рейтинг художников по соловьеву
Будни Петербурга: неожиданный взгляд на реальность фотохудожника Вадима Соловьева
Вадим делает коллажи, где самые привычные петербургские пейзажи сопровождает дополненная реальность. Художник вспоминает, что идея сюрреалистического фотопроекта пришла ему в голову совершенно случайно, самым первым был снимок голубя в заснеженном дворе.
Главной идеей Вадима было преподносить все так, будто бы увидеть в окно огромного енота-полоскуна, пробирающегося к набережной Невы — дело житейское.
«Я подумал, что было бы интересно видоизменить реальность вокруг себя. И подавать это так, как будто ничего особенного и не происходит», — говорит художник.
В фантазийном мире Вадима человек сосуществует с огромными животными, некоторые из них появились в результате неудачных научных экспериментов, другие — были всегда.
Сейчас все сидят дома в режиме полной самоизоляции, а по опустевшим проспектам Петербурга разгуливают животные-мутанты. Но однажды город снова оживет, и диковинным чудищам придется вернуться в свои норы.
А пока бедным пенсионеркам приходится буквально метлами отбиваться от приставучих ящериц: гигантские рептилии обожают запах рассады помидоров на подоконниках. Единственное спасение — поскорее уехать на дачу!
Интересно, как эти чайки готовят шаверму? Хотели бы попробовать новинку с рыбой?
Все работы Вадима выполнены весьма реалистично, для обработки снимков он использует самый обычный Photoshop, а на воплощение идеи уходит один–два свободных вечера.
Помните, прошлое лето выдалось весьма холодным, из-за этих изменений климата Обводный канал даже заполнили огромные осы.
А миграция мамонтовых улиток на станции Удельная заставила водителей часами стоять в пробках.
Передвигаться по Питеру пешком в переменчивую погоду — удовольствие весьма сомнительное. Интересно, а за проезд осьминог передал?
Огромный летающий кальмар взял в привычку использовать шпиль Финляндского вокзал в качестве своей «пристани».
И даже динозавры в фантазиях Вадима Соловьева вовсе не вымерли:
Художник иронично рассказывает и о серьезных социальных проблемах. Например, выступая против предпринимателей, эксплуатирующих беззащитных обезьянок для фотосессий, он сделал видео с Дворцовой площадью и гигантским ящером, которому пририсовал табличку «Фото — 500 рублей».
А какие эмоции вызывают у вас фотографии Вадима Соловьева? Улыбку или страх?
Александр Соловьев. «Интерес к украинскому искусству точно есть и он разный, и не только коммерческий»
В нашей стране все сложности экономической и политической ситуации неизменно сказываются на культуре. 2014 год стал в этом отношении особенно сложным. Поэтому один из первых наших вопросов был посвящен тому, как удалось Мыстецкому Арсеналу в такой обстановке провести свои самые крупные ежегодные проекты, в частности, ярмарку современного искусства Art Kiev Contemporary.
Мы хотели поговорить с Вами о последнем ІХ Art Kiev Contemporary. Чем он отличался от предыдущих, что и в каком направлении развивается?
Проведение 1-й Киевской биеннале потребовало больших энергетических и финансовых затрат. К этому времени для нас каждое запланированное событие было уже как листок в календаре, в том смысле, что каждое событие проводится в свое время: Антикварный салон, Fine Art, Contemporary Art (мы их уже к этому времени разделили). Появилась цикличность, размеренность в работе.
А затем наступила вторая волна кризиса. Надо сказать, что в этих условиях в глобальном арт-мире не наступил «перегрев рынка»и он не пошел на снижение. Кризис в художественном пространстве не всегда совпадает с экономическим кризисом, иногда бывает даже наоборот. Но это возможно в ситуации западного рынка, где всё развито и устоялось. У нас это ещё только в начальном состоянии, поэтому экономические проблемы страны сразу отразились на наших организационных задачах.
Проект «Двойная игра», Мыстецкий Арсенал. 2012
Скажем, в предыдущие годы мы проводили показы коллекций из частных собраний по современному искусству. Это была часть задуманных нами спецпроектов.
И вдруг мы попадаем в положение, когда стало совершенно очевидным: сейчас многим уже не до коллекций. Многие галереи просто не выжили — закрылись, кто-то остался на плаву, но при этом они не могут позволить себе платить за место. Мы поняли – надо что-то менять. Мы изменили формат для того, чтобы художественная жизнь всё-таки продолжалась, но уже в режиме арт-форума, с большей кураторской инициативой, чтобы появились новые проекты. Причем, в разных вариантах: это могли быть и индивидуальные какие-то репрезентации, когда художник сам выступает в качестве «самовыдвиженца».
Готовясь к Art Contemporary этого года, мы отслеживали те проекты, которые проходили по всей Украине. Кого-то мы специально приглашали, например, проект «Свои», показанный весной в Харькове. Таким образом, уже второй год, как Art Kiev работает в другом формате. Понятно, что мы не стремились полностью исключить коммерческую составляющую, но она стала не такой жесткой, регламентировано обусловленной. Это и есть главная особенность по сравнению с предыдущими Art Kiev Contemporary.
Проект «Свои» на ІХ Art Kiev Contemporary 2014
В какой-то степени это оправданный шаг. Когда это чисто коммерческая акция, то есть определенные сдерживающие факторы у галеристов – естественно, им хочется выставить работу, которая безошибочно продастся. При нашем новом подходе было больше маневра, свободы, меньше было чисто коммерческой ответственности, что как раз срабатывает на пользу искусству. Это ведь не исключает тот момент, что какая-то из работ может быть куплена во время Art Kiev Contemporary. Ещё Пушкин говорил: «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать!» Престиж этого события не понижался. Даже для нас было откровением, что очень много было желающих участвовать в этом году в форуме.
Вы кого-то отсеивали?
Единственное, нам пришлось сдвинуть время проведения 2-й Биеннале на 2015 –й год.
При всех тех проблемах – финансовых, социальных, экономических, которые обрушились на нашу страну, было очень сложно создать ровный по составу и по подаче формат Art Kiev Contemporary.
Конечно, можно говорить о каких-то нюансах, ситуативных моментах, которые диктовали тематический, жанровый, видовой подбор участников. Вот, например, тема Майдана была очень заметной, что естественно: репортажная фотография доминировала в ряде проектов в качестве фиксации, рефлексии, острого документа волнующих, трагических событий. Это касалось и видео-работ. Понятно, что время глубоких образных обобщений еще впереди – как писал поэт, «…большое видится на растояньи».
Таким образом, что касается Art Kiev Contemporary в целом, то изменение формата, в свою очередь, мотивировало кураторов и появились новые имена, которые внесли что-то свежее в устоявшийся перечень уже известных украинских художников. Было несколько экспозиций, которые были интересны с этой точки зрения.
Вы можете назвать, что из того, что Вы задумали, не удалось реализовать?
В принципе, здесь нет таких жёстких критериев – получить то или это. Здесь разные подходы и нет каких-то рецептов. В данном случае был замысел разбудить инициативу, показать новые имена или дать им по-новому зазвучать. Вообще, если обернуться назад и вспомнить все потрясения этого года – главное было не дать замереть творческим процессам в стране, при всех наших ограниченных финансовых возможностях.
Это, наверное, общее правило – когда нет коммерческой составляющей, человек раскрепощается и появляется свобода творческого самовыражения.
Вы правы в том, что авторы сейчас были меньше скованы и больше экспериментировали.
Степан Рябченко и Александр Соловьев в Saatchi Gallery, Лондон. 2014г.
Фактически, Вы пошли навстречу ситуации тем, что сделали гибкую схему участия и, фактически, создали стартовую площадку равных возможностей для всех. Возможно, если бы формат был прежним, то мы по-прежнему бы увидели в основном известные галереи и именитых художников.
Какие имена открылись, благодаря такому подходу Арсенала?
Скажем так, многие уже были на слуху, участвуя в тех или иных выставках — Арсеналом не исчерпывается художественная жизнь страны (смеётся). Понятно, что здесь пространство для мега-событий. Это площадка для фестивалей, крупных выставок, больших проектов — это очень объемный формат, и процесс инициации в таком формате тоже обречен на значимость, на большую перспективу.
Работа Романа Михайлова «Тени» на ІХ Art Kiev Contemporary 2014
Даша Кольцова представила ироничную, точнее даже, обличительную инсталляцию «Парадный сервиз царя народной республики». Тараса Ковача я знаю по выставкам в галерее Боттега, где он делал большие графические инсталляции. Здесь он показал социально направленные объекты из намагниченного ржавого железа «Проба грунта». Антон Логов, который сейчас, помимо живописных абстракций, активно создает пространственные работы с использованием предметов ready made. В проекте «Свои» Юра Пикуль удивил неожиданными гротескными портретами. У него раньше был такой жёсткий реализм с социальным наполнением. Сейчас у него монохромы. Это отсылает к эпохе кубизма, плюс элемент иронии. Назову еще Добрыню Иванова, Романа Минина, группу «Йод»…
Но это всё мы сами себя оцениваем, обсуждаем ситуацию на внутреннем рынке. Чувствуется ли сейчас проникновение украинского современного искусства на мировой рынок? Есть такие события, имена, отзывы, которые говорили бы, что то, что мы наблюдаем у себя — находит подтверждение за пределами страны?
Работы Романа Минина и Виктора Сидоренко в аукционном доме Sotheby’s, Лондон
Интерес зрительский растет. Это то, что я видел воочию во время представления современного украинского искусства в лондонской Saatchi Gallery. На вернисаже в Saatchi Gallery было огромное количество зрителей, в буквальном смысле «яблоку было негде упасть!» В это же время в Лондоне шла выставка Малевича в Tate Modern, что, можно сказать, тоже отсылало к Украине.
При том, что это уже адекватное представление не где-то там: в третьесортной галерее выставились, сами себя похвалили, написали, что работы такого-то художника, иронизирую, есть в частных коллекциях в Норвегии, Швеции и Швейцарии, например.
Антон Логов «Книга времен»,Saatchi Gallery, Лондон, 2014
Винни Реунов Без названия ( на переднем плане скульптура Ивана Светличного), Saatchi Gallery, Лондон, 2014
Интерес к украинскому искусству точно есть и он разный, и не только коммерческий. Если говорить, кого за рубежом знают, то это, в первую очередь, такие имена: Борис Михайлов (но чаще его знают как русского художника), Савадов, Цаголов, Тистол, Криволап, Братков…
Браткова, наверное, тоже знают как русского фотохудожника?
По сути, современное искусство, не побоюсь этого слова, интернациональное, космополитическое явление. Конечно, когда полностью лишена идентичность, это тоже не очень хорошо, но и когда она выпячивается — это вызывает отторжение. Это должно быть на каком-то глубинном уровне, тогда это интересно.
Сергей Братков «Оператор ада». Украинский павильон на 52 –й Венецианской биеннале, Палаццо Паппадополи, 2007
Сергей Братков «Вагина моя родина». Украинский павильон на 52 –й Венецианской биеннале, Палаццо Паппадополи, 2007
В Польше отмечали и 10-летие группы РЭП, в люблинской галерее «Лабиринт». К сожалению, в Киеве такой инициативы не было, а ведь именно художников этой группы, как и группы SOSkа, чаще всего показывают за рубежом.
Оксана Мась тоже относится к художникам, которая выставляется больше за рубежом?
Она, скорее, «кошка, которая гуляет сама по себе». Она не привязывается ни к каким объединениям.
Группа РЭП — это коллективное тело, SOSkа — тоже. Они занимаются критическим искусством, которое долго было популярно и модно. Это время откровенного политического искусства, не я один так думаю, уходит под натиском самого прямого политического действия. Искусство проигрывает в этом плане.
Александр Соловьев и Наталья Заболотная в Мыстецком Арсенале на проекте «Вікна», 2015
Вот чем мне интересен тот же Рома Михайлов, что тут соединилась какая-то фантомная боль, но она не прямая, а через вымысел, воображение. Материал необычный, техника, вся интенция образа точно навеяны современными реалиями, но прежде всего — это всё-таки художественное произведение со своими законами восприятия и чувственного переживания.
Сергей Петлюк «Сны о Европе», проект «Двойная игра», 2012
Я не думал, что после эпохи герметизации общественной мысли, сервильности, идеологического пресса, нормативности, запретов в искусстве в советское время, что вдруг опять «к штыку приравняют перо», что опять тупо и воинственно будут делить искусство на праведное и грешное, полезное и вредное, пусть даже якобы и во благо. В эти моменты понимаешь всю важность, роль, миссию искусства, но при этом появляется всё больше и больше желания уходить в зоны чистого искусства, уходить из зоны конфликта. Сейчас всё усугублено соцсетями, псевдопубличностью, сеющей иллюзию, что можно высказаться по любому поводу, даже о том, в чём ты не понимаешь.
Сейчас Вы очертили круг перспективных художников. Но это, опять-таки, наш взгляд изнутри. По интересу за рубежом, в том же Саатчи, можно ли сказать, что пристрастия западной публики совпадают с нашими взглядами?
Илья Чичкан у скульптуры Александра Семенова «Нога», проект Testing Station. Дом скульптуры, Стокгольм, 2006
У Николая Ридного есть инсталляция «Убежище», которая состоит из двух видеоработ и объектной части. Первая — это антураж бункера. В школьном подвале преподаватель по «гражданской обороне» рассказывает, как себя вести в случае бомбардировки и как управляться с калашниковым. Вторая видеоработа — отец художника, скульптор Александр Ридный, ходит по подвалу с фонариком и высвечивает банки с консервацией и ведёт такой себе неспешный репортаж. Никто ведь раньше и не думал, что это так скоро может стать нашей явью. А в пространстве между этими двумя видео стоит куб-подиум, на котором размещены скульптурные модели, сделанные в технике шамота. Это модели бункеров, увиденные автором на территории Украины, оставшиеся со времён второй мировой войны. Это такие полуабстрактные, очень пластичные конструкции.
Николай Ридный «Убежище». Украинский павильон на 55-й Венецианской биеннале, Палаццо Лоредан, 2013
Я, как со-куратор, предлагал эту работу для участия в выставке в Saatchi Gallery. Найджелу она вроде бы и нравилась, но момент, так сказать, полного постижения смыслов и проникновенного понимания всё-таки отсутствовал. Что за лекция? Что за поход по подвалу? Коммуникативная миссия искусства очень неуловимая. Фокус в том, что ты должен быть понятен. Ты должен не отрываться от матрицы, но в то же время быть диалогичным, открытым всему миру — в этом таинство, сложность и особая универсальная сила искусства. В итоге инсталляции не оказалось на выставке по другой причине – автор сам снял вопрос своего участия, но пример красноречив.
Любой ли художник несёт в себе ментальность своего народа?
С этим не поспоришь, существуют сложившиеся стереотипы восприятия, относящиеся к такому понятию, как «общая картина мира». Хотя стереотипы могут меняться. Еще работая в PinchukArtCentre, у нас была задумка показать финское искусство. Рассматривался, в том числе, один очень интересный проект «Арктическая истерия». Так вот, как ни парадоксально, эти «горячие финские парни» становятся-таки горячими в искусстве. Иногда парадоксы как раз и преодолевают эти стереотипы. Тот же Тистол всю жизнь этим занимается: и представляя «Волевую грань национального постэклектизма», и «Нацпром» (вместе с Маценко). Это трактуется как «борьба за красоту стереотипа».
Проект «Свои» на ІХ Art Kiev Contemporary 2014
Сейчас большое внимание приковано к Украине, поэтому это самое время, чтобы вызвать и творческий интерес к себе.
Вспоминаю первые шаги после распада СССР, тогда тоже было такое наведение фокуса со стороны влиятельных игроков зарубежной арт-сцены. Даже было подобие негласного состязания, кто первый застолбит Украину, но потом всё равно победил Китай. Капитализация Китая сильно продвинула китайское современное искусство через те же аукционы, лоббирование национальным бизнесом. На каком-то этапе у китайцев количество перешло в качество и их художники вошли в международную систему координат. Причем, топовую систему.
.«Пространство культурной революции». Украинский дом, Киев, 1994, фрагмент экспозиции
Современное искусство – затратная вещь. Даже простое видео, снятое на телефон, надо показать, а для этого — построить бокс, купить проектор и т. д. Поэтому определенно наличествует кризисность в нынешней ситуации. Я не зря так подробно остановился на тех условиях, в которых мы оказались при подготовке последнего форума Art Kiev Contemporary.
Но с другой стороны, искусство всегда будет выживать за счет своего природного инстинкта к самосохранению, саморегуляции. Вот, к примеру, один такой симптом – сегодня возвращается форма квартирных выставок, сквотов, небольших нонпрофитных площадок. Это не назовешь андеграундом, как раньше, сейчас это скорее одна из низовых форм той самой, кризисной саморегуляции, о которой я только что сказал.
Александр Соловьев и Тиберий Сильваши
Современное искусство для человека определенного возраста и сформировавшегося вкуса, который привык к академизму, реализму, является достаточно сложным и достаточно тяжело воспринимать абстрактные концептуальные вещи. В этой ситуации роль арт-критики велика и весома. Как Вы относитесь к ситуации с арт-критикой и её роли в современном искусстве?
Да, существует искусство традиционное, безусловно, или кто-то использует формы традиционного искусства в своих концептуальных работах и делает подвох, подмену (взять, например, творчество Цаголова).
На Западе все художники, независимо от того, к какому направлению они себя причисляют, не клеймят друг друга. А у нас, когда началась дифференциация, то сразу появились ярлыки и неприятие. Меня всегда удивляло, почему «или — или», а не «и — и».
Работы украинских художников на аукционе Phillips, Лондон, 2014
Теперь два слова о критике. Мы как раз подошли с Вами к этому вопросу. Она может быть разного рода, но критика уже не может быть такой, какой она была во времена Белинского или Стасова.
Раньше были определенные критерии оценки. А сегодня искусство многолико, критерии размыты. Что есть сегодня художественное качество, если некоторые идут от обратного, концептуально возводя в рамки как раз анти-качество, анти-эстетику, и на этом строя свои образы.
Обличительная линия больше всего проявляется в журналистике, соцсетях, в том числе касательно высказываний об искусстве, его оценки. Критика перестала быть уделом профессионалов, она стала специфически сетевой.
В постсоветском художественном пространстве у критики поменялась функция тогда, когда рухнула вся модель заказов, фондов, когда пришли к галерейной модели. Стихийно, под влиянием изменений, обстоятельств, велений времени критик превращался в куратора, организатора, создателя выставок — всё это перешло в практические русло.
Работа Степана Рябченко в Мыстецком Арсенале
То есть куратор на сегодняшний день совмещает в себе функции менеджера и арт-критика?
Это плохо?
Что Вы подразумеваете под «институциональным»?
Анна Сороковая «Иллюзорные тела», Saatchi Gallery, Лондон, 2014
Я правильно понял, что художественная профессиональная среда не сформировала кураторов, руководителей проектов: в 90-е всё это как-то рассеялось. То есть те люди, которые были именно профессионалами на этой стезе, они растворились, появился посторанж, когда «сам себе режиссер», а на сегодняшнем этапе пришли люди, которые с детства не учились этому — Стелла Беньяминова, Игорь Абрамович, Марина Щербенко. Если взять раннего Щукина, Мамонтова — они тоже не учились в Академии художеств, но были менеджерами, понимающими, как должна работать эта среда.
Арсен Савадов «К сердцу», Энтони Гормли «Под моей кожей», проект Reflection, PinchukArtCentre, Киев, 2007
И, возможно, они не были обременены академическим пониманием «что правильно — что неправильно»?
Да, у них меньше сдерживающих стереотипов, сомнений. Они более завзятые, смелые.
Некоторые не выдержали испытания временем. Я много видел открывающихся, а потом закрывающихся галерей, центров и пр. Вроде бы там и правильные выставки делались, и правильные коллекции формировались, и прислушивались к мнению экспертов, но на каком-то этапе владельцы становились сами себе экспертами, уже профессиональные эксперты игнорировались за ненадобностью.
Гамлет «Найди себя – потеряй себя», проект The Show within the Show. «Мыстецкий Арсенал», Киев, 2014
Потом многое разошлось куда-то: дизайн, веб-дизайн, реклама, мода. Но те, кто остались в искусстве, сумели пережить все преграды роста и стать видными фигурами.
Как Вы рассматриваете сегодня Союз художников? Каковы цели и задачи этой структуры на сегодняшний день?
Я работал в аппарате Союза художников во время перестройки. То было, наверно, лучшее время этой организации. Но после того как стала функционировать новая модель, старая перестала себя оправдывать. Тогда надо было модернизировать формы существования Союза художников, но этого не произошло. Вовремя не спохватились и всё разрушилось. Там давно не меняется руководство, всё приняло маргинальный характер. В последнее время всё сводится к взносам и третьесортным выставкам. Хотя, с точки зрения социальной защиты, такая структура нужна. Это — общественная организация. Как своего рода профсоюз – это существует в мире, плюс пленеры, дома творчества, мастерские и т. п.
Если уж говорить о том, что сегодня оказывает более существенное влияние на развитие и продвижение современного украинского искусства, то это частные фонды и институции, о нехватке которых все же пока еще можно сожалеть.
У нас сложная страна. В сложной стране возникают сложные процессы, а сложные процессы дают интересное искусство. Мы не моно-страна. У нас есть всё: и Восток, и Запад, и евреи, и татары.
Да, всё это так. Возвращусь в этом контексте сложности как интересности к Вашему вопросу, насколько наше искусство интегрировано в мировое. Оно, конечно, еще недостаточно интегрировано, но потенциально оно одно из немногих, которое этого заслуживает. Потенциал очень большой. Украина точно заслуживает того, чтобы её лучшие художники полноценно присутствовали на мировой арт-сцене.