какое стихотворение есенин написал кровью
«До свиданья, друг мой, до свиданья»: текст и история стихотворения Есенина
«До свиданья, друг мой, до свиданья…» Сергея Есенина, полный текст последнего предсмертного стихотворения. Самоубийство Есенина и записка, написанная кровью. Можно ли верить альтернативным версиям?
«До свиданья, друг мой, до свиданья. » — последнее стихотворение Сергея Есенина, которое он написал кровью на клочке бумаги незадолго до самоубийства в декабре 1925 года. Листок со стихами он передал знакомому поэту Вольфу Эрлиху, и тот впервые прочитал написанное лишь после того, как Есенин погиб.
Автограф стихотворения. Источник: Esenin.ru
«До свиданья, друг мой, до свиданья. »
До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, —
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
Последняя записка Есенина. История стихотворения
В конце декабря 1925 года поэт приехал из Москвы в Ленинград. Незадолго до этого он расстался с третьей женой, Софьей Андреевной Толстой, а за три дня до отъезда был выписан из психоневрологической больницы.
Близкий друг Анатолий Мариенгоф, навещавший Есенина в психбольнице, вспоминал его слова, свидетельствующие, что врачи подозревали у поэта суицидальные мысли:
«Мне очень здесь хорошо. только немного раздражает, что день и ночь горит синенькая лампочка. знаешь, заворачиваюсь по уши в одеяло. лезу головой под подушку. и ещё — не позволяют закрывать дверь. всё боятся, что покончу самоубийством».
В Ленинграде Есенин остановился в гостинице «Англетер». 27 декабря он жаловался, что из-за отсутствия чернил пришлось порезать руку и писать кровью. Тогда же Есенин вручил знакомому Вольфу Эрлиху листок с тем самым стихотворением.
Сергей Александрович подошёл к столу, вырвал из блокнота написанное утром кровью стихотворение и сунул Эрлиху во внутренний карман пиджака.
Эрлих потянулся рукой за листком, но Есенин его остановил:
— Потом прочтёшь, не надо!
Е.А. Устинова. «Четыре дня Сергея Александровича Есенина»
Около десяти вечера поэт спустился к портье и велел никого к себе не пускать. А на другой день, 28 декабря, тело Есенина нашли в запертом изнутри гостиничном номере. Поэт удавился, сделав петлю из простыни. Лишь после этого Эрлих вспомнил о листке и прочёл последнее стихотворение Есенина.
Посмертное фото Сергея Есенина
Другая версия — что стихотворение написано чужой рукой, а не рукой самого Есенина. Это предположение было опровергнуто судебной экспертизой: специалисты подтвердили, что записку писал Сергей Есенин.
Уважаемые друзья!
На Change.org создана петиция президенту РФ В.В. Путину
об открытии архивной информации о гибели С. Есенина
Призываем всех принять участие в этой акции и поставить свою подпись
ПЕТИЦИЯ
МОСКВИНА З.В. Текст как свидетель
ТЕКСТ КАК СВИДЕТЕЛЬ
До свиданья, друг мой,
до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой,
без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, —
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
Связанное с трагической кончиной поэта стихотворение не вызывало особых сомнений. Однако в ходе работы писательской комиссии по выяснению обстоятельств смерти Есенина в 1992 году всё же были проведены две экспертизы.
Одна из них установила, что текст на листке написан кровью. И хотя можно было бы тут же выяснить, была ли это кровь человека или животного, и если человека, то является ли она кровью Есенина, сравнив её с данными родственников поэта, которые принимали участие в работе комиссии, но этого сделано не было.
Вторая экспертиза, почерковедческая, установила, что текст на листке написан рукой Есенина, который находился в необычном психофизиологическом состоянии. Но, во-первых, эта экспертиза проводилась по фотокопиям рукописей, чего никогда не делают в серьёзных случаях, причём рукописи для сравнения были даже не 1925, а 1924 года. И, во-вторых, эти рукописи были написаны автором в обычном состоянии. Можно было бы для сравнения затребовать рукописи Есенина, написанные им в необычном психофизиологическом состоянии, например, некоторые из его писем. Но эксперт ознакомлен с ними не был и свои выводы делал чисто теоретически. Исходя из этого, признать выводы обеих экспертиз окончательными было бы несколько преждевременно.
Ничто не мешает нам проанализировать текст стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья», который, заметим, не был найден в номере гостиницы «Англетер», как некоторые думают, рядом с мёртвым телом Есенина. Не попал он и на страницы следственного дела о его смерти. Текст этого стихотворения впервые появился в ленинградской «Красной газете. Вечерний Выпуск», где оно было названо «посмертным» стихотворением Есенина (не каждая ошибка так красноречива), 29 декабря 1925 года, в день, когда проводилось вскрытие и вечером которого гроб с телом поэта был отправлен в Москву.
Попытаемся проанализировать текст стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья», чтобы понять, является ли оно есенинским произведением или это литературная мистификация. Впрочем, мистификацией это назвать трудно. Мистификацией в русской литературе были произведения никогда не существовавших Козьмы Пруткова или Черубины де Габриак.
А стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья», подписанное, заметим, не полным именем Есенина, как обычно, а всего лишь инициалами, за подделку которых никакого наказания не бывает, в случае установления его чужеродности творчеству Есенина будет являться криминальной фальшивкой, имеющей прямое отношение к его гибели.
Первая особенность, которая бросается в глаза уже при беглом просмотре стихов Есенина — это малое количество стихов-восьмистрочников. Их всего восемь: пять опубликованы до 1917 года и три в 1925 году. Но именно такой объём в восемь строк имеет стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья». Казалось бы, тут нет противоречия. В октябре 1925 года Есенин написал три восьмистрочника, а потом в конце декабря ещё одно. Но дело в том, что эти три октябрьских восьмистрочника из цикла коротких стихов о зиме, хотя и были напечатаны в журнале «Красная новь» №9 (ноябрь), 1925 г., но в первое собрание сочинений Есенина не попали, поскольку, как пишет о них С.А. Толстая-Есенина в своём «Комментарии», «они его не удовлетворяли». Разочаровавшись в коротких стихах, поэт больше не возвращался к этом стихотворному объёму.
Естественно, что об этом ничего не было известно предполагаемому автору стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья», так как стихи Есенина трёх последних месяцев 1925 года были напечатаны или после его смерти, или где-то далеко, в газете «Бакинский рабочий». Поэтому для своей подделки он выбирает объём в восемь строк. Во-первых, есть свежий есенинский пример в ноябрьском номере журнала «Красная новь», во-вторых, на коротком стихотворении меньше шансов, что называется, «проколоться».
Другая, достаточно неожиданная, характерная примета есенинских стихов, обнаруженная нами, это наличие в тексте почти каждого из них слова «я», то есть, местоимения «я» в именительном падеже, количество таких слов варьируется от одного до двадцати четырёх в стихотворении «Русь уходящая» 1924 года.
Выяснение причины такого словесного предпочтения не входит в нашу задачу. А.А. Блок, например, любил слова «туман», «туманный». Было подсчитано, что в первом томе стихов Блока эти слова встречаются 87 раз, во втором — 61, в третьем — 60 раз.
У Есенина за семь лет, с 1919 по 1925 год включительно, слово «я» встречается в 116 стихотворениях из 127, то есть, без слова «я» им написано всего 11 стихотворений; причём два последних таких стихотворения появились в начале октября 1925 года, а дальше почти за три последних месяца его жизни ни одного стихотворения без слова «я» Есениным написано не было.
Поскольку у предполагаемого автора стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья» не имелось в распоряжении собрания сочинений Есенина, которое вышло только в 1926 году, то заметить эту особенность есенинских стихов для него было практически невозможно. Неудивительно, что её нет в стихотворении «До свиданья, друг мой, до свиданья».
Отсюда сделаем следующий промежуточный вывод: если бы автором стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья» был Есенин, то с вероятностью 95% он выбрал бы объём не восемь строк, а другой, и с вероятностью 92% — это стихотворение содержало бы слово «я».
Проведём теперь построчный анализ стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья». Вот его первая строка: «До свиданья, друг мой, до свиданья».
Совершенно очевидно, что это вариант строки «До свиданья, пери, до свиданья» из стихотворения Есенина «В Хороссане есть такие двери…», которое впервые было опубликовано 3 апреля 1925 года в газете «Бакинский рабочий», а затем как заключительное стихотворение вошло в цикл «Персидские мотивы», изданный отдельной книгой в мае-июне 1925 в издательстве «Современная Россия» в Москве тиражом 5 000 экземпляров. Там эта строка является кольцевой для последней строфы стихотворения, которая читается так:
До свиданья, пери, до свиданья,
Пусть не смог я двери отпереть,
Ты дала красивое страданье,
Про тебя на родине мне петь.
До свиданья, пери, до свиданья.
До свиданья, брат, о, до свиданья!
Да, за гробом, за минутой тьмы,
Нам с тобой наступит час свиданья
И тебя в сияньи узрим мы!
является не начальной, как в стихотворении «До свиданья, друг мой, до свиданья», а заключительной строфой стихотворения, и это важно отметить. К тому же обращено оно к умершему человеку.
Надо сказать, что слово «до свиданья» всего однажды встречается в стихах Есенина в уже упомянутом стихотворении «В Хороссане есть такие двери…», но и для писем Есенина это редкое слово, которое использовалось им 2–3 раза за всю жизнь в тех случаях, когда шла речь действительно о будущей встрече.
Гораздо чаще в стихах Есенина встречается слово «прощай». Например, в таких стихах как: «Прощай, родная пуща…», 1916 г.; «Зелёная причёска», 1918 г.; «Прощание с Мариенгофом», 1922 г.; «Цветы мне говорят – прощай», 1925 г.; «Прощай, Баку! Тебя я не увижу», 1925 г.
Отметим, что Есенин никогда не заимствовал свои же строки из напечатанного уже стихотворения, в данном случае из стихотворения «В Хороссане есть такие двери…».
Вспоминаются слова С. А. Толстой-Есениной, сказанные по аналогичному поводу: «В октябре 1925 года он написал стихотворенье «Цветы мне говорят — прощай», в котором повторялись некоторые строки поэмы «Цветы». Это стихотворение Есенин напечатал и тем самым, разумеется, отказался от возможности напечатать поэму». Здесь речь идёт о поэме «Цветы» 1924 года, которую Есенин не включил в собрание своих сочинений.
Поэту, написавшему «Мы теперь уходим понемногу…» или «Отговорила роща золотая…», совершенно незачем было заимствовать строку для нового стихотворения у себя самого. А вот предполагаемому неизвестному автору стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья», чтобы добиться узнаваемости своего произведения, такие цитаты из стихов Есенина были необходимы, как воздух. По такому же правилу пишут и пародии на кого-либо.
Посмотрим, что скажет нам вторая строка стихотворения: «Милый мой, ты у меня в груди».
Можно отметить, что просто обращение «милый мой», без последующего имени или слова «друг», не встречается ни в письмах, ни в стихах Есенина никогда.
Есть:
«Мой милый друг» («Памяти Брюсова»);
«Мой милый Джим» («Собаке Качалова»);
«Милый, милый смешной дуралей» («Сорокоуст»);
«Милый мой Толя» в письмах к А. Мариенгофу из-за границы, но нет обращения «милый мой», именно в таком порядке. Возможно, потому что в разговорной речи оно имеет лёгкий негативный оттенок. Например, фраза: «Милый мой, ну что же вы хотите!» совсем не означает, что человек, к которому вы обращаетесь, вам очень нравится, скорее наоборот.
Чтобы подчеркнуть своё душевное расположение, Есенин и в письмах, и в стихах использует удвоение слова «милый» или «дорогой». «Милая, милая Женя!» (письмо к Е. Лифшиц от 8 июня 1920 года), «Дорогая, дорогая» (письмо А. А. Берзинь от 7 августа 1925 года), «милый, милый Монилейб». (Письмо с извинениями к М. Брагинскому, январь 1923 года), «Милый, милый смешной дуралей» (стихотворение «Сорокоуст», 1920).
Обратимся ко второй части этой строки: «…ты у меня в груди».
Такого признания не удостоился от Есенина ни один из его друзей, включая Н. Клюева и А. Мариенгофа, ни одна из его любимых женщин. Он вообще говорил о себе: «я с холодком».
Слово «грудь», иногда во множественном числе, в стихах Есенина прежде всего относится к женщине («Ты сказала, что Саади…», «Море голосов воробьиных») или к берёзке, которая напоминает автору девушку («Мой путь»).
Говоря о себе, поэт редко использует слово «грудь». Гораздо чаще он говорит о сердце, о душе.
И потому мне
В душу грусть
Вошла, как горькая отрава.
(«Мой путь»)
«Ночью жёсткую подушку к сердцу прижимаю» («Песня»).
Прощай, прощай. В пожарах лунных
Дождусь ли радостного дня?
Среди прославленных и юных
Ты был всех лучше для меня.
(«Прощание с Мариенгофом»)
Я вас люблю,
Как шумную Куру,
Люблю в пирах и в разговорах.
(«Поэтам Грузии»)
без всяких намёков на какие-то особые чувства и отношения.
Третья и четвёртая строки стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья» образуют предложение:
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
Это значит,
С ловкостью собачьей
Пробирается контрабандист.
Последняя строка состоит из пятислогового слова «пробирается» (11 букв) и четырёхслогового слова «контрабандист» (13 букв, 2 корня). Казалось бы, случай, напоминающий строку «Предназначенное расставанье». Но в ней расстояние между двумя ударными слогами составляет пять безударных слогов, а строка «Пробирается контрабандист. » не имеет большого расстояния между ударными слогами из-за слабого дополнительного ударения на первом слоге в слове «контрабандист».
Однако это всё о деталях. В целом же, любое есенинское четверостишье объединяется, как правило, единым внутренним смыслом и связью. Но в стихотворении «До свиданья, друг мой, до свиданья» в первой строке — прощание, во второй — признание, в третьей — расставание, в четвёртой — обещание. Где единый смысл? Кто с кем расстаётся, почему и куда собирается уходить, по первым четырём строкам совершенно непонятно. Не лучше обстоит дело и со следующими четырьмя строками стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья».
Поговорим о пятой строке этого стихотворения: «До свиданья, друг мой, без руки, без слова».
Обратим внимание на то, что первая строка стихотворения и пятая начинаются одинаково «До свиданья, друг мой». Казалось бы, перед нами классический поэтический приём — применение анафоры (единоначатия), повтора в начале стиха. Но в случае со стихотворением «До свиданья, друг мой, до свиданья» нельзя говорить о первом и втором четверостишии, поскольку на листке, где было написано стихотворение, никакого деления на четверостишия нет. Скорее можно предположить, что оно написано двустишиями, как стихотворения «Песня» («Есть одна хорошая песня у соловушки…»), «Слышишь — мчатся сани, слышишь — сани мчатся» или «Клён ты мой опавший…». В связи с этим вспоминаются строки из письма Есенина Г. Бениславской, написанного в Баку весной 1925 года: «…поместить двустишиями. Привет Васе Наседкину. Он знает, что такое двустишие…». Из этого отрывка видно, насколько это было существенно для Есенина как автора.
Во всяком случае, никакой разбивки на четверостишия, какую мы видим в современных публикациях стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья», в его автографе нет. А значит, применение анафоры бессмысленно, и Есенин это хорошо знал. Например, в стихотворении 1925 года «Прощай, Баку! Тебя я не увижу» весь текст делится на три четверостишия с помощью слов «Прощай, Баку!».
Любопытно, что даже А. Вертинский, написавший по мотивам стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья» свой романс «Письмо Есенина», более известный под названием «Последнее письмо», привёл его текст с помощью анафоры к трём четверостишиям, убрав и слова «милый мой, ты у меня в груди» и «друга», который без руки и без слова.
Вот что у него получилось:
До свиданья, друг мой, до свиданья.
Мне так трудно жить среди людей.
Каждый шаг мой стерегут страданья.
В этой жизни счастья нет нигде.
До свиданья, догорели свечи…
Как мне страшно уходить во тьму!
Ждать всю жизнь и не дождаться
встречи,
И остаться ночью одному.
До свиданья, без руки, без слова —
Так и проще будет и нежней…
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
Прощай, Баку! Тебя я не увижу.
Теперь в душе печаль, теперь в душе
испуг.
И сердце под рукой теперь больней
и ближе,
И чувствую сильней простое слово:
друг.
Прощай, Баку! Синь тюркская, прощай!
Хладеет кровь, ослабевают силы.
Но донесу, как счастье, до могилы
И волны Каспия, и балаханский май.
Прощай, Баку! Прощай, как песнь
простая!
В последний раз я друга обниму.
Чтоб голова его, как роза золотая,
Кивала нежно мне в сиреневом дыму.
Какое благородное, несуетное настоящее есенинское стихотворение! Написал его поэт, ощущавший себя на краю могилы. Много ли общего у этого стихотворения со стихотворением «До свиданья, друг мой, до свиданья»? Ничего.
Проверим на нём наши промежуточные выводы. Мы видим, что стихотворение «Прощай, Баку! Тебя я не увижу» не восьмистрочник, содержит два слова «я» в тексте. Анафора правильно разделяет его на три четверостишья. Понимая разницу в значении слов «прощай» и «до свиданья», Есенин выбирает слово «прощай». Объём его всего лишь на четыре строки больше, чем у стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья», но какая у него богатая словесная палитра, настоящая «золотая словесная груда», которой гордился Есенин и которая ни в какое сравнение не идёт с бесцветным, в прямом смысле слова, текстом стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья». И сцена прощания с другом проходит не с помощью рукопожатия, а так же, как в письмах Есенина: «В последний раз я друга обниму…».
Стихотворение «Прощай, Баку! Тебя я не увижу» было напечатано при жизни поэта только в газете «Бакинский рабочий» 25 мая 1925 года и широкой читательской публике, в том числе и неизвестному автору стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья», знакомо не было, в отличии от нас. Как нельзя лучше стихотворение «Прощай, Баку», выявляет искусственную сущность стихотворения-подкидыша «До свиданья, друг мой, до свиданья».
Следующая, шестая, строка стихотворения: «Не грусти и не печаль бровей».
Казалось бы, здесь особенно по-есенински звучит «печаль бровей». Но всё дело в том, что слово «печаль» в данном случае не существительное, а повелительное наклонение глагола «печалить», отнюдь не синонима глагола «хмурить». Глагол «печалить» одного корня со словами «опека», «опекун» (корень «печа» — забота, хлопоты), и «печалить», по сведениям толкового словаря В. И. Даля, можно только кого-то, но не что-то. То есть, русский язык не позволяет печалить или не печалить брови или что-то ещё. И Есенину, который призывал смотреть всегда в корень слова и сам к этому стремился, труд В. И. Даля был хорошо известен, в отличие от автора стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья».
В качестве доказательства этого утверждения можно привести другой пример. Из-за того, что в почерке Есенина маленькие прописные буквы «г» и «ч» очень сходны по начертанию, литературоведы не устают спорить о том, какое слово написано Есениным в конце десятой строки поэмы «Чёрный человек». Вот отрывок с этой строкой:
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Однако и следующее слово «маячить» не менее загадочно, если знать то его единственное значение, которое имеется, например, в «Словаре русского языка» С.И. Ожегова – «виднеться в отдалении».
Если же обратиться к словарю В. И. Даля, то там можно найти не один десяток значений этого слова, малознакомых уже современникам Есенина, иначе проблема в понимании последнего слова десятой строки не возникла бы. В том числе, там есть и значение «таскать», «носить», которое использовано Есениным в поэме. Смысл фразы: голове на шее ноги таскать больше невмочь. Таким образом, мы видим, что Есенину были знакомы эти многочисленные значения слова «маячить», которые мы находим в словаре В. И. Даля.
Наконец, мы добрались до заключительных строк стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья»:
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
«Да уж и я, конечно, стал не прежний…»
«Ни при какой погоде… я этих книг, конечно, не читал…»
Я человек не новый!
Что скрывать?
Остался в прошлом я одной ногою…
(«Русь уходящая», 1924 г.)
И теперь, когда вот новым светом
И моей коснулась жизнь судьбы,
Всё равно остался я поэтом
Золотой бревенчатой избы.
По ночам, прижавшись к изголовью,
Вижу я, как сильного врага,
Как чужая юность брызжет новью
На мои поляны и луга.
Но и всё же, новью той теснимый,
Я могу прочувственно пропеть:
Дайте мне на родине любимой,
Всё любя, спокойно умереть!
Помирать боюсь.
Помирать боюсь,
Да и жить не рад…
Пусть на окошках гнилая сырость,
Я не жалею, и я не печален.
Мне всё равно эта жизнь полюбилась,
Так полюбилась, как будто вначале.
(«Свищет ветер, серебряный ветер»)
По итогам нашего построчного анализа стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья…» можно сделать следующий вывод.
Стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья» представляет собой литературный коллаж из кусочков есенинских стихов, вроде «до свиданья, пери, до свиданья», «друг мой, друг мой», «конечно» и многочисленных эпитетов «милый».
Цель была простая: написать нечто прощальное «под Есенина».
Профессионально текст стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья» сделан плохо:
— имеется раздвоение смысла в пятой строке;
— деформация ритма в третьей строке;
— неоправданное применение анафоры в стихотворении, написанном двустишьями в первой и пятой строках;
— незнание особенностей русской разговорной речи во второй строке;
— неправильное сочетание слов в шестой строке;
— сомнительной мудрости сентенция в седьмой и восьмой строках.
Кроме того, в тексте стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья» отсутствует слово «я» — яркая характерная примета есенинских стихов 1919–1925 годов.
По этим причинам считать стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья» есенинским можно только в надежде когда-нибудь получить анализ его текста от апологета официальной версии его есенинского происхождения.
Помимо текста стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья», о его неесенинском происхождении свидетельствуют такие факты:
1. Отсутствие даже упоминания об этом стихотворении в следственном деле о смерти Есенина, несмотря на то, что следствие велось несколько недель.
2. Отсутствие упоминания об этом стихотворении в дневниках, письмах и разговорах ленинградских литераторов до опубликования его текста в «Красной газете. Вечерний выпуск» 29 декабря 1925 г.
3. Несовпадение свидетельских показаний В. Эрлиха и Г. и Е. Устиновых, которые не были рассчитаны на чтение посторонними лицами, и их же литературных воспоминаний о Есенине, особенно в описании событий последнего дня жизни поэта 27 декабря 1925 г.
4. Ссылка Вольфа Эрлиха на то, что он забыл о подаренном ему стихотворении «До свиданья, друг мой, до свиданья». Из воспоминаний А. Берзинь известно, что он мог без ошибки по памяти записать весь текст поэмы Есенина «Песнь о Великом походе». Но в «Англетере» он забывает о стихотворении, написанном кровью, о портфеле с доверенностью, о том, что на доверенность полагается ставить печать.
Забывчивость В. Эрлиха, связанная со стихотворением «До свиданья, друг мой, до свиданья», продолжалась и в 1926 году. На просьбу С. А. Толстой-Есениной, собиравшей материалы для музея Есенина, принести автограф этого стихотворения для пересъёмки ленинградскому фотографу В. В. Преснякову Эрлих отреагировал только 27 мая, а затем просто забыл об автографе почти на полгода. Вот что писал Пресняков Софье Андреевне 24 мая 1926 г.:
«Наконец объявился Эрлих и для начала — надул, обещав принести автограф в воскресенье и не исполнив этого», и через пять месяцев 21 октября 1926 г: «Посылаю Вам один экземпляр автографа Сергея Александровича. Оригинал до сих пор у меня, так как Эрлих после неприятного разговора со мной скрылся, конечно, не заплатив, как и подобает действовать арапу плохой марки».
Согласитесь, что с дорогой для тебя вещью так не поступают, тем более с последним творением знаменитого поэта.
5. В автографе стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья» нет разделения текста на две строфы. В то время как первая публикация текста в ленинградской «Красной газете. Вечерний выпуск» 29 декабря 1925 г. в статье Г. Устинова «Сергей Есенин и его смерть» имеет разделение на две строфы, причём не по четыре строки, как оно делится сейчас, а на четверостишье и пятистишье, где слова «без руки, без слова» выделены в отдельную строку. Такой произвол говорит о том, что на момент публикации автограф стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья» не был известен Г. Устинову, только текст. Текст написать гораздо проще, чем квалифицированно подделать автограф, для этого требуются и образцы почерка, и время, и специалисты.
6. Промежуток времени длиной в один месяц между публикациями в печати текста стихотворения «До свиданья, друг мой, до свиданья» — 29 декабря 1925 г. и фотокопии автографа — 28 января 1926 года. За это время вполне было возможно перенести его текст на бумагу есенинским почерком, особенно если подключить к этому определённые службы, которые всегда имелись в России и до революции, и после. Известный пример — письмо Б. В. Савинкова гражданину Дзержинскому накануне выпадения террориста с высоты пятого этажа в мае 1925 г. на Лубянке.
7. Упоминание о том, что стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья» было написано Есениным собственной кровью по причине отсутствия чернил в номере «Англетера». Многочисленные свидетельства родственников и знакомых Есенина, а также строки его стихов и писем и, в первую очередь, конечно, сами рукописи поэта говорят о том, что в качестве любимого инструмента для письма у Есенина был карандаш: простой, чернильный или цветной, который всегда был при нём, а чернила были совсем не обязательны.
Эта деталь — написание стихотворения кровью — была придумана, чтобы отвлечь внимание от нежелательных вопросов: почему нет предсмертной записки, откуда у Есенина раны на голове и руках, почему у него такая нехарактерная для повесившегося поза и растерзанный вид. К тому же, отдельные несовпадения в почерке можно было объяснить необычным способом записи.
Как это ни странно звучит, но история о писании кровью имела своё продолжение в 1965 году. Это был юбилейный для Есенина год, и журнал «Литературная Грузия» в десятом номере напечатал воспоминания о Есенине Нины Александровны Табидзе, вдовы Тициана Табидзе, грузинского поэта, расстрелянного в 1937 году, хорошего знакомого Есенина в период его пребывания на Кавказе в 1924–1925 годах. Воспоминания вышли через полгода после смерти Нины Александровны, и никакого упоминания о том, что Есенин что-то писал кровью, на страницах этих воспоминаний не было.
Но очень скоро появилась в печати другая редакция этих воспоминаний, как писалось в комментариях, «расширенная и дополненная», с новыми колоритными деталями, в том числе и о том, что сборник «Страна советская», оставленный Есениным для Нины Александровны 21 февраля 1925 года, был надписан его кровью, но затем эта книга была у неё украдена. С тех пор именно этот вариант воспоминаний Н. А. Табидзе о Есенине время от времени переиздаётся. Более того, некоторые ретивые литературоведы через много лет после смерти Н. А. Табидзе стали приписывать ей слова о том, что и стихотворение «Поэтам Грузии» Есенин записал своей кровью, поскольку не было чернил в гостинице.
Факт мифотворчества очевиден, но оказалось, что не для всех. В связи с этим несколько замечаний. Если, действительно, случаи написания кровью со стороны Есенина имели место, то почему об этом ничего не написали в своих воспоминаниях ни муж Н. А. Табидзе — Тициан Табидзе в 1927 году, ни другие грузинские поэты, ни русские служащие редакции тифлисской газеты «Заря Востока», дружившие с поэтом, например, журналист Н. К. Вержбицкий. И почему об этом вспомнили только в 1965 году и позже, когда проверить что-либо было уже невозможно.
Попытка обратиться к автографу воспоминаний окончилась ничем. Родственники Н. А. Табидзе сообщили, что авторизованная машинописная рукопись находится в Музее литературы Грузии в Тбилиси, откуда поступил ответ, что воспоминаний Н. А. Табидзе о С. А. Есенине у них в фондах нет.
По этому поводу вспоминается случай с Н. Н. Горбачёвым, который в начале 1926 года написал «Послание евангелисту Демьяну (Бедному)» и выдал его за есенинское стихотворение. На вопрос, зачем он это сделал, тот ответил: «А на мёртвых валить легче». Эти слова вполне можно было бы поставить эпиграфом ко всей истории со стихотворением «До свиданья, друг мой, до свиданья». Само это стихотворение, по всей вероятности, и в самом деле оказалось посмертным для Есенина.