Ты о чем звенишь топор стихотворение щербакова

Ты о чем звенишь топор стихотворение щербакова

DESCENSUS AD INFEROS

Вот изобретенная не мною и не мне принадлежащая, цветная и наглядная вполне как пасть вампира картина мира.

В центре композиции, меся дорожный прах, босая девочка идет туда, где тонут в облаках огня и смрада ворота ада.

Десять крокодилов, двадцать гарпий, тридцать змей и сорок ящериц унылой свитой тянутся за ней в порядке строгом по всем дорогам.

Тут бы полагалось мне промолвить что-нибудь на тему высшей справедливости, однако увильнуть от главной темы умеем все мы.

Все мы, находясь по эту сторону стекла, лишь наблюдатели, не больше. Я из общего числа не выпадаю, я наблюдаю.

Девочка, почти ребенок, в прах босой ногой ступая, движется, как пастырь обезумевший, в огонь ведя все стадо, к воротам ада

Мимо райских рощ, а также пастбищ и плодов благоуханных, на которые я здесь не трачу слов, раз ей угодней мрак преисподней.

Не жалко двуногих. Кому их возня важна, антр ну суа ди? Я также не нужен. Не жалко меня, хоть пропадом я пропади.

Напрасно усталый страдающий брат взывает о помощи днесь: не жалко и брата. Он сам виноват, впредь будет рождаться не здесь.

. Металл, электрический свет, кислород, химический вкус, аромат. Очнувшись, двуногий себя узнает с трудом. А моторы гудят.

И руки, любовницу не доласкав, хватаются за рычаги. О ты, уплывающий вдаль батискаф, сердце свое сбереги!

Сквозь сумрак мне видится кормчий хромой, изящна его хромота. И волны бегут, так сказать, за кормой. Вот именно, что от винта.

И музыка, как на балу в Тюильри, мне слышится ночь напролет. Но что за грядущей за этим зари товарищ, не верь! Не взойдет.

Помнишь, как оно бывало? Все горело, все светилось, Утром солнце как вставало, Так до ночи не садилось.

А когда оно садилось. Ты звонила мне и пела: «Приходи, мол, сделай милость, Расскажи, что солнце село. «

И бежал я, спотыкаясь, И хмелел от поцелуя, И обратно брел, шатаясь, Напевая «аллилуйя».

Шел к приятелю и другу, С корабля на бал, и с бала На корабль, и так по кругу, Без конца и без начала.

На секунды рассыпаясь, Как на искры фейерверка, Жизнь текла, переливаясь, Как цыганская венгерка.

Круг за кругом, честь по чести, Ни почетно, ни позорно. Но в одном прекрасном месте Оказался круг разорван.

И в лицо мне черный ветер Загудел, нещадно дуя. А я даже не ответил, Напевая «аллилуйя».

Сквозь немыслимую вьюгу, Через жуткую поземку, Я летел себе по кругу И не знал, что он разомкнут.

Лишь у самого разрыва Я неладное заметил И воскликнул: «Что за диво!» Но движенья не замедлил.

Я недоброе почуял, И бессмысленно, но грозно Прошептал я «аллилуйя», Да уж это было поздно.

Те всемирные теченья, Те всесильные потоки, Что диктуют направленья И указывают сроки,

Управляя каждым шагом, Повели меня, погнали Фантастическим зигзагом По неведомой спирали.

И до нынешнего часа, До последнего предела Я на круг не возвращался, Но я помню, как ты пела.

И уж если возвращенье Совершить судьба заставит, Пусть меня мое мгновенье У дверей твоих застанет.

Неприкаянный и лишний, Окажусь я у истока. И пускай тогда Всевышний Приберет меня до срока.

Источник

Михаил Щербаков. Любимые стихи (7)

Я так хотел отречься от себя,
закрыв свой дом от собственной печали,
но из зеркал глядели, как судьба,
глаза мои, меня изобличали.

Я так хотел себя перечеркнуть,
сыграть, как роль, хотел остаток жизни,
но пальцы был не в силах разогнуть
и бросить все, что пропито на тризне.

Я так хотел на всём поставить крест,
но он таким тяжёлым оказался,
что я не смог поднять его и сдался,
не получился мой красивый жест,
и, как с крестом, с собой я не расстался.

Всё скрылось, отошло, и больше не начнётся.
Роман и есть роман. В нём всё как надлежит.
Кибитка вдаль бежит, пыль вьётся, сердце бьётся.
Дыхание твоё дрожит, дрожит, дрожит.

А где-то позади, за далью и за пылью
остался край чудес. Там человек решил,
что он рождён затем, чтоб сказку сделать былью.
Так человек решил. Да, видно, поспешил.

И сказку выбрал он с печальною развязкой,
и призрачное зло в реальность обратил.
Теперь бы эту быль обратно сделать сказкой,
да слишком много дел и слишком мало сил.

А мы всё мчимся вдаль, печаль превозмогая,
как будто ничего ещё не решено,
как будто век прожив и всё-таки не зная,
что истина, что нет, что свято, что грешно.

И бесконечен путь, и далека расплата.
Уходит прочь недуг, приходит забытьё.
И для меня теперь так истинно, так свято
чуть слышное в ночи дыхание твоё.

Для тех несчастных, кто словом первым
и первым взглядом твоим сражён,
ты есть, была и пребудешь перлом,
женой, нежнейшей из нежных жён.

В округе всяк, не щадя усилий,
трубит – как дивны твои черты…
Но я то знаю, что меж рептилий
опасней нет существа, чем ты.

Под нежным шёлком, сквозь дым фасона,
свиваясь в кольца, как напоказ,
блистает туловище дракона!
но этот блеск не для третьих глаз.

Для третьих глаз – ты в нарядной блузке
сидишь изящно, глядишь светло,
читая что-нибудь по-французски,
к примеру, Шодерло де Лакло.

И тем смешней слепота, с какою
очередной обречённый франт,
рисуясь, топчется пред тобою,
как дрессированный элефант.

Отмечен смертью любой, кто страстью
к тебе охвачен, любовь моя!
Однако, к счастью или к несчастью,
об этом знаю один лишь я.

А я не выдам, не беспокойся.
Чем навлекать на себя грозу,
уж лучше сам, развернувши кольца,
прощусь – и в логово уползу.

Теперь на пристани толпа и гомонит, и рукоплещет:
из дальних стран пришёл корабль, его весь город ожидал.
Горит восторгом каждый лик, и каждый взор восторгом блещет.
Гремит салют, вздыхает трап, матросы сходят на причал.

Ведь мы от моря в двух шагах, и шум толпы так ясно слышен.
Я различаю рокот вод, я внемлю пушечной пальбе.
А ты смеёшься надо мной, ты ешь варение из вишен
и мне не веришь ни на грош, и я не верю сам себе.

Вот так идёт за годом год, вокруг царит столпотворенье,
и век за веком растворён в водовороте суеты.
А ты ужасно занята, ты ешь вишнёвое варенье,
и на земле его никто не ест красивее, чем ты.

***
У нас опять зима. Снега идут кругами,
Свершая без конца свой мрачный хоровод,
И словно сметено былое в урагане,
Укрыто под снегами, и вновь не оживет.

Уже не зазвонят разрушенные башни,
И шепотом домашним не скажутся слова.
И женщины мои живут тоской вчерашней.
Не так уж это страшно, как кажется сперва.

У нас опять зима. Лишь горькие известья
Напомнят иногда о том, что не сбылось.
И прежние друзья находятся в отъезде,
Еще как будто вместе. Уже как будто врозь.

Как карточный дворец. Ветрами снеговыми
Разносит мое имя пространство зимней тьмы.
И женщины мои уходят за другими,
Становятся чужими. До будущей зимы.

Когда бы ты была великой королевой,
служил бы я тогда поэтом при дворе.
Я б оды сочинял направо и налево,
я б гимны сочинял и ел на серебре.

Творил бы я легко, отважно и с любовью,
и песенки мои запел бы весь народ:
и самый высший свет, и среднее сословье,
и разный прочий люд, и даже всякий сброд.

Не знаю, сколько дней блаженство бы продлилось,
но знаю, что финал печален и смешон:
увы! настал бы час, когда монаршья милость
сменилась бы на гнев, и я бы был казнён.

Творя и день и ночь, я мог бы, пункт за пунктом,
восславить всех и вся, и только о тебе
ни слова б я не спел, а это пахнет бунтом!
И вздёрнули б меня на первом же столбе.

Пусть не царица ты, а я не твой придворный,
и пусть меня никто пока что не казнит,
а всё ж, едва лишь я твой образ непокорный
возьмусь живописать, перо мое дрожит.

Всё более любить, всё более немея,
придётся мне всю жизнь, покорствуя судьбе.
Но если я не прав, пускай меня немедля,
сегодня же казнят, на первом же столбе!

Источник

Расставить знаки препинания в стихотворение ты о чем звениш топор как я ловок и остер ты о чем поешь пила хорошо идут дела и напильник занят делом всем сказал понять пора мы ловки и мы умелы коль умел?

Расставить знаки препинания в стихотворение ты о чем звениш топор как я ловок и остер ты о чем поешь пила хорошо идут дела и напильник занят делом всем сказал понять пора мы ловки и мы умелы коль умелы мастера.

«Ты о чем звенишь, топор?

«Как я ловок и остер!

«Ты о чем поешь, пила?

И напильник занят делом :

Мы ловки, и мы умелы,

Коль умелы мастера!

Расставить знаки препинания?

Расставить знаки препинания.

С начала думай а потом делай

Не по словам судят а по делам

Гуляй но дело не забывай

Стреляет редко да метко.

Расставить знаки препинания в стихотворении А?

Расставить знаки препинания в стихотворении А.

Барто мама будет выступать.

Вот кто по настоящему хорошо делает свое дело думал летчик о ветрах?

Вот кто по настоящему хорошо делает свое дело думал летчик о ветрах.

Помогите расставить знаки препинания.

Расставь знаки препинания?

Расставь знаки препинания.

Наступила зима стоят морозные деньки ребята всем классом идут в школу отличная пора.

Чем осложнено данное предложение?

Чем осложнено данное предложение?

Крылов, приняв штаб, повёл дело умело.

3. Вставить пропущенные буквы и знаки препинания?

3. Вставить пропущенные буквы и знаки препинания.

Объяснить их постановку.

Умелые пл_вцы доплывают до середины реки.

Предмет признак действиеделать умелый строитьдело ирудолюьивый?

Предмет признак действие

делать умелый строить

Земля, нехороший, прибежала, школьный, кусался.

Источник

Форум официального сайта Веры Камши

Клуб любителей всяческих искусств. => Наша проза => Автор: Alavarus на 21 января 2003 года, 00:00:00

Кто любит Михаила Щербакова, присоединяйтесь 🙂

Мчись над волной, смелый,
Парусник мой белый.
Над головой шалой
Светится Марс алый.

Лево руля, Ларсон!
Может быть, я с Марса.
Может быть, я пришлый
И на Земле лишний.

Остров ли там, мыс ли?
Племя ль чужой крови?
Иль это тень мысли
О дорогом крове?

Иль это мой облик,
Иль это мой отблеск
В шуме ветвей древа,
В песне твоей, дева.

Иль от тебя эта
Ночь меня прочь гонит,
Иль в глубине где-то
Черт водяной стонет,

Днища судам моет,
Всех на себе носит,
А по ночам воет:
Душу мою просит.

Я людям отдам сушу,
Я небо отдам Богу,
Я черту отдам душу,
Их у меня много.

И, словно дурной признак,
Явится мой призрак
В шуме ветвей древа,
В песне твоей, дева.

Но это не мой облик,
Это лишь мой отблеск
В шуме ветвей древа,
В песне твоей, дева.

Щербакова, говорите? ;D

***
— Ах, ну почему наши дела так унылы
Как вольно дышать мы бы с тобою могли
Но где-то опять некие грозные силы
Бьют по небесам из артиллерий Земли
— Да, может и так но торопиться не надо
Что ни говори, неба не ранишь мечом
Как ни голосит, как ни ревет канонада
Тут сколько ни бей все небесам ни по чем

-Ах, я бы не клял этот удел окаянный
Но ты посмотри как выезжает на плац
Он, наш командир, наш генерал безымянный
Ах, этот палач, этот подлец и паяц
-Брось!Он ни хулы, ни похывалы не достоин
Да, он на коне, только не стоит спешить
Он не Бонапарт,он даже вовсе не воин,
Он лишь человек, что же он волен решить

ФЕВРАЛЬ
Ах, оставьте вашу скуку я не верю в вашу муку
Дайте руку, дайте руку и забудьте про мораль
Повернитесь вы к окошку там увидете дорожку
Где уходит понемножку восемнадцатый февраль

Я скатился со ступенек был букет, остался веник
Нету денег, нету денег и не будет, как ни жаль
Вы прекрасны, дорогая, я восторженно моргаю
Но попутно прилагаю восемнадцатый февраль

Восемнадцатая вьюга вновь меня сшибает с круга
Восемнадцатой подругой вы мне станете едва ль
Пусть меня не хороводит ваша ласка в непогоде
Я и рад бы, да уходит восемнадцатый февраль

Вот такой не по злобе я просто стал чуть-чуть слабее
И прикинулся плебеем романтичным, как Версаль
А тонуть я буду в спирте. дорогая, вы не спите
Я уйду, вы мне простите восемнадцатый февраль

А зачем же нам тоска-то а весна уже близка так
А достать бы нам муската и разлить его в хрусталь
Я все раны залатаю, я растаю, пролетая
Я дарю вам, золотая, восемнадцатый февраль.

***
Без цели, без дорог сквозь сумерки Земли
Ведет нас скорбный бог, весь бледный от любви
Наш путь лежит во мгле и тянется в туман
Он вьется по холмам, петляет тут и там, а между тем
На всей Земле, на всей Земле
Не хватит места нам

Но где-то за холмом разгадка тайн Земли
Как птица бьет крылом в сиянье и в пыли
И блещет на крыле то пламя, то смола
То слава, то зола ссыпаются с крыла, а между тем
На всей Земле, на всей Земле
Не будет нам тепла

И каждый поворот мы помним до седин
И тяжкий мрак болот и гордый блеск вершин
И спящий на заре в долине темный храм
И нечто в глубине таящееся там, а между тем
На всей Земле, на всей Земле
Не выйдет счастья нам.

Что с того что я больной что с того что хворый
Брежу я войной, войной а она не скоро
Нам на суше и в морях битв не обещают
Мой король и стар и дряхл армия нищает
Никуда уж не годны ржавые доспехи
Никому уж не важны прошлые успехи

Алягерком алягер да пусть поплачет Герда
А из этих слез пусть вырастает роз куст

Что с того что я плохой, что стого, что грешный
Брежу я тобой, тобой, слабою и нежной
Только нет и нет письма еду спотыкаясь
Сам себя свожу с ума вспоминаю, каюсь
Ах, зачем же я мечтал пред тобой в долгу быть
И все руки целовал и лицо и губы

Что мне август, что мне май, слов неразбериха
Я не Каин, просто Кай, Андерсена прихоть
Вот опять кругом война, вот опять убили
Вот опять придет весна, а меня забыли
И лежу я на снегу в непонятном гневе
И уже не убегу к снежной королеве

Алягерком алягер да пусть поплачет Герда
А из этих слез пусть вырастает роз куст

И ты, Gatty. 😉 Либо мы дураки, либо мысли еще у кого-то могут так сходится 🙂

Устанет ждать невеста меня,
но траура не наденет;
сосед-богач повадится к ней,
она не будет горда.
И к марту их помолвит родня,
а после Пасхи поженит.
И тем черней над жизнью моей
волна сомкнется тогда.

ПОШЛЫЙ РОМАНС (1983)
Наклоняясь к изголовью,
Обратись ко мне лицом,
Обменяемся любовью,
Перекинемся словцом.
Счастья маленький обрывок
Улетит, как пять минут.
У судьбы на мой загривок
Вечно сыщется хомут.
У меня судьба не злая,
Только глупая, хоть плачь!
Все летит куда не зная,
А я вслед за нею вскачь.
Без дороги, как умею,
По болотам хлопаю.
А роптать никак не смею
На нее, на глупую.
И она, небось, не вправе
Обижаться на меня.
Я ж ведь ей служу, шалаве,
Лучше доброго коня.

Всю-то жизнь за ней, как мерин,
На веревочке хожу.
И покорен я, и верен,
Мне бы плакать, а я ржу.
Не прошу награды лишней,
Не страшусь никоих мук.
Мне бы только хвост подлиньше.
Отмахаться чтоб от мух.
Да сберечься б в волчьем поле
От клыков и от когтей,
Да овса бы чуть поболе,
Да поменее плетей.

Это у меня немного с ранним Рене ассоциируется. 🙂

М-да. Немного нас, однако. Да и тех поразбросало. Альварусу, правда, скоро удастся послушать «вживую»
(http://www.blackalpinist.com/scherbakov/Archive/usa2003.html), например, такую песенку:

Её осанка вся как нервный тик, её глаза как две напасти.
При ней болонка лунной масти и зонтик цвета электрик.

Танцует-пляшет зонтик за плечом. Каблук подбит подковкой звонкой.
И тучи реют над Волхонкой. Но марсианке нипочём.

Туда, где раньше был бассейн ‘Москва’, она не смотрит и не слышит,
как всё вослед ей тяжко дышит. Включая дышащих едва.

Бушует ливень, мокнет стар и млад. С неё одной вода, как с гуся.
Пойду в монахи постригуся. Не то влюблюся в этот ад.

На Марсе жизни нет и счастья нет. А если есть покой и воля,
то для чего я, чуть не воя, таращусь тоже ей вослед?

Махнуть бы двести, крылья обрести и полететь за ней, курлыча.
Спасти себя от паралича, неотвратимого почти.

Но ни гроша, ни спирта, вот беда. И как взлетишь, когда не птица?
Пойти в бассейне утопиться? Так он закопан навсегда!

Зачем не форвард я из ЦСКА? Зачем родился не в Гонконге?
Идёт вакханка по Волхонке. Уже Остоженка близка.

Вон Юго-Запад с горки подмигнул, Gaudeamus, alma mater,
где столько раз, ища фарватер, я заблуждался и тонул:

Одна надежда, что вот-вот с высот, разрезав чёрный свод небесный,
в неё ударит свет отвесный. И содрогнётся чёрный свод.

Но ведь не думал же Альварус, что Великий Сит любит плохие стихи, а хороших на дух не переносит? Ну, как же было ему, сиречь Великому Ситу, не полюбить, скажем:

«Ваш ход, принц» (с) Формула любви

Гатти, где ты? Присоединяйся!

Действительно, Вера, что же ты? 😉

Уж полночь близится (по среднеевропейскому времени), а Гатти всё нет. Попрощается и Великий Сит с Альварусом до завтрашнего дня, но прежде спросит: кто это таков, по мнению Альваруса (а также по мнению любого, кому благоугодно будет ответить), что вызывает поодиночке к себе офицеров и истребляет их? С девяностого года собирает Великий Сит ответы на этот вопрос.

СВИДАНИЕ С ПОЛКОВНИКОМ (1990)

Вершит народ дела свои, пройдохи ищут славы,
Пророки врут, поэты пьют, богатство копит знать.
Стоит над миром год Змеи, все злобны, как удавы,
И каждый хочет сам в угоду году гадом стать.

О, дай мне, Господи, ступить на этот путь!
Когда-нибудь, когда-нибудь, когда-нибудь.

Я, как и вы, друзья мои, устал глазеть на драки,
И вид оскаленных клыков нервирует меня.
Пройдет над миром год Змеи, начнется год Собаки,
И снова цепи, снова лай, и войны, и грызня.

Чего так злобен род людской?
Да это просто год такой.
Но, как ни мучаю себя, но, как себя ни злю,
За что, я не могу понять,
Вы все так любите меня?
И, не могу понять, за что
Я всех вас так люблю?

Дай Бог в пути мне добрым словом помянуть
Кого-нибудь, кого-нибудь, кого-нибудь.

Затих шансон, певец умолк,
И ты, гарсон, не верь мне в долг.
Уходят все, и мне уйти не лучше ль от беды?
Сквозь плач и вой, галдеж и звон,
По боли войн, по воле волн,
По жизни вдоль, по миру вдаль
Ведут мои следы.

О, дай мне, Господи, достичь, окончив путь,
Чего-нибудь, чего-нибудь, чего-нибудь.

1982
P.S. 2 Великий Сит
Кстати, если верить сайту bards.ru, Владимиру Ланцвергу назначили химиотерапию. Так что, опереция, очевидно, не помогла 🙁 Жалко его. У него хорошие песни 🙂

Ох, не поднять нам с Альварусом вдвоём тему. Может, Снупи послушает хоть бы и на http://apksp.narod.ru/Scherbakov/disk.html совершенно легальные mp3 с нового диска Щербакова, проникнется и присоединится?

Моего Папы любимая (ну и моя тоже) 🙂

И в штилях, и в штормах, и в тризнах, и в войнах
Все видется мне то ли явь, то ли сон,
Как будто загнали коней моих вольных
Сначала в загон, а затем и в вагон.
И медленно, с лязгом, под крики конвойных
Тяжелый состав начинает разгон.

И кажется им, что не будет ни крови,
Ни грома, ни дыма, ни новой войны.
Ах, вольные кони из дальней любови!
Ах, быстрые птицы из давней весны!
Скачите, скачите. стрелки наготове.
Летите, летите. курки взведены.

P.S. Кстати, вчера был День Рождения у Бориса Бурды. Того самого, который больше известен по Брейн-рингу, «Что? Где? Когда?» и кухонным передачам. А еще он когда-то был в Одесском КСП вместе с моим Папой и писал песни 🙂

Я очень ясно вижу. Я чувствую нутром,
Как с нею по Парижу мы запросто рванем.
А также мне сдается, что, глядючи на нас,
От зависти загнется весь ихний Монпарнас.

И если, скажем, будет тяжелым мой карман,
Тогда мы с ней, как люди, зайдем в кафе-шантан.
Купив совсем случайно фиалковый букет,
Найдем чрезвычайно отдельный кабинет.

Допустим-предположим, а вдруг, а может быть,
Что там как раз мы сможем себя уединить.
По глянцевому краю, шурша, пройдет игла,
И тут же заиграет пластинка из угла

Одну из тех мелодий, что так приятны нам,
Чего-нибудь навроде: «тарья-дэрья-дарьям».
Потянет-одурманит под аккомпанемент,
И вот, глядишь, настанет решительный момент.

Потом-то все, наверно, окончится «о’кей»!
Но сколько ж надо нервов! У нас и то ловчей.
До боли мне знакома вся эта благодать.
Опять же, будь я дома, я знал бы, что сказать.

Хожу по Конотопу среди родимых стен
И не стремлюсь в Европу. На кой она мне хрен!
Хоть губы ваши жарки, спокоен я вполне.
Прощайте, парижанки, скучайте обо мне.

ПЕСНЯ О РОДИНЕ (1994)

А в море плавают медузы,
Кораблик борется с волнами,
На край земли везет он грузы,
Чтоб на краю земли забот не знали.

Уйти труднее, чем остаться,
Сломаться легче, чем согнуться,
Забыть труднее, чем расстаться,
А сгинуть проще, чем вернуться.

И пусть несет вам случай
Удачу или горе.
Мы ждать умеем лучше,
Чем те, кто плавает по морю.

— Ты сам судьбы своей не знаешь,
Зачем ты обрываешь узы?
Зачем ты в море уплываешь?
— Затем, что в море плавают медузы.

Вьюга замолчит. Заря окрасит
шпилей сталь и камень стен дворца.
Дама во дворце свечу погасит,
возблагодарив за все Творца.

Тяжек переплет ея псалтыри,
в золото оправлены края.
Тихо во дворце, покойно в мире
от смиренномудрия ея.

Двину дилижанс по той дороге,
что, хотя и будучи длинна,
к оному двору меня в итоге
вывести, я думаю, должна.

Но не напоят сады округи
сладостным дыханьем сумрак мой,
ибо, по замолкшей судя вьюге,
дело будет, видимо, зимой.

Ну да ничего, вовнутрь проникну,
может, караул не так глазаст.
Если же и нет, ее хоть окликну,
что-нибудь да выкрикну, Бог даст.

Выглянет она. Авось, понравлюсь.
И уж ей, видимо, не спать.
Даже если тотчас я отправлюсь
этой же дорогою, но вспять.

Вон уже ограда, вон часовня,
камень стен внушителен и нем.
Только как же так? Я ей не ровня,
что такое делаю? Зачем?

Скачет по пятам луна-ищейка,
эхом отдается мрак тугой.
Мой ли это голос? Нет, он чей-то.
Я ли это еду? Нет, другой.

Господа любители Щербакова! Вашего полку прибыло (это я про себя)!

Честно говоря, эта песня немного тяжеловата для меня, но тем не менее 🙂

Не, ну я и не говорил что оно нехорошее, просто это под настроение 🙂

А вот эта тема действительно покрывается пылью 🙁

О чем молчишь ты снова?
О чем грустишь ты, душенька?
Скажи мне хоть полслова,
А я послушаю послушненько.

Но как же вам без них темно, сердца!
Как душно вам, как тесно вам.
Но снова произносятся
Не те слова, не те слова.

И все в ресницах мокренько,
И все на сердце душненько.
Ни шепота, ни окрика,
Чего ж ты хочешь, душенька?

И кто-то там, уже другой, над сценою
Давно пропел мои слова дрожащие:
О том, как я люблю тебя, бесценная,
Люблю тебя, дражайшая!

Вот так пропел небесный шансонье,
Вот так решили каверзные боги:
Три брата было нас в одной семье,
И каждый шел по собственной дороге.
Один мой брат решил стать моряком
И бороздить земные параллели.
Другой увлекся карточным столом,
А я в любви признался королеве.

Летели годы, вихрями дрожа,
И день за днем, услужлив и покорен,
Я был доволен должностью пажа
И вход имел в заветные покои.
Один мой брат открыл архипелаг
И имя дал свое местам открытым.
Другой блистал, рискуя так и сяк,
А я прослыл придворным фаворитом.

И все же братьев я не посрамил,
Но воплотил их сил соединенье,
Я, как моряк, стихии бороздил,
И, как игрок, молился о везенье.
Я тоже мог прославиться в другом,
Я тоже мог, иному вняв напеву,
Стать мореходом или игроком.
Но я, увы, влюбился в королеву.

Радуйся, торговец, закупай мыло,
Мыло скоро будет в цене.
Скоро будет все иначе, чем было.
А меня убьют на войне.

Не зевай, историк, сочиняй книгу,
Наблюдай вращенье Земли.
Каждому столетью, году, дню, мигу,
Сколько надлежит, удели.

Ветер подымается, звезда меркнет,
Цезарь спит и стонет во сне.
Скоро станет ясно, кто кого свергнет.
А меня убьют на войне.

Смейся, Левконоя, разливай вина,
Знать, что будет, ты не вольна.
(Но) можешь мне поверить, по всему видно,
Что тебя не тронет война.

Знать, что будет завтра,
много ль в том толка!
Думай о сегодняшнем дне.
Я ж, хотя и знаю, но скажу только,
Что меня убьют на войне.

Ну разумеется «не позволям» 😀 Жалко у меня кунтуша нет 🙁
*Достает из шкафа поеденые молью киптарик и свитку
Эх, и шаровар нет 😉

Спит Гаванна, спят Афины, спят осенние цветы.
В черном море спят дельфины, в белом море спят киты.
И побитая собака улеглась под сонный куст.
И собаке снятся знаки зодиака, сладковатые на вкус.

Тара-рам погаснет рампа, гаснет лампа у ворот.
День проходит, ночь приходит, все проходит, все пройдет.

И висит туман горячий на незрячих фонарях.
И поет певец бродячий о далеких островах.
О мазуриках фартовых, о бухарской чайхане,
И о грузчиках портовых, и немного обо мне.

И о том, что кто-то бродит, ищет счастья, не найдет.
И о том, что все проходит, все проходит, все пройдет.

Позор моим сединам! 😮

Не угодно ль: вот, оптический прибор, нехитрый,
так, система трех зеркал в цилиндре,
плюс цветные пустяки. как видишь,
вещь нарочно для тебя, беглянки
скрытной, склонной к миражам.

На свет ее направь. Ну чем тебе не явь?
Глазей, зевай спросонок, напоминай дитя.
Еще бы флот тебе к подзорной сей трубе.
Но ты такой ребенок, с каким нельзя шутя.

Мне-то что, мне легче, я ведь не беглец, я
здесь живу, мне нравятся несчастья..
ergo: мною можешь пренебречь, отныне
только в это зазеркалье глядя,
в дивный этот окуляр.

Что в нем есть. вопрос не в том, спроси
чего в нем нет. любой на выбор
колорит, хоть флот, хоть гавань,
словом, рафинад, каштаны, детство
в городе приморском, яхты, джонки, мачты, кливера.

Кончался август, был туман, неслась Галактика.
По речке плыл катамаран, кончалась практика.
А мы навстречу по реке шли на кораблике
И рассуждали о грехе и о гидравлике.

Сердечный гам, словесный хлам, ни слова в простоте.
С катамарана люди нам кричали «Здравствуйте!»
Дай Бог вам счастья или чуда за скитания!
Но вы туда, а мы оттуда. До свидания.

Дал течь кораблик, стал тонуть, стоял и протекал.
Мы все спасались как-нибудь, кончалась практика.
Я ж отпустил синицу вновь, ловя журавлика.
Вот весь и грех, и вся любовь, и вся гидравлика.

Зачем, чего там объяснять, давно все понято.
И неудобно как-то ждать, когда прогонят-то.
Тони, корабль, лети, журавль, а мы бескрылые.
Сокрой, туман, катамаран, прощайте, милые!

Он загадочно мерцает,
Он, раскинувшись, вздыхает,
Он как будто отдыхает
От полуденных лучей.
Мглой закатной дышит мерно
И печалится, наверно,
О великой и безмерной
О безбрежности своей.

Пароход наш старый, странный,
Работяга неустанный,
Точно вторя океану,
Тяжко дышит на ходу.
Так, сморкаясь и чихая,
Доползет он до Шанхая
И причалит, и тогда я,
Может быть, с него сойду.

А турчанка молодая,
Не печалясь, не страдая,
Сладко спит, забот не зная,
Да за тридевять земель,
Не в каюте неуютной,
С ней бродяга сухопутный,
Одинокий и беспутный,
Делит мягкую постель.

А зовут его Джамоко,
И ему вдали от дома
Так знакомы все симптомы
Ностальгической тоски.
На чужбине знойным летом
Он не спит перед рассветом,
Как и все на свете этом,
Кто от дома далеки.

Эх, заняться б пустяками,
Поболтать бы с корешками,
Погулять бы кабаками,
Все бы стало на места.
Но пустяки давно забыты,
Корешки давно зарыты,
Кабаки давно закрыты,
Тишина и темнота.

И только пароход
Плывет себе, плывет.

А ещё я очень люблю вот эту, написанную на музыку Нино Рота:

Рим нисколько не в упадке, он щебечет и хлопочет.
Нарасхват идут напитки, курс в порядке биржевой.
Люд заморский по руинам резво скачет,
пальцем тычет во что хочет.
Отчего бы, в самом деле, не скакать, пока живой?

В свой черед коснется слуха
тот сигнал валторны строгой,
что вязать велит пожитки.
Ни пера тебе ни пуха.
Отдохни перед дорогой.

Строишь славное строенье, вроде все как надо:
Барельефы, обрамленье, крыша, анфилада,
Слева виды, справа виды, ходы-переходы,
По бокам кариатиды подпирают своды.

Если он принципиальный, даже средь оваций,
Даже если шум похвальный будет раздаваться,
Гонор свой подальше сунет, не внимая гвалту,
Отойдет, посмотрит, сплюнет и возьмет кувалду.

Был бы я такой же честный, я б не сомневался,
Я б за свой домишко тесный этак не держался,
Я размел эго до тла бы и построил новый.
Но такой, видать, я слабый, али бестолковый.

Сам «Эпиграф» я вроде бы сюда уже клал. А покладу-ка я для комплекта одну замечательную, на мой взгляд, пародию.

(c) Александр Барский
ЭПИКРИЗ

У леща голова тоща. У моржа, говорят, рыжа.
А моя голова, похоже, ни на что уже не гожа.

Ей вещей безразличен ход. Лёд не нужен на Новый Год.
Ни на что голова не смотрит. Лишь читает или поёт.

Если б смог мне помочь гипноз или врач ухо-горло-нос,
стал бы я выступать на ёлках, как какой-нибудь Дед Мороз.

Ты, Амур, убирай свой лук. Эй, аптекари, тук-тук-тук!
Вот тебе, друг степей и джунглей, квинтер, финтер и тюк-матюк.

Я б вскочил да и был таков. На любом из материков
сразу стал бы давать концерты, как какой-нибудь Щербаков.

Ну и одну из песен которые он пел (старая, но мне нравится):

Сердцу все в Испании мило, то есть много милее,
чем, допустим, во Франции.
Все здесь, вплоть до чисел и звуков, большей прелестью дышит,
чем в какой-нибудь Франции.
Здесь и площадь в размере свыше полумильона километров
квадратных впечатляет сама по себе.
А населенье впечатляет подавно,
доходя до мильонов почитай сорока.

Ну, а мы не то что знать не жаждем, мы в упор того не
видим, кто в бреду горячки и душевном помраченье,
ни аза ни в чем не смысля, нашей Франции прекрасной
вдруг Испанию, к примеру, легковерно предпочтет.

Ведь по сути там все то же, что и тут, однако хуже:
раса та же, даже те же Пиренеи, только хуже,
и язык почти такой же как у нас, хотя и хуже,
по-испански «буэнос диас», по-французски «добрый день».

Ладно, все по порядку. Концерт длился два часа. Проходил он к стыду наших устроителей (которых безусловно давить) в некоем подобии спортзала, с наскоро сколоченным помостиком, размером с двухспальную кровать, на котором и просто сидеть-то страшно, не то что, играть и петь. Еще были какие-то глюки с аппаратурой 🙁

Да, ну вобщем, как ни пытались нас расстроить устроители, мне понравилось. 🙂 Ибо с детства приучен я слушать слова и музыку, в отрыве от окружающей среды 8)

Еще вот такая песня:

И я не тот, ничуть не лучше всякого,
И вы не та, есть краше в десять раз.
Мы только одиноки одинаково,
И это все, что связывает нас.

Зачем дрожу, зачем порхаю по небу,
И жду чудес, и все во мне поет.
Зачем, зачем. Пускай ответит кто-нибудь,
Конечно, если что-нибудь поймет.

Теперь, когда невзгоды приключаются
Все чаще, все смертельней бьют ветра,
И кажется, что дни мои кончаются,
И остаются только вечера.

Было тут где-то на Форуме обсуждение нынешних подданных Её Величества Елизаветы Второй.

Думал я, что Лондон сер как слон.
Думал, что печален он как стон.
А он светел, разноцветен он.

Идучи по мосту Вестминстер,
слышу нежный голос высших сфер:
вот, мол, мистер, мост Вестминстер, сэр.

Где хочу гуляю, счастлив, пьян.
В центре у фонтана ем каштан.
Всюду флаги. Джин во фляге прян.

А вокруг, забыв зачем живут,
лондонцы безрадостно снуют.
Им всё мрачно, всё невзрачно тут.

Скуден быт британца, труден хлеб.
Утром он садится, глух и слеп,
в чёрный, тесный, шестиместный кэб.

Каждый день он видит Риджент-стрит.
Курит с кем попало и острит.
Безупречно вымыт, вечно брит.

Каждый вечер он, хоть хвор, хоть слаб,
гордо входит, что твой маршал в штаб,
в тусклый, скучный, равнодушный паб.

Жаль британцев, худо им вполне.
В Лондоне они как на Луне.
Всё им тошно здесь, не то что мне.

Немцев жаль, голландцев, римлян жаль.
Круглый год в душе у них февраль.
Дышат грузно, смотрят грустно вдаль.

Слёз не льёт он, флаги шьёт он, да.

Вот, оказывается сейчас мой ход.

Не нарушать бы вихрю эту тишь,
Да нипочем ему не запретишь.
Подует он, войдет в свои права
И отделит пыльцу от рукава.

Тому назад минуту или две
Сидела бабочка на рукаве.
Она была хрупка, была бела,
А улетела, как и не была.

Но через год не в наши ли края
Она вернется из небытия,
Прошелестит и в дымке пропадет,
Чтобы опять возникнуть через год?

А если что-то надо объяснять,
То ничего не надо объяснять.
А если всё же стоит объяснить,
То ничего не стоит объяснить.

На рейде яхта реет миражом.
От яхты явно веет мятежом.
И по бульвару, тоже как мираж,
Вдоль океана едет экипаж.

Чернеет китель. Светится фата.
Куда-то к счастью катится чета,
Куда-то, только что из-под венца,
К небытию, на пристань, в небеса.

Он офицер, он сдержан, а она
Проиходящим столь восхищена,
Что не решится выразить в ответ,
Зовут ее Шарлотта или нет.

Колеса вязнут в дымке и пыльце,
И океан меняется в лице,
Того гляди, все кончится бедой.
Но тут я ставлю точку с запятой;

А если что-то надо объяснять,
То ничего не надо объяснять.
Но если всё же стоит объяснить,
То ничего не стоит объяснить.

Хорошие стихи, Ал, чтобы закрыть тему, но разве всё сказано? 😉

И был я смел, покуда прав,
И прав, покуда жив,
А если что, читал устав,
А там курсив, курсив.
И был курсив прочней миров
И бил сильней речей,
И я забыл и отчий кров,
И свет твоих очей.

Когда свистел мой тяжкий бич,
Вперед брели быки.
Когда гремел мой ратный клич,
В поход текли полки.
Едва я в сторону огня
Протягивал ладонь,
Как все молились на меня
И шли за мной в огонь.

Я очень люблю его стихи, и мне приятно встречать людей с подобным вкусом, что, к сожалению, случается редко. Как говорят у нас в Одессе: «Нас мало, но мы в тельняшках!»

А по поводу «Свидания с полковником», Сит, я думаю это наверняка кто-то из «своих, высшего эшелона» и просто смелый, решительный человек, мыслящий глобально, любящий людей. Мне кажется он чем-то может быть похож на доктора Ливси и на Оцеолу. С завышенной манией величия. Вряд ли это ангел или демон, люди сами способны на такое. Конечно, можно спросить автора при случае (если он сам точно знает). Интересно только, где «не здесь» окажется этот человек «после». В любом случае он делает великое дело.
Мне очень нравится эта песня.

Добро пожаловать, Бубер, нашего полку прибыло!

Вчера случайно увидел по местому телевидению очередную программу о непобедимости американской армии (кажется в этот раз было о морпехах). :-\ Вспомнилось:

Вы пленительны, вы прекрасны, везде, кого не спроси,
С этим мнением все согласны, и всем за это merci,
Слов и сил я не трачу попусту, даром хлеба не ем,
Но пред вами я все же попросту пыль, не более чем.

Сит, я согласна 😉 с твоими рассуждениями, чин нашего героя не ниже генерала и скорей всего он начальник медицинской службы (использование яда, самообладание).

В любом случае, задуманное должно удасться герою песни.

Охотник (ученику). Негодяй! Болван! Мальчика от девочки не можешь отличить! (с)

Позор на мою лысину! Извини, Бубер, проклятая близорукость. 😀

Не помню, лежит тут уже «Полёт валькирий»?

(Как раз того, что следует.)

А ещё мне очень нравится вот эта:

Южный ветер. Дальний путь. Разменяйте сдачу.
Мы вернемся в этот край только через год. Гавань милую свою покидая, плачу.
Кто там скажет, через год что произойдет?

Кто родится, кто умрет. А почем я знаю?
Что случится, чья возьмет, кто король, кто шут?
Чьи останки заберет колыбель земная?
Чьи обломки по морям ветры повлекут?

. Все, конечно, пустяки, чехарда и шалость.
Эту песню я пою тоже просто так.
В этой песне все сплелось, все перемешалось.
И смешит меня чуть-чуть ваша простота.

Я увижу пики гор, льдов Гренландских саван,
Зелень джунглей, гладь пустынь, прелести саванн,
Я забуду навсегда дорогую гавань,
Запивая коньяком аромат «Гаванн».

Вот тогда-то вы, друзья, станьте и постойте.
И подумайте, а что там будет через год!
Вот тогда-то вы, друзья, эту песню спойте,
И ко мне ее печаль ветер донесет.

И пойму, что вышел срок, возвращайся, странник!
Где-то мир, а где-то дом, сад и сыновья.
И кому-то где-то нужен некий странный,
Вздорный милый человек. Вот такой, как я.

Что там будет через год? Что там через триста?
Я, конечно, не вернусь. Песенка проста.
Но пусть, за ради Бога, ждет меня дорогая пристань,
И в молитве помянут женские уста.

Ал, прости, я до сих пор не поблагодарила тебя за ссылку на эту тему, Спасибо Огромное.

Еще младенцем, однажды где-то.

с тех пор вольготно живу на свете,
сижу на крыше, в дуду играю по нотам;
ничем не связан, конечно, кроме
твоих, брюнетка, очей зеленых, джунгарских;
тем самым как бы собой являю
пример особый и назиданье
для всех пытливых умов и чутких
сердец; на том и сказке конец.

А темной ночью в степи безлюдной
никто не ходит, никто бумагу не ищет.
Чего я, собственно, и добивался.

Интересно, чем было вызвано это желание.
Австралия

Мотор подъехал, чужеземный, фиолетовый. Dm A7
Я марку бы назвал, да забываю постоянно. Dm Dm6
В него шатенка голенастая уселась, дверью хлопнула, Dm A7
и все, и все, и только брызги из-под колеса. Dm Dm6
Странно, вы как хотите, мне странно, D7 Gm
ведь я почти уже любил ее за некоторый пафос очертаний,
Gm6 Dm A7 Dm
так сказать, и вообще за выражение лица.
A7 D7 Gm Gm6 Dm A7 Dm A7

Когда знакомишься на улице, тирады о погоде
не проходят, устарели как идея.
Предпочитаю для начала выразительный какой-нибудь
вопрос философического свойства, например:
«Где я? Скажите, девушка, где я?»
На многих действует, а этой хоть бы что, не удивилась,
как не удивился бы реаниматор или милиционер.

Нет, я не жалуюсь, я в принципе привык бы и к тому,
что мир бывает нечувствительным и черствым,
что благородным образцам соответствует не шибко
или требованьям высшим отвечает не вполне.
Черт с ним! Не отвечает, и черт с ним.
Но почему в таком количестве, во всяком переулке,
изначально бесконечно и как раз по отношению ко мне?

Еще я мальчиком все думал, заведу себе зверька,
а то их вон-то сколько скачет по полям-то!
Возьму в приятели разумного жирафа, муравьеда
или просто кенгуру. Я даже имя подыскал:
Лямбда! Я назову его Лямбда.
Так думал я, но детство кончилось, а бедный муравьед
и по сегодня остается невостребованным. Скачет, где скакал.

А незнакомка номер два уже тем временем
взошла на тротуар, фосфорицируя и рдея.
Весьма мила, не хуже прежней, даже лучше, то есть даже
лучше всех. И очень кстати, я ведь тоже не любой.
«Где я? Девушка, девушка, где я?
Не к Вам, не к Вам ли я теперь уже почти совсем испытываю
что-то, что по некоторым признакам похоже на любовь?»

В качестве иллюстрации своей версии могу попытаться сочинить более подробное описание ситуации (безусловно, это все лишь мои домыслы, но чем богаты. ).

Итак, идет война. Причем война достаточно серьезная и сторона нашего отравителя, если и выигрывает, то с большими потерями (хотя скорей всего она все-таки в проигрыше). Допустим, он, как медик (или не медик), не может больше смотреть на смертоубийство и решает что-то предпринять. Возможно он смог выйти на представителей неприятеля или же узнать из разведки, что противник собирается решительно атаковать война закончится. Также, возможно, ему известно, что противник достаточно гуманен и пленных солдаты ожидает лучшая участь, чем погибших. Однако, командование считает что отступать некуда, и сдаваться нельзя и решает атаковать заранее. Причем, без всякой надежды на успех, просто чтобы было чем доказать жажду победы. И герой песни решает этой атаке помешать, справедливо полагая, что уж лучше перетравить комсостав и спасти жизнь солдатам, чем пришпилить на мундир лишний крест «За храброть».

Я всё же думаю, что герой «Свидания» просто хочет предотвратить многочисленные жертвы, выигрывает ли его сторона, нет ли, завоевательские ли у них планы, гуманен ли противник, для него важно спасти человеческие жизни (тогда он действительно должен быть медиком, а не просто военным и к тому же немного безумным) 😉

Нет, я серьёзно предлагаю заслать разведчика(-цу) на концерт к Михаилу нашему Константиновичу, дабы спытал(а) у Маэстро, кто это там у него травит офицеров одного за другим. 🙂

А нам для обсуждения я предлагаю вот что:

. А я здесь так и останусь играть в слова,
Губами водя, подобно опять же рыбе,
В кургузой больничной робе с пятном на сгибе
Второго, еще не порожнего рукава.

Итак, кто как видит героя этой песенки?

Спите, мои благородные предки!
Спите, мои полководцы, мои короли!
Скройтесь во мраке своих каменистых столетий,
своих незапамятных темных веков.
Мирно покойтесь: вы все уже совершили,
вы сделали больше, чем можно.
Поэтому ваши свершения неоценимы,
нету вам равных. Можете спать.

Пусть отдыхают также вернейшие воины ваши-
соавторы ваших побед.
Пусть себе дремлют тяжелые всадники,
лучники, бомбометатели и трубачи.
Пусть почивают и прочие, то есть:
погонщики разной полезной скотины,
и слуги, кормившие ваших собак,
и сами собаки, и все их мохнатые дети.

Я же, покуда вы спите, подвергну сомнению
древние книги, воспевшие вас.
Следом за тем я подвергну сомнению
подвиги ваши и важность любого из них.
После чего, разумеется, я и сам вас
подвергну сомнению; а заодно уж, конечно,
и воинов ваших, и даже ни в чем не повинных
слуг и собак.

И, наконец, я подвергну сомнению
сомненье свое и себя самого вместе с ним.

Спите, мои дорогие! Когда вы проснетесь,
Увидите: все уже будет не так.

А кем может быть этот? Я понимаю, что безумцем, но всё-таки?

Hm Em6
Все скрылось, отошло, и больше не начнётся.
Em F#9 F#(7) Hm
Роман и есть роман, в нем все как надлежит.
Em6
Кибитка вдаль бежит, пыль вьется, сердце бьется,
Em F# Hm
Дыхание твое дрожит, дрожит, дрожит.

А где-то позади, за далью и за пылью,
Остался край чудес. Там человек решил,
Что он рожден затем, чтоб сказку сделать былью.
Так человек решил. Да, видно, поспешил.

И сказку выбрал он с печальною развязкой
И призрачное зло в реальность обратил.
Теперь бы эту быль обратно сделать сказкой,
Да слишком много дел, и слишком мало сил.

G Cm Fm6
А мы все мчимся вдаль, печаль превозмогая,
Fm G Cm
Как будто ничего еще не решено,
Fm6
Как будто жизнь прожив и все-таки не зная,
Fm G Cm
Что истина, что нет, что свято, что грешно.

Fm G Bm F
И бесконечен путь, и далека расплата.
Abm Eb Fm G
Уходит прочь недуг, приходит забытье.
C Em C7 Fm
И для меня теперь так истинно, так свято
Cm Fm Ab Cm
Чуть слышное в ночи дыхание твое.

Спасибо, Бубер, давненько что-то тебя не было видно.

Назад к «1995»: у Михаила Константиновича обыкновенно не всё так просто. Тебе не кажется, что безрукий «вояка в чине рядового» как-то уж очень ловко «играет в слова»? Такое умение как раз должно быть более характерным для «цивильного леща», не правда ли? Пойдём далее: отчего бы наш инвалид водит губами «подобно опять же рыбе»? Что общего между двумя персонажами?

Правильно, я клоню к тому, что оба они суть один и тот же человек. 😉

Мне тоже кажется, что это борьба с собой. Например, с мыслью о том, что война это вроде как мерзко, но так плохо вокруг не только потому, что есть война. Ну и, ИМХО, негативное отношение к тем, кто лишь порицает войну, без каких-либо активных действий.

Вот еще одно стихотворение Щербакова. Одно из моих самых любимых.
Никто из нас не знал прекраснее лазейки
И царства холодов в республику тепла.
Мы собирались все у маленькой хозяйки,
Она всегда была мила и весела.

И в жаркий летний день и в зимний день короткий
Неведомо за что съедали нас дела.
Но вечером мы все у маленькой красоткт
Встречались, и она всегда была мила.

Сходились голоса, сплетались интересы.
Не портила бесед ни скука ни вражда.
И вечером мы все у маленькой принцессы
Сходились, и она, она была всегда.

Ее любили все, чем дальше, тем сильнее.
Никто не знал, когла все это началось.
Чем лучше было нам, когда мы были с нею,
Тем хуже было нам, когда мы были врозь.

И приближался крах веселой нашей шайки.
Поскольку, где любовь, там рерность и раздор.
До некоторых пор у маленькой хозяйки
Не видывали ссор, но с некоторых пор.

Мы перья распушив, вытягивали шеи.
Сверкая в темноте огнем ревнивых глаз.
Чем дальше, тем острец, чем больше, тем сильнее,
Претензии росли у каждого из нас.

И вот, за часом час, никак не разберемся.
И каждый, наконец, решил себе тогда,
Что надо уходить, не то передеремся.
И мы разошлись обратно в холода.

А милый наш кумир, прелестная игрушка.
Стояла у окна, глядела нам вослед.
Она любила всех, ей было очень грустно,
Не менее, чем нам, а может быть и нет.

Да, такие вот маленькие хозяйки довольно часто встречается в жизни, во многих знакомых мне компаниях. Очень реальная песня.

А мне вот ещё какая очень нравится:
(Посвящаю её здесь памяти несостоявшейся дружбы :'( )

D G7
А что везёте, капитаны, из далёка-далека?
B7 A7 D
А везете вы бананы и ковровые шелка,
D G7
Виноградное варенье, анашу и барбарис,
B7 A7 D
Самоцветные каменья, мандарины и маис.

D Gm D
Боцман, брось свои сомнения!
Dm D7 Gm
Подождет твоя Армения!
D
Закури-ка лучше нашего,
Em A7 D7
И ни о чем судьбу не спрашивай!

Gm Dm
Баб-эль-Мандебский пролив, Баб-эль-Мандебский пролив,
Gm C7 F
Эх, лишь бы знать, лишь бы ждать, лишь бы жить!
D7 Gm C7 F Dm
Из Патагонии в Шанхай, из Барселоны в Парагвай,
Gm A7 D
Куда-нибудь, лишь бы плыть, лишь бы плыть.

А ну и что, что вы на севере, а я сейчас на юге,
И забыл, что есть на свете где-то льды, метели, вьюги.
Высоко в горах белеет снеговая паранджа,
А я сижу в оранжерее, попиваю оранжад.

Я вам адрес дам, я индекс дам,
Вы напишите им на Индостан!
Чтоб им вечно было хорошо,
Но не со мной, а с кем-нибудь ишшо!

Баб-эль-Maндебский пролив, Баб-эль-Мандебский пролив,
Эх, лишь бы знать, лишь бы ждать, лишь бы жить!
И на года, и навсегда, Бог весть куда, но не беда,
Куда-нибудь, лишь бы плыть, лишь бы плыть.

Кой о чем друг друга спросим, утвердительно кивнем,
Быстро мостик перебросим и по мостику пойдем.
Что хотим, то выбираем, так устроен этот свет.
A7
Может, мы дойдем до края, ну а может быть и нет.

Hm
А потому, что нет гарантии нигде и ни на что.
H7 Em
Потом не вспомнишь, где упал, и кто толкал, а кто держал.
Em6
И оклемаешься в миру, где не знаком тебе никто,
F# Hm
И не поймешь, как ошибался, а решишь, что был обвал.

И тоже вроде бы обвал, и все чисты, невинны сплошь.
И никого из окружающих не упрекнешь вовек.
И этот, кажется, неплох, и этот будто бы хорош,
И сам я тоже, вроде, добрый, милый, честный человек.

A7 Dm A7 Dm
А вы бы, между прочим, поглядели на меня,
A7 Dm D7 Gm
Когда я финики казенные со склада воровал,
D7 Gm
А вы бы, между прочим, ужаснулись за меня,
A7 Dm
Когда я их потом втридорога на рынке продавал.

Как пропивал я эти жалкие, несчастные рубли.
D7 Gm
Все в одиночку, за углом, бутылки пряча под пальто,
Dm
Вы были б счастливы, что сами до такого не дошли,
E7 A7
А потому, что нет гарантии нигде и ни на что.

Dm
Ну где у вас гарантия, что хлеб, который ели вы,
D7 Gm
Не будет завтра вам как неоплатный долг зачтен?
Dm
И где у вас гарантия, что гимн, который пели вы,
E7 A7
Не будет завтра проклят, заклеймен и запрещен.

Баб-эль-Мандебский пролив, Баб-эль-Мандебский пролив,
Эх, лишь бы знать, лишь бы ждать, лишь бы жить!
Из ниоткуда в никуда, из неоттуда в нетуда,
Куда-нибудь, лишь бы плыть, лишь бы плыть.

Слова не труд, слова не в счет,
поэт на деле- враль
и плут, и дом его- корчма,
и календарь не врет:
и впрямь повсюду тьма,
и смысла нет стремиться вдаль.

А я стремлюсь и это жаль.

Но где- то льстивая поет
труба. красивая труба.
И снова в путь меня влечет
судьба. счастливая судьба!
Моя судьба.

И снова- пляска городов,
мельканье фонарей,
в глазах- дорожные столбы,
тошнит от поездов,
и гул бессмысленной толпы
страшит, как рев зверей.

Но где- то дальняя поет
труба. прощальная труба.
И снова в путь меня влечет
судьба. печальная судьба.
Моя судьба.

Да? :-\ Пока всё просмотришь. Может пора новую тему начинать

Не угодно ль: вот, оптический прибор, нехитрый,
так, система трех зеркал в цилиндре,
плюс цветные пустяки. как видишь,
вещь нарочно для тебя, беглянки
скрытной, склонной к миражам.

На свет ее направь. Ну чем тебе не явь?
Глазей, зевай спросонок, напоминай дитя.
Еще бы флот тебе к подзорной сей трубе.
Но ты такой ребенок, с каким нельзя шутя.

Мне-то что, мне легче, я ведь не беглец, я
здесь живу, мне нравятся несчастья..
ergo: мною можешь пренебречь, отныне
только в это зазеркалье глядя,
в дивный этот окуляр.

Что в нем есть. вопрос не в том, спроси
чего в нем нет. любой на выбор
колорит, хоть флот, хоть гавань,
словом, рафинад, каштаны, детство
в городе приморском, яхты, джонки, мачты, кливера.

Тоже очень люблю Щербакова, особенно его ранние песни. Например вот, одна из самых моих любимых :

[spoiler] БАЛЛАДА О СПРАВЕДЛИВОСТИ

Вот сижу, себя жалею,
проклинаю прочих всех,
изливаюсь, как умею,
и драконю под орех.

От каких же мне истоков
повести жильё-быльё?
Две невесты в двух чертогах
мне на картах врут своё.

Завлекают, манят, тащат,
мне пророчат путь лихой:
Не сверни в болото, в чащу,
вон дорога пред тобой!

Ох, паршивая дорога,
то бурьян, то бурелом!
До заветного порога,
до везенья и до Бога,
до положенного срока
не дойдём, не доползём!

Или плюнуть на забаву,
повернуть ли от греха?
Эй, постой, гляди направо,
вон дорога, чем плоха?

Ох, прекрасная дорога,
по-былинному чиста:
ни заветного чертога,
ни могилы, ни креста.

Два желанья слил в одно я,
двух невест послал к чертям,
выбрал самое простое,
еле выбрался из ям,

еле выжил, вместо браги
жажду потом утолил,
срезал душу об коряги,
еле совесть сохранил.

Не отдать судьбы везенье,
справедливость дорога!
И поддался я сомненью,
и померкло Провиденье,
и по Божьему веленью
сговорились два врага.

Две невесты обманули,
два желанья не сбылись,
две дороги враз свернули
и за кручею сошлись.

Тут я понял суть несчастья:
в сумеречной хмаре дня
две вороны там с участьем
поглядели на меня.

Там холодными слезами
душу мне омыла мгла,
там, гнилыми черепками,
я нашёл заветный камень,
а под ним, как под венками,
справедливость умерла.

Друг сердечный, с лёгким паром,
прогулялись мы не зря.
Вам готовили подарок,
усмехались втихаря.

И зарыли, и забыли.
Кости сьела гниль и мразь.
Я не автор этой были,
что печальной удалась.

Вот еще несколько песен, которые Щербаков «не писал». Я искренне не понимаю, почему он от них отказывался.

Я фланирую над миром
от квартиры до квартиры,
собираю сувениры
и приятности ловлю.
Я не слишком необычен,
я тактичен и приличен,
но настрой мой экзотичен,
я экзотику люблю.

Там экзальтированы речи,
и котируются там
экзотические плечи
декольтированных дам.

Но настолько мир обычен,
самому себе привычен,
что чрезмерно экзотичен
получаюсь я везде.

Даже там, где открывали,
выпивали, зарывали,
в ближней близи, дальней дали,
на земле и на воде.

И когда случайный дротик
просверлил во мне дыру,
понял я, что раз экзотик,
личной смертью не помру.

Я вернулся, я отбывший,
передрягам нынче ша!
Я теперь экзотик бывший,
принимайте, кореша.

Мои недоумения по поводу отказа от песен развеялись после «Райцентра» :-\ Действтельно ощущение, что стихи писали разные люди, вот «Райцентр»:

А вот «Песня рыбаков Флориды»:

И зелёный рассвет обнажает зелёный
Мексиканский залив, и зелёный туман
застилает нам очи. И в утренний час
мы обнявшись стоим, ни о чём ни жалея.
С неба льётся вода, и вода океана
пополняет дождём свой несметный запас.

И мил нам этот жребий и простор в груди.
А сын проснётся, подрастёт, и не оставит мать.
Так спи спокойно, беби, вся жизнь впереди!
И непонятно, зачем горевать.[/spoiler]

Sankrad прислал мне песню «Аллилуйя» в привате. Спасибо огромное.
Но я не удержусь и выложу её здесь, прекрасную. Чтобы в этом замечательном собрании любимых песен/стихов была и она.

Аллилуя
Помнишь, как оно бывало, все горело, все светилось,
Утром солнце как вставало, так до ночи не садилось.
А когда оно садилось, ты звонила мне и пела,
Приходи, мол, сделай милость, расскажи, что солнце село.

И бежал я, спотыкаясь, и хмелел от поцелуя,
И обратно брел шатаясь, напевая: «Аллилуйя»,
Шел к приятелю и другу, с корабля на бал и с бала на корабль,
И так по кругу, без конца и без начала.

На секунды рассыпаясь, как на искры фейерверка,
Жизнь текла переливаясь, как цыганская венгерка
Круг за кругом, честь по чести, не почетно, не позорно,
Но в одном прекрасном месте оказался круг разорван

И в лицо мне черный ветер захрипел, нещадно дуя,
А я даже не заметил, напевая алилуя,
Сквозь немыслимую вьюгу, через жуткую поземку
Я летел себе по кругу и не знал, что он разомкнут

Лишь у самого разрыва я неладное заметил,
И воскликнул, «Что за диво?!», но движенья не замедлил.
Я недоброе почуял, и бессмысленно, но грозно
Прошептал я: «Аллилуйя», но уж это было поздно.

Те всемирные теченья, и всесильные потоки,
Что диктуют направленья, и указывают сроки
Управляя каждым шагом, повели меня, погнали
Фантастическим зигзагом по неведомой спирали.

И до нынешнего часа, до последнего предела
Я на круг не возвращался, но я помню, как ты пела
И уж если возвращенье совершить судьба заставит,
Пусть меня мое мгновенье у дверей твоих застанет

Неприкаянный и лишний окажусь я у истока,
И пускай тогда Всевышний приберет меня до срока
А покуда ветер встречный все безумствует, лютуя,
Аллилуйя, свет мой млечный, аллилуйя, аллилуйя.

Далёк небесный суд. Но близок суд земной.
Он свой пристрастный кнут заносит надо мной.
Грустны мои дела. Но что я изменю?
Уже повисла мгла над зимней авеню.
И зыбкий дымный смог течёт по небесам,
как липкий дынный сок по выцветшим усам.
И бьётся о причал морозная вода,
и бьётся в ней печаль, как в слове «никогда».

Высок небесный суд. Но низок суд земной.
И вновь присяжный шут глумится надо мной:
— Оставьте ваш прононс, покиньте ваш Парнас,
забудьте ваш прогноз, всё это не про нас.
Фантазий ваших прыть ни к чёрту не годна.
Извольте объяснить, причём тут «никогда»!
Пускай не месть, не лесть, но что-то в этом есть?
— Конечно, ваша честь, бесспорно, ваша честь.

Но символ высших правд поставлен на «зеро».
Уже заезжий франт оставил казино.
Уймите вашу стать, умерьте вашу спесь.
Вот-вот начнет светать, мы можем не успеть.
Последний ровно в шесть закроется кабак.
Спешите, ваша честь! Снимите ваш колпак!
На зимней авеню, средь сумрака и льда,
я сам вам объясню, что значит «никогда».
Что значит «никогда».

Источник