся из депрессии”, смотреть во всех кинотеатрах”.
— У меня это временными периодами по 3-4 волны. Я начал ощущать это уже подростком.Сначала три дня дереализации, полная беспомощность, никакого желания жить, раньше были транквилизаторы и антидепрессанты.
— С чего все началось?
— Все начинается с детства. У меня было хорошее детство, но я часто думал, почему отец ушел из семьи. Дети же всегда винят себя. На районе у меня не было ни одного друга, у кого была бы полная семья. Вот такой кружок по несчастью. Сейчас я в очень хороших с папой, он давно перестал пить, общаюсь, очень люблю родителей. Но тогда я был одинок — мама очень много работала, значительную часть в воспитании принимали бабушка с дедушкой, царствие им небесное.
— Ты поэтому анархистом был?
— Я никогда не скрывал, что меня волнует. Меня, наверное, поэтому в школе и не любили — я всегда говорил правду. А люди воспринимают правду как токсичность.
Меня хотели выгнать из школы, но я занимался спортом и постоянно выступал за школу. Я был самой большой проблемой своей школы.
— Проблемы выходили за рамки школы?
— Да, я этого не скрываю. С первого класса меня поставили на учет. Это был третий или четвертый день — я взял пару банок краски и пошел делать кусок. Покойный дедушка научил меня рисовать и сказал, что в жизни можно заниматься творчеством. Мне было года 3 — я запомнил на всю жизнь.
Потом я рос, проблемы становились больше, я и в детской комнате милиции наблюдался. Но я не боялся — иногда даже брал ответственность за других… О, смотри, собака (показывает в камеру).
— Привет. Как зовут?
— Бусинка. Бабушка с дедушкой умерли, я ее взял себе. А есть еще две. Вот эту (в кадре появляется дворняжка) взял с улицы, сейчас ищу ей дом.
— Респект.
— Короче, с мамой какое-то время мне не удавалось наладить коннект. А потом стал заниматься музыкой и успокоился. Я до этого спортом занимался, чемпионат России по каратэ выиграл. Из меня дурь выбивали, но со мной оказалось довольно тяжело справиться
— Киокушинкаем занимался?
— Я занимался каратэ с 5 лет до 16. Сначала было ашихара-каратэ, его запретили, обвиняли в том, что это секта.
Со стороны для людей это выглядит так: вы сначала молитесь на японском, потом бьете друг друга и опять что-то говорите на японском. Но в этом был свой путь к дисциплине и духу.
— И ты вот так дрался малолетним ребенком?
— Не, сначала тебя обучают Это уже взрослые жестко ********. Там были разрешены удары локтями куда не надо. Я видел соревнования, где человеку в спортивном каратэ так прилетело пяткой в кадык, что он захрипел, его не могли реанимировать. А представь, что в те годы было в том же киокушине без нормальной амуниции.
— (Брови улетают в стратосферу)
— Такое было. Я когда перешел в другое направление к Гаганову Виктору Генадьевичу, ко мне подходили каратисты и говорили: “Откуда мы тебя знаем? А, точно, это же в тебя ваш тренер стрелял”. У нас было такое жесткое каратэ, что над нами остальные орали. На сборах мы все время приседали, ходили гуськом. Пока все спали, тренер очень жестко дрочил. Но это воспитало во мне стержень.
— Я не понимаю, как можно оправдывать, что взрослый мужик стреляет по детям из пневмата.
— (некоторое время молчит) Не знаю. Да, мне было больно, я какое-то время звонил маме, просил забрать. У нас была дедовщина, нас ****** старшие. Но их тоже в свое ******* старшие. Тренер нас ******, потому что выбивал из нас дурь. Нам было запрещено драться на улице. Если тренер узнавал, то ****** особенно жестко.
— Тебе кажется, что без этого ты мог бы наломать дров?
— Да. Ударишь человека ногой, он упадет и умрет. У нас были такие случаи, сидели пацаны по несколько лет. Одному дали 7 лет — на него с девушкой напали, он парочке врезал и уехал. Тогда только женился.
— Твоя цитата: “Много было ситуаций, когда здоровье было под вопросом”. Так понимаю, не только про депрессию речь.
— Я в такие же уличные перепалки попадал. Со спортом связано. У меня большие проблемы с памятью, даже имя иногда запомнить не могу. У меня было 7-8 сотрясений: пара легких, пара тяжелых, несколько средних. Один раз я пьяным прыгнул на концерте Глеба с трехметровой высоты мимо людей. Меня увезли на скорой.
А еще мне было лет 7. Возможно, это была первая попытка самоубийства (смеется). Я разогнался в спортзале и врезался в трубы отопления. У меня был шрам на половину лица. Говорили, что надо сделать косметическую операцию, потому что будут дразнить Гарри Поттером, но я любил Гарри Поттера, так что было *****.
Занимался селфхармом, когда делал ошибки. В детстве, когда занимался каратэ, меня наказывали за ошибки. А кто накажет теперь? Я сам. Сейчас ухожу от этого.
Я перестал заниматься спортом из-за травмы и думал, что мне делать дальше. Я же хотел быть профессиональным каратистом. Вспомнил, что с детства любил музыку, хотел в художественную школу ходить. Я до 10 лет пел в хоре, а потом пришел тренер и сказал, что либо пою в хоре фальцетом, либо занимаюсь настоящим мужским делом.
— Когда-то давно ты был известен как продюсер Phantom и работал с нынешним Кизару. Как произошел ваш коннект?
— Мне было лет 15. Начал делать биты и меня заметили в Америке. В России никто не знал. Я тогда ушел из спорта, сказал маме, что буду продюсером. Она сказала: “Ты [тронулся]?”
Мне стали писать Lil Tracy и Craig Xen, я просил за биты 30 долларов. Они просили бесплатные. С Диланом Брэди и Bones тогда переписывался. С Night Lovell сделал трек. Меня заметил рэпер Ramirez, который в те годы делал фонк, а его слушали Кизару и Фараон. И вот так они вышли на меня.
— Каким тогда был Кизару?
— Мы давно с ним не общались. Тогда он был моим другом. Я приходил к нему за советом, он мне сильно помогал. У нас есть где-то 4-5 демок, которые мы так и не выпустили. Потом у него начались проблемы, а мне нужна была работа — Фараон позвал меня в Dead Dynasty. Олег заявил, что не любит Глеба и я должен выбирать. А я хотел что-то получать за свою работу.
— Ты помнишь, как Dead Dynasty воспринимали в самом начале? Русский рэп тогда был токсичной средой.
— Он и сейчас такой. Просто люди научились делать бизнес и быть приветливыми.
Скажу так, я был против вступления в Dead Dynasty. Я был в объединении FrozenGangBeatz и я не хотел, чтобы конкретно мои биты подписывали именем объединения. Потом Фараон позвал пацанов к себе. Я посмотрел клип “Ничего не изменилось” и говорю: “Блин, пацаны, это же Bones”. Хотя я не против, когда кто-то копирует других — даже благодарен, когда битмейкеры делают “White Punk type beat”.
Мы шли против всех. Когда я пришел в DD, это было похоже на ашихара-каратэ (смеется). Немного секта. На протяжении 4-5 лет я работал конкретно на Глеба. Это даже не обсуждалось.
— Когда у вас все поперло, что ты чувствовал?
— Все вышло так, как оно вышло, потому что мы делали с любовью. Это было безвозмездно, мы даже не думали о деньгах. В этом был секрет успеха.
— Первый тур YungRussia на минивэне. Правда, что вы чуть ли не разбились под Пензой?
— Это парни ехали ко мне, чтобы забрать. Там была проблема с колесом, была плохая ситуация. При этом я ни разу их еще не видел и звонил такой: “Ну че там, ***?”
Когда они пригласили меня на сцену, это был мой день рождения. Толпа кричала поздравления. Лучший день моей жизни. Я ощутил себя частью чего-то большего. Будто надо мной течет родник со святой водой. Один из немногих дней, который я помню с утра до вечера.
И как они еще меня отпросили у мамы.
— Мама была сильно против, насколько я понимаю.
— Можем у нее спросить.
— Давай.
— (открывает дверь) Мам, можно спросить? Когда пацаны в первый раз приехали забирать меня, с какими чувствами ты меня отпускала?
— Мама White Punk: Тревожность, опасение. Мне было страшно. Но я была рада, что ты пошел по своему пути. Ты был упертый товарищ, а тут твое хобби совпало с работой.
— А учебу он как совмещал?
— Мама White Punk: Никак не совмещал. 10-11 классы практически не посещал из-за концертов. Но все контрольные и экзамены сдал на 4 и 5. Врожденная память очень хорошая была. ЕГЭ тоже неплохо сдал.
— White Punk: Меня даже не хотели допускать до ЕГЭ.
— Большое спасибо маме.
— Вообще, тяжело было ездить большие туры?
— Я взрослел, а у меня ни на что не было времени. Только работа. Больше ничем не занимаешься. Проблемы со здоровьем начались. Помню, у нас с Глебом был тур на 54 города. Я пока что не видел ни одного артиста с таким количеством. Мы откатали каждый — не был дома год.
— Я слышал, к 18 году у вас в турах был запрет на алкоголь. Были проблемы?
— У меня были. В принципе есть. Мы бухали, веселились и давать концерт было просто невозможно. Я иногда не мог стоять за диджейским пультом. И тогда наш менеджер решил — никакого бухла. Меня штрафовали. Была история — мне говорят: “Панк, никто не узнает. Давай бухнем”. Я согласился. А вискарь стоил 8 тысяч, у меня тогда было не очень много денег, но я все равно взял его. И нас спалили на следующий день как в детском лагере.
— Каково стоять за пультом, когда человек на сцене стоит перед толпой?
— Я не видел разницы. Он же зависит от тебя. А потом я еще стал бэк-вокалистом, да и вообще сам по себе командный игрок.
Если ты про амбиции, то я люблю публику, но не настолько. Боюсь ответственности. Тогда я думал: “Толпой надо же уметь управлять”. А потом стал ценить себя и свою музыку. Стал самостоятельным артистом.
— Зато ты первым носил кожу и делал рок.
— (смеется) Да никто ничего первым не придумал. Вообще, раньше для меня рэп стоял на самом последнем месте, я слушал очень много рока. Никогда не думал, что буду делать и продюсировать рэп — это стало абсурдом жизни. Я же рокер, какого хера рэп?
— Тур Фараона “Lonely Star” 2018 года. Ноа в нашем интервью называл его “огромным теплым событием”. Так понимаю, ты его откатал с противоположными эмоциями.
— В жизни нет черного и белого. Я всегда отношусь к людям по-доброму, но когда ко мне относятся иначе… Я добрый — это мой большой минус. Когда мою доброту воспринимают за слабость — а я еще телец, рожденный в год быка, — то у меня перед глазами красная пелена. Были неприятные рабочие моменты, я сам себя корю за них.
Но я думаю, что все к лучшему. Но мне никогда не было так тепло как в YungRussia — это можно сравнить с утробой матери. Я бы многое отдал, чтобы снова почувствовать это. Даже те 54 города вспоминаю с теплотой.
— Ты в том туре решил уходить из Dead Dynasty. Это была вспышка или в тебе это накапливалось?
— Думаю, накапливалось. Хотя я очень вспыльчивый — меня тяжело обидеть, но если произойдет, плохо будет всем.
Это был накопительный эффект. У нас ушел менеджер, если это можно так назвать. Я почувствовал, что все пошло по *****. Все начало ломаться, когда пришли деньги. Мы были юны, мало кто с этим справился.
— Если бы тебя попросили одним словом описать причину, по которой все распалось, что бы ты сказал?
— Два слова. Эгоизм и недопонимание.
Что я понял из этого — нужно всегда прорабатывать свое эго, не тянуть на себя одеяло в команде и постоянно держать коммуникацию.
— Эгоизм коллективный или одного человека?
— После такого опыта тебе стало тяжелее доверять людям и заводить друзей?
— Не передать словами. До сих пор тяжело. Меня стало легче задеть, я стал проще заводиться. Я завожу отношения навсегда. У меня в голове было одно, у человека — другое. Наши цели на самом деле не совпадали. Просто я был малой, много работал и не замечал многих вещей. Я был за кулисами и на сцене одновременно.
— Я не хочу копать в сторону твоего конфликта с Фараоном, об этом уже было сказано много слов. Но тем не менее я обязан задать вопросы про суд, а ты не обязан на них отвечать.
— Ты пожалел, что пошел в суд?
— Нет. Я это делал на эмоциях. Мы встречались перед этим. Я поменялся за это время, перестал держать зло. Но этот человек не изменился. И я решил сделать так.
Потом я понял, что мне это просто не надо. Зачем ковыряться палкой в грязной луже? Я не жалею о нашем сотрудничестве. Я все отпустил и больше не хочу жить с негативом. Даже волосы остриг.
Я решил отозвать иск за месяц до суда. Это же не в один день было.
— А почему адвокат реагировал так, будто это было в день суда?
— Я перестал работать с ним по причине, что он преследовал свои идеи. Он был больше заинтересован, чем я. Мне надавили на больную тему. Я не пошел бы в суд, если бы не был прав. Но я решил отпустить. Неужели я буду до 30 судиться за музыку, которую написал в 18 лет?
А он может не прийти на суд, как он бы и сделал. Это уже на год отложится. Это будет долго и изнурительно, а моральное здоровье за деньги не купишь. Я лучше буду дальше писать музыку и все будет хорошо. А если бы и получил деньги, то не вернул бы себе 3-4 года жизни.
— Тебе было тяжело становиться сольным артистом и писать песни для себя?
—Не было. Мне всегда было, о чем сказать. Первый трек “Вампир” я еще на туре “Lonely Star” ходил включал пацанам на диктофоне. Это было очень спонтанно, я проснулся в пять утра, начал плакать, у меня была депрессия. Решил написать песню.
Когда я писал “Паука”, мне было [офигенно]. Был немного агрессивный настрой. Я не могу выдавить из себя то, чего я не чувствую — никогда не обманываю ни себя, ни слушателя.
Я в любой момент могу выпустить “Крестный 2.0” и срубить кучу бабок. Чтобы ты понимал, это моя самая нелюбимая песня — бит я сделал за 30 минут, а записал трек за 15. Мой менеджер сидит такой (хлопает) и говорит: “Это хит”. Я отвечаю: “Чел, это говно для малолеток”. Я вообще не верил в этот трек и хотел удалять. Не хотел клип снимать. А там уже столько миллионов — благодаря ему альбом “Паук” стал золотым.
— Почему ты до сих пор живешь в Пензе и не перебираешься в Москву?
— А я там давно и уже не стремлюсь в этот город. Устал ходить на тусовки, делать вид, что мне там интересно. Поработал и уехал в Пензу избавляться от этой дряни, как бы это ни звучало — мне Москва кажется очень дрянным городом. У моего любимого персонажа фильма “Брат” был друг-бомж, который сказал про Москву: “Приезжает сильный — она делает его слабым”.
Я не хочу полностью уходить в бизнес. Абсолютно не про чарты думаю, когда делаю музыку. Мне будет лет 30 — возможно, я буду делать музыку, которая нацелена только приносить деньги. Я знаю как делать музыку, которую будут покупать. Но пока я уделяю творчеству большое значение. Музыка мой психотерапевт, а этот город ни на что меня не вдохновляет.
— А ты реально поставил в Пензе баннер “Пенза, сначала слушаем “Сириус”, а потом “Certified Lover Boy”?
— (смеется) Не, это был мем. Но у нас была наружка в Пензе, даже на моем районе стоял баннер.
— “Сириус” звучит как очень личный альбом, написанный после расставания. Это так?
— Этот альбом был написан после того, как мой мир упал. У меня умерли бабушка с дедушкой, очень близкие для меня люди. Они умерли с разницей в полгода. Просто были — и вот их нет. И ты думаешь: “А почему я не так часто им звонил? Почему не так часто звонил деду, когда он остался один?”
Я отошел только месяца три назад. Выпустил альбом и только тогда такой (громко выдыхает). Трек “Частица” написан про бабушку, некоторые треки про девушку, с которой я уже давно в отношениях. Мне было плохо. Я понимал, что не могу писать тот альбом, который хотят слушать другие люди. Самый тяжелый период моей жизни.
Я помню свой самый счастливый и самый несчастливый день. Ко мне приехал Yelawolf. Мне было 13 лет, я слушал трек “Firestarter” и думал: “Вот бы раз в жизни пописать с ним музыку”. Проходит несколько лет — я сижу с ним на студии, а он говорит: “Давай альбом сделаем”. И ты сидишь такой (широко улыбается).
— В конце сентября у меня умерла бабушка. Я тогда понял, что взрослею, а вот мои близкие — стареют.
— Ты будто проваливаешься под землю и падаешь к ядру земли.
Дед оставил записку. Вышел на улицу и умер. Сам, без подручных средств. Вот так оно и происходит на самом деле.
— Тебе было важно выступить с “Частицей” на ТВ?
— Да, одна из самых важных вещей в моей жизни. Я даже не думал, насколько это будет сложно — мне сообщили про “Урганта” за три дня. Я говорю: “Это же шутка?”
Я в ****, никогда не исполнял вживую на ТВ, тебе дают не больше двух дублей. Я чуть не заплакал на первом дубле, но ко второму выдохнул и собрался. Мне кажется, мы сделали колоссальную работу всего за трое суток работы.
— У тебя выходит делюкс. И он по настроению и звучанию очень отличается от оригинального “Сириуса”.
— Хотелось разделить на “до” и “после”. Половину делюкса я записывал после того, как вышел из депрессивной комы. Треки, конечно, с грустной начинкой, но они более понятны вне контекста завуалированного “Сириуса” — это целостный альбом. И я не ожидал от него глобального успеха — хотя миллионов 11 прослушиваний на нем уже есть.
— На делюксе есть фит с Noize MC. Верно понимаю, что еще один будет на его альбоме?
— Да. Я еще сделал ему пару песен.
Я был на концерте Yelawolf и увидел его. Говорю менеджеру: “Дэн, я его так слушал в детстве, стыдно подойти”. Он отвечает: “Ты думаешь, тебя здесь кто-то не знает?”
Нойз подходит, Дэн ему говорит: “Ваня, привет. Это Даня”. А он в ответ: “Привет, да я знаю его”. Пошли бухнули, он предложил музыку пописать. Мне даже делать ничего не пришлось.
— Было страшно записываться не просто с большим мастером, но и кумиром?
— Было волнительно. Вот даже с Йелавульфом мы сделали не один трек. Мне, кстати, скоро лететь в Алабаму доделывать наш релиз. Я говорю ему: “Майкл, скинешь мне демки?” — а он отвечает: “Ты реально думаешь, что я чувакам кидаю демки?” Вот это мастера своего дела, профессионалы на все 100. Ни один новый чувак с ними не сравнится.
И когда Нойз говорит, что у тебя прикольные идеи — это незабываемые ощущения. Я просто приезжал к нему на студию и смотрел, как он дописывает песню — это совершенно другой процесс. Мы выбирали биты, он говорит: “У меня есть текст. Я написал его два года назад, вот этот бит ему идеально подходит” Два года назад человек текст написал!
— Хаски такой же?
— Да. Это человек, с которым у нас получился отличный тандем. Похожего опыта у меня мало, можно по пальцам одной руки пересчитать. Хаски — это такой человек, к которому я отношусь с трепетом.
— Со стороны Дима кажется человеком с фигами в кармане. Какой он в личном общении?
— Очень интересный и приятный, художественно подчеркнутый. Многие артисты не понимают, что они делают на студии. Мне, знаешь, что приятно? Что мы “7 октября” написали. Я горжусь этим треком.
— Гордишься с музыкальной стороны или тематической?
— Ты же еще писал бит “На что я дрочу”.
— Да, еще один отличный трек. Хаски транслирует мои мысли, бунтарские и анархические. Мне очень приятно, что он доверяет мне. Я очень дорожу этим. Это больше, чем роялти — Поль Гоген и Ван Гог вместе пишут картину.
Я из тех людей, кто плачет на годовщину смерти Немцова. На аватарки ставлю. Я понимаю, где живу. Никогда не скрывал этого. Диму Киселева дать Диме [Хаски] послать ***** — мне не страшно.
— Сегодня еще вышел трек Черной Экономики с твоим продакшном. Как это получилось?
— Я очень хорошо отношусь к Магу и Гуляй Рванина. Я посмотрел интервью Рванины у Сэма — я ***** от его интервью. Хотелось написать: “Мужик, спасибо за вью”. И мы начали сотрудничать. Вообще, я должен был им альбом сделать, но времени не хватило — там моих пять треков будет, я бесплатно их сделал. Такой музыки не хватает.
Мне удалось реанимировать Женю [Рванина], чтобы он снова начал писать. А он мне очень сильно помогал, когда я бросал пить. Наставлял меня. Я еще хочу сделать с ним его аудиокнигу, где он читает стихи. Там один стих настолько правдиво описывает, что вокруг происходит — это прямо гимн, под который нужно выйти на улицу. А у Магу просто ****** флоу — он как локомотив ******.
— И в то же время я удивился, когда увидел тебя во “Вписке” про OG Buda в доме на Рублевке.
— Да. Я там долго жил, когда работал с Платиной над альбомом. Пацаны хорошо ко мне относились, я к ним тоже нормально. А с Будой мы познакомились, когда он еще не был известным. Хотели поработать и сделали чуть позже.
Я вообще меломан. Знаешь группу Сруб? Я общаюсь с чуваком оттуда. Я услышал трек “Час чудес” и такой: “Вот бы сейчас грибов и на лодке покататься в лесу”. Неделю подряд слушал. Я сам пишу таким людям — им мне писать незачем.
У меня много таких неординарных знакомств. Владимир Епифанцев, например. Считаю его корешом, приезжал к нему в гости. Он мне помогал с проблемами справиться, делился опытом.
— Когда чуваков из Melon Music спрашивают, распадутся ли они, те отвечают: “Мы до музыки были друзьями и начали делать не ради денег”. Но ведь это очень похоже Dead Dynasty. Есть у них шанс?
— Конечно. Я салютую Melon Music и их идеи собраться после смерти Lil Melon. В этом есть смысл.
Мы не были такими друзьями, когда начинали DD. Напомню, что я вообще был против, а пошел только после ухода из FrozenGangBeatz. А у них есть шанс учиться на ошибках — у нас не было примера. Парни хорошие, добрые — я с Майотиком записал трек “Мимо” еще до того, как он стрельнул. Я знал, что он [уничтожит].
— Я смотрю, ты практически везде и у меня ощущение, что ты один из главных продюсеров в жанре прямо сейчас.
— Это не главное. Главное — сколько культурного вклада ты вкладываешь в эту культуру. Я изначально был известен на Западе — думаешь, мне было тяжело там и продолжить? Я просто подумал: “А тут что? Тут поле непаханное”.
Я с кем не встречаюсь [из Америки], они удивляются: “А что у вас все вот так?” Был смешной случай — я произнес n-word. Мы сидели на студии с Killy, у нас братское общение, и вот я сказал — на меня вшестером обернулись и начали смотреть. У меня тогда был другой менеджер, я смотрю, а он за сердце держится. Мне начали объяснять, а я говорю: “Стоп, вы думаете, я белый американец? Вы спросите, кто я такой вообще. Я и не русский ведь — я мордвин. Вы знаете, кто это такие вообще?”
Они вообще ничего не знают. Я рассказываю, что мы до сих пор в плену — они сидят в ****. Короче, потом забили уже.
Йелавульф вообще не хотел приезжать ко мне. Они ехали на студию, а Йела вдруг сказал: “Разворачивай тачку. Вы реально думаете, что сидит вот такой чувак из России и делает мне второй “Lemonade”? — а я сидел и реально его делал! И он приехал, услышал и такой: “А как он вообще узнал, о чем мы говорили?” А я просто решил подставить акаппелу из этого трека под свой бит, чтобы проверить, как это звучит.
Он ведь сперва даже не поздоровался, просто сидел и жрал бургер. А когда услышал, подошел и такой: “Привет, я Майкл”. Один раз на миллион такое бывает.
— В общении ты открытый веселый парень. Так почему у тебя настолько мрачный медийный образ?
— Я не хочу, чтобы меня знали таким на публике. Не надо им это знать. Мою доброту часто принимают за слабость. У меня куча жестких татуировок — я специально их сделал, чтобы не казаться ранимым для всех. Пускай думают, что я берсеркер. Это как личная жизнь — я пару раз выложил свою девушку в сторис и фанатки начали такую ***** ей писать. И я стал проводить черту.
А еще есть такое, что вот есть 200 хороших комментариев, а я прочитаю один плохой и буду в него верить. Вот как говорил Хаски: “Дима — маленький ребенок. Он верит, что этот комментарий — правда”.
У меня иногда шалили нервы и я писал в ответ: “Вот давай в Москве встретимся, я тебе [лицо] набью, так маваши-гери пробью, что челюсть отлетит”. А мне в ответ пишут: “Прости, я не знал как привлечь твое внимание”.
Но один раз мне позвонил чел по фейстайму, а он — в петле стоит. Я спрашиваю, нужна ли ему помощь. Мы проговорили полтора часа, я до сих пор с ним общаюсь. И он не для звонка это делал — ему было просто не с кем поговорить.
Опять скажу, все проблемы из-за недопонимания и бесчеловечности.