Ф конюхов что сделал
«Человечество идет по неправильному пути» Федору Конюхову 70 лет. Большое интервью главного путешественника России
12 декабря исполняется 70 лет Федору Конюхову — неутомимому российскому путешественнику, воздухоплавателю, альпинисту и художнику. Его имя знают во всем мире. Он совершил более 50 экспедиций в самые опасные и неизведанные точки земного шара. Установил 25 мировых рекордов, часть из которых занесена в Книгу рекордов Гиннесса. Совершил четыре кругосветных плавания, 17 раз пересек Атлантику. Стал первым человеком на Земле, который смог достичь пяти полюсов нашей планеты: Северный и Южный географические, Полюс относительной недоступности в Северном Ледовитом океане, Эверест (полюс высоты), мыс Горн (полюс яхтсменов). Кроме того, ему первому удалось выполнить программу Adventurers Grand Slam («Большой шлем приключений»), состоящую из Северного и Южного полюсов и семи вершин мира, включая Эверест. В интервью «Ленте.ру» он рассказал о том, кто вдохновляет его быть первым в испытании человеческих возможностей, о мечтах, привязанности к родине и красоте мира.
«Лента.ру»: Ради чего или ради кого вы путешествуете, совершаете так много подвигов. У вас есть какая-то высшая цель?
Федор Конюхов: Цель любого человека — познать себя и мир. Как именно это сделать, каждый решает сам. Путешествия — это мой образ жизни, способ познавать нашу планету, себя, других людей. Не просто так люди путешествуют уже тысячелетия. Путешествия были, есть и будут. Да, они изменятся — станут другими, прежним будет только название.
Сейчас не открывают материки или острова, сейчас открывают свою духовность
Вот и я — не просто переплываю океан на весельной лодке, а расширяю пределы представлений человека о том, что он может. Мне в чем-то проще, чем великому Уэмуре. Во-первых, первопроходцу сложнее всегда. Во-вторых, на меня работает технический прогресс и современные технологии. Мир очень изменился, и все мои рекорды за последние двадцать лет — на стыке возможностей человека, техники и технологий. И это здорово, замечательно, что технологии помогают раздвигать пределы возможного!
Восхождение команды Федора Конюхова на Эльбрус, 7 августа 2020 года
Фото: пресс-служба Федора Конюхова
Вы совершили уже столько подвигов, побили столько рекордов. Не разучились мечтать?
Пустым приятным мечтаниям я не предаюсь, у меня есть четкие мечты и цели, и я понимаю, как сделать их реальностью. План экспедиций расписан до 2030 года. Хочу улучшить рекорд на воздушном шаре — в 2016 году я облетел планету за 11 дней, но за пять лет технологии ушли вперед, нужно пробовать совершить два оборота без посадки за 25 дней. В 2022-2023-м готовлюсь перелететь через Северный Ледовитый океан от Шпицбергена в Канаду на воздушном шаре. Работаем над задачей подняться в стратосферу на 25 километров — тоже на воздушном шаре, самом большом в мире.
Также в планах — побороться за Кубок Жюля Верна: совершить кругосветное плавание за 80 дней на солнечной энергии без заходов в порты, пройдя через три легендарных мыса: Доброй Надежды (Африка), Луин (Австралия), Горн (Южная Америка)
Еще один «солнечный» проект связан с авиацией. Планирую совершить беспосадочный перелет вокруг земного шара на самолете «Альбатрос» с размахом крыла 45 метров, оснащенном электродвигателями и солнечными панелями.
Очень хочу, чтобы состоялся проект по Марианской впадине, чтобы удалось построить батискаф и погрузиться на самое дно, на 11 тысяч метров, где встречаются две литосферные плиты. А еще планирую вернуться в Южный океан на весельной лодке «Акрос» и пройти второй этап от мыса Горн до Австралии.
Кругосветный переход Федора Конюхова на весельной лодке «Акрос» в Южном полушарии, 9 мая 2019 года
Фото: пресс-служба Федора Конюхова
Вам исполнилось 70 лет. Что вы испытываете в связи с этим?
Я стараюсь не привязываться к датам, никаких торжеств и празднеств не устраиваю. С одной стороны, я рад, что прожил 70 лет на этой земле, у меня трое детей, шестеро внуков, и в этом октябре родился правнук, его тоже назвали Федором — в честь праведного воина, адмирала Федора Ушакова. С другой стороны, грустно, ушел еще один год, а я так мало сделал за этот период.
70 лет — это для вас большой возраст?
Раньше я так думал: в 50 лет уеду в деревню, буду писать книги, картины на покое. А когда исполнилось 50 лет — такое ощущение, что вся жизнь впереди. Многие самые интересные свои рекорды я после пятидесяти и даже шестидесяти поставил.
В 61 год второй раз на Эверест сходил, в 65 — облетел планету на воздушном шаре, поставил мировой рекорд, в 68 — на веслах Южный океан прошел, тоже с рекордом. Пока силы есть, буду путешествовать
А деревня все-таки есть, в Тульской области. Но не просто домик для отдыха на пенсии. Мы с друзьями строим там на 70 гектаров деревню Федора Конюхова. Строим школу и музей путешественников, галерею, творческие мастерские для художников. Это будет пространство, проникнутое духом путешествий и романтики. Очень хочется передать его другим людям.
В 1983 году Федор Конюхов стал самым молодым художником, принятым в Союз художников СССР
Изображение: пресс-служба Федора Конюхова
Все вокруг сейчас только и говорят, что о выгорании и депрессии. Можно ли вылечить депрессию путешествиями?
Да это бездельники так говорят. Какая может быть депрессия в наше время! Иди на стройку работай, купи заброшенное поле и засади картофелем, потом его надо пропалывать, а затем выкапывать. Если нет своего ребенка, возьми из детского дома, и сразу вся депрессия пройдет. Я где-то читал, что женщина в Китае купила участок промышленной земли и за свою жизнь посадила один миллион деревьев! Вот это точно не зря прожитая жизнь. Уверен, у нее не было депрессии.
Путешествиями человека вряд ли вылечишь от уныния. Болтаться по миру — это не есть путешествия. У путешественника каждый шаг должен быть осмысленным. Невозможно убежать от себя и своих проблем в горы или океан. Человек рано или поздно вернется к себе, ведь главное путешествие его жизни — это сама жизнь.
Можете ли вы позволить себе посидеть дома? Или для вас это скука?
Я, как и все, весной 2020 года честно отсидел два месяца в самоизоляции, в деревне в Тульской области. Скучно мне не было ни минуты: закончил книгу про весельный переход через Южный океан на лодке «Акрос», написал несколько картин, сколотил несколько десятков скворечников, деревья сажал, планировал будущие экспедиции. Когда скучать? Другое дело, что мои проекты связаны с перемещениями по всему миру. Невозможно пересечь океан или подняться в стратосферу, сидя дома.
Федор Конюхов пересек Тихий океан на весельной лодке «Тургояк», 31 мая 2014 года
Фото: пресс-служба Федора Конюхова
В одном из интервью вы говорили, что совершали подвиги ради России, что ставили рекорд именно как русский человек. Но разве это в первую очередь не рекорд просто личности?
Так устроен наш мир, что мы все живем в какой-то стране, принадлежим к какой-то культуре. Я живу в России, люблю ее, не променяю ни на какую другую страну, никогда даже и не думал об эмиграции. Мои рекорды — это, конечно, рекорды конкретного человека, у человека есть гражданство, большая и малая родина, корни, история, семья. Я вырос на берегу Азовского моря.
У меня было прекрасное деревенское детство: пас коров, рыбачил, учился грести и ходить под парусом. Помню запах сена на сеновале, помню, как соленая вода щиплет разбитые коленки
20 лет я прожил в Находке, в Приморском крае, на берегу Японского моря, она для меня родная. Приморье стало колыбелью и тестовым полигоном для многих проектов. Поднимаясь на сопку Чандолаз, мечтал о восхождении на Эверест. Идя на лыжах по тайге, думал про поход к Северному полюсу. С середины 90-х с семьей живем в Москве. На Павелецкой моя мастерская, здесь я построил часовню в память о погибших друзьях, с которыми ходил в экспедиции. В Тульской области строим деревню. Вся моя жизнь — в России, она часть меня.
Говорят, что границ быть не должно, что их придумали люди. Вы бы хотели, чтобы в мире не существовало границ? Не приведет ли это к всеобщему хаосу?
Мне кажется, что человечество пока не готово жить без границ и прочих условностей. Нет какого-то универсального языка понимания и взаимодействия, который встанет выше разумных ограничений, и физических, и духовных. Другое дело, что во всем мера нужна — и в вопросе с визами и границами тоже.
Катамаран океанского класса длиной 11 метров, оборудованный электрическими моторами и солнечными модулями
Изображение: пресс-служба Федора Конюхова
Я уже много лет занимаюсь международными проектами. Были и совместные с Канадой экспедиции в Арктике, и советско-американский велопробег Находка — Москва — Ленинград. Вместе с яхтсменами из других стран пересекали океаны. Кругосветка на воздушном шаре стала возможна благодаря англичанину Дону Камерону и его компании Cameron Balloons, австралийцу Джону Уоллингтону, который добился разрешения на полет и организовал австралийскую логистику, бельгийскому метеорологу Дэвиду Дехенау, русскому, итальянскому и немецкому инструкторам Ивану Меняйло, Джовани Аймо, Вильхельму Эмерсу, которые тренировали и готовили меня к перелету. Все мои весельные лодки и катамаран проектировал мой друг, английский дизайнер Фил Моррисон, и строились они на английской верфи.
Сегодня любой мировой рекорд — это вложения и результат работы людей из многих стран независимо от национальности. Я знаю, международные экспедиции объединяют людей
Представьте, если Россия, США, Китай объединили усилия по освоению Марса. Да мы давно бы уж строили там города! Но наши страны в состоянии конфронтации, и триллионы средств уходят на вооружение, которое с годами устаревает и нужно изобретать новое. И на это уходят колоссальные ресурсы. А мы до сих пор передвигаемся на автомобилях, концепция которых придумана в начале прошлого века, и летаем в самолетах, зажатые между кресел. Перелет на реактивном самолете через Атлантику за четыре часа — вот это было круто. А сейчас этого нет. Мы увлеклись разработками потребительских технологий и товаров, но не развитием технологий, которые позволяют нам заглянуть за горизонт.
Самолет «Летающая Лаборатория» с размахом крыльев 25 метров, оборудованный гибкими солнечными батареями и системами накопления энергии
Фото: пресс-служба Федора Конюхова
Как готовятся ваши экспедиции, кто их финансирует? Ведь речь идет о больших деньгах.
У меня есть команда специалистов по всему миру. Ее ядро — Экспедиционный штаб в Москве, которым вот уже 20 лет руководит мой сын Оскар. Горизонт планирования у нас — на десять лет вперед, работаем одновременно по нескольким проектам. Время идет быстро, боюсь не успеть все, что интересно, нужно поторапливаться.
Как выглядит этот процесс? Сначала, конечно, рождается сама идея, сутевое содержание проекта, идеология. Мы пишем концепцию и техзадание, потом ищем тех, кто может построить и спроектировать лодку, катамаран или воздушный шар. Далее мы находим стартовое финансирование, появляется проект с подробной сметой, и начинается долгий поиск спонсоров. Иногда, как с воздушным шаром «Мортон», он затягивается на десять лет.
Поиск — это огромное количество встреч, рассказов, пояснений. Недостаточно просто прийти к абстрактному бизнесмену и сказать, что мы, мол, хотим построить океанский катамаран, он стоит полмиллиона долларов, будет оборудован российскими солнечными батареями, дайте, пожалуйста, денег
Ищем либо технологического партнера, который предоставит оборудование или материалы для строительства, либо финансового, которому тема близка. На катамаран, например, больше половины суммы дала «Лига Ставок». И тут как раз исключение из правил вышло. Мы буквально полчаса поговорили с их президентом Юрием Красовским. И у него отозвалось: и спортивный рекорд, и новая страница в истории океанского спорта, и перспективы альтернативной энергии, и экология. Помогают, если совпадает идеология или интересы. А просто так никто ничего не дает, я к этому нормально отношусь. Мы же не связаны с государственным бюджетом. Нам помогает частный бизнес, а там хорошо знают цену деньгам.
Одиночный кругосветный полет Федора Конюхова на воздушном шаре «Мортон», 2016 год
Фото: пресс-служба Федора Конюхова
У вас огромный опыт путешествий. Волнуетесь ли вы перед стартом очередной экспедиции?
Волнуюсь, и это нормально. Но любое мое путешествие — результат многолетней тщательной подготовки. Наоми Уэмура говорил: «Из любой экспедиции можно вернуться живым, если хорошо к ней подготовиться». Так что волнение мое — не сродни тревоге. Это скорее волнительное ожидание, а в случае с ближайшим стартом, с катамараном — предвкушение встречи с океаном, по которому я очень скучаю. Но страшно, конечно, бывает.
Любому человеку будет страшно в таком безбрежном просторе и так далеко от цивилизации. Ведь в Тихом океане, например, две трети пути — это мертвая зона, где нет вообще никого, ни одного судна, куда никакая спасательная экспедиция не дотянется
Там радиоэфир молчит. Но я привык к одиночеству, оно меня не тяготит. Друзья подсчитали, что в океанских походах я провел больше тысячи дней и проделал путь от Земли до Луны. Плюс я знаю, как себя вести в сложных ситуациях, и готов к тому, что они неизбежны.
Как обычно организован ваш быт в океане? Что вы едите, как греетесь?
Федор Конюхов на яхте «Алые Паруса» в ходе плавания вокруг Антарктиды (Antarctica Cup), 12 марта 2008 года
Фото: пресс-служба Федора Конюхова
У меня с собой запас сублимированного питания. Пакеты легкие, всегда беру запас с излишком — во время последнего перехода через Тихий океан надеялся управиться за 100 дней, но в итоге из-за штормов пробыл больше 150, а еды было на 200 дней. В смеси и мясо, и рыба, и овощи в виде порошка. Делаю кипяток на газовой горелке, заливаю содержимое пакета — и готова калорийная горячая еда. Но во время сильного шторма горелкой пользоваться опасно, еду не приготовить, приходилось голодать сутками.
Однажды шторм продолжался больше тридцати часов подряд. Лодка тогда перевернулась, и мне пришлось все это время лежать привязанным в спальном отсеке, чтобы не упасть на потолок и не создать противовеса. В противном случае лодка не смогла бы встать на киль
Когда погода благоприятная, не штормит, могу порыбачить — у меня с собой все нужные снасти. Рыба попадается редко, а вот кальмаров я ловил. Это настоящий гастрономический праздник.
Проблема обогрева жилого отсека решается с помощью нагревательных элементов, которые питаются от солнечных батарей. Вот стирку и сушку одежды в океане организовать сложно, из-за соленой воды вещи сохнут плохо. Их нужно прополоскать в пресной воде, а ее приходится использовать очень рачительно. Когда одежда промокает насквозь и пропитывается солью, я меняю ее на новую. У меня несколько комплектов вещей, упакованных в специальные герметичные мешки.
Федор Конюхов во время экспедиции по Антарктиде, 1 декабря 1995 года
Фото: Ирина Кузнецова / ТАСС
В одиночных путешествиях вам наверняка снятся красочные сны. О чем они обычно?
Примерно 90 процентов моих экспедиций проходят в таком напряженном режиме, что я просто не успеваю смотреть ни красочные, ни обычные сны. Задача — хоть немного восстановить силы.
Когда на воздушном шаре совершал кругосветку, не спал почти 11 суток, приходилось постоянно следить за оборудованием, приборами, быть на связи со штабом и авиадиспетчерами, чтобы не уйти с курса и избежать столкновения с пассажирскими лайнерами, чтобы держать нужную высоту с попутными ветрами
А ведь есть еще обслуживание горелок, замена газовых баллонов — один из них воспламенился, чуть не взорвался, чудом успел его отрезать. После того как из строя вышла печка, температура в гондоле упала, почти сравнялась с минус 40 за бортом, вода в бутылках замерзла, я не мог даже попить. Когда встретился с холодным фронтом и попал в чудовищную грозу, тем более не спал ни минуты.
Федор Конюхов совершил восхождение на Эверест, 11 мая 1992 год
Фото: пресс-служба Федора Конюхова
В лыжном переходе по Северному полюсу на морозе минус 40 или на пути к вершине Эвереста тоже не разоспишься, это может привести к гибели. А ведь недосып — очень опасная вещь, увеличивает риск совершить ошибку, которая может стоить жизни. Но даже когда экспедиция завершается и вроде бы самое время отсыпаться, снов особо не вижу. Видимо, организм решает главную задачу — восстановиться как можно быстрее.
Многие путешественники считают, что нельзя говорить «покорил» вершину, что слово «покорить» некорректно использовать в отношении природы. А как считаете вы?
Сам я никогда не скажу — я покорил Эверест. Поднялся — более правильно. Гора пустила, гора позволила. Недаром Эверест называют вершиной мира, его надо уважать. Право на него подняться и крюк в него забить еще нужно заслужить… До вершины ведь доходит только каждый третий, хотя решаются на это сильнейшие, опытнейшие альпинисты. А если дошел — то за себя и за того парня, который не смог, погиб, попал в печальную статистику вместо тебя. Спуск, кстати, ничуть не легче подъема. В первый раз я был на Эвересте в 1992 году. Тогда, стоя на вершине, поймал себя на том, что я пуст, что больше нет ни физических, ни душевных сил.
Что до «покорения природы» — сколько веков покоряли, брали что могли, не стеснялись, не думали о последствиях. Ни один хищник не съест больше, чем нужно, он бережет свою кормовую базу, а если нужно — законы саморегуляции в дело вступают. Но люди хуже хищников, живут одним днем, не думают о последствиях. Загрязняют и сушу, и океаны, уничтожают растения и животных. Смотреть на все это и грустно, и больно
Мне кажется, человечество идет по неправильному пути, по пути разрушения себя и планеты. Мы очень мало созидаем.
Федор Конюхов пишет картину на Северном полюсе, 1990 год
Можно ли остановить загрязнение природы, отодвинуть экологическую катастрофу? Что нужно делать для этого?
Нужно объединяться прежде всего, учиться брать на себя ответственность, принимать правильные законы, следовать им. Нужно просвещение, чтобы люди понимали последствия. Хорошие примеры тоже важны.
К проблеме нужно комплексно подходить, видеть ее со всех сторон. Вот смотрите. Этим летом я совершил первый в истории одиночный дрейф на льдине в районе Северного полюса. Это был старт масштабного экологического проекта «Чистая Арктика». У России самый протяженный по широте сектор в арктической зоне. Это значит, мы должны быть примером для других стран, показывать, как бережно нужно относиться к хрупкой северной природе.
На севере России текут великие реки — Северная Двина, Печора, Обь, Енисей, Лена, Колыма, они несут свои воды в Северный Ледовитый океан. Если вода грязная, страдает и сама река, и океан. Сохраняя чистоту рек и прибрежных зон, мы сохраняем и океан. А чтобы сохранить реки, нужно очень бережно вести любую деятельность на прилегающих территориях. Там ведь и нефть, и газ… Проблема комплексная, и решать ее нужно комплексно, обязательно рассказывать и показывать людям, как прекрасна и как уязвима Арктика. Мне было очень приятно, что молодежь со всей страны активно включилась в этот проект, в волонтерскую работу, в ликвидацию накопленного за десятилетия экологического ущерба.
Я очень надеюсь, что мировое сообщество опомнится, что будущее останется за устойчивым развитием. Я понимаю этот термин так: нынешнее поколение должно развиваться, думая о будущих поколениях, о том, что им оставит. Это касается и отдельных людей, и государств, и бизнеса. Я готов участвовать в этом благом деле, своим именем и рекордами привлекать к этому внимание
Вы своими глазами видели очень много красивых мест. Что для вас красота? Как вы для себя объясняете это понятие?
Я побывал на всех континентах, во всех океанах и морях, более чем в 185 странах, в стратосфере. И нигде я не видел чего-то некрасивого. Все вызывает в душе отклик, радость, удивление. Когда шел к Северному полюсу, бывало, что внезапно расходились облака и все заливало каким-то поразительным, ослепительным светом, его и словами описать невозможно.
Гонка на собачьих упряжках Iditarod через Аляску по маршруту Анкоридж — Ном, 4 марта 2000 года
Фото: пресс-служба Федора Конюхова
Когда встречаешь кита первый раз, просто не можешь вместить в себя то, насколько он огромен и совершенен. А как красива цветущая пустыня! Даже в центре океана красиво, хоть там нет ни ярких красок, ни птиц, ни зверей, а только оттенки серого цвета. Каждая травинка и букашка прекрасны и соразмерны. Змей взять — их многие не любят, а ведь они грациозные, стремительные. Северные ездовые собаки, на которых мы Гренландию пересекли, — они и внешне удивительные, а какие умные! Если установишь с ними контакт, слушаются без слов, с полувзгляда! В природе красиво все. А уж дальше — вопрос восприятия.
Эту красоту хочется запечатлеть, поделиться ею с другими. Поэтому уже много лет я рисую то, что вижу и чувствую во время экспедиций и в обычной жизни. Уже больше трех тысяч картин накопилось, в какой-то момент я их даже считать перестал. Очень отрадно, что мои выставки регулярно проходят по всей России, что коллекционеры покупают картины. Значит, красота Божьего мира, какой я ее вижу, находит отклик не только у меня. Красота — в глазах смотрящего.
«Трупов на Эвересте много. Тела превращаются в мумии, усыхают от солнца». Истории о самом известном путешественнике России
Статья опубликована в газете под заголовком: ««Трупов на Эвересте много. Тела превращаются в мумии, усыхают от солнца»»
Обозреватель «СЭ» в своей авторской рубрике рассказывает о Федоре Конюхове, которому 12 декабря исполнилось 70 лет.
Голышак вспоминает
Где-то в Заокском районе Тульской области проводит пандемию Федор Конюхов. Тоскует по океанам. По волнам с дом высотой.
Я по волнам не тоскую вовсе — в малолетстве уносило на морском велосипеде куда-то за горизонт, к турецким берегам. Прохлопал отлив — и волны качали так, что стресса страшнее в жизни не было. Если я сам побывал хоть раз в жизни Федором Конюховым — то именно тогда. Хватит.
По волнам, по опасности пучины не скучаю — а по Федору Филипповичу еще как! За прежние встречи не наговорился. Да и Конюхов вроде времени не терял, копил приключения и тяготы. Так что встреча номер три возможна.
Я смотрю, как осаждают репортеры всех каналов его в канун 70-летия — и Конюхов, изнуренный таким напором, отыскивает чудесный выход. Всякого пускает в то имение, которое так и называется: деревня Федора Конюхова. Всякому позволено ходить за Федором Филипповичем по пятам, слушать обрывистые рассказы — но ни на кого Конюхов не тратит время персонально. Вроде так.
А может, мне показалось.
Юбилей
Когда-то заслуженный футболист Валентин Бубукин легко и весело объяснил, что такое 70: «Это много цветов — а ты живой».
Не знаю, явился ли кто-то к Конюхову в деревню с цветами. Сомневаюсь. Но что Федору Филипповичу от этой цифры странно и неуютно — готов поручиться. Ну какие 70, о чем вы?!
Мне хочется прямо сейчас, не выбирая между оттепелями и заморозками, отбросить все дела. Ехать в эту деревню немедленно — с индивидуальными поздравлениями. Найти особенные слова. Мне кажется, я в силах.
Раздухарившись, отыскиваю даже сайт этой деревни. Вчитываюсь в строчки — за которыми осязаема хрипотца Конюхова: «Есть места, где я могу уединиться. Это места моей силы. Это мои места».
Я хочу приехать и прояснить — как они, его 70? А выведав все, уезжать с мыслью — стареть не страшно.
Смотрю на визитку сына Федора Филипповича Оскара, через которого вся связь великого путника с миром и людьми. На перечень телефонов. Надеюсь, все они действующие. Набрать? Напроситься?
Беру в руки иконку, которую преподнес мне когда-то Конюхов-старший. Поцеловал краешек — и протянул:
— Она по моему эскизу писана. Николай Угодник! Посмотрите-ка, какой.
Я вгляделся — Николай Угодник, самый добрый из святых, покровитель всех странствующих. На этой иконе необычный — на одной руке парусник, на другой — мыс Горн. Вот это подарок!
Смотрю на визитку, на икону.
Думаю: нет-нет-нет. Пусть схлынет ажиотаж. Пусть отдышится Федор Филиппович от вереницы поздравляющих.
А вот весной и напрошусь на новый разговор.
«Патриот»
Мне интересно — что изменилось за десять лет? Ровно столько не виделись. 60-летний Конюхов в паспортные данные верить отказывался.
Мне казалось, назовет себя сорокалетним. Самый лучший возраст.
А он, помню, всплеснул руками:
— Что вы говорите такое.
— А сколько я всего успел? Разве можно все это — к шестидесяти? Только триста!
Рассказал в тот день Конюхов про то, что в метро проходит бесплатно, — да и как иначе, если пенсия чуть больше шести тысяч?
— Но я пенсионер работающий, — усмехался. — В двух институтах на полставки работаю, профессор. В транспортной академии преподаю безопасность судового мореплавания. Если уволюсь — пенсия будет тысяч девять.
Рассказал, что по Москве передвигается исключительно на метро, хоть автомобилем владеет. УАЗ «Патриот».
Я тотчас представил, как разглядел бы в потоке за рулем грязнющего «Патриота» Федора Конюхова — и прямо там отдал бы концы. Скорее всего.
— Я в Москве-то почти не езжу, — угадал ход мыслей Федор Филиппович. — Да меня здесь почти не бывает.
Вот это и интересно — не сменил ли автомобиль? Случилась ли прибавка к пенсии? Начали уходить дороже картины — если прежние покупали за 7-8 тысяч евро?
Научился ли уставать, наконец?
Известность
Покойный Гамула говорил: «Раньше я был молодой и красивый, а теперь только красивый». Набрасывал панаму на мультяшную лысину.
Когда-то и я был молодой и дурной. Читал кучу лишнего — пропуская очевидное. Служил тогда, в начале 1990-х, в газете «Московский Комсомолец».
Как-то раздался в нашем отделе спорта звонок:
— Вот, Федор Конюхов собрался туда-то. Написать бы про это.
— Федор Конюхов? — переспросил я. — А кто это?
— Стыдно, молодой человек, — произнес укоризненно голос.
Ну и короткие гудки.
Какой же я был идиот! Что-то про Конюхова слышал — но пропускал мимо. Да особо про него и не писали. Так, мимоходом.
Что уж говорить, если мы с Сашей Кружковым сделали первое большое интервью в жизни Федора Емельяненко, например. В ту пору, когда уже и Япония, и Штаты сходили от Федора с ума. К нам Федя приехал на тульской электричке, в лыжной шапочке и каком-то зипуне. Отыскали местечко в забегаловке Курского вокзала — и сидели полтора часа. Ни одна душа Емельяненко не узнала.
Вот и Конюхов совершил тысячу подвигов — прежде чем все мы по-настоящему о нем услышали. Распробовали Федора Филипповича. Душечку нашего.
Хоккей
А потом мы встретились — годы, годы спустя. В марте 2012-го.
Колесил я по стране, едва успевая заглядывать домой. Разбирал верх сумки — швырял чистое — и мчался в аэропорт. Плей-офф КХЛ!
Не знаю, во что там играют сейчас. Не вполне в курсе, кто чемпион. Но тогда это было круто. Вся страна знала, как поднимается «Трактор» с приходом Валерия Белоусова. Как лютует.
Под горячую клюшку попал в тот вечер «Ак Барс». Но кто бы знал, что задорно начавшийся день преподнесет главный сюрприз под занавес.
А с утра пошел я, словно старик Плейшнер, в зоосад. Челябинский зоосад — ну не потеха ли? Помню, увидел, как протянули на каком-то копье победителю конкурса «Мистер Zoo» — 2012 тигру Самуру подарки — тряпичную куклу и говяжью ногу.
С говяжьей ногой разговор был короткий. Куклу чемпион превратил в игрушку сексуального характера. Воскресные отцы натянули детишкам шарфики до бровей.
Приключения мои только начинались. Получаса не прошло — покрытая изморозью челябинская макака метнула в меня яблоком. Сетчатый забор способствовал широте разброса — обдало с головы до ног.
Это я легко отделался — точно так же в 1956 году отправился в зоопарк Мельбурна Андрей Петрович Старостин. В белом костюме.
Не оценил злой огонек в глазах бабуина — а тот метнул. не яблоком, нет. Зачерпнул на всю пригоршню дерьма из-под собственного зада. Забор в Мельбурне тоже был сетчатый.
Ту Олимпиаду Старостин до конца дней вспоминал, досадливо крякая.
. Я возвращался через талые сугробы в гостиницу — где и обнаружил в окошке дырку от дробины. Вот как в этом Челябинске обходятся с корреспондентами?! Весь Конан-Дойль всплыл в моей голове разом: чердак напротив, Рейхенбахский водопад, второй по опасности человек Лондона полковник Моран с духовым ружьем.
Мне б пристроить у окна воскового Голышака в ожидании развязки — да не хватило времени. Ждал хоккей.
— А не хочешь ли смотреть игру с Конюховым вместе? Ты да он? — предложили мне.
— С кем?! — переспросил я.
Хоть на сей раз мгновенно понял, о ком речь. Но Челябинск, хоккей — и Конюхов? Откуда, зачем?
— Да Конюхов же, — подтвердили мне. — Федор Конюхов.
«Довайте»
Видимо, зазывали на Конюхова, словно на яблочный пирог, не меня одного — крошечная ложа для самых почетных забита была женами, младенцами и дядьями хоккеистов.
Казалось, и хоккеисты бросили бы все свои ледовые забавы, будь их воля. Ринулись бы к нам. Расталкивая друг друга клюшками и локтями.
Федор Филиппович, человек из легенд, затисканный многоголосой толпой, косился на вазу с пирогами.
От него, бедного, не отлипали, не давали отведать:
— Ах, расскажите. А вот вы. Давайте же сфотографируемся.
— Довайте, — отвечал Конюхов странным голосом. По-бурлацки нажимая на «о».
Его и в майку «Трактора» успели вырядить. Федор Филиппович не противился.
О кеан
— Федор, давайте поговорим? — приблизился я.
— Потом, потом, — ласковым шепотом отозвался Конюхов. Не знаю, за кого принял, — но отодвинулся.
Стоило отвернуться — мой герой исчез. Затерялся в почетной ложе среди родни Даниса Зарипова. А может, уплыл в прекрасные дали. Вот и думай, был ли он. Чеширский кот оставлял за собой улыбку — Федор Филиппович оставил разве легкое покачивание штор.
Но тут вдруг Конюхов появился снова. Приобнял меня ласково, сообщил о сокровенном:
— Сейчас буду штурмовать Эверест, а потом — снова в Тихий океан. Я пять дней не спал, все тренировался. Надо вот зубы лечить.
Голова моя дернулась, как у картонного рыцаря, от информационного камнепада. Эверест? Пять дней не спал? Тихий океан?! Ну и дела.
Фотосесс ия
Какая-то из хоккейных жен подкрадывалась с тыла. Другая с бокалом танком шла напрямую. Стоило приступать к расспросам срочно. Пока безотказного Конюхова не утащили на новую фотосессию.
— Вам когда было в последний раз страшно?
— О-ох! — обрадовался Конюхов. — Да мне всегда страшно! Только Николай Чудотворец и спасает. Он в первую очередь. За «Трактор» вот болею. Ему тоже Николай поможет.
Кто-то повис у Федора Филипповича на рукаве — хоккейная майка способствовала таким фокусам.
— Фотографироваться, фотографироваться, фотографироваться!
— Давайте в Москве встретимся да поговорим нормально, — шепнул чуть обескураженно Конюхов. — Вы же оттуда? Здесь нам все равно не дадут.
Премия
Так и появился «Разговор по пятницам» с Федором Конюховым. Возможно, один из лучших за все годы. Леонид Слуцкий как-то обронил:
— Все ваши «разговоры» читаю — но этот был особенный! Мы с ЦСКА куда-то улетали, ехали в аэропорт. Так я на весь салон отрывки зачитывал. Ребята слушали. Про Эверест — это мощно!
Ч-черт, как приятно. За тот разговор дали нам какую-то премию — пригласили (за казенный счет) в Болдино, расселили рядышком с пушкинской усадьбой. Познакомились с Познером, Светланой Сорокиной, Флярковским, Дмитрием Быковым. Эх, было же время.
Так что Федору Филипповичу лично я глубоко признателен. В жизни не забуду.
Часовня
Вы же знаете, где в Москве Дом музыки? Вот Павелецкий вокзал, от него два шага. А на другой стороне Третьего транспортного затерялась средь многоэтажек часовенка. Но стоит подойти чуть ближе — Господи! Это что ж за красота?
Вокруг бронзовые адмиралы. Кажется, даже какие-то флибустьеры. С натертыми на счастье носами. Вот так зазеваешься — и забудешь, зачем пришел.
А ждал нас внутри Федор Филиппович в рясе. Оборудован шалман рядом с часовенкой словно корабль. Внутри — картины, книги, иконы, штурвал. Вот это музей так музей. А вдобавок сам Конюхов стоит рядом и наблюдает за эффектом! Все-таки не ошиблись мы с профессией.
— Эту часовенку рядом с мастерской я построил в память о моих погибших друзьях — моряках, альпинистах, путешественниках, — обвел пальцем вокруг. — Перечислены 32 фамилии. Я всегда молюсь за них. За тех, кто отправляется в новые экспедиции. Все в руках Бога. Сколько раз гибли люди на моих глазах — вы не представляете! К примеру, стоим вдвоем, между нами меньше метра. Вдруг с обрыва летит камень, который оба не видим. Он попадает в товарища — и тот умирает. А у меня ни царапины.
Рассказам под сушечки и чаек не было конца. Но прежде расположил, занес в список друзей теми самыми иконками:
— Точно такая же в космос отправилась. Вы печенье берите. С изюмом. Колбаска вот лежить.
Федор Филиппович смягчал всякое слово, какое только в силах был смягчить. А взгляд-то, взгляд — лукавый, озорной!
Вскакивал вдруг, вспомнив:
— А вот я вам не показал!
Могучий крест, качнувшись с шеи, едва не продырявил яхтенный чертеж.
— Федор, аккуратнее! — выкрикнул не утративший бдительности сын Оскар.
Так и звал папеньку — «Федор». Все в этой часовне на свой манер. Но нам нравилось.
Андреевский флаг чуть покачивался под дуновением из. нет, не форточки. Как правильно — иллюминатор?
Мы будто очутились на страничках древней книжки Федора Филипповича — в которой каждый год был размечен по-особенному: «1953 год — первый раз услышал запах сена. 1963-й — первый раз был исключен из школы. 1972-й — первый раз ел зеленую змею. »
Прочитали мы про Конюхова все, что можно было прочитать, — среди цитат выделялась такая вот. От легендарного яхтсмена Виктора Языкова: «Конюхов — личность уникальная, небеса ему прощали отсутствие профессионализма. Это можно объяснить только одним: Федор Конюхов блаженный. Не надо его копировать».
Уходили мы часа через два с единственным желанием — копировать, копировать! Раскрашивать каждый день!
Бронзовые флибустьеры в сумерках, казалось, подмигивают, перешептываются в спину: «Мы же говорили?»
С удьбы
Мы встречали разных людей, игравших с жизнью и смертью. Доверяющих свои судьбы волнам и небесам.
Кто-то — как видный яхтсмен Завадников — ощутимо раздражался от наших пробелов в терминологии. Стоило Кружкову изобразить на лице недоумение от слова «бушприт» — и яхтсмен разгневался. Разговаривал с той секунды брезгливо. Быть может, так нам и надо.
Великий из великих Валерий Розов смотрелся уставшим — от этого города, пыли на подоконнике, всех нас. А главное — от скуки. Разве что не зевал от расспросов.
То ли дело в небесах — выискивая воздушные потоки меж скал. Это да!
Не знаю, как сложилась судьба яхтсмена. Мне все равно. А вот за Розова переживали, пропитавшись духом Великого Риска. А день, когда непальская скала Ама-Даблам подарила ему вечный покой, стал для нас черным.
Конюхов не раздражался и не зевал. Совсем напротив — радовался нам как родным. Интересовался судьбой. На всякий расспрос припоминал историю. Подперев щеку крепким, не стариковским кулаком, щурил прозрачные глаза.
Вспомнилось вдруг, как убеждал нас вратарь Овчинников: «Люди с прозрачными глазами не врут. Смотрите — у меня прозрачные!»
Ни на секунду мы не усомнились — не выдумывает ли Федор Филиппович. Не фантазирует ли. Откуда такие истории?
Верили всему. Ах, какие это были истории.
Мы искали глазами весло. То самое, про которое шутил народ — с ним разговаривает Федор Филиппович, пересекая меридианы и океаны. Не найдя, справились:
— А зачем здесь весло? — озадачился Конюхов.
— Думали, вы после ста дней одиночества с веслом начинаете разговаривать.
— Никогда со мной такого не было! — усмехнулся наш герой. — Я с детства верующий, всегда чувствовал Божье присутствие. Что ж мне с веслом говорить? Это вопрос настроя. Если б меня забросили в океан неизвестно на сколько — крыша и впрямь могла поехать. Вот сооружали мне первую весельную лодку — я готовился к ста дням в океане. Хоть было предчувствие, что управлюсь дней за семьдесят. А пробыл 46. С яхтой точно так же. Я же знаю — земной шар крутится, в нем 27 тысяч миль. За 200 дней закрою круг и вернусь к людям. Все!
— Читали-читали ваши дневники, — рады были мы поймать на противоречиях такого персонажа. — Так писали — «временами подкрадывалось безумие».
— Хм, — Федор Филиппович посмотрел на нас сладко-сладко. — Бывало!
— Бывало, бывало. Надо бороться, уходить от безумия-то. Дневники — вещь откровенная, потому и написал!
Обескураживающая простота расположила нас так, что уточнили вдруг, нежданно для самих себя:
— Это правда, — вздохнули мы с Кружковым.
— Мне бы что-то сладенькое — шампанское, вино. В экспедиции обычно беру коньяк, разведенный со спиртом. Добавляю мед — чтоб слаще было. Вот в Катманду собираюсь — а там опасненько.
— Полагаете? — усмехнулись мы.
— Да-а! — не уловил подвоха Конюхов. — Куплю бутылку коньяка и виски. Антисанитария. Любую еду запивать надо. Вообще-то я закаленный, неприхотливый. Когда в 1989-м шли к Северному полюсу и закончились продукты, снег кушал! Убеждал себя — есть в нем какие-то питательные вещества. Тут все от настроя зависит! По молодости я и морскую воду пил.
— Тьфу, какая гадость.
— Так полезная! Витаминов много!
— На Эвересте рюмочку накатить — это особенная радость. Надо думать.
— Э-э-э, нет! Там уже никто не пьет. Даже воду с трудом в себя вливаешь. А она противная-препротивная, тебя сразу выворачивает. Про еду на такой высоте и говорить нечего. Кислорода не хватает — и организм отказывается принимать пищу. Та просто не усваивается — камнем лежит. Поэтому, когда идешь на последний штурм, возьмешь конфетку про запас. Все.
Эверест
Планы на Эверест оказались не просто словами — отец Федор день и ночь думал про самую крутую гору мира. Не видя в прожитых годах помехи замыслам.
— Много людей вашего возраста туда забирались?
— Человека три, — равнодушно ответил Конюхов. — Я-то впервые на Эвересте оказался в 1992 году. Поднимался со стороны Непала, Гималаев. Теперь пойду со стороны Тибета. Меня вот спрашивают: «Зачем тебе это надо? Какие задачи?» А я просто люблю Эверест! Соскучился по нему. Двадцать лет назад был спортсменом, а сейчас все иначе. Нравится — иду. Такой возраст, что подчиняюсь лишь Господу Богу. Телевизор у меня не выключается — смотрю день и ночь документальные фильмы про Эверест. Вот, глядите.
Конюхов схватил пульт, щелкнул. На экране плыли туманы над снежными вершинами.
— Это фильм про команду новозеландского гида Рассела Брайса! — с мальчишечьим восторгом вводил в курс Федор Филиппович. — Он мой ровесник, 11 восхождений на Эверест. Discovery снял прекрасный фильм. Просто прекрасный.
Нам хотелось чего-нибудь не такого пасторального. Нам бы крови, жути, сомалийских пиратов. Не зря же старенький тренер Юрзинов, расчувствовавшись, назвал нас с Кружковым Pussy Riot от журналистики. Надо оправдывать.
«Жути так жути», — легко сменил вектор великий путешественник.
— Трупов на Эвересте много. Только они не разлагаются, кислорода не хватает. Тела превращаются в мумии, усыхают от солнца. Лежат почерневшие. На Эвересте тепла нет, летом минус 20, зимой — минус 40. Никаких мух.
— Что ж тела не снимают?
— Это так сложно — вы не представляете! Необходима специальная экспедиция, колоссальные деньги. Человек сам еле поднимается — а еще кого-то тащить на себе?
— Вы опытный. Сразу понимаете, из-за чего этот альпинист погиб?
— На Эвересте гибнут из-за сердца. Дыхалка, отек легких. Срывается мало кто. Такой маршрут, что идут профессионалы. В какой-то момент начинается то, что альпинисты называют зоной смерти. Это на высоте 8000-8500 метров. Никто не знает, как поведет себя там организм. Пойдешь раньше времени, не акклиматизировавшись, — плохо. Пересидишь — тоже плохо. Больше двух суток находиться не стоит. Единицы выдерживают около четырех. Что вас еще интересовало? Сомалийские пираты?
Мы коротко кивнули. Не веря счастью — неужели и через такое испытание Федор Филиппович прошел? Познал зиндан?
— Ваши-то гвардейцы мух считали?
Этот человек пережил тысячу опасностей — не только от скользящих мимо каменюк и пиратских катеров. В Монголии укусил боррелиозный клещ — и месяц Федор Филиппович был на грани. Но выкарабкался. Всем нам, его почитателям, на радость.
Наверняка снова собирается в путь — пополнять коллекцию восходов и закатов. Уже узнав, какие они в пустынях и полярных льдах.
— Самые красивые — в Антарктиде, — произносит Конюхов совсем тихо, мечтательно. — На Эвересте тоже хорошие.
Ты задаешь этому человеку десять вопросов — и рождается тысяча новых.
Поэтому — до весны. До встречи в той самой деревне Заокского района.
Выделите ошибку в тексте
и нажмите ctrl + enter