Фаустова сделка что это
Фауст. Юридическая шутка
Использовался текст в переводе Н. Холодковского, как наиболее точный, приближенный к оригинальному тексту поэмы.
Сделка N 1. Глава «Пролог на небесах».
Бог не возражает Мефистофелю, не разубеждает его в его же собственных заблуждениях. Господь констатирует факты о Фаусте, мало имеющие отношения к спору:
«Пока ещё умом во мраке он блуждает,
Но истины лучом он будет озарён,
Сажая деревцо, садовник уже знает,
Какой цветок и плод с него получит он.»
В этих словах нет антитезы словам Мефистофеля, Бог видит и знает потенциал человека вообще, и Фауста, в частности.
Из этого диалога между Мефистофелем и Господом Богом можно сделать, на мой взгляд, ошибочный вывод, что Бог решил вступить в некие «деловые» отношения с бесом, и якобы заключил сделку (пари) относительно поведения и дальнейшей судьбы Фауста. На самом деле это иллюзия сделки. Причём, как мы увидим в конце поэмы (глава «Положение во гроб»), Мефистофель сам и пал жертвой этой иллюзии, оставшись ни с чем. Казалось бы, все условия «сделки» с Богом и последующей сделки с Фаустом выполнены, а душу Фауста бес так и не получил. Почему? Неужели несправедливость со стороны Бога?!
Иными словами, если поступки человека приведут его к Свету, никакой дьявол не сможет апеллировать к «сделкам», «пари» и иным мнимым «договорённостям». И, наоборот, если поступки человека приведут его к Тьме, это будет всё то же выполнение божьих установлений, а не выполнением условий «пари», плюс результат свободной воли человека, пусть и подстрекаемой бесом. Собственно, дьявольская рать на то и существует, чтобы свободную волю человека искушать, предлагать неправедный путь. Это позволено всем бесам изначально, безотносительно к диалогу между Мефистофелем и Богом.
По сути Мефистофель, подобно парижским мошенникам 20 века пытается продать Эйфелеву башню, или точнее, подобно О. Бендеру продаёт билеты в Провал, куда и так свободен проход. Но если последние обманывали покупателей башни и посетителей провала, то Мефистофель обманывает сам себя.
Понимая очевидную ничтожность и беспредметность условий «сделки», Господь говорит хитрецу: «Тебе позволено. Тебе не будет запрещенья». Собственно, всё это Мефистофелю «позволено» давно и так, без этого разговора, по изначальным установлениям. Пожалуйста, любой из бесов может попытаться обратить ко тьме любого из людей, и «владеть» душой, если свободная воля человека склонится к этому. О чём тогда «пари»? Ни о чём!
«И посрамлён да будет сатана!» Нужно ли было открывать глаза чёрту на его же собственные заблуждения? Зачем? После «посрамления» впредь будет умнее и осмотрительнее.
Далее, уверенный, что он хитрее Господа Бога, что он всё-таки заключил некий «контракт», «пари», «заклад», Мефистофель направляется к Фаусту и заключает сделку, причём письменную, кровью, с Фаустом.
Стоп! А зачем?!
Собственно, будучи не субъектом, а объектом «сделки» с Господом Богом, какое значение имеет воля Фауста для Мефистофеля? Разве, покупая хлеб, мы спрашиваем у хлеба разрешения на то, чтобы его съесть? Или спрашивают ли у раба, желает ли он быть предметом торга?
Видимо, Мефистофель понимает, что человек всё-таки обладает правосубъектностью. К чему же тогда предыдущий торг?
Значит плут и мошенник бес догадывается, что предыдущая его сделка не вполне легитимна! А точнее, пуста и беспредметна. Более того, предыдущая «сделка» не даёт ему никаких гарантий на владение душой Фауста. В конце концов свободу воли «ничтожного человека» отказался нарушать даже всемогущий Господь Бог, а значит, сделку требуется перезаключить, поскольку человек всё же субъект, а не объект по отношению к судьбе своей души.
Итак, о чём и каковы условия сделки между Мефистофелем и Фаустом?
Что это? Ещё одно условие или конкретизация первого отлагательного условия? Скорее конкретизация, причём не в пользу тёмных сил.
Далее Мефистофель просит соблюсти письменную форму сделки, что, собственно, и совершается, при этом чернилами служит кровь Фауста.
Новая сделка, с новым субъектом и с новыми условиями. Проанализируем и эту сделку. На этот раз это уже не совсем пари, где наступление условий не зависит прямо от воли сторон. Здесь бесом предлагается вполне конкретный предмет: услужение. С учётом его бесовских, сверхъестественных возможностей, почти неограниченный набор услуг. Как позднее выяснилось, не всё под силу духу отрицания, поэтому и «почти». В обмен требуется ответное услужение после смерти Фауста. Однако, нужно ли чёрту это услужение человека, да ещё и на том свете, при ограниченных-то возможностях человека? Вряд ли. Скорее всего Мефистофелю интересна душа Фауста, то есть предмет первой «сделки», с Богом.
Снова Мефистофель обманут в своих ожиданиях! Самим же собой обманут. Вправе ли будет требовать бес встречного предоставления по «сделке» в случае наступления отлагательного условия, но при отсутствии со стороны Фауста смертных грехов, неотпущенных грехов? Очевидно, что нет, поскольку порочен сам предмет сделки.
Что же в итоге получает Мефистофель по смерти Фауста? Ровно ничего! Не помогла подписанная кровью расписка-«вексель», не помогло якобы «пари» с Богом, которого Господь и не заключал. Душа Фауста, не отягощённая смертными грехами, неверием, досталась не Дьяволу, а Богу. Иначе и быть не могло.
Заключая сделки, тщательно изучайте предмет сделки, полномочия сторон, и действующее законодательство.
«Фауст» Гёте — что нужно знать об одном из самых сложных произведений мировой литературы
К 270-летию Иоганна Вольфганга Гёте
Приблизительное время чтения: 20 мин.
Нередко «Фауст» воспринимается как история о том, как главный герой, ученый, заключил сделку с нечистым духом. Однако из народной легенды с развлекательным сюжетом Иоганну Гёте удалось создать то, что Александр Пушкин назвал «величайшим созданием поэтического духа». Что же такого особенного в «Фаусте»? Во что верил Гёте и его герой? Кто такой Мефистофель? О чем эта грандиозная поэма — труд всей жизни гениального писателя всемирного значения? Отвечаем на эти и другие вопросы.
Иоганн Гёте — атеист и алхимик?
Нет. В юности Гёте пережил увлечение алхимической литературой, что потом вылилось в интерес к естественным наукам, которым писатель был верен на протяжении всей своей жизни. Также Гёте прекрасно знал Библию. В его семье ее читали на латинском и греческом языках. В автобиографии писатель рассказывает о том, как в детстве был очарован Ветхим Заветом и пытался читать его на древнееврейском языке с помощью учителя. Для него Библия была собранием поразительных историй о страданиях и радостях «героев веры», живших в непоколебимой уверенности в том, что Бог рядом, Он посещает их, сострадает, ведет их и спасает от бедствий. Бог в этих историях — знакомый и близкий, и когда ты смотришь на Него глазами персонажей, то и для тебя он кажется родным.
Гёте пережил в молодости сложную эволюцию взглядов, и не принадлежал, по его словам, ни к противникам, ни к отрицателям христианства. Он уважал религиозное чувство других и говорил о христианской религии уважительно и серьезно. Церковным человеком он не был, нередко признавал, что «слаб в вере», но к самой религии относился с глубоким почтением. В тех произведениях Гёте, где затрагиваются религиозные темы, он никогда не выступает как богослов, а только как художник слова.
«Заметим, кстати, что тот взгляд на мир, который транслируется в «Фаусте», может вызывать вопросы с христианской точки зрения.
Вы наверняка, даже если не читали Гете, знаете фразу: «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».
Русскому читателю она знакома благодаря роману Булгакова «Мастер и Маргарита». Однако герой Булгакова на самом деле цитирует текст Гете: «Частица силы я, желавшей вечно зла, творившей лишь благое». Из этих слов можно сделать вывод (и некоторые читатели его делают!), что зло в мире — не так уж и бесполезно. Оно как бы дополняет добро, а в сложном сочетании добра и зла рождается гармония земной жизни. Однако христиане не видят в зле основания какой бы то ни было гармонии. Зло — это лишь порча добра, а не «естественная» составляющая мира. Разумеется, «Фауст» — не богословский трактат и не справочник по учению Церкви, и Гете вряд ли хочет подорвать основы веры. Он — поэт, и создает такую картину мира, которая позволила бы придать сюжету максимально высокий драматический накал. Обратите внимание, что в самом начале «Фауста» писатель настоятельно предупреждает, что перед нами будет разворачиваться не подлинная жизнь, а поэтический вымысел.
Даром свыше Гёте считал поэзию: «истинная поэзия возвещает о себе тем, что она, как мирское Евангелие, освобождает нас внутренней своей радостью и внешней прелестью от тяжкого земного бремени».
Когда император Наполеон впервые увидел Гёте, то воскликнул: «Вот это человек!»
Действительно, Гёте был исключительным человеком своего времени: знатоком языков, поэтом, ученым, государственным деятелем, художником, актером и театральным режиссером, долго руководившим Веймарским театром; человеком, который одновременно со стихами, поэмами, романами, драмами, критическими статьями писал сочинения по естествознанию, искусствоведению, занимался химическими опытами, оптикой, минералогией, геологией, ботаникой, зоологией, педагогикой, вопросами организации войск, финансами, народным просвещением, горнодобывающей промышленностью и ткацким ремеслом. Он знал передовую философию своего времени, интересовался взглядами Канта, Фихте и Спинозы, чьи натурфилософские идеи были наиболее близки ему. Гёте восторгался драмами Шекспира, полотнами Леонардо да Винчи и Рафаэля, увлекался античным искусством, народной поэзией, принимал у себя французскую писательницу Анну де Сталь и русского поэта Василия Жуковского. Таким человеком был Иоганн Гёте.
Главная идея «Фауста»: союз с чёртом до добра не доведет?
Нет, главная идея состоит не в этом. Гёте вообще был решительно против определения главной идеи произведения и говорил о любопытствующих: «Вот они подступают ко мне и спрашивают: какую идею хотел я воплотить в «Фаусте»? Как будто я сам это знаю и могу выразить! “С неба через мир в преисподнюю” — вот что я мог бы сказать на худой конец; но это не идея, это процесс и действие. Далее, если черт проигрывает пари и если среди тяжелых заблуждений непрерывно стремящийся ввысь к добру человек достигает спасения, то в этом, правда, есть очень действенная, много объясняющая, хорошая мысль. Но это не идея, лежащая в основе целого и пронизывающая каждую его отдельную сцену. В самом деле, хороша бы была шутка, если бы я пытался такую богатую, пеструю и в высшей степени разнообразную жизнь, которую я вложил в моего “Фауста”, нанизать на тощий шнурочек одной единой для всего произведения идеи!»
Читая «Пролог в театре» к «Фаусту», можно заметить, что он заканчивается тем же:
(Здесь и далее цитаты из «Фауста» в переводе Николая Холодковского)
Гёте сфокусировался на исключительной личности, запечатлел расцвет индивидуальности едва ли не впервые в художественной литературе.
Человек у Гёте не только осознал себя как личность, он взвалил на свои плечи все бремя нерешенных вопросов и стремится дать на них ответы. Таким образом, судьба главного героя оказывается связанной со всем человечеством.
Гёте сам придумал Фауста?
Нет. В основу своего произведения Гёте положил легенду об ученом докторе Фаусте, возникшую в Германии в XVI веке, о которой писатель узнал еще в детстве. Предание гласило, что Фауст занимался черной магией, вызывал духов, продал дьяволу душу, а за это посланец ада исполнял любые его желания. Фауст существовал на самом деле. Известен ряд свидетельств о нем: документальных и легендарных. Он учился в Гейдельбергском университете, составлял гороскопы, странствовал, якобы творил различные чудеса, например, мог подняться в воздух. Дьявол был неизменным спутником во всех рассказах о Фаусте. Сохранились десятки разрозненных историй о докторе, которые в конце XVI века, в родном городе Гёте Франкфурте-на-Майне, были собраны в одну книгу «История о докторе Фаусте, знаменитом чародее и чернокнижнике, как он на некий срок подписал договор с дьяволом, какие чудеса он в ту пору наблюдал, сам учился и творил, пока, наконец, не постигло его заслуженное воздаяние». Книга должна была служить «устрашающим и отвращающим примером и искренним предупреждением всем безбожным и дерзким людям».
Тем самым сразу определяется отрицательное отношение к Фаусту. Таким оно остается в последующих обработках легенды, которая была очень популярна благодаря своему фантастическому характеру.
Людей эпохи Возрождения тянуло к магии, так как с ее помощью они хотели постигнуть тайны природы. Создатели первых легенд о Фаусте рассказывали о богоотступнике для устрашения, ни в коем случае не стремясь вызвать сочувствие к человеку, вступившему в союз с нечистой силой.
Английский драматург Кристофер Марло в «Трагической истории доктора Фауста» (1592) впервые показал трагизм судьбы героя. Он опоэтизировал личность Фауста, выявил его смелость духа.
Гёте же в корне изменил образ доктора. Из скучающего богоотступника он превратился в страдающую, ищущую и вдохновенную натуру, вобравшую в себя общечеловеческие черты.
Легенда о Фаусте обрабатывалась огромным количеством авторов до и после Гёте, однако только его «Фауст» оказался тем произведением, которое сделало историю героя бессмертной.
Как Бог и Мефистофель в книге относятся к Фаусту?
Бог в произведении Гёте — символ добрых начал. Носителем же зла является Мефистофель. Оба персонажа появляются в так называемом «Прологе на небесах» — одной из самых значимых сцен в трагедии, где в концентрированной форме выражена тема всего произведения и где Бог и Мефистофель затевают некий спор.
Мефистофель сосредотачивает свое внимание на Земле и ее жителях. Жизнь людей — каждодневная суета и мучение – так определяет Мефистофель человеческое бытие. Причина этого, по его мнению, в природе человека. Мефистофель презирает людей и не считает человеческий разум искрой божественного духа, которая заложена в человеке. Как считает черт, люди в силу своей дурной природы, сами портят жизнь, и нечистому даже нет необходимости творить зло на земле. Господь видит в речах Мефистофеля свойственный ему дух полного отрицания. Бог спрашивает, знает ли он Фауста:
Для Мефистофеля Фауст – обычный человек. Когда Бог называет его своим рабом, Он тем самым опровергает мнение Мефистофеля об абсолютном ничтожестве человека. В нем есть божественное начало – вот почему для Бога он не просто доктор, а существо, не чуждое Ему самому.
У Мефистофеля же свое мнение о Фаусте и его возвышенных стремлениях:
Мефистофелю Фауст кажется безумным мечтателем, желающим невозможного. Богу же известны и неудовлетворенность Фауста, и его искания, и Он знает, что они принесут свои плоды. Бог защищает Фауста:
Мефистофель уверен в противоположном: ничего у Фауста не выйдет. Его легко сбить с пути, отвлечь от возвышенных устремлений. Дьявол предлагает Богу пари:
Бог соглашается на спор, так как уверен в Фаусте: ему свойственно заблуждаться, ошибки неизбежны, но «чистая душа в своем исканье смутном сознаньем истины полна!». Бог верит в человека, поэтому позволяет Мефистофелю взяться за Фауста, заранее уверенный в том, что дьявол будет посрамлен.
В речах Мефистофеля и Бога сталкиваются два противоположных мнения о человеке. Нечистый полагает, что человеческая жизнь — суета, не меняющая ничего ни в его существовании, ни в самом человеке. В словах Бога выражено убеждение, что поиски обязательно приведут к совершенствованию человека. Так считал сам Гёте. Для него было несомненно, что рост, возвышение, развитие составляет закон жизни, сущность человека. Для Господа в произведении этот спор даже не имеет смысла, так как Он заранее убежден в победе. Но Мефистофелю позволено совратить человека с пути искания истины не для того, чтобы доставить удовольствие черту, а потому, что так нужно для самого человека. Бог уверен в том, что положительные качества Фауста сильнее любых пошлых и дурных соблазнов. Таким образом, Фауст подвергается испытанию как представитель всего человеческого рода. На нем и будет проверяться человечество.
Фауст — богоотступник, пожелавший исполнения всех своих желаний за договор с чертом?
Нет. Все сложнее. Фауст появляется перед читателем полным разочарования: «Что нужно нам, того не знаем мы, Что ж знаем мы, того для нас не надо». Фаусту горько осознавать, что он зря потратил жизнь на то, чтобы пройти курс всех четырех факультетов средневековых университетов (богословского, философского, юридического и медицинского). Фауст хочет познать природу, но понимает, как мал человек по сравнению с огромным миром, окружающим его. Он задумывается о том, что такое его жизнь и жизнь других. Фауст клеймит способность человека оправдывать свое бездействие, трусость, лень и безволие. Отчаяние Фауста достигает высшего предела: жизнь теряет для него всякий смысл, и тогда Фауст решает бросить вызов небесам. Когда он подносит к губам чашу с ядом, раздаётся песнопение из ближней церкви. Фауст отстраняет чашу: «О звук божественный! Знакомый сердцу звон Мне не дает испить напиток истребленья…». Фауст под влиянием пасхального песнопения ощутил прилив душевных сил и желание жить:
Фауст находит в себе силы пробудиться к новой жизни:
Это важное признание Фауста и вместе с тем объективная характеристика каждого человека. Он существо чувственное, но вместе с тем и духовное. Он пытается переводить Библию на немецкий язык. Для себя он решает, что первый стих Евангелия от Иоанна «В начале было Слово» – следовало бы перевести как «В начале было Дело». Утверждение Дела как первоосновы жизни становится девизом жизни Фауста.
Договор между Фаустом и Мефистофелем у Гёте отличается от легенды о Фаусте, где речь шла о том, что Фауст отдает свою душу, а Мефистофель обязуется исполнять все его желания. Таким образом, Фаусту ничего не надо делать самому. Ему предоставляется возможность желать, а все необходимые действия для удовлетворения этих желаний совершает черт. У Гёте Фауст не мог бы согласиться с таким порядком вещей. Это противоречило бы его деятельной натуре и жизненному принципу, что суть бытия — в деянии. Вот почему, когда Мефистофель сулит ему никем не изведанные радости, Фауст с презрением возражает:
Не покоя и удовольствий желает герой. Фауст пришел к мысли, что, только окунувшись с головой в жизнь можно что-то узнать о ней. Он объясняет Мефистофелю:
Мефистофель многого не понимает в Фаусте. Не понимает он, например, того, что Фауст думает не только о себе. Знание, которого он добивается, нужно ему для того, чтобы помочь людям. И сейчас, когда он собирается ринуться в гущу жизни, то опять не ради своего счастья, а для того, чтобы испытать всю полноту человеческого бытия, все, что выпадает на долю разных людей. Он хочет прожить больше, чем обыкновенную человеческую жизнь. Фауст у Гёте не ищет удовольствий, не ради них он продает ушу, а ради познания смысла жизни. Поэтому Фауст предлагает дьяволу необычное условие: когда он испытает полное удовлетворение, лишь тогда дьявол может забрать его душу:
Фауст хочет испытать всю меру радостей и страданий человечества. Он личность с возвышенными и благородными стремлениями и готов последовать за Мефистофелем, но не собирается подчиняться его воле. Желание Фауста изведать жизнь во всей полноте Мефистофель собирается извратить и причинить ущерб герою:
Каждое требование Фауста Мефистофель намерен использовать так, чтобы развенчать его стремления и идеалы.
Кто же такой Мефистофель?
Увертюра Рихарда Вагнера «Фауст»
Кто же такой Мефистофель? Сатана, владыка ада, один из прислуживающих ему чертей? Не так важно, какое место занимает Мефистофель в иерархии адских сил. В тексте произведения он фигурирует то как главный представитель ада, то как один из чертей ранга пониже. Он — дух отрицания. В «Прологе на небесах» Господь признает, что из всех духов отрицания Он более других благоволит к Мефистофелю за то, что тот не дает людям успокоиться. Эта же мысль выражена в ответе Мефистофеля на вопрос Фауста, кто он:
Мефистофель — значительная, но не грандиозная фигура. Гёте лишил дьявола героического величия. Он не восстает против Бога. У Гёте Мефистофель — проницательный черт, знаток слабостей человека. Несмотря на это, образ противоречив, так как в нем дурное уживается со здравым началом. В его оценках звучит голос рассудка, но не разума с его стремлением дойти до корня вещей. Мефистофель выглядит как светский человек XVIII века и ведет себя по отношению к Фаусту как опытный, знающий мир спутник в путешествии, устроитель развлечений, как слуга, устраивающий все для своего господина.
У Мефистофеля есть сверхзадача: доказать Богу ничтожество человека. Для этого ему и надо вовлечь Фауста в круговорот жизни.
Получилось ли у Мефистофеля совратить Фауста с истинного пути?
Нет, несмотря на отчаянные попытки. В винном погребке Ауэрбаха (который, кстати, существует на самом деле и в который заглядывал молодой Гете, когда учился в Лейпцигском университете) Мефистофель тщетно пытается замарать Фауста житейской грязью, приведя его в компанию грубых и развязных пьянствующих студентов. Также не получается у черта погрузить Фауста в омут развратных наслаждений на шабаше ведьм и колдунов на горе Броккен в Вальпургиеву ночь. Кстати, путешествуя в горах Гарца (горный массив в центральной части Германии), в декабре 1777 года сам Гёте совершил восхождение на Броккен и узнал легенду о том, что именно на этой горе ведьмы устраивают шабаши. Гёте воспользовался народным поверьем, вольно обработал его и придал ему символический характер. Здесь Фауст видит все злое и дурное, что есть в человеческой природе. Однако Фауст и тут выглядит чужаком, не поддается вихрю сладострастия и порока.
Несмотря на проявленные порой слабости, Фауст всегда возвращается на избранный им путь искания истины и постижения жизни во всей ее полноте. Образ Фауста обретает полновесную человечность. Больше всего Мефистофель надеялся, что Фауст забудет о своих высоких стремлениях под влиянием любовного чувства. Этого не произошло, потому что трагическая любовь Фауста к набожной девушке Маргарите оказалась в итоге не только выше чувственных наслаждений, но и выше смерти.
Неужели «Фауст» — это о любви?
Да. История большой человеческой любви Фауста и Маргариты (Гретхен — ее уменьшительное имя) подлинно трагична. У главного женского персонажа трагедии были реальные прототипы, начиная с первой возлюбленной Гёте — девушке из народа по имени Маргарита. Во Франкфурте Гёте услышал историю девушки простого звания по имени Сюзанна Маргарета Брандт, которая, родив ребенка вне брака, утопила его. Когда ее арестовали, она созналась во всем и была осуждена на смертную казнь. В трагедии Гретхен также совершает преступление: топит своего новорожденного ребенка. Ее приговаривают к смерти, хотя убийство она совершила в состоянии умопомрачения. Фауста терзает мысль о страданиях, которые должна перенести несчастная девушка. «Меня убивают страдания этой единственной, а его (Мефистофеля) успокаивает, что это участь тысяч». Это та же самая мысль, которую потом выразит Федор Достоевский: каждое человеческое существо обладает ценностью, и нельзя быть равнодушным к страданию одного несчастного и безвинного. Зло и горе стали для Фауста страшной реальностью. Единственным его желанием стало спасти Маргариту. Мефистофель же уверен, что Гретхен будет осуждена небесами, но в ответ на его слова об этом раздается голос свыше: «Спасена!»
Мефистофелю разрешено низвести человека в глубочайшие бездны зла, но Бог не сомневается в том, что лучшие начала в нем восторжествуют. В конце «Пролога на небе» Господь обращался к архангелам с призывом:
Становится ясно, почему Мефистофель терпит поражение и голос свыше возвещает, что Маргарита спасена, почему ей, страдалице, грешной, преступнице, дано прощение. Она любила. И сама Любовь прощает ее.
У Гёте, как и великого итальянского поэта Данте, схожее понимание любви. «Божественная комедия» Данте заканчивается словами о высшей силе, управляющей вселенной, и это: «Любовь, что движет солнце и светила». У обоих поэтов высшей и благой силой провозглашена Любовь.
Вторая часть «Фауста» — хуже первой?
Они разные. Когда вторая часть трагедии появилась в печати, многие читатели посчитали, что она уступает первой. В первой духовные метания Фауста и его трагическая любовь находили отклик в сердцах чувствительных читателей. Вторая же часть написана в иной манере. Здесь почти нет психологических мотивов, отсутствуют изображение страстей и романтический элемент. Персонажи здесь не столько жизненные характеры, сколько обобщенные фигуры, символы определенных идей и понятий. Гёте здесь выражает свои взгляды на современную ему эпоху, затрагивает вечные проблемы и вопросы, пишет о поисках духовной красоты и, конечно, смысла жизни.
Переводчик «Фауста» на русский язык и крупный исследователь этого текста Николай Холодковский писал: «Если на других планетах живут разумные существа, и если эти существа захотели бы ознакомиться в общих чертах с сущностью человеческого духа и человечества, с теми вопросами, которые его мучают и волнуют, то нельзя было бы посоветовать им ничего лучшего, как внимательно прочесть и продумать гётевского “Фауста”».
Фауст обретает смысл жизни в исканиях, в действии, в усилии. Он прошел через сомнения, лишения и страдания. Высшую мудрость герой обретает на исходе своей жизни. После смерти Фауста Мефистофель хочет утащить его душу в ад, но вмешиваются божественные силы и уносят ее на небо, где ей предстоит встреча с душой Маргариты. Его душу осеняет «божественная благодать». Смысл жизни, по Фаусту (и, конечно, по самому Гёте), — в стремлении человека осмыслить свое существование в мире. Человеческое существование — это факт, и все, что может и должен сделать человек, — это стремиться осмыслить его.
Главное, о чем нам своим «Фаустом» хочет сказать Гёте, — это постоянная работа над собой, упражнение и развитие вложенных природой в человека способностей и совершенствование через это его духовного существа. Только так человек может найти подлинное удовлетворение и только этим он может быть по-настоящему полезным людям. «Я думаю, — говорил Гёте Эккерману, — что каждый должен начать с самого себя».
Правда ли, что, если не знаешь немецкого языка, за чтение «Фауста» лучше и не браться?
Это заблуждение! За перевод великого творения Гёте на русский язык бралось огромное количество талантливых и смелых переводчиков. Самый известный и чаще всего цитируемый перевод был выполнен Борисом Пастернаком в 1948–1953 годах. Однако переводческий опыт писателя нередко признавался специалистами как вольный и мало совпадающий с достоинствами немецкого оригинала. Существуют также переводы Афанасия Фета и Валерия Брюсова, Константина Иванова, Дмитрия Цертелева, Павла Трунева, Александра Струговицкого и ряда других специалистов. Самой же высокой точностью обладает перевод Николая Холодковского. Именно в его исполнении мы и советуем читать историю о Фаусте. Холодковский начал переводить «Фауста» шестнадцатилетним юношей, а закончил его уже «убеленный сединами». Для него это был труд всей жизни. Он многократно перерабатывал текст, чтобы максимально усовершенствовать перевод, а также снабдил получившийся в итоге эталонный вариант подробным комментарием и примечаниями к отдельным стихам гётевской поэмы. Для читателя это настоящий клад и прекрасная возможность глубже понять творение Гёте.
Правда ли, что Гёте писал «Фауста» всю жизнь?
Можно сказать, что да. Фауст всегда был неизменным спутником самого автора на протяжении шестидесяти лет. Замысел произведения возник у Гёте еще в 1773 году, когда ему было всего 23 года, а заканчивал текст автор, будучи глубоким 82-летним стариком. Когда Гёте начал работу над «Фаустом», он уже был известным в Германии молодым писателем — популярность ему принес роман «Страдания юного Вертера» (1774). В 1790 году Гёте напечатал ряд сцен «Фауста», предупредив читателей, что это отрывки, а не законченное произведение. Действие было доведено до сцены, где главная героиня — Маргарита — молится в соборе. В 1794 году поэт сблизился с немецким поэтом Фридрихом Шиллером. Именно в годы общения с ним замысел «Фауста» обрел тот всеобъемлющий философский характер, который так высоко поднял это творение над другими произведениями Гёте и над всей немецкой литературой. Первая часть «Фауста» вышла в свет в 1808 году. Потом настал перерыв. Для того чтобы Гёте снова принялся за «Фауста», понадобилось вмешательство Иоганна Петера Эккермана, который был секретарем Гёте. Именно Эккерман побудил поэта вернуться к незавершенной работе. С 1825 года начинается последний период создания «Фауста», длившийся 7 лет. В эти годы Гёте сам определил для себя, что «Фауст» для него является «главным делом». Вторая часть была закончена в 1831 году и появилась в печати после смерти поэта в 1833 году.
Источники: Александр Аникст «“Фауст” Гёте», Рюдигер Сафрански «Гёте», Иоганн Вольфганг Гёте «Собрание сочинений в 10 томах», Жоэль Шмидт «Гёте»
Иллюстрация на превью: Франц Ксавер Симм. «Фауст». Обложка. 19 век