какое литературное направление возглавил маяковский
Какое литературное направление возглавил маяковский
В отечественном литературоведении происходит сущая путаница с понятиями «направление» и «течение». Что можно сказать о Владимире Маяковском с абсолютной уверенностью — он был поэтом-авангардистом, одним из ярчайших представителей поэтического и художественного авангарда (поэт был еще и интересным живописцем, автором знаменитых плакатов для «Окон РОСТА»). Если авангардизм считать художественным направлением, то Маяковский принадлежал к такому течению, как русский футуризм — в его кубофутуристической разновидности.
Впрочем, само название «кубофутуристы», или просто «футуристы», Маяковский и его товарищи по группе (Велимир Хлебников, Алексей Крученых, Давид Бурлюк, Бенедикт Лившиц и другие) приняли только в конце 1913 года, во многом из-за того, что их называли так по аналогии с итальянскими футуристами. Сами же члены группы, желая избежать такого сопоставления, предпочитали называть себя «будетлянами». Это слово, придуманное Велимиром Хлебниковым, было калькой со слова «футуристы» и обозначало буквально «обитатели будущего». Также футуристы именовались группой «Гилея», от греческого «лесная», — так древние греки называли область обитания легендарных скифов. А футуристы ощущали себя именно «скифами», грозящими современной буржуазной цивилизации.
Ради отличия от итальянских футуристов, а также от других отечественных футуристических групп (прежде всего эгофутуристов) и была придумана приставка «кубо» — знак солидарности с европейскими художниками-кубистами, прежде всего Жоржем Браком и Пабло Пикассо.
Впрочем, футуризм просуществовал лишь до революции, после которой распался на множество мелких авангардных групп, растащивших его открытия и начинания (комфуты, фуисты, формлибристы, экспрессионисты, ничевоки и другие). Сам же Маяковский основал в конце 1922 года еще одну вполне авангардистскую литературную группу — «Леф» («Левый фронт»), а также одноименный журнал. Но к концу 1920-х годов авангардизм, прежде всего из-за мощного давления властей, постепенно был вытеснен с художественного поля СССР, а сам «Леф» оказался нежизнеспособным объединением. Он пережил несколько кризисов, роспуск и реорганизацию в 1929 году под новым именем — «Реф» («Революционный фронт»), а спустя год Маяковский принял во многом роковое и для «Рефа», и лично для себя решение: и написал в 1930 году заявление о вступление в Российскую ассоциацию пролетарских писателей. Поэт высказал пожелание: «Считаю, что все активные рефовцы должны сделать такой же вывод, продиктованный всей нашей предыдущей работой». Товарищи поэта не одобрили и не поддержали его решение, а в самом РАППе Маяковский так и не обрел новых единомышленников, что стало одной из причин трагического финала его жизни.
В отечественном литературоведении происходит сущая путаница с понятиями «направление» и «течение». Что можно сказать о Владимире Маяковском с абсолютной уверенностью — он был поэтом-авангардистом, одним из ярчайших представителей поэтического и художественного авангарда (поэт был еще и интересным живописцем, автором знаменитых плакатов для «Окон РОСТА»). Если авангардизм считать художественным направлением, то Маяковский принадлежал к такому течению, как русский футуризм — в его кубофутуристической разновидности.
Впрочем, само название «кубофутуристы», или просто «футуристы», Маяковский и его товарищи по группе (Велимир Хлебников, Алексей Крученых, Давид Бурлюк, Бенедикт Лившиц и другие) приняли только в конце 1913 года, во многом из-за того, что их называли так по аналогии с итальянскими футуристами. Сами же члены группы, желая избежать такого сопоставления, предпочитали называть себя «будетлянами». Это слово, придуманное Велимиром Хлебниковым, было калькой со слова «футуристы» и обозначало буквально «обитатели будущего». Также футуристы именовались группой «Гилея», от греческого «лесная», — так древние греки называли область обитания легендарных скифов. А футуристы ощущали себя именно «скифами», грозящими современной буржуазной цивилизации.
Ради отличия от итальянских футуристов, а также от других отечественных футуристических групп (прежде всего эгофутуристов) и была придумана приставка «кубо» — знак солидарности с европейскими художниками-кубистами, прежде всего Жоржем Браком и Пабло Пикассо.
Впрочем, футуризм просуществовал лишь до революции, после которой распался на множество мелких авангардных групп, растащивших его открытия и начинания (комфуты, фуисты, формлибристы, экспрессионисты, ничевоки и другие). Сам же Маяковский основал в конце 1922 года еще одну вполне авангардистскую литературную группу — «Леф» («Левый фронт»), а также одноименный журнал. Но к концу 1920-х годов авангардизм, прежде всего из-за мощного давления властей, постепенно был вытеснен с художественного поля СССР, а сам «Леф» оказался нежизнеспособным объединением. Он пережил несколько кризисов, роспуск и реорганизацию в 1929 году под новым именем — «Реф» («Революционный фронт»), а спустя год Маяковский принял во многом роковое и для «Рефа», и лично для себя решение: и написал в 1930 году заявление о вступление в Российскую ассоциацию пролетарских писателей. Поэт высказал пожелание: «Считаю, что все активные рефовцы должны сделать такой же вывод, продиктованный всей нашей предыдущей работой». Товарищи поэта не одобрили и не поддержали его решение, а в самом РАППе Маяковский так и не обрел новых единомышленников, что стало одной из причин трагического финала его жизни.
Владимир Маяковский: главный бунтарь русской литературы
Общественное признание, революционные потрясения, неразделённая любовь – через всё это прошёл Маяковский.
Футуризм — новое слово в поэзии Серебряного века
Будущий поэт родился 19 июля 1893 года в селе Багдати, Грузия, в семье лесничего Владимира. У Маяковского было две сестры, а два его брата умерли ещё в детском возрасте.
Юный Владимир свободно владел грузинским языком. Первое образование он получил в гимназии города Кутаиси, куда поступил в 1902 году. Любовь к искусству с ранних лет была присуща Маяковскому: юноша решил учиться на художника.
В 1906 году Владимир Владимирович переехал в Москву вместе с матерью, начал учиться в гимназии № 5. Из-за невозможности оплатить обучение он был исключен из гимназии.
Первая русская революция Маяковского не оставила в стороне. Будущий поэт вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию. В подполье у Маяковского была кличка «товарищ Константин». Именно под этим прозвищем Маяковский распространял революционную прессу в молодёжных кругах. За подпольную деятельность Маяковскому приходилось платить свободой.
Во время одного из арестов в тюрьме было написано первое стихотворение Маяковского (1909). В 1911 году поэт поступил в Московское училище живописи. Уже тогда Владимир Владимирович любил выделяться творческими экспериментами, используя необычные цвета в своих художественных работах.
В начале 1910-х в Российской империи происходит творческий кризис символистов. 1890-е можно назвать началом русского Серебряного века: поэты-символисты перенесли мистические мотивы французских лириков в свои тексты. Однако вскоре на смену символизму пришли акмеизм и футуризм — принципиально новые стили, отвергнувшие идеалы Александра Блока, Дмитрия Мережковского и Андрея Белого.
Маяковский, любивший творческие эксперименты, настоящий бунтарь по характеру, вступил в ряды поэтов-футуристов, поставивших на первое место в своём творчестве форму произведений и непризнание старых литературных авторитетов. Владимир Владимирович оставил свою подпись под манифестом футуристов «Пощёчина общественному вкусу», в котором нашли отражения революционные идеи начинающих поэтов: «Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода Современности…».
Первое стихотворение Маяковского — «Ночь» — было опубликовано в 1912 году. В следующем году писатель написал трагедию «Владимир Маяковский», которую поставил сам и сыграл в ней главную роль.
Маяковский в своей поэзии решил бросить вызов старым порядкам. Также он придумал «лесенку» — необычное ритмическое построение стихотворения, выделявшее стихи Маяковского от произведений, написанных стандартными поэтическими размерами. Вот, к примеру, написанное змейкой стихотворение «Нате!», в котором отражено настроение лирического героя Маяковского:
«А если сегодня мне, грубому гунну,
кривляться перед вами не захочется — и вот
я захохочу и радостно плюну,
я — бесценных слов транжир и мот…».
Придуманная Маяковским и ставшая его визитной карточкой стихотворная «лесенка» вызывала негодование среди его коллег. Ведь редакции платили в то время не за количество символов в произведении, а за количество строк.
В 1915 году была окончена знаменитая поэма Маяковского «Облако в штанах». Изначально она называлась «Тринадцатый апостол», но такое название не пропустила в печать цензура. Дальнейшая поэзия Маяковского, кроме антивоенных тематик, содержит также сатирические мотивы.
Впрочем, сводить творчество Маяковского только к теме противостояния общественным нравам не стоит. Самой большой любовью в жизни поэта и его музой была Лиля Юрьевна Брик. С ней и её мужем, Осипом, Маяковский дружил, а затем переехал жить в их квартиру. Именно замужней женщине Маяковский посвятил любовное стихотворение «Лиличка! (Вместо письма)», в котором поэт-бунтарь показал читателям себя с другой стороны:
«И в пролет не брошусь,
и курок не смогу над виском нажать.
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа…».
Помимо написания стихотворений, в творчестве Маяковского особое место занимали сценарии к фильмам. Он снялся в трёх своих фильмах, сыграв главные роли в этих картинах.
Приближался революционный 1917 год, сыгравший огромную роль в судьбе Маяковского.
Маяковский: «талантливейший поэт советской эпохи»
Революционные потрясения 1917 года Маяковский встретил с большим энтузиазмом. 1918−1919 годы в биографии поэта были ознаменованы широким распространением темы революции. Владимир Владимирович пропагандировал идеи большевистской власти, негативно отзываясь о реалиях прошлого.
Новая власть поощряла творчество поэта, поддерживавшего революционные стихи. В годы НЭПа поэт много гастролировал по территории Советской России, часто издавался в прессе. Представители партийной верхушки положительно отзывались об авторе «Облака в штанах».
В 1922—1924 годы Маяковский посещал Германию, Францию, Латвию. В 1925 году совершил путешествие в США, Мексику, Гавану.
В Америке у поэта случилась краткая связь с одной русской эмигранткой (Элли Джонс), в результате которой на свет появилась дочь Маяковского, Патрисия. Маяковский пользовался популярностью у женщин. Однако поэт официально не зарегистрировал ни одни свои отношения. Известно, что, кроме дочери Патриции, у Маяковского есть ещё и сын от связи с художницей Лилей Лавинской — Глеб-Никита, советский скульптор.
В 1920-е поэт учредил творческое объединение ЛЕФ (Левый фронт искусств) и журнал «ЛЕФ», в котором был редактором. Также Маяковский участвовал в выпуске плакатов «Окна сатиры РОСТА».
Постепенно Маяковский стал разочаровываться в революции. Нэпманы и партийные деятели вызывали у поэта раздражение. Быт, с которым боролся Маяковский в творчестве всю жизнь, возвращался в Россию. Владимир Владимирович написал сатирическое стихотворение «Прозаседавшиеся», в котором высмеял бюрократизм новых хозяев мира:
«Мечтой встречаю рассвет ранний:
«О, хотя бы
еще
одно заседание
относительно искоренения всех заседаний!»».
В 1929 году, когда только начинался « Великий перелом », Маяковский активно участвовал в антирелигиозной кампании большевиков. Поэт вместе с Максимом Горьким, Николаем Бухариным и Анатолием Луначарским выступил на II съезде Союза безбожников, на котором поддержал идею об отказе от «заигрывания» с церковью. Поэт всю жизнь был воинствующим атеистом.
В начале 1930 года Владимир Владимирович много болел. Далее Маяковского ждала череда неудач: его выставка «20 лет работы» не принесла успеха, а пьесы «Клоп» и спектакль «Баня» провалились. Также поэту с трудом давалось написание поэмы «Во весь голос».
Душевное состояние Владимира Владимировича ухудшалось. 14 апреля 1930 года Маяковский застрелился из маузера. В своей предсмертной записке поэт оставил следующие слова: «В том, что умираю, не вините никого, и, пожалуйста, не сплетничайте, покойник этого ужасно не любил…».
Самоубийство Маяковского до сих пор у многих вызывает вопросы. Кто-то считает, что за смертью поэта стояли сотрудники НКВД, другие же говорят о неразделённой любви к «Лиличке» Брик, не дававшей лирику покоя до конца жизни. Среди последних стихотворений Маяковского есть произведение «Неоконченное», читая которое ощущается мотив разрыва с любимой женщиной (пунктуация авторская):
«…любовная лодка разбилась о быт
С тобой мы в расчете
И не к чему перечень
взаимных болей бед и обид…».
В 1935 году Иосиф Сталин так написал о значении творчества Владимира Маяковского для советской культуры: «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям — преступление…».
После смерти поэта-футуриста советская власть начала насаждать его стихи, по выражению Бориса Пастернака, «как картошку при Екатерине». Однако для многих людей творчество Маяковского остаётся актуальным и в наши дни.
В честь великого поэта и драматурга названы многие объекты (например, библиотеки Маяковского, улицы, пощади, парки, станции метро, кинотеатры), установлены многочисленные памятники. Театры им. Вл. Маяковского находятся в Москве, Норильске, Душанбе.
Маяковский
МАЯКОВСКИЙ Владимир Владимирович (1894—1930) — крупнейший поэт пролетарской революции. Р. в с. Багдады Кутаисской губ. в семье лесничего. Учился в кутаисской и московской гимназиях, курса однако не окончил. Психология ребенка складывалась под впечатлением героической борьбы кавказских революционеров и дикого произвола со стороны защитников самодержавия. После смерти отца вместе с семьей остался без всяких средств к жизни и обречен был на полуголодное существование. В 1908 14-летним мальчиком примкнул к большевикам, вел пропагандистскую работу, отбывал заключение в Бутырской тюрьме. Возбужденное против М. дело было прекращено за его малолетством. Потеряв связи с организацией, увлекшись идеей о создании нового социалистического искусства, которое, как ему казалось, нельзя было творить в условиях подпольной работы, М. отошел от революционного движения. Обучался живописи в училище живописи, ваяния и зодчества, откуда вскоре был исключен за футуристическую «левизну». Совместно с В. Хлебниковым, Д. Бурлюком и А. Крученых М. организовал группу кубофутуристов, подписав их манифест «Пощечина общественному вкусу» (1912). В империалистическую войну 1914 М. занял пораженческие позиции. В 1915 был призван на военную службу чертежником. Восторженно встретил, однако скоро разочаровался в Февральской революции. В Октябрьские дни стал работать с большевиками. В годы военного коммунизма провел огромную работу в «Роста». В начале нэпа организовал группу «левого фронта искусства», сосредоточившуюся вокруг журн. «Леф» и «Новый Леф», к-рые М. редактировал. Совершил несколько поездок за границу — по Зап. Европе (Франция, Испания) и Америке (САСШ и Мексика). 20-летний творческий путь поэта завершился вступлением в начале 1930 в РАПП. Личный кризис привел М. 14 апреля того же года к самоубийству.
Поэтический борец и новатор, М. был тем великим художником, который не выбирал себе «путь, чтобы протоптанней и легче», а шел отыскиваемой им самим трудной дорогой. Творчество М. противоречиво и сложно. Он органически проделал сложнейшую поэтическую перестройку. Путь Маяковского к искусству социалистической революции, к поэзии пролетариата пролег через ухабы и рытвины индивидуализма, болезненного мессианистского одиночества и бредовой тоски. От одинокого бунтарства и протеста против капиталистических отношений с позиций абстрактно-гуманистических, — через мелкобуржуазное революционно-космическое восприятие перспектив Октябрьской революции к подлинной пролетарской революционности — таков путь поэта.
Творчество М. связано в начальных своих истоках с русским футуризмом, и все же Маяковский выделялся из среды русских футуристов. Русский футуризм даже в своих социальных истоках не представлял единства. Литературно-организационное развитие футуризма шло несколькими руслами. Футуризм Игоря Северянина, Игнатьева, Крючкова, Гнедкова, Олимпова и других эгофутуристов — типичное буржуазное явление в русской литературе, выражавшее начало распада буржуазного сознания эпохи империализма. Футуризм «Мезонина поэзии» (Шершеневич, Ивнев, Большаков и др.) — типичное реакционное мелкобуржуазное порождение этого же периода. Группа футуристов «Гилея», к которой принадлежал и М. (в нее входили: Д. Бурлюк, Велемир Хлебников, Каменский, Крученых, Е. Гуро и др.), в какой-то мере выражала революционные устремления городской мелкой буржуазии. Но груз буржуазного сознания довлел и на гилеевцах. Их протест против буржуазной поэзии, символистов по преимуществу, был протестом формалистски-литературным. В манифесте гилеевцев 1912, опубликованном в сб. «Пощечина общественному вкусу», они протестуют против академий и Пушкина, олицетворявшихся, по мнению футуристов, в современных им символистах. Гилеевцы требовали — и это было основным пунктом их положительной программы — работы поэта над изобретением новых слов, ставили в пример опыты Хлебникова, т. е. в конечном итоге противопоставляли свою поэзию символистской по линии лишь формалистски-литературной. М., подписавший этот манифест, ограничивался в ту пору формальными требованиями. Однако он менее других футуристов мог рассматривать свою поэзию как поэзию формализма.
В 1909—1910, т. е. на самых первых ступенях своей поэтической деятельности, Маяковский в своих стихах разрешал преимущественно формально-стилистические задания, окрашенные пассивно-созерцательным отношением к действительности. Таковы стих. «Ночь», «Утро», «Из улицы в улицу», «Порт», «В авто», «Уличное», «Любовь», «Театры» и др. (напр.: «У / лица / лица / у / догов / годов / рез / че / че / рез», «угрюмый дождь скосил глаза / а за / решеткой / четкой / железной мысли проводов / перина. / И на / нее / встающих звезд / легко оперлись ноги, / но ги / бель фонарей, / царей» и т. д.). Но уже в стихах 1912 и последующих лет М. в основу кладет разработку идейно-тематического задания, идет от содержания, подчиняя формально-стилистические задачи идейно-тематическому замыслу стихотворения. Но и в этот период его творчество еще полно этих формалистских исканий; благодаря этому его работа ограничена узкими рамками литературных канонов, хотя он и ведет борьбу с канонами буржуазно-дворянской литературы.
В 1912—1917 Маяковский выступает как своеобразный социалист-утопист, как выразитель той группы мелкобуржуазной, гуманистически настроенной интеллигенции, идейное развитие которой впоследствии привело к приятию Октябрьской революции. Основная тема дореволюционного творчества Маяковского — человек и капитализм. В самой уже постановке темы «человек и капитализм» в Маяковском сказалась природа мелкобуржуазного утописта. Силой своего дарования поэт выражал ощущение растерянности, бессилия перед лицом капитализма, уродующего и уничтожающего личность.
М. постоянно с болью, с трагически обреченной любовью обращался к человеку, задавленному капитализмом, но все же отвлеченному человеку. Человек Маяковского могущественен: «в черепе-шкатулке» сверкает «драгоценный ум», а «под шерстью жилета бьется необычайнейший комок — сердце». Наталкиваясь ежесекундно на запрещенные зоны, в которые нет входа воспеваемому М. человеку, поэт преисполнялся духом возмущения, протеста. Вражда, ненависть к капитализму окрашивают творчество М. в этот период. «День рождения человека» встревожил «логово банкиров, вельмож, дожей». Человек начинает понимать сущность капиталистического общества. Для него это частная собственность капиталистов и банкиров, скрепленная законами, государственными установлениями, религией. Это понимание далеко от марксистского понимания капиталистических отношений. Но человек М. приходит стихийно к протесту против коренных установлений капиталистического общества. В поэме «Человек» (1916) М. дает следующий образ капиталистического мира:
«Мое безупречное описание земли
передайте из рода в род.
Рвясь из меридианов,
В нем, в этом золотовороте все и вся тонут. Золотоворотом управляет капиталист-банкир, «повелитель всего», ненавидимый человеком М., грозный, «неодолимый» враг. «Повелитель всего» опутал сетью проводов все страны и землю скрутил в улицы. Он мощен, неуязвим. Он всесилен и всемогущ. Нет силы, способной опрокинуть его господство. Нет выхода.
«Встрясывают революции царств тельца,
Меняет погонщиков человечий табун,
Некоронованного сердец владельца,
Ни один не трогает бунт!»
М. не знал еще, что есть в этом обществе реальная сила, историческая задача к-рой и состоит в том, чтобы сбросить иго «повелителя всего» — «некоронованного сердец владельца». Прекрасного, могучего человека, воспеваемого М., слуги «повелителя всего» — банкиры, вельможи — захватили в плен. Жаждущим работы рукам они дали винтовку, «физическую силу ума», обуздали законом, на сердце — этот необычайнейший «комок» и «чудо» — надели «цепь-религию». Маяковский протестует против закона, против собственности, издевается над богатыми, святотатствует, богоборчествует. Но неуверенность в действенности бунта, мысль о неодолимости «повелителя всего» вызывают страшнейшие пессимистические ощущения («Замкнуло золото ключем / глаза, / кому слепого весть; / навек теперь я заключен / в бессмысленную повесть» /. «Все чаще думаю, не поставить ли лучше точку пули в своем конце?»). Осваивая капиталистический мир, продажный, бесчувственный, торгашеский, М. противопоставляет ему сокровищницу чувств своего человека и в особенности любовь. В капиталистическом мире человек не может любить по-настоящему. Любовь для человека Маяковского — это социальная трагедия, это рассказ о задавленной капиталистическими отношениями личности. И потому так часто фигурирует в любви человека Маяковского он, второй, который может ее (любимую человека) увезти, одеть ее «в шик парижских платьев», «камнем навесить жене жемчуга ожерелий». Человек М. может предложить лишь свою любовь, превратившуюся «в сплошные губы», отдать любимой свое тело, в к-ром «сердце гудит повсеместно», да вместо «шика парижских платьев» «окутать любимую в дым табака». И поэтому любовь человека есть своеобразная форма борьбы, протеста, она трагична, жестока, мучительна. Ноты неуверенности в протесте, признание гнетущего всемогущества «повелителя всего» заставляют Маяковского иногда обращаться к богу с просьбой убрать «проклятую ту, которую сделал моей любимою», и вопрошать с безнадежной тоской, «отчего ж ты не выдумал, чтоб без мук целовать, целовать, целовать».
Но человек М., несмотря на все путы, продолжает оставаться гордым, могущественным человеком, — у него и «громада любовь» и «громада ненависть». Можно посадить верхом на мозги «закон», можно надеть на сердце «религии цепь», но нельзя представить, чтобы человек не нашел на земле места, где не было бы закона, религии, денег и «повелителя всего». Отсюда вырастала у М. страстная вера в человека, в его радостное и светлое будущее — гуманистический утопизм поэта. В социалистическом обществе, в к-рое придет свободный человек, не место «сытым мордам», «тушам опоенным», всем этим судьям, взяточникам, полицейским, прихлебателям и верным слугам «повелителя всего». И М. страстно верил в то, что «свободный человек», о к-ром кричал он, «придет», он страстно хотел социалистического рая, где некому будет мучить человека. «Люди родятся, настоящие люди, бога самого милосердней и лучше». Утопически звучит в его устах и наступающая революция. В широко известном месте из «Облака в штанах» о грядущем шестнадцатом годе, как годе революции, М. рисовал водителем этой революции того же абстрактного человека.
К империалистической войне 1914 М. отнесся отрицательно, став на пораженческие позиции. Этим он выделялся из среды других мелкобуржуазных поэтов, в массе своей оголтелых патриотов и шовинистов. В «Войне и мире» (1916), пожалуй единственной во всей русской поэзии того времени антивоенной поэме, с такой исключительной силой протестующей против войны, М. писал:
Безрукому огрызку кровавого обеда,
К протесту против войны М. привел своего человека. Но этого мало. М., имевший давние счеты с «повелителем всего», в нем же почуял и виновника этой войны. Зачинателей войны он клеймит убийцами. Самому изображению войны предшествует изумительная по сатирической силе картина современного ему капиталистического Вавилона. В нем «мясомассая, быкомордая орава», «орущая», «жрущая», «пьющая», «по ночам взбирающаяся потеть друг на друге, сотрясая город скрипом кроватей».
Причина войны, по Маяковскому, — «рубль, вьющийся золотолапым микробом в прогрызанной душе». Отношения капиталистической собственности сделали основной чертой души человека погоню за рублем. Деньги, стремление к наживе и выгоде сделали неизбежной империалистическую войну. Страшный лик войны в потрясающе сильных строфах своей поэзии и рисует М. Он не знает, что выход из этой войны лежит через превращение империалистической войны в войну гражданскую. Но он верит в то, что его человек бросит воевать и прекратит эту войну. И тогда вслед за ней наступит ожидаемый М. рай на земле и «Тогда над русскими, / над болгарами, / над немцами, / над евреями, / над всеми: — по тверди небес / от зарев алой / ряд к ряду / семь тысяч цветов засияло из тысячи разных радуг. » «День раскрылся такой, / что сказки Андерсена / щенками ползали у него в ногах». Увлеченный радостью утопической картины, М. провозглашал:
во веки веков живи и славься!
Дореволюционный период творчества М. выражал те группы задыхающейся в тисках капитализма мелкобуржуазной гуманистически настроенной интеллигенции, которые с ростом пролетарской борьбы постепенно примыкали к пролетариату, шли под его руководство, захваченные грандиозностью перспектив борьбы, хотя не осознавали еще конечных целей и путей этой борьбы. На этой именно основе вырастали у Маяковского своеобразные социалистические устремления утопического характера.
В социалистической мечте М. нет ясной картины социально-экономических отношений будущего общества. Но ему ясно одно, что в воображаемой им стране социалистическою рая будут отсутствовать порожденные капитализмом отношения, к-рые давят, разрушают, уничтожают лучшее, что есть в этом мире, — человека. Рисуя восторженно картины будущего, Маяковский не видит реальных путей классовой борьбы для достижения этих целей. В страну утопии приводит М. гуманистический протест, да еще от имени абстрактного человека.
Реальная действительность, продолжение войны временным буржуазным правительством, рост социалистической борьбы пролетариата начинают разрушать гуманистические иллюзии и мелкобуржуазную утопичность воззрений М. Он начинает понимать, что империалистическая бойня санкционирована буржуазно-демократическими установлениями, он видит, что над нею веет дух рубля, франка, доллара, марки.
Социалистическая революция, совершенная русским пролетариатом в октябре 1917, открыла М., революционно настроенному мелкобуржуазному утописту, грандиозные перспективы. Его многолетняя мечта о человеке, о его прекрасном будущем получила наконец реальное воплощение. При этом новая действительность начинала исправлять и наполнять реальным содержанием абстрактно-гуманистическую мечту поэта. Теперь он уже начинает понимать, что пролетариат является руководителем октябрьского переворота, что конечная цель этой борьбы — установление социалистического общества, к-рое сделает человека действительно свободным. Октябрьская революция поэтому есть тот рубеж, с к-рого начинается интенсивный творческий рост поэта.
Афиша постановки «Мистерии Буфф» в Ленинграде в первую годовщину Октябрьской революции (Выставка работ В. Маяковского)
уже в качестве пришедшего рассказать нечистым как очевидец о социалистическом рае («Я видел, — говорит он, — тридцатый, сороковой век. Я из будущего времени просто человек»). Здесь Маяковский уже умеет видеть в рабочем того времени человека социалистического будущего. Как ни пытался Маяковский конкретизировать очертания земли обетованной, все же и во втором варианте картины социалистического рая слишком общи, абстрагированы, и при виде их на М. нападает «косноязычь».
Текст и рисунок из «Левого марша» Маяковского (Берлин)
Ленин в статье «Завоеванное и записанное» (Сочин., т. XXIV, стр. 26), говоря о международном значении Октябрьской революции и ее мировом размахе, писал следующее: «Новое движение идет к диктатуре пролетариата, идет, несмотря на все колебания, несмотря на отчаянные поражения, несмотря на неслыханный и невероятный „русский хаос (если судить по внешности, со стороны), — идет к советской власти с силой все сметающего с пути потока миллионов и десятков миллионов пролетариев» (подчеркнуто нами. — Н. П.). Эту сторону дела нашей революции в художественно-схематических плакатных образах задумал воплотить М. в поэме «150 000 000» (1920).
Миллионы, поднявшиеся на борьбу за советы, за социализм, лавой двинувшиеся на «повелителя всего» Вудро Вильсона; миллионы, в к-рых воплотилась «революции воля, брошенная за последний предел», — герои новой поэмы М. В поэме выразился невиданный в истории героизм и пафос вооруженной освободительной гражданской войны.
Интернациональный характер русской Октябрьской революции персонифицирован в образе Ивана. Хищнический характер загнивающего капитализма воплощен в образе Вудро Вильсона. Бой происходит не только между Иваном и Вильсоном, а — в этом между прочим критика видела схематизм «150 000 000» — в бою участвует вся материальная, физическая, идейная сила классов. «Земной шар самый / на две раскололся полушарий половины». «Ни цветов, / ни оттенков, / ничего нет, кроме / цвета, красящего в белый цвет, / и красного, / кровавящего цветом крови». И вот: «красное все и все, что бело, билось друг с другом, билось и пело». В результате этой невероятной, гигантской вселенско-титанической борьбы «эскадра старья пошла ко дну». Будущее победило. В этой поэме также прощупываются отзвуки концепции М. — человек и капиталистический мир. В «150 000 000» в сравнении с поэмой «Человек» М. по-новому изображает действительность. Там человек одинок, затравлен, загнан, «пленник города лепрозория», пленник и слуга «повелителя всего». Здесь, в «150 000 000», человек многомиллионный, взвихренный революцией, поднявшийся на борьбу против капитала и уверенный в своей окончательной всемирно-исторической победе. Однако и в «150 000 000» социалистическое общество выступает не как реальное воплощение каждодневной борьбы пролетариата, вырастающее в ходе самой борьбы, а попрежнему как отдаленнейшая утопия о социалистическом рае. И здесь, именно в этих воззрениях, проявился схематизм Маяковского, а не только в плакатности изображения.
Мелкобуржуазное представление больших масс угнетенного и эксплоатируемого народа о конечных целях социалистической революции сказалось у М. не только в «Мистерии Буфф», «150 000 000», но и в стихах того времени: «Левый марш», «Наш марш», «Марш комсомольца», «Гулом восстаний» и др. Именно эти массы представляли борьбу советской республики с интервентами как окончательный бой, вслед за которым сразу наступает социалистический рай, осуществляющий мелкобуржуазную мечту о земле обетованной. Недостатком М. как революционного поэта является непонимание того, что жестокая классовая борьба за построение социализма вовсе не кончается с периодом гражданской войны, что элементы социализма уже наличествуют в той обостренной борьбе, к-рую ведет пролетариат в настоящем. Ленин в каждом конкретном ходе пролетарской революции показывал не отдаленный, вселенский социализм, а социализм живой, сегодняшний, как творчество огромнейших масс народа. В 1918, борясь с надвинувшимся голодом, Ленин писал: «Кажется, что это борьба только за хлеб; на самом деле это борьба за социализм». Утопичность воззрений М. выражалась и в его художественном методе и в стиле, и характерным для мелкобуржуазной революционной романтичности поэта является гиперболизм. В поэме «Пятый Интернационал» (1922) М. рассказал объективно правильно о своем художественном методе.