Философия больше чем наука

Философия больше, чем любая конкретная наука,

связана со взаимоотношениями различных наук.

(Бертран Рассел, “Логический атомизм”)

К примеру, синтез философии и математики, начиная с античности и кончая её современным состоянием, можно наблюдать на каждом новом этапе развития математической мысли. Каждое из известных нам сегодня математических направлений имеет определённый философский смысл, являясь реализацией тех или иных философских установок в науке. Что же касается современной формальной логики, то её связь с философией стимулируется прежде всего задачами обоснования математических концепций – научным направлением, имеющим весьма общий методологический характер.

Философский элемент в рамках методологии науки представляет самосознание науки, размышление над её принципами, правилами и методами и даже над стилем мышления, применяемом в научном исследовании. Философия науки – это мысль “второго порядка”, мысль о мысли, рефлексия над тем, что уже так или иначе принято как знание первого порядка. Эта философская рефлексия, вообще говоря, весьма далека от функций “контроля и регулирования” науки, хотя она и служит критическому анализу научного знания. Это скорее заинтересованный “взгляд со стороны”, помогающий научному творчеству избежать изоляции от общих проблем науки в их историческом и в их методологическом аспекте и не “утонуть в мелочах”.

Необходим ли для науки такой взгляд?

Может ли наука обойтись своими силами и без участия философской мысли, определённых философских установок?

Промежуточная позиция философии мучительна сама по себе независимо от того, имеются ли основания для подобных атак. К тому же не раз случалось, что философские системы, увлекавшие талантливых мыслителей и обещавшие так много при своём рождении, становились со временем подобны пустующему храму, в который не ходят, потому что утрачен смысл священных писаний и значений символов. К счастью, с философской мыслью в целом, как перманентным явлением в сфере духовного развития человеческих сообществ, этого не случалось никогда, ведь философия – это часть гуманитарной культуры, зеркало, в котором, по выражению Сартра, человек видит своё лицо.

Известно, что большая часть нашей интеллектуальной активности основана на господствующих в данное время стандартах в сфере культуры, образования, языка и мышления. Даже самые оригинальные идеи находятся в плену определённой традиции. Как отметил уже Аристотель, то, что мы ищем, определяется тем, что мы знаем. И любопытно, что философия задаёт свои вопросы и отвечает на них обычно тогда, когда ещё молчит наука. Это верно прежде всего по отношению к философии науки, – своего рода амальгамы, составленной из определенных философских концепций и собственно научных концепций и фактов, которые призваны служить основанием (подтверждением) этих концепций. Правда, потребности нашего духа в основаниях для наших убеждений и само понятие “разумных основаниий” исторически и социально обусловлены. Нередко такие основания создаются и ad hoc. Но это не меняет главного в отношениях философии и науки: именно пересечение философского и частно-научного подходов приводит к возникновению самостоятельных форм самосознания науки с их преимущественным вниманием к основаниям научного познания, к предпосылкам и абстракциям, которые лежат у истоков этих оснований и которые во многом ответственны за “траекторию развития” научного познания, особенно в переломные моменты этого развития. И было бы опрометчиво отрицать, что опыт философского анализа оказывал в прошлом и оказывает теперь неоспоримое влияние на выработку конкретно-научных идей, входит в историю этих идей. Если со временем он выносится за скобки этих идей, то только как их общий множитель. Серьёзная оценка научного направления в конечном счёте сводится к умножению на этот множитель.

Вот почему философия науки – это не только предистория науки, не только “строительные леса”, которые после постройки какой-либо точной отрасли здания можно и даже нужно отбросить. Говоря о философской составляющей научного знания, я не думаю, что она чужда той строгой архитектонике понятий, которая развивается из “смутно очерченных философских идей”. Каждая законченная научная теория в своих понятиях и методах навсегда сохраняет характер инспирировавшей её философской мысли, тех или иных духовных установок.

Влияние философского анализа не всегда, конечно, оказывается прямым, приводящим к стадии конкретно-научных разработок. Но, по крайней мере, оно проявляется косвенно – в определённой гносеологически значимой ситуации, в стандартах, нормах и идеалах концептуального оформления научного знания, в способах его ассимиляции и трансляции, в частности, в той духовной установке, руководствуясь которой, ученые понимают и объясняют объективную ценность результатов их работы. Не случайно в рамках собственно научных исследовательских программ, с одной стороны, сохраняется определённый “гносеологический запрос” при выборе путей исследования, а с другой – потребность в философском осмыслении результатов научных исследований, полученных на выбранном прежде пути.

Философия – это одно из многих измерений нашей духовной жизни и нашей интеллектуальной организации. И сама философия, как известно, первая подвергла критическому анализу особенности этой интеллектуальной организации, те основные её формы, посредством которых осуществляется понимание (осмысление) всех прочих явлений жизни и действительности. Она сделала это, создав теорию познания, – основной предмет изучения ключевых средств, методов и условий познания, к которым человеческое сообщество (учёный мир) обращается время от времени, независимо от того, как далеко оно продвинулось в своём цивилизованном развитии.

Образно наше познание можно представить как вектор-процесс, который переводит наше сознание из одного состояния знания в другое, часто более глубокое. И хотя это только образ, своего рода метафора, эта метафора полезна в особенности применительно к философским системам (теориям), которые, как и векторы, трудно сравнивать по признакам “лучше” или “хуже”, но можно сравнивать по их модулям – по величине полезного результата, по эвристическому потенциалу, по объёму “замеченного” и поставленных вопросов. Ведь философия, по замечанию того же Аристотеля, постоянно ищет свой предмет исследования. Она ищет “загадки мира”, хотя никогда их не решает (Вернадский).

Конечно, поиск ответов на философские вопросы дело весьма и весьма затруднительное не только потому, что массив информации необычайно велик. Просто нет общепринятых (общезначимых) ответов на эти вопросы в принципе. Ситуация очень похожа на ту, с которой мы встречаемся при разрешении парадоксов. Имеется множество правдоподобных решений, но нет решения, с которым согласились бы все. Поэтому каждый должен сам выбирать для себя подходящую философию, такую, которая удовлетворит его мировоззренческие запросы, потребность в жизненной перспективе или в перспективе научного исследования.

Выше я выделил философию как часть нашей умственной культуры. Подобно образом выделяют и технологию как часть нашей материальной культуры. И хотя это части одного общего явления, они не всегда соседствуют (сосуществуют) в согласии между собой или связаны отношением функциональной (линейной) или причинной зависимости. Но всё же некоторая корреляция (и нередко даже отрицательная корреляция) между ними определённо есть.

Наука ошибается не в открытых ею законах, а в их обычной оценке как абсолютных, то есть безусловных, истин. Открытые ею законы она не любит представлять как гипотезы. Hypotheses non fingo сказал Ньютон, отдавая на суд истории свои “Математические Начала”. Но для философии проблема абсолютной истины – это “открытая проблема”, подобно тому, как проблема “десяти нулей подряд” в разложении числа p –это открытая проблема математики. Именно в этом (философском) контексте прозвучал когда-то расселовский вопрос: а есть ли вообще знание столь неоспоримое, что ни один разумный человек не может усомниться в нём?

В виду многообразия научных и философских систем мышления трудно, конечно, дать полный их сравнительный анализ. Известно, что большинство великих философских систем теснейшим образом связаны с научным познанием мира, с научным мировоззрением. Поэтому великие философы сами нередко были активными строителями этого мировоззрения (Аристотель, Декарт, Лейбниц, Кант, Рассел и др.) или оказывали на него влияние. При этом их философию неизменно отличало стремление решать проблемы познания “в духе науки”, хотя это были проблемы, которые не поддаются в целом точному и однозначному анализу, а потому и не могут считаться проблемами самой науки.

Всего ближе философскую составляющую в пространстве научного познания представляют логика и методология науки. Говорят, что методология – это отчасти наука, отчасти ремесло и отчасти мифология. Наука, поскольку методология опирается на факты, аксиомы и принципы науки. Ремесло, поскольку методология – это профессиональное занятие методологов. Мифология, поскольку методология в целом – это система взглядов, опирающаяся в значительной части на “спекулятивное” мышление, обременённое “трансцендентным”.

Источник

ФИЛОСОФИЯ И НАУКА

Вопрос о соотношении философии и науки важен для более глу­бокого понимания смысла и назначения философии. Является ли фи­лософия наукой? Находится ли она в одном ряду с другими науками или занимает совершенно особое место, будучи самостоятельной фор­мой культуры?

От ответа на эти вопросы зависит трактовка взаимосвязи филосо­фии и частных наук. Под частными науками понимаются науки, изу­чающие отдельные области реальности. Это такие науки, как физика, химия, биология, экономическая теория, литературоведение, право­ведение, языкознание и др. Таким образом, наука сегодня — это се­мейство разнообразных дисциплин. Вместе с тем есть основания гово­рить о «науке вообще», т.е. об общих чертах, характерных для всякого научного познания — научного познания как такового. Очевидно, что научное познание отличается от ненаучного — обыденного, художе­ственного и т.д.

В наши дни наука пронизывает все сферы деятельности человека. Она стала мощным фактором достижений человечества в самых раз­личных областях. Однако очевидно, что так было не всегда. Человече­ству потребовалось пройти большой путь, чтобы перейти от донауч­ных форм познания к научным.

Существует ряд точек зрения на возникновение науки. Обратим вни­мание на две, наиболее широко представленные в литературе.

Основанием для такого взгляда является факт развития в Древней Греции после отмеченного времени ряда отраслей научного знания. Прежде всего это математика, а также некоторые другие знания, в

частности, биологические, медицинские, астрономические. Особое зна­чение имели математические познания греков. Древняя Греция создала образцы математического знания, неизвестные ни предшествующим эпохам, ни другим цивилизациям. Речь идет прежде всего о трудах Эвк-лида (ок. 330-277 гг. до н.э.) и Архимеда (287-212 гг. до н.э.). Произведе­ние Эвклида под названием «Начала» (т.е. «принципы», «основные элементы») заложило основы геометрии. Эвклид и Архимед первыми представили образцы строгой математической теории. Все положения такой теории логически обоснованы и взаимосвязаны. Математика древних греков впервые стала строится как теоретическая наука, а не как лишь средство, пригодное для нужд практического измерения. Эвклид и Архимед создают свои теории в стремлении обнаружить ма­тематические закономерности. Их интересуют закономерности сами по себе, а не то, как они могут быть применены на практике. Лишь после того как искомые закономерности обнаружены и сформулиро­ваны, выясняются возможности их широкого практического приме­нения. Древним грекам удалось создать строгие теории только в обла­сти математики. В остальных сферах их знания представляли собой лишь более или менее систематизированные результаты непосредственных наблюдений.

В области естествознания грекам не удалось создать ни одной стро­гой научной теории. Открытая ими математика не нашла широкого применения для объяснения природных закономерностей. На факт отсутствия в Древней Греции строгих естественнонаучных теорий об­ращает внимание другая концепция возникновения науки. Ее придержи­вается наибольшее число историков науки.

Согласно этому взгляду наука в собственном понимании возника­ет в Европе начиная с XVI-XVII вв. Это эпоха, когда появляются работы И. Кеплера (1571-1630), Г. Галилея (1564-1642), X. Гюйгенса (1629-1695), И. Ньютона (1643-1727).

Рождение науки связано с естествознанием, которое строит мате­матические модели изучаемых явлений, сопоставляет их с экспери­ментальными данными, проводит рассуждения посредством мыслен­ного эксперимента. Возникают естественнонаучные теории сначала в механике, а затем в различных областях физики. Эти теории не явля­ются только лишь систематизацией опыта и наблюдений. Они строят­ся на введении особых понятий абстрактно-теоретического характера. Поэтому они связаны с математическим моделированием.

Возникновение экспериментально-математического естествознания на основе механики и физики знаменовало собой рождение знания осо­бого типа. С ним стали связывать особенности научного знания вообще. Экспериментально-математическое естествознание надолго определи­ло идеал научности. Под идеалом научности принято понимать совокуп­ность представлений о том, каким должно быть научное знание в отли­чие от знания ненаучного. Идеал научности определяет, каким крите-22

риям должно соответствовать научное знание, как оно соотносится с экспериментом, каковы его практические возможности и т.д.

В XVII в. складываются первые сообщества ученых. Это сообщества людей, осознавших свои особые задачи и общественную роль. Поэто­му можно говорить о рождении науки как особого социального ин­ститута в XVII в. В 1662 г. возникает ставшее впоследствии знаменитым Лондонское Королевское общество ученых, в 1666 г. — Парижская Академия наук.

Первые ученые не стремятся к противоборству ни с господствую­щей религией, ни с государственной властью, ни с традиционными философскими воззрениями. Они ищут для науки место в сложившейся структуре знаний и общественных институтов, определяют ее собствен­ную «нишу». Иначе и не могло быть: при рождении наука была столь слаба, что всякая конфронтация с существующей системой институтов и знаний была бы для нее губительной. Конечно, полностью избежать конфликтов не удалось: случай Г. Галилея, как и другие подобные, — яркое тому подтверждение. Однако первые ученые стремятся избежать противостояния. Напротив, они ищут покровительства у «сильных мира сего» — королей, герцогов, богатых меценатов и создают добровольные общества свободных испытателей природы — естествоиспытателей. Ха­рактерно и то, что наука возникает вне стен университетов, которые традиционно служили целям подготовки кадров богословов для католи­ческой церкви. Лишь постепенно, в течение XVIII — начало XIX в. наука проникает в рамки университетского образования. С этого момента на­ука становится деятельностью в полной мере профессиональной. Ученые-любители сменяются учеными-профессионалами. Во-первых, работа ученых в университетах стала постоянно оплачиваемой, а не осуществ­ляемой на случайные средства, как было ранее. Во-вторых, университе­ты проводили регулярную подготовку кадров ученых. В-третьих, в уни­верситетах обеспечивалась преемственность научных идей. В дальнейшем университеты ведут научную работу и подготовку кадров в тесном вза­имодействии с разнообразными содружествами ученых — академиями, научными обществами и т.д.

В период возникновения наука отчетливо не осознает себя чем-то радикально отличным от философии. Первые ученые называют свои труды «позитивной экспериментальной философией». Пути и методы научного изучения природы обосновываются философски. Особый вклад в обоснование науки и методов научного познания внесли та­кие мыслители, как Ф. Бэкон (1561-1626), Р. Декарт (1596-1650), Дж. Локк (1632-1704), Г. Лейбниц (1646-1716) и др.

Во многих случаях одни и те же люди выступают и как философы, обосновывающие правомерность научного познания, и как ученые-естествоиспытатели. Будучи убеждены в перспективности научного изучения природы, они подчас остро критикуют традиционную для Западной Европы схоластическую философию, тесно связанную с

античными взглядами на природу. Однако первые ученые убеждены в совместимости их воззрений с христианским мировоззрением. Они полагают, что, разгадывая тайны природы, они лишь расшифровыва­ют «письмена Бога». Они убеждены, что читают Книгу Природы, в которой Творец запечатлел определенные закономерности. Природа не является хаотическим сцеплением разнородных частей. В силу за­мысла Творца в ней присутствуют закономерности. Человек, будучи наделен разумом, способен познать их. Такого взгляда на научную работу придерживались не только первые ученые, но и многие иссле­дователи природы в последующие времена, вплоть до наших дней. Однако важно подчеркнуть, что первые этапы развития науки не были связаны с конфронтацией ее ни с религией, ни с другими формами культуры, в том числе с философией.

По мере развития науки и роста ее общественного влияния отно­шения науки с другими формами культуры все более усложнялись. Могущество науки со временем создало условия для экспансии науки. Экспансия (букв, «расширение») означала распространение науки на все без исключения сферы жизни человека.

Экспансия предполагает вытеснение наукой всех других форм куль­туры — религии, философии, искусства. Первая волна экспансионис­тских устремлений науки пришлась в Европе на середину XIX столе­тия. В России такая волна впервые явственно наблюдается в 60-е гг. XIX в. В это время модой становится отрицание значения сфер культу­ры, непосредственно не связанных с наукой, с естествознанием. Убеж­денность в превосходстве естественнонаучного подхода над всеми дру­гими запечатлена, например, в образе Базарова из известного романа И.С. Тургенева. Волны преувеличенной оценки возможностей науки повторяются периодически. Как правило, они совпадают с периода­ми значительных успехов какой-либо отрасли научного познания.

В наши дни особые надежды сторонников абсолютного доминиро­вания науки обращены к успехам кибернетики и связанного с ней ши­рокого распространения компьютеров. Не меньшие надежды продолжа­ют возлагаться на генетику — науку о законах наследственности живых организмов. Экспансия науки выражается, в частности, в стремлении полностью и без остатка «онаучить» человека и его бытие. Такое «онау­чивание» означало бы полное исключение из жизни элементов поэзии, искусства, мифа, религии. Преувеличенные упования на науку обычно связаны со стремлением к абсолютному господству над природой. При­рода представляется не более, чем объектом манипулирования и сред­ством удовлетворения потребностей общества. Столь же характерна для экспансии науки установка на переделку природы самого человека. Воз­никают проекты искусственного моделирования человека, создания людей с заранее заданными свойствами и т.д. Такая установка грозит полностью вытеснить из человеческих отношений элементы гуманно­сти, сочувственного отношения человека к человеку.

Таким образом, развитие науки сопровождается вызовами с ее сто­роны, обращенными ко всей культуре, прежде всего культуре гума­нитарной. Испытывает такие вызовы и философия.

Рост влияния науки поставил перед философией множество про­блем. Прежде всего возникла необходимость дать четкий ответ на воп­росы: является ли философия наукой и каково ее отношение к науке! Обратим внимание на три основных варианта ответа на эти вопросы.

1 См. более подробно: Аналитическая философия: Избр. тексты/Сост., вступ. ст.
и прим. А.Ф. Грязнова. М., 1993.

2 Гуссерль Э. Философия как строгая наука//Хрестоматия по зарубежной фило­
софии конца XIX — начала XX столетия/Под общ. ред. А.В. Соколова. М., 1995. С. 25.

3 Ортега-и-Гассет X. Указ. соч. С. 22.

Наиболее распространенными в современной философии явля­ются второй и третий варианты. Тем не менее следует отдать предпоч­тение третьему варианту, открыто признающему особый статус фи­лософии. Одновременно следует отметить вклад аналитической фило­софии и феноменологии в развитие философского знания, науки и культуры в целом.

В рамках третьего варианта не отвергается близость философии и науки. Наиболее отчетливо эта близость проявляется в методе: и на­ука, и философия являются рациональными формами познания. Они стремятся к логической строгости и обоснованности. Художествен­ный образ, метафора, элементы веры играют как в философии, так и в науке вспомогательную роль. Но и в рамках метода имеются разли­чия. Так, для философии не характерен эксперимент, без которого наука в большинстве случаев немыслима. Применимость математики для решения философских проблем далеко не так очевидна, как это признается для большинства научных дисциплин. Еще более значи­тельны отличия между философией и наукой в содержании, целях общественных функций и т.д.

Философия обобщает достижения науки, опирается на них. Игно­рирование научных достижений привело бы ее к бессодержательнос­ти. Философия вписывает факты развития науки в широкий контекст культурного и социального развития. Совместно с другими формами гуманитарной культуры философия призвана способствовать гумани­зации науки, повышению в составе научной деятельности роли нрав­ственных факторов. Поэтому философия во многих случаях должна ограничивать непомерные притязания науки на роль единственного и универсального способа освоения мира. Она соотносит факты науч­ного познания с идеалами и ценностями гуманитарной культуры.

1 См.: Философия и методология науки/Под ред. В.И. Купцова. М., 1996.

Не только философия нуждается в науке, но и наука нуждается в философии для решения стоящих перед нею проблем. Один из вели­чайших ученых XX в. А. Эйнштейн писал: «В наше время физик вы­нужден заниматься философскими проблемами в гораздо большей степени, чем это приходилось делать физикам предыдущих поколе­ний. К этому физиков вынуждают трудности их собственной науки».

Источник

Гусев Д. Популярная философия

ОГЛАВЛЕНИЕ

– Одни и те же! Одни и те же с начала веков, и никаких других никогда! – подхватил Кириллов с сверкающим взглядом, как будто в этой идее заключалась чуть не победа.

Ф.М. Достоевский «Бесы».

Глава I. Что такое философия?

§1. Наука обо всем.

Что же изучает философия? Точно ответить на поставленный вопрос невозможно, потому что у нее нет определенного, конкретного предмета и поэтому она сильно отличается от других существующих наук. Наиболее правильным, но одновременно кратким и странным, представляется следующий вариант определения философии – наука обо всем.

Подобным образом можно выделить главные черты неживой природы, растительного или животного мира и т.д. Основные черты связывают различные вещи, объединяют их в одну группу или класс предметов, в то время как конкретные или индивидуальные особенности вещей, наоборот, разъединяют их, отличают друг от друга. И если у каждой большой группы предметов существуют главные общие черты, наверное, и у мира в целом существуют какие-то главные черты или основные признаки, которые объединяют все совершенно различные вещи в одно грандиозное целое, которое мы называем «окружающим миром» или «мирозданием», или «Вселенной».

Понятно, что масштаб философии и масштаб любой частной науки несоизмеримы. Поле деятельности философии необъятно, сфера любой частной науки узка и ограничена. Цели частных наук и их задачи довольно скромные. Например, надо выяснить, с каким ускорением вращается электрон, как протекает химическая реакция, по каким закономерностям делится живая клетка, как движутся планеты и галактики, каковы причины какой-либо болезни и методы борьбы с ней и т.д.

Но если частные науки, в отличие от философии, с успехом справляются со своими задачами, невольно возникает вопрос о необходимости и смысле её существования. Роль и значение частных наук не вызывают сомнения, но не вполне понятно, зачем существует и что делает философия, если задает вопросы, на которые не может ответить, ставит задачи, с которыми не справляется, и стремится к целям, которые неразрешимы.

§2. «Я не мудрец, но только философ».

Таким образом, само понятие «философия» заключает в себе мысль о том, что конечная истина или абсолютное знание недостижимы, что на вечные вопросы ответов нет, и не будет. Следовательно, философией заниматься бесполезно? Пифагор, называя себя философом, отнюдь не считал стремление к мудрости бессмысленным делом. В его знаменитых словах содержится утверждение, что человек не только может, но и должен являться любителем мудрости. Поэтому понятие «философия» означает не только невозможность достижения абсолютной истины, но и о том, что к ней возможно и даже необходимо стремиться, следует постоянно искать ее. Но зачем?

Правильнее было бы предположить, что возможно и то, и другое. Но если существует вероятность достижения того, что кажется недостижимым, тогда поиск истины в высшей степени оправдан, а философия, занимающейся этим поиском, имеет огромный смысл и значение. Известный русский философ В.С. Соловьев писал по этому поводу: «Так как нам совершенно ничего неизвестно об относительном возрасте человечества, то мы не имеем права отрицать, что его предполагаемая неспособность к метафизическому (философскому) познанию может быть того же рода, как неспособность говорить у трехмесячного ребенка». Итак, мы не знаем, какие горизонты знания могут открыться нам в будущем, но значение философии и состоит в стремлении приблизиться хотя бы на шаг к ним.

§3. Азбука философии

Любая область знания имеет собственную систему понятий, на которых она базируется и которыми постоянно оперирует. Для изучения философии необходимо ознакомиться с ее основными понятиями и принципами, которые будут постоянно присутствовать в дальнейшем изложении.

Субъективное— это то, что существует в нас и зависит от нас, например, наши мысли или фантазии. Мы можем произвольно вызывать в собственном воображении одно или другое представление, и подобным образом можем убирать (стирать) его. Поэтому субъективный мир называется внутренним или духовным миром человека. Объективный мир, существующий вокруг нас, называется часто внешним миром.

Контакт человека с окружающим миром может быть непроизвольным или произвольным, бессознательным или осознанным, стихийным или специально организованным, но в любом случае этот контакт будет являться познанием, которое, таким образом, совершенно неизбежно для человека, если он существует в мире.

Люди философствуют в течение пяти тысяч лет, и все, что они думали и говорили, называется историей философии. И если философия как наука сомнительна, история философии есть совершившийся факт. Поэтому философия вообще возможна прежде и, скорее всего, как история философии.

Источник