Тяжелая и сильная рыба бросилась под берег что означает

Синонимия, антонимия, омонимия и многозначность фразеологизмов

Сегодня мы рассмотрим сразу несколько свойств фразеологизмов, чтобы ещё точнее их употреблять и даже играть словами.
С нами, как и всегда, справочник по современному русскому языку Д. Э. Розенталя.

Синонимия фразеологизмов

Фразеологизмы, обладающие близким или тождественным значением, вступают в синонимические, отношения:

одним миром мазаны — два сапога пара, одного поля ягоды;
несть числа — хоть пруд пруди, что песку морского, как собак нерезаных.

Подобно лексическим единицам, такие фразеологизмы образуют синонимические ряды, в которые могут входить и соответствующие лексические синонимы одного ряда; ср.:

Богатство фразеологических, как и лексических, синонимов создает огромные выразительные возможности русского языка.

Фразеологические синонимы могут отличаться друг от друга стилистической окраской:

камня на камне не оставить — книжное, учинить расправу — общеупотребительное, разделать под орех — разговорное, задать перцу — разговорное;
за тридевять земель — общеупотребительное, у черта на куличках — просторечное.

Они могут не иметь семантических различий: стреляный воробей, тертый калач, а могут отличаться оттенками в значениях: за тридевять земель, куда Макар телят не гонял; первый означает — «очень далеко», второй — «в самые отдаленные, глухие места, куда ссылают в наказание».

Фразеологические синонимы, как и лексические, могут отличаться и степенью интенсивности действия, проявления признака: лить слезы — обливаться слезами, утопать в слезах, выплакать все глаза (каждый последующий синоним называет более интенсивное действие по сравнению с предыдущим).

У отдельных фразеологических синонимов могут повторяться некоторые компоненты (если в основе фразеологизмов лежат разные образы, мы вправе называть их синонимами):

игра не стоит свеч — овчинка выделки не стоит,
задать баню — задать перцу,
повесить голову — повесить нос,
гонять собак — гонять лодыря.

От фразеологических синонимов следует отличать фразеологические варианты, структурные различия которых не нарушают семантического тождества фразеологизмов:

не ударить в грязь лицом — не удариться в грязь лицом,
закинуть удочку — забросить удочку;

в первом случае фразеологические варианты отличаются грамматическими формами глагола, во втором — так называемыми «вариантными компонентами».

Не синонимизируются и фразеологизмы, сходные в значениях, но отличающиеся сочетаемостью и поэтому употребляемые в разных контекстах. Так, фразеологизмы с три короба и куры не клюют, хотя и означают «очень много», но в речи используются по-разному: первый сочетается со словами наговорить, наболтать, наобещать, второй — только со словом деньги.

Антонимия фразеологизмов

Антонимические отношения во фразеологии развиты меньше, чем синонимические. Антонимия фразеологизмов часто поддерживается антонимическими связями их лексических синонимов:

семи пядей во лбу (умный) — пороха не выдумает (глупый);
кровь с молоком (румяный) — ни кровинки в лице (бледный).

В особую группу выделяются антонимические фразеологизмы, частично совпадающие по составу, но имеющие компоненты, противопоставленные по значению:

с тяжелым сердцем — с легким сердцем,
не из храброго десятка — не из трусливого десятка,
поворачиваться лицом — поворачиваться спиной.

Компоненты, придающие таким фразеологизмам противоположное значение, часто являются лексическими антонимами (тяжелый — легкий, храбрый — трусливый), но могут получить противоположное значение только в составе фразеологизмов (лицо — спина).

Омонимия фразеологизмов

Омонимические отношения фразеологизмов возникают тогда, когда одинаковые по составу фразеологизмы выступают в совершенно разных значениях:

брать слово¹ — «по собственной инициативе выступать на собрании»
и
брать слово² (с кого— либо) — «получать от кого— либо обещание, клятвенное уверение в чем— либо».

Омонимические фразеологизмы могут появляться в языке, если в основе образных выражений оказываются разные признаки одного и того же понятия. Например, фразеологизм пускать петуха в значении — «устраивать пожар, поджигать что— либо» восходит к образу огненно— рыжего петуха, напоминающего по цвету и форме хвоста пламя (вариант фразеологизма — пускать красного петуха); фразеологизм же пускать (давать) петуха в значении — «издавать фальшивые звуки» создан на основе сходства голоса певца, сорвавшегося на высокой ноте, с «пением» петуха. Такая омонимия является результатом случайного совпадения компонентов, образующих фразеологические обороты.

В иных случаях источником фразеологических омонимов становится окончательный разрыв значений многозначных фразеологизмов. Например, значение фразеологизма ходить на цыпочках — «ходить на кончиках пальцев ног» послужило основой для появления его образного омонима ходить на цыпочках — «заискивать, всячески угождать кому— либо». В подобных случаях трудно провести границу между явлением многозначности фразеологизма и омонимией двух фразеологических единиц.

Особо следует сказать о так называемой «внешней омонимии» фразеологизмов и свободных словосочетаний. Например, фразеологизм намылить шею означает — «проучить (кого— либо), наказать», а семантика свободного сочетания намылить шею полностью мотивирована значениями входящих в него слов:

Нужно хорошенько намылить шею ребенку, чтобы отмыть всю грязь.

В таких случаях контекст подсказывает, как следует понимать то или иное выражение — как фразеологизм или как свободное сочетание слов, выступающих в своем обычном лексическом значении; например:

Тяжелая и сильная рыба бросилась. под берег. Я начал выводить ее на чистую воду (Пауст.).

Здесь выделенные слова употребляются в их прямом значении, хотя в языке закрепилось и метафорическое использование этого же словосочетания — фразеологизм выводить на чистую воду.

Однако, поскольку свободные словосочетания принципиально отличаются от фразеологизмов, говорить об омонимии таких выражений в точном значении термина нет оснований: это случайное совпадение языковых единиц разного порядка.

Многозначность фразеологизмов

Большинство фразеологизмов характеризуется однозначностью: они имеют лишь одно значение, их семантическая структура достаточно монолитна, неразложима:

камень преткновения — «препятствие»,
витать в облаках — «предаваться бесплодным мечтам»,
на первый взгляд — «по первому впечатлению»,
ставить в тупик — «приводить в крайнее затруднение, замешательство» и т. д.

Но есть фразеологизмы, обладающие несколькими значениями. Например, фразеологизм мокрая курица может означать:

1) «безвольный, бесхитростный человек, размазня»;
2) «человек, имеющий жалкий вид, подавленный; расстроенный чем-либо»;

валять дурака —

1) «ничего не делать»;
2) «вести себя несерьезно, дурачиться»;
3) «делать глупости».

Многозначность возникает обычно у фразеологизмов, сохранивших в языке частичную мотивированность значений. Например, фразеологизм боевое крещение, означавший первоначально «первое участие в бою», стал употребляться в более широком значении, указывая на «первое серьезное испытание в каком-либо деле». Причем многозначность легче развивается у фразеологизмов, которые имеют целостное значение и по своей структуре соотносительны со словосочетаниями.

Для современного языка характерно развитие образного, фразеологического значения у терминологических сочетаний:

удельный вес,
центр тяжести,
точка опоры,
родимое пятно,
привести к одному знаменателю и под.

Мы постепенно подходим к концу в знакомстве с фразеологизмами, остаётся всего две темы. В следующий раз мы поговорим о стилистических различиях, а потом — очень плотно об употреблении в речи.

Источник

Несколько слов об ужении рыбы

«Памяти Аксакова (рыболовные заметки)», 1948 г.

( по: Собрание сочинений, том 7, 1983 г.)

Говорят, что Чехов никог­да не сердился, если его упре­кали за литературные ошибки, но всерьез обижался, когда кто- нибудь не верил в его рыболов­ные способности.

Примерно то же происхо­дит со многими из нас. Мой зна­комый, режиссер одного из мо­сковских театров, спокойно вы­слушивает самую ядовитую оценку своих театральных по­становок, но приходит в ярость, если ему скажут, что он не уме­ет подсекать или привязывать крючки к леске из сатурна.

Может быть, в этом сказыва­ется то несколько детское и непо­средственное отношение к дей­ствительности, которое не поки­дает нас независимо от возраста.

Мне довелось написать мно­го разных книг, но в глубине ду­ши я никогда не расстаюсь с за­ветной мыслью написать руко­водство к ужению рыбы. Это должна быть своего рода энци­клопедия ужения, повесть, на­полненная чистейшей поэзией ужения и всем, что с ним связа­но. Каждая глава должна быть за­конченным рассказом о поплав­ках, клеве, рыболовах (от акса­ковских созерцателей и поэтов до завистников и неудачников), ре­ках, жерлицах, омутах и рассве­тах. Помимо практических зна­ний, в этой книге должна быть выражена прелесть русской при­роды. Книги еще нет, но она, оче­видно, будет. А пока я хочу рас­сказать о самом обыкновенном ужении в один из самых обыкно­венных сентябрьских дней.

Но прежде чем перейти к это­му, надо сказать несколько слов о сохранившихся еще кое-где по­шляках и обывателях – самых упорных, хотя и безопасных вра­гах удильщиков. Вообще у удиль­щиков много и друзей и врагов. Враги – это северные ветры, ко­мары, подъем воды в реках (ког­да клев наглухо прекращается), хулиганы, которые преступно глушат рыбу гранатами и толом, насмешливые бабы, что обяза­тельно кричат в спину: «Кто удит – у того ничего не будет!» – и, на­конец, любопытные, подсажива­ющиеся к рыболову и морочащие ему голову наивными расспроса­ми. (Этой весной ко мне на рыб­ной ловле подсел некий скучный гражданин. Он упорно и уныло допытывался у меня, какие меры я принимаю «для активизации клева».) Но самым назойливым и раздражающим врагом остает­ся обыватель, считающий своим долгом высмеивать рыболовов, как заведомых чудаков и людей явно неполноценных.

А между тем каждый насто­ящий рыболов – в душе поэт и знаток родной природы, носи­тель великих поэтических на­родных традиций.

Но оставим обывателей. Они не заслуживают внимания. Вернемся к рассказу об обыкно­венном рыболовном дне. Итак, дело происходит в конце сентя­бря, в деревне, в старом бревен­чатом доме. За стенами дома осыпался сад. Почему-то в раз­ные дни сильнее всего осыпа­лись разные породы деревьев,– третьего дня все дорожки были покрыты листьями кленов, вче­ра их засыпали лимонные ли­стья лип, а сегодня стали опа­дать багровые, с черными про­жилками листья осин.

Синицы свистели в саду, и небо по ночам уже сверкало рез­кими осенними звездами.

Однажды поздней ночью от­чаянно зазвонил надтреснутый колокольчик около калитки. Я встал, оделся, зажег фонарь. Я жил один в этом пустом доме, в деревне, в трехстах километрах от Москвы. Никто ночью не мог прийти ко мне – вся деревня спа­ла непробудным сном.

Я открыл калитку – за ней стоял мой знакомый рыболов, тот самый режиссер московско­го театра, о котором я упоминал в начале этого рассказа.

– Удрал все-таки на два дня из Москвы! – сказал он радост­но. – Половить. Осень. Ночь ка­кая, господи! А воздух!

– Замечательно! – ответил режиссер. – На пароходе до Ново­селок из Москвы. На палубе. Ка­ют, конечно, не было. В Новосел­ках бакенщик перевез меня на этот берег Оки и чуть не утопил. Какой-то шалый старик! А через луга я шел пешком. Заблудил­ся, зашел в Глухой Угол – дороги ведь совсем заросли. Пусто в лу­гах. А на пароходе совсем не спал. Все волновался. Чуть закрою гла­за и вижу: темная вода на Про­рве, ивы, острый такой, знаете, запах от ивовых листьев, серое тихое небо, и перяной поплавок медленно уходит в глубокую во­ду. Всю ночь видел этот попла­вок, прямо до сердцебиения! Нет, что вы, – спать я совсем не хочу. Выпьем чаю, соберемся и через час двинем на Прорву. Хорошо?

В пустом старом доме сразу стало шумно. Я зажег лампы. Мы умылись жгучей колодезной во­дой. Затрещал в печке огонь, за­шумел чайник. А на столе впере­мешку с хлебом, колбасой и сы­ром уже лежали вываленные ре­жиссером из чемодана поплав­ки, грузила, зеленый сатурн, зо­лотые блесны и алюминиевые коробочки с крючками.

Вышли мы из дому еще в темноте. Глухая рассветная си­нева чуть проступала на восто­ке. Иней лежал в лугах. Дожде­вая вода в колеях покрылась прозрачным ледком. Он тонко звенел, разбиваясь под наши­ми ногами. Пахло вялой травой, ивовым листом. В туманном не­бе низко висел мутный месяц. Он почти не давал света. Далеко на Оке горел одинокий огонь на перевальном столбе.

Через час мы вышли к Про­рве – глубокому, уходящему в ле­са старому руслу Оки с круты­ми высокими берегами. Черные ивы стояли над водой. Над ней разгорался бледный рассвет.

Вода! Сейчас она была серо- зеленая, осенняя, затишливая и чем-то напоминала морскую – не то острым запахом умира­ющих водорослей, не то своим цветом. Река казалась совершен­но безжизненной: ни одного ры­бьего всплеска, ни ряби, ни лег­ких, расходящихся к берегам, кругов. На отмелях было видно темное и чистое дно.

Мы выбрали место под кру­тояром, закрытое от западного ветра. Этот ветер всегда начи­нал дуть с утра и дул до полудня. Тоненькие осины трепетали и сбрасывали в воду листья. Вода у берегов была так густо покрыта палыми листьями, что поплав­ки, как маленькие красные цве­ты, едва были видны среди них. И тут же на берегу стояли увяд­шие цветы кипрея. Пунцовые их лепестки покрылись ржавчиной от едкой росы.

Странное чувство! Сколько бы раз в своей жизни я ни закидывал удочки в такие вот затишливые во­ды, всегда я испытывал острое ощу­щение необыкновенного отдыха и приближения чего-то таинствен­ного, что скрывалось в этих речных глубинах. Очевидно, это ощущение было сродни тому состоянию, ко­торое мы называем счастьем. Сча­стьем было уже одно сознание, что впереди у меня – весь день, лишен­ный каких бы то ни было забот, день целиком мой, что я могу не то­ропясь, минута за минутой и час за часом, смотреть, как разгорается на моих глазах осенний день, как вос­ходит в синеватых туманах солн­це, как высыхает роса, как легкий ветер качает стебли череды у ме­ня над головой, как тянут к Оке, на юг, журавлиные стаи и как то тут, то там блеснет в черной глубине мгно­венное золото тяжелой рыбы.

А над водой уже стелется горьковатый дымок костра, и я слышу, как в чайнике булькает и переливается пенистыми бугра­ми вода.

Сначала клева нет. Но нам не скучно. Места верные, и еще не бывало ни разу, чтобы Прорва нам изменила.

Но вот поплавок вздрог­нул, пустил круги, потом накло­нился немного и медленно по­плыл в сторону. Он плыл все бы­стрее и на ходу погружался в во­ду. Окунь!

Я подсек. Удилище согнулось в дугу, и леска со свистом разре­зала воду. Тяжелая и сильная ры­ба бросилась в кугу, под берег. Я начал выводить ее на чистую во­ду и крикнул режиссеру:

Но подсака, конечно, не бы­ло. Режиссер нарочно забыл его дома, так как у него была своя примета: если взять подсак, то ни за что не попадется крупная рыба.

Берег был крутой, и было со­вершенно ясно, что вытащить рыбу на тоненькой жилке нель­зя. Что же делать? Я водил ее на кругах, я видел под водой ее се­ребряный блеск и догадался, что это не окунь.

– Где подсак, черт вас дери! – сказал я тихо, но яростно. – Опять не взяли!

– Лещ! – крикнул в ответ ре­жиссер и начал торопливо сни­мать бутсы. – Водите его! Води­те! Мы его и так возьмем, без подсака.

Режиссер быстро разделся и полез в воду. Вода была холод­ная, но он не чувствовал ни хо­лода, ни жары.

Наконец я вывел на поверх­ность огромного леща и подвел к режиссеру. Лещ испугался и снова с необычайной силой по­вел в глубину. Так повторилось несколько раз, пока наконец ре­жиссер не подхватил леща рука­ми и не выбросил на берег.

Лещ лежал в сырой траве между плетей ежевики – тол­стый, розовый, и с черных его плавников стекала вода.

Режиссер растерся мохна­тым полотенцем, оделся и закри­чал от восторга,– ему было жар­ко и весело.

Лещ в этот день был един­ственным. После него начали брать крупные окуни, брать вер­но, крепко, утаскивая поплавки чуть не на самое дно.

А чайник все кипел на ко­стре, выкипал, и мы никак не мог­ли оторваться, чтобы напиться чаю – особенно вкусного в такой вот прохладный осенний день.

День к полудню посветлел. Густое и чистое небо сверкало над головой. Нежаркое солнце шло уже низко, не достигая зени­та, и берега Прорвы запылали пе­ред нами таким нестерпимым ба­гровым пожаром, что мы почти потеряли ощущение реальности всего окружающего. И я подумал, что вот такой короткий, как про­блеск, день стоит целого года жиз­ни в асфальтовой духоте городов.

День был короток (или так нам, может быть, показалось, потому что на рыбной ловле вре­мя идет стремительно). Очень скоро по берегам лег сумрачный свет заката, все затихло, и в си­реневой воде заблестела первая далекая звезда. Домой мы воз­вращались уже в темноте.

Каждый вправе спросить меня: что же, собственно, случи­лось в этот сентябрьский день? Почему я о нем пишу? Тем, кто спросит меня об этом, я желаю одного: провести такой день у реки. После этого, я думаю, они не будут задавать праздный во­прос о том, что случилось. По­тому что поймут, что случилось приобщение к природе и к зре­лищу великолепной и пышной нашей осени. Много ли таких дней выпадает на нашу долю? Мы насчитываем их единицами. Но каждый, кто принадлежит к «великому племени рыболовов», меня, конечно, поймет.

Источник

Фразеологизмы в русском языке

Фразеологизмы — это устойчивые выражения, которые постоянны по своему значению, качеству. Распространенные примеры — след простыл, медвежья услуга, скатертью дорога, спустя рукава и др.

Фразеология и фразеологизмы

Фразеология (от греч. phrasis — выражение и logos — слово, учение) — раздел языкознания, изучающий фразеологические единицы (фразеологизмы и идиомы). В русском
языке устойчивых выражений довольно много (несколько тысяч), они образуют второй параллельный лексический состав.

Употребление фразеологизма в функции какого-то члена предложения целиком зависит от его соотнесенности с определенной частью речи, т. е. от его лексико-грамматического значения. Например, фразеологизмы к шапочному разбору (слишком поздно), раз плюнуть (легко), рукой подать (близко), хоть отбавляй (много) по своему лексико-грамматическому значению аналогичны наречиям и поэтому в предложении являются обстоятельствами. Задавать храповицкого (спать), кривить душой (лгать), действовать на нервы (раздражать) соотносятся с глаголами и поэтому в предложении выступают в качестве сказуемого.

Одни фразеологические обороты всегда выступают в одном лексико-грамматическом составе (ирония судьбы, по образу и подобию, лечь в основу и др.), другие функционируют в виде нескольких (обычно двух) равноправных вариантов.

Варианты фразеологического оборота — это его лексико-грамматические разновидности, тождественные по своему значению и степени семантической слитности, например: бросить камень — бросить камнем (форма существительного); что есть силы — что было силы (время глагола).

Синонимические фразеологические обороты

От вариантов фразеологического оборота следует отграничить синонимические фразеологические обороты, имеющие в своем составе общие члены. Такие фразеологизмы-синонимы можно назвать дублетными (от всего сердца — от всей души; молоть вздор — молоть ерунду; гонять лодыря — гонять собак; стать на дороге — стать на пути; набитый дурак — круглый дурак). Фразеологизмы могут вступать в синонимические и антонимические связи: сломя голову — с быстротою молнии — посылать за смертью; попасть в точку — попасть в яблочко — пальцем в небо; родиться в сорочке — родиться под счастливой звездой — дети понедельника.

Большинство фразеологизмов характеризуется однозначностью: они имеют лишь одно значение, их семантическая структура достаточно монолитна, неразложима:

Многозначные фразеологизмы: значение и происхождение

Например, фразеологизм мокрая курица может означать: 1) безвольный, бесхитростный человек, размазня; 2) человек, имеющий жалкий вид, подавленный; расстроенный чем-либо;

валять дурака — 1) ничего не делать; 2) вести себя несерьезно, дурачиться; 3) делать глупости.

Многозначность возникает обычно у фразеологизмов, сохранивших в языке частичную мотивированность значений. Например, фразеологизм боевое крещение, означавший первоначально первое участие в бою, стал употребляться в более широком значении, указывая на первое серьезное испытание в каком-либо деле. Причем многозначность легче развивается у фразеологизмов, которые имеют целостное значение и по своей структуре соотносятся со словосочетаниями.

Для современного русского языка характерно развитие образного, фразеологического значения у терминологических сочетаний: удельный вес, центр тяжести, точка опоры, родимое пятно, привести к одному знаменателю и т. п.

Омонимические фразеологизмы

Омонимические отношения фразеологизмов возникают тогда, когда одинаковые по составу фразеологизмы выступают в совершенно разных значениях:

брать слово — по собственной инициативе выступать на собрании и брать слово (с кого-либо) — получать от кого-либо обещание, клятвенное уверение в чем-либо.

Омонимические фразеологизмы могут появляться в языке, если в основе образных выражений оказываются разные признаки одного и того же понятия.

Например, фразеологизм пускать петуха в значении «устраивать пожар, поджигать что-либо» восходит к образу огненно-рыжего петуха, напоминающего по цвету и форме хвоста пламя (вариант фразеологизма — пускать красного петуха); фразеологизм же пускать (давать) петуха в значении «издавать фальшивые звуки» создан на основе сходства голоса певца, сорвавшегося на высокой ноте, с «пением» петуха.

Например, значение фразеологизма ходить на цыпочках (ходить на кончиках пальцев ног) послужило основой для появления его образного омонима ходить на цыпочках (заискивать, всячески угождать кому-либо).

В подобных случаях трудно провести границу между явлением многозначности фразеологизма и омонимией двух фразеологических единиц.

Особо следует сказать о так называемой «внешней омонимии» фразеологизмов и свободных словосочетаний. Например, фразеологизм намылить шею означает «проучить (кого-либо), наказать», а семантика свободного сочетания намылить шею полностью мотивирована значениями входящих в него слов:

Нужно хорошенько намылить шею ребенку, чтобы отмыть всю грязь. В таких случаях контекст подсказывает, как следует понимать то или иное выражение — как фразеологизм или как свободное сочетание слов, выступающих в своем обычном лексическом значении.

Например: Тяжелая и сильная рыба бросилась… под берег. Я начал вы водить ее на чистую воду (К. П аустовский).

Здесь выделенные слова употребляются в их прямом значении, хотя в языке закрепилось и метафорическое использование этого же словосочетания — фразеологизм выводить
на чистую воду (обличить, раскрыть темные дела кого-либо). Однако, поскольку свободные словосочетания принципиально отличаются от фразеологизмов, говорить об омонимии таких выражений в точном значении термина нет оснований: это случайное совпадение языковых единиц разного порядка. Таким образом, смысл многих фразеологизмов не
вытекает из значения составляющих их слов: чем свет, как пить дать, себе на уме.

Происхождение фразеологизмов

Среди фразеологических оборотов выделяются следующие группы с точки зрения их происхождения:

Под исконно русским фразеологическим оборотом следует понимать такое устойчивое сочетание слов, которое или возникло в русском языке, или унаследовано им из более древнего языкового источника. Имея в виду время появления исконно русских фразеологических оборотов, их можно разделить на те же группы, что и слова:

Две первые группы сравнительно немногочисленны. Третья является самой богатой, постоянно и интенсивно увеличивающейся и сейчас. В подавляющем большинстве исконно
русские фразеологические обороты возникли из свободных сочетаний, которые по той или иной причине в определенный момент стали фразеологическими, т. е. воспроизводимыми как единое целое.

Так, фразеологические обороты у разбитого корыта, как белка в колесе, человек в футляре, бывшие люди возникли на базе свободных сочетаний слов, появившихся собственно
под пером А. С. Пушкина, И. А. Крылова, А. П. Чехова, М. Горького в результате метафоризации, при постоянном употреблении в переносном значении вне того или иного художественного контекста, в котором они зародились.

В силу частого и длительного использования в метафорическом значении они превратились во фразеологические обороты и сочетания.

Многие фразеологизмы возникли в результате переосмысления профессиональных выражений: попасть/попадать впросак означает «попасть в затруднительное, глупое, неловкое
или смешное положение, проморгать опасность» (появилось оно в речи старых русских прядильщиков, канатных мастеров, означало «попасть в станок для кручения веревок» и образовалось из сочетания попасть в просак);

снять стружку, разделать под орех в современном русском языке закрепились в значении «строго раскритиковать, сильно изругать» (пришли из речи столяров, где использовались в прямом значении), фразеологизм играть первую скрипку возник в среде музыкантов, спустить на тормозах — водителей, через час по чайной ложке — медиков, сойти со сцены — артистов, отдавать концы — моряков и речников.

Заимствованные фразеологизмы

Под заимствованным фразеологическим оборотом следует понимать такое устойчивое сочетание слов, которое в качестве готовой воспроизводимой единицы языка пришло
в русский язык извне и употребляется в нем в том виде в котором оно известно или было известно в языке-источнике, без перевода.

В современном русском литературном языке заимствованные фразеологические обороты распадаются на:

Первый разряд довольно большой, стабильный и совершенно обрусевший, например: соль земли, всей душой, плоть и кровь, ради бога, корень зла, знамение времени,
козел отпущения, на сон грядущий, нищие духом, не сотвори себе кумира, имеющий уши да услышит, метать бисер перед свиньями, альфа и омега, по образу и подобию, всем
сердцем.

Однако многие старославянские по своему происхождению фразеологизмы в силу традиции их употребления и устойчивости имеют в себе как устаревшие слова, так и архаичные грамматические формы, например: ничтоже сумняшеся (ничтоже — ничуть не; сумняшеся — сомневались); тьма кромешная (кромешная — беспросветная, буквально «внешняя», сравните: кромка земли (кремль); как зеницу ока (зеница — зрачок); глас вопиющего в пустыне (глас — голос, вопиющий — кричащий); не от мира сего (сей — этот); до скончания века (скончание — конец, век — жизнь).

От фразеологизмов, заимствованных из старославянского языка, следует отличать фразеологизмы, возникшие позднее на базе библейских и евангельских мифов, уже
в русском языке. Такими, например, являются обороты Содом и Гоморра (Содом — беспорядок, суматоха, шум; произошло от названия городов древней Палестины — Содома и Гоморры, которые, по библейскому сказанию, были уничтожены землетрясением и огненным дождем за грехи жителей); вавилонское столпотворение (сутолока, суматоха, неразбериха; произошло из библейского сказания о попытке построить в Вавилоне башню до небес, не удавшейся потому, что Бог смешал языки людей, и они перестали понимать друг друга); избиение младенцев (шутливое, о чрезмерных строгостях, требованиях, предъявляемых к молодым и неопытным людям; произошло от евангельского сказания об истреблении царем Иродом младенцев в Вифлееме).

Известны и устойчивые выражения из античной литературы: авгиевы конюшни (из мифа о Геракле), ахиллесова пята (из греческого мифа об Ахиллесе, у которого все было неуязвимо, кроме пятки) и др.

Второй разряд представляет собой небольшую (постоянно уменьшающуюся) группу книжных выражений. Нередко они передаются посредством латинского алфавита:
alma mater — питающая мать (почтительное наименование студентами своего университета); idea fix — неотступная мысль; tabula rasa — чистая доска (о пустоте, пустом месте); a la guerre comme a la guerre — фр. на войне как на войне; all right — англ. хорошо, все в порядке.

Фразеологические единицы иноязычного происхождения чаще всего переходят в русский язык в результате калькирования — покомпонентного перевода, например: синий чулок — англ. blue stocking — о женщине, лишенной обаяния и поглощенной книжными, учеными интересами; быть не в своей тарелке — фр. ne pas etre dans son assiette; наставлять рога — нем. horner aufsetzen.

Источник