какое место сознание занимает в философии к маркса
Проблема сознания. Философия Маркса
Стоит теперь сопоставить отношение сознания в интроспективной его концепции и поведения как совокупности реакций, с одной стороны, и, с другой, отношение между трудом и сознанием у Маркса. Отношение между первыми двумя чисто внешнее; вторые так взаимосвязаны, что открывается подлинная возможность как бы просвечивать сознание человека через анализ его деятельности, в которой сознание формируется и раскрывается. Когда Маркс определяет специфику человеческого сознания как мое отношение к моей среде, которое дано мне как отношение, т. е. имеет опосредствованный характер, он определяет самое сознание, исходя из тех изменений в реальных отношениях человека, к его среде, которые связаны с генезисом и развитием человеческого сознания. Это методологически решающий пункт.
Человеческое сознание, будучи предпосылкой специфической человеческой /15/ формы деятельности — труда, является также и в первую очередь его результатом. В направленной на изменение внешнего мира, на формирование объектов деятельности формируется сознание в своем внутреннем существе. Это внутрь проникающее и изнутри человеческое сознание формирующее воздействие общественной практики является решающим моментом концепции Маркса. Чтоб убедиться в этом, достаточно нескольких сопоставлений. А. Бергсон также подчеркивает роль практики в формировании интеллекта; интеллект формируется для нужд практики в целях воздействия на внешний материальный мир. Но из этого положения Бергсон, как известно, сделает тот вывод, что интеллект выражает не сознание в его внутренней сущности, а лишь очерчивает контуры материи в ее расчленении, устанавливаемом в целях практического на нее воздействия [8]. Психолог и философ должны поэтому прорваться за эту внешнюю оболочку, повернутую лицом к материальному миру, и вернуться снова к «непосредственным данным сознания», потому что практика лишь реформирует, а не формирует внутренний мир сознания. Французская социологическая школа Э. Дюркгейма также выдвинет положение о социальной природе сознания, но из этого понимания сознания как социального образования одни, как Дюркгейм, Л. Леви-Брюль, придут к сведéнию психологии к идеологии, другие сделают тот неожиданный вывод, что сознание, в силу именно этой социальной своей природы, совершенно неадекватно психической реальности (Ш. Блондель), что сознание и психика, «сознание и область психологии совершенно друг другу внешни и чужды (А. Валлон) [12].
Наконец, Фрейд признает «я», сознание, в известном смысле социальным продуктом, но опять-таки внутренние движущие силы психологического развития личности окажутся тогда в сфере бессознательного; между сознанием и бессознательным будут установлены внешние отношения, находящиеся под воздействием антагонистических сил вытеснения.
Таким образом, решающим для марксистско-ленинской концепции является преодоление противоположности социального и индивидуального, внешнего и внутреннего, осуществляемое в исходной концепции о формировании внутренней сущности человеческого сознания в процессе воздействия человека на внешний мир, в процессе общественной практики, в которой происходит взаимопроникновение действия и предмета и формирование субъекта и сознания через продукты общественной практики.
В этом тезисе в качестве центрального момента заключается положение об историчности сознания. Формируясь в процессе общественной практики, оно развивается вместе с ней. «Сознание, следовательно, с самого начала есть общественный продукт и остается им, — добавляет Маркс, — пока вообще существуют люди» [1; 29].
У нас встречается иногда взгляд, согласно которому признание историчности психики, даже признание генетической точки зрения вообще, является специфичным для марксистско-ленинской психологии. Это, конечно, не так. Не говоря уже о генетической точке зрения, о признании принципа развития, который со времен Г. Спенсера является в его эволюционной трактовке чуть не господствующей идеей современной буржуазной психологии, — и идея историчности сознания, как известно, не является специфической особенностью и исключительным достоянием марксистской психологии. Суть дела уже поэтому не в том только, чтобы вообще признать историчность сознания, а в том, как ее понять.
Решающие моменты четко выступают при сопоставлении марксовской концепции с концепцией Л. Леви-Брюля. Леви-Брюль также, как известно, признает не количественную только, а качественную перестройку психики в процессе социально-исторического развития, изменение не только содержания, но и формы или структуры. Это историческое развитие сознания он считает принципиально невозможным свести к факторам только индивидуального порядка, а связывает его с изменениями общественных формаций. Он, таким образом, как будто трактует эту проблему диалектически и признает социальную природу процесса психического развития. Однако самая социальность /16/ сводится Леви-Брюлем к чистой идеологии, к которой, с другой стороны, он сводит и психологию. Общественные отношения лежат для него в основном в плане общественного сознания. Общественное бытие — это, по существу, социально организованный опыт. Из социальности, таким образом, выпадает всякое реальное отношение к природе, к объективному миру и реальное на него воздействие, выпадает человеческая практика.
В соответствии с этим при изучении исторического развития психики из поля зрения исследователя выпадают те формы сознания, которые связаны со сферой практики, и в качестве единственных источников, определяющих психологию человека на ранних стадиях социально-исторического развития, остается лишь идеология, в первую очередь религиозная мифология соответствующего периода. На основе одной лишь идеологии, вне связи с практикой, определяется у Леви-Брюля психология «примитивного человека». В результате оказывается, что все его мышление прелогично и мистично, непроницаемо для опыта и нечувствительно к противоречию. Человек на ранних стадиях социально-исторического развития лишается и тех элементов интеллектуальности, которые В. Кёлер (Köhler) признавал у своих обезьян при пользовании ими орудиями; у него отсутствуют какие-либо элементы интеллектуальных операций; он, таким образом, по существу, выпадает, даже как начальная стадия, из плана умственного развития человечества; устанавливается не качественное различие, а полная противоположность двух структур: нужно выйти из одной, для того чтобы войти во внешнюю ей другую. Всякая преемственность, а не только непрерывность в развитии мышления разрывается; развитие, по существу, оказывается невозможным. И в связи с этой принципиально неправильной и политически реакционной универсализацией различий, установленных на основе сопоставления примитивных форм идеологии с формами современного научного знания, оттесняется на задний план то основное, по отношению к которому идеологичный мистицизм является производным: не мистичность, а узкий практицизм первичных форм мышления, прикованность его к непосредственно наличным конкретным ситуациям, слабая отчлененность идеального плана.
В результате этой идеалистической трактовки социальных отношений в плане общественного сознания утрачивается понимание движущих сил развития. Общественные формации, которым должны соответствовать различные психологические структуры, сами оказываются статическими образованиями.
Концепции Маркса отличаются от этой концепции в самой основе своей. И основное различие заключается, конечно, в том, что социальность, общественные отношения людей не противопоставляются их отношениям к природе. Они не исключают, а включают в себя отношения к природе. «Труд есть прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой. » [3; 188]. И он же есть основная общественная категория. Общественные отношения — это прежде всего реальные производственные отношения между людьми, складывающиеся в процессе их воздействия на природу. Только правильное понимание устанавливаемого Марксом соотношения между природой и общественной сущностью человека может привести к достаточно глубокому и принципиально правильному пониманию исторического развития психики.
Свою точку зрения на отношение человека к природе Маркс формулирует с полной четкостью.
«Человек, — пишет Маркс, — является непосредственно природным существом» [4; 162]. «Человек есть непосредственный предмет естествознания», «А природа есть непосредственный предмет науки о человеке. Первый предмет человека — человек — есть природа» [4; 124— 125]. И поэтому — «сама история является действительной частью истории природы, становления природы человеком» [4; 124].
Существенной предпосылкой правильного понимания этого «становления природы человеком» является понимание Марксом «снимания», принципиально отличное от гегелевской его трактовки. О гегелевском понимании «снимания» Маркс говорит, что в нем заключается «корень ложного позитивизма Гегеля, или его лишь мнимого /17/ критицизма. » [4; 166] — того позитивизма, который нашел себе теоретическое выражение в тезисе «все действительное разумно» и практически привел к оправданию действительности прусского монархического государства. «Снятие» у Гегеля — это чисто идеальная операция: переход от низшей формы к высшей соединяется с диалектическим пониманием этой низшей формы как «неистинной», несовершенной, как низшей. Но после этого «снятия» низшая форма, над которой теперь надстроилась высшая, остается в полной неприкосновенности, тем, чем она была. «Человек, понявший, что в праве, политике и т. д. он ведет отчужденную жизнь, ведет в этой отчужденной жизни как таковой свою истинную человеческую жизнь» [4; 166]. И таким образом, «после снятия, например, религии, после признания в религии продукта самоотчуждения он все же считает себя подтвержденным в религии как религии» [4; 166].
Для Маркса снимание не идеальная операция только, а процесс реальной переделки; нужна не «критика» (излюбленный термин младогегельянцев), а революция. В процессе развития, в том числе и психологического, возникновение новых высших форм связано не с осознанием неистинности, несовершенства низших форм, а с их реальной перестройкой. Развитие человека, таким образом, — это не процесс надстройки над природой общественного бытия человека, это процесс «становления природы человеком». Это развитие проявляется в том, «насколько стала для человека природой человеческая сущность, или насколько природа стала человеческой сущностью человека» [4; 115], «в какой мере естественное поведение человека стало человеческим, или в какой мере человеческая сущность стала для него естественной сущностью, в какой мере его человеческая природа стала для него природой» [4; 115]. Применительно к психологическому развитию человека историческое развитие психики не сводится к надстройке «царства духа» над чувственностью и инстинктами природного существа; оно не исчерпывается тем, что над примитивными животными инстинктами надстраиваются «высшие духовные чувства», над «грубыми чувствами» — мышление-человека. Процесс развития проникает глубже; он захватывает все самые примитивные его проявления. Инстинкты становятся потребностями человека, которые в процессе исторического развития становятся человеческими потребностями.
Развиваются чувства человека; при этом они вовлечены в процесс всего исторического развития: «Образование пяти внешних чувств — это работа всей предшествующей всемирной истории» [4; 122]. И Маркс одним штрихом указывает, в чем основная сущность этого развития: «. чувства непосредственно в своей практике стали теоретиками. Они имеют отношение к вещи ради вещи, но сама эта вещь есть предметное человеческое отношение к самой себе и к человеку. » [4; 120—121]. Это замечание Маркса в краткой формуле выражает основной и самый значительный факт, вскрываемый наиболее глубокими современными исследованиями об историческом развитии восприятия: высвобождение восприятия из поглощенности действием, превращение ситуационных объектов действий в константные предметы и высших форм человеческого восприятия — особенно зрительного, осязательного — в формы предметного, «категориального», теоретического сознания, являющегося и результатом и предпосылкой более совершенных форм человеческой деятельности. Это глубокая перестройка, которой в процессе исторического развития подвергаются сами чувства. При этом Маркс подчеркивает историчность этого процесса, показывая, как в зависимости от изменяющихся социально-исторических условий утрачивается это отношение «к вещи ради вещи». Когда минерал становится товаром, меновой ценностью, глаз человека перестает видеть красоту его формы, перестает относиться к вещи ради вещи [4; 122].
Итак, и элементарные чувства и инстинкты — вся психика человека в целом— вовлечены в процесс исторического развития; переделке подвергаются все участки сознания; не на всех участках перестройка проходит равномерно: есть участки передовые, есть функции, исторически быстрее перестраивающиеся, есть участки отстающие. /18/ Сознание представляет из себя не плоскостное образование: различные участки его находятся на различных уровнях развития; но, во всяком случае, всем своим массивом участвует оно в процессе исторического развития. Так именно, как процесс «становления природы человеком», должно быть понято психологическое развитие человека; в этом лишь плане проблема психологического развития может и должна получить действительно глубокую и радикальную трактовку.
Раскрывая процесс развития как развития и изменения самой природы человека, прежде всего его психологической природы, Маркс при этом вскрывает социально-историческую обусловленность этого процесса. Он показывает совершенно конкретно, как различные формы разделения труда перестраивают психологические способности человека, как частная собственность искажает и опустошает человеческую психику. В этой концепции развития революционная теория с естественной необходимостью приводит к революционной практике. Из понимания зависимости психологической природы человека от их искажающих, препятствующих их полноценному развитию общественных форм неизбежно вырастают требования изменения этих общественных условий. Рушатся ссылки, так часто практиковавшиеся в буржуазной науке, на будто бы неизменную природу человека для обоснования неизменности существующего строя, и эту «природу» в действительности обусловившего. Падает и поверхностно идеалистическая концепция об изменении сознания как простой смены мнений и представлений, совершающейся автогенно и являющейся двигателем исторического процесса. Лишь в реальной перестройке общественной практики — но в этой перестройке доподлинно, — в трудном, исполненном внутренних противоречий процессе становления и борьбы перестраивается в своей внутренней сущности сознание человека. Все политически заостренные требования, которые ставит перед нами практика социалистического строительства — переделки сознания людей, преодоления пережитков капитализма же только в экономике, но и в сознании людей, — все они своим теоретическим основанием имеют эту Марксом заложенную концепцию исторического развития сознания под воздействием перестраивающейся общественной практики. И с другой стороны, будучи, во-первых, результатом исторического развития, сознание является вместе с тем и предпосылкой исторического развития, будучи зависимым, но все же существенным его компонентом.
«Сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его»,— писал Ленин [6; 194]. Изменение сознания — и содержания и формы его в их неразрывной связи — далеко не безразличная составная часть исторического процесса: оно также мало есть только эпифеномен социально-исторического процесса, как и физиологического процесса.
Бытие определяет сознание. Но изменения в сознании, определенные изменениями бытия, сами, в свою очередь, означают изменения условий, в которых осуществляется определение деятельности людей детерминирующими их — в значительной мере опосредствовано через их сознание — объективными факторами. Ленинская проблема стихийности и сознательности (см.: Ленин В.И. Что делать? [5; 28—53]) выходит, конечно, за рамки психологии, но переход от стихийности к сознательности включает в себя вместе с тем и глубокую переделку человеческой психики.
Примечания:
1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3.
2. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20
3. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23.
4. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42.
5. Ленин В И. Полн. собр. соч., т. 6
Проблема сознания в философии марксизма
Основные принципы анализа сознания изложены Карлом Марксом (1818- 1883) и Фридрихом Энгельсом (1820 – 1895) в первой главе их совместного труда «Немецкая идеология» (1846). Среди этих основополагающих принципов: принцип материального единства мира(сознание как свойство организованной материи); принцип отражения (сознание как отражение действительности); принцип деятельности (сознание как сущностный момент человеческой деятельности); принцип социальности (сознание возможно только в обществе).
Дальнейшее развитие марксистской философии показало, что принципы материального единства мира, в решении рассматриваемой проблемы, и отражениясформулированы у Марксав очень жесткой форме и ведут к методологическим противоречиям (например, в вопросах соотношения общественного и индивидуального сознания, в вопросах относительной самостоятельности общественного сознания, в вопросах онтологической роли сознания в реальной жизни общества и индивида и др.). Хотя уже Энгельс, после смерти Маркса, указывал на относительную самостоя-тельность общественного сознания.
Пытаясь преодолеть эти трудности, марксисты активно разрабатывали принципы деятельной и социальной природы сознания, содержащиеся в положении классиков о реальном процессе жизни людей как основе сознания. Реальная жизнь людей рассматривалась ими как деятельность практическая и исследование ими социальных форм совместной деятельности привели их к выводу о том, что сознание возникает только на основе существования четырех моментов первичных, исторических отношений: производства жизненных средств, порождения новых потребностей, производства людей (семьи) и общения.
Мамардашвили «Принцип социальности сознания», выдвинутый Марксом, помог преодолеть метод понимающей интроспекции в исследовании сознания. Принцип социальности позволил рассматривать сознание как функцию, атрибут социальных систем деятельности, выводя его содержания и формообразования из переплетения и дифференциации связей системы, а не из простого отображения объектов и восприятий субъекта. Другими словами, существующее у субъектов сознание стало возможным изучать совершенно объективно, по его «предметностям», по значащим для него объективациям. Феномены анализа сознания Маркса оказались не предметами индивидуального сознания и психики, где их искали методами внутреннего наблюдения и понимающей интроспекции, а определенными структурами социальных систем деятельности (например, экономических отношений), независимых ни от индивидуального сознания, ни от психики. При таком подходе сознание выступает в виде объективного процесса в качестве важнейшего условия социально-исторического существования человека.
Ограничимся проделанным анализом методологических предпосылок представления сознания как предмета исследования и рассмотрим некоторые частные вопросы марксистской теории происхождения и сущности сознания.
В начале работы мы ввели понятие «сознание» как философское. В марксизме это понятие вводится через соотношение с материей, т.е. через постановку и решение основного вопроса философии, в формулировке Энгельса. Но в отличие от категории «материя», которая представляет предельную абстракцию, категория «сознание» обозначает сознание человека, а не сознание вообще и не мировое сознание, как, например, у Гегеля. И такое понимание имеет рациональный смысл, так как снимает проблему перехода от субстанции к миру, в котором живет человек, к миру чувственно воспринимаемых вещей.
Объективной основой разграничения материальных явлений и явлений сознания является противоречивая структура человеческой деятельности, так как деятельность всегда выступает в виде противоречивой двойст-венности, как единство материального и идеального. С одной стороны, это материальное воздействие и материальное преобразование предметов природы и материальной культуры, с другой стороны, это идеальное предвосхищение результатов деятельности и ее планирование. Это противоречивое единство дано человеку интуитивно в каждый момент его жизни и его длительное осмысление закрепилось в противоречивом единстве категорий «материальное» и «идеальное».
В культуре и философии появляются попытки разорвать их или свести друг к другу. Например, в дискуссиях по поводу телепатии или телекинеза сознанию часто пытаются приписать статус материального явления. Подмена или отождествление этих категорий, на мой взгляд, методологически недопустимо, так как они, как не сводимые друг к другу противоречивые явления, сформировались как результат многовекового опыта наблюдений явлений материального мира и явлений сознания. Понятие об этом различении сформировалось намного раньше, чем появились сами термины. Поэтому выявление новых аспектов соотношения сознания и материи, роли сознания в обществе и природе должно сопровождаться формированием новой системы понятий и терминов, а их подмена и манипулирование этими понятиями вносит путаницу и недопустимо потому, что они определяются друг через друга. Их отождествление лишает и то и другое смысла.
В истории философии можно выделить и другую крайность – отрыв сознания от материи. Корни такого понимания сознания лежат в метафизической абсолютизации факта относительной самостоятельности сознания и не только общественного. Например, абсолютизация целевой детерминации деятельности. Ведь понятно, что формирование цели будущей деятельности возможно только на основе многовекового опыта практической деятельности. И как бы цель не «отлетала» от действительности, всегда можно установить ее материальные корни.
В рамках марксистской традиции сознание понимается, на что обращает внимание Маркс, как отражение бытия, как отражение материального мира. В связи с критикой этого тезиса в современной философии мы будем использовать этот термин условно, беря его в кавычки. Соглашаясь частично с этой критикой, связанной с предостережением от возможности редукционизма, с одной стороны, и обобщая представления о содержании общественного и индивидуального сознания, его исторические тенденции, с другой стороны, мы предпочитаем использовать термин соответствие.Но понятие «отражение» не противоречит некоторым характеристикам сознания и, в свое время, позволило решить определенные методологические проблемы. Например, объяснить естественность происхождения сознания. В истории философии мы находим две крайности в попытке решить эту проблему. В религиозной традиции возникновение сознания связывается с Богом, его чудесным творением. С другой стороны, несогласие с чудесным возникновением сознания вынуждало философов предполагать, что оно существовало всегда, что оно является вечным свойством материи (гилозоизм). В марксизме сознание понимается как результат исторического развития одного из естественных свойств материи – свойства отражения. По этому поводу Ленин писал, что очень логично предположить, что вся материя обладает родственным с ощущением свойством отражения.
Отражение как всеобщее свойство материи связано с взаимодействием материальных объектов. Но отражение не сводится к самому взаимодействию. Оно является одним из моментов взаимодействия, а точнее его результатом. Смысл отражения в воспроизведении в результатах взаимодействия особенностей взаимодействующих объектов. Момент воспроизведения особенностей объектов в результатах взаимодействия и позволяет условно использовать термин отражение.
При анализе отражения в таком понимании можно выделить его общие моменты: наличие и отличие отображающего и отображаемого предметов, вторичность отражения по отношению к взаимодействию, определенное соответствие отражения отражаемому объекту, зависимость результата воздействия от специфических особенностей отображающей системы. Эти всеобщие моменты отражения, с некоторой долей условности, применимы и к сознанию. Различаются отражение и отражаемое (сознание и мир); сознание вторично по отношению к миру, так как может существовать только как свойство материи и появляется в результате воздействия человека на предметы и явления мира; имеется соответствие образов сознания и понятий отображаемым объектам; специфическая особенность сознания, связанная с отображающей системой это его идеальность.
Здесь естественно возникает вопрос: как понимается «идеальное» в марксистской традиции?
Очевидно, что сознание связано с функционированием головного мозга и нервной системы. Функционирование нервной системы представляет собой взаимодействие и переплетение нескольких типов отражения, но как выделить среди них идеальное? Зрительное восприятие – здесь на сетчатку глаза воздействуют световые лучи, возбуждая нервные окончания. Отражение на этом уровне проявляется в изменениях состояния нервных окончаний. Это процессы материальные. Дальше нервные импульсы передаются в центральную нервную систему, где возникает «музыка» нейродинамических процессов в форме замыкания временных связей и возникновения нейродинамических ансамблей. И это тоже материальные процессы. На этом пути, который имел место в истории исследования сознания, ученым не удалось найти собственно сознание. Больше того, данная позиция была подвергнута критике за ее натурализм, за неизбежную редукцию сознания к нейродинамическим процессам мозга. При этом совершенно справедливо указывалось, что сознание при данном подходе теряет статус философской проблемы и становится проблемой общенаучной. Кроме того, попытки установить однозначные связи между мозговыми процессами и сознательными актами столкнулись с принципиальной невозможностью сведения вторых к первым. И дело не столько в сложности системной организации мозга и сложности сознания как функции мозга, что делает любые расчеты, связанные с пониманием связи системы с ее функцией, бессмысленными. Скорее, здесь принципиальные трудности. Академик Н.П. Бехтерева, анализируя попытки найти корреляцию нейрофизиологических и мыслительных процессов, пришла к выводу о принципиальной несводимости процессов мышления к активности мозга. Еще в 1968 году академик Ф.В. Бассин подчеркнул парадоксальность ситуации, сложившейся в исследовании мыслительных процессов нейрофизиологическими методами. Он писал, что нейрофизиологический подход, разработанный в 50-е годы для анализа сознания, расширил представления ученых о мозге и его работе, но в то же время он исключил представление о сознании из числа рабочих терминов, которые использует учение о мозге.
Поэтому Маркс, связывает идеальность сознания не с работой мозга, а с деятельностью человека. В «Послесловии ко второму изданию первого тома «Капитала» он подчеркивал, что идеальное есть не что иное, как материальное пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней. В «Немецкой идеологии» обращается внимание на то, что сознание никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием.
В первую очередь бросается в глаза характеристика сознания (идеального) как отражения мира. И это действительно так. Человек, благодаря формированию опосредующего элемента (орудий труда) в отношениях с природой и коллективному характеру совместной деятельности, вырабатывает способность «отражать» мир в идеальной форме. Но при более внимательном рассмотрении, при более углубленном прочтении раскрывается другой момент, другая сторона определения идеального. Причем, этот аспект понимания идеального не менее, а может быть и более существенен, так как играет очень важную методологическую роль в решении проблем познания, возникновения сознания и др. Он заключается в том, что идеальное есть не просто отражение мира, это и есть сам мир, существующий в сознании человека в иной, идеальной форме, формирующейся (что сегодня признано в философской литературе) на основе обобщенных алгоритмов практической деятельности.
Эта идея понимания идеального как иной формы материального возникла в европейской философии до Маркса. Спиноза, рассматривая мышление в качестве атрибута субстанции(природы) и понимал его, во-первых, как вечное свойство материи (и камни тоже мыслят) и, во-вторых, как иную форму материальных предметов. То есть, у Спинозы единая субстанция существует в двух формах: «в форме протяженности и в форме идеи» или «в уме и вне ума» как говорил Гоббс. Например, Маркс в «Капитале» исследовал товарный обмен и выявил, что деньги могут выполнять часть своих функций в идеальной форме, в частности, в качестве меры стоимости. То есть, для выражения стоимости товаров человек использует деньги в идеальной форме, без их наличия.
Идеальное как форма существования материального в марксистской традиции, связывается с совместной деятельностью человека, так как оно с самого начала есть общественный продукт и остается им пока вообще существуют люди. Сознание, идеальное вообще, на что мы уже обращали внимание, нельзя вывести из физиологических процессов. Сознание можно понять только из анализа совместной практической деятельности. Полезно напомнить, что еще Ч. Шеррингтон локализовал высшие функции (память, умственные способности) не в мозгу, а в действии.
Уже у животных невозможно понять психики, если не связывать ее с формой жизнедеятельности. Если говорить в целом, то можно сказать, что основой психического отражения в животном мире является ориентировочно-поисковая «деятельность» организма. Например, элементарная форма биологического отражения – раздражимость, как избирательная реакция на внешнее воздействие, направлена на удовлетворение физиологических потребностей организма. Причем, эта реакция осуществляется за счет энергии организма. Можно с большой определенностью утверждать, что на определенном этапе развития живых организмов, наряду с процессами, непосредственно поддерживающими жизнь, возникают и особые процессы, обеспечивающие ориентирование организма в окружающей среде. На основе этих процессов, этих способностей и формируется психика у животных. У высших животных она достигает значительного уровня, например у приматов – орудийная, ознакомительная и т.д.
Человек не приспосабливается к окружающему миру, наоборот, он преобразует мир, приспосабливая его к себе. Именно в рамках этого отно- шения и формируется сознание с его основными чертами: предметностью, идеальностью и социальностью.
Предметность сознания проявляется: во-первых, в осознании человеком существования объективного мира предметов и явлений; во-вторых, в интенциональности, в том, что любая мысль и любой феномен сознания всегда направлены на «нечто», во вне, за свои «пределы» и; в-третьих, в формировании механизма объективации состояний сознания, то есть в осознании представленного в «представлении» как существующего за пределами сознания. Например, ощущение красного (или любого цвета) осознается как объективное свойство самого предмета, тогда как на самом деле – это состояние нашей психики.
Таким образом, у животного нет предметного отношения к действи-тельности. У человека это отношение возникает в процессе труда, в котором человек своей деятельностью опосредует отношение с природой. Анализируя процесс труда, Маркс выделял предмет труда, орудия труда, сам труд и результат труда. Главным для понимания специфики человеческого отношения к миру является орудие труда. Человек не прямо взаимодействует с миром, а помещает между собой и миром орудия труда и деятельность. Но именно благодаря орудиям труда становится возможным выделение самого предмета труда, обладающего объективными свойствами.
Процесс труда включает в себя естественный, объективный процесс взаимодействия орудий труда и предметов труда. Это взаимодействие осуществляется вне сознания человека по объективным законам. Результат этого взаимодействия определяется не сознанием и волей человека, а соотношением объективных свойств, взаимодействующих предметов. Благо-даря этому, орудия труда и предметы труда выделяются как объективные предметы. То есть, «вынесенность» этого процесса, повторяющегося миллиарды раз, за пределы сознания и независимость его результатов от сознания человека открывает, как бы «навязывает» ему необходимость осознания объективности мира.
Но дело не только в том, человек использует эти объективные процессы. Человек создает особы мир явлений, вторую природу, мир человеческой культуры. Этот мир, с одной стороны, не существует независимо от человека, с другой стороны, он объективен, существует вне сознания людей, а в своей предметной форме вне общества вообще. Человек живет в этом мире; именно этот мир выступает для человека как мир предметный, а затем это предметное отношение к миру переносится, распространяется на природу в целом.
Идеальность также формируется в процессе трудовой деятельности. Чтобы осуществить трудовой процесс нужно действовать целесообразно, то есть должна быть сформулирована цель как идеальное представление о результате будущей деятельности. Цель включает момент знания о том, что должно быть сделано. Это знание о предметах и орудиях труда. Это момент отражения объективного мира, но и само это отражение неразрывно связано с целеполаганием и вначале формулируется в форме целеполагания. Другими словами, идеальное существование мира в сознании человека проявляется в форме знания о нем. Возникновение знания о мире, как иной формы его существования, раздвоение мира происходит в труде в форме формирования цели как идеального представления о результатах будущей деятельности.
Но в процессе становления человека цель не могла существовать в виде идеального представления о результатах деятельности. Функцию цели первоначально выполняли ранее созданные предметы, а производство было простым повторением ранее созданных предметов. Сотни тысяч лет повторялись одни и те же изделия, а процессом труда овладевали с помощью наблюдения и повторения самих действий (сформированных и закрепленных с помощью рефлексов). Эта форма передачи опыта уже существовала в животном мире. Но именно в таком характере передачи опыта и деятельности по производству предметов скрывается основа для появления идеального. Более конкретно можно сказать, что одним из существенных условий возникновения идеального является возникновение феномена образца. Ведь служить образцом это значит выполнять иную функцию, помимо основной. Например, топор предназначен для обработки предметов. Но когда он становится образцом, по которому производят другой топор, он становится знаком, то есть начинает функционировать как знак последующего изделия. Второй топор еще не создан, но, если первый топор становится знаком, образцом, то второй топор начинает функционировать на базе первого в идеальной форме, в форме цели. Эта ситуация является одним из условий появления идеального.
Если говорить о причинах появления идеального, то в качестве таких причин можно назвать формирование системы не вещественных отношений и необходимость ориентации в них, а также необходимость восстановления разрывов в биологических цепях при включении в них действий, не имеющих биологического смысла и разрывов в самой деятельности. Само существование общества, как формирующегося феномена, начинает определяться целостностью системы связей не биологического содержания. Эта появляющаяся целостность требует формирования механизмов компенсации разрывов в деятельности. И такой механизм начинает формироваться – это феномен знака. Раздвоение мира осуществляется в рамках процесса появления знаков в трудовой деятельности. Формирование знаков в человеческой деятельности объясняет появление «идеального».
Если говорить об этом более подробно, то можно сказать, что знаки появляются там и тогда, когда нарушается непрерывность деятельности, когда непосредственный переход от одного действия к другому затрудняется или становится невозможным, потому что в силу тех или иных условий материальные зримые элементы деятельности не могут выполнять роль «ориентиров» последующих звеньев и последующих предметов для их копирования. Знаки появляются как предметы или явления, которые берут на себя роль образцов или опосредующих звеньев. Знак заменяет какие-то реальные элементы деятельности, и ее последующие звенья ориентируются на знак. Пример возникновения знаковой ситуации приводит Тур Хайердал (известный путешественник). Остров Пасхи известен своими исполинскими каменными фигурами. Ретроспективная реконструкция показывает, что туловища вырубали из серого камня, парики к туловищам из красного. Карьеры были далеко друг от друга, считать не умели. Совпадение достигалось за счет совмещения заместителей туловищ и париков – серых и красных камешков.
То или иное явление можно охарактеризовать как знак, если оно выполняет определенную функцию в деятельности. То есть, знак, в плане его возникновения, не является просто заместителем предмета или связи. Само это «замещение» становится понятным, если знак, его происхождение рассматривать в процессе деятельности. Таким образом, появление в деятельности опосредствующих звеньев (знаков) приводит к появлению «идеального». Этот процесс идет вместе с формированием средств выражения идеального (например, языка). Цели начинают формулироваться с помощью языковых общепринятых знаков. Язык с самого начала является элементом культуры, элементом и средством социальной связи.
Социальность сознания определяется общественным характером труда. Этот характер проявляется в наличии трудового сообщества. У животных тоже есть сообщества стадного типа. Сообщество человеческое и его коллективность выросли из стадного состояния животных. Иначе нельзя объяснить первичной общности людей. Но групповое поведение животных это еще не трудовая человеческая деятельность, даже если используются элементарные орудия труда. Человеческое общение, трудовая кооперация связаны не просто с тем, что люди что-то производят сообща, а с тем, что это общение, формы общения зависят от используемых орудий труда, они изменяются вместе с изменением и развитием орудий труда. У животных формы общения не связаны с развитием вообще и тем более с развитием орудий труда.
Появление такой зависимости у человека приводит в процессе труда к разделению труда, которое начинается не с технологического разделения, а с разделения, связанного с организацией совместной деятельности. На определенном этапе появляется необходимость управляющей деятельности. Вначале управление осуществлялось в процессе самой деятельности. Наиболее опытный член сообщества выступал в качестве образца и все повторяли его действия. Постепенно управляющая деятельность получает относительную самостоятельность, например, в форме танца. В танце управляющая деятельность начинает функционировать в материальной форме как логика деятельности первобытного коллектива, предшествующая самой деятельности. В качестве образца будущей деятельности она оказывается материальным носителем идеального плана коллективной деятельности и коллективной цели. Этот этап совпадает с формированием цели и, соответственно, целевой детерминации и является одним из условий такой детерминации. Но когда появляется и выделяется управление и исполнение, цели появляются именно как цели всего сообщества, а не как индивидуальные. И затем постепенно, так как эти цели выполняются всеми членами сообщества, в процессе их освоения формируются индивидуальные цели отдельных исполнителей, имеющие общественную природу.
Например, Маркс в «Капитале» говорит о том, что и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, то есть идеально. Это возможно только потому, что образ постройки архитектора является отражением опыта накопленного предшествующими поколениями. Вне этого опыта цель постройки невозможна.
Общественный характер труда предполагает передачу трудового опыта последующим поколениям. У животных есть два типа опыта и два типа его передачи. Первый – видовой, который существует в форме генетических структур и передается через механизм наследственности. Второй – индивидуальный, возникающий в процессе жизни. Этот опыт передается в процессе индивидуального «обучения» через развитие навыков на основе врожденных способностей. Эти зачатки «обучения», передача опыта в процессе индивидуального научения, становятся решающими у человека.
В человеческом обществе социальный опыт хранится не в организме, а вне его. И передается этот опыт через материальные формы культуры, через орудия и продукты деятельности. Каждое новое поколение вступает в уже очеловеченный мир. И оно должно не приспособиться к нему, а овладеть им, овладеть духовной и материальной культурой. Например, овладеть логикой мышления, которая является результатом обобщения колоссального опыта человечества. Этот опыт закреплен в знаковой форме в языке и других знаковых средствах. Овладение языком и есть овладение опытом человечества. Без передачи этого опыта не может существовать общество.
Поэтому, когда мы говорим о производстве как основе человеческого общества, надо иметь в виду, что эта основа включает не только живой труд, но овеществленный опыт. Результаты предшествующих поколений становятся условиями деятельности будущих. Опыт передается в трудовых группах, связанных с процессом общественного производства человека и прямо и опосредованно.
Деятельность по передачи опыта есть моделирование трудовых действий, их отражение. Передача производственных навыков может осуществляться путем непосредственного показа этих действий. Причем, содержание обучения может не отличаться от трудовых действий. Но здесь изменяется функция этой деятельности. Она моделируется и тем самым превращается, переводится в идеальный план. Этот план формируется как групповой. Его расчленение осуществляется в представлениях и навыках обучаемого индивида. Вместе с тем этот план выступает как норма социальной деятельности, как обязательный образец, которому человек должен подчинить свои действия. Сначала этот план включен в трудовой процесс, потом он выделяется в самостоятельную деятельность.
Таким образом, решающим условием формирования сознания является выделение планирующей деятельности в самостоятельную предшествующую деятельность. Это ведет к созданию возможности самосознания человеком самого себя и возникновению индивидуального сознания. Человек подчиняет себя социальным нормам. Действуя согласно этим нормам, человек делает их нормами личного поведения, причем не только технологические действия, но и нормы отношений между людьми. Поэтому сознание формируется и существует в своей сущности как общественное. Именно на это обращал внимание Маркс, когда писал, что человек первоначально выступает как родовое существо, племенное существо, стадное животное, а обособляется как индивид лишь в результате исторического процесса, при этом, если биологические инстинкты противоречат социальным нормам, то они подавляются.